Начало
Я начал настаивать на том, чтобы приставом был парень, а не девушка, и наконец смог договориться и брать в поездки пэдээсника (так в суде называют крепких ребят в форме и берцах — приставов, обеспечивающих безопасность; сокращение от «Порядок деятельности суда». — Прим. ред.). Они обычно сидят на металлодетекторах в судах. Попадать в неудобные и опасные ситуации — их работа.
По идее, они и раньше должны были ездить с нами, но до инцидента с нападением на моего коллегу начальство службы судебных приставов стояло на своём: свободных пэдээсников нет и поехать с нами никто не сможет.
Стало гораздо спокойнее. Мы ездили по адресам, арестовывали имущество и почти не встречали агрессии. Главное, чтобы должник потянул вниз дверную ручку или повернул ключ. Всё, что нам нужно, — это маленькая щель в квартиру. Дальше пэдээсник филигранно дёргает дверь, отчего вцепившейся в ручку должник буквально вываливается на площадку. Теперь он наш.
Иногда случалось, что в одном доме должники были почти на каждом этаже. Помню, за нами увязался какой-то пьянчуга. Зашёл в подъезд и поднялся с нами по ступенькам.
Неловкая пауза. Мы стояли у двери — и он тоже.
— Вам чего? — не выдержал я.
— Да он мне тоже денег должен, — хмуро ответил он, кивая на дверь.
Приставы делали за меня всю работу — я просто стоял рядом. Поначалу я хотел как-то тоже поучаствовать, но потом понял, что мне прессинг стоил смелости и усилий, а они делали это с каким-то маниакальным удовольствием.
Один из должников оказался буйным. Мы долго стучали и уже думали уходить, как вдруг дверь распахнулась — и на нас в буквальном смысле вывалился жилистый мужик, сжимающий обувную ложку.
— ПО ГОЛОВЕ СЕБЕ ПОСТУЧИ! — проорал он, замахнувшись.
Я слегка попятился, но пэдээсник молча взял его за грудки и увлёк в квартиру. Выпавшая обувная ложка жалобно звякнула о кафель. Пройдя в комнату, пэдээсники с силой швырнул мужика на диван. Тот сразу как-то сник. Он медленно поднялся с кровати и сел на её край.
— Ладно, ребята, погорячился. Может, борща хотите?
Мы отрицательно покачали головами.
Таких грязных квартир я ещё не видел. На полу валялись бутылки, обрывки газет и шелуха от семечек.
Почти треть комнаты занимал большой диван-книжка. На столешнице перед маленьким телевизором стояло несколько бутылок дешёвого пива. Этот мужик разливал их в маленькие чайные кружки. Из закуски — открытая пачка печенья «Юбилейное».
— Доченьки, не обращайте внимания, это к папе! — сквозь кашель сказал мужик.
Только сейчас я заметил двух девочек, стоящих в углу комнаты. Они молча смотрели на нас.
Лицо той, что помладше, было перепачкано гуашью. Она держала в руках кисточку — видимо, рисовала что-то на обрывке ватмана, лежащем на грязном полу.
Вторая только что одевала куклу в какой-то флеш-игре на старом компьютере с монитором-аквариумом.
Есть такая вещь, как психологическое давление. Это необязательно угрозы: например, когда в чавкающих берцах ходят по твоему любимому мягкому ковру — это уже давление.
Когда садятся на твою кровать или заглядывают в твои сервант и холодильник — это тоже психологическое давление.
Мы брезгливо осмотрели квартиру. Арестовывать было нечего. Старый телевизор «Акари» больше ничего не стоил, как и компьютер с Windows 98.
Когда наша команда попадает в квартиру должника, который не может заплатить, пристав описывает имущество — проще говоря, записывает все ценные вещи и их примерную стоимость. Они попадают под арест и часто изымаются. Нельзя арестовать вещи первой необходимости — холодильник, плиту, одежду. Под удар попадает любая мелкая бытовая техника и электроника: от миксеров до ноутбуков.
Дальше требуется найти понятых среди соседей — это самая трудная задача рейда. Если арестовать имущество без них, такой документ будет недействительным. Я и другие члены команды не могут быть понятыми: мы — заинтересованные лица.
