Я никогда не заведу собаку и вам не советую. Не потому что от них шерсть по всему дому, не потому что им нужен корм и выгул по два-три раза в день, не потому что придётся за ними дерьмо убирать. Просто не надо. Я серьёзно.
У моего друга Игоря в детстве был рыжий бурбуль по кличке Тони, крупный и мускулистый пёс. Обычно он ходил-бродил увальнем и никогда не лаял просто так, но, стоило поблизости оказаться другой собаке, тут же напрягался всем телом и пристально смотрел в её сторону. В такие моменты взгляд Тони ясно говорил: «Ну же, только дай мне повод». Папа не разрешал Игорю выпускать пса без намордника, но дети, особенно двенадцатилетние мальчики, не всегда слушаются родителей.
Недалеко от нашего дома располагалась территория бывшего военного госпиталя. Здание было заброшено и окружено густой берёзовой рощей. Возле неё мы провели много летних дней. С утра до вечера лазали по деревьям, строили штабик, фехтовали на ветках или кидали «чижа». Однажды мы изобрели «дог-догонялки» с Тони. Этот лентяй не хотел бегать за нами, поэтому сначала пришлось его немного раздразнить – по ушам пощёлкать, по хвосту, но через десять минут стало понятно, что эта игра может окончиться, мягко говоря, нашим проигрышем. Тони зарычал и только раз гавкнул, но этого было достаточно. Игорь сказал, что свою собаку никогда прежде такой злой не видел. Он принялся её успокаивать и на всякий случай привязал за поводок к тонкой берёзе. Спустя полчаса мы уже забыли о произошедшем и придумали другую забаву – кидались камушками в Тони, а, когда он начинал злиться и с бешеной силой натягивал поводок, давали ему передышку, и так часа полтора. С тех пор эта игра вошла нам в привычку. Когда совсем нечем было заняться, мы привязывали Тони и закидывали его всякой мелочёвкой. Через какое-то время он уже не всегда реагировал – вилял вокруг дерева и вяло отлаивался.
Но с мальчишками редко случается нечем-заняться. Обычно, устав от войнушек и другой беготни, мы рассаживались в штабике и сочиняли страшные истории про военный госпиталь. Мой сосед Никита говорил, что раньше там проводили опыты над солдатами. Якобы их скрещивали с разными животными, чтобы создать идеальных бойцов, пытались вывести сверхсильных людей-медведей, людей-тигров, ловких манкимэнов, вулфмэнов и тому подобное, но только при помощи собак получались самые лучшие воины – смелые и послушные догмэны. Никита по части выдумок был большой мастак, разве что до Стэна Ли, царствие ему Небесное, чуть-чуть не дотягивал. По его словам, в итоге военных экспериментов всё пошло наперекосяк. Собаки переняли человеческий разум, осознали, ради чего их создали, и всех перегрызли. Почему они после этого не выбрались наружу и не продолжили восстание? Версии разные были: от вживлённых чипов, блокирующих движение за пределами лабораторий (идея Игоря), до человеческого обличия, которое позволило им незаметно находиться среди нас (это моё). Лучший ответ придумал Никита: «Сходите и спросите».
Но мы никогда туда не ходили. Под тысячу раз обошли со всех сторон, но пройти дальше порога не осмеливались. Из-за серых стен и множества пустых окон здание снаружи выглядело, как большая головка заплесневелого сыра, и разило от него так же скверно, а внутри должно было вонять ещё сильнее. К тому же, в глубине души мы понимали, что, если кто там и обитает, то никакие не суперсущества, а самые обычные бомжи-алкомэны.
Однажды к зданию приехала полиция и «скорая» помощь. Нас близко не подпустили, но мы видели, как оттуда на носилках выносят что-то, завёрнутое в синие полиэтиленовые мешки, а из одного торчал ботинок, и наша страшилка получила новую подпитку: догмэны убили чужаков, которые посмели вторгнуться на их территорию. Никита ещё настойчивее уговаривал всех отправиться на разведку в госпитале. Нам удавалось съезжать с темы, пока перед самым концом учебного года Игорь не рассказал, что породу Тони выводили специально для защиты людей.
– Подумаешь, – отмахнулся Никита. – Все знают, что самая сильная собака – питбуль. У моего двоюродного брата такой – Джек, и ещё боксёр, Синди, тоже крутой, но Джек в сто раз круче. У него челюсти такие сильные, что трубы металлические перегрызть может.
– Чушь собачья, – возразил Игорь.
– Человеческую кость точно одним разом перекусит.
– Питбули размером чуть больше кошки. Тони его одной лапой размажет.
