russiandino

С самого детства его натаскивали на охоту. Сначала в мелочах, которые ему помогут, затем во всё более и более сложных вещах. Охота была не только в крови — все его предки по обеим линиям были охотниками, что делало его чистокровным — охота была в голове и, что самое главное, в сердце. Каждая вылазка приносила удовольствие, которое невозможно получить нигде больше. Это азарт, риск, мастерство, точность и призвание. Мало кто находит в жизни свою судьбу, а он нашёл. Он был счастлив.

Иллюстрация Ксюши Хариной

Весенний лес был наполнен трелями птиц и полуденным солнцем. Восточный ветер принёс запах зайца. Он стал принюхиваться. Вскоре он нашёл следы, и к нему подбежал хозяин.

— Ага, зайка. Чемпион, след! След, Чемпион!

Чемпион рявкнул от восторга и тут же замолк: вдруг заяц неподалёку. Пёс шёл по следу, и ветер подыгрывал ему, делая запах всё отчётливее и нежно лаская шерсть. За ним шёл хозяин с винтовкой наперевес. След вывел их на поляну, и запах ударил в собачьи ноздри, будто заяц был прямо перед носом — заяц пил у ручья.

Чемпион знает, что сейчас будет: сейчас хозяин возьмёт винтовку, раздастся громкий звук, и заяц упадёт замертво, а если не упадёт или убежит до выстрела — Чемпион побежит за ним в погоню. Заяц их ещё не заметил. Пёс стоял у ноги хозяина, пока тот прицеливался. Это должен был быть чистый выстрел. Чемпион расстроился, что всё кончится так быстро и ему не удастся от души побегать. Он смотрел на зайца и ждал оглушающего звука.

Хозяин перевёл вес на другую ногу, чтобы обеспечить меткий и точный выстрел. Под ним предательски хрустнула ветка. Заяц сразу дал дёру.

— Чемпион, фас!

Пёс всё понимал и без слов. Он бежал за добычей, и в мире больше не было ничего, кроме него и этого зайца, и так ярко и тепло горело весеннее солнце, и так нежно ветер ласкал шерсть, и так весело и светло было на собачьем сердце, не было даже мысли о том, что заяц сможет убежать.

Чемпион прекрасно понимал, что они делают петлю. Вот снова послышался плеск воды, и заяц выбежал к тому же ручью, у которого раздался выстрел винтовки. Заяц остановился и упал на бок, а пёс побежал к хозяину и стал радостно прыгать вокруг него.

— Молодец! Молодец! — хозяин гладил собаку, подходя к подстреленному зайцу. Чемпион схватил зайца за хвост, и хозяин стал кричать. — Фу! Фу! Брось! Мне в избе ещё окна на зиму затыкать!

Дома Чемпиона ждал сытный обед из мяса куропатки. Его братья и сёстры, такие же чистокровные гончие, тоже обедали. Хозяин тренировал всех собак — брал их с собой на охоту парами или поодиночке. Сегодня был черёд Чемпиона. Из всех братьев и сестёр он выделялся беззаботной лёгкостью, с которой учился охотиться, и к своим шести месяцам выучился уже всему, что должна знать гончая. Ровесники Чемпиона видели в нём будущего лидера — вожака, а собаки постарше уважали его, как учитель уважает самого способного из своих учеников.

Вечером к дому хозяина подъехал большой чёрный джип. Собаки смотрели с интересом, но не лаяли. В дом то и дело кто-то приезжал, после чего одну или две гончих снаряжали идти вместе с гостями на охоту.

Из машины вышел мужчина в камуфляжной одежде. За спиной у него болталась винтовка, он держал за руку маленькую девочку, которая шла позади. Чемпион принюхался: от девочки очень приятно пахло шампунем. Хозяин вышел из дома и пошёл навстречу к мужчине.

— Добрейший вечерочек! — они пожали руки.

Хозяин наклонился к девочке.

— А как тебя зовут?

— Полина!

— А меня Анатолий. Приятно познакомиться, — хозяин протянул ей руку, и девочка её пожала.

— Прости, что обременяю, просто оставить не с кем. Если завтра получится быстро, мы к обеду уже уедем, — сказал мужчина.

— Да хоть на неделю оставайтесь. Только у меня, кроме телевизора, развлечений нет толком.

— Ой, ей больше ничего и не нужно. Да, Полина?

Девочка смутилась, надула щёки и злобно посмотрела на папу. Мужчины рассмеялись, и хозяин пригласил гостей в дом, а Чемпион всё старался посмаковать приятный запах детского шампуня.

— Так, обувь оставьте здесь. Вы в одной комнате спать будете?

— Можно Полину на ночь отдельно? Нам бы на рассвете встать, а она подремать любит.

— Как прикажешь. Пусть тогда спит на диване в гостиной, а мы с тобой в боковой комнате, мне всё равно собак надо будет тебе снарядить. Патроны есть?

— А как же! — мужчина похлопал по карману камуфляжной куртки, и в нём что-то легонько зазвенело.

— Ага, отлично. Кстати, вы подоспели к ужину. Вы же не против зайчатины?

***

После ужина Полина отправилась спать. Мужчины продолжали разговаривать на кухне.

— Так! — сказал Анатолий. — Малышам спокойной ночи, ну а нам…

Он достал из холодильника бутылку водки и налил в два гранёных стакана.

После третьего разговор затух. Мужчины молчали. Гость прервал тишину:

— Толь, слушай, я у тебя давно спросить хотел, но всё как-то… Обидеть не хотел, что ли. Не в обиду будет сказано, как говорится, но вот скажи: чего тебе дались эти собаки? Охота эта чего тебе далась? Ты ж мужик неглупый. Уж точно умнее половины моих подчинённых. Мог бы, как Ванька, в бизнес пойти, тех же собак продавал бы втридорога. Или по ярмаркам бы собачьим всё призы собирал. Чего ты киснешь в этой хибаре? На охоте-то не проживёшь толком. Я же вижу, что тебе приходится крутиться. Ну а зачем крутиться, если можно жить нормально? А, Толь?

— Ну а чего мне в городе? Ты ж помнишь, я после второго курса ушёл. Вернулся к отцу в эту же, значит, хибару, — он улыбнулся. — Помню, прихожу со станции, а батя собак кормил как раз, упокой Господь его грешную душу. Он на меня посмотрел и спокойно сказал: «Нет?» — я ответил: «Нет». И всё — весь разговор. Потому что он знал, и я теперь знаю. Вот ты говоришь, мол, жил бы я нормально. А я и живу нормально. Только у нас эти «нормально» разные. Ты бы тут с собаками загнулся, а я бы там загнулся без собак. Вот это всё неправда, что люди все одинаковые и во всём равны. У людей тоже есть породы. Моя порода — такая, а у тебя — другая. Ну, я не только про нас с тобой, я вообще. Это не значит, что кто-то лучше, просто разным породам нужны разные условия. И батька знал, что ничего у меня с высшим не выйдет, потому что знал свою породу. Я не буду говорить, что собак не на кого оставить или что меня вообще тут что-то держит. Ну, то есть врать не буду. Меня держит только порода. Там я не могу. А тут как специально всё под меня сделано. Наоборот, то бишь.

Анатолий посмотрел на часы:

— Ладно, пора уже, а то вставать будет тяжело.

***

Мужчины встали и плотно позавтракали. Солнце только поднималось. Приятный утренний холод бодрил и освежал. Они вышли наружу. Анатолий спросил:

— Так. Тебе одного или пару?

— Я с парой больше привык.

— Ага. Тогда пойдёшь с Фредом и Зулей. Им по шесть месяцев, но в паре работают отлично.

Фред и Зуля — брат и сестра Чемпиона — сопели рядом с ним на псарне. Хозяин открыл дверь, и собаки сонно подняли головы. Он подошёл к Фреду и Зуле и легонько потрепал их по головам. Собаки поднялись и вышли, покачиваясь. Хозяин поднёс к ним миски с остатками вчерашней зайчатины.

— Важно, чтобы они не были очень голодными, но и чтобы не наедались до отвала: тогда и зверя гнать будет тяжелее, и желания гнать не будет, как и совсем натощак.

Чемпион проснулся и, следуя за приятным запахом шампуня, тихонько пробежал в дом, пока хозяин кормил Фреда и Зулю. Он зашёл через приоткрытую дверь, нашёл спящую в гостиной девочку, лёг рядом с ней и уснул, вдыхая аромат её волос.

Через пару часов Полина проснулась и увидела рядом с собой собаку.

— Пёсик! — воскликнула она и стала гладить Чемпиона.

Он проснулся и лизнул её в щёку. Девочка засмеялась.

— Щекотно! Хороший, хороший! — Полина продолжала гладить Чемпиона, пока он лежал, уткнувшись носом в её волосы.

Девочка поднялась с кровати, пересела в кресло перед телевизором и включила его. Чемпион продолжал лежать. Полина повернулась к нему и похлопала по коленкам, пёс лениво запрыгнул к ней, свернувшись калачиком у неё на ногах.

В комнату пришёл Анатолий. В руке он держал томик «Зелёных холмов Африки».

— Так, проснулась? О! — он посмотрел на Чемпиона. — А я его везде ищу. Уж боялся, что убежал.

— Он лёг ко мне, когда я спала! — похвасталась девочка.

— Ух ты! Да, он бывает очень ласковый. Ладно, ему пора обратно.

— Нет! — Полина обхватила Чемпиона руками. — Пусть ещё побудет! Он же не мешает!

— Ладно, хорошо. Пойдём, я тебе завтрак приготовлю. Чемпиона тоже надо покормить.

— Его зовут Чемпион?

— Да.

— Ты мой Чемпион! — девочка приподняла голову пса и поцеловала его в лоб. — Пойдём кушать! Давай, пойдём!

Девочка привстала, и пёс спрыгнул с её ног на пол. Они пошли на кухню.

Полина и Чемпион позавтракали, Анатолий попил чай с пряниками за компанию. После завтрака девочка вернулась в кресло в гостиной и снова включила телевизор. Чемпион лёг у неё на коленях. Они задремали.

После обеда вернулся отец девочки с собаками и добычей — двумя хорьками. Анатолий встретил его:

— Нормально сходил. Я уж боялся, что придётся пустым из леса выходить. Знаю, насколько это погано.

— Да ничего, — ответил мужчина. — Вы пообедали?

— Да.

— Тогда, наверное, сразу поедем. Полина не сильно докучала?

— Я тебя умоляю. Она всё время смотрела телевизор с одной из гончих.

— Ну ладно. Мы тогда, наверное, поедем.

— Сам-то поесть не хочешь? У меня всё готово.

— Нет, лучше дома пообедаю. Тем более что жене обещал вернуться раньше.

— Смотри сам.

— Позови Полину, пожалуйста.

— А, сейчас, — Анатолий вернулся в дом.

Вскоре вышла девочка. Чемпион бежал за ней. Точнее, за запахом её волос.

— Ничего не забыла? — спросил дочку отец.

— Нет.

— Точно? Обратно не поеду.

— Точно!

— Ладно. Тогда садись в кресло, я тебя пристегну.

— Пока! Пока! — девочка наклонилась к Чемпиону и погладила его обеими руками.

Джип уехал. Чемпион с хозяином смотрели ему вслед.

Пёс глядел на Фреда и Зулю и завидовал: от них пахло лесом, адреналином и потом, а от него детским шампунем. Ему снова захотелось в лес.

Вечером хозяину позвонил отец девочки.

— Алло, Толь?

— Да. Что-то случилось?

— Нет-нет. Слушай, такое дело… Короче, Полина так к собаке привязалась, что всему дому покоя не даёт. Плачет, истерит, говорит, что хочет к этой собаке.

— К Чемпиону, что ли?

— Не знаю, наверное. Ну, с которой она всё утро была. Я же понимаю, что у тебя собаки охотничьи, что они для дома, может, вообще не подходят, но она ни в какую — только эту и никакую другую. Короче, можно я завтра приеду её забрать? У Полины просто ещё и день рождения через неделю, не хочется ребёнка так расстраивать.

— Слушай… — хозяин выдержал паузу. — Да, в принципе, почему нет? Чемпион умненький, к дому и туалету приучен, драть обои или гадить не будет.

— Спасибо огромное, Толь. Сколько хочешь?

— Что хочу?

— Ну, за собаку сколько хочешь?

— Будем считать, что это мой подарок Полине на день рождения.

— Слушай, ну мне неловко…

— Мне тоже неловко, и что теперь? Я же не в рабство его продаю.

На следующий день отец девочки забрал Чемпиона. Когда они приехали в новый дом, двухэтажный загородный коттедж, девочка бросилась обнимать и целовать питомца. Он тоже отвечал лаской, но всё ещё не понимал, что произошло. Запах дома опьянял Чемпиона: он ещё ощущал ароматы свечей, которые лежали неиспользованным подарком, множества духов из комнаты мамы девочки, одеколона её отца, различных блюд на кухне, которых он никогда не видел и, что самое главное, не нюхал.

Собаку сразу решили помыть, ведь она теперь живёт в доме, а не на псарне. Чемпион не сопротивлялся: сам прыгнул во вспененную воду в ванне и дал себя помыть. Его мыли специальным шампунем, который тоже очень вкусно пах.

