Сильная головная боль. Темнота. Ничего не видно. Только пыль. Запах пыли и мешок. Мешок на моей голове. Черт! Как же раскалывается голова. Всё-таки, нас достали. Куда меня тянут?
Вокруг казались мелкие огоньки факелов и еле различимые тени нападавших, мелькавшие сквозь ткань мешка.
Я сильно ранен. Надеюсь, остальные выжили и спаслись от той атаки. Они застали нас врасплох. Моих сил не хватило дать отпор в той битве. Дьявольщина! Их было слишком много. Надо что-то делать. Куда несут меня эти бугаи?
Двое несли пленного, скованного кандалами за ноги и руки, вдоль глубоких катакомб. Вдоль стен вопили от злорадства и восторга сотни людей. «Ты сгинешь здесь, порождение порчи! И все те, с кем ты и тебе подобные якшаетесь!» - выкрикивали из толпы. На протяжении всего пути, весь сброд освистывал, плевался, закидывал камнями и бранью беззащитного. Твари, что окружали идущих, не казались какими-то дикарями. Напротив. Это была организованная группа, у которой были свои принципы и морали. Ими движет гнев и месть. Месть кому? Тем, кого они считают виноватыми в том, что другие не делали? Или это месть всему сущему в этом мире? Точно сказать сложно. Они точно не были из бедного достатка.
Войдя в большую залу, что выдавала себя эхом от шагов тяжелых ботов конвоиров, и остановившись, голоса толпы начали ритмично, под бои огромных барабанов, завывать. Беззащитное тело вскинули на ритуальный стол, расцепили кандалы, удерживая руки и ноги, и скрепили конечности, будто на распятие, к столу. От бессилия, пленник не мог препятствовать к готовившейся пытке.
Когда с головы стянули мешок, то тот увидел большое, многоуровневое помещение, будто бельэтажи театра, с которого толпилось стадо наблюдателей. С потолка, на ржавых цепях, свисали десятки высохших тел с распоротыми животами и без голов. Вокруг стола стояли несколько торшеров с факелами, огни которых были синего цвета, и те двое здоровяков, что раннее несли раненного. Гул и завывания толпы не прекращалось до тех пор, пока к столу не подошел старик - главарь секты - Бодух.
Остановившись возле стола, Бодух достал ритуальный стилет и наклонился к пленному.
— Дорогой мой Териан, – прохрипел сектант, проведя стилетом по лицу и заостренному кончику уха,– знал бы ты, какой ценой мы выслеживали тебя и твоих друзей. Знал бы ты, сколько полегло в той битве моих детей. А Какой целью? Целью сохранить тебе жизнь? Жизнь тому,– продолжил Бодух повышая голос,– кто считает себя лучше других? Тот, чье существование обрекает на смерть всех живых на этих землях! Не-е-е-ет! Просто так мы это не оставим. Ты та часть пазла, которой нам не хватало для общей картины.
— Пусть я и погибну сегодня, но вам не спрятаться от Веты завета, - рявкнул Териан, плюнув в лицо тирану,– они найдут вас, и вы ответите за страдания!
— Не все так просто, как кажется на первый взгляд, Териан. Сегодня ты точно не погибнешь. Ведь, в тебе течет огонь. Ты - сосуд, из которого мы выльем огонь и очистим мир от чумы! Мы очистим не только мир, но и тебя. Освободим от сущности, что живет в тебе. Мы освободим каждого от бремени страха и голода! И имя нам - Легион!
Толпа ликовала, после слов своего предводителя. Слышались лязгание металла, - это удары мечей по цепям и ободам щитом. А когда главный сектант вскинул к верху стилет, то все люди, а можно ли их так назвать, начали завывать - «khail varfe slait».
– Да, дети мои! Да! Повторяйте! Повторяйте это! Это наш день! – повторял Бодух. А после, вонзил клинок в предплечье пленного одной руки и, немного погодя, другой руки, – KHAIN VARFE SLAIT! KHAIN VARFE SLAIT! KHAIN! VARFE! SLAIT!
Териан завопил, что есть мочи. Его кровь сочилась из рук, головы, других ран с большей силы. Алая, жгучая жидкость лилась вдоль узоров ритуального стола, наполняя чашу, у подножья стола. Та сила, что таилась в клинке, разрывала старые, затянувшиеся раны и создавала новые, более глубокие, чем те, что сделал сектант.
Цвет огней факелов, что стояли у места жертвоприношений, окрасился в черный, впитывая весь свет, питавшие катакомбы.
Единственное, что давало хоть какой-то свет - это кровь из чаши.
Териан, скуля и извиваясь от жгучей боли, сжимал кулаки настолько сильно, что даже его собственные ногти оставляли порезы на коже, создавая новые кровоподтеки. Он вопил о помощи. Он чувствовал, как покидают силы. Как уходит жизнь.
Когда последняя капля крови упала в гущу чаши, после безжалостного ритуала, свет полностью исчез, а звуки и голоса затихли настолько, что можно было уловить последние биения сердца мученика. Тело его заискрилось, словно сухое бревно в костре, и озарило ярким, ослепляющим светом все пещеры и шахты тех мест, где случались зверства. Предсмертная энергия заволокла всё в себя, оставив только тьму.
