netskald

...После войны семья наша почти два года кочевала по разорённой войной Украине, так как воинская часть отца восстанавливала разрушенные немцами аэродромы. На одном из полустанков отец, выскочивший с чайником за кипятком, вдруг вернулся, неся вместе с товарищем безногого солдата. За ними внесли солдатский рюкзак и старенький баян. Ноги у солдата были отняты по самый пах. А сам он был молод, красив и, что называется, в "стельку" пьян. На удивлённые вопросы мамы и бабушки отец отвечал кратко и потрясённо: "Он пел!" Молодого инвалида старательно обтёрли мокрым полотенцем и уложили на топчан теплушки. Тем временем офицеры, желая установить личность солдата, проверили его рюкзак и были полностью сражены: безногий солдат был награждён пятью боевыми орденами, а отдельно, в красной коробочке, лежал Орден Ленина. И был инвалид сержантом Авдеевым Николаем Павловичем от роду двадцати пяти лет. Офицеры, прошедшие войну, многие, как мой отец, ещё и финскую, знали цену таким наградам. Среди орденов лежало письмо. Видно было, что его неоднократно комкали, а потом расправляли. Письмо было подписано: "любящая тебя Шурочка". "Любящая Шурочка" писала, что будь у Николая хоть одна нога - она бы за ним в госпиталь приехала. А уж совсем ползуна она, молодая и красивая, взять не может. Так и писала Шурочка - "ползуна!" В вагоне повисла угрюмая тишина. Мама всхлипнула, бабушка убеждённо сказала: "Бог её накажет!" - и ещё раз бережно обтёрла лицо спящего.

Спал безногий солдат долго, а проснувшись, казалось, совсем не удивился, что едет неизвестно куда и неизвестно с кем. Так же легко согласился он остаться пока в нашей части, сказав при этом: "Там видно будет". Охотно откликнулся Николай и на просьбу спеть, с которой на удивление робко обратился мой отец, вообще-то человек не робкого десятка. Он впоследствии как-то, казалось нам тогда, робел перед Авдеевым. Это было преклонением перед уникальным талантом. Авдеев запел. Бархатный бас поплыл по вагону и словно заполнил собой окружающее пространство. Не стало слышно грохота колёс, за окном исчез мелькающий пейзаж. Сейчас иногда говорят - "попал в другое измерение". Нечто подобное произошло тогда с пассажирами вагона-теплушки. Я до сих пор думаю, что мне довелось в детстве слышать певца, обладающего не только уникальным голосом, но и ещё богатой, широкой душой, что и отличает великих певцов от бездарностей. Однажды я спросила бабушку: "Почему, когда дядя Коля поёт, облака то останавливаются, то бегут всё быстрей?" Бабушка задумалась, а потом ответила мне, как взрослой: "А ведь и правда! Это у нас душа от его голоса то замирает, то к Богу устремляется. Талант у Коленьки такой особый".

А вскоре произошло то, что заставило окружающих посмотреть на певческий талант Авдеева с ещё большим изумлением.

Через дорогу от школы, где жили офицерские семьи, в небольшом домике жила пожилая еврейка - тётя Пейся со своей очень красивой дочерью Розой. Эта ещё совсем молодая женщина была совершенно седой и немой. Это произошло с ней, когда в одном из маленьких местечек Белоруссии немцы уничтожали евреев. Чудом спасённая русскими соседями, лёжа в подвале со ртом, завязанным полотенцем, чтобы не кричала, Роза слышала, как зовут её из рядом горящего дома её дети - близнецы.

Несчастная мать выжила, но онемела и поседела.

В один из летних вечеров, когда Роза с лотком маковых ирисок зашла к нам во двор, на своей тележке на крыльцо выкатился дядя Коля. Надо сказать, что к этому времени он был уже официально оформлен комендантом офицерского общежития и получал зарплату, по существу был членом нашей семьи. Женщины поставили перед ним тазик с вишней, мы, дети, облепили его, и он рассказывал нам что-то очень смешное. При виде седой Розы дядя Коля вдруг замолчал и как-то особенно внимательно стал вглядываться в её лицо. Потом он запел. Запел, даже не попросив, как обычно, принести ему баян. Помню, что пел он какую-то незнакомую песню о несчастной уточке - лебёдушке, у которой злые охотники, потехи ради, убили её утят-лебедят. Могучий бас Авдеева то жалобно лился, то скорбно и гневно рокотал. Подняв глаза, я увидела, что все окна большого дома были открыты и в них молча застыли люди. И вот Роза как-то страшно замычала, потом упала на колени, подняла руки к небу, и из губ её вырвался молодой, звонкий и безумный от горя голос. На еврейском языке взывала к Богу несчастная мать. Несколько женщин, бросившихся к ней, застыли по знаку руки певца. А он всё пел, а Роза кричала всё тише и тише, пока с плачем не упала на траву. Её спешно подняли, внесли в дом, и около неё захлопотал наш полковой врач.