Понятых нужно всего двое, но это занятие растягивалось у меня на час. При слове «понятой» двери захлопывались прямо перед моим носом. Чуть позже я немного приноровился и стал говорить: «Ваш сосед просил позвать именно вас».
Я вышел из квартиры нападавшего с ложкой и постучал соседям. Дверь открыл абсолютно голый мужик, похожий на Питера Гриффина. Из одежды на нём были только эйрподсы.
— Добрый день! — я старался не опускать взгляд.
— Здорово, — шмыгнул тот носом. — Чего надо?
— На минутку вас буквально, — отчеканил я. — Соседи просят.
— Подождёшь? — ответил он. — Я сру.
От такой прямоты я даже немного растерялся.
— Да ты заходи, — он гостеприимно приоткрыл дверь.
— Да нет, спасибо, — ответил я. — Я пойду.
Наконец я нашёл какого-то студента и старушку.
— Только компьютер не забирайте, — взмолился наш должник, — мне дочкам для учёбы нужен. Я на той неделе откинулся только, мне проблемы не нужны!
Мы арестовали технику, но оставили её ему на хранение — это значит, что он мог ею пользоваться, но не мог продавать или дарить.
Провожая нас, он окончательно расцвёл и растерял всю былую агрессию:
— Мужики, может, всё-таки борща?
За месяц я не пропустил ни одного рейда и принёс в казну почти в полтора раза больше, чем раньше. Начальница впервые посмотрела на меня другими глазами.
Но на некоторых работах исполнительность однажды сыграет с вами злую шутку. А потому, что «специальное задание от руководства» поручат именно вам.
Это задание будет добровольно-принудительным, в котором часть про «добровольно» — абсолютная условность. А вот облажаться на таком задании никак нельзя.
«Зайди в кабинет», — прочитал я в вайбере.
Ничего хорошего это не сулило.
От вайберовского оповещения из рабочего чата у меня всегда бежит холодок по телу. Условный рефлекс, как у собаки Павлова, которую бьют током.
Я видел, как другие коллеги по работе сжимались в кресле от этого звука. У них — дети, жёны в декрете и вечно ломающейся автомобиль. Они не могут позволить себе такую роскошь, как выговор.
Я стою в кабинете. Начальница едва заметно и будто бы виновато улыбается.
— В общем, есть конкретная семья, надо сделать так, чтобы они заплатили. В ближайшее время. Это задание на контроле у руководства.
Она вручила мне стопку каких-то красных страниц формата А4. На них крупно было напечатано: «В вашем доме живёт должник!» Дальше — номер квартиры, в которой живёт задолжавший.
— Так много? И куда клеить? — спросил я.
— Желательно, везде где только можно.
Я собрал свою команду взыскания, и на следующий день мы поехали по адресу.
Должник жил в неприметной десятиэтажке. Мы постучали. За дверью раздался шорох, а затем и писклявый лай.
Вечно невозмутимый пэдээсник вдруг изменился в лице.
— Пацаны, я с собаками не связываюсь, — сказал он и поднялся на половину лестничного пролёта. Так мы узнали, что у такого бравого парня есть своя ахиллесова пята.
— Чё надо? — донёсся грубый женский голос из-за двери.
— У вас долг за электричество! — сказал я.
— Пошёл вон, — закончила разговор женщина. Я услышал удаляющиеся шаги.
Я позвонил ещё несколько раз, но безуспешно.
Я разозлился. Она даже не стала спорить или орать — просто отмахнулась, будто меня не существует.
Вязкая жижа клея брызнула на листок с неприятным хлюпаньем. Клея выдавилось так много, что лист прогнулся под его тяжестью, а капля скатилась и чуть не заляпала ботинок.+
Я размашисто приклеил листок прямо на дверь.
— Хер ли вы делаете? — донеслось оттуда.
— Выйдете — прочтёте.
На выходе из подъезда я наклеил кляузу и на доску объявлений.
Садясь в машину, я заметил, как сидящие на лавке старушки тут же заинтересовались ярко-красным листком.
— И чем она вам так насолила? — спросил пристав, когда мы выехали со двора.
— Не знаю, — пожал я плечами.
А ведь я действительно не знал.
