ViZet85

ViZet85

Преподаватель, писатель, ролевик
Пикабушник
Дата рождения: 22 июня 1985
поставил 1603 плюса и 6 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
в топе авторов на 284 месте
Награды:
За участие в Пикабу-Оскаре Участник конкурса "Нейровдохновение 2.0" За фэнтезийных айтишников
6894 рейтинг 77 подписчиков 33 подписки 121 пост 9 в горячем

О южных студентах, часть 2

Итак, после того, как у нас год проучились иранцы, настало время сотрудничества с Туркменистаном. Насколько знаю, в другие университеты гостей приехало тоже немало, но в нашем их оказалось, как мне виделось, огромное количество, и я энные годы их вел. Не один, ясное дело, чуть ли не половине преподавателей хватило.

Предупреждая вопросы - нет, были студенты, которые учились с удовольствием и хорошо, посещали занятия и задавали верные вопросы (чему я всегда радуюсь). И о своих родных местах и культуре рассказывали с энтузиазмом, а когда надо было сделать какую презентацию - очень неплохо их представляли.

К сожалению, сказать я так могу далеко не о всех.

Какие выделились основные проблемы?

1) Посещение. Пропусков было очень много, увы, и довольно редко - с каким-то обоснованием.

2) Скверная подготовленность. Тоже очень частая проблема.

3) Уверенность, что преподаватель на все согласится.

4) Языковой барьер. Если три предыдущие проблемы наблюдаются и у наших студентов, то эта уже уникальна для приезжих. Нет, многие худо-бедно русским владели. Но базового разговорного уровня недостаточно, чтобы понимать учебный материал, а с занятиями по русскому смотрите предыдущие пункты. В ряде случаев языковой барьер был явно намеренно возведенным, чтобы было оправдание.

(При этом слова "незачет" и "пересдача" почему-то все понимали, что интересно!)

Группировать случаи из практики по этим пунктам не буду, ряд вполне сочетает несколько факторов разом. Так что - просто что запомнилось ярче всего.

1) Одну студентку отчисляли за пропуски, по-моему, три раза. Каждый раз она восстанавливалась и продолжала не ходить. Смысл манипуляций от меня ускользал, пока кто-то не предположил, что она устроилась на работу, а восстанавливалась лишь чтобы не уехать обратно на родину.

2) На экзаменах было много разного, потому что списывали - и при этом не вчитывались. Например, уверенно заявляют "И тогда лингвисты доказали, что". Конец ответа, гордое выражение на лице. Или частый диалог:

- В настоящем исследовании рассматривается...

- Исследование покажите.

- ?!

- Ну, вы же говорите об исследовании. Покажите.

- Э...

(А то я не знаю, каким слогом авторефераты пишутся)

3) Отличилась еще одна студентка. Экзамен, этап подготовки, я хожу по аудитории, стою к студентам спиной. Она решает: идеальный момент для списывания. Не то чтобы совсем неправа, но...

Во-первых, желает списать она из телефона, положив его в словарь и думая, что это не заметно. Еще как заметно.

Во-вторых, стою-то я к ней спиной, да. А лицом - к зеркальному шкафу. Вывод: в школе у нее было не очень с оптикой.

4) Честный языковой барьер давал иногда странные случаи. Вполне себе хватало слов, которые туркмены знали сами по себе, как понятия, но не встречали слово по-русски. Читаем с небольшой группой текст, там встречается слово sheep.

Студент: А это что?

Я: Овца.

Студент: А что такое "овца"?

(Тот самый случай. Животное, ясное дело, они знают, но вот именно этим четверым до сих пор не попадалось его русское обозначение)

Признаться, стопорюсь. Не каждый день надо дать определение овце.

Я: Так, это такое животное в хозяйстве, с курчавой шерстью...

Другой студент: Баран, что ли?

Я: Ну, не совсем. Тот же вид, но...

Студент, просветлев лицом: А, я понял! Овца - это женщина барана!

...под общий смех согласились, что по сути-то прав.

И три моих любимых момента.

5) На дворе двадцатые числа декабря. До ряда студентов доходит, что в подобное время пропущенные 80-90% занятий - это нехорошо. Поэтому ко мне является делегация с просьбой простить им пропуски хотя бы за декабрь.

Я проглатываю первые три мысли и задаю максимально вежливый вариант вопроса "а с хрена ли?"

Основным спикером выступает находчивая девушка, которой находчивость нужна - вообще ни на одной моей паре не была.

- А вот скоро праздник! Может, подарок сделаете?

Я прикидываю ближайшие праздники и интересуюсь, верно ли я понимаю, что они, туркмены, по умолчанию мусульмане, просят подарок к Рождеству Христову. Все верно?

Студенты чуть увядают, осознав, что это как-то некошерно. Аргументировать, что ислам пророка Ису уважает, никто не додумался. Та же девушка не сдается:

- А вот скоро же Новый год! Мы его тоже празднуем, может, к нему подарок?

- Ну смотрите. Вот на текущий момент половину вас не допустят из-за пропусков.

- Ну да...

- На экзамене вас будет немного.

- Ну да...

- Я его закончу быстро и пойду домой. Может, я себе подарок к Новому году сделаю?

Пауза. Все осознают.

- А что делать?

- У вас есть инструкции. Тут вам нужны индивидуальные консультации, идете в аудиторию номер такую-то, оплачиваете...

- А это платно?!

- Да, я об этом не раз на парах говорил.

- А мы не слышали!

- Ну да. Вас же не было.

6) Еще один студент сдавал мне зачет то ли четыре, то ли пять раз. Нет, я не зверствовал, просто я уже от него требовал хотя бы ответить тему, подготовленную дома. Не мог. Но выдал прекраснейшую фразу:

- А давайте, вы мне что-нибудь поставите, а я потом подготовлюсь и отвечу?

Минут пятнадцать убил, объясняя ему, что так оно не работает.

Впрочем, он потом отчислился. И когда его группа мне сказала, отчего, я опешил. Потом все же решил, что это шутка, верю в человечество. Но даже если и шутка, достойна упоминания, потому что в следующей фразе прекрасно все.

Студент, проучившись до второй половины четвертого курса на филологическом факультете педагогического университета, понял, что тут его на юриста не выучат.

Что могло это подсказать?..