А мы, рано повзрослевшие дети войны, как суслики, столбиками, остались сидеть молча в тёплой темноте южной ночи. Мы понимали, что стали свидетелями чуда, которое запомним на всю жизнь. Утром пришла тётя Пейся и, встав перед дядей Колей на колени, поцеловала ему руку. И снова все плакали. Впрочем, в моём детстве плакали часто даже мужчины. "Почему взрослые плачут? - спросила я маму. "Это слёзы войны, - ответила мне она, - в войну-то нам плакать было некогда, да и нельзя. Надо было выстоять, чтобы детей спасти. А теперь вот слёзы и отливаются. Твоё поколение уже не будет плакать. Только радоваться".

Надо сказать, что я с горечью вспоминаю эти мамины слова. Радуюсь редко.

Шёл 1948 год. И вот стало происходить что-то странное, непонятное нам, детям. С улиц города стали исчезать инвалиды, которых до этого было так много. Постукивали палочками слепые, но безрукие и безногие, особенно такие, как дядя Коля, практически исчезли. Взрослые испуганно и возмущённо шептались о том, что людей забирают ночами и куда-то увозят. В один из вечеров я услышала, как родители тихо говорили, что дядю Колю придётся спрятать, отправить к родным мамы, на дальний казачий хутор.

...Но здесь произошло событие, которое предопределило дальнейшую судьбу Николая Авдеева и стало таким ярким эпизодом в моей жизни. В 1948 году страна-победительница торжественно праздновала 800-летие Москвы. Повсюду висели флаги и транспаранты, проходили праздничные мероприятия. Одним из таких мероприятий должен был стать концерт в Доме офицеров. Случилось так, что проездом на какую-то инспекционную поездку в городе на целый день остановился маршал Георгий Константинович Жуков. Взрослые называли его коротко и уважительно "сам Маршал". Именно так это и звучало - с большой буквы. Отец пояснил мне, что я видела его в кино, когда, как и все, неоднократно смотрела Парад Победы. "Ну, на коне! Помнишь?" - говорил отец. Честно говоря, коня я помнила очень хорошо, удивляясь каждый раз, почему у него перебинтованы ноги. Маршала же я практически не разглядела. И вот офицерам объявили, что на концерте сводной самодеятельности воинских частей будет присутствовать Жуков. Каждый вечер шли репетиции, и на одной из них было решено, что цветы маршалу буду вручать я. Не могу сказать, что меня, в отличие от моей семьи, это обрадовало. Скорее, наоборот. Мне вообще очень не хотелось идти на концерт, ведь я всё это видела и слышала неоднократно. Теперь я уже никогда не узнаю, почему выбор пал на меня. Скорее, из-за совершенно кукольной внешности, которая, кстати, полностью не совпадала с моим мальчишеским характером. Два дня у нас в коммуналке строчил старый "Зингер". Мне спешно шили пышное платье из списанного парашюта. Шила мама. А бабушка, наспех нас накормив, вдруг стала днём, стоя на коленях, молиться перед иконой Святого Георгия Победоносца. Эта удивительно красивая икона была единственной сохранившейся из её большого иконостаса. В старом казачьем офицерском роду была она семейной. Много поколений молились перед ней, да и всех мальчиков у нас называли Георгием и Виктором. Я была удивлена, услышав, что бабушка непрестанно молится за дядю Колю.

