Однажды в деревне
2 поста
2 поста
3 поста
4 поста
6 постов
5 постов
4 поста
3 поста
Согласно советским справочникам, Георгий Вицин родился 23 апреля 1918 года. В 1998 году его впервые решили поздравить с юбилеем едва ли не все средства массовой информации, даже президент страны направил ему телеграмму. Однако актер вдруг заявил, что юбилей его был еще в прошлом году и никаких поздравлений он принимать не намерен, никаких интервью на этот счет давать не будет.
Со временем выяснились многие подробности его рождения и жизни. Георгий Вицин появился на свет 18 апреля (по новому стилю) 1917 года в городке Териоки (ныне это Зеленогорск). Путаницу в дальнейшем внесла его мать: она "скостила" сыну год, устраивая его в оздоровительную "лесную" школу. А 23 апреля являлось днем его именин.
Более того, его фамилия изначально писалась тоже иначе — "Вицен", прадед Георгия Степан Вицен был поляком. Обрусевшие потомки изменили букву "е" на "ы" и стали Вицыными. Позже в документах Георгия Михайловича букву "ы" случайно заменила паспортистка. Так что с самого начала артист поневоле запутывал своих биографов и проживал не совсем свою жизнь. И был этому факту несказанно рад.
Отец будущего артиста Михаил Егорович вернулся с Первой мировой войны инвалидом. Он был отравлен газами и прожил недолго. Все заботы по дому легли на плечи матери Марии Матвеевны. Сменив множество профессий, она устроилась билетершей в Колонный зал Дома союзов, куда часто брала сына с собой.
Георгий увлекся актерством, и уже с 12 лет начал выступать на школьной сцене, как правило, в амплуа отрицательных героев. Его первый успех — танец шамана. Вицин исполнил его с таким неистовством, что вдруг осознал: бороться со своими комплексами, со своей стеснительностью можно с помощью театра.
В 1933—1934 годах Вицин учился в Театральном училище при Малом театре, откуда был отчислен с формулировкой "за легкомысленное отношение к учебному процессу". Затем год занимался в Театральном училище при Театре имени Вахтангова, а в 1935 году перешел в театральную студию МХАТа 2-го, где учился у Серафимы Бирман.
Самая строгая и принципиальная актриса-педагог, она симпатизировала Вицину и постоянно делала ему замечания, воспитывала, ругала: "Вицин, уберите свою вольтеровскую улыбку!" А однажды в каком-то этюде сравнила его с Михаилом Чеховым. Эту похвалу Георгий Михайлович помнил до последних дней.
Первые профессиональные успехи Вицина связаны с Театром имени Ермоловой. Играл он много. Любимые роли — Аркашка Счастливцев в "Лесе" Александра Островского и старик Морозо в "Укрощении укротителя" Джона Флетчера. "На Вицина" ходили зрители и даже сдавали билеты, если узнавали, что в этот вечер играет другой артист.
Георгий Михайлович любил сцену, систему Станиславского считал азбукой профессии. Но это не помешало ему однажды уйти из театра. Почему? Больше всего он ценил свободу, а в театре его угнетала жесткая дисциплина и плотная занятость в репертуаре.
Кино же благодаря Вицину приобрело совершенно новый типаж: интеллигент-лирик, способный на поступок ради чувств. Фильмы "Запасной игрок" и "Она вас любит" сделали Георгия Вицина любимцем страны. И вот следующая загадка. В реальности советские девушки вряд ли влюбились бы в такого чудака, а в зрительном зале они были полностью в его власти.
Еще одно уникальное умение Георгия Михайловича — скрывать возраст. Играя роль 18-летнего Васи Веснушкина в "Запасном игроке", на сцене артист перевоплощался в древнего старика Морозо. В реальности же Вицину было 37. А еще через десять лет он сыграл гимназиста Мишу Бальзаминова, и это был настоящий актерский подвиг.
В 1950-е годы Георгий Вицин снимался много и не только в кинокомедиях. Заметные роли он исполнил в фильмах: "Белинский" и "Композитор Глинка" (Николай Гоголь), "Убийство на улице Данте" (Питу), "Борец и клоун" (Энрико), "Дон Кихот" (Самсон Карраско), "Отцы и дети" (Ситников), "Василий Суриков" (Илья Ефимович Репин). Тогда же исполнил свою самую любимую роль — сэра Эндрю в "Двенадцатой ночи".
Пока же режиссер Григорий Козинцев, восхищенный Георгием Михайловичем после совместной работы над "Дон Кихотом", приступал к "Гамлету" и намекнул, что пригласит его на пробу. Но вдруг… на экранах страны стартовал "Необычный кросс" пса Барбоса и троицы жуликов — Труса, Балбеса и Бывалого. Козинцев был не просто огорчен, он был возмущен и оскорблен.