7) Приходит студент впервые за семестр, причем во второй его половине. Я, естественно, предлагаю объяснить такое количество пропусков.

Парень стоит рядом и смотрит на аудиторию, в окно, на потолок, пол, на розетки - словом, куда угодно, кроме меня. И молчит. Я жду где-то полминуты и уточняю:

- Словами, пожалуйста, объясните. Словами.

Обреченным таким тоном:

- У меня нет слов...

Я и сердиться не смог, потому что покатилась даже его группа.

Показать полностью

О южных студентах, часть 1.5

Недавний пост про иранских студентов получил совершенно неожиданную для меня популярность, так что теперь написать про туркменских студентов - дело чести. Но об этом позже, а сейчас еще пара вспомнившихся на этой волне иранских фактов. Для начала уточню - покопавшись в памяти, понял, что напутал: не десять лет назад это было, а меньше, 2015-2016 учебный год.

Отдельным челленджем поначалу были имена. Если у туркменских студентов они писались в привычном ФИО-формате, то тут я с непривычки смотрел на имя и пытался понять, что из этого имя, что фамилия, а что - прозвище великого прадеда. Потом как-то начал разбираться.

Однако были и интересные созвучия. Например, параллельно иранцы учили русский и очень веселились, дойдя до названий продуктов питания. Отчего? А потому что была в группе девушка по имени Сахар. Ударение да, на второй слог, но было забавно.

Другой случай интересен скорее согласованием работы. Собственно, начало марта, впереди праздник, и ко мне на пару являются иранцы с большими глазами:

- А что, у нас в этом месяце экзамен?!

- С чего вдруг?

- Нам сказали!

Ничего не понимаю. Какой, к хаттам, экзамен в марте, даже заочники тогда не сдают? Обещаю разобраться, иду в деканат. Там на меня смотрят удивленно, и заверяют, что знать не знают.

Озадаченно выхожу. Нет, понятно, что студенты нечто напутали - но что именно? Как раз вижу одного из кураторов с иранской стороны и ловлю его - вдруг чего знает.

(В чем заключалась работа куратора, мне оценить было сложно. Для меня это выглядело так - они регулярно являются ко мне на пары, просят извинения и начинают экспрессивно вещать в аудиторию на персидском, с чем те соглашаются).

О чудо, куратор знает. Они с деканом придумали, что неплохо бы всем студентам-иранцам дать общую большую контрольную. А то ли студенты неверно поняли, то ли им криво объяснили - тут уже пойди установи.

Ладно. Спрашиваю уже у декана, когда она планируется.

- А вот сразу после 8 марта!

- ...плохая идея.

- Почему?

- Так в этом году праздник выпадает так, что у нас четыре выходных подряд. Представляете, как после них сразу контрольную напишут?

- Да, верно. Давайте тогда позже.

- Хорошо. А можно эту работу-то нам заранее?

- Так ее нет.

- ?!

- Так, по идее, вы - преподаватели - ее и составите.

Для уточнения: декан с кураторами изобрели идею, но не сказали ее ни деканату, ни нам. Тем, кто ее писать должен. И не прибеги ко мне студенты в изумлении, я бы знать не знал.

Превосходно. Собираю коллег, мы понимаем, что писать надо. Угадайте, у кого больше всего наработок в электронном виде оказалось?

Вдобавок на оные праздничные дни у меня уже были планы. Так что у меня в биографии есть опыт написания контрольной для иранцев в поезде.

(Чего в этой биографии только нет, если честно, от марафона до митрополита)

Кстати, с этой контрольной было еще забавное: мы ее провели, мы сели все дружно ее проверять в потоковой аудитории. И во время оной проверки лампа над партой в глубине аудитории внезапно взрывается и осколками высыпается на парту внизу.

Мы смотрим на нее. В унисон смотрим на такую же лампу прямо над нами.

Так же не сговариваясь, начинаем проверять еще быстрее.

На этом все, а через час - про туркменов.

(Почему через час - потому что меньший разрыв между заготовленным постами невозможен, а я в момент их выкладки на работе)

Показать полностью

Монстр в доме

Шагнув через порог, Меоллан Ригсби застыл, как вкопанный.

От его любимой лаборатории мало что осталось. Стеллажи покосились или рухнули, столы накренились. В потолке зияла неровная дыра, в десятке мест полыхал огонь.

Прямо на глазах у Меоллана пламя жадно лизнуло край стола, поднялось по ножке, дрогнуло на ветру. Неподалеку в беспорядке рассыпались осколки упавших с покосившихся стеллажей сосудов; жидкости перемешались, и сейчас тонкий ручеек добрался до огня.

Тот вспыхнул еще сильнее и взметнулся на стол, пожирая разбросанные бумаги.

На фоне разгрома резко выделялся запертый и забранный прочным стеклом шкаф – там лежали ровные стопки металлических пластин. Хозяин дома чуть ли не ежедневно наносил на них орны – знаки, вызывавшие к жизни заклинания.

Меоллан, взмахнув зажатым в побелевших пальцах револьвером, дернулся к выходу и застыл на мгновение, увидев, что над дверью пробежали трещины – сюда, когда раздался первый взрыв, прилетел флакон с очень сильным раствором. Мгновение сомнения оказалось губительным: кладка с грохотом обвалилась, камни завалили дверь.

Снаружи раздался жуткий скрежет, потом – рычание. Из глубины дома в ответ донесся детский плач.

Ригсби в отчаянии огляделся. Нет, тут ничего не поможет – все составы разлиты или бесполезны, клетки поломаны, да и были там одни крысы с кроликами… Теперь еще и выход наружу завален!

План дома сам вспыхнул в уме. Второй этаж башни – кабинет и спальня, первый этаж – кухня и гостиная. И пристроенная к башне лаборатория, из которой так просто выйти во двор.

Уже непросто.

Меоллан оглянулся на дверь, через которую только что вбежал, застав удручающую картину. Придется возвращаться в башню, иного выхода нет.

Оглядевшись, Ригсби заметил единственную полезную вещь – блестящую запертую шкатулку. Он поспешно нажал узорчатые пластины на ней, дождался щелчка, откинул крышку и вытащил похожий на скальпель резец с выгравированной на металле цепочкой знаков, залитых зеленоватой жидкостью-энервитом. Этим резцом Ригсби и наносил орны на пластины, но сейчас инструмент был малопригоден. Топливом для магии орнов служил именно что энервит, а он в доме почти кончился. Да и не «почти» – из разбитого флакона в углу вытекали последние капли.