В торжественный день из меня изобразили нечто вроде кукольной Мальвины, вручили сноп мокрых гладиолусов и раз десять заставили повторить приветствие высокому гостю. В результате, когда подъехали три машины, и из первой вышел коренастый человек с суровым, как мне показалось, лицом и звёздами Героя на кителе, я всё начисто забыла. И буквально на одном дыхании выпалила: "Товарищ Жуков! Мы все вас поздравляем! Пожалуйста, живите долго со своим красивым конём!" Вокруг раздался гомерический хохот. Но громче всех, буквально до слёз, смеялся сам маршал. Кто-то из его сопровождения поспешно взял у меня огромный букет, и Жуков, продолжая смеяться, сказал: "Ну вот теперь я тебя вижу. Пойдём со мной!" И подав мне, как взрослой, руку повёл меня по лестнице, в ложу. В ложе стояли стулья и большое бархатное кресло для высокого гостя. Но он, смеясь, сказал: "Кресло для маленькой дамы!" - и, посадив меня в кресло, пододвинул свой стул ближе к перилам ложи. В ужасе и отчаянии от своего провала и позора я сжалась в кресле в комочек. "Как тебя зовут?" - спросил Жуков. "Людмила", - прошептала я. "Люсенька, значит!" - Жуков погладил меня по моим очень длинным волосам. Концерт начался. На сцене танцевали гопак, пели все известные фронтовые песни, снова танцевали. Мне же хотелось одного: сбежать и забиться куда-нибудь в тёмный уголок. На маршала я боялась даже поднять глаза.

Но вдруг я просто подскочила от удивления. На сцене, вместо конферансье, появился мой отец. Напряжённым, каким-то чужим голосом отец объявил: "А сейчас перед вами выступит кавалер орденов (шло их перечисление) и кавалер ордена Ленина, танкист, сержант Николай Авдеев!" Дядю Колю давно уже знали и любили. Зал затих. Детским своим умом я не поняла сути происходящего. Но зрители в зале поняли сразу, что безногий человек на сцене был вызовом власти. Вызовом её безжалостному лицемерию по отношению к людям, которые, защищая Родину, защитили и эту самую власть. Власть, которая сейчас так жестоко и бессовестно избавлялась от покалеченных войной. Я всё это поняла, повзрослев. А тогда два офицера вынесли на сцену Авдеева, сидящего в таком же бархатном кресле с баяном в руках. И вот полилась песня: "Уж, ты ноченька, ночка тёмная…" Голос не пел. Он сначала тихо плакал, а потом громко зарыдал от одиночества и тоски. Зал замер. Вряд ли в нём был тогда человек, который не потерял в войну своих близких. Но зрители не успели зааплодировать, потому что певец сразу заговорил: "Товарищи! В старинных битвах отстояли Отечество наше и свою столицу - Москву! Но и за сто лет до нас прадеды наши погибали за Москву и Россию! Помянем же их!" И Авдеев запел: "Шумел, горел пожар московский…" Показалось, это перед всеми совершенно зримо пошли в своих сверкающих киверах победители 1812 года. В едином порыве зал стал дружно и слаженно отхлопывать рефрен песни. В ложе стали раздаваться восхищённые голоса. Я, наконец осмелев, посмотрела на Жукова. Он, сжав руками барьер ложи, откинулся на спинку стула. Явное удивление и восхищение читалось на его лице. Но вдруг баян замолчал. Руки певца бессильно упали на него, Авдеев повернул голову в сторону маршальской ложи, и серебряная труба его голоса в полной тишине пропела: "Судьба играет человеком, она изменчива всегда…" Зал буквально взорвался от восторга. На сцене выросла гора цветов. Жуков слегка повернул голову и властно сказал кому-то позади себя: "Узнай, распорядись!" Здесь я наконец-то пришла в себя и, тронув Жукова за колено, сказала: "А я всё про дядю Колю знаю!" "Тогда расскажи", - ответил он мне и наклонился ближе. Но раздались звуки рояля, и снова, но уже торжественно и скорбно, заполнил зал фантастический голос: "Ты взойди моя заря, заря моя последняя…" В порыве чувств люди в зале стали вставать, многие плакали. Я вновь посмотрела на Жукова. Он сидел так же, откинувшись на спинку стула, с вытянутыми на барьер ложи руками. Но глаза у него были закрыты, и лицо побледнело и стало печальным и усталым. Скорбно и моляще прогудел бас Авдеева: "Ты укрепи меня, Господь!" И в этот момент в неподалёку стоящей церкви ударили колокола. Зал бушевал. Жуков открыл глаза и, произнеся: "Фантастика!", снова наклонился ко мне и, как мне показалось, строго спросил: "Так что же ты знаешь про дядю Колю?"