День рождения девочки удачно выпал на выходной — гости заполнили дом. Некоторые из них приехали со своими питомцами: йоркширскими терьерами, пекинесами и ши-тцу. Чемпион хотел поиграть с ними на заднем дворе, но они почему-то очень боялись его, прятались от него или лениво сидели на одном месте, изредка клянча еду у людей.

Шли дни, месяцы, годы. Чемпион скучал. Его любили и кормили, с ним гуляли и играли, но в нём что-то потухло. Разнообразные запахи ему наскучили. Шампунь он так и вовсе перестал любить и морщился каждый раз, когда кто-то мылся или выходил из душа: тогда запах был особенно стойким. Другие собаки, которых иногда приводили гости, тоже пахли шампунями. Во сне Чемпион то и дело перебирал ногами, будто куда-то бежал, и его хозяева снимали смешные видео на телефоны.

Чемпиону было одиноко. Он часто видел за соседским забором красивую самку самоеда. Однажды две хозяйки встретились за выгулом собак и остановились поболтать, пока питомцы друг друга обнюхивали. Чемпион почувствовал до боли знакомый запах шампуня, который он уже терпеть не мог, и ему стало противно от этой красавицы, а потом и от самого себя, потому что от него пахло точно так же.

Чемпион старел. У него появился странный характерный запах, и мама девочки, особенно чувствительная к нему, решила, что Чемпиону пора жить в отдельной конуре на заднем дворе. Все уже понимали, что старому псу осталось недолго, и ему на замену решили купить породистую белоснежную кошку с сияющими голубыми глазами. Она была уже взрослой и очень своенравной, презрительно относилась к своим хозяевам, не давала им к себе прикасаться, царапалась и шипела. Несмотря на это, мама девочки её очень любила.

Иногда кошка выходила полежать на свежем воздухе на заднем дворе. Как-то раз Чемпион мирно спал в конуре, она подошла и стала больно бить его по носу. Пёс проснулся, и кошка тут же убежала. Он лёг спать, и она снова стала бить его. Чемпиону это надоело, и он грозно гавкнул. Кошка умчалась в дом, и Чемпион вспомнил свою молодость, когда он ещё щенком мог нагнать страху даже на крупного зверя, а всякая мелочь на исходе сил непременно оказывалась у него в зубах.

В течение всей недели после появления в доме кошка донимала Чемпиона: то она воровала его мясо, пока он мирно спал, то задирала его для собственного удовольствия, то нарочно гадила ему в конуру, и Чемпиону приходилось терпеть ужасный запах, пока хозяева не заметят и не уберут. Он хотел как-то ответить кошке, но она каждый раз залезала на высокое дерево. Сами хозяева обращали на Чемпиона всё меньше внимания: его дни были сочтены. Даже девочка, которая подросла и стала настоящей девушкой, смирилась с непременной скорой смертью друга детства. Чемпион тоже это понимал. Всё меньше он ел, всё меньше он двигался, всё больше он спал или просто лежал с закрытыми глазами, будто бы ожидая своего конца.

В свой последний день Чемпион проснулся рано. Отец Полины разбудил его, чтобы погулять. Солнце поздней весны едва поднялось над горизонтом, лучи сверкали на крышах коттеджей в посёлке. Хозяин и Чемпион шли по своему обычному маршруту. Поводок и намордник уже давно были не нужны: Чемпион всегда был очень спокойным и дружелюбным, в посёлке его все узнавали, как и других собак.

Они шли по дорожке, как ходили последние несколько лет. Чемпион почувствовал, что кто-то бьёт его по хвосту. Он обернулся и увидел кошку, которая увязалась за ним.

— Диана! А ты тут чего делаешь? А ну обратно в дом! — мужчина хотел взять кошку, но она только поцарапала его руку до крови и зашипела.

Чемпион был возмущён поведением кошки и гавкнул на неё. В ответ кошка вцепилась в его морду когтями, не отпускала, пока Чемпион её не стряхнул. Кошка убежала по дорожке, и Чемпион неожиданно для себя самого побежал за ней.

В нём что-то пробуждалось. С каждым рывком сердце билось всё быстрее, ветер ласкал его поседевшую шерсть, утренняя свежесть отзывалась приятной прохладной росой на его лапах. Кошка бежала очень быстро, но она не знала, что за ней гонится профессиональный охотник. Чемпион перебирал лапами, и к нему вернулась полнота всех запахов и звуков, он вспомнил азарт охоты. Кошка бежала очень быстро, но она ещё не поняла, что они делают петлю и вот-вот вернутся к дому своих хозяев.

Мама девочки только проснулась и стояла на заднем дворе с кружкой кофе. Она увидела запыхавшегося мужа, который возвращался без пса.

— Где собака? — спросила она.

— За нами увязалась Диана. Они повздорили, Диана убежала, и пёс погнался за ней.

— А почему ты не смог их разнять?! — гневно спросила женщина.

— Не успел ни разнять, ни тем более догнать, — он разглядывал кровавую царапину на своей руке.

— Старую псину не смог догнать?!

Чемпион понимал, что они вот-вот вернутся на задний двор. Кошка протискивалась под забором. Пёс перемахнул его одним свирепым рывком. Отрыв сократился. Ещё чуть-чуть. Вот её хвост уже щекочет нос, но её никак не удаётся схватить.

Они забежали на задний двор, и кошка высоко прыгнула, чтобы залезть на дерево, на котором она постоянно пряталась от Чемпиона. Он понял это до её прыжка и прыгнул сам. Родители Полины, потрясённые, смотрели, как старый облезлый пёс отрывается задними лапами от земли на добрый метр и хватает белоснежную кошку прямо в воздухе с резким щелчком челюстей. Чемпион стал терзать кошку зубами, чтобы убедиться, что добыча уже никуда не убежит. Этому учили его с детства: нужно сломать мелкому зверю грудную клетку, чтобы полностью его обездвижить. Чемпион мог показать свои знания только на деле. Это было инстинктивно понятно, впитано с молоком матери.

Лицо хозяйки исказилось гримасой возмущения, гнева и жестокости. Лицо хозяина было спокойным, только в глазах читалось немое удивление. Он понял то, чего не могла понять жена: это было не грубое жестокое убийство беззащитной зверушки. Это был балет. Это было совершенство, помноженное на великолепие. Животные не могут рисовать картины или писать стихи, но они тоже могут быть по-своему гениальными. Он смотрел на старого пса, который держал в зубах стремительно краснеющий комок белой шерсти, но видел Микеланджело и его очередной шедевр.

Чемпион дышал прерывисто и часто, и на его морде читался давно забытый детский восторг. Он посмотрел на хозяйку: она что-то кричала и показывала пальцем на кошку в его зубах. Он посмотрел на хозяина: тот молча глядел на жену и слушал.

— Всё! — закричала она. — Немедленно увози эту шавку к ветеринару! Я же говорила, что его давно пора усыпить! А ты не хотел! И вот! Смотри, что он сделал с бедной Дианой! Всё!

Она ушла в дом, как бы говоря, что не потерпит споров.

— Ладно, приятель. Поехали, — сказал отец Полины. — Только выбрось ты эту дрянь изо рта. Фу! Вот.

Он гладил Чемпиона по голове, пока вёл его к машине.

***

Их принял тот же ветеринар, который осматривал Чемпиона до этого. Хозяин кратко рассказал о произошедшем:

— Прямо в полёте поймал, представляете? Я глаз не мог оторвать! Будто в фильме эффект замедленной съёмки!

Чемпион всё ещё был счастлив, когда врач поднёс к его лицу маску для наркоза. Пёс провалился в глубокий сон. Ему снилось, будто он маленький щенок, будто он бежит по лесу и хозяин кричит ему «Фас!», и ветер приятно лохматит шерсть, и солнце такое весёлое и доброе, и он гонится за кем-то — ему неважно за кем — и лес так приятно шелестит, и десятки запахов каждое мгновенье сменяются другими запахами, и утренняя роса приятно освежает лапы. Ему снилось, что он настигает и хватает свою добычу, гордо несёт её хозяину. Ему снилось, что хозяин треплет его по голове и говорит «Молодец!». Ему снилось, что он так счастлив и так ярко светит солнце, и так приятно бьётся сердце. Всё это снилось Чемпиону, а потом ему не снилось ничего.

Редактор Алёна Купчинская

Другая современная литература: chtivo.spb.ru

Вера проснулась на рассвете. День обещал быть длинным. Вставать не хотелось, особенно после навеянных ночью кошмаров. В последнее время женщина плохо спала, отдохнуть полноценно не получалось, и поэтому днём она часто была вялая и апатичная. Тётушка, которая уже несколько лет жила вместе с ней, советовала обратиться к специалисту, на что Вера всё время отмахивалась. Вот ещё! Не хватало только по психиатрам ходить. Молодая женщина потянулась, сбрасывая с себя остатки сна, поднялась с постели и проследовала в ванную. По пути заглянула в детскую, где сладким сном спала Алиса. Малышка обнимала во сне пушистую кошку, а Мурка, прижавшись к девочке, сонно подмигнула Вере и снова закрыла свои изумрудные глаза. Девочка, её маленький ангел, её якорь в этой жизни. Что бы она делала, если бы не Алиса.

Иллюстрация Лены Солнцевой

На кухне лилась вода и раздавался умопомрачительный запах свежеиспечённых блинчиков — тётя Тая готовила завтрак, и Вера заглянула к ней поздороваться.

— Проснулась? — полувопросительно, полуутвердительно сказала Таисия Сергеевна. — Садись за стол, уже всё готово.

Внимательно посмотрев на племянницу, тётушка спросила:

— Опять бессонница?

Вера кивнула, потянувшись за ароматным блином. Обсуждать сны не хотелось, тем более, они всегда наводили на неё тоску. Тётя Тая понимающе промолчала, наливая в чашки травяной чай.

Вера вышла из дома пораньше: перед работой хотелось немного пройтись и развеяться. Надо было что-то делать с этой тоской, которая поселилась в сердце много лет назад, но пока ничего не получалось. Она только чувствовала, как это болото всё сильнее засасывает её. И если бы не Алиса, она не знала, что бы с ней было. Да, если бы не Алиса…

***

— Поздравляем с новосельем! — прокричали друзья, поднимая бокалы. Вера и Андрей радостно улыбались, принимая поздравления и подарки, и показывали всем гостям свой новый, такой светлый дом. Наконец-то сбылась их мечта, и они смогли переехать из маленькой съёмной однушки в довольно приличный деревенский дом. Пусть он не большой и не новый, но это был их собственный дом, да ещё и с участком земли в придачу. Вера уже представляла, как весной разведёт красивые клумбы с цветами, как они вместе с мужем разобьют небольшой фруктовый садик, а за ним — грядки для овощей. Как сделают большой вольер, где будут жить собаки, а в доме их будет встречать пушистая кошка.

***

Вера провела детство в деревне, помогая матери в саду и на огороде. Она любила возиться с растениями, ухаживать за ними, и всегда радовалась, когда поспевал хороший урожай. Потом они с мамой закатывали банки и с гордостью показывали отцу, какие запасы на зиму сделали.

После смерти родителей, когда ей было шестнадцать, тётя Тая забрала Веру в город. Они жили в небольшой квартирке на Тимирязевском проспекте. Дом был довольно старый и вскоре должен был пойти под снос, но пока ещё ухитрялся стоять и не разваливаться. Вера никак не могла привыкнуть к городской жизни. Её угнетало и огромное количество людей, и машины, которые носились по проспекту. Казалось, город вообще никогда не спит. Не то что село, где по ночам тихо и спокойно. Но приходилось мириться с ситуацией.

Девушка закончила педагогический университет по специальности «Иностранные языки» и устроилась на работу в школу, где трудилась около пяти лет, после чего, познакомившись с Андреем, перешла на работу на его предприятие. Андрей занимался фармацевтическим бизнесом и имел небольшую сеть аптек. Через пару лет они поженились, а ещё через год купили себе домик в деревне. Какой же счастливой она себя тогда чувствовала! Казалось, счастье будет длиться бесконечно. У неё было всё, о чём она мечтала: любимый муж, свой дом и земля, работа, которая если и не была особо интересной, то, во всяком случае, приносила неплохой доход. Они много путешествовали, побывали в разных странах, поднимались на Эльбрус, катались на лыжах на Алтае. Посетили самые интересные достопримечательности и исторические места. Это была не жизнь, а сказка. И однажды она закончилась.

Как-то в феврале Андрей уехал в командировку в соседний город и должен был к вечеру вернуться домой, но что-то задерживался. Погода была ужасная, поднялась сильная метель, снег валил уже несколько часов, и дороги занесло. Вера приготовила ужин, накрыла на стол и уже собиралась набрать ему, как телефон сам зазвонил в её руке. Незнакомый мужской голос поинтересовался, разговаривает ли он с Верой Орловой, после чего очень аккуратно, стараясь смягчить удар, сообщил женщине, что её муж погиб в автокатастрофе и что ей нужно прибыть в районную больницу для опознания. Дальнейшее слилось для Веры в один продолжительный кошмар. Положив трубку, она осела на пол. Сколько времени она так просидела, Вера не знала. Потом еле доплелась до туалета, где её вырвало, и слёзы неудержимым потоком хлынули из глаз. Вера прорыдала несколько часов, после чего смогла взять телефон и дрожащими руками набрать номер Вовки, ближайшего друга Андрея. Кое-как, бессвязно объяснив ситуацию, Вера упала на диван и погрузилась в спасительный сон.

