То утро было одним из самых тяжёлых в жизни Альфреда. Таких похмельных пробуждений были сотни, а то и несколько тысяч, кто их считал. Но в это утро всё было по-другому. После стандартных процедур тяжёлого, посталкогольного подъёма, Альфред замер перед зеркалом и долго смотрел в отражение. Перед ним предстал несчастный, мятый, лохматый, злой и абсолютно потерянный человек. Человек, которого Альфред одновременно ненавидел, любил, презирал, гордился им, жалел его и не хотел больше никогда видеть.
Печально и стыдливо отводя взгляд от зеркала, Альфред опустил голову в ванну и сунул её под холодную воду. В голову, вместе со свежестью стали проникать воспоминания минувшей ночи. Глаза Альфреда становились печальнее с каждой секундой. В горле вновь поселился тот самый знакомый ком, который стал появляться в последнее время очень часто. Глаза стали наполняться слезами, душа тяжестью, тело болью. В какой-то момент, уже было непонятно, отчего лицо такое мокрое, и только солёный привкус на губах давал ответы на многие вопросы. Стараясь не встретится взглядом с отражением, Альфред схватил полотенце, вытер голову, лицо и направился выкурить ритуальную сигарету на балконе.
Его балкон выходил на детский сад. Раньше он не обращал особого внимания на суету за забором учреждения под окнами. Разве что во время безработицы, посменной работы или отпуска, когда в летние деньки, детишки кричали и мешали помирать от похмелья. Но сегодня, он опершись на парапет, сделал одну затяжку и замер. Мир вокруг как будто остановился и живым остался только этот детский сад. Альфред смотрел как дети бегают, кричат, играют, веселятся, кто-то плачет из-за отнятой игрушки. Он стоял и не понимал как могло такое случиться. Казалось бы только вчера он радовался, грустил, плакал, мечтал, хотел жить, хотел стать взрослым. И он стал взрослым. Взрослым, живым трупом. Без мечты, желаний, страсти, радостей и эмоций. Единственные эмоции, которые наполняли его – это неведомых размеров грусть, обида и бесконечная злоба. На всё и на всех. На себя, на мир, на жену, на мать, на отца и даже на кота. И не радовало его уже ничего. Кроме, пожалуй, предвкушения вечерней попойки и утреннего опохмела, перерастающего в вечернюю попойку. Год за годом это было его топливом и его страстью, смыслом жизни и любовью. Только заправившись он думал, что живёт, жизнь как будто приобретала окраску. Его громкий смех, хорошее настроение, амбиции, коммуникабельность, таланты, желание жить хранились на дне бутылки и он как хищник гонялся за ними. Но с каждым разом дно было всё глубже и глубже, а бутылок всё больше и больше.
Чаще всего он охотился в кампании своих товарищей, но в последнее время, одиночные вылазки в мир забвенья стали все реже быть исключением, а громкий смех, всё чаще стал сменяться горькими слезами, сломанными предметами, сбитыми руками, криками в пустоту и агонией отчаяния. Среди своих он держал марку и редко поддавался откровенным эмоциям. Он, возможно, мог бы стать неплохим актёром. Так долго,незаметно и честно отыгрывать роль весельчака в кампании, наверное, немногие смогли бы. Но наедине с собой сколько масок не меняй, они все прозрачны.
Вынырнув из воспоминаний, Альфред обнаружил, что сидит на полу в углу балкона и рыдает даже не стесняясь, что его слышат соседи или кто-то с улицы. Он не мог остановиться, да по-правде и не хотел. Всё чего ему хотелось – это верить, что со слезами боль без остатка покинет его. Как и множество раз до этого надежды не оправдались. Боль не уходила. Ни физическая, ни душевная. Альфред ясно видел лишь одно – он на бешеной скорости, снося по - пути свои, и не только надежды, мечты, здоровье и жизнь летит на дно. Ему казалось, что все его осколки, всех возрастов и мировоззрений где-то рядом, но играют с ним в прятки и с каждым днём площадь поиска растёт, количество укрытий неумолимо увеличивается а сил на поиски уже почти нет. Некоторые искать не хочется, а те, которые попадаются на глаза сами, не хочется находить. Страшно, стыдно,больно, неприемлемо. И не хотелось признавать, что это всё части его, того самого доброго, смешного и смышлённого мальчишки. А зря. Они ходили по пятам и шептали «Альфред, мне плохо без тебя, я хочу к тебе, забери меня, умоляю.». Но Альфред много лет только отмахивался. Но в это утро всё было по-другому. «Пора.» – подумал Альфред.