Я заторопилась: "Его мой папа на станции нашёл. Он у нас теперь комендантом работает, и в семье, как родной. Он, знаете, какой добрый и всё-всё умеет!" Лицо маршала оставалось таким же печальным и усталым. "Детка, как ты думаешь, что для этого человека можно сейчас сделать?" - спросил он у меня как у взрослой. Я на секунду задумалась: "Баян ему доктор подарил, а он совсем старенький. Новый бы надо купить! Да уж это когда разживёмся", - заговорила я бабушкиными словами. "А главное - дяде Коле жильё какое-нибудь надо. Мы-то в целой каптёрке живём, а он в чуланчике возле котельной ютится!" Жуков слушал меня молча и неулыбчиво. И вдруг спросил: "А тебе самой что хочется?" И здесь я поняла, что нужно вовсю пользоваться случаем. "Мне ничего не надо. Я вообще счастливая. У меня папа с войны вернулся. А вот Ниночке, подружке моей, нужен специальный детский дом, потому что она немая. У неё немцы язык отрезали и свастику на ручке выжгли. Это чтобы её родители-подпольщики заговорили. Но они всё равно никого не выдали, и их расстреляли". Я не увидела лица маршала. Он вдруг поднял меня на руки и крепко обнял. На какое-то время я услышала, как под кителем со звёздами Героя ровно и сильно бьётся сердце Жукова. Потом он опустил меня на пол и бросил: "Пошли!" Дядя Коля сидел внизу на диванчике, смотрел, как мы спускаемся к нему, и лицо его показалось мне таким же усталым и печальным. Потом маршал подошёл к Авдееву и сел рядом. Некоторое время они сидели молча. Но вот Жуков заговорил. О чём говорили они - безногий сержант и маршал со звёздами Героя - Николай не рассказывал, но бабушка говорила, что всю следующую ночь он не спал. Домой ехали мы с дядей Колей. В руках у меня были два огромных пакета с конфетами, а рядом на сиденье лежали два роскошных набора рижских духов. На следующее утро Николая Авдеева увезли в штаб, где ему торжественно вручили сияющий малиновым перламутром аккордеон, а главное - конверт с ордером на комнату в большом и красивом доме. Комната оказалась тоже очень большой и красивой, с большим окном и паркетными полами.

Николай Авдеев окончил музыкальное училище и до конца жизни работал заведующим Дома культуры. А умер он рано, когда ему исполнилось 47 лет. У него было два сына-близнеца, которые стали впоследствии хорошими врачами. Дивный голос своего отца они не унаследовали. Он ушёл с ним.

За Ниночкой приехали из Киева и увезли её в хороший интернат, где, говорили, она была всеобщей любимицей. Но умерла Ниночка, не дожив до двадцати лет. Не знаю, то ли сердце её было сломлено пережитым ужасом, то ли, как говорила бабушка, родители-мученики ждали и звали её.

Отца же моего почему-то направили на курсы политработников в Смоленске. Служил он потом в войсковых училищах, и помню, что всегда заботился особенно о курсантах-сиротах. Многие из них, став сейчас седыми отставниками, вспоминают о нём с любовью и уважением.

Людмила Викторовна ТОЛКИШЕВСКАЯ

Прочитал вот этот пост и что-то вспомнилась мне Катечкина. Многим это имя сейчас ничего не говорит, а в своё время Екатерина Великина была топ-блогером в ЖЖ.

И у неё в далёком уже 2006-м году был прекрасный пост, который я не нашёл на Пикабу. С целью сохранения исторического наследия делаю копипасту того некропоста. Итак:

Хе-хе. Сегодня утречком, пришел феерический комментарий на мою пописульку про скандалы. Жаль, что аутлук не умеет слюной брызгаться – у меня как раз окна грязные.

«После этого "мануала" (а также после бабских комментариев типа "возьму на заметку") мне стало просто стыдно иметь принадлежность к женскому роду».

Вот так вот, и не словом меньше.

Я, сначала, конечно же, похихикала, а потом вот чего подумала – несправедливость же. Как-то так само собой получается, что я все время дядькам отвешиваю, а тетки без добавки уходят. Посему, сегодня будем восстанавливать равенство. Держитесь, тетки ;)

Итак, мой юный друх, ты, конечно же, знаешь, что у нее сиськи, кастрюли и мигрень, однако это не повод для пожизненного рабства. У нас за вредность не премируют, а потому поехали.

