denisslavin

«Новый год вызывает ожидание чего-то хорошего или просто важного. Хочется верить, что наступит лучшая жизнь. Но здесь рады уже тому, что следующий год просто будет», – говорит старшая медсестра Светлана Лыскова. Она работает в паллиативном отделении Свердловского онкологического диспансера в посёлке Верх-Нейвинском, где содержатся больные с третьей и четвёртой клинической группой. Четвёртая – неизлечимые, они со своим диагнозом до конца дней. Третья чуть лучше. Болезнь, пусть не смертельная, всегда сопровождается болью, а рак – это много боли, такой сильной, что за самостоятельный поход в туалет надо давать олимпийскую медаль. Поэтому люди приезжают в Верх-Нейвинский за надеждой на исцеление или хотя бы, как у четвёртой группы, на то, что станет легче. Даже неизлечимый диагноз оставляет шанс уйти по-человечески.

Утром 31 декабря здесь было 19 пациентов, днём стало на одного меньше. Наряженная ёлка, мишура на стенах, советская комедия и рыдающая вдова – так выглядел коридор отделения перед Новым годом.

В одной из палат раздавался смех. К пациентке приехала сестра из Екатеринбурга. На столе стояли торт, конфеты, консервы и бутылка Martini. Женщины готовились к новогодней ночи. Компанию им составляла ещё одна пациентка. Свою койку она украсила еловой веткой и гирляндой.

«Я уже и желание загадала, – призналась Наталья. – Пусть болячки не мешают мне заниматься семьёй. Не хочу, чтобы мой двенадцатилетний сын видел меня постоянно замученной».

Пациента в другой палате, мужчину 64 лет, навестила вся семья: жена, сын, внуки. Привезли продукты, накрыли стол салатами и фруктами, обменялись подарками. Они приехали, чтобы поздравить деда, а на праздник вернуться домой.

«Заботиться о родителях – долг детей, но иногда забота – это передать их в руки профессионалов, – объяснил сын постояльца. – Пусть мы не встретим Новый год с папой, но один он не останется. Здесь заботливые медсёстры, и можно не беспокоиться. А дома я даже укол ему в случае чего не смогу поставить хорошо».

«Лучше Новый год в больнице, чем в последний раз», – говорит Оксана (имя изменено. – Прим. ред.), родственница другой пациентки.

О диагнозе своей сестры она узнала в ноябре, а 29 декабря привезла её в Верх-Нейвинский. Когда вернулась в Екатеринбург, поговорила с родственниками, накупила продуктов и через два дня снова поехала в отделение.

«В Новый год обязательно надо послушать речь президента. Ну и что, что на больничной койке? Зато вместе. Ничего – не умрём», – сказала Оксана.

К Евгении (имя изменено. – Прим. ред.) пока никто не приехал, зато за последние два дня телефон оборвали пожеланиями счастья и здоровья.

«Я уже устала отвечать всем», – пожаловалась она, но телефон продолжала всюду носить с собой и следила за уровнем зарядки.

«Больные люди всегда нуждаются во внимании, особенно в праздники, – объяснила медсестра Светлана Лыскова. – Хочется, чтобы им позвонили, проведали, побыли рядом. Поэтому, когда родственники приезжают, мы только “за”. Пациентам это идёт на пользу».

Накануне местные работники всем составом прошли по палатам, чтобы поздравить каждого. В новогоднюю ночь здесь должны остаться пятеро дежурных: по медсестре и санитарке на каждое крыло отделения, а также охранник.

«Новогодний стол? Мы за ним даже собраться не сможем. Отлучаться с места нельзя, есть лежачие пациенты, которым в любую секунду может понадобиться помощь, а вызвать её они могут только по кнопке. Как минимум двум людям обязательно надо быть на пунктах дежурных. Здесь, может, и отметим чаем, каждый в своём крыле, да во время обходов пересечёмся, поздравим ещё раз друг друга», – объяснили медики.