Меоллан сунул резец в карман, крепко сжал рукоять револьвера, вскинул его перед собой и шагнул обратно в дом.

Башня встретила темными коридорами и тишиной – плач смолк. Меоллан нервно сглотнул и двинулся вперед, стараясь ступать как можно тише.

Подумать только, а ведь совсем недавно он еще спокойно работал над интереснейшим заказом!

Воспоминание некстати пронеслось перед глазами.

– Ранклин Селлиг, – представился заказчик. – Я много слышал о вас, мистер Ригсби.

– Надеюсь, хорошее, – едва заметно улыбнулся Меоллан. – Желаете чаю?

– Не откажусь, – кивнул гость.

Ставя на стол чашки, алхимик отметил про себя: заказчик просто ходячая противоположность самому Ригсби. Гость среднего роста – Меоллан высок. Гость чисто выбрит – Меоллан заплетал длинную бороду. Гость загорелый, словно долго прожил на южной границе – у Меоллана кожа почти полупрозрачная. На госте элегантный серый костюм и изящная трость в руках – на Ригсби потрепанная рабочая одежда с пятнами и рассованные по карманам орн-пластины. У Меоллана волосы темно-русые – у заказчика черные. Хоть что-то общее.

Селлиг пришел с псом: сейчас здоровенный серый зверь послушно лежал у ног хозяина и смотрел на Ригсби необычно глубокими черными глазами. Алхимик его оглядел один раз, и потом игнорировал. Животные его занимали лишь в исследовательских целях.

– Итак, – спросил Меоллан, когда они оба отпили по глотку чая, – чем могу быть полезен, мистер Селлиг?

– Для начала позвольте отрекомендоваться, – гость выложил на стол несколько документов.

Меоллан просмотрел их и поднял брови: Селлиг оказался агентом Южной Торговой Компании. Понятно, откуда загар. Неожиданно, что он вдруг появился в самом центре королевства.

Ригсби вернул бумаги Селлигу и вопросительно взглянул на него.

– Мы сейчас работаем в Ларсии, – объяснил тот. – И у нас возникла проблема с хищниками, каких раньше никогда не видели. Руководство полагает, что это не обычные животные, – что Доминион снова испытывает свои изобретения.

Меоллан поморщился. Вечный соперник его родины постоянно порождал каких-то новых тварей, одна другой страшнее.

– Вот именно, – кивнул Селлиг. – Компании пришлось нанимать солдат, усиливать  охрану торговых путей и факторий… как понимаете, большие расходы. Директора ищут иные пути решения проблемы. Например, разработку эффективного яда или же отпугивающего состава.

– Этого вы от меня и ждете, мистер Селлиг?

– Совершенно верно. Я привез с собой сохранившийся образец, с которым можно работать.

– Вы хотите, чтобы я создал яд для зверя, которого в жизни не видел, и которого наверняка создали с усиленным иммунитетом – и только с одним образцом?

Селлиг развел руками.

– Трудная задача, признаю. Поэтому мы и обратились к вам, у Компании нет алхимиков вашей квалификации.

Меоллан неопределенно хмыкнул. Даже если Селлиг пытался польстить – то был прав. Ригсби свое мастерство знал и заслуженно им гордился.

– У вас десятилетия безупречной репутации, – словно прочел его мысли Селлиг.

– Я старше, чем выгляжу, – усмехнулся Меоллан. – Но должен еще раз подчеркнуть – задача крайне сложная. Определенно.

– Я понимаю, – кивнул Селлиг. – Но вы или создадите яд, или докажете, что это невозможно. В любом случае Компания или получит оружие, или откажется от тупиковой идеи. И потому ваш труд будет оплачен, – он наклонился вперед и повторил: – я имею в виду, в любом случае.

– Сколько? – прямо спросил Меоллан.

Селлиг назвал сумму и Ригсби кашлянул, чтобы скрыть замешательство. За такие деньги стоит постараться. Да и проблема, что скрывать, интереснейшая. Очень трудная, но его всегда увлекали сложности. Особо радовало то, что работать надо исключительно в лаборатории. Меоллан был домоседом, и от башни и города последний раз удалялся лет пятнадцать назад.

Он помедлил; Селлиг и пес одинаково внимательно смотрели на него и ждали решения.

– Берусь, – наконец сказал Ригсби. – Не могу обещать успеха, конечно, но сделаю все, что в моих силах.

Меоллан как раз прошел мимо гостиной, где они с Селлигом беседовали. Проклятье, что случилось? Как? Ясно, что лабораторию разгромило это… это создание. Но так быстро и легко? Как?

Сама мысль о пропавших составах отдавалась болью в сердце. Одни из них могли защитить, другие – вылечить, третьи – сразить врага… и все пропало!

Теперь, когда путь из лаборатории был отрезан, оставался выход из самой башни. Может, хоть эта дверь не пострадала?

Из-за стен как раз снова раздался грохот и рык, и Ригсби ускорил шаг.

Напряженные до предела чувства спасли алхимика: Меоллан заметил смутный силуэт в тенях за долю секунды до того, как тварь прыгнула прямо к нему. Револьвер дважды грохнул, ослепив хозяина вспышками.

Чудовище вильнуло в сторону, врезалось в стену; Меоллан понятия не имел, попал ли – он уже мчался по коридору обратно. Позади раздался плач ребенка, и Ригсби содрогнулся, но ничуть не замедлил бег.

Плач и пробирал жуткой неуместностью, и будил какие-то странные мысли, казался смутно знакомым.

Но в уме вспыхнуло иное воспоминание, мгновенно превратившееся в идею. Едва не поскользнувшись, Ригсби влетел на кухню, захлопнул дверь за собой, прижал стулом.

Совсем недавно он обновлял орн-узор на холодильнике, залил все знаки – и не отнес флакон энервита в лабораторию. Не отнес же, правда?! Где он, чтоб его?!

Флакон обнаружился на полке, между солью и уксусом. Ригсби схватил его и выдохнул сквозь зубы: чудесной жидкости осталась едва ли половина. Может хватить, если соображать быстро.

