denisslavin

Дома оживают по ночам, вы это знаете. Сами слышали, как они говорят с вами. Вы списывали это на неисправные трубы и мимолётные сквозняки. Говорили себе: «Это просто из крана капает, всё нормально». Нет, не всё нормально. Всё – не нормально. Были когда-нибудь в производственных помещениях? На заводах, на фабриках, нет? Всё гремит, шумит, звенит, но ночью – ночью всё по-другому. Когда люди ушли, когда аппаратура отключена. Остаются только охранники. В моём случае, один. Я делаю ставки на то, сколько продержится очередной бедолага. Вот ещё один – он молод, лет двадцать, я дам ему неделю, так уж и быть. Его предшественника обнаружили только после обеда в подсобке. К часу дня, представляете? Сердечный приступ, сказали они. Аномальная жара и всё такое, сказали они. Он выпить не дурак был, сказали они. Тогда понятно, конечно. Сердечный приступ подойдёт, лишь бы не думать о том, что это место проклято. Какой это уже был по счёту? Кажется, двенадцатый. Стало быть, новичок – тринадцатый. Неплохо, неплохо. Это будет интересно.
У парнишки умное лицо – студент, наверное. Глаза грустные. Даже когда улыбается, искорки не видать. Выданный бейджик с фото бросил на стол. Книжку притащил. Что там у тебя, парень? О-о, Твена почитываем? Любим юмор и приключения, а сами зарабатываем на хлеб скромной, очень-очень скромной должностью. Кажется, я знаю, с чего начать.
«Неуууууудачник».
Головой повёл. Даже не вздрогнул. Молодец.
«Неуууууудачник».
Послышалось, да, парень? Конечно, послышалось.
«Неуууууудачник».
Ну, конечно, засиделся, вот и мерещится всякое. Сделай обход, а я уж найду, чем тебя удивить.
Свет фонарика гуляет по моему нутру. Парнишка любопытный, и останавливается у каждого станка. Интересно, да, парень? Конечно, интересно, здесь идеи превращаются в вещи. Ты можешь потрогать, почувствовать чужие мысли. Люди обычно не думают о таком. Что-то ты расслабился, позволь мне тебя повеселить.
Неожиданно активировавшаяся система вентиляции – это мелочь по сравнению с тем, что тебя ждёт дальше. Пока ты только облегчённо вздыхаешь. Когда я закончу, у тебя не будет сил, чтобы заплакать. Что, уже возвращаешься? Понимаю, мистер Клеменс ждёт тебя в подсобке.
«ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!!»
Мой любимый фокус, ха-ха-ха. Обожаю его. Люди начинают думать, что вопрос звучит только у них в голове. Кто-то другой произнёс это, думают они. А потом пытаются разобраться. Такой умник, как этот, уж точно уже копается в своём мозгу. Давай-ка, кстати, заглянем к тебе.
Бар какой-то. Милая девушка. Твоя? Любишь блондинок, значит. В любом случае, это неинтересно. Посмотрим на твоё детство – там прячутся маленькие демоны, которые помогут мне свести тебя с ума.
А это твой папа, я уверен. Алкоголик, однозначно. Стало быть, ты мой клиент. Дети алкоголиков долго не держатся. Предыдущий охранник, думаешь, почему пил запоями? А это твоя мама, ага? Блондинка тоже. Ну что ж, всё понятно – невротический выбор и всё такое. Зря твоя мамаша наезжает на папочку. Оу! Неплохой удар у него. Надеюсь, ты смог оценить это. А-а, нет, не смог. Попытался встать на защиту. Сколько тебе тут? Двенадцать-тринадцать?
«Мааааааааамаааааааааааааааааааааааа».
А то что-то я совсем про тебя забыл. Ничего себе, даже книгу выронил. Кажется, я нашёл твоё слабое место. Попробуем ещё раз.
«Маааааааааааааааааааамааааааааааааааааааааааааааааа».
О, да! Неплохо. Я догадлив. Впрочем, у каждого второго подобная, так что не вини себя, парень. У каждого человека в голове засели ещё двое. И эта парочка то ругается, то мирится.
«Мааааааааааааааааааааааааааамаааааааааааааааааааааа».
Что-то я зачастил. Не обижайся парень. Будем считать, что это проверка связи.
«Маааааааааааааааааааааааамаааааааааааааааааааааааааааа».
Извини-извини. У тебя ещё и старший брат был? Ого! А-а, вот почему ты такой притихший. Обычно в таких семьях, как в твоей, ребёнок источает агрессию. Стало быть, тут на себя роль взял твой братец. И поэтому ты такой притихший. Неужели? Бил тебя металлической шваброй? Ох, парень, я тебе даже немного сочувствую. Тяжело, наверное, тебе было. Может, хоть друзья тебе попались нормальные.