Весь персонал здесь работает с момента открытия в ноябре 2012 года, всего 30 человек. Позже всех устроился заведующий отделением Николай Седельников. За это время в учреждении побывало больше тысячи пациентов. Медики признаются, что коллектив у них сложился и нового человека им принять трудно, да и претендентов немного.

«Тут не получится работать отстранённо, всё пропускаешь через себя, в каждого пациента душу вкладываешь, – объяснила Светлана Лыскова. – Когда их привозят лежачими, а через месяц-другой они уходят своими ногами – это настоящее счастье. Но некоторые приезжают сюда, по сути, умирать. И всё, что мы можем сделать, – обеспечить им достойную заботу и уход. Тогда счастье – если они уйдут без боли и страданий».

«Всё равно привыкнуть к этому невозможно, – говорит медсестра Вера. – Меня по-прежнему пугает смерть пациентов – даже не она сама, а реакция их близких. Больно смотреть, как люди встречают известие о потере. Больно смотреть, как люди оплакивают уход любимого человека».

Жену погибшего в Новый год пациента успокаивал Николай Седельников. У него тихий голос, внимательный взгляд и двадцативосьмилетний опыт онколога.

«За это время я не много людей встретил, осознающих, что смерть – естественное явление, которое ждёт и нас самих, и наших близких, – рассказал Николай. – Не у всех хватает сил подготовиться к этому моменту, даже если им заранее известно о смертельном диагнозе. И это тоже естественно – стараться не думать о смерти. Но столкнуться с ней придётся».

Седельников – врач высшей категории. До 2013 года он работал в новоуральской больнице, где свыкся с мыслью о неизбежности смерти. Но там, по словам Николая, ему особенно нелегко было сообщать больным плохие новости.

«Тогда не было заведения, где мои пациенты могли получить постоянный медицинский уход. Приходилось людей, которые страдают физически и морально, просто отправлять домой, потому что больше некуда. У некоторых из них даже не было готовых прийти на помощь родственников и друзей. По сути, они оставались один на один с болезнью. И ладно, если я мог их вылечить, а ведь были пациенты с неизлечимыми диагнозами. Говоришь им, что шансов на исцеление нет, прописываешь курс лекарств – и всё, идите домой, мучайтесь в одиночку. Поэтому и новость о создании это отделения, и предложение стать его заведующим я принял с радостью, с полным удовлетворением от мысли, что смогу здесь помогать людям».

Идея об открытии паллиативного отделения в Верх-Нейвинском принадлежит мэру Екатеринбурга Евгению Ройзману. В местной поликлинике один из этажей несколько лет пустовал и попросту был заброшен. По словам Лысковой, Ройзман обратился за помощью к Александру Мишарину, который тогда был губернатором Свердловской области, и к общественному деятелю Елизавете Глинке (Доктору Лизе): первый выделил деньги на обустройство отделения, а вторая давала организационные советы.

«Новость о смерти Лизы меня шокировала, – призналась Светлана. – Она была одним из самых активных людей, что я знала. Но главное – её огромный опыт. Когда она сюда приезжала, ей хватало одного взгляда, чтобы понять, как лучше обустраивать отделение».

Всего в отделении, существующем на средства областного бюджета, 25 койко-мест. Несмотря на то, что это место по всем признакам является хосписом, сотрудники просят не называть его так.

«При слове “хоспис” у большинства создаётся впечатление, что это отделение создано только для того, чтобы приехать и медленно умирать, – объясняет Лыскова. – Это не так, никто здесь людей не бросает, здесь оказывается лечение. Во-первых, мы принимаем людей не только с неизлечимыми диагнозами. Есть те, кто восстанавливается после курса лечения. А во-вторых, даже самым “плохим” пациентам после пребывания у нас становилось лучше, мы ставили их на ноги, и они возвращались домой. Но меньшее, что им нужно было в тот момент, – это думать, что всё кончено».

Планировалось, что будет детская палата. Но для этого работникам требуется дополнительная квалификация, а некоторые из них обещают уволиться, если отделение начнёт принимать детей.