– Боксёр моего брата тоже большой, но Джек под него заскочил, в яйца вцепился и конец истории.
– Трепло. Синди – кличка для суки. У неё не может быть яиц. Да и что-то не верится, что две собаки жили себе дружно под одной крышей, а потом драку до смерти затеяли.
– Кто сказал, что дружно? – быстро заговорил Никита. – Они постоянно дрались. Джек побеждал её, то есть, его, Синди, но прощал, а в тот кон не простил. Надоело, наверное, или…
– Заврался ты.
– Сам ты заврался. Тебе просто не хочется признавать, что Джек порвёт твоего Тони. Если бурбули такие сильные, взял бы его да пошёл в госпиталь. Но ты же боишься.
После этих слов все резко смолкли. У приёма «на слабо» есть одна особенность: даже мальчишка способен распознать в ней ловушку, но после этого не любой сможет в неё не зайти – на то и расчёт. Игорь наконец произнёс:
– С чего ты взял, что я боюсь?
– А ты не боишься? – улыбнулся Никита.
– Ни капли.
Там же на месте они заключили пари, и, даже будь я против похода в госпиталь, сложилось бы двое против одного, а среди подростков нет лучшего способа прослыть трусом, чем оказаться единственным не поддержавшим пусть глупую, но общую идею. Таким образом Никитина провокация срикошетила в меня, зацепила осколком. Сразу же после уроков мы взяли Тони и вместе пошли к госпиталю. Никита взял с собой фонарик, а Игорь нёс какой-то пакет. У входа он достал оттуда связку сосисок. При их виде Тони просительно заскулил, а я спросил:
– До ужина, что ли, не дотерпишь?
В ответ Игорь пробормотал что-то невнятное и обмотал связку вокруг шеи. На этом с приготовлениями было покончено, и мы двинулись внутрь здания. На первом этаже повсюду валялись какие-то деревянные балки, коробки и кучи тряпья. Загороженные деревьями окна почти не пропускали свет. В середине зала, где когда-то встречали посетителей, на боку лежала обугленная бочка. Лестничный пролёт тоже кто-то захламил, а ступеньки были сбиты и скошены. На втором этаже мусора было уже меньше, Обойдя все коридоры и открытые зоны, мы начали изучать кабинеты. Через полчаса таких хождений все обвыклись и перестали шугаться каждого шороха, даже разделились по одиночке. Игорь спустил Тони с поводка, и тот бродил сам по себе, пока мы исследовали помещения.
Немногие оставшиеся шкафы и столы давно взбухли от сырости и покосились, а кривые стулья, растерявшие почти все ножки, как будто склонились в печали – дескать, вот так служишь-служишь людям, буквально под задницей, а они тебя забывают. С каждой минутой нашего пребывания в госпитале испарялся весь его мистический дух. Мы засобирались домой, поэтому Игорь подозвал Тони и прицепил к его ошейнику поводок, но тут Никита вспомнил про подвал. Отправиться в заброшенное здание и не спуститься в подвал, это как дойти до Эвереста, но не подняться на его вершину. Именно там – самая жуткая темень, какая только может быть.
– А это на что? – Никита включил фонарик и направил его прямо в лицо Игорю.
Тот зажмурился и опустил голову. Никита усмехнулся и добавил:
– Ты, если хочешь, можешь светить своей сосиской, только не этими, – со связки на груди он опустил луч света на ширинку. – Вот этой.
– Придурок, – огрызнулся Игорь. – Ладно. Но если дверь туда заперта, мы не будем с ней возиться, а тут же пойдём домой. Уже поздно. И давайте без шуточек там. Это тебя в первую очередь касается, Никита.
Но дверь не была заперта. Двери вообще не было. Вместо неё на входе зияла чёрная дыра. Я уже говорил, что во всём здании воняло, но на фоне ветерка из подвала все остальные запахи терялись как комариный пук в деревянном сортире на садовом участке трёхсотлетней старухи. Такую вонищу никаким освежителем воздуха не перебьёшь и заметишь, даже если привык ночевать в одном гробу с покойником. Прежде чем войти, Никита посветил в подвал, но луч почти не рассеивался, и всё за его пределами оставалось поглощённым тьмой, поэтому мы встали в цепочку. Макс впереди освещал дорогу, я держался за ним, а последним шёл Игорь с Тони. Двигались медленно, потому что пол был завален мусором. Того и гляди, наступишь на ржавый гвоздь, подцепишь какую-нибудь заразу, но прежде чем от неё подохнешь, собственные родители убьют за то, что шарахался не пойми где. Спотыкаясь, я каждый раз опускал взгляд, чтобы рассмотреть препятствия на полу, но тщетно. Так мы прошли метров двадцать, у стены повернули налево и продолжили путь по этим катакомбам. В очередной раз наткнувшись на что-то ногой, я опустил голову и вдруг впечатался в Никиту. Игорь тоже остановился, а Тони протяжно зарычал. Я обернулся и спросил:
– Что это с ним? Чего Тони рычит?