Алкаш, задира, грубиян, откровенный тупица, ещё один алкаш, алкаш, алкаш, алкаш, проститутка – ну, точнее, просто давалка, шлюха, иначе говоря – чмошник какой-то, наркоман, алкаш… Погоди-погоди. Чуть не пропустил самое главное из-за такого обилия товарищей. Что это за дрыщ такой странный? Лицо прыщавое, грудь худая, об него только ленивый, наверное, ноги не вытер. О-о! Да это же твой лучший друг!
«Максииииииииииииим».
Ой-ё-ё-ё-ё, как тебя проняло-то, а!!! Ну-ка, посмотрим дальше. Слушай, а что это все образы у тебя дома? Он что, тебя к себе в не приглашал? Странный пацан какой-то. Его все унижают, а он – ни слова в ответ. А ты, кстати, мог бы и заступиться за друга. Господи, даже твой братец успел ему всыпать. Тебя, наверное, совесть мучает, да?
«Максиииииииииииииииим».
О, да! Ещё как мучает! Обожаю таких, как ты! Мы с тобой повеселимся, я тебе обещаю!
«Максииииииииииииииииим».
Ну, что ты дёрганный-то такой? Включаешь печь? Зачем? Замёрз, что ли? Но я ничего такого не делал. Пока. Ладно-ладно, дам тебе небольшую паузу, а то убежишь ещё раньше времени. Я этого не хочу. Что это у нас тут? Вступительные экзамены? И верный Максимка тебе помогает с решениям какой-то задачи по физике. Так вот зачем он тебе нужен.
«Помоги мне, Максииииииииииииим».
Что дрожишь? Так ты его просил, да? И он, конечно, не отказал, ведь ты – единственный, кто не унижал его. Господи, да даже преподы в вашем институте любили подколоть этого чудика! Особенно этот, лысоватый, в очках. Что вы там ему сдаёте? Химию? Кажется, да. Даже на следующий год, когда преподаватель сменился, никто не забыл обидного позвища.
«Зря, что ли очки носишь?! Максиииииииииииим».
Ты всё ещё помнишь это, да? Перед всей группой наехал на твоего друга, у которого яиц не хватило постаять за себя. А у тебя – постоять за него. Одногруппники, парни и девушки, смеются – оп, вот, кстати, эта блондинка из бара. Так на неё ты променял своего товарища? Теперь у вас любовь, ага? А вот ты снова дома. В квартире своих родителей. Что-то изменилось. Почерневшие стены, отсутствует мебель, окна выбиты – а-а-а, не выбиты, треснули. Пожар, да? Разглядываешь разорванные стенки плиты. Кто-то в вашей семье не учил технику безопасности. Или просто пренебрёг. Наверное, твой бухой братец. Но ты выжил, так откуда ты это заешь?
«Ма…»
Эй, куда ты уходишь? Куда ты уходишь, парень? Мы же только начали. Уже сбежал? Чёрт, а мне уже стало интересно. А-а, нет, вот ты где. Что за мешок у тебя в руках? Тяжёлый, похоже. О, чёрт! Нет-нет, мне показалось. Тащишь мешок к печи. Открываешь ставень. Нет. Не показалось.
Блондинка в баре улыбается тебе. Но ты смотришь не на неё. Ты глядишь через плечо девушки на Максима. Его губы шевелятся. Что он шепчет тебе?
«Максиииииииииииииииим».
Ноль реакции. Слишком увлечён своими делами. Достаёт из мешка куски тела и бросает в печь один за другим.
«Максиииииииииииииииииим».
А вот-вот это. На автобусном вокзале держишь два билета в руке. Один выбрасываешь в урну, второй оставляешь. Зачем?
«Максииииииииииииииимиииииииииим».
О-о, значит, решил выпить с папой и братом. Мама уже легла спать. Ты предлагаешь сварить пельменей. Твой брат возвращается с кухни, после чего ты идёшь туда же. Говоришь, что надо бы ещё за водкой сходить. И кого отправляют? Та-дааааам. Конечно, тебя. А ты всё рассчитал, маленький засранец. Ах нет, не ты. Вот же он!
«Максиииииииииииииииииииим».
Твой первый преподаватель по химии. Забавно, что именно он подсказал тебе ингредиенты. Несчастный случай, подумали все. И эти все были правы – как минимум, не счастливый.
«Максииииииииииииииииииииииииим».
Я уже не пытаюсь тебя напугать – просто дурачусь. Ты, наконец, вытаскиваешь из сумки голову. Значит, блондинки, да? Что ж, это обещает быть интересным. Кстати, я ведь так и не узнал, как тебя зовут. Где там твой бейджик?
О-о-о, я должен был догадаться. Должен сказать, у тебя очень низкая самооценка. На самом деле, ты гораздо симпатичнее, чем думаешь. Но это неважно. Я рад, что ты здесь. Я, правда, немного боюсь тебя, но это ничего. Сработаемся.