Потом были похороны, поминки и опять поминки. Вера присутствовала на них только одной своей частью. Всё остальное находилось где-то между мирами. Друзья выражали соболезнования, обещали помогать, обнимали её и уходили. Вера вежливо кивала, совершенно не понимая, о чём они вообще говорят.

Тётя Тая жила теперь с ней. Она взяла на себя заботу обо всём, давая молодой женщине возможность пережить горе и прийти в себя. Вера была благодарна ей за то, что она никогда не лезла со своими утешениями, не навязывала помощь, а просто была рядом. Легче от этого не становилось, зато было плечо, на которое можно опереться, а это очень многое значило. В довершении всех бед после смерти Андрея бизнес перешёл к его партнёру, который быстро установил на предприятии свои порядки. Он уволил многих сотрудников, а на их место взял своих знакомых. Так Вера лишилась и работы, и средств к существованию. Она всё глубже погружалась в отчаяние, и только присутствие Таисии Сергеевны ещё как-то удерживало её на плаву.

Через три месяца после смерти мужа Вера устроилась на работу на рынок — её взяли в палатку, где торговали рыбой. Продавцом она была никудышным, никогда не улыбалась, с покупателями общалась сухо, на что хозяин торговой точки всегда ворчал. Но он очень уважал Таисию Сергеевну, потому Веру и держал. Та, между тем, сильно похудела, осунулась и вид имела крайне нездоровый. По утрам её мучила тошнота, днём она испытывала постоянную слабость. Тётя Тая очень переживала, видя, что племянница превратилась в тень себя самой, но никак не могла заставить Веру обратиться к врачу.

Как-то воскресным утром, когда у Веры был выходной, она потеряла сознание, только зайдя на кухню. Таисия Сергеевна, не размышляя ни минуты, вызвала скорую. Помимо нервного потрясения, переживаний и горя, Вера была …беременна. Новость просто ошеломила её. Как? Как такое могло произойти? Вера лежала в постели и никак не могла осознать, что ждёт ребёнка. Это просто чудо какое-то! Потеряв мужа, она потеряла и себя. И вдруг Андрей снова вернулся к ней — она будто чувствовала его незримое присутствие.

Так в её жизни появилась Алиса, почти точная копия Андрея и во внешности, и по поведению. Разговаривая с ней, молодая женщина словно беседовала с мужем.

Неделю назад Алисе исполнилось шесть. Девочка казалась Вере большой и маленькой одновременно. Скоро она пойдёт в школу, и у них начнутся совсем другие заботы. Друзья, которые обещали помогать, как-то быстро исчезли, родственников у Андрея не было, так что на всём белом свете остались только Таисия Сергеевна, Алиса и она, Вера. Жили они теперь более чем скромно, заработка едва хватало, чтобы перекрыть необходимые расходы. Вере приходилось много и тяжело работать, но они были вместе, а это всё же главное.

Прошло семь лет со смерти мужа, а душевная боль никак не отпускала. Ночами Вера плакала в подушку, иногда сознательно вызывала образ Андрея, стараясь вспомнить его в мельчайших деталях, словно боялась с годами забыть любимое лицо. Тётя Тая не так давно стала тихонечко намекать, что пора бы уже начать замечать других мужчин, что жизнь на месте не стоит, а Алисе нужен отец, но Вера никак не могла переступить через себя. Она отмахивалась, мол успеется ещё, на что Таисия Сергеевна только качала головой.

Вера так и работала на рынке. От тяжёлой работы её музыкальные руки, которыми она когда-то так гордилась, загрубели, покрылись никак не заживающими трещинками. От постоянного контакта с холодной водой и рыбьей чешуёй кожа покраснела и воспалилась. Вера так и осталась худощавой, а от постоянного поднимания тяжёлых коробок спина часто ныла, и молодая женщина стала горбиться, чтобы снять напряжение. В зеркало Вера заглядывала только по утрам, чтобы пригладить короткие волосы, которые от горя рано тронула седина. Тётя Тая только вздыхала, переживая, что такая молодая женщина, как её племянница, так рано махнула на себя рукой. Но что она могла поделать?

***

Вера стояла за прилавком, механически отвечала на вопросы покупателей, взвешивала рыбу, о чём-то говорила с продавцами из соседних палаток. Всё происходило по одному заведённому сценарию уже не первый год: те же люди, события, действия, — как вдруг шаблон был разорван. Неожиданно раздался резкий визг тормозов, глухой удар, громкий собачий вой. Потом колеса снова заскребли по асфальту, машина сорвалась с места и, набирая скорость, умчалась. Какая-то женщина закричала ей вслед, продавцы повыглядывали из палаток, стараясь рассмотреть, что же происходит у дороги. Постепенно у обочины собралась толпа, которая стояла и что-то разглядывала. Вера потопталась было на месте, но потом любопытство всё же пересилило.

— Он даже не попытался остановиться! — возмущённо говорила женщина. — Мне кажется, он ещё скорость набрал, когда собака выбежала.

— Что за люди пошли, — сокрушалась другая. — Никого им не жалко.

— Вот урод, — сказала девочка-подросток, которая наклонилась к большой чёрной собаке, лежащей на обочине и от боли сучившей передними лапами. Задние были перебиты, мордочка в крови. Пёс бился в конвульсиях, а люди беспомощно стояли и не знали, что предпринять.

— Что делать-то с ним? — спросил пожилой мужчина. — Ведь мучается животное.

— Может ветеринара позвать, чтобы усыпил? — предложил кто-то из толпы.

Девочка-подросток осмелилась подойти поближе и погладить большую израненную голову. В этот момент рядом остановилась чёрная машина, и из неё выскочила женщина, одетая в синие спортивные штаны и пятнистую куртку. Она мельком взглянула на происходящее, открыла багажник, достала оттуда свёрнутое одеяло и расстелила его на асфальте.

— Помогите мне его переложить, — обратилась она к людям из толпы. И тут Вера, которая до этого просто стояла и смотрела на сбитое животное, сделала шаг и подошла к женщине, гладившей собаку по голове и ласково что-то ей говорившей.

— Давайте я вам помогу, — тихо сказала Вера. Женщина подняла на неё глаза, внимательно посмотрела и кивнула. Вдвоём они аккуратно переложили собаку на одеяло. Девочка-подросток открыла дверь машины, и Вера с незнакомкой положили раненое животное на заднее сидение.

— Куда вы его теперь? — спросил всё тот же пожилой мужчина.

— В клинику. Может быть, ему ещё можно помочь.

— Можно мне ваш телефон, — несмело проговорила Вера, обращаясь к женщине, которая уже садилась за руль. — Я хочу узнать, как он.

— Да, конечно, — женщина написала его на клочке бумаги. — Меня зовут Катя. Позвоните вечером, я вам всё расскажу.

И машина умчалась. Толпа начала постепенно расходиться. Люди заспешили по делам, на ходу обсуждая, как много в мире уродов, которым на всех наплевать. Но, слава богу, мир не без добрых людей, и некоторые ещё готовы помогать не только людям, но и животным.

Вечером Вера рассказала домашним о происшествии на дороге и вместе с Алисой позвонила Кате. Телефон долго не отвечал, и Вера было подумала, что надо уже положить трубку, как раздался запыхавшийся голос:

— Алло!

— Здравствуйте, это Вера. Я вам сегодня помогла собачку на одеяло положить, — от чего-то смутившись, проговорила молодая женщина.

— Да, я помню, спасибо вам, — голос Кати был уставшим.

— Я хотела спросить, как он. Жив?

— Да, жив. Только очень серьёзные травмы. Сломан позвоночник, задняя лапа, вторая вывихнута. Повреждена челюсть, — Катя вздохнула.

— Что вы будете делать?

— Будем пробовать всё возможное, чтобы снова поставить его на лапы, — Катя снова вздохнула. — Потребуются сложные операции. Возможно даже не одна. И возможно придётся договариваться с хирургами из другого города, если наши не смогут прооперировать.

Вера внимательно слушала. Она и сама не знала, что заставило её принять участие в судьбе этой сбитой бездомной собаки. Алиса сидела рядом, гладила кошку и внимательно смотрела на маму своими бездонными голубыми глазами. Казалось, девочка вся обратилась в слух.

— Но прогнозы пока очень осторожные, — продолжала рассказывать Катя. — Может случиться так, что собака всё равно останется инвалидом. И тогда очень сложно будет найти ему новых хозяев. У нас люди и здоровых-то собак выбрасывают, что уж тут говорить об инвалиде, за которым нужен особый уход.

— Катя, скажите, а вы работаете в службе помощи бездомным животным? — вдруг спросила Вера.

— Ой, что вы, — рассмеялась молодая женщина. — Я просто волонтёр. Занимаюсь этим в свободное от работы время. Да и службы у нас никакой нет, и приютов тоже.

— А куда же вы забираете животных с улицы? Простите, что спрашиваю, просто я совсем об этом ничего не знаю.

— Ничего, не переживайте. И я когда-то ничего не знала, пока не окунулась во всю эту деятельность с головой, — улыбаясь проговорила Катя. — Кого-то домой, кого-то пытаемся пристроить с места в добрые руки. Кто требует ухода и лечения, лечим, потом также пытаемся пристроить. Те, кого не смогли пристроить, так и остаются жить у нас.

— У вас, наверное, много животных дома?

— Сейчас двадцать кошек и пятнадцать собак, — снова с улыбкой в голосе проговорила молодая женщина.

— Как же вы со всеми справляетесь?

— Утро начинается не с кофе, — засмеялась Катя.

Вера улыбнулась и вдруг сказала:

— Могу я чем-нибудь вам помочь? Я очень хочу что-то сделать для этой собаки, но не знаю, что.

Катя немного помолчала, потом проговорила:

— Вы знаете, Вера, сейчас мы ищем для мальчика передержку. Место, где он мог бы восстанавливаться после операции.

Вера посмотрела на Алису и сказала:

— Привозите его к нам. У нас в доме тёплые сени, мы положим ему матрасик, где он сможет лежать.

— Ему нужно будет обрабатывать швы, делать уколы. Вы сможете? Мы, конечно, будем приезжать, но обработки должны проводиться два раза в день, да и уколы, возможно, тоже.

— Покажите мне, как нужно, и я всё сделаю, — проговорила Вера словно против своей воли. Она не понимала, что заставило её принять на себя такую ответственность, как уход за раненой собакой. Она никогда ничем подобным не занималась, но откуда-то знала: то, что она сейчас делает, — правильно. У стоявшей рядом Алисы глаза горели.

— У нас теперь будет собака! — закричала девочка и побежала на кухню рассказывать об этом тёте Тае. Таисия Сергеевна внимательно посмотрела на племянницу, как будто спрашивая: «Справишься?» Вера кивнула головой.

***

Через неделю привезли Чейза, которому сделали операцию на позвоночнике, вправили вывих и поставили аппарат на сломанную лапу. Собака была очень слаба, и врачи опасались, что мальчик может не пережить страдания, которые выпали на его долю. Катя привезла все необходимые лекарства, стойку для капельниц, бинты, шприцы и много других необходимых предметов, а также лечебные корма и миски. Она подробно рассказала Вере и Таисии Сергеевне, что от них требуется, когда проводить обработки и делать уколы, как Чейз должен лежать, чтобы не травмировать прооперированный позвоночник, на что нужно в первую очередь обращать внимание и в каком случае немедленно звонить ей, если заметят ухудшение состояния. Молодая женщина ещё раз подчеркнула, что пёс находится в очень тяжёлом состоянии, и им всем остаётся надеяться на чудо. Пёс оказался совсем молодым, не больше двух лет. Потому надежда, что молодой организм сумеет справиться, всё же оставалась. Катя пообещала, что завтра зайдёт поставить капельницу и проведать Чейза, и уехала.

Тётя Тая ушла готовить ужин, а Вера и Алиса сели рядом с новым другом. Пёс лежал на животе, не двигаясь, и только смотрел своими тёмными глазами на сидящих рядом людей. Алиса положила маленькую ладошку на большую лохматую голову собаки и начала нежно гладить её, рассказывая Чейзу сказку, а Вера просто сидела и смотрела на дочь, на раненого пса рядом, и в душе у неё впервые за много лет что-то шевельнулось. Что-то, чему она ещё не подобрала название, начало расти и крепнуть. Вдруг откуда-то появилась решимость, что она будет бороться за этого бездомного пса до самого конца. Что она сделает всё возможное и невозможное, чтобы он выжил. В эту ночь Вера так крепко спала, как не спала уже долгое время. И во сне она увидела Андрея, который улыбался ей. Они о чём-то говорили. О чём-то светлом и тёплом, что оставило приятное воспоминание после пробуждения.

***

Волонтёры приезжали несколько раз в неделю. Они помогали Вере с лечением и уборкой, кормили Чейза и рассказывали много разных историй, которые случились с ними и с их подопечными. Вера удивлялась, сколько в этих женщинах было внутренних сил и энергии, которую они тратили не на пустые походы по магазинам или трёпы с подружками, а на помощь попавшим в беду животным. У них у всех были семьи, все работали. Оксана, например, одна воспитывала двоих детей, Катя четырнадцать лет назад потеряла мужа, а спустя восемь лет снова вышла замуж и родила четверых детей. Кристина, самая юная из всех волонтёров, училась на ветеринарного врача. Все они — очень разные, но их объединяла любовь к этому миру и ко всем его созданиям. Вера восхищалась ими и неосознанно стремилась стать в чем-то на них похожей. Она стала чаще улыбаться, и даже нелюбимая работа перестала казаться удручающе ужасной.