Он резко обернулся к двери – по ней скрежещуще полоснули лапы твари. Меоллан выстрелил прямо в дверь, пуля пробила преграду насквозь. Но, похоже, промазал – в отверстие тут же сунулся коготь и принялся разламывать тонкое дерево.

Ригсби отступил назад. Вот проклятье... А как же все хорошо шло последний месяц!

Селлиг прислал образец вечером того же дня, в контейнере-холодильнике. Распаковывая посылку, Меоллан в который раз испытал гордость за магическое искусство своей страны. Стала бы она промышленным лидером, если бы не орнатика, искусство создания магических узоров? Стала бы орнатика столь сильна, не создай алхимики энервит?

Такие мысли часто посещали Ригсби за работой.

– Ага, – протянул Меоллан, разглядывая когтистые лапы в глубине контейнера. Представить облик хищника по ним никак не получалось, но это особо и не требовалось. – Фанд!

Послышались тяжелые шаги, и в дверях возникла массивная фигура, заслонив свет. Трехметровый бронированный гигант вопросительно уставился на хозяина выпуклыми глазами-линзами.

– Отнеси в лабораторию, – приказал Меоллан, – и положи на главный стол.

Фанд бережно взял контейнер и двинулся прочь. Можно было ожидать, что он будет при каждом движении рушить все вокруг, но для своих размеров автомат ступал удивительно плавно. Повод уже для личной гордости: детали его механизмов Ригсби разрабатывал сам и лично вывел каждый орн внутри корпуса и на ключевой пластине.

Да, всё можно было купить или заказать, но Меоллан предпочитал создавать инструменты своими руками и экспериментировать со всеми попадавшими в руки устройствами. По крайней мере, так он был уверен, что и голосовое управление, и контрольный браслет, и вообще любые механизмы в доме будут работать безупречно.

Само дело его увлекло. Лаборатория и покрытые орнами камеры синтеза и симуляции позволяли протестировать на присланном образце что угодно. С этого Ригсби и начал. Как и ожидалось, яды на плоть хищника подействовали слабо, кислоты – лучше, но не идеально. Меоллан тщательно изучил состав образца и несколько недель посвятил одним только напряженным расчетам химических соединений и опытам с токсинами и растворителями.

Базовая идея вскоре стала ясна: «общие» яды вряд ли подействуют, отраву необходимо подгонять под конкретные гены. Конечно, против других хищников и тварей Доминиона она не сработает, но хотя бы от одной своей проблемы Компания избавится.

Задача все равно оставалась сложной, но при отличной лаборатории, возможности экспериментировать хоть целыми днями, а также немалом мастерстве… можно было надеяться на успех. И совершенно без помощи коллег: Ригсби не любил чужого участия в своих достижениях и просил о помощи, только убедившись, что проблема в одиночку нерешаема.

Селлиг наведывался еще два раза, получал краткие отчеты и уходил. При последнем визите он попытался уточнить детали – но Меоллан раздраженно рявкнул так, что впечатлился даже пес заказчика. Еще чего не хватало – отвлекаться! Потеряешь мысль – и работа затянется надолго.

Месяц увлеченных опытов и расчетов с перерывами только на сон и еду изрядно вымотал алхимика. Меоллан ушел в создание яда с головой, не замечая ничего вокруг. Одежда покрылась новыми пятнами, под глазами появились мешки – но он своего добился! Яд был готов и работал, все испытания прошли безупречно.

Безмерно довольный собой Ригсби составил отчет, запечатал образец отравы в контейнер и отправил заказчику и то, и другое. Следующие три дня он просто отсыпался и восстанавливал силы.

А потом пришел монстр.

Дверь трещала, постепенно поддаваясь. Меоллан было прицелился, но остановился. Он научился неплохо стрелять, но сейчас даже не видел цель. И не знал ее размеров. И совершенно не был уверен, что револьвер поможет – пусть даже надежный орн-механизм никогда не подводил.

Меоллан в отчаянии огляделся, потом опустил взгляд на пол. Вырезать цепочку защитных орнов прямо сейчас?

Не выйдет. Пол из камня, твердого камня. Слишком твердый! Резец его возьмет, конечно, но минут десять точно уйдет, а знаки надо еще залить энервитом, пробуждая силу заклинания. Нет времени – вон как щепки летят!

А вот рев и скрежет за стенами стихли. Меоллан резко выдохнул: теперь наспех слепленный замысел получил шансы на успех.

Придется рискнуть и бежать. И Ригсби, спотыкаясь, бросился по лестнице наверх.

К несчастному кабинету, пострадавшему первым.

Меоллан проснулся посреди ночи, и сперва сам не понял – отчего? Кажется, какой-то странный звук, будто что-то упало… Долгие годы занятия алхимией развивают чувства и интуицию, и Ригсби привык им доверять. Поэтому он поднялся с постели и вытащил из ящика стола револьвер. Его башня стояла в стороне от города, и уже бывали случаи, когда ей интересовались бандиты.

Проблемы прекратились, когда Меоллан собрал Фанда. На ночь Ригсби переводил его в режим охраны, и сам вид размеренно бродящего по двору автомата отпугивал кого угодно. Но один страж – все-таки не панацея, и именно по этой причие Меоллан хранил в спальне оружие и несколько опасных снадобий.

Он сделал пару шагов, когда за стенами башни внезапно раздался грохот, а потом – лязг и рев. Меоллан аж вздрогнул, распахнул дверь спальни и застыл.

За несколько секунд случилось многое

Пустой стол – контрольный браслет пропал. Разбитое окно – ясно, куда делся. Ясно, что за звук разбудил Ригсби.

И тут на него из темноты прыгнуло что-то крупное, вскинувшее лапы с когтями.

Меоллан дважды выпалил в чудовище. Кажется, попал, но спасло Ригсби лишь то, что он отдача толкнула его назад. Алхимик споткнулся о порог и рухнул на пол – монстр пролетел прямо над ним в глубину спальни. Чудовищу потребовался всего миг на разворот, но Меоллан его опередил. Он схватил первый попавшийся флакон с тумбочки у двери и запустил его в темноту.

Грохот и вспышка раскололи ночь: во флаконе была светошумовая смесь. Прозвучал обозленный вой, и Ригсби выскочил в кабинет, прихватив с собой еще две склянки – все что было.

Чудище кинулось за ним, но вместо воя из его пасти вырвался жалобный плач обиженного ребенка. Это было настолько не к месту, что у Меоллана волосы встали дыбом.