Курю. Смотрю в окно и ничего не вижу. Не вижу, как проезжают машины, как проходят люди, как дождь мелкими каплями бьёт по асфальту.
- Серёж, ты только не заводись ладно, - говорит Люда. – Не заводись.
Я молчу. Усмехаюсь только, вспомнив, как семь лет назад на кладбище перед могилой нашей дочери жена рыдала у мена на плече. Выла тогда: «Почему? Почему? Почему?». Проклятья извергала. А сейчас вот меня успокаивает.
- Будет, Серёж, не связывайся. Только руки пачкать.
- Пойду прогуляюсь, - отвечаю.
- Ты куда? – испуганно спрашивает Люда.
- Да пройтись просто хочется, не беспокойся.
На улице прохладно.
- Здорово, сосед! – издалека машет мне Петрович, местный забулдыга. За сигареткой ко мне бежит.
Протягиваю ему пачку.
- Слышал я, Панюков вернулся? – говорит Петрович.
- Ага, вернулся.
- Сука.
- Ага, - киваю в знак согласия. – Сука.
- Я это, Серёг, ещё парочку возьму?
- Держи.
Петрович вытягивает две сигаретки и уходит. Спешит куда-то.
Минут десять спустя звонит телефон. Хотел ведь дома оставить этот чёртов «ошейник»
- Серёга, ты где? – слышу голос друга.
- Да так, гуляю.
- А где гуляешь?
- Да просто гуляю, нигде и везде сразу.
- Просто тут мне знакомые позвонили…
- Да так и скажи, Люда тебе позвонила, - я начинаю раздражаться.
- Ну да.
- Ну и чего тебе?
- Ты это, Серёг, я просто…
- Волнуешься?
Пауза.
- Волнуюсь, - наконец, признаётся он.
- Всё нормально, старик. Можешь не беспокоиться. Просто мне одному сейчас надо побыть.
Друг у меня хороший, мы с ним давно знакомы, он знает, что мне под кожу лезть не стоит.
А я ведь ему соврал. Ненамеренно, конечно – я и сам не думал, что иду куда-то целенаправленно, ноги сами привели. Вот, вот эта проклятая дорога. Прям рядом со школой. Панюков – тупой сукин сын. Да и не он один. Здесь уже пешеходную зону давно определили, и знак поставили, и светофор, а всё равно находятся гонщики. Мудаки. Нет от них спасу, никакие законы не помогают. Мудаки всегда найдут способ навредить. Им для этого и машина-то не нужна. И алкоголь не нужен. Хотя Панюков-то подвыпивший был, я в этом уверен. Не зря он скрылся тогда на день. Потом явился с повинной. Говорил, что в состоянии аффекта. Да, как же, аффекта. Справочку даже гад принёс какую-то. Потом, конечно, всё равно осмотр проходил, но момент был упущен.
Надо выпить. Что в таких случаях пьют? С горя, вроде, принято водку пить. А чтобы злобу заглушить?
Повсюду реклама: на столбах, на стенах, на заборах – из каждой листовки так и прёт сексом. Как будто, без обнажёнки сейчас ничего не продать. Это напоминает мне девочек из молодости, которые, кроме сисек больших, ничего предложить не могли и ими же надеялись компенсировать отсутствие положительных качеств. Так и рекламщики, задействовав красоток-моделей, признаются: «Да, товар наш – говно. Но вот тебе тёлка». Один из баннеров предлагает мне сходить на какой-то новый российский фильм «Ожидание». Слоган: «Прощать умеет только сильный». Ага, точно, блять, сильный. Где же бар-то какой-нибудь?
- Здрасти, дядь Серёж, - улыбается мне девушка за стойкой. – Что заказывать будете?
- Здравствуйте, - отвечаю. – Мы знакомы?
- Меня Вика зовут. Я с дочерью вашей в одном классе училась, - улыбка медленно сползла с её лица. Решила, видать, что это напоминание во мне радости не вызовет.
- А-а, понятно. Налей мне, Вика, коньяка пятьдесят, что ли.
- Вам какой? У нас большой выбор.
- Без разницы. Давай самый дешёвый.
В заведении, кроме меня, посетителей почти нет. Столики свободны, но я решил расположиться у бара. Хоть разговором с Викой отвлечься.
- Институт я так и не закончила, - говорит. – На втором курсе замуж вышла.
- А что, замужество учёбе помеха?
- Так у меня маленький родился, - глаза у Вики сияют. - Мальчишка. Я академ взяла, думала, потом вернусь, но…
- Но не судьба, - продолжаю я за неё.
- Ага, не судьба.
- Родители-то не сильно ругались, что институт бросила?