Долг у неё был небольшой — что-то около двух тысяч. Для сравнения: большинство моих должников уже давно преодолели отметку в 40–50 тысяч. По закону об исполнительном производстве, с таким долгом мы даже не могли бы арестовать её имущество.
Скорее всего, руководство выясняло с кем-то отношения, а тут у человека удачно подвернулись долги за коммуналку.
Я в который раз убедился, что не стоит ссориться с людьми со связями: они запросто подключат любой орган или ведомство, чтобы просто усложнить тебе жизнь.
На следующий день в офисе раздался звонок. Я взял трубку.
— Доброе утро, слушаю вас.
— Куда можно оплатить долг? — послышался хмурый женский голос.
Я сразу понял, что это вчерашняя должница. С такими предложениями люди сами не звонят, если их не вынудить. Долг она погасила уже вечером.
Начальница ещё никогда не улыбалась мне так широко: я соврал, что расклеил предупреждения на каждом этаже.
В тот день я даже задержался на обеде, а это для нашего офиса было беспрецедентной роскошью. Обычно мы писали объяснительную, если приходили хоть на пару минут позже. А теперь мне даже выделили кресло поудобнее.
Я не мучился угрызениями совести и не считал себя каким-то ужасным человеком. Просто у меня всё время было чувство, будто я не на своём месте, и с каждым днём оно только усиливалось. Я чувствовал, что делаю что-то не то. Даже мои друзья не знали, что я работаю в отделе взыскания: сказал им, что я обычный юрист.
Один мой коллега просто жил скандалами с должниками. Он кричал по телефону, что-то им доказывал и постоянно бесился. В какой-то момент я понял, что он не уволится — наоборот, это было его страстью. Человек — ужасное существо. Как только он получает хоть какие-то полномочия, то перестаёт быть человеком. Вспомните хотя бы синдром вахтёра.+
Меня же всё это раздражало. Оказалось, что всё это время я смотрел на мир через розовые очки: я не видел гетто в центре города и людей, которые готовы полоснуть тебя ножом из-за коммунального долга в полторы тысячи рублей. Я думал, вся эта жизнь осталась где-нибудь в фильмах Балабанова или Быкова. И, честно говоря, видеть её я не хотел.
Спустя несколько месяцев работы я пришёл с заявлением на увольнение. Без всяких прелюдий я выложил его на стол и, чтобы избежать лишних вопросов, сказал, что мне предложили другое место. К заявлению я приложил свой так и не распакованный перцовый баллончик. Не знаю почему, но у меня было суеверное чувство, что если я его открою, то обязательно попаду в ситуацию, в которой он мне понадобится.
Меня пытались отговорить, но я стоял на своём. Последние две недели отработки я перебирал бумаги и наводил порядок на полках — больше никаких рейдов.
Прошло уже больше года, а мне всё так же жаль всех этих людей — не «клинических должников», а самых обычных работяг и пенсионеров, для которых мы были как снег на голову. И с чего бы им верить нам и какому-то жилищному кодексу, который они никогда не видели?
К сожалению, у нашего народа — тотальная юридическая безграмотность. Конечно, в киоске Роспечати можно купить Конституцию и Гражданский кодекс. Но кому они нужны? Вся наша обывательская «юридическая образованность» — это программа «Час суда», которую десять с лишним лет назад вёл Павел Астахов. И, кроме словосочетания «моральный вред», вряд ли хоть кто-нибудь оттуда что-то почерпнул.
Летом система коллекторов в сфере ЖКХ получила в печень: изменения в Жилищном кодексе запретили выбивать долги за свет, газ и воду. Уверен, что все должники тогда дружно выдохнули, а куча компаний навсегда попрощалась с надеждой вернуть свои деньги. Вот только начальство нашего ЖЭКа подсуетилось заранее. Я и другие сотрудники формально не были коллекторами, и закон никак не сказался на моей прежней работе. Мои теперь уже бывшие коллеги по-прежнему истерично орут в трубки и настойчиво барабанят в двери:
— Здравствуйте, у вас долг за электроэнергию, оплачивать будем?
Картинки для иллюстрации из общедоступных источников. Баянометр ругается. Прошу понять и простить.
Копипаста отсюда