«Об этих планах с самого начала разговоры ведутся. Я ещё тогда решила, что если откроется детское отделение, то работать не пойду, – говорит медсестра Анна. – Я знаю, что на это просто неспособна. Даже когда молодые люди к нам ложатся, я уже вся извожусь. К нам однажды девушка приехала, которой тогда только 21 год исполнился. Такая славная девочка была. Как её семья тут горевала! Они очень сплотились вокруг неё, постоянно кто-то из родных здесь был, а остальные почти каждый день её навещали».

Для родственников пациентов, которые не хотят оставлять близких в трудное время, в палатах обустроены раскладные кресла.

«Бывает, когда родственники на всё время лечения здесь поселяются, – говорит Светлана Лыскова. – Если пациент не против, если ему необходима поддержка родных, мы это можем обеспечить. Главное, чтобы и родственники тоже этого хотели. Не всегда так. К нам однажды люди привезли свою мать, уехали и больше не возвращались, не звонили, не интересовались её здоровьем. Мы, конечно, сами справлялись, но всё равно было немного не по себе от того, что кто-то так может относиться к собственным родителям. Потом узнали, что сама пациентка в своё время не заботилась о детях и по большому счёту была им чужим человеком. Теперь, с этой деталью, уже то, что кто-то позаботился о том, чтобы доставить её в паллиативное отделение, могло показаться благородным поступком. Так что на вопросы о нравственности других время тратить не стоит, лучше просто делать свою работу».

Седельников согласен с коллегой. У заведующего отделением, как он сам признаётся, библейское кредо: «Не судите, да не судимы будете». На столе у него календарь с выдержками из Писания. Почти все сотрудники называют себя верующими. В палатах расставлены иконы, в холле обустроена молитвенная комната.

«В таких заведениях много смерти, но веры ещё больше, – говорит заведующий. – Почему нет? Это как минимум успокаивает людей. Даже если шансов на выздоровление нет, должна оставаться надежда на что-то хорошее. Не надо думать, что люди сюда приезжают умирать, они здесь, чтобы закончить последний этап жизни достойно».

Для примера медсестра рассказывает о дочери пациентки, которая умерла в 2013 году.

«Эта женщина была очень сильно верующим человеком и смерть приняла без страха, с благодарностью. Её дочь плакала, но говорила спасибо за то, что мы помогли её маме, – вспомнила Светлана. – Она сама здесь долго была, жила вместе с мамой, заботилась о ней, нам помогала. На тот Новый год она сделала рисунки и расклеила их по стенам. Она за это время нам своим человеком стала. Даже после смерти мамы навещает нас иногда, звонит по праздникам, поздравляет. Недавно пришла и увидела на стенах свои новогодние рисунки. Расплакалась и сказала: “А я думала, вы их выбросили”. Ну как мы выбросим? Надо же создавать новогоднее настроение».

К моменту публикации репортажа (примечание - в АН "Между строк" 10 января) в отделении стало на четыре пациента меньше. Один скончался, а троим стало лучше, и они отправились домой.

«Андрей Ермолаев – типичный герой девяностых. Его история – отражение той эпохи. Талантливый человек начал делать большие деньги и обратил на себя внимание бандитов. Они взяли его в оборот, доили, как могли, и в конце концов убили. Если говорить коротко, это всё. А большего я говорить не хочу, мне ещё жизнь дорога».

Это сказал близкий друг Ермолаева – одного из самых ярких предпринимателей Нижнего Тагила, убитого в 1996 году. Он попросил не «светить» своё имя в прессе. Впрочем, все источники информации для этого материала так или иначе просили о том же самом. Но ещё больше людей вообще отказывались давать хоть какие-либо комментарии. Ровно двадцать лет прошло со дня гибели Андрея Ермолаева, но знакомые с ним люди до сих пор уверены: «Ту историю лучше не ворошить».

Лицо Андрея Ермолаева знакомо каждому в Нижнем Тагиле. Оно изображено на главной улице города – на памятной табличке, расположенной между двумя домами на проспекте Ленина. На этом месте 11 октября 1996 года Ермолаева и его телохранителя Игоря Кокушу расстреляли в упор из автомата. Ещё два человека были убиты в криминальных войнах, но именно смерть этих двоих взбудоражила Тагил: пришедшие на похороны люди заполнили улицу и не давали проехать автомобилям. Спустя два десятилетия на табличку, посвящённую Ермолаеву и Кокуше, возлагают цветы.

