Тёплые солнечные лучи пронзали пыльное пространство обитого дешёвым пластиком застеклённого балкона, наполняя его изнутри душным сиянием. Среди выжженных мутной краской хрущевок барахталась в лужах весна, добродушно мурлыкая жителям района отдаленными звуками автострады.
Я сидел на табурете и вдумчиво курил, а напротив меня своими неуклюжими лапами месил тесто в старой советской миске толстый зелёный бегемот.
— Где-то я тебя уже видел, — сказал я, безуспешно пытаясь пускать колечки.
— Ты видел не меня, а мой референс, — бегемот раздосадованно поводил лапой по тесту, — и на такое сравнение, между прочим, я мог бы и обидеться, если бы мне было не пофиг.
— Да нет, именно тебя. Причём именно здесь. В какой-то другой день.
— Ага, в каждый другой день, что ты сюда приходил.
— А, ну да...
Я потушил бычок и достал следующую сигарету. Бегемот брезгливо погрыз своё копытце, и сплюнул в миску.
— А почему ты зелёный?
Животное остановилось, и уставилось на меня большими, налитыми глазами.
— Чтобы ты придумал сам себе отсылку, и посчитал себя очень умным, — он ещё раз смачно харкнул в миску, и продолжил месить тесто.
— Да, начинаю вспоминать...
С этими словами я стал рассматривать балконного жителя. Неестественный цвет придавал его коже привлекательное свечение, отвлекавшее от её грубой, потрескавшейся текстуры. Каждые несколько минут он отводил свою мощную лапу назад, макал во что-то густое и подмешивал это в тесто.
Меня осенило.
— Стоп, я же действительно уже с тобой разговаривал. Каждый день, и разговор был...
— ...Слово в слово, — закончил за меня бегемот, — как ты ещё свой хвост не сожрал, не понимаю.
Я оглянулся. Хвост был на месте.
— А откуда ты здесь взялся?
— Я тут и до тебя был. Можно сказать, в наследство достался.
— А почему ты тогда не уйдёшь?
— Ну, должен же кто-то тесто месить, — усмехнулся он, неуклюже высморкавшись в миску.
Оставленный без внимания окурок в моей руке подобрался к пальцам и больно куснул их огнём. Пальцы разжались, и обиженный сигаретный бычок взлетел, полетал по комнате занудной мухой, и ловко приземлился в пепельницу.
Я медленно собирался с мыслями.
Бегемот тяжело вздохнул, положил миску на пол, и посмотрел на меня с серьезным выражением усталой, обвисшей морды.
— Но ты, конечно, можешь меня выгнать.
Мне стало страшно, но я старался не подавать виду.
— Кто же тогда будет месить тесто? — грустно передразнил я его.
Бегемот зашёлся в громогласном хохоте, от которого затрясся весь балкон. Затем он внезапно обратно посерьёзнел, и после короткой паузы и сказал:
— Я до сих пор не понимаю, на хрена вам тесто, из которого никогда не испекут пирогов.
— Но... кто-то же должен быть!
— Кто?
— Кто испечёт!
— Ну не из этого же дерьма, — снова расхохотался бегемот, водя лапой над своей миской.
— Но кто-то же должен быть! — закричал я в истерике, резко встав со стула со сжатыми кулаками.
— Мооожит, и ееесть ктооо-то, — передразнил меня бегемот, сплюнул в миску, и раздраженно пошевелил желваками, — мне откуда знать. Мне ж пофиг.
Я резко направился к выходу с балкона.
— Ты всё равно сейчас выйдешь и снова всё забудешь! — расхохоталось зеленое животное мне вслед.
— Это мы ещё посмотрим, — злобно пробормотал я, — я тебя ещё выгоню, и только тогда забуду навсегда, и посажу вместо тебя того, кто будет печь пирожки, и без твоей сраной мешанины.
Я шагнул за порог и обернулся.
За толстым балконным стеклом зеленеющая весна напевала свой ноктюрн автомобильными сигнализациями. Я пошёл на кухню за кофе, пытаясь поймать за хвост только что ускользнувшую от меня мысль.