Дальнейшее он осознавал смутно.

Монстр кинулся за ним, алхимик швырнул в тварь оба флакона, они столкнулись в воздухе, и…

Взрыв пробил огромную дыру в стене, вышиб дыхание из легких Меоллана – и вышвырнул тварь наружу вместе с доброй частью бумаг и книг на столе.

Ригсби с трудом поднялся, не веря, что его самого не зацепило взрывом.

Он выглянул сквозь дыру наружу. Монстра видно не было, но источник грохота обнаружился: Фанд неуклюже ворочался под свалившимся на него подъемником. Раньше именно этим устройством Ригби поднимал слишком тяжелого для лестницы помощника наверх – а теперь оно обратилось против него.

Ранее прозвучавший рев даже не требовал объяснений. Эту систему тревоги Меоллан лично встроил в слугу.

«Не докричусь, – лихорадочно соображал Меоллан. – А браслета с его дальним действием нет».

Надо было спуститься вниз; проще всего добраться до Фанда было через лабораторию. Меоллан надеялся, что она цела – и очень сильно ошибся.

Он еще и половины пути не преодолел, когда грянул взрыв.

Он добежал до середины лестницы, когда внизу грохнула дверь – неведомая тварь прорвалась на кухню. Меоллан, не целясь, пальнул в ее сторону и взлетел на площадку, снова оказавшись в кабинете. Откуда только силы взялись!

Он захлопнул дверь, задвинул щеколду и кинулся в дальний конец кабинета. Рухнул на колени; боль от удара отозвалась во всем теле. Но хотя бы пол тут с деревянным настилом!

Покрытый орнами резец легко рассек дерево, прочерчивая знаки. Другой рукой Меоллан поспешно и неуклюже отвинчивал крышку флакона с энервитом, стараясь не пролить ни капли.

Дверь содрогнулась от удара: монстр не сдавался. Меоллан дернулся, стиснул зубы, заставляя себя смотреть на пол и выводить один знак за другим. По спине прокатилась холодная волна страха.

Кривые когти продрали дерево, следующий удар покрыл дверь паутиной разломов.

Последний знак замкнулся, Ригсби отшвырнул резец и поднес открытый флакон к первому орну.

Дверь снова вздрогнула, словно по ней колотил Фанд. Во все стороны полетели щепки, и трещины доползли до косяков.

Руки у Меоллана тряслись, но сноровка взяла свое: цепочка орнов постепенно заполнялась энервитом и уже начинала мерцать. Дверь трещала, но Ригсби усилием воли заставлял себя не дергаться и даже не смотреть в ту сторону. Нельзя. Нельзя.

Монстр обрушился на дверь всем весом, и по комнате разлетелись обломки.

Тварь змеиным движением втекла внутрь и молнией кинулась к Меоллану.

Энервит заполнил последний знак.

Мерцающая стена вспыхнула прямо перед чудовищем, оно врезалось в преграду; алхимик дернулся назад, больно ударившись плечом о стул.

Но экран выдержал, надежно отделив хозяина башни от монстра.

Теперь Меоллан наконец рассмотрел чудовище как следует. Размером со взрослого волка, узкая вытянутая морда с полной клыков пастью, четыре сильные лапы. Тело твари покрывала влажно блестевшие белесые чешуйки, наползавшие друг на друга и медленно менявшие форму. Кости и мышцы странным образом смещались и набухали под кожей – на глазах у Ригсби звериная лапа стала почти точной копией человеческой кисти, потом снова изменилась. Когти стали похожи на иглы, потом сократились и искривились.

Монстр поднял голову и уставился прямо на Меоллана неподвижными, непроглядно-черными глазами. Ригсби поспешно отполз назад, прижавшись лопатками к стене; у него мелькнула мысль, что чем-то ему эти глаза знакомы.

На экран обрушился новый быстрый удар, но преграда выдержала.

Монстр не сдавался. Меоллан понял это и заставил себя стряхнуть оцепенение. Экран не продержится вечно, энервит выгорит минут через пятнадцать от силы.

Алхимик зашарил по полу, нащупывая резец, и пальцы сомкнулись на прохладном металле. Меоллан торопливо поднялся, повернулся к стене. За спиной послышался скрежет когтей по полу, затем – звук нового удара.

«Не думать, – приказал себе Меоллан, проводя первую линию. – Не думать об ошибках в расчетах и слишком быстром выгорании».

Позади все на миг затихло. Потом раздался плач ребенка – надрывный, пронзительный.

Пальцы закостенели, и линия едва не ушла в сторону. Меоллан в последний миг исправил ошибку, не испортив орн. Кажется, он еще долго не сможет подходить к детям… Почему так случилось-то? Наверное, его зелья что-то замкнули в мозгу существа.

Он до крови прикусил губу, заставляя себя не спешить и вычерчивать каждую линию правильно, сплетая орны в точный узор. Хватит ли энервита на всю комбинацию? Должно…

Снова плач – и удар. В самом ли деле в плаче проглядывают злобные нотки? Или кажется?

«Не думать! Не думать!»

Последняя линия легла на стену – хвала Инженеру, дерево режется легко! – и сложная комбинация орнов замкнулась. Меоллан поспешно вскинул флакон, начиная заливать узор вязкой жидкостью.

Сквозь детский плач прорезалось шипение; рука Ригсби дернулась, и несколько капель блеснули на стене. Он стиснул зубы, и жидкость потекла по правильному пути.

Сосуд стремительно пустел, и Меоллана пронзила ледяная игла: энервит и впрямь может кончиться. Что делать тогда? Стул, почти бесполезный револьвер, резец… не поможет.

Меоллан никогда не отличался религиозностью, но сейчас в его уме проносились молитвы. И словно на небесах его услышали – энервита хватило ровно настолько, чтобы заполнить последний орн. Флакон опустел в тот самый момент, когда Ригсби залил весь узор.

Вычерченные линии мгновенно загорелись мягким светом. Меоллан отшвырнул флакон и повернулся к экрану и бесновавшемуся за ним монстру.

Исходивший из клыкастой пасти детский плач стал еще громче. Алхимик сглотнул: сочетание чудовищной внешности с младенческим голосом казалось куда страшнее острых когтей и хищной грации.

– Тварь, – с отвращением выдохнул Меоллан.