Однажды Катя приехала чуть позже обычного и попросила Веру помочь разгрузить машину. Та стала доставать огромные мешки, заполненные чем-то мягким.

— Вера, надеюсь, ты не обидишься. Мы с девочками собрали детскую одежду, которая осталась от наших дочек. Они выросли, и вещи им стали малы. Может быть, подойдут Алисе. А что не подойдёт, можно будет на подстилки или тряпки для Чейза использовать.

Вера потеряла дар речи. Она всхлипнула, а потом обняла Катю.

— Спасибо тебе большое! — только и сказала она. А Алиса уже раскидала платьица из первого мешка и с удовольствием принялась их примерять. У неё не часто бывали обновки, и она с детской непосредственностью и радостью демонстрировала женщинам одежду, изображая модель, шагающую по подиуму. Вера и Катя смеялись и говорили, какое платье им нравится больше, а какое всё же лучше отдать собаке. Чейз внимательно прислушивался, когда называли его имя, и добродушно улыбался.

***

Пёс выздоравливал очень медленно. Кость на лапе давно срослась, раны затянулись, швы были сняты, но чувствительность так и не вернулась. Через какое-то время Чейз приспособился передвигаться на передних лапах, волоча за собой непослушные задние. Врачи сказали, что собака так и останется инвалидом.

— Ну что же, инвалид так инвалид, — сказала Вера, почёсывая Чейза за ушком. Он щурился от удовольствия и поудобнее устроил свою морду у женщины на коленях.

— Инвалида никто не возьмёт себе, — проговорила Катя.

— А мы его и не отдадим, — сказала Алиса, обнимая большую лохматую голову собаки. — Правда ведь, мама?

Вера ласково улыбнулась дочери. Чейз давно переехал из сеней в дом и стал полноправным членом их семьи.

— Правда, милая, — сказала Вера. — Кать, мы решили его оставить себе. Он уже столько с нами живёт, привык к нам, да и мы к нему привязались. Даже не представляю, как я смогу с ним расстаться. Чейз — наш.

— Это здорово! — воскликнула Катя. — Верка, ты настоящий герой.

— Да ладно тебе, — смутилась женщина. — Подумаешь, большое дело.

— На самом деле большое, — возразила Катя. — Инвалидов редко кто забирает. С ними сама знаешь сколько надо возиться. Здоровых-то собак выбрасывают, а тут — инвалид.

Катя помолчала и добавила:

— Надо будет ему коляску сделать, чтобы удобнее было бегать и чтобы лапы задние не стирал, когда ползает.

— А я тогда ещё с соседом поговорю, он у нас плотник. Попрошу, чтобы крыльцо переделал, — сказала Вера.

Ещё через неделю Чейзу привезли новёхонькую коляску, которую Катя спаяла из пластиковых труб, и обе женщины с радостью наблюдали, как когда-то обречённый на смерть пёс теперь счастливо носится по двору, а Алиса в притворном ужасе убегала от него. Потом они менялись местами, и девочка начинала догонять убегавшую от неё собаку. Внезапно Чейз остановился, круто развернулся на своей коляске, как заправский водитель на ручнике, и облизал лицо подбежавшей Алисе, которая залилась счастливым смехом. Во двор величественно вплыла Мурка, подошла к Чейзу и потерлась об его ноги. Большой грозный пёс бережно ткнул кошку носом в бок, а потом и облизал её. Мурка повалилась на спину, воображая, что когтями впивается Чейзу в морду, и игра началась по новой. Алиса гонялась за Чейзом, Чейз за Муркой, Мурка за Алисой. Невозможно было без смеха смотреть на их весёлые старты. Вера и Катя, уже доставшие телефоны, не успевали делать фотографии самых смешных моментов.

Вечером уставшая Алиса уснула прямо на одеялке Чейза, обнимая его за шею. Мурка примостилась рядом с ними. Вера сидела и смотрела на спящую дочь и на собаку, которая непостижимым образом изменила её жизнь. Она никогда не думала о том, что сможет взять себе животное-инвалида и так трепетно за ним ухаживать. Но жизненные пути неисповедимы. И они привели её сюда, в этот самый момент. Вера смотрела на Чейза и думала о том, как он боролся за жизнь, как цеплялся за существование, когда оно висело на волоске. Сколько осталось в нём жизнелюбия и доверия, несмотря на все страдания, которые он пережил. Вера видела, как её нежный ангелочек Алиса привязалась к Чейзу, какое между ними возникло взаимопонимание. Сколько любви и радости дарил этот искалеченный пёс людям, приютившим его. И молодая женщина поняла, что эта собака преподнесла ей один из важнейших жизненных уроков — нельзя сдаваться. Пока ты жив, жизнь продолжается, и ты можешь идти только вперёд. Несмотря на боль и страдания. Несмотря на тяжесть потери.

Жизнь — бесценный дар, который дан нам ради свершений и добрых дел. Эту истину Вера поняла из общения с волонтёрами — Катей, Оксаной и Кристиной, — которые своим примером показали, что возможно даже, казалось бы, невозможное, было бы только желание это невозможное совершать.

Вера улыбнулась своим мыслям: пора бы и ей двигаться вперёд и совершать невозможное. Пожалуй, она начнёт с самого простого. К примеру, примет приглашение Ильи, плотника, и сходит с ним в кино. Согласится проводить индивидуальные занятия по английскому языку с соседским мальчиком Колей. Всё-таки покрасит волосы, чтобы скрыть седину. И запишется на курсы по шитью, куда мечтала попасть много лет назад. Да, и возьмёт из приюта маленькую старую собачку, чтобы у Чейза появился ещё один хвостатый друг. Именно так она и поступит.

Этой ночью Вера снова видела Андрея. Он улыбался и он был счастлив.

Другая современная литература:  chtivo.spb.ru

В десять утра машина аварийной службы встала перед домом. Одноэтажный, грязный, он стоял на окраине, и водитель дважды разворачивался, чтобы подобраться к подъезду через куски асфальта, выбивающиеся из-под грязи.

Прорвало подвальную трубу. Вообще-то повезло: кто-то из жильцов сразу перекрыл подвальный стояк. Обычно об этом вспоминают, только когда лестницу в коридоре зальёт.

— Ну и дрянь, Игорёк, надо ж так было всобачить… — первый водопроводчик вылез из подвала, и на него уставились с вопросами. — Ну что, жильцы, мы посовещались. Исходя из ситуации, считаю необходимым…

Иллюстрация Александры Давидович

И вышел. Жильцы не поняли, но обсудили: кто-то поддержал, кто-то махнул рукой. Напарнику пришлось объясняться. Оказалось, запор трухлявый, не держит, перекрыть намертво нельзя: вода накопится, и под напором сорвёт. Закупорили, как получилось, но вода всё равно вытекает, и для неё нужно подвести шланг. А канализационный люк при перестройке закрыли крыльцом: его нужно поднять, и тогда дверь заблокируется.

— И долго мы должны тут сидеть?! — взъярилась женщина в розовом халате из дешёвого шёлка.

— А то ты куда-то собиралась в выходной, — прыснул мужчина в брюках и майке.

— Ой, Алексей!

— КОРОЧЕ! Воду перекрываем или нет?

— А чего? Ну да… да… куда деваться… И так везде!

К водопроводчику подошла девушка.

— Извините, а скажите: надолго так?

— Часа три, пока такую трубу не привезём.

— Хорошо, спасибо.

— Да не за что.

Жильцы разошлись по квартирам, двери хлопнули по разбитым косякам, водопроводчики занялись работой.

— Из-за двери не дотянемся.

— Давай изнутри направлю.

— А как выйдешь?

— Да через чёрный ход.

— Ну да.

Ира вернулась к себе. Сначала зашла в соседнюю комнату, объяснила соседу, дряхлому деду, что происходит. Потом к себе. Саша поднялся, застелил постель.

— Ты хотел поспать… Не дали?

Парень махнул рукой, Ира чмокнула его в щёку.

— Пойду готовить.

— Не надо, там уже тётки засели демонов кормить. Давай тут погрызём, сейчас дам.

Каждая из четырёх квартир делилась на две комнаты и ванную с туалетом, в центре была общая кухня. В ней сидел за столом мужчина и две женщины готовили. Они болтали, суетились от плиты до холодильника непредсказуемыми путями, но друг другу не мешали. Мужчина подошёл к раковине, открутил кран, посмотрел секунды четыре, после чего закрутил и понёс посуду к себе. Шлепки отстучали семь шагов в соседнюю комнату.

Женщины переглянулись и затрещали громче и быстрее.

— Ну, Свет, это да!

— Мой тоже ворчит, но хватку мою знает.

— А что, такой возраст, пацаны же.

— Вы в десятый пойдёте? Гришка ни в какую, у него друзья в колледже все.

— Да хочу, конечно, но сама знаешь — потом экзамены, вот их боюсь. Они ж годами дурака валяли, их не учили ничему, а теперь вон: «Хотите в институт, берите репетитора».

— И толку от того института? Корочка одна. У меня племянник двоюродный два закончил, а всё без работы. Я спрашиваю: «Ну чего ты не идёшь хоть куда-нибудь? Платят же». А он смотрит, как на дуру: «Хочу интересное, чтоб смысл был». Смысла ему не хватает, ой… Пока мамка кормит — оно-то да.

В открытую дверь постучались: заглянул Игорь, водопроводчик.

— Всё сделали, теперь ждите: как трубы получим — сразу приедем. У вас чёрный ход где?

— Налево сразу, — показала Света. — Только он завален там… А вам зачем?

— Из дома выйти: дверь-то замуровали.

— Ой, а он закрыт, — подхватила Люда.

— Ну логично. У кого ключи? — водопроводчик улыбался, но нетерпеливо притопывал.

— Так. Тарасевичи были? Они следили, но уже съехали три года, — засуетилась Света.

— Кто-то из управы приходил проверял.

— Но для него тоже ключей не нашли: мы ещё скидывались на пожарную справку или штраф…

— Ну так у кого спросить? — поторопил водопроводчик.

Женщины изобразили печаль.

— А мы и не знаем.

— Ладно… На всех окнах решётки?

— Должны быть, они же для безопасности! Но спросите по комнатам заодно про ключ.

— В пятую и шестую не ходите, это наши! — крикнула Люда.

Игорь ушёл. Его не пустили в комнаты рядом с кухней, ему показал свои аж две Алексей. Он мягко пожал руку и поинтересовался, не нужно ли чего.

— Нужно, выйти отсюда хочу, — вздохнул Игорь.

С этим никто помочь не сумел. Его угостили чаем Саша с Ирой и отговорили стучаться к деду: он отсыпается в середине дня. Игорь позвонил напарнику, машина за окном газанула и затихла в конце улицы. Саша представил, как водитель выглядывает из бокового окна в слепой зоне у гаражей. Ира предложила постучаться к соседу напротив: у него две комнаты — сможет приютить.

В левом крыле начинались страдания: подростки не знали, где им теперь курить. Даже не сигаретная ломка была проблемой: им теперь негде было спрятаться от назойливых матерей. Обычно Сёма с Гришей дымили за углом их же дома. Это бесило Алексея, и, если он не просто возмущался, а матерился и грозился выйти, парни уходили к следующим окнам: там заодно можно было поглазеть на худую спину соседки. Её парень не ругался, а молча закрывал бледные занавески.

— С мужиком этим угар, сидит теперь с нами.

— Кайф же, зато не работает.

— Как думаешь, Лексеич уже взялся за него?

Гриша рассмеялся противно, по-ишачьи. В дверь постучали, но парни не отреагировали. Тогда открыли соседи, и Сёма с Гришей прислушались к голосам матерей. Водопроводчик собирал всех на кухню. Парни выждали и приоткрыли дверь, прислушались. Аварийный экипаж уехал по вызовам, а значит, нужно будет ждать ещё. На кухне загомонили. Сёма поморщился, услышав мать. Уковылял бормочущий дед. Без него стали спорить, как делить воду.

— Всю соберём, на всех поделим, по-соседски!

— Вы так любите «совок»?

— Да у тебя делиться нечем, да?!

— Как раз есть чем, поэтому оставлю себе.

— Мужики непонятно что думают…

— Да пусть сидят, их не колышет.

Парни одновременно покосились на дверь напротив. Мужики жили здесь месяца три, но точно сказать было нельзя: никто не помнил, как они появились. И никто из жильцов бы не ответил наверняка, сколько их: двое, трое. На кухне или в коридоре всегда по одному… То ли вахтовики, то ли уголовники.

— Вызовем такси и доплатим, чтоб воды купил.

— Ага, и как он её передаст? На окнах решётки.

— Литровые пролезут. Давайте думать, сколько нам нужно, по сколько скинемся. Игорь, долго нам сидеть?

Ответа парни не расслышали: соседи пошли проверять решётки.

— Реально пролезет, да и полторашка даже.