Фраза «я устала» рассыпется как карточный домик, стоит только задать один простой вопрос, а именно – «дорогая, скажи, что ты делала конкретно». Открываю страшную тайну – «усталость женская штучная» вполне может продаваться в магических лавках между фотоаппаратом для съемки ауры и контейнером для протоплазмы. Почему? Да очень просто. Если отмести метафизику, и ввести термин «усталость физическая» все сразу же встанет на свои места.

Вагоны грузила? Нет.

Асфальт укладывала? Нет.

Работала мерином на перевозке гравия? Нет.

Что? Всего-то в квартирке убралась? Пусть не смешит ваши носки, у них и так нелегкая доля. Уборка квартиры трехкомнатной занимает ровно 2 (прописью – два) часа (три, если с выкладкой). Рассказы о том, как «в крови и поту я сутками мыла твои углы», по сути своей, байка для блаженных. Нет, я, например, при желании, могу кухню пол дня надраивать. Ключевое слово – желание. МОЕ желание. Вам-то ведь по большому счету, похуй, блестит у вас раковина, или нет, вам бы котлетку и в койку. Коварство улавливаете? Ага, эта крашенная дрянь от нехера делать пол дня надраивала раковину и мечтала о групповом изнасиловании, а оставшуюся половину дня сношает вас в моск на тему своей невъебической изможденности. Каково?

Сюда же:

Прогулка с детьми. Теоретически - «я целый день развлекала твоего ребенка», практически же, она пила пиво сидя на скамейке у песочницы, обсуждая 5 серию ебенымамы вместе с другими «труженицами от детства».

Поход в магазин. Звучит страшно - «я как лошадь перла эти тяжелые сетки». Но что может быть проще спора с лошадью? Во-первых, какого хрена тебя понесло в магазин за семь верст? Это же во-вторых, и в последних. Все что продается, «где-то в жопе», наверняка есть в пяти минутах от дома (чего-чего, а жопа у нас на каждом углу). Что? Кто-то там вякает про рынок «на котором дешевле»? Всучите ей калькулятор, пусть высчитает разницу в 30 рублей, и умоется кровавою слезою. Ага, нужно всего лишь докладывать «экономию» к общей сумме, и с репризой про кобылу будет покончено навсегда.

Стирала. Вообще ржачка. Муж мой, вроде бы не глупый, при должности и все такое, но до сих пор ведется на этот развод. Что ты делала? Стирала, дорогой! Такое море стирки, что просто ужас. Аж три раза в машинку белье совала, но так утрудилась, шопиздец.

Глажка. Конечно, тетеньки сейчас будут возмущаться - дескать, глаженные 10-метровые простыни это наше все, и без простыней жизни нету… Если вы мне покажете человека, который издох от опочивания на мятой тряпке, обещаюсь наглаживать ваши пасторальные гардины сроком до конца жизни.

Резюмируя по быту. Вооружитесь статистикой. Все что делается, должно делаться быстро. Все что делается долго – суть – усер, и никому не нужная трата времени.

ГардероППП* (*Пришел Пиздец Получке). Предполагаю, что вам скажут. Что-нибудь в духе «жизнь кончена, одеть нечего, а у Сидоровой шуба». Учу. Первый и последний раз, поэтому конспектируйте. При словосочетании «нечего одеть», требуется попросить у яндекса показать вам Клавку Шиффер в майке и джинсах. Клево выглядит? А то… Самое время переводить стрелки. Угу, проблема вашей вумен не в том, что у нее нет одежды (майка и джинсы имеются у каждого), а в том, что в имеющемся барахле, она вовсе не похожа на Клаву, и все больше смахивает на продукт петелинской птицефабрики. Что? Кто-то там вякает про «немодненькое»? Так будет, вы ж не зверь. Как только состоится переход от птичьего к человеческому будут шубы, меха, и трехметровые золотые горы. А пока прессик покачай, или поприседай что ли... в другой комнате…