- Ой, да какой там! – отмахивается, смеясь, Вика. – Папа, конечно, сначала расстроился из-за денег, я ж на платный поступала. А потом всё. Его сейчас от внука не оторвать.
Вот значит, как. Стало быть, и я сейчас мог бы дедушкой быть. Об этом я и не думал почти. А теперь думаю.
- Что с вами, дядь Серёж? – заволновалась Вика.
Смахиваю слёзы.
- Всё нормально, милая. Сколько с меня?
Выхожу на свежий воздух. Думаю, надо бы отдышаться, и вопреки этому закуриваю сигарету. Вспоминаю, этот дурацкий плакат. Прощать умеет только сильный. Думаю, всё несколько иначе.
Когда я учился в институте, у меня товарищ был, Миша. Боксом занимался, даже в профи пробиться пытался. А я тогда с девушкой встречался, Оля её звали. Так вот Миша у меня Олю и увёл. Я на это никак не отреагировал. Тогда никто не говорил, что я их простил – все думали, что я боюсь Мишу, поэтому и не стал с ним разбираться. Так что, прощение – это привилегия, приписываемая только сильным. На следующий день после аварии, я приехал домой под утро, и жена с красным, опухшим от слёз лицом встретила меня на пороге. На кухне среди пачек с успокоительными стояла бутылка водки.
- Нашёл его? – спросила она пьяно.
- Нет, - соврал я.
- Ну и ладно. Даже если б и нашёл, ты б ничего не сделал.
Потом она извинялась, долго, много. Я её не винил. Я знал, что она права. Я видел Панюкова в то утро. Видел, но ничего не сделал. Он скрывался у своей девушки. Я его два часа прождал, а когда увидел выходящим из подъезда, даже не сунулся в карман за пистолетом. Я даже не вышел из машины.
Пока судебное разбирательство длилось, я следил за новостями. Интересно было мнение людей узнать.
«Замучать падлюку», «я бы за дочь убил», «око за око, жизнь за жизнь», «выстрел в живот, в ноги», «завалить тварь» - кто что говорил. Но прощать, конечно, умеет только сильный, да.
Вот он, дом Панюкова. «Левобережная, 100» синими буквами гласит табличка. На улице темно уже, и я отчётливо вижу силуэты, мелькающие в окне его квартиры. Музыка играет. Освобождение своё Панюков отмечает. Радуется сука. У подъезда парнишка какой-то стоит. Тоже на окна подглядывает, руки в карманах держит. Кажется, я его знаю.
- Саша, - подхожу ближе. – Саша.
Саша – парень моей дочери. Бывший парень. Ответственный пацан. Если дочь говорила, что идёт гулять с ним, я мог не беспокоиться. Он к нам долго ещё потом захаживал. А потом перестал.
- Ну и хорошо, - сказала Люда. – Нечего парню всю жизнь маяться. Погоревал и хватит.
А Саше, видать, не хватило.
- Здрасти, дядь Серёж, - растерянно отзывается он. – А что вы здесь делаете?
- А ты?
Саша нервно пожимает плечами, и я понимаю, что руки в карманах он прячет не просто так.
- Что там у тебя? – спрашиваю.
Показывает. Старенький, дряхлый «ТТ».
- Ты хоть проверял, он стреляет?
- Должен, - отвечает Саша.
- Отдай.
- Извините, дядь Серёж, - мнётся.
- Отдай.
- Но…
- Отдай, говорю.
Слушается.
- А как же он? – кивает Саша на окна Панюкова. Оттуда доносится смех и музыка.
Что мне ответить? Прощать умеет только сильный?
- О родителях подумай, дурак, - говорю. – Пойдём, до дома провожу.
Саша возражает, но через пару минут сдаётся.
Я веду парнишку под локоток. Кажется, Саша тоже успел выпить.
- Ты ж, вроде, в Москву уезжать собирался, в институт? – вспоминаю.
- Мы с Юлей вместе собирались.
Вот оно что.
- А сейчас чем занимаешься?
- Отцу в магазине помогаю?
- А армия?
- Тётка в больнице работает, помогла со справкой.
- И у тебя, значит, тоже знакомые в больнице есть?
- В смысле, тоже?
- Да так, ничего, мысли вслух.
Домой я к Саше заходить не стал. Попрощались у подъезда.
- Ты молодой ещё, - сказал я напоследок. – Живи. Забудь обо всём и живи.
Телефон звонит. Дисплей загорается фотографией Люды.
- Серёжа, ты где?
- Скоро буду.
- А где ты?
- Да недалеко. Минут через двадцать-тридцать буду. Поесть чего-нибудь разогрей.
Возвращаюсь тем же маршрутом. На Левобережной вспоминаю, что забрал у Саши пистолет. Смотрю в окна Панюкова, где праздник в самом разгаре.
Значит, прощать умеет только сильный? А я так скажу: слаб человек.