— Смотри, можно её вообще из стены выломать.

— Ага! И всё ёбнется! Помнишь, в толчке плитку в унитаз смывали? А случайно же, еле задели.

Такси подъехало со стороны Алексея, он любезно пустил всех – впервые с поры, как выкупил вторую комнату. Таксист открыл багажник.

— Блядь! Да что ты сделал?! Мудак… Ну сказали же…

В багажнике рядком стояли четыре пятилитровых бутылки.

— Молодой человек, мы же просили!

— Чего? Я посчитал: ровно двадцать литров, вот и взял подешевле. Вам же лучше.

— Ты решётки видишь?

Таксист увидел, прикусил губу, собирался высказать что-то резкое, но совесть в семьсот рублей не дала.

— Да всё нормально, — успокоил Игорь. — Воронка есть? Кастрюли чистые? Несите что есть, пусть с улицы перельёт.

Разобрав банки и выцветшие пластиковые бутылки, люди снова разошлись. Тётки снова начали что-то варить, когда им под руку попался Алексей. Света двинула его к шкафу, Люда оттеснила к окну.

— Да дайте доесть!

— Кто тебе мешает?

— Дети ваши, кстати говоря. Объясните им, пожалуйста, что курить можно не только под моим окном. У меня шторы пропахли!

— Мой не курит, — бросила Люда через плечо, Света сжала губы, но промолчала.

— Я их водой оболью в следующий раз, — Алексей повернулся к окну и вздохнул.

— Я те д-дам! Не надо тут.

Алексей сунул тарелку в раковину, открыл кран... закрыл, пошёл к себе. В коридоре его пропустил Саша. Обменялись понимающими взглядами: один вытерпел, второй ещё получит. Саша с разбегу из коридора подлетел к холодильнику, пока Люда стояла спиной, но Света его заметила.

— Сашенька, скажи своей, что мне надоело.

— Хорошо, скажу.

Тётки каждый раз тормозили, когда он с ними соглашался, и не понимали, как дальше спорить. Саша успел намазать два бутерброда маслом, взялся за третий.

— Нет, ну всё же, Саша!

— Да?

— Лифчики по коридору опять развесила, РО-ЗО-ВЫ-Е! Дети же видят.

— Вашим детям по пятнадцать, они и не такое видели.

— Четырнадцать! В семью не лезь! Я прошу нормально, вот и вы давайте.

Нож соскользнул с булки и ткнулся в изрезанную клеёнку.

— Да… Даём.

— Ещё деду вашему скажите, — подключилась Люда. — Ну каждое утро под ногами путается! Мне на работу, моим — в школу, а он тут как тут.

— Это не мой дед.

— Да плевать. Вы с ним вроде не ругаетесь — так скажите.

— Потому и не ругаемся, — прошептал Саша, взял тарелку и вышел. Вспомнил, что не взял сок, притормозил, взвесил то, что было у него в руках, и вернулся, поморщившись.

— И знаешь что… — Люда перешла на шёпот, как будто ей было что скрывать от подружки. — Потише бы вы… Я ночью хожу, слышу иногда, а если дети… Ну сам пойми.

Саша сжал зубы и зажмурился, взял пакет сока на ощупь. Ещё слово, и он ей выскажет, ещё только одно слово… Люда вернулась к плите, он медленно вышел. В комнате был Игорь, Ира пригласила его пообедать. Она рассказывала про Алексея, соседа через коридор. Он не вписывался в этот коммунальный мир: у него вроде были деньги, и он постоянно говорил о каких-то проектах. Хотя тётки сплетничали, что он каждый раз прогорает.

— Но он единственный с мужиками сумел заобщаться, — заметил Саша.

— А кто они? — спросил Игорь.

— Мы не знаем, они всегда сами по себе. Но Алексей как-то угощал их, они пили в его комнате. Хотя как-то неудачно. Я не слышал, что он им затирал, но над ним смеялись.

— Потом пьяного в коридоре оставили, — добавила Ира.

— Ясно, у вас тут общение такое.

— Говнистое, я бы сказал, — оценил Саша.

— А что сами? Давно живёте тут?

Пара переглянулась.

— Год, с начала учёбы.

— Да, общежитие не дали, а квартира получше для нас дорогая.

— Но вообще-то мы хорошо устроились: близко, реально дёшево, условия лучше общажных, ванная своя.

— Только в соседях проблема, — усмехнулся Игорь.

— Да.

— Вот уж да…

Проскрипело за стенкой, отворилась дверь, хлопнула. Раздался кашель, глухой мат, шаги вдоль стенки. По двери протёрлись плечом. Дед доковылял до кухни, шлёпнулся на стул и задумался, что ему здесь нужно.

— Салам пополам, — поздоровался Гриша, Сёма рассмеялся и подхватил.

— Чеканок бы раздавить, а, сосед? Мерзавчика, а?

Дед отмахнулся, полез в шкаф.

— Задрал, — вздохнул Гриша. — Так вроде весёлый, а бесит по утрам: всё время топчется по кухне, по коридору, туда-сюда ходит.

— Тебе мать говорила, что можно его комнату получить? Она узнавала, когда он с пневмонией слёг зимой. Но Лексеич, сука, тоже лезет! Вот что он? Квартирным бизнесом занялся, что ли?

Дед поднял голову. Понял, что говорят о нём, но не расслышал, так что рявкнул дежурное:

– Ещё так, и я вам! Будете знать…

На него давно не обращали внимания, пока он не влезал лысой головой между говорившими или не съедал из чужой тарелки. Никто уже не понимал, вредничает он или правда забывается. Сейчас дед достал из микроволновки миску и шкрябал ложкой макароны. Он замирал на секунды, прислушиваясь, и ниже опускал голову.

— Хлебай, хлебало, — вздохнул Гриша.

— Пойдём к нам? — предложил Сёма.

— Да там начнётся…

— Тихо! Это кто вышел? Чья дверь? — Сёма насторожился.

На кухню заглянул Игорь, кивнул, пошёл дальше. Ира, Саша и Алексей встали у порога, водопроводчик привёл их матерей.

— Мужикам постучи.

— Уже, сейчас придут, — Игорь подтолкнул всех внутрь, оглядел, убедился, что слушают. — Моя бригада получила один ремонтный комплект для ваших труб: это пока на одно крыло дома, второе только завтра. Нужно решить, какую половину чиним первой.

— Чего решать! — Люда вспыхнула, пока никто не сообразил. — Нашу, конечно. У нас дети, у нас людей-то больше.

— У нас пожилой человек, — возразил Алексей. — Тогда пустите его к себе, если захочет помыться или ещё чего.

— Хер! Пропердит всю квартиру!

— Тише… Ну тише же! – взмолился Игорь.

— Я ветеран, с-сука!

Все вздрогнули. Но дедушка уже успокоился, положил ложку и вымазал палец соусом.

— Нам не принципиально, нам нормально, — прокомментировал мужчина из ближней комнаты через порог и закрыл дверь.

— Я категорически не согласен, — Алексей помотал головой.

— Буржуйчик заговорил!

— Буржуйчик платит ваши долги за общий свет, говорит с хозяевами и…

— И отжимает комнаты по одной! Будь мой муж тут, ты бы ссать ходить боялся!

— Стоп! — Игорь вскинул руки, но его не услышали.

Саша тронул водопроводчика за руку, покачал головой. Они вышли и оставили ругань в кухне.

— Лучше завтра, но всем одновременно, иначе загрызут.

Игорь уговорами и окриками развёл жильцов по комнатам, на кухне остались подростки.

— Тяжко с нами, да?

— Да… чего они все такие?

— Твари, — кивнул Гриша.

— Гниды, — подтвердил Сёма.

— Ну а вы что? О будущем думаете?

— Да всё там ясно.

Гриша развернул перед наивным сотрудником водоканала полную карту возможностей, стопроцентных перспектив и сладких подробностей. Игорь улыбнулся.

— Ребят, вы собрались в железнодорожное ПТУ и даже не на машинистов. Откуда такая роскошь?

— Есть, есть варики, — Сёма подмигнул и рассмеялся.

— У меня в Тобольске полно друзей было: все так мечтали, а сейчас кто что. Думайте серьёзно о жизни, она не очень длинная.

Вернулись Саша с Ирой, набрали воды из общей кастрюли. Поболтали вполголоса. Парни покосились через плечо: Ира собирала волосы, глядя в отражение в грязном окне.

— Во шаболда, — шепнул Сёма громче, чем собирался.

Саша подскочил к столу и ударил неловко, глупо, ладонью. Подросток качнулся на стуле, схватился за стол и свалился со скатертью в руках. Гриша вскочил, нерешительно глянул на Игоря.

— Я бы и тебе переебал, — спокойно произнёс тот.

Сёма, не поднимаясь, вдоль стенки выкарабкался в коридор, друг — за ним. Ира отвернулась, её плечи вздрогнули, и она вышла. Игорь сел за стол и вздохнул.

— Ей стыдно, будет плакать…

— Так иди утешай.

— Не сразу, нет. Как достали эти зверёныши.

Игорь отвёл взгляд, уставился в стёртый узор на обоях — стыдно было за всех. В коридоре стукнуло, затопали, бегом вернулась Ира.

— Старику плохо!

Дед то ли выходил, то ли возвращался, когда его подкосило. Он сидел у закрытой двери в комнату, раскинув ноги, и будто спал.

— Ну, пульс… медленный какой-то, — проверил Игорь.

— Я скорую вызову.

— Толку? Двери закрыты.

— Ох, чёрт!

В этот раз собирать никого не пришлось, Алексей выглянул на шум, тётки прибежали ругаться за мальчиков. Потормошили деда ещё раз, он то ли простонал, то ли скрипнул половицей.

— Всё равно надо вызывать: не заберут — хоть лекарство дадут через окно.

— Какой идиот потерял ключи от чёрного хода, хотел бы я знать… — покачал головой Алексей.

Попытались поднять старика, испугались, что опасно, оставили на полу. Игорь ещё легонько потормошил, снова проверил пульс? на руке не нашёл, только на шее.

— У него давление падает: так было уже, мы таблетку давали, — сказала Ира.

— Есть таблетки?

— У мужчин брали…

— Ну так и иди к ним.

Девушка побежала, постучала.

— Что за кипиш? — выглянул жилец. — Да нет уже аптечки. Скорая чего? А, дверь… Ключа нет… Не барагозь, что там за замок?

Через минуту мужчина — Ира могла поклясться: не тот, который был, — вышел и молча подошёл к аварийному выходу. Игорь включил ему фонарик с телефона, блеснули отмычки, обёрнутые замаслившейся тряпкой.

— Слесарские, — пояснил жилец.

Он воткнул пару щупов, отложил, взял другие, один поменял. Игорь настроился на сосредоточенную возню, как в кино, но мужчина быстрыми волнообразными движениями расчесал замочную скважину изнутри, провернул, ещё раз расчесал и опять провернул. И нажал ручку — дверь открылась.

— А чего сразу не открыл…

— Вы же не просили.

Про деда даже забыли. Ира протолкнулась, выбежала на улицу звонить врачам. Подростки вслед убежали курить, а остальные выстроились в коридоре. Дверь без пружины, не захлопнется. Через неё видно лужу и косую красную полоску: отражается вывеска гаражной шиномонтажки. Недоверчиво прокрались звуки: машины, тормозящие на повороте рядом, какой-то глухой звон из дома сбоку, хлопки вороньих крыльев. Лужа зарябила от ветра.

Редактор Елена Горкальцева

Другая современная литература: chtivo.spb.ru

Об авторе

Андрей Кузнецов, г. Балашиха, 1996 года рождения. Филолог и учитель русского языка.

1

Он брёл сквозь чернеющий зимний лес с остервенением обречённого. Проваливаясь по колено в снег, цепляясь за тонкие голые ветки, он упрямо шёл вперёд. Спотыкался и падал, но снова вставал и шёл дальше. Его одежда давно промокла и совсем не грела. Джинсы ледяными струпьями облепили ноги, хрустели на каждом шагу, замерзая всё больше и больше. Про лёгкие кроссовки можно даже не вспоминать. Самой тёплой вещью была куртка, но толку от неё не много. Сзади болтался большой походный рюкзак. Он явно мешал мужчине, ноша всё тяжелела и тяжелела. К тому же, невероятно болела нога.

Иллюстрация Ольги Тамкович

Он остановился, привалившись к дереву, и глубоко вздохнул.

И без того худощавое скуластое лицо заострилось ещё больше, глаза лихорадочно блестели, от усталости под ними появились тёмные круги. Мужчина очень устал, и если бы не смуглая кожа, его могли бы принять за мертвеца. Или вампира. Хотя как раз мертвецом он мог стать очень скоро. Гораздо раньше, чем сам этого хотел.

— Я выберусь, я обязательно выберусь. Чёрта с два меня поймают.

Эти слова он повторял себе, словно мантру, всю дорогу. Хотя и сам уже не верил в то, что твердил сквозь зубы.

Усталость валила с ног. Он понимал, что, если остановится — холод убьёт его. Нежно, неторопливо, утянет в сон и всё.

Но, может, всё-таки присесть? Просто на минутку присесть и перевести дух. В этом ведь нет ничего страшного? Он просто сейчас опустится у этого ствола на землю, посидит и пойдёт дальше. Надо только чуть-чуть отдохнуть.