Оно не выдержало и собралось к маме? Э… Ну мороз только на руку… Тьфу

Хотите, я раскрою вам страшную тайну о том, что вероятнее всего происходит у мамы? Если вы думаете, что по приезду к родительнице ваша пассия учудит экскурсию по экс-бойфрендам, то вы глубоко заблуждаетесь. Тещу видели? Она хоть и дура, но точно знает, что поиск «другого такого идиота» дело хлопотное, а от того сидеть вашей голубушке на кухне, давиться плюшкой и плакать за жизнь. Угу. Поплачет пару часиков. Ну денек максимум. А дальше дрочка на телефон. Позвонит - не позвонит, заберет не заберет, и все такое в этом духе. Тут, как в старом добром анекдоте – «теперь-то ты, Ванюша, и не теряйся». 7-дневная путевка к морям только укрепит ваш брачный союз. По истечении седьмого дня, когда ваша кожа станет шелковистой на ощупь, вас будет ждать не менее шелковистая супруга. Правда-правда: если в первый день она будет думать, что вы гад, а во-второй, что вы хоть и гад, но свой, а в-третий, что у Дуськи-то даже и гада нет, то уже к седьмому дню жена уверует в то, что вы ее бросили, и будет целовать ваши загорелые пятки.

Угу, как-то так. Ну, на крайняк, подарите ей веник. Летом это дешево.

Уф… Чуть не забыла про главное. Ебля мозга. Определяется очень просто. Если «ей как-то не так, потому что вы какой-то не такой» - можете не сомневаться – вас опять сношают. Я понимаю, что 99% граждан мужеского пола скривит от моего предложения, но тем не менее… Выслушайте что ей «не так» - строго, четко и по пунктам. Опять же, с вероятностью 99,9% она сообщит вам, что ей грустно, потому что вы хам, быдло и бесчувственная свинья. Не тушуйтесь. Просто посоветуйте поискать ей кого-нибудь более чувствительного, и свалить к нему немедленно. Замолчит стопудова. Ага. Экскурсия к маме уже была, а мифическому Васе нахрен не нужны истерички (хехе потому что вы сгубили ее молодость, см. предыдущее руководство). Кстати, когда вам заявят про «утраченные юные годы» - нужно не съебуриваться в углу, а визжать про «неизвестно кто кому жизнь испортил». Ну да это так, лирика – определитесь по обстоятельствам.

Засим я откланиваюсь, и ухожу драить раковину. Ага, чтобы устать к вечеру.

Успехов, мои юные крол… друзья

Любите меня, и друг друга.

Отсюда

Несколько дней назад на железнодорожной платформе обратил внимание на группу новобранцев. Стоят такие в новеньких камуфляжных костюмах, в берцах. А ведь буквально еще не так давно, в 2001 году, когда я служил в Армии, солдаты ходили в шинельках, ушанках и кирзовых сапогах. С учетом того, что все это было уже плохенькое, а мороз бывало стоял под 30 — страшно было смотреть как эти шинельки развеваются по ветру и из дырявых сапог торчат портянки. Скоро уже наверное все забудут, что это за такие кирзовые сапоги.

Кирзовые сапоги — больше, чем обувь. Иван Плотников, который перед войной наладил их производство, получил Сталинскую премию. После войны же в «кирзачах» ходили все — от стариков до школьников.

Давайте вспомним их историю …

К Первой мировой войне в долгом армейском противостоянии ботинок и сапог была поставлена точка. Сапоги однозначно победили. Даже в тех армиях, где на изготовление сапог не хватало материала, ноги солдат все равно почти до колена обматывались. Это была вынужденная имитация сапог. В обмотках горчичного цвета прошли войну, например, британские солдаты. Солдаты русской армии, кстати, в Первой мировой были единственными, кто мог позволить себе щеголять в настоящих кожаных сапогах. Как и о всякой культовой вещи о кирзовых сапогах ходит масса домыслов и слухов. Так, одним из заблуждений является то, что «кирзачи» получили свое название от «кировского завода», на котором было налажено их производство. На самом деле, свое название легендарные сапоги получили по названию шерстяной ткани Kersey, из которой они изначально изготовлялись.

Также ходит масса заблуждений насчет того, кто первым создал кирзовые сапоги. Расставим точки над i. Приоритет в этом деле принадлежит русскому изобретателю Михаилу Поморцеву. Брезентовую ткань, пропитанную смесью парафина, канифоли и яичного желтка он получил в 1904 году. Материал обладал свойствами, практически идентичными коже. Он не пропускал воду, но при этом «дышал». Впервые кирза «понюхала пороха» на Русско-японской войне, где она использовалась для изготовления амуниции для лошадей, сумок и чехлов для артиллерии.

Материал Поморцева заслужил высокую оценку как солдат, так и экспертов международных выставок, из него было уже решено выпустить партию сапог, но массовое их изготовление так и не было налажено. Сначала делу помешали кожевенные лоббисты, а в 1916 году Михаил Михайлович умер. Сапоги почти на 20 лет «положили на полку».