Монстр словно понял его и злобно полоснул когтями по экрану. Черные глаза по-прежнему смотрели прямо на Ригсби, и алхимик искренне надеялся, что так и останется и хищник не заметит происходящего за спиной.

Снова блеснули когти, и Меоллан отшанулся. Чудовище огляделось, царапнуло пол лаборатории, подняло голову к потолку.

– Ищи, ищи, – резко бросил Ригсби. Страх на мгновение сменился негодованием: эта тварь считает, что его экран может иметь прорехи? Не дождется! – Еще отменяющую формулу напиши!

Монстр пригляделся к светящимся на полу орнам, снова перевел пристальный взгляд на алхимика. В черных глазах хищное бешенство мешалось с задумчивостью, словно он строил некий план. Меоллан побледнел: неужели эта тварь разумна? Если она найдет способ обойти защиту…

Пол содрогнулся под тяжелой поступью, и монстр мгновенно обернулся. Меоллан мог бы поклясться, что во всей фигуре твари проступили изумление и страх.

Фанду хватило двух шагов, чтобы оказаться рядом с чудовищем и обрушить на него исполинский стальной кулак. Тварь с удивительной ловкостью уклонилась, прыгнула вверх, оказавшись на груди автомата, и вцепилась когтями в его маску.

Но когти лишь скользнули по металлу и закаленному стеклу. Кулак Фанда грохнул о грудную пластину, но тварь мгновенно мгновенно переместилась на спину автомата. Тот тяжеловесно ринулся вперед, размахивая руками, словно пытаясь достать хищника на загривке…

И повернулся на бегу, впечатываясь в деревянные панели спиной и повисшим на ней монстром. Раздался хруст, автомат шагнул вперед, чудовище сползло на пол.

Меоллан был уверен, что оно сейчас залечит раны, стряхнет ошеломление и продолжит бой – и был уверен, что Фанд такого шанса врагу не даст.

Так и вышло.

Автомат повернулся и обрушил кулак на монстра – на сей раз не промахнувшись. Стальные руки заработали с размеренной неумолимостью парового молота, круша шкуру, кости и мышцы; кровь брызнула во все стороны – словно безумный художник широкими взмахами кисти покрыл алой краской стены, пол и панцирь Фанда.

Спустя несколько секунд все закончилось. Тварь обратилась едва ли не в порошок – такое бы и медведя свалило.

Меоллан шумно выдохнул и сам сполз по стене, усевшись на пол рядом с экраном.

Фанд повернулся и уставился на хозяина.

– Ничего, – слабо помахал рукой тот. – Все хорошо. Молодец, Фанд. И я молодец. Определенно.

Он не раз пользовался этим приемом в лаборатории. Создать комбинацию орнов притяжения, включить в нее ключевой узор иного предмета – и одно привлечет другое. И маршрут задать можно.

Ключевой узор Фанда Ригсби знал как свои пять пальцев. Вычерченная на стене комбинация сработала просто безупречно, переместив автомата в кабинет неслышно для чудовища. Если бы Фанд не выбрался из-под завала, было бы сложнее – но Ригсби правильно понял, почему прекратились грохот и тревожный рев.

Спасение! И все благодаря…

Он не успел закончить мысль: на лестнице послышались шаги.

Фанд повернул голову ко входу, и Меоллан озадаченно поднялся на ноги.

Спустя минуту он изумился еще больше. Сквозь разбитую дверь, пригнувшись и помахивая тростью, вступил человек, которого алхимик совсем не ожидал увидеть.

– Мистер Селлиг? – изумился Ригсби. – Что вы здесь…

Он не договорил – слова замерли на губах. Селлиг поднял правую руку и пробежал пальцами по запястью левой.

По охватывавшему ее контрольному браслету Фанда.

Автомат замер на месте, его глаза потухли. Прежде чем Ригсби успел вспомнить хотя бы одно командное слово, Селлиг набрал другую комбинацию. Броня у шеи Фанда разошлась; гость быстрым движением выдернул пластину с ключевым узором и бросил ее на пол.

Затем Селлиг повернул голову к ошарашенному хозяину дома и вкрадчиво улыбнулся.

И вот теперь Меоллан внезапно понял, почему глаза твари показались ему такими знакомыми.

У пса, которого приводил Селлиг, был точно такой же взгляд.

– Это вы! – выдохнул Меоллан. – Это вы его послали?

– Истинно так, – заказчик с сожалением поглядел в сторону расплющенной твари. – Да, такие травмы – слабость морфов. Пули или клинки они выдерживают куда лучше. Что ж…

Он перевел взгляд на Ригсби.

– Правильно говорят – если хочешь чего-то добиться, работай сам.

Селлиг переложил трость в правую руку и легко стукнул ей по полу, одновременно стискивая захрустевший набалдашник. Меоллан хотел было выругаться – но слова застряли в горле.

Внешняя оболочка трости спиралью сползла на пол, словно снятая с апельсина кожура. Под ней сверкнула маслянистая гладкая поверхность; на глазах Меоллана «трость» стала плоской, края заострились, рукоять превратилась в эфес шпаги.

Теперь Ригсби стало понятно все. Насчет твари еще можно было гадать, но живой клинок не оставлял сомнений.

– Доминион, – выдохнул Меоллан. – Вы не из наших! Вы из Доминиона!

– Будет уже глупо отрицать, не правда ли? – улыбнулся Селлиг. – Вы умный человек, мистер Ригсби. Иначе бы я не остановил на вас свой выбор.

– Но зачем… – Меоллан осекся. Все фрагменты внезапно сложились в единую картину, и она вспыхнула перед его глазами с пугающей ясностью. – Конечно же! Ваши ученые разработали новых тварей, да? Устойчивых? И вы хотели знать, можно ли их пронять хоть чем-то… но у вас нет таких алхимиков, как здесь. У вас другая традиция и принципы…

Селлиг улыбнулся еще шире.

– И вы наняли меня, – Меоллан запустил пальцы в длинные волосы. – Вы наняли меня, и поручили создать яд – и я смог! И теперь вы своих существ к нему адаптируете…

– Мистер Ригсби, – Селлиг развел руками. – Я, признаться, собирался сделать вам заслуженный комплимент, но вы сами все рассказали.