Сижу в машине, ожидая, когда во двор заедет серебристый «фольцваген» с тремя пассажирами. Что-то задерживаются они. Ну, ничего-ничего, я столько лет ждал, ещё пару часов не в тягость. Тушу в пепельнице одну сигарету и тут же закуриваю следующую. Замечаю, что в очередной раз лезу в карман, чтобы проверить, всё ли на месте. Нервничаю. Надо сохранять спокойствие, но воспоминания картинками лезут в голову…

Жена в родовой палате. Я не гинеколог и не акушер, толку от меня никакого, поэтому я просто жду, бродя по коридору. Скоро медсестра сообщит мне две новости: как водится, хорошую и плохую. Хорошая – родилась девочка, плохая – выбрать имя для неё мне придётся одному.

Оля стоит на сцене и готовится рассказать стишок про весну, который мы с ней целую неделю разучивали. Я вижу, что она нервничает и не решается начать. Кажется, Оля забыла слова, но мы договорились, что я не буду подсказывать, и поэтому я просто жду, когда она их вспомнит.

Несколько часов назад Оле и её уже, пожалуй, бывшим одноклассникам выдали аттестаты, и они отправились в ресторан. Я дома, не вникая в сюжет особо, смотрю какой-то фильм по телевизору. Сейчас уже пятнадцать минут первого, а мы с Олей договорились до полуночи. Но я всё понимаю, выпускной не каждый день случается, поэтому я просто жду.

Обычно она приезжала два раза в год, на зимние каникулы и летние, чаще не получалось. А, закончив четвёртый курс, Оля устроилась на работу по специальности, надо было готовиться к диплому. «Ничего страшного, - говорю. – Учёба на первом месте». Кладу трубку. И жду.

Сказала, что с парнем познакомилась. Предупредила, что приедет с ним. Я жду – посмотрим, что там за Серёжа такой.

Кто шампанское пьёт, кто вино, кто водку, кто виски, кто коньяк. Я за долгие годы про алкоголь и позабыл совсем, и потому обхожусь соками и минералкой. Тамада сообщила, что скоро мне тост говорить. Олей не налюбоваться. Какая она у меня всё-таки красивая. Со дня свадьбы она больше не приезжала. А я всё равно ждал.

Плачет в трубку: «Я тебе перезвоню, пап. Он сейчас вернётся». Я быстро собираюсь и на вокзал еду. Лишь бы не пришибить эту тварь, думаю по дороге, я ему покажу дочь мою обижать, ну, Серёжа, держись.

Доктор выходит из операционной, и время замедляется. По выражению его лица трудно предсказать, помог ли он моей дочери, спас ли её, поэтому я просто жду. Жду, когда он скажет что-то. Хоть что-то. Но обошлось без слов. Он просто медленно помотал головой.

На суде его родители даже не посмотрели в мою сторону. Сам урод сидит, головой поникши. «Тебе стыдно, Сергей, или страшно?» - размышляю, глядя на зятя. Вот-вот огласят приговор. Я жду.

… а вот и родственнички прибыли. Серёжа за рулём. Соскучился, видать, по авто. Осунулся парень, круги под глазами с сотни метров отсвечивают. Мама его плачет, радуется, что сын освободился, наконец. Скрываются в подъезде, я через некоторое время следую за ними. Ладонью прикрывая дверной глазок, нажимаю на кнопку звонка рукоятью пистолета. Слышу через дверь женский голос: «Это к тебе, наверное, сынок, друзья твои». Приближаются чьи-то шаги.
- Сейчас открою! Подождите, – говорит Сергей.
Я жду.

Абсолютная тишина: ни машин, ни людей, ни ветринки – не было ничего, что могло бы её нарушить. Жаркое солнце застыло в зените. Трава, орошённая яркими лучами, казалась такой же сочной, как газон Уэмбли во время финала Лиги Чемпионов. Небо потолком укрывало всю это красоту. Всего тремя цветами: жёлтым, зелёным, голубым – мир, одновременно сложный и простой, демонстрировал своё могучее великолепие. Одинокий дом на холме манил к безмятежной жизни отшельника.

Эта идиллия сохранялась лишь снаружи, в самом же доме стоял шум и грохот. Двое, мужчина и женщина, схватились на полу в яростной драке. Видимо, бой длился уже несколько минут: перевёрнутый обеденный столик, стулья, осколки посуды повсюду, телевизор разинул пасть разбитым экраном. Мужчина навалился сверху на девушку и вцепился руками в её горло. Очевидно, близился финал этого противостояния. Положение удушаемой усугублялось ещё и тем, что мужчина колотил её головой об пол.