Он начал оседать на белый рыхлый снег. Такой гостеприимный снег.

Луна насмешливо скалилась сквозь бесконечные голые ветви деревьев.

Отдохни.

И потом пойдёшь дальше, обязательно.

Просто присядь вот тут, а я посторожу твоё коченеющее тело.

Отдохни.

Рука опустилась к бедру, нащупала на джинсах дырку с опалёнными краями. Кровь вокруг уже запеклась, но маленькая струйка всё ещё стекала, окрашивая снег под деревом в нежно-розовый цвет. Рука замерла на секунду, как бы раздумывая, а затем указательный палец с силой ткнул внутрь раны. Выбрасывая последние остатки адреналина в кровь, яркая вспышка боли почти ослепила его.

Путник заревел, как раненый бык, оттолкнулся от дерева и снова побрёл вперёд, раскидывая перед собой снег и припадая на раскалённую от боли ногу.

Он уже не понимал куда идёт, только инстинкт самосохранения гнал всё дальше и дальше, уводя от преследователей. Тот же инстинкт загонял вглубь чёрной зимней чащи. Но об этом у него не было сил беспокоиться, главное — идти вперёд. Оторваться от погони, а там что-нибудь придумается.

Главное — идти вперёд.

Он споткнулся о дерево, заметённое снегом, нелепо раскинул руки и покатился кубарем вперёд — в небольшой овраг. Встать уже не было сил. Проклятый рюкзак давил к земле. Ухватившись за кустарник, с трудом вылез и увидел над оврагом поляну, а там...

Мужчина чертыхнулся и протёр лицо от снега, налипшего от падения в сугроб.

Это было удивительно.

Как мираж, посреди беспощадного белого безмолвия, посередине поляны, стоял небольшой деревянный храм с крестом на верхушке. И из его окон струился тёплый и желтоватый свет, который давал надежду....

2

Он даже не запомнил, как прошёл, хотя скорее прополз, последние десять метров до спасительного тепла. Мужчина молился, чтобы дверь оказалась открытой, потому что замёрзнуть на ступеньках храма — это ни в какие ворота.

С трудом поднявшись на крыльцо, он замер и прислушался к звукам в храме. Затем дрожащими от холода руками достал из-за пазухи пистолет, еле-еле передёрнул затвор и толкнул дверь. Она отворилась неожиданно легко, и мужчина, не удержав равновесия, завалился внутрь.

В нос ударил сильный запах благовоний, корицы (откуда здесь могла быть корица?) и ещё чего-то — неуловимый сладковатый аромат. Может, от резкой перемены температуры, а может от нахлынувших удушливых запахов, закружилась голова, перед глазами всё поплыло, и он тяжело осел прямо в прихожей, беспомощно выставив перед собой оружие.

Внутри и впрямь было очень тепло, даже жарко. Большая комната отапливалась маленькой печкой, труба которой уходила в забитое фанерой окно. Рядом с ней стоял грубо сколоченный обеденный стол с парой керосиновых ламп. Только они освещали комнату, если не считать ещё с десяток плоских свечей в металлических бра. Рядом с печкой была собранная на скорую руку кухонька с маленькой газовой плиткой и парой шкафчиков.

На стенах храма висели иконы, а посередине стоял небольшой алтарь, около которого возился худощавый мужчина преклонных лет.

Он обернулся на шум и всплеснул руками.

— Ох ты ж! Не ждали, не гадали, а к нам гости!

Он был совсем не похож на священнослужителя. Толстые шерстяные носки, тренировочные штаны, байковая рубашка и тёплая жилетка.

Как загнанный зверь, мужчина с пистолетом прижался к стене и огляделся. Остановил взгляд на иконах на секунду, посмотрел на хозяина храма и попытался поднять пистолет.

— Ну-ну, тише, грозный какой, — ласково проговорил тот.

Старик аккуратно забрал оружие, положил рядом, подхватил под руку незнакомца и, крякнув, поднял его с пола.

— Ну и тяжёлый же ты, зараза!

Они прошли пару шагов, гость застонал, наступив на раненую ногу, и начал снова оседать.

— Да ёшки матрёшки! — выругался старик.

Еле удерживая мужчину, он посмотрел вниз и увидел штанину, насквозь пропитанную кровью.

— Час от часу не легче! И откуда ты только взялся на мою голову? — проворчал хозяин.

— Хотя, — он снова оглядел незнакомца и ехидно усмехнулся, — может, и будет от тебя толк. Поглядим.

Вдвоём они доковыляли до двери в задней части комнаты. За ней была маленькая тёмная спальня без окон с двуспальной кроватью и тумбочкой, на которой стояла ещё одна керосиновая лампа.

Старик помог гостю скинуть рюкзак и сесть на край кровати. Он достал из кармана тренировочных штанов спички, снял стеклянную колбу и зажёг черный фитиль керосинки.

Когда он снова повернулся к раненому, тот уже крепко спал, прислонившись к стене.

3

Мужчина проснулся и открыл глаза, но ничего не изменилось, вокруг был по-прежнему лишь плотный мрак.

Испугавшись, он начал вертеть головой, увидел тоненькую полоску света, скорее всего, из-под двери, и немного успокоился. Ещё пара минут ему потребовалась, чтобы вспомнить, где он и что с ним случилось.

Поморщившись от зудящей боли в ноге, мужчина сел на кровати. Он обнаружил, что из одежды на нём остались только трусы, а правая нога крепко забинтована. Стараясь не ступать на больную ногу, он прохромал к полоске света.

Старик возился у печки, помешивая что-то в булькающей кастрюльке, напевал себе под нос и, услышав скрип двери, обернулся с широкой улыбкой.

— А ты горазд спать! Как нога? Я уж постарался, как мог.

Раненый не ответил на улыбку, проковылял к столу и, снова поморщившись, медленно сел на лавку.

— И где же это ты научился пули вынимать, а?

— Ну, — развёл руками священник, — поживёшь тут с моё — не такое научишься делать. Ужинать будешь?

Старик поставил на стол две тарелки с густой мясной похлёбкой, достал из шкафчиков пару ложек и уселся напротив гостя.

Тот хмуро и подозрительно посмотрел на тарелку, тяжело вздохнул и протянул руку старику через стол.

— Миша.

— Анатолий Николаевич, то есть Анатолий, — снова улыбнулся старик.

— Толя, стало быть, — добавил раненый, взял ложку и осторожно, чтобы не обжечься, попробовал похлёбку.

— А вкусно! — удивлённо проговорил он.

— Это было проще, чем вытаскивать из тебя пулю, — довольно хмыкнул старик.

— Может, расскажешь, что с тобой случилось? Незваные гости у меня не часто бывают, чтоб ещё и такие, — Анатолий замолчал в ожидании.

— Знаешь, — ответил Михаил, — мой отец, старый козел, любил говорить: «Задавая вопрос, будь готов к ответу». Так вот, ты уверен, что готов?

— Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, —процитировал в ответ хозяин.

— Это ты к чему?

— Долго жил, много видел. Но ты можешь попробовать меня удивить.

— Затейно ты лепишь, дед. Инкассаторов мы кинули, только не тех, кого надо.

— В смысле?

— Ну, как тебе объяснить? Одна машина может сегодня ехать в обычный банк за деньгами, а завтра, — Михаил замялся на секунду, — к более серьёзным людям. И наш наводчик, дебил, перепутал дни...

— И вы взяли не те деньги, — закончил за него Анатолий.

— Быстро смекаешь, — усмехнулся Михаил.

Он доел похлёбку, оставил ложку в тарелке и отодвинул её от себя.

— В общем, нашли нас быстро, успел свалить только я. Да и то недалеко. Погоня, стрельба, всё как в кино, короче. А, кстати, где мой....

— Там, в комнате, стоит, не переживай. Мне тут деньги ни к чему.

Священник тоже доел, собрал тарелки и отнёс их на кухню.

— Что думаешь дальше делать?

— Ну, раз меня до сих пор здесь не нашли, значит можно отсидеться, ногу залечить хотя бы.

Гость быстро глянул на Анатолия.

— Если ты не против, конечно.

— Да боже упаси, оставайся, само собой. Скрасишь моё одиночество.

— А, кстати, ты сам-то здесь что делаешь?

Он посмотрел на иконы вокруг, на алтарь и триптих впереди.

— По идейным соображениям? Или тоже спасаешься от чего-то?

Анатолий Николаевич вернулся к столу с двумя кружками.

— Держи, травяной чай. Успокаивает, тонизирует и всё такое.

Он подул на свою и продолжил.

— Наверное, больше по идейным. Утомил меня город, бесконечная суета. А здесь хорошо, тихо, спокойно. Летом так вообще красота.

— И что, сам себе молебны тут проводишь? — хмыкнул Михаил.

— Ну почему сам себе? Кто знает, тот приезжает ко мне иногда на службы, детей покрестить. Я тебе скажу, что нонче человек не особо доверяет городским церквям и священникам. Церковь себя в целом... Как же это слово… — Анатолий задумался.

— Дискредитировала, — подсказал ему Миша.

— Да! Именно. Все эти скандалы, слухи, дорогие машины… В общем, народ стал ездить за верой подальше от больших городов.

— Твоя правда. Так получается, люди к тебе всё-таки ездят?

Сначала Анатолий не понял, что имеет в виду его гость, но потом улыбнулся и покачал отрицательно головой.

— Не переживай, зимой почти никого не бывает. Сам же видел: дороги ко мне прямой нет, а по таким сугробам кому захочется тащиться.

— Ладно, — Михаил опёрся о стол и встал, стараясь не нагружать раненую ногу, — что-то я опять залипать начал, пойду прилягу.

Хромая, он пошёл обратно в комнатку. На полпути вдруг обернулся:

— Слушай, Толь, а если я там кровать занял, то ты...

— Всё нормально, — махнул рукой хозяин, — я раскладушку себе поставил у печки, пока там посплю. Поправишься — переедешь на моё место.

Михаил кивнул и поковылял дальше.

На этот раз он сам зажёг керосинку, проверил рюкзак и недоумённо покачал головой.

— Надо же, и правда ничего не взял, даже ствол вернул, — пробормотал мужчина себе под нос, — чудной дед.

Прилёг на жёсткую деревянную кровать и почти сразу уснул.

4

За ночь керосиновая лампа успела догореть, и он снова проснулся в полной темноте. Нога болела уже не так сильно, но всё ещё ощутимо.

Хромая, он вышел из комнатки, как раз когда Анатолий Николаевич поставил на стол большую сковородку с яичницей.

Он увидел нового соседа и добродушно пожурил:

— Я уж подумал, помер ты там что ль, всё спишь и спишь. Садись завтракать, пока не остыло.

— Не дождёшься, — хмыкнул в ответ Михаил.

Они позавтракали, и Анатолий сварил кофе.

— Толь, а где шмотьё моё? — спросил Миша, прихлёбывая обжигающий напиток.

— Так вон же, у печки висит. Я джинсы-то почистил, но не обессудь. Уж как получилось.

— Да какой там, ты чё, Толь? — замотал головой его гость. — Ты и так как мамка за мной ухаживаешь.

Анатолий молча кивнул и начал собираться на улицу.

— Я пойду за дровами схожу, тут рядом. Ежели чё, кухня вся твоя. Вон, под окном, видишь шкафчик? Это ледник, с холодильником тут беда, сам понимаешь. В общем, там продукты, бери, коли понадобятся. И не шали тут.

— Погоди, туалет где у тебя?

— А, это ты на улицу выйдешь, и прям за домом стоит.

Анатолий Николаевич натянул валенки, махнул рукой и вышел в ослепительную белизну январского дня.

Михаил допил кофе, оставил кружку на столе и пошёл снимать вещи с натянутых над печкой верёвок.

Через полчаса он стоял на крыльце храма и думал, как ему дойти до туалета, ведь снега намело столько, что казалось, сделай шаг и провалишься по пояс. И в этом его также убеждала цепочка глубоких следов, оставленных гостеприимным хозяином. Но тот был в валенках, а у Михаила лишь кроссовки, от которых мало толку.

Правда, особых вариантов у мужчины не было. Конечно, по малой нужде он бы и с крылечка сходил, если бы хотел только по малой...

Чертыхнувшись про себя, он сделал первый шаг и тут же провалился почти по колено в снег. Ну, хоть не по пояс.

Продолжая ругать эту зиму и проклятый снег, он обогнул дом и увидел небольшой туалет с остроугольной крышей, покрытой огромной шапкой снега.

— Не хватало ещё, чтоб меня в туалете крышей придавило, — пробурчал он и пошёл (хотя, скорее, продолжил пробиваться сквозь снег) к своей цели.

Продрогнув, он быстро сделал все свои дела и с ужасом понял, что такие походы теперь ему придётся совершать не меньше пары раз в день. А если дед напортачит со стряпнёй, то и чаще.

Он вышел и в сердцах хлопнул хлипкой деревянной дверцей. С крыши, тихо хрустнув, поехал наст снега и ухнул прямо рядом с мужчиной, разметав всё под собой.

— Сука! — вскрикнул тот от испуга, отскочив в сторону, насколько ему позволяла раненая нога.

— Нервы ни к чёрту! — продолжил он диалог сам с собой, но вдруг осёкся на полуслове.