– А теперь вы решили убить меня! Чтобы тайна не вышла наружу, и чтобы я никак не выдал… Погодите. Что за идиотизм – убивать меня когтями твари? У нас не водится таких зверей, любой специалист опознал бы!

– Это немного сомнительно. Морфы – недавняя наша разработка. Они не так уж известны.

– Неважно, все равно стало бы ясно, что меня не дикий зверь задрал. Тем более – в собственном доме! Это же глупость! – у Ригсби мелькнула мысль, что разговор отдает безумием. Но он слишком уж не любил дурацких планов.

– В свою защиту, – Селлиг недовольно скривился и упер острие клинка в пол, – поясню. Морф должен был убить вас – верно. И лишить защиты автомата – тоже верно. Но все это была лишь подготовка; я собирался прийти после того, как он закончит работу. А следы я заметать умею.

Глаза Меоллана расширились; он невольно бросил взгляд вниз – где горела лаборатория.

– Верно, – правильно оценил его догадку Селлиг. – Алхимия – опасное дело. Орнатика – тоже. Сейчас вы уже отточили эти искусства, но все равно случаются досадные случайности, верно? Я сам не алхимик, конечно, но достаточно понимаю в этой науке, и даже смог точно указать морфу, какие флаконы использовать. Они умные, знаете ли. Их делали на основе подражателей с Двенадцати Островов.

«Точно! – некстати сообразил Меоллан. – Я о них читал, как раз про подражание детскому плачу – пару исследователей так заманили и сожрали. Мерзкие твари…»

– Но я отвлекаюсь, – вернулся к теме Селлиг. – Ваша башня выгорела бы дотла. Следов когтей на теле бы не нашли – потому как и тела бы не осталось.

– Но почему я?.. – только и смог спросить Меоллан.

– Вы очень хорошо подходите, – пожал плечами шпион. – Алхимиков вашей квалификации действительно мало. А вы еще и неуживчивый, гордый и самолюбивый человек. Я знал, что вы с удовольствием схватитесь за шанс решить сложнейшую задачу и уйдете в нее, забыв обо всем. У вас мало близких друзей, и они живут вдали от вас. Ваша лаборатория на отшибе, и когда в городе заметят пламя – то будет уже поздно спасать вас или находить улики. Создадите яд – вас легко устранить. Не создадите – никому не скажете о своей неудаче. И потому это выгодно – в любом случае.

– Мерзавец!

– Специалист, – поправил Селлиг.

– Для специалиста, – разъярился Ригсби, – вы слишком много болтаете!

– Да? – изогнул бровь Селлиг. – Вы в самом деле считаете, что я разговариваю с вами только потому, что мне нравится звук своего голоса или же потому что хочу похвастаться, как какой-нибудь злодей из романов?

Меоллан чуть не ответил «да!», но его осенила внезапная догадка. Он опустил глаза.

Цепочка орнов вдоль экрана уже еле светилась. За время разговора энервит почти выгорел.

– Вот так, – тихо подтвердил Селлиг. – Даже если бы у вас и припрятан еще один флакон – вы уже просто не успеете вычертить и заполнить еще хоть что-то, опасное для меня.

Он поднял клинок и шагнул вперед. Меоллан нащупал рукоять револьвера и вскинул его перед собой.

– Мистер Ригсби, – поморщился Селлиг. – Не блефуйте так глупо. Я знаю эту модель – классический шестизарядник. Ожидая за стенами, я слышал шесть выстрелов, а в доме не нашел ни одной пустой обоймы, и рядом с вами ее не вижу. Я сильно сомневаюсь, что вы бы успели найти патроны и перезарядить оружие. Надеюсь, вы не будете утверждать, что носите под рубашкой запас пуль?

Меоллан чуть не спросил, как Селлигу вообще удалось что-то расслышать, но тут же сам нашел ответ. Люди Доминиона не только выводили новых существ – они и себя не стеснялись изменять.

В узоре выгорела последняя капля.

Экран блеснул и погас.

Селлиг со змеиной грацией рванулся вперед.

Ригсби нажал на спусковой крючок.

На такой дистанции даже у шпиона Доминиона не хватило скорости: он не успел уклониться, и пуля вонзилась между глаз, пробила голову и прошла навылет, разбрызгав кровь и осколки кости. Сила удара крутнула Селлига на месте, сбила выпад; шпион рухнул у стены.

Меоллан проскочил мимо него, торопливо схватил с пола пластину узора и сунул ее в прорезь на броне Фанда. Краткое слово-активатор – и оживший автомат послушно шагнул между хозяином и врагом.

Несколько минут протекли в напряженном ожидании – но Селлиг не поднимался. Видно, не до такой степени он был изменен, чтобы ему не хватило пули в голову.

Снова накатило облегчение, разом выпившее все силы. Меоллан прислонился к стене и нервно расхохотался.

– Знает модель, да? – бросил он в пустоту. – Шесть патронов, да? Как будто у меня – у меня! – в доме может лежать что-то, с чем я не экспериментировал!

Он оглядел комнату.

Шпион с простреленной головой. Труп морфа у стены. Заляпанный кровью Фанд. Два узора орнов на полу и стене. Разбитая в щепки дверь. Гудение пламени из лаборатории.

Оружие Ригсби по-прежнему сжимал в побелевших пальцах. Алхимик повернулся к Фанду и отсалютовал слуге револьвером в дрожащей руке:

– Хвала науке?..

Показать полностью

Звездные цвета

Меня иногда пробивает порассуждать на неожиданные темы. Вот как-то раз, например, дернуло поговорить о цветах. А точнее, о цветах и Звездных Войнах.

Сразу скажу: нет, на истину все это не претендует, это размышления на тему. Максимум – могу предположить, что это было подсознательно от творцов. Если же у кого есть прямые цитаты извне мира о причине выбора цветов – приведите, пожалуйста, будет интересно.

И так.

Старая трилогия по сравнению с богатством спецэффектов приквелов выглядит, конечно, аскетично. Но тем не менее, именно эта аскетичность позволяет заметить очень интересные тенденции.

Империя придерживается, по сути, очень небольшой палитры цветов, и каждому из них можно найти свое объяснение. Не супер-символическое в плане чистоты или доблести – нет, Империя более практична. Это мои любимые кланы придерживаются цветовой символики, а тут иначе.