- Получай, сука, получай, - злобно шипел мужчина. – Хотела поговорить?! Высказаться, да, сука?!

После очередного удара в затылок девушка закрыла глаза и, вероятно, уже не в силах сопротивляться, перестала бить мужчину. Теперь она судорожно водила ладонями по полу. Это уже была агония, так что дальнейшее развитие событий объясняется лишь обострением инстинкта самосохранения. Наткнувшись на треугольный кусочек, бывший когда-то частью одной из тарелок, девушка рефлекторно ударила им по уху мужчины.
- Ах ты! – выругался от боли тот, но руки с горла противницы не убрал.

Эта ошибка стоила ему жизни. Пытаясь защитить место первого удара, он прижал голову к плечу и так обнажил более важный участок для второго. Острие фарфорового осколка угодило ему прямо в глаз.
- А-а-а-а! – завыл мужчина и, схватившись обеими руками за лицо, свалился с девушки.

Не потеряй он контроль над собой, он всё ещё мог бы остаться в живых. Впрочем, его трудно судить – кровавые ручейки текли сквозь пальцы. Девушка же, не отдышавшись толком, бросилась ползком к стене, словно там хранилось её спасение. Да, пожалуй, так оно и было. Поднявшись на ноги, она выставила на поверженного мужчину пистолет и, прежде чем нажать на курок, произнесла:
- Сдохни.

Спустя полчаса с того момента, как две пули друг за другом вошли в грудь неудачника, девушка суетливо бегала по дому с тряпкой в руке. Протирая одну вещь, которой она за время своего недолгого визита успела коснуться, взглядом она уже искала следующую. Собственно, в подобной спешке не было особой нужды – едва ли кто-либо поблизости мог услышать выстрелы. Едва ли кто-либо вообще был поблизости. Но девушка в тот момент была всецело поглощена чувством страха, и ей хотелось поскорее покинуть этот дом. В очередной раз пересекая комнату, девушка споткнулась о проломленную половицу. Это абсолютно случайное обстоятельство позволило обнаружить тайник покойника. Девушка убрала остальные доски и осторожна вытащила из-под пола небольшую картонную коробку.
Голубой бант, бусы поддельного жемчуга, широкий разноцветный браслет из бисера, заколка-невидимка не привлекли к себе столько внимания, сколько небольшой розовый блокнот с нарисованной на обложке маленькой девочкой. После недолгого осмотра девушка открыла этот дневник на первой странице.

«27 марта, пятница, 1992
Здравствуй, Дорогой Новый Дневник! Меня зовут Наташа. Я называю тебя новым, потому что у меня уже был дневник, но теперь мне пришлось завести тебя. Нет, тот дневник я заполнить не успела, но не волнуйся, я его и не потеряла. Просто он остался дома, а я уже давно привыкла делиться с ним своими секретами каждый день. Сначала я стеснялась писать о себе и думала, что всё это глупости. Но мама сказала, что такой большой девочке, как я, нечего стесняться. Ещё она сказала, что это будет полезно, потому что это поможет мне лучше писать, правильнее и красивее. И мама была права, в третий класс я переходила с пятёркой по русскому языку, а ведь в первом классе в третей четверти у меня была четвёрка. Я рассказала об этом дяде Серёже, он хороший, и старается мне угодить. Он сходил в магазин и принёс мне аж целых три дневника, но я выбрала тебя, потому что…»

«28 марта, суббота, 1992
…Я очень скучаю по маме. И по папе тоже скучаю. Дядя Серёжа говорит, что скоро я их увижу…»

«29 марта, воскресенье, 1992
…дядя Серёжа подарил мне такое красивое платье. Я в нём как самая настоящая принцесса. А ещё он подарил мне туфельки. Эти туфельки совсем как у моей мамы, на шпильках. Я раньше никогда не носила таких туфелек, папа мне не разрешает. Он говорит, что из-за этого портится осанка. Но дядя Серёжа пообещал ничего не говорить папе. Ещё дядя Серёжа купил мне много-много носочков и трусиков, я их целый день примеряла, а дядя Серёжа говорил, какие мне идут больше…»

«30 марта, понедельник, 1992
….кажется, дядя Серёжа болеет. Сегодня мы смотрели с ним мультики, и он посадил меня к себе на колени. Я заметила, что он как-то нехорошо себя чувствует, и потрогала его лоб. Он был такой горячий…»

«31 марта, вторник, 1992
…дядя Серёжа такой дурачок! Представляешь, он принёс мне трусики как у взрослых. Я видела такие у мамы, через них попу видно. И ещё лифчик, представляешь! Когда я на себя в зеркало посмотрела, чуть со смеху не умерла. Дядя Серёжа тоже улыбался…»