Второе рождение

Возродили производство кирзы уже в 1934 году. Советские ученые Борис Бызов и Сергей Лебедев разработали метод получения дешевого искусственного бутадиен-натриевого каучука, которым пропитывалась ткань, отчего приобретала свойства, схожие с натуральной кожей. Дальнейшему развитию производства кирзовых сапог мы обязаны химику Ивану Плотникову. Именно благодаря его усилиям в стране было налажено производство «кирзачей».

Боевую проверку они прошли ещё в Советско-финскую войну, но этот опыт закончился неудачно — на морозе сапоги трескались, становились твердыми и ломкими. Дочь Плотникова Людмила вспоминала, как отец рассказывал ей о комиссии, на которой состоялся «разбор полетов» применения нового материала.

У Ивана Васильевича спросили: «Почему ваша кирза такая холодная и не дышит?». Он ответил: «Бык и корова пока еще не поделились с нами всеми своими секретами».

К счастью, за такую дерзость химика никак не наказали. Напротив — после начала Великой Отечественной войны стало очевидна острая нехватка обуви. Тут-то и пригодился опыт Плотникова. Ему было поручено в кратчайшие сроки усовершенствовать технологию производства кирзы. Курировал вопрос сам Косыгин. Плотников с задачей справился. Более того, наладил производство «кирзачей» в Кирове. 10 апреля 1942 года он получил Сталинскую премию. К концу войны в кирзовых сапогах ходило 10 миллионов советских солдат.

Один из символов Победы…

Кирзовые сапоги снискали за время войны заслуженную славу. Высокие, почти непромокаемые, но при этом дышащие, они позволяли солдатам идти многокилометровые марши по любой дороге и бездорожью. О том, насколько кирзовые сапоги были хороши, можно судить, если сравнить их с американскими военными ботинками.

Генерал О. Бредли, автор книги «История солдата», писал, что из-за постоянной сырости американская армия лишилась 12 тысяч строевых солдат за один только месяц. Некоторые из них так и не смогли после этого восстановиться и вернуться на фронт.

О. Бредли писал:

«К концу января заболевание ревматизмом ног достигло столь крупных масштабов, что американское командование стало в тупик. Мы были совершенно не подготовлены к этому бедствию отчасти в результате собственной небрежности; к тому времени, когда мы начали инструктировать солдат, какой нужен уход за ногами и что нужно делать, чтобы ботинки не промокали, ревматизм уже распространился по армии с быстротой чумы».

Без высоких сапог и портянок на осеннем и зимнем фронте приходилось несладко.

Портянки

Можно признать, что портянки не менее гениальное изобретение, чем сами кирзовые сапоги. Впрочем, они неразлучны. Те, кто пробовал носить кирзовые сапоги с носком знает, что носки обязательно рано или поздно скатаются на пятку. Тогда, особенно, если ты на марш-броске, и не можешь остановиться, пиши пропало… Ноги в кровь.

Кроме того, портянки удобны ещё и тем, что в случае их намокания, их достаточно намотать другой стороной, тогда нога по-прежнему останется сухой, а мокрая часть портянки будет тем временем высыхать.

Просторное голенище «кирзачей» позволяет в холода наматывать по двое портянок, плюс закладывать в них газеты для того, чтобы сохранить тепло.

Народная любовь

Эта реклама 1950 года, пожалуй, была необязательной. Кирзовые сапоги после войны стали «народной маркой». На сегодняшний день этой обуви выпущено примерно 150 миллионов пар. Несмотря на разговоры о том, что скоро армию переобуют в берцы, солдаты продолжают носить «кирзачи», делать из них «шурупы» (скатывая гармошкой) и наряжать по случаю дембеля. Где-то на генетическом уровне живет в нас память о том, как прошли маршем наши солдаты в кирзовых сапогах к Великой Победе.

Почему массивные военные ботинки называют «берцами»? Может, потому что ими удобно ломать берцовые кости противника?

«Берцем» обычно называют часть ботинка, закрывающую голень, берцовые кости, но это же слово перешло и на сами такие ботинки. Между тем «берцы», однако, является просторечным, разговорным словом — в орфографическом словаре его не найти. Затруднительно в связи с этим определить его начальную форму (берц? берец?) и ударный слог. В литературе «берцы» можно обнаружить лишь у Бунина, но в значении голени.