Вместо Игоря ответил Никита:
– Это не он.
Я перевёл взгляд вперёд, на пятно света под потолком, и замер. Оттуда на меня смотрела чёрная морда с жёлтыми клыками толщиной с заборный прут и красными-красными глазами. Она рычала глухо, но при этом так мощно, что шнурки на моих кроссовках задрожали.
– Мамочки, – фальцетом выдавил из себя Никита. – Какой большой.
Я же и слова не мог произнести. Меня словно Сабзиро ледяной струёй окатил. Неожиданно раздался лай, но чёрная пасть оставалась сомкнутой. За моей спиной подал голос Игорь.
– Тише, Тони, – сказал он. – Дай я сначала кое-что попробую.
Через секунду в луче света промелькнула тень. За тем ещё несколько раз что-то маленькое пролетало и падало на пол. При этом Игорь повторял заискивающим тоном: «Угощайтесь, дяденька». Чёрная башка сначала лишь провожала сосиски дёрганным взглядом, но не двигалась с места, а потом резко исчезла. Тут же мне в спину кто-то вцепился, и я, инстинктивно ухватившись руками за Никиту, заорал во всю глотку. Белая полоска света беспорядочно разрезала темноту.
– Бежим! – закричал кто-то.
Это был Никита или Игорь, а, может, я сам. Так или иначе, возможность двигаться вернулась моментально и ко всем одновременно. Мы бросились к выходу, натыкаясь друг на друга, падая и поднимаясь снова. На повороте я зацепился за что-то ногой и со всей скорости шмякнулся на пол, да ещё головой приложился. Всё тут же стихло и мерзкие запахи улетучились, но меня наоборот затошнило. Я поднял голову и увидел на фоне дверного проёма удаляющегося Игоря, только он почему-то дёргался вверх и вниз. Кто-то схватил меня за шиворот и рывком поставил на ноги. В этот же миг и слух, и обоняние вернулись.
– Бежим-бежим! – прокричал Никита, толкая меня в плечо в сторону выхода.
Когда мы выбежали из подвала, Игорь ждал нас на лестничном пролёте. Он рассматривал ссадину во всю ладонь, в которой до этого держал поводок Тони. Я обернулся к подвальному проёму. Полуминутой ранее, пока мы бежали, там раздавался рык и лай, а теперь ничего. Зато было немного видно дальнюю стену и поворот.
– Чёрт, – выругался Никита. – Я фонарик выронил, когда в тебя влетел.
Игорь, не обращая на нас внимание, осторожно спустился к входу и окликнул своего бурбуля. Мы присоединились к нему, сначала тихо, а потом наперебой кричали:
– Тони! Тони! Тони!
Вдруг Никита заставил нас замолчать. Мы прислушались. Из глубины подвала доносилось прерывистое рычание. Игорь снова собрался позвать Тони, но Никита хлопнул его по плечу.
– Тихо ты. Слышишь? Они как будто разговаривают.
Действительно, казалось будто двое перекликаются по-собачьи: рычат в ответ друг другу. Мы подошли к проему ещё ближе, но рычание прекратилось. Появился другой звук – будто кто-то волочился по полу, притом очень быстро. Он приближался. Мы отошли назад и поднялись на несколько ступенек, замерли и вглядывались в тёмный проём. Когда в нём показался Тони, мы разом отпрянули, но тут же Игорь бросился к нему, схватил поводок, и мы понеслись прочь из госпиталя.
Во дворе мы осмотрели пса, но не заметили на нём ни царапины. Со всех сторон он выглядел и вёл себя как обычно – режим убийцы был отключен, и этот здоровяк стал собой прежним, на первый взгляд, целым и невредимым. Убедившись в этом, мы принялись обсуждать то, что увидели в подвале. Впрочем, видели мы примерно одно и то же – двухметровую чёрную тварь с псиной мордой и клыками толщиной в заборный прут. Повод для спора был только один – выжил Догмэн или нет. Разумеется, Игорь считал, что Тони, если не разорвал монстра на лоскуты, то по крайней мере кишки наружу вытащил. Никита настаивал, что тварь может быть тяжело ранена, но именно она рычала перед тем, как из подвала вышел бурбуль. Этот разговор продолжался бы до второго ледникового периода, не позови нас родители домой.