Находясь на вершине популярности, Георгий Вицин окунулся в эксцентрику. Многие расценили его участие в комической троице как глупость. Но Вицин не был бы Вициным, если бы не умел заглядывать в будущее.
Он создал образ-маску, какой еще не было в советском кино. Маску "полуинтеллигента" (как он сам называл своих героев), трусоватого, жуликоватого, иногда выпившего, иногда благородного и всегда смешного. Это была маска актера Вицина. Авторская работа!
Георгий Вицин сам любил эту маску, любил образ Труса, комедийный жанр и своего главного режиссера в кино Леонида Гайдая. Но иногда играл и совершенно неожиданные роли и делал это блистательно: "Старая, старая сказка" (добрый волшебник), "Тень" (доктор), "Джентльмены удачи" ("Хмырь"), "Земля Санникова" (Игнатий), "Хаги-Траггер" (Генрих Янович).
Он часто снимался на телевидении, озвучивал мультфильмы, дублировал зарубежные ленты, выступал на эстраде. Работу он совмещал только с чтением, никогда не посещая никаких фестивалей и праздников, избегая застолий.
В молодости он увлекался скульптурным портретом, хорошо рисовал, а с возрастом оставил и это. Книги и животные — две страсти его последних лет. И йога. Он просыпался, питался, дышал, делал гимнастику — все по этой системе. Может быть, поэтому оставался до конца в хорошей физической форме и почти без седых волос.
С начала 1990-х Георгий Вицин не снимался. Он решил, что отечественное кино больше не возродится и пришло время отдохнуть. От всего. Раз в неделю Вицин выходил на сцену с рассказами Михаила Зощенко, получал скромный гонорар и покупал на эти деньги корм для птиц и собак.
Его партнер по многим фильмам Леонид Куравлев однажды сказал: "Вицин не понадобился этому времени. Он его сам отверг, отринул. Такое время не нужно было Вицину с его философией, с его скромностью, с его умением боготворить самые основы человеческой морали и души, по которым надо жить дальше, и оформлены они десятью заповедями Христа. Вот он жил по законам Иисуса Христа…"
Случилось это где-то в 1996 году. Засиделся я у семейных друзей допоздна. Дома, кроме мамы, никто не ждал, поэтому больно-то я и не торопился. Сидели, болтали ни о чем, попивали чаёк.
Но вот уже время за полночь и пора было идти. А идти мне было всего метров четыреста: пересечь квартал, перейти дорогу и вот он - дом.
Иду, как говорится, никого не трогаю, и вдруг, как чёрт из табакерки, откуда-то сбоку, из кустов, ко мне пристроился какой-то субъект, чуть постарше меня вроде, в темноте-то больно не разглядишь, и пошел в том же направлении. Темно, вокруг ни души, и этот ещё рядом нарисовался. Как-то не по себе стало. Ну ладно, думаю, может ему тоже туда идти надо.
А он, через несколько метров, вдруг мне: "Чо, куда идешь?" И сразу перегаром пахнуло. Я, как можно спокойнее, говорю: "Домой". В ответ неопределенное: " А-а." И дальше идет рядом.
"Вот, - думаю про себя, - навязался." И свернул в сторону: может он прямо уйдет? А он за мной! И уже вплотную приблизился. Я хоть парень был и не из робкого десятка, но тут в голову полезли всякие нехорошие мысли. Кто знает, что у него там на уме?
И тут он вдруг мне в бок тычет чем-то и говорит:
- Так значит. Ты мне сейчас водочки купишь и пивка. Понял? А не то пристрелю!
Смотрю и правда: в темноте ствол блеснул. Ещё и затвором передернул. И смотрит так нехорошо на меня.
Пока лихорадочно соображал (настоящий "Макаров" или не настоящий: в те годы уже начинала появляться пневматика), он опять мне тычет:
- Ну давай, давай. Топай!
С трудом соображаю, что делать-то?
- Ладно, - говорю. - Дома деньги возьму и дальше пойдем.
"Всё, - думаю, - влип!" И как назло вокруг никого. "И где ты, наша доблестная милиция? Почему ты, как в кино, не появляешься из-за угла?"- мысли летели как пули. По инерции пошел в сторону дома, до которого оставалось метров сто, подталкиваемый сзади этим отморозком. "Сейчас, - думаю - выстрелит и никто не узнает, что случилось. А мне ведь только тридцать стукнуло."