Обувалась она на босу ногу, в башмаки с подковками, голые берцы ее были тонки, но округлы, стали от солнца как полированное желто-коричневое дерево (И. Бунин).

Вероятно, писатель ошибся, имея в виду бёрца.

В словаре есть берцо (или, что то же самое, бёрце) — слово, означающее саму берцовую кость. Обычно этимологи рассматривают его как уменьшительное от «бедро», с промежуточной формой бедрьце. Очевидно, что отсюда образовано прилагательное «берцовый», от которого в свою очередь и происходит слово — объект нашего сегодняшнего изучения. У лошади и др. животных, где колено высоко, а пятка поднята и ступают одни пальцы, берцом неправильно называют часть ноги от щетки до щиколотки; это ступня, а берцо от щиколотки до колена (В. Даль).

В обувной промышленности такая обувь называется «ботинки с высокими берцами», отсуюда и пошло название «берцы», которое прочно прикрепилось к этому виду обуви. Берцами в обувной промышленности называют наружные детали верха обуви, закрывающие лодыжечную (голеностопную) часть ноги. На этих деталях обуви располагаются шнурки и пряжки.

В отличие от сапог, берцы фиксируют голеностоп при помощи высокой шнуровки и в то же время оставляют его максимально подвижным, чем снижают вероятность растяжений сухожилий при повышенных физических нагрузках. Благодаря этому качеству, берцы стали незаменимой обувью для военных.

Во время Второй мировой войны большинство солдат носили сапоги или низкие шнурованные ботинки. Однако, как показала практика, ношение такой обуви часто приводило к переломам, особенно при приземлении с парашютом. Для нужд парашютного десанта были разработана высокие шнурованные ботинки — прообраз современных берцев. После Второй мировой войны армии НАТО постепенно стали использовать берцы как основной вид армейской обуви. Американская армия начала переход с низких ботинок образца 1943 года на высокие берцы в 1957 году и окончательно американская армия переобулась в берцы уже к концу 60-х годов ХХ столетия.

А в это же время Советская Армия продолжала использовать сапоги до конца своего существования. И уже Министерство обороны России в 2007 объявило о переходе с сапог на берцы. Полный переход пока не осуществлен, да и вряд ли состоится, по причине своеобразия природных условий России. По прежнему актуальна в российской армии и кирзовая, и резиновая и вяленая обувь. Хотя с каждым годом все больше бойцов и командиров переобуваются в удобные, качественные, подходящие военно-полевым условиям берцы.

С появлением стиля милитари , берцы уверенно заняли свое место среди повседневной обуви. Сегодня берцы популярны у членов ряда субкультур, а также часто используются как специальная обувь для активного отдыха, охоты, рыбалки.

(c) источник

Тридцать бронебойных тезисов:

1) Слово не воробей, и все, кроме воробья, не воробей.

2) Семь раз отмерь, будет точнее, чем если только один раз отмерил.

3) Сколько волка ни корми, мозгов от этого не прибавится.

4) Семеро одного не ждут, если он не очень важный человек.

5) На воре и шапка, скорее всего, ворованная.

6) Аппетит приходит во время долгого отсутствия еды в желудке.

7) Баба с возу - кобыле не понятно, что произошло.

8) Без труда не вытащишь ничего и ниоткуда.

9) Будет и на нашей улице нумерация домов.

10) В ногах правды нет, если ноги не во рту.

11) В родном доме и стены красятся собственноручно.

12) В семье не без фамилии.

13) В тихом омуте черти топятся.

14) Век живи — живи лет сто.

15) Верный друг лучше камня в ботинке.

16) Видит око, да второе око видит то же самое почти.

17) Один в поле не двое.

18) Волков бояться — испытывать страх и нервничать в их присутствии.

19) Вот где собака, да вот же она.

20) Враг моего врага понимает, что к чему.

21) Не все полезно, что в рот за айфон полезло.

22) Все тайное со временем становится старше.

23) Все это было бы смешно, когда бы не было так не смешно.

24) Встречают по одежке — провожают по номерку в гардеробе.

25) Вышел сухим из льда.

26) Голод — не тетка. Если ваша тетка не Голод, что было бы странно.

27) Дают — бери, а бьют — садизм.

28) Два сапога — обувь.

29) Если гора не идет к Магомету, значит законы физики работают.

30) За двумя зайцами погонишься — глупо поступишь, никому не рассказывай.