Андрей Ермолаев родился 12 июня 1957 года. Спустя тридцать пять лет эта дата постановлением Верховного Совета РСФСР в честь принятия Декларации о суверенитете будет признана праздничной, а ещё через десять её переименуют в День России. По словам родственников, Андрей был символом новой страны и открывшихся возможностей. Невероятная харизма, выраженные задатки лидера, способность генерировать по сотне идей ежесекундно и, что самое главное, умение конвертировать эти качества в деньги обрекли его на успех.

Такую характеристику можно было счесть приукрашенной, ведь дают её люди, до сих пор переживающие потерю родного человека. Но правдоподобность этой оценки подтверждают далёкие от сантиментов бизнес-партнёры Ермолаева: его проекты охватывали не только Нижний Тагил и Россию, но выходили далеко за их пределы.

«На встречах с предпринимателями из СНГ, Европы и США я постоянно сталкивался с людьми, интересующимися судьбой Андрея, поминающих его хорошим словом, – рассказал бывший компаньон Ермолаева. – У него везде были свои люди. Многие, с кем он вёл дела или просто пересекался, сейчас очень высоко поднялись – в Тагиле, в области, по всей России. Имя Андрея, даже когда его не стало в живых, служило визитной карточкой и не раз выручало меня, помогало найти нужные контакты, договориться, получить определённые преференции. Да и я сам человеку, лично знакомому с Андреем, невольно выдаю определённый кредит доверия».

Друзья Ермолаева отмечают, что тот, вопреки наличию обширных связей, не зазнавался, по-свойски общался с окружающими, а для семьи оставался просто Дюшей.

«Он этим и брал людей, притягивал, как магнит, – рассказывает один из них. – Никакого апломба или пафоса в нём не было. С теми, кого признавал своим, он был щедрым до крайности: и советом помогал, и делом, и деньгами. В некоторые проекты совался, только чтобы понравившегося человека поддержать. В таких случаях говорил, что в толковых людей сколько ни вложи, всё вернётся. Это было не слишком прагматично, но он и воспринимал всё это как какую-то игру, песочницу, где всё время надо что-то лепить-строить, постоянно чем-то заниматься».

Другие источники из ближайшего круга Ермолаева утверждают обратное: в делах тот обладал острым нюхом и железной хваткой, а отказывался от чего-либо лишь потому, что переставал видеть выгоду лично для себя. Но обе стороны сходятся в том, что Андрей находил коммерческие перспективы во всех сферах – от торговли и сельского хозяйства до культуры и спорта.

«Кажется, он первым заговорил об открытии сети магазинов по типу тех, что сейчас собой представляют “Пятёрочки” и “Магниты”, – вспоминает наш собеседник. – Он не сам, конечно, это придумал, а подсмотрел во время командировок в США. Изюминка заключалась в том, чтобы продавать через эту сеть продукцию, выращенную в Свердловской области, и так развиваться по всей России. Забавно, ведь это как раз та самая “поддержка отечественного производителя”, о которой последние несколько лет твердят в правительстве».

Помимо прочего, Андрей Ермолаев вкладывал деньги в радиостанцию «Экофонд», спонсировал баскетбольный клуб «Старый соболь», содержал тренажёрные залы и занимался благотворительностью. Но главным его достижением было открытие в 1993 году компании «Тагмет». Эта фирма создавалась для сбыта продукции Нижнетагильского металлургического комбината. Организовал этот бизнес Ермолаев благодаря связям на предприятии, где он работал до приватизации.

«В своё время там ещё Ермолаев-старший трудился, вроде бы звёзд с неба не хватал, – рассказывает коллега Андрея Ермолаева. – А вот сын его перед руководством засветился в том числе потому, что брал на себя общественную деятельность. Не надо думать, что Андрея в “Тагмет” поставили роль директора играть. Он сам предложил схему торговли, он же взялся её реализовывать. Ему доверяли».