Дошли почти до подъезда и тут мысль:"Сейчас домой зайдем вдвоём, а там, вдруг, что-то страшное случится? И мать спросонья перепугается. Нет, домой нельзя!"
Обернулся и посмотрел на него. А он встал метрах в двух с наведенным пистолетом:
- Чо встал?
" А! Была не была! Рвану опять к друзьям, авось не догонит! - и так с места стартанул, как будто впереди самый главный финиш в жизни ждёт. И самая последняя мысль была: " А если - шмальнёт?" На мое удивление он стрелять не стал, а как-то только больно споро за мной побежал. И не отстаёт! "Спортсмен, блин."- думаю. Я через кусты и он - через кусты, я резко в сторону и он - за мной.
И еще кричит:
- Стой! А то щас пальну!
Слава богу, не выстрелил! А может и стрелял: там впопыхах не до этого было. И у него сейчас не спросишь.
Вся эта погоня длилась минуты две, а показались вечностью.
Оторвался я метров на пятнадцать, забежал в подъезд, залетел на второй этаж, и стучусь, что есть силы к друзьям. Выходит друг, а он под два метра ростом, взволнованно спрашивает, что случилось? За ним жена выглядывает. И этот бандит на один лестничный пролет ниже остановился и кричит:
- А что - это ваш друг?
- А что за дела? - мы ему. - Ты чего с пистолетом ночью гоняешься?
- А он, что - местный?
- Да, местный. А тебе чего от этого?
- Да я думал, что это кавказец, - и убежал.
Хоть стой, хоть падай! Ничего себе заявочки...
Естественно, друзья меня домой не отпустили, а оставили ночевать у себя.
А я до сих пор думаю: " Настоящий это был пистолет или нет? И причём здесь кавказцы?"
И кто знает, может и эти строки я бы уже не писал...
Тело: Хочу пива!
Сердце: Протестую! Хочу любви!
Мозг: Протест отклонён! Я тоже хочу пива!
Внук Роберт (3 годика) готовится в садик и для этого необходимо пройти мед.комиссию. Остался логопед и мы все переживаем, как оценит специалист речевые навыки нашего чада. Перед кабинетом врача усиленно учим Роберта произносить слова: "Трракторр", "Рроберрт", "Воррона" и т.д. Наконец, Роберт заходит в кабинет и логопед спрашивает:
- Ну-с, малыш, как тебя зовут?
Роберт, ни секунды не задумываясь:
- Трракторр!
17 октября 1985 года в советский кинопрокат вышел фильм Элема Климова "Иди и смотри".
Этот фильм считается одним из лучших военных фильмов всех времён и самым популярным советским фильмом в мире.
Сам Элем Климов так рассказывал об этой картине: "Я несколько раз перечитал книгу «Я из огненной деревни» - документальные свидетельства людей, чудом переживших ужасы фашистского геноцида в Белоруссии. Многие из них тогда были ещё живы, и некоторые рассказы-воспоминания белорусам удалось зафиксировать на киноплёнку. Никогда не забуду лицо, глаза одного крестьянина, его тихий-тихий рассказ о том, как всю их деревню загнали в церковь и перед сожжением офицер из зондеркоманды предложил: «Кто без детей, выходи». И он не выдержал, вышел, оставив внутри жену и маленьких детишек… Как сожгли, например, другую деревню: взрослых всех согнали в амбар, а детей оставили. А потом, пьяные, окружили их с овчарками и позволили собакам рвать детей.
Я тогда задумался: а ведь про Хатынь в мире не знают!
И я решил снять фильм об этой трагедии. Прекрасно понимал, что фильм получится жёсткий. Решил при этом, что исполнителем центральной роли деревенского паренька Флёры будет не профессиональный актёр, который при погружении в тяжёлую роль мог бы защититься психологически наработанной актёрской техникой, мастерством. Я хотел найти простого мальчика лет четырнадцати. Его надо было готовить к сложнейшим переживаниям, потом зафиксировать их на плёнку. И в то же время защитить его от стрессов (эта система психологической защиты была подробно разработана со специалистами), чтобы не в дурдом его после съёмок сдать, а маме живым и здоровым вернуть. К счастью, с Лёшей Кравченко, сыгравшим в итоге Флёру и ставшим впоследствии хорошим актёром, всё прошло благополучно.
Я понимал, что это будет очень жестокий фильм и вряд ли кто-нибудь сможет его смотреть. Я сказал об этом соавтору сценария - белорусскому писателю Алесю Адамовичу. Но он ответил: «Пусть не смотрят. Мы должны это оставить после себя. Как свидетельство войны, как мольбу о мире».