«1 апреля, среда, 1992
… а ещё он принёс много-много конфет, купил торт, свечи, и сказал, что мы будем отмечать мой день рождения. Я сказала ему, что у меня день рождения будет только в октябре, но дядя Серёжа сказал, что до осени ждать долго, и ещё сказал, что у него для меня особый подарок. Я спросила какой, но он ничего не сказал. Мне так интересно, что же он там придумал. А пока он подарил мне ещё одно платье. Представляешь, сразу два платья всего за одну неделю! И будет ещё один подарок! Папа даже на день рождения мне сразу двух платьев не дарил. Но я всё равно по нему скучаю. Я спросила у дяди Серёжи придут ли мама и папа завтра, а он ответил, что придут, если я завтра буду хорошо себя вести. Но я ведь и так хорошо себя веду...»

Вероятно, Наташа немного приврала о том, сколь важно для неё ведение дневника, потому что на этом месте записи прерывались.
Девушка отрешённо глядела в разворот дневника минуту-другую, прежде чем пара слезинок из её глаз мокрыми пятнами расползлись на пустующих страницах. Шмыгнув носом, она вытерла ладонью щеку и посмотрела на тело своей жертвы. Вдруг девушка усмехнулась, словно вспомнив старую глупую шутку. Она поднялась с колен и, подойдя к шкафу у стенки, стала рыться в его многочисленных полках. Найдя, наконец, короткий карандашик, обгрызанный на одном из концов, она раскрыла дневник и торопливо чиркнула в три строчки:
«9 август, пятница, 2013
Ублюдок сдох. Я это сделала
Извини, что долго не писала»

После этого девушка ещё раз усмехнулась и, закрыв дневник и прижав его двумя руками к груди, прислонилась к стене. Она поморщилась будто от головной боли и издала протяжный стон, что спустя секунды перерос в громкие рыдания.
А снаружи - тишина. С неба на землю всё так же смотрело солнце. Всего три цвета: жёлтый, зелёный, голубой – украшали этот мир, такой простой и сложный одновременно.

Она снова пришла ко мне. На этот раз заглянула в мой дом через окно, когда я укладывался спать. Это было подобно короткому удару тока. Увидев её белокожее лицо, я вытянулся в струну, и почувствовал, как пальцы моих ног коснулись прохладного металлического обода кровати. И в следующее мгновение, когда облик за окном исчез, моё тело расслабилось так, что я едва не обмочился. Страх накатил на меня волной и наполнил до краёв, от пяток до самой макушки. Странным образом я не мог думать ни о чём, кроме только что увиденного, и в то же время разрозненные мысли ураганом проносились в моей голове. Единственное, на чём я мог сконцентрироваться, была эта картинка, казалось, навсегда застывшая перед моими глазами – белое лицо, и больше ничего. То есть вообще ничего: не было ни глаз, ни волос, ни шеи, ни ушей – только лицо, только эта ужасная маска. Но я знал, что это Она. Больше некому.

Первый раз это случилось на улице. Я увидел её в отражении медленно проезжавшего передо мной автомобиля. Я резко обернулся, но не увидел никого, кроме обычных прохожих. Когда я рассказал об этом своему другу, он только посмеялся.

- Что, совесть замучила? – ехидно спросил он, вовсе и не ожидая ответа. – Да расслабься ты. Никто не узнает.
Как мне было объяснить ему, что угрызения совести не всегда связаны со страхом разоблачения.
- Никто в целом мире из когда-либо живущих, - добавил мой друг.
Я вздрогнул. «Живущих. А что насчёт мёртвых?» - подумал я.

Потом она ещё являлась ко мне, всё чаще и чаще, каждый следующий раз во всё более неожиданном месте. Начав с улицы, её образ стал наведываться в мой дом. Она подбиралась ко мне ближе.
- Мы должны во всём сознаться, - сказал я своему другу.
- Ты что, с ума сошёл?! Кому сознаться? Ментам? Точно, отличная идея! И нас же тут же посадят! Давай пойдём с повинной.
«Тебя, - подумал я. – Тебя точно посадят. Ты ведь был за рулём».
- Ты, кстати, мой соучастник, и рискуешь получить лишь чуть меньший срок, чем я.
«Может быть, хоть в тюрьме она оставит меня в покое», - снова я не посмел высказаться вслух.
- Успокойся, слышишь. Успокойся. Приди в себя. Ты просто напридумывал себе всякого, вот и мерещится тебе чертовщина.
«А тебе не мерещится. К тебе она не приходит. Она понимает, что тебе наплевать».
- Это был несчастный случай. Ты же помнишь? Она оказалась на дороге случайно. Помнишь?
«Помню. Как и то, что мы с тобой здорово спешили тогда, а ты залипал за рулём».
- Никто ни о чём не узнает, я тебе говорю!
- Никто из живущих, – отрешённым тоном уточнил я.
- Конечно, - он, кажется, не понял намёка. – Там же сплошной лес, никаких деревень, хрен её знает, откуда эта бабка взялась. Может, это вообще бомжиха какая-нибудь. Если её кто-нибудь из родных и ищет, вряд ли у них что-нибудь выйдет. Да у них точно ничего не выйдет.