«Тагмет» стал крупнейшим поставщиком НТМК и быстро начал приносить колоссальный доход её учредителям. Однако 1990-е годы открывали возможности не только коммерсантам, но и представителям криминального мира. Мимо больших денег бандиты пройти не могли. Ермолаев это предусмотрел и заручился поддержкой своего знакомого Вячеслава Соловьёва, который основал в городе Союз ветеранов Афганистана.

В девяностых участники афганской кампании организовывали ОПГ по всей России. В Нижнем Тагиле такой группировкой был «Герат-Урал». Люди с боевым опытом в горячих точках могли как обеспечить безопасность, так и создать реальную угрозу. Но, получив протекцию уважаемого афганцами Соловьёва, Ермолаев мог избавить себя от внимания бандитов. Кроме того, он окружил себя охраной, которую набирал в организованных на собственные средства спортивных залах. Начальником службы безопасности «Тагмета» и личным телохранителем директора фирмы был назначен Игорь Кокуша, тоже ветеран боевых действий в Афганистане и бывший сотрудник тагильской милиции.

Одни источники уверены, что, связавшись с союзом афганцев, Ермолаев осознанно пошёл на сотрудничество с «Герат-Уралом» (договорился с «крышей»), а сооружённые им залы были ничем иным, как «качалками для бойцов». Другие настаивают, что Вячеслав Соловьёв взял бизнесмена под опеку «по дружбе», а пожертвования в фонд помощи матерям погибших в Афганистане тот вносил добровольно.

«С афганцами всё было ровно, – рассказывает родственник Ермолаева. – Андрей с Вячеславом ещё до “Тагмета” дружбу водил. Он ни в какой криминал лезть не хотел и вообще сторонился людей из этого мира. А время было такое, что только начнёшь прибыльный бизнес, то жди в гости бандитов. Поэтому Андрей обратился к Вячеславу, как к старому товарищу».

Впрочем, наш собеседник признаёт, что совсем скоро условия дружеских договорённостей директора «Тагмета» с Союзом ветеранов Афганистана лидеры «Герат-Урала» перестали принимать в расчёт. По его словам, ситуация изменилась после гибели Вячеслава Соловьёва. В 1994 году он разбился в автоаварии.

«Все договорённости с Вячеславом исчезли вместе с ним, – говорит источник АН “Между строк”. – Теперь афганцы рассматривали Андрея только как возможность получить деньги, и дань в их фонд он стал отчислять регулярно. Это можно было считать взаимовыгодным сотрудничеством, как сейчас, когда люди нанимают частные охранные предприятия и платят за эти услуги».

Однако подобное бизнес-партнёрство не спасло жизнь Андрея Ермолаева. Утром 11 октября 1996 года он вышел из своего дома вместе с Игорем Кокушей. На улице их должен был дожидаться личный водитель, чтобы доставить в офис компании, расположенный неподалёку. Но он не приехал, поэтому Ермолаеву и Кокуше пришлось добираться пешком. Завернув в арку между домами № 59 и № 61 на проспекте Ленина, они встретили человека с автоматом Калашникова.

«Группа из шести-семи человек с участием погибших что-то выясняла друг с другом, потом раздались выстрелы», – писал со слов очевидцев «Тагильский рабочий».

Позже милиция выяснила, что никакой потасовки не было – директора «Тагмета» специально ждал один стрелок. Мужчина выпустил в Ермолаева и Кокушу 13 пуль калибра 5,45. Оба погибли мгновенно, а убийца сел в ВАЗ-2109 и скрылся. Возле тел своих жертв киллер оставил автомат без приклада с самодельным глушителем. Как заявил тогда журналистам начальник УВД Нижнего Тагила Виктор Фролов, преступление было явно заказным.

«Организатор убийства готовил киллеров, предоставил им оружие, расставлял по позициям, составлял план операции, а сразу после убийства один из членов [сделавшей заказ] группировки решил прогуляться мимо места преступления, чтобы получить подтверждение удачно прошедшей ликвидации», – рассказал источник агентства.