Своим я не рассказал, что, вероятно, получил сотрясение мозга. Во-первых, мне к тому моменту уже стало лучше. Во-вторых, узнай отец о произошедшем, вылечил бы моё сотрясение крепким подзатыльником. На следующий день в школе выяснилось, что ребята тоже ничего не рассказали своим предкам.
– Мы как пришли домой, Тони на свой коврик бухнулся и так до утра лежал, – сказал Игорь на перемене. – Я его еле на прогулку вытащил.
Никита достал из своего рюкзака толстенную книгу в кожаном потёртом переплёте. Сказал, что взял у папы из шкафа энциклопедию про собак, и это не какая-то фигня в яркой обложке и с большим шрифтом для деточек, а целый научный трактат. Он показал нам несколько разделов, где было написано, как люди приручили собак, как скрещивали их между собой и выводили разные породы; как их делали красивыми, но с хрупким скелетом, из-за которого последние месяцы жизни они не могли самостоятельно передвигаться; крепкими телом, но со слабым сердцем, с короткими хвостами или широкими ушами, высокими, низкими, с вытянутой мордой или приплюснутой, с которой дышать получается с трудом. Пока мы читали страницу за страницей, Никита фантазировал. По его мнению, там в подвале действительно был мутант человека и собаки, и те трупы, что мы видели – его работа. Прошлым вечером Догмэн пытался сожрать нас, но ему помешал Тони, и тогда он рассказал ему, что люди с ним сделали и что собаки не обязаны защищать людей – наоборот, они должны убивать их. На этом моменте Игорь прервал Никиту. По выражению его лица и по тому, как злобно он говорил, было видно, что и книга, и наши россказни произвели на него впечатление.
– Тони никогда не сделает мне ничего плохого, – сказал Игорь. – Его специально дрессировали, чтобы меня защищать. И, по-моему, вчера он всё уже доказал, иначе мы бы тут не сидели.
Однако позже перед тем, как забрать Тони на выгул, он минуты две стоял с ключом в замке и вспоминал слова Никиты, прислушивался, думал, что лучше немного подождать родителей с работы, но отогнал дурацкие мысли, открыл дверь и пошёл в свою спальню, где обычно отдыхал его питомец.
Тони на самом деле ждал хозяина. Он стоял посреди комнаты, чуть пошатываясь, с пьяным, осоловевшим взглядом. Игорь по привычке окликнул его, но стоило бурбулю услышать человеческий голос, он зарычал и гавкнул так же, как в тот раз, когда мы дразнили его. Игорь вздрогнул и медленно попятился, а пёс сделал шаг вперёд и при этом продолжал пристально смотреть прямо в лицо хозяину. Из-за разреза глаз Тони всегда казался задумчивым, но теперь он, вроде бы, до чего-то додумался. Игорь не выдержал и резко развернулся, чтобы бежать, но его тут же свалило на пол. До прихода папы оставалось почти десять минут. Всё это время Тони кромсал хозяина на куски. Впрочем, это уже была не собака Игоря. Это вообще уже была не собака – а монстр, людоед.
Вот и не верь после такого в страшилки. Никто не знает, о чём думают собаки, когда лежат, уставившись в одну точку грустными глазами. Или, когда во время игры они замирают на минуту, склоняют голову на бок и пялятся на хозяев, как будто пытаются что-то понять. Что они пытаются понять? Вдруг они поймут однажды?
Нет, я не ненавижу собак. У меня нет повода их ненавидеть. Зато у собак полно причин ненавидеть людей. Если честно, у всех есть причины нас ненавидеть.
Эй, да ясное дело, что не было никакого Догмэна. Проста парочка бомжей решила полакомиться какой-то собачкой, а она оказалась бешеной и погрызла их, потом заразила другую животину, и та напала на мальчика. Отчасти это наша вина – не надо было лазать по всяким помойкам, тем более, с Тони. Мы просто навыдумывали себе всякого, навоображали. Что ж, у страха глаза велики, но это лучше, чем совсем без них. Если у вас хотя бы на один больше, чем у Игоря, то смотрите и смотрите внимательно.
Что? Почему эта тварь была такой высоты? Кто её знает. Может, на самом деле она размерами под табуреткой помещалась. Просто к нашему приходу забралась на выступ в стене или на трубу. Может, свет так сыграл или ещё что. А может, это действительно был Догмэн. Есть только один способ выяснить. Сходите и спросите.
©denisslavin