Если верить карте, поблизости и вправду не было ни одного населённого пункта. Но должна же быть причина, по которой эта старушка оказалась на той пустынной дороге ночью.
У меня всегда были проблемы с ориентацией на местности, потому я долго бродил вдоль обочины того участка, на котором произошла авария, и никак не мог определить, куда мы понесли тело старушки. Зато я наткнулся на тропинку, ведущую вглубь леса. Я понимал, что рискую, возвращаясь на место преступления, но и уйти просто так я не мог. Я должен был убедиться, что никто не ищет старуху.
«Если что, скажу, что просто заблудился», - придумал я и позволил тропинке повести меня.

Трассы уже давно не было видно, когда я обнаружил небольшой деревянный домик. Я был удивлён, что в таком отдалении от людей мог кто-либо жить, и в то же время избушка, скрывавшаяся за соснами, казалась мне такой уместной в лесу. Я долго наблюдал за домиком, прежде чем решился на то, чтобы подойти к нему. Я несколько раз обошёл его, вглядываясь в каждое окно, а, когда убедился, что избушка пустует, вошёл внутрь через незапертую дверь.
Больше всего бросались в глаза многочисленные высушенные растения повсюду: на полу, на полках, на стульях, на растянутых верёвках. И ещё книга. Видимо, она давно лежала нетронутой, потому что пыль уже успела осесть на её обложке. В потёмках трудно было разобрать написанное, поэтому я поднял книгу и подошёл к окну. Неразборчивость почерка в большей степени была связана с тем, что буквы были мне совершенно незнакомы, только общие формы в них угадывались. Мне пришлось довольствоваться лишь иллюстрациями. На первых страницах рисунки изображали разные растения: какие-то лепестки, корешки, веточки. Я остановился на развороте, для которого, вероятно, в качестве закладки использовался сушёный листок берёзы. Там-то я и увидел её - эту маску. Только лицо, и больше ничего. Ни глаз, ни волос, ни шеи, ни ушей.

Вдруг дверь в избу с шумом захлопнулась. Я испуганно дёрнулся и, выронив книгу на пол, попятился назад. Споткнувшись о половицу, я потерял равновесие и рухнул спиной на пол. Быстро поднявшись, я выбежал наружу и помчался к дороге.

По прибытию в город, я тут же нашёл своего друга.
- Ты должен это увидеть, - сказал я ему. – Эта старуха – ведьма.
- Что ты несёшь? Господи, да что с тобой вообще?! Нельзя быть настолько нервным.
- Она – ведьма, я говорю тебе, ведьма. Это она прокляла меня.
Он отказывался в это верить.
- Даже если это и так, почему она прокляла только тебя? Почему не меня? Я же был за рулём, так почему только ты видишь её?
- Я не знаю, - честно ответил я.
- Зато я знаю. Она «является» только тебе, - он изобразил пальцами кавычки. – Потому что ты напуган. Просто напуган, поэтому тебе мерещится…
- Нет! Мне ничего не мерещится! Это она! Это…
- Да тише ты, тише, успокойся.
- Слушай, ты просто должен съездить со мной, и сам всё увидишь. Ты поймёшь.
- Что пойму?
Я понимал, что ответ ему не понравится.
- Что мы не сможем уйти от наказания.
Он замолчал ненадолго.
- Ок, допустим, мы туда поедем, что дальше? Допустим, я тебе поверю, и? Если проклятье существует, ты уже знаешь, как от него избавиться?
- Я догадываюсь.
- Как?
Ещё один неприятный и честный ответ с моей стороны:
- Я думаю, если мы сознаемся в своём преступлении полиции…
- Стоп-стоп-стоп! Ты что, серьёзно?!
- Я просто думаю, что…
Наш спор ещё нескоро затих.
- Ты действительно хочешь рассказать обо всём в полиции? – участливо спросил мой друг, когда мы немного успокоились.
- Если я прав насчёт старухи - а я прав – у нас вряд ли есть другой выбор.
Он колебался секунду-другую.
- Что ж, - сказал он. – Но давай сначала всё-таки съездим в избушку этой твоей бабы Яги.
Нервная усмешка задала начало тому, что я и мой друг расхохотались. Мы поехали на его машине.

Продолжение в комментариях