У туалета, как раз там, где упал снег, что-то чернело. Аккуратно, косясь на остатки снега на крыше, он подошёл поближе и остолбенел от вида находки.

Привалившись к стенке, явно от кого-то прячась, сидел замёрзший насмерть ребёнок. Девочка. Мишу замутило от увиденного, и он опёрся рукой о туалет.

Может, тоже заблудилась, как и он? Не смогла дойти до крыльца?

Он перевёл дух и подошёл к замёрзшей девочке поближе. Нет. Она точно здесь пряталась от кого-то или от чего-то. Сжимая в руках простенькую тряпичную куклу, она, словно украдкой, пыталась выглянуть из-за угла. В сторону храма.

Но почему она не вышла? Что её так испугало, что заставило сидеть тут и замерзать под непрерывным снегопадом?

Он вспомнил, как сам недавно чуть не остался лежать под деревом, укутанный белым холодным саваном.

Говорят, под снегом человеку становится тепло, он засыпает и замерзает. Вот как эта девочка. Только у неё глаза открыты.

Всё-таки его вырвало.

Спустя пару минут, когда более-менее оклемался, Михаил заставил себя подойти к ней вплотную. Лёгкая курточка, штаны и валенки. В одной руке она сжимала куклу, а в кулачке другой — конец цепочки, свисающей с шеи. «Крестик», — отрешённо подумал Михаил, не отрывая глаз от девочки.

Смутное и очень плохое предчувствие зашевелилось внутри него.

Михаил присел, пытаясь понять, куда она смотрела перед самой смертью. Вроде бы в сторону храма. Хотя нет, чуть дальше, скорее за него.

Он присмотрелся и увидел огромный сугроб у заднего фасада дома.

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, он поспешил в ту сторону. Вблизи оказалось, что это был не сугроб, а здание, похожее на сарайчик или сильно занесённую снегом пристройку к дому.

Михаил пытался найти дверь, пока не наткнулся на большой амбарный замок. Поразмыслив пару секунд, он достал из джинсов складной нож, выдвинул отвёртку, недолго провозившись с замёрзшей железкой, всё-таки услышал долгожданный щелчок и скинул его на землю.

Мужчина вошёл внутрь, потихоньку привыкая к мягкому полумраку после яркого дня снаружи. Вдоль стен стояли полки, уставленные бесчисленными банками с консервами и зимними заготовками. В дальнем углу он увидел три пары лыж.

Две — взрослых и одна — детских.

Внутри него что-то оборвалось.

Толя, Толик, Анатолий. Ну, держись, сука!

Рядом с лыжами стояли большие деревянные сани, накрытые огромным цветным одеялом. Повинуясь внезапному порыву, Михаил сделал пару шагов и скинул одеяло на дощатый пол.

Знай, что там увидит, он бы не сделал этого никогда в жизни.

Вообще. Совсем.

Там лежали два голых тела, порубленных на части. Мужчина и женщина. Хотя даже это можно было понять с трудом. Куски нарубленных рук и ног прикрывали выпотрошенные туловища. Две отсечённые головы венчали эту жуткую пирамиду из мяса и костей. Их рты были приоткрыты, они смотрели друг на друга, словно застыв перед своим последним поцелуем.

— Ты знаешь, что любопытство сгубило кошку? — услышал знакомый голос Михаил.

Он дёрнулся было, но затем почувствовал удар по затылку и провалился в темноту.

5

Теперь у него болела не только нога, но и голова.

А ещё было чертовски холодно.

Он приоткрыл глаза и понял, что до сих пор находится в сарае.

Михаил попробовал пошевелиться, но смог лишь немного поболтать ногами, чиркнув пару раз о землю. Руки были привязаны к одной из несущих балок сарая.

Он несколько раз качнулся и услышал самый лучший звук в жизни. Слабое потрескивание старой древесины. Мужчина продолжил раскачиваться, радуясь как ребёнок каждому новому треску. Казалось, что весь сарай ходит ходуном вместе с ним.

Вдруг распахнулась дверь и внутрь вошёл бывший радушный хозяин.

— Ну, ты что это тут устроил? — почти ласково пожурил тот Михаила.

Под мышкой он держал складной столик, в руке — керосиновую лампу.

Его пленник перестал раскачиваться и злобно уставился на вошедшего.

— А ты, Толик — гнида больная, оказывается, — презрительно процедил Михаил и кивнул на сани с порубленными телами.

— Отнюдь, — всё так же добродушно ответил Анатолий, — просто я был голоден, а без мяса я не могу.

— Без человеческого?!

— И что тут такого? Тебе же тоже понравилось.

Он хохотнул и поставил столик, на него — керосинку, зажёг её, сделал свет ярче. Затем старик вынул из-за пазухи скальпель и положил рядом с лампой.

Михаил вспомнил мясную похлёбку, и его накрыла волна тошноты.

— А как ты мне складно пел про людей и про их веру, — выдавил он из себя, — а меня что? Хотел попозже сожрать?

— Ну, надо же было мне как-то поддержать беседу, вот я тебе и пересказал всё, чем меня успел достать этот святоша.

Он подошёл вплотную, и Михаил снова почувствовал слабый запах корицы.

— Что касается тебя, ты слишком ценен для меня. Я подарю тебе возможность, немыслимую для такого жалкого создания, как ты. Ты поучаствуешь в моём бесконечном цикле перерождения. Поэтому я тебя даже подлечил.

Черты лица Анатолия внезапно заострились, кожа обтянула выступающие скулы и прибрела цвет старого пергамента. За секунду он будто постарел лет на двадцать — не меньше.

— Твою мать! Да кто ты вообще такой? — отшатнулся от него Михаил.

— Я? Никто, — оскалился дед, — у меня нет имени.

Он отошёл к столику и взял в руки скальпель.

— Я никто! И я всё!

Он истерично рассмеялся.

— Спроси меня, что будет дальше. Давай, спроси!

Не отрывая взгляда от Анатолия, Михаил ухватился покрепче за деревянную балку и снова начал на ней незаметно раскачиваться.

— И что же будет дальше?

— Забавно, что ты спросил.

Поигрывая лезвием, старик начал не спеша подходить к пленнику.

— Сначала я срежу тебе лицо, будет больно, — он снова хихикнул, — потом, я срежу лицо себе, могу тебя утешить, что мне тоже будет не очень приятно. Но умереть ты не успеешь, потому что я отдам тебе своё и продолжу жить в тебе! Здорово, правда?

— Да просто охренительно, — процедил Михаил.

Затем он снова качнулся, уже сильнее, подтянул ноги к груди и, резко выпрямив их, ударил в грудь Анатолия, подходившего к нему. Тот отлетел обратно к столику, упал и опрокинул на себя горящую лампу.

Михаил навалился всем весом, рванул что есть силы. Балка затрещала, но устояла.

Горящий керосин моментально разлился по дощатому полу и по одежде Анатолия. Тот заверещал, вскочил на ноги, сбивая с себя пламя.

Михаил подтянулся, насколько смог, несколько раз раскачался и резко отпустил руки. Доска лопнула громко, как выстрел, и он всей тяжестью рухнул на спину. Весь сарай ходил ходуном благодаря его упражнениям.

Он лежал, хватая ртом воздух, и видел, как под тяжестью снега на крыше выгнулась и треснула ещё одна доска. Затем ещё одна.

Анатолий наконец скинул горящую куртку и удивлённо уставился на лежащего пленника. Старик шагнул к Михаилу, но в это мгновенье прямо над ним звонко лопнула очередная балка. Её конец, отскочивший вниз, превратил голову старика в кровавую кашу, затем посыпались деревянная труха, шифер, и бесконечная лавина снега погребла его под собой.

Но сарай продолжало штормить, рядом с Михаилом захрустела и обвалилась часть стены. Он кое-как поднялся и, втянув голову, рванул в сторону образовавшегося пролома. Едва мужчина успел выскочить, как строение сложилось, словно карточный домик.

6

Михаил лежал на снегу, переводя дух. Всё произошедшее казалось каким-то дурным сном. Мёртвая девочка, тела, порубленные в конструктор «Лего», психопат-каннибал. А как лицо старика изменилось за долю секунды? Но это точно было невозможно, скорее всего, сумрак и игра света. Такого просто не могло быть.

Вообще, из-за дерьма, свалившегося на него всего за пару дней, ему точно стоило поставить свечку.

Мужчина сел, набрал полную горсть снега и растёр лицо до красноты. Но только он хотел встать и пойти в дом, как заметил движение в развалинах сарая. Михаил замер и присмотрелся.

Развалины зашевелились и оттуда поднялась очень длинная тонкая мохнатая паучья лапа. Потом к ней присоединилась вторая, вместе они шарили вокруг себя, тыкая наугад и всё время проваливаясь в снег. Но затем они нащупали что-то твёрдое, упёрлись, и снег под ними вздулся белым пузырём.

Сбрасывая с себя обломки сарая, поднялось тело Анатолия. Лапы росли у него прямо из спины, почти у лопаток. Мастерски балансируя на паре кусков шифера, лапы вытаскивали тело хозяина из обломков.

Михаил оцепенел от ужаса.

Вот старик уже весь появился из-под завала, лапы чуть опустились и поставили его на слегка подгибающиеся ноги, явно помогая ему стоять. Голова существа болталась и была неестественно вывернута набок, один глаз почти вытек и висел на тоненькой струне нерва, второй, багрово-красный, смотрел на Михаила.

Он увидел, как на плечах существа, под разодранной рубашкой, что-то зашевелилось, ткань натянулась и порвалась. Оттуда вылезли влажные, хитиновые хелицеры, которые ощупали голову, затем с лёгким чавканьем проткнули виски и потянули голову вверх, возвращая ей привычное положение.

— А вот теперь, малыш, я тебя точно сожру… живьём, — просипела тварь, пуская кровавые пузыри.

Когда существо шагнуло к Михаилу, в его голове взревела сирена. Проваливаясь в снег, он побежал в сторону крыльца.

— Сука, бред. Ну не может быть. Да что это, да как так-то!

Повторяя без конца эту фразу, он взлетел по ступенькам и захлопнул дверь. Чем запереть? Щеколдой? Смешно.

Он услышал звон разбитого окна, и в комнату пролезла одна из паучьих лап.

— Раз, два, три, четыре, пять, я ищу, кого сожрать, — пропело существо.

Михаил схватил табуретку и со всей силы ударил по лапе. Снаружи раздался сиплый визг, и она убралась обратно.

Мысли лихорадочно метались в голове. Что же делать? Пистолет! Но чутьё подсказывало, что недаром дед оставил его в рюкзаке, скорее всего, он бесполезен.

Он в панике крутился по комнате, ища хоть что-то. Можно подпереть дверь столом, ненадолго, но это его задержит, а что дальше? Дальше эта тварь выломает дверь и сожрёт его. Адреналин бил фонтаном, заставляя мозг искать выход из ситуации.

Печка, кухня, алтарь... Стоп! Кухня! Газовая плита! Михаил метнулся к плитке, оторвал шланг и швырнул баллон к двери. Затем открыл нижний шкафчик и расплылся в мрачной улыбке: там стояла ещё пара запасных.

Стук паучьих лап раздался на крыльце.

Мужчина кинул остальные баллоны как можно ближе к входу и рванул в комнату. Открыл рюкзак и достал чёрный короткий пистолет.

Дверь в храм распахнулась, немного подвинув один из баллонов. Вперед протиснулись две длинные лапы, втаскивая за собой тело.

Михаил щёлкнул предохранителем и вскинул ствол. А что, если дед вытащил патроны? Волна ледяного ужаса прошлась по всему телу, заставляя кожу ощетиниться мурашками.

Существо остановилось у входа. Хелицеры чуть наклонили голову вперёд.

— Ты правда думаешь, что твоя игрушка тебе поможет, дурачок? — прокаркала тварь, роняя на пол кровавые слюни.

— Вот сейчас и узнаем, — ответил Михаил, прицелился и нажал на спусковой крючок.

7

— База, приём, борт два на связи, база, приём.

— Борт два, база на связи, приём. Что у вас?

— Вижу пожар в западной части леса. База, передаю координаты, приём.

— Борт два, горит лес?

— База, не похоже. Очаг точечный, сейчас спущусь пониже, попробую рассмотреть, приём.

— Борт два, принято. Жду информации, приём.

— База, приём. Вижу горящие развалины дома, явные последствия взрыва. Ниже спуститься не могу, приём.

— Борт два, принято. Вышлем команду спасателей, спасибо, приём.

— Принято, база, конец связи, приём.

— Конец связи, приём.

8

Протокол осмотра места происшествия.

Дата: 23 января 2014г.

Место составления: Волоколамский район. Западная окраина леса.

Составил: Следователь, старший лейтенант Соколов А.Г.

В ходе осмотра проводилась фото- и видеосъёмка.

Причины следственных действий: Заявление спасательной команды МЧС, прибывшей на место происшествия.

Осмотром установлено: На месте происшествия обнаружено разрушенное строение, предположительно, храм, с явными признаками взрыва, произошедшего внутри помещения. Здание практически полностью разрушено.

По заявлению понятых в доме проживала семья священнослужителя:

1. Берёзов С.К. — отец-настоятель, 1965 года рождения.

2. Берёзова М.А. — жена, 1970 года рождения.