(Замечу – я не трогаю те случаи, когда имперцы используют камуфляж. У него, само собой, свои правила)

Штурмовики - белые доспехи. Что им вполне подходит, это цвет достаточно абстрактный, и не то чтобы часто встречающийся у живых организмов. Вдобавок заметный... и в этом суть. Имперской армии не надо скрываться, они представляют хозяев Галактики, так же, как и белые треугольники имперских кораблей. Если уж все-таки залезать в символизм, я бы вспомнил, что на Востоке (а определенные восточные корни у ЗВ есть) белый - цвет траура и потусторонних сил. Опять-таки в тему, если смотреть на штурмовиков как на несущих траур врагам Империи. Не трогаем их фильмовую меткость, если что.

Офицеры – серая или серо-зеленая форма (последнее чаще встречается у тех, кто обычно не идет в бой напрямую, вроде офицеров флота или бронетанковых войск). Казалось бы, странно, обычно офицерская форма бывает украшена, чтобы отличать командиров. Но тут как раз это и не нужно: такие цвета ярко выделяются на фоне белой брони штурмовиков, и иных отличий уже не надо. А вот чтобы определить ранг, надо уже глянуть на то, что на форме нашито. Но так всегда.

Исключение из флотского правила – белая форма гранд-адмиралов. Вот тут я сходу не подберу объяснений, хотя есть одно. Белый цвет – он маркий, но гранд-адмиралы обычно не сражаются сами, они руководят эскадрами и флотами. Вероятно, это и есть безмолвное утверждение: «грязь битвы все равно меня не коснется». Ну и узнать гранд-адмирала среди флотских офицеров тоже просто, это же форма, а не броня.

Пилоты – черная форма-скафандр, черный же шлем. А это, кстати, интересная ситуация, потому что сходу даже не объяснишь. На мой взгляд, можно провести параллель с тем, что для пилотов является полем боя, а именно – с космосом. Он ведь тоже непроглядно-темен, как и форма тех, кто с ним сражается. Вполне ожидаемое настроение пилота: «мы едины с полем боя, потому мы победим». Стоит обратить внимание, что черная форма и у имперских канониров, которые сидят за оружейными пультами кораблей и той же Звезды Смерти. Вероятно потому, что они, как и пилоты, несут смерть издалека?

Совершенно особняком стоят императорские гвардейцы. Они вообще облачены в ярко-алое, и выделяются на фоне решительно всех. Пожалуй, это и есть основная цель: видишь алый доспех с плащом – убирайся с дороги или слушайся. Как ни странно, он может служить еще и в маскировочных целях, таким своеобразным образом. Алый цвет западает в память, шлем скрывает лицо, доспех и плащ – фигуру... Попробуйте опознать гвардейца, когда он в штатском или хотя бы в любой иной военной форме.

Это все отлично укладывается в темы самой Империи. Жесткая структура, четкая иерархия, каждому – свое. И, конечно, стремление к эффектности, которое у имперцев встречается очень часто; а добиться эффекта можно и простыми способами, не уподобляясь коллегам из Империума Человечества с их тысячами завитушек и украшений.

Совсем иная ситуация с цветами у повстанцев. Там единая цветовая гамма не очень-то и наблюдается, разве что комбинезоны пилотов. И это как раз полностью понятно: жесткой структуре Империи противопоставлено многообразие Альянса и Республики, четкой иерархии – множество самобытных миров. Кому что ближе – это уже другое дело.

А теперь посмотрим на то, как все эти цвета соотносятся с личностями.

Траун носит белый мундир гранд-адмирала. С одной стороны, ему это по должности положено. С другой же... вспомните, как чиссы выглядят. Именно в сочетании с белоснежным мундиром синяя кожа и ярко-красные глаза дают контрастный и очень сильный визуальный эффект, который менее достижим формой иных цветов. И укуси меня экзогорт, если Траун этого не понимал и не использовал производимое впечатление себе на пользу.

Вейдер облачен в черное. Учитывая, насколько нетипичный у него доспех, он мог бы носить любой иной цвет, но опять-таки, Вейдер – личность в Империи уникальная, мог как угодно ходить. Тем более, что черное он зачастую носил и еще будучи джедаем. Вот только есть интересная деталь: специальности мечника-с-Силой в имперской армии нет, конечно. А вот специальности, носящие черное, очень даже имеются – это пилоты и техники. А вспоминаем, какими талантами Скайуокер-старший всю жизнь выделялся, помимо Силы? Ага, именно ими. Хоть так подчеркнуть свои предпочтения.

Ну и, конечно, черный цвет в сочетании с физическими данными и маской устрашает больше других. Что, само собой, играло важную роль.

(Темная сторона Силы, на мой взгляд, не играет особой роли. Ситхи одевались разнообразно)

Таркин интересен в этом плане. Форма у него вполне себе обыденная, можно даже честно сказать - невзрачная, на первый взгляд ее от формы иных офицеров и не отличишь. Почему, ведь гранд-мофф – фигура очень весомая? Думается мне, именно поэтому. Таркин полностью уверен в своей силе и авторитете. Он совершенно не чувствует в себе потребности подчеркивать свой статус особой одеждой; все, кто имеет хоть какое-то значение, и так знают Таркина и знают, насколько это опасный человек. К этому ощущению никакая шикарная мантия ничего не прибавит.

Палпатин, похоже, поступает точно так же. Он – старший ситх, создатель и правитель Империи. Ему совершенно не нужно богатое убранство или уникальные цвета. Хватит простой черной мантии, аскетичность еще лучше подчеркнет его силу.

И очень интересно, как авторы Rogue One оформляют в этом плане Кренника. Тот явно считает себя очень важной и весомой фигурой, и активно старается это подчеркнуть. Отсюда и белый мундир в стиле гранд-адмиралов. Отсюда и плащ, который должен выделять Кренника среди других. Вот только не умеющий сдерживать эмоции директор проигрывает на фоне Таркина (и уж тем более проиграл бы на фоне Трауна), а носить плащ так же легко и эффективно, как это делают Вейдер и Алая Гвардия, ему никак не удается. Что, собственно, хорошо заметно и по сюжету. Я бы сказал еще про то, как различаются приказы супероружию в исполнении старых героев и новых, но это будет лучше смотреться в обзоре на сам Rogue One.

Показать полностью

О южных студентах

Как-то давно я не писал, но это и объяснимо: пришли