Правоохранители инициировали финансовую проверку в «Тагмете», чтобы определить заинтересованных в устранении гендиректора компании. На допрос были вызваны все сотрудники – прежде всего, водитель Андрея Ермолаева.

«Он каждое утро отвозил шефа на работу, а в этот раз не смог. Это, конечно, сразу вызвало подозрение. Но он дал подробное объяснение, и вопросы к нему отпали», – говорит знакомый с ходом расследования человек.

Проверка в «Тагмете» тоже ничего не дала. К работе оперативно-розыскной группы подключились сотрудники областного УВД, ФСБ и прокуратуры. Скоро правоохранители обнаружили, что за ними самими ведётся наблюдение. А журналисты, которые пытались вести собственное расследование, жаловались на поступающие угрозы.

«Сопровождали оперативников на машинах, прослушивали в кабинетах, дома, по телефону, – вспоминает наш собеседник. – То ли одни бандиты намекали, что в этом деле особо упорствовать не стоит, то ли другие хотели раньше нас выйти на убийц. То ли и то, и другое».

По его словам, Ермолаев был убит из-за делёжки «Тагмета» между ОПГ «Фортуна» и «Герат-Уралом», которые хотели получить контроль над нелегальным рынком металла. В первой одним из лидеров являлся Андрей Шатов, убитый в 2008 году, а вторую, по данным СМИ и правоохранителей, возглавлял Андрей Селезнёв.

Как писал «Коммерсантъ», именно под руководством Андрея Селезнёва «Герат-Урал» подмял под себя бизнесменов Нижнего Тагила, заставляя платить дань через фонд оказания помощи инвалидам войны в Афганистане. Ему приписывают серию убийств и покушений на руководителей свердловских фирм и заводов. В 2001-м сотрудники свердловского управления по борьбе с организованной преступностью арестовали Селезнёва по обвинению в незаконном хранении оружия и создании ОПГ, а суд приговорил его к 7,5 годам лишения свободы. Но официальное расследование по делу о гибели Андрея Ермолаева закончилось задолго до этого.

«Установили только исполнителя, но к этому моменту свои же его и убрали. На нём нить к организаторам убийства оборвалась», – объяснил знакомый со следствием источник.

В день похорон трагически погибших бизнесмена и его телохранителя в последний путь провожали столько людей, что автоинспекторам пришлось перекрыть проспект Ленина. В процессии шли родственники, друзья, предприниматели, сослуживцы, чиновники и представители того самого мира, который их погубил. Присутствующие вспоминают, как Селезнёв просил прощения за то, что не уберёг Андрея Ермолаева.

Как объясняет один из наших источников, Андрей был обречён с самого начала – рано или поздно его прикончил бы не один, так другой бандит.

«Связываясь с криминалом, ты подписываешь себе смертный приговор, – говорит он. – Преступники не умеют созидать – только брать. С того момента, как ты пустил их в свой кошелёк, считай себя покойником. Они будут брать, пока ничего не останется, и тогда отправят тебя в могилу».

Родные Ермолаева утверждают, что имя главного виновника не представляло тайны ещё в 1996 году, но называть его публично отказываются даже в 2016-м.

Ссылка на первоисточник - в комментариях.

Пока проводили антипедофильский эксперимент для АН «Между строк», жуть охватывала. Я и раньше понимал, насколько беззащитны дети, но сейчас осознал это на конкретном примере. Ребёнка, которого «украл» я, мама оставила всего на минуту.

Есть в истории с пойманным в Нижнем Тагиле педофилом ещё один характерный момент. Этот мужчина ранее уже был судим за аналогичные преступления, и понёс за них наказание в местах лишения свободы. Был ли в этом наказании смысл, если оно не остановило преступника от рецидива? Все ведь прекрасно понимают, чем может сопровождаться заключение по такой статье. Некоторые это даже горячо поддерживают: «Так их извращенцев!!! Пусть его зэки “отымеют” хорошенько! Будет знать, как детей обижать!» Причём, делается это, вероятно, с молчаливого одобрения тюремщиков.

И в этом плане думается: ну, а какого ещё можно было ожидать развития событий?

Прошу об отвратительном, но необходимом: поставьте себя на место педофила. Для него естественно сексуальное влечение к детям. Так же, как для волка естественно утолять голод человеческим мясом. Может быть, педофил даже понимает, что его голод - это плохо. Может быть, он пытается сдержаться. Может быть, его останавливает лишь риск быть пойманным. В любом случае, это до поры до времени. Рано или поздно, голод будет сильнее, и волк выйдет на охоту.

С дикими животными проще: волков-людоедов отстреливают. А как мы поступаем с «волками»-насильниками? Сажаем в клетку. Но это не всё: за решёткой они регулярно подвергаются побоям, унижениям и изнасилованиям. А потом мы их… выпускаем.

Вот срок заключения подошёл к концу. Что-нибудь поменялось в человеке, который прошёл сквозь мясорубку российской системы наказания? Да, теперь он стал злее. Он стал менее опасным? Очевидно, нет, даже наоборот.

Что же тогда, не выпускать его? Вечно его за решёткой держать? Охранять его, кормить, обеспечивать за государственный счёт тоже не слишком выгодно. А может педофилов надо того…? Как с волками? Но это не волки – это люди. Мы же не можем убивать людей, которые виноваты лишь в том, что - и с этим все согласятся - больны.

Педофилия – это психическое расстройство как шизофрения, анорексия или бессонница. Однако людей, испытывающих проблемы со сном или аппетитом, мы не наказываем, а лечим. И в этих случаях в курс терапии не входят изнасилования, избиения и унижения. Да, педофил в отличии анорексика вредит в большей степени не себе самому, а своим жертвам. Потому, надо полагать, действия первого и попадают под статьи уголовного кодекса. Но давайте определимся, что важнее: наказать за конкретное преступление или предотвратить следующие?

Легко предположить, что жертвы педофилов и их родители будут однозначны: «Наказать. Накажите всех этих мразей, чёрт побери! Пусть они ответят за то, что совершили!» Пережитая травма даёт им моральное право требовать отмщения. Но и они предпочтут то решение, которое снизит риск преступления против детей – «то, что случилось со мной, не должно больше повториться ни с кем другим». Нынешние антипедофильские нормы этого не обеспечивают, некоторые из них, может быть, даже усугубляют ситуацию. Тем, кто всё-таки настаивает на радикальных мерах, напомню – отстрел одних волков не исключает появление в лесу новых. Более того, это даст педофилам чёткий сигнал: пощады не будет, раскрывать свою сущность нельзя ни в коем случае, даже если хочешь избавиться от «звериных» потребностей. Поэтому лучше притаиться.

Да и сейчас близкий к нулю уровень терпимости к педофилам оставляет им непростой выбор: сберечь себя или других. Если они попытаются подавить голод собственными силами, но сорвутся, то навредят окружающим. Если откроют свою сущность, обрекут себя на презрение. Как минимум на презрение.

На секунду представьте, что вы стали заложником извращённого желания. Пойдёте вы в клинику просить помощи? А родственникам, друзьям, знакомым и соседям расскажите, что вас лучше остерегаться? Да когда они узнают, остерегаться придётся уже вам и вашим близким, если таковые ещё останутся.

Терпимость нулевой может быть к педофилии, а не к педофилам. Первое – ужасное явление, которое необходимо искоренять. Вторые – больные люди. Да, педофилы опасны. Как опасны иные алкоголики или шизофреники, но ведь они не заслужили лагерных процедур «лечения». Может ли вообще служить оздоровлению общества тюремная система, построенная на ненависти, жестокости и насилии. Это уже вопрос не только о педофилах.

Я допускаю, что не прав: не всё знаю или неверно что-то оцениваю. Но я понимаю, почему волка запирают за решёткой. Да только зачем доводить больного зверя до бешенства? Зачем травить его? Зачем бить по прутьям клетки?

Разве что от страха.