3. Берёзова А.С. — дочь, 2002 года рождения.

Предварительная причина взрыва: стрельба по газовым баллонам, предположительно, хранившимся внутри здания.

В ходе осмотра обнаружен труп ранее судимого Гаврилова М.Ю., в данный момент находящегося в розыске за нападение на инкассаторскую машину. Причина смерти: множественные ожоги и травмы, полученные в результате взрыва.

Рядом с трупом обнаружен пистолет Макарова, регистрационный номер спилен. Судя по первичному осмотру, стрельбу по баллонам начал погибший Гаврилов М.Ю. Причины стрельбы устанавливаются.

В разрушенной хозяйственной пристройке были обнаружены расчленённые тела, предположительно, священнослужителя и его жены — Берёзова С.К. и Берёзовой М.А.

Возле уличного туалета найден труп девочки, предположительно, Берёзовой А.С. Судя по положению тела, девочка явно от кого-то пряталась.

Примерно в 50 метрах от разрушенного здания обнаружена нижняя часть тела, предположительно, выброшенная из дома взрывом. Верхняя часть пока не обнаружена. Опознание тела потерпевшего в данный момент затруднено.

Обстоятельства дела выясняются.

Понятые:

1. Карпов Р.К.

2. Меженина Г.С.

3. Литов К.Т.

4. Копылов А.А.

Всё обнаруженное и изъятое при производстве следственного действия предъявлено понятым и другим участникам следственного действия.

Протокол предъявлен для ознакомления всем лицам, участвовавшим в следственном действии.

9

Небольшая лисица грязно-рыжим пятном бежала куда-то по своим делам, не спеша лавируя между чёрными стволами деревьев. Внезапно она остановилась, подняла мордочку и принюхалась.

Она не знала, что такое корица, не понимала, сладковатый это аромат или горьковатый, ей было всё равно. Важно, что запах был дразнящий. Он заставил животное остановиться и найти источник.

Лисица ещё раз втянула носом воздух, опустила морду к земле и медленно пошла вперёд. Цель была совсем рядом, но она ничего не видела перед собой, и это начинало её злить. Животное закрутилось юлой на месте, затем снова подняла морду вверх, принюхалась и остановилась в замешательстве.

Чуть позади, из непримечательного сугроба, почти бесшумно вытянулась вверх длинная тонкая паучья лапа.

Лисица, словно почуяв неладное, заметалась по сторонам, она хотела сбежать, но запах стал ещё сильнее, вынуждая продолжить поиски.

Корявой серой веткой лапа замерла неподвижно.

Наконец лисица вроде бы поняла, откуда исходил дразнящий аромат. Она подошла почти вплотную к сугробу и озадаченно остановилась: запах, который только что окружал её со всех сторон, исчез.

Как жало скорпиона, лапа с невероятной скоростью метнулась вниз, пробила небольшое рыжее тельце насквозь и потащила к сугробу, оставляя за собой кровавую полосу.

Наколотая, как насекомое на иглу энтомолога, лиса хрипела, извивалась, скулила, она цеплялась лапками за мёрзлую землю, пытаясь высвободиться и сбежать.

Из сугроба поднялась ещё одна паучья конечность, новый стремительный укол — зверёк безвольно обмяк.

Теперь уже, как на большой вилке, её затащили в сугроб.

Прошло несколько секунд, и оттуда донеслось довольное урчание, смешанное с громким чавканьем.

Редактор Алёна Купчинская

Другая современная литература: chtivo.spb.ru

Всё произошло буднично. Без слёз, уговоров и нервов. Отец присел передо мной четырёхлетним, на карточки, обнял неловко и смазано поцеловал в щеку.

— Прощай, сын...

Подхватил лёгкий коричневый чемодан из кожзама, ещё раз внимательно посмотрел на маму, и ушёл. Только после того, как закрылась дверь, она опустилась на кухонную табуретку и спрятала лицо в ладонях.

Иллюстрация Лены Солнцевой

— Вот и всё...

Выдохнула. Меня потянуло к окну — посмотреть с высоты третьего этажа на отца: может, то, что сейчас происходит, понарошку? Вдруг он стоит у подъезда, смотрит вверх, и улыбается? Нет, быстрым шагом отец шёл к остановке. Понурые плечи в белой рубашке от мелкого сентябрьского дождя промокли, и выглядел он от этого ещё больше потерянным.

Никчёмным.

У дороги вдруг остановился, и я подумал, что вот здесь и заканчивается эта глупая игра. Открыл окно, и собрался было помахать рукой, мол, возвращайся, папочка! Но скользнул по подоконнику и... Последнее, что я помню из того дня — мамин крик, проникающий до самых косточек...

Слово «развод» я услышал гораздо позже. Его смысл понял примерно лет в четырнадцать. Да, ведь надо обязательно сказать, что тогда я не упал из окна, мама кричала по другой причине.

Чтобы я не останавливал отца.

Потом она кричала, чтобы я не плакал от тоски по нему. Затем — чтобы даже не вспоминал... Не вспоминал о том, что у меня вообще есть отец.

Самое страшное во всём этом — она смогла внушить мне, что так оно и есть. Ведь это он ушёл, оставил нас, бросил. Поэтому подлец. Зачем мне это было нужно знать? У меня нет ответа на вопрос. Не подумайте, моя мама замечательная. Возможно, в её мыслях я просто стал инструментом нелюбви. Или мести за расставание. В общем, достаточно быстро отец просто исчез из памяти. На целых двенадцать лет.

Я мало чем отличался от других подростков — курить попробовал лет в четырнадцать, алкоголь немного позже. Но я не был шалопаем в полном смысле этого слова: неплохо учился и даже считался активистом в школе. Планировал поступать в юридический. Но компания и двор своё дело делали. А ещё озлобленность из-за частых формулировок в родительских междусобойчиках в школе типа «безотцовщина», «чего с него взять?» Отсюда и чёрствость. И цинизм.

К шестнадцати годам я часто не ночевал дома. Приходилось бывать и в подвалах, и на заброшенных стройках. Но матери звонил всегда, предупреждал, чтобы не волновалась. И в этот раз позвонил.

Стрелки на больших вокзальных часах показывали десять минут одиннадцатого вечера. Не ночи, она для меня начиналась гораздо позже.

— Привет, мам. Не жди меня сегодня...

— С тобой, сын, кое-кто поговорить хочет...

И тут меня буквально парализовало в таксофонной будке. Голос я узнал сразу. Отец.

— Привет, родной мой... — говорит. Цунами в душе возникло за доли секунды. Хотя, может быть, злость маскировала совсем другие чувства...

— Родной??? Какой я тебе родной?! У меня шестнадцать лет отца не было! Почему он сейчас появиться должен? Пошёл вон из нашей квартиры, тварь!..

Ничего не дал ему сказать, ответить. Повесив трубку, тяжело дыша, стараясь проглотить огромный комок в горле, я медленно открыл дверь кабинки и побежал!

Побежал домой. Может, успею...

Железнодорожный вокзал располагался в получасе ходьбы от дома, и бегом это расстояние преодолевалось минут за пятнадцать. На ступеньках подземного перехода споткнулся, упал на глазах редких вечерних прохожих, которые смотрели на меня как-то с вопросом, что ли. Да плевать на всех!

— Чего уставились? — заорал во всю мощь.

А слёзы-то уже лились по щекам, проделывая извилистые тропинки от глаз к подбородку. Попытался размазать их грязными от падения ладонями... Стало ещё заметнее, что плачу. Как девчонка. Поднялся, вздохнул, сделал три шага и снова припустил в сторону дома. Успеть бы.

…Метров за сто увидел красные фонари отъезжающей волжанки такси. А на заднем сиденье — всё тот же понурый силуэт в белой рубашке…

Но по-прежнему бегом взлетел на этаж, ведь, может, обознался. Перед дверью в коридоре прислонившаяся к стене плачущая мать.

— Зачем ты так с ним? — вздохнула.

— Это я-то зачем? Я? — слов больше не было, их забрала бесконечная, как тогда казалось, боль. Лучше бы я упал с того подоконника!

Уже потом, через несколько дней, мама рассказала, что все эти годы она с отцом созванивалась и переписывалась, мои фотографии ему посылала. Хвалилась, какой большой, самостоятельный и умный сын у него вырос. Добрый и понимающий. А я вон какой оказался, «пошёл вон, тварь»…

Я, выходит, виноват во всём…

Плохо с виной жить. Но ещё пятнадцать лет прошло с этим ощущением.

В армии отслужил, женился, дочь родилась. Как-то она у меня спросила — где мой папа, её дедушка? А что скажешь?

Ничего.

Пути господни — странная штука. Туда приводят, о чём подумаешь. По работе оказался в том городе, где отец живёт. Адрес его у меня с той, несостоявшейся встречи после разговора с матерью, всегда при себе в блокнотике был, не знаю зачем. Надеялся, наверное, что пригодится.

С самарского вокзала, с первых шагов по перрону, карман с блокнотом горел буквально. Ладонь обжигал, в которой сжимал его. Решение принял — увижу отца в этот раз. Обязательно!

Три дня командировки одним махом пролетели, уезжать завтра рано утром. Но слово себе дал — исполнять надо. Собрался, ботинки начистил, даже галстук нацепил. Может, чтобы понравиться?

Такси привезло к обычной хрущёвке. Во дворе детвора, старушки на лавочке. В этом смысле все наши города друг на друга похожи, не отличишь. Постоял на углу. Может, так увижу? Нет вроде бы лица знакомого. Родного. Ещё одну сигарету закурил. Чего жду — непонятно. Трушу, значит. Решился, зашагал бодро ко второму подъезду — по номеру квартиры посчитать успел, мимо бабушек прошёл, поздоровался. Но на их вопрос в спину: «Вы к кому?» — сил ответить не нашёл. На второй этаж поднялся: вот она, дверь, дерматином обитая. Уф, воздуху в лёгкие набрал, в звонок позвонил. А у самого ноги назад отошли, будто бежать собрались. «Стоять!» — кричу себе. За дверью, слышу, шаги… Замок щёлкнул.

Открыла приятная на вид женщина с сединой в причёске.

— Вам кого? — спрашивает.

Пока я слово подбирал — то ли отцом назвать, то ли по имени отчеству — в её глазах узнавание возникло. Рукой за сердце взялась.

— Господи… Игорёк…

И слезы брызнули.

— Он тебя ведь каждый день ждёт. Сейчас хотя бы в окно смотреть перестал… Да что же ты, заходи, — и дверь шире распахнула. — Сейчас он с прогулки вернётся. Вокруг дома гуляет. Вот радости будет!

Сотни хороводов в голове эмоции закружили: и радость, что живой, и счастье, что ждал-таки. Несмотря ни на что.

— Нет, — отвечаю, — я его во дворе подожду лучше.

Развернулся и через две ступеньки из подъезда выбежал. Пристроился на низком заборчике детской площадки напротив, жду, в лица всматриваюсь.

…По плечам узнал — тем самым, понурым, будто груз на себе несёт. Или вину за что-то. И по слезам тоже.

Отец остановился метрах в десяти, на дерево рукой облокотился. Смотрит прямо в глаза, только подбородок дрожит. И я не выдержал.

— Папа…

И тут рванул ко мне, словно пацана маленького заграбастал, прижал. А сам в голос плачет.

— Сынок. Сына. Сколько же я ждал тебя. Как надеялся, что простишь…

— А я думал, что прощения просить я должен, — выжал из себя сквозь слёзы.

И мир дворовый притих вдруг. Круги счастья, как по воде, до всех докатились. Даже умудрённые жизнью бабушки, смотрю, платочки подоставали, носом хлюпают.

Отец отстранился, улыбнулся и все годы прожитые растаяли, талой водой из сердца смылись. Всего лишь надо было приехать! Просто как.

Под руку в подъезд зашли, в квартиру поднялись.

Всю ночь на кухне просидели. Про жизнь свою рассказывали. Тётя Валя, жена отцова, стол накрыла, суетилась до полночи. Потом оставила мужиков — мол, вам есть о чём поговорить — спать ушла.

А мы молчали больше, насмотреться друг на друга не могли.

Время, как на зло, пролетело быстро. А у меня поезд рано. И ещё в гостиницу успеть за вещами.

На пороге обнялись. Опять со слезами.

— Теперь, — говорю, — приезжать часто буду. И внучку твою привезу.

С эти ощущением счастья и уехал. С надеждой и любовью в сердце. Ведь родного человека, который, казалось, потерян, снова для себя нашёл.

Как обещал, в следующий свой приезд к отцу дочку взял, с дедом познакомить. Правда, забегая вперёд, скажу, что знакомство это скомканным получилось.

У могилы…

Отец через неделю после моего отъезда умер. Сердце не выдержало. Тётя Валя рассказала потом, что у него болезнь неизлечимая была, на чём держался — неизвестно. На ожидании, может.

…Дочка сорванные на лужайке перед входом на кладбище ромашки ему положила.

— Привет, деда, — улыбается. — Я тебя таким и представляла, глаза, как у папы.

И погладила фотографию на памятнике…

Любовь — она ведь навсегда, вечная, независимо от расстояния между людьми, глупых и придуманных обстоятельств. Она и в прощении тоже. Ради детей. Ради себя…

Редактор Мария Передок

Другая современная литература: chtivo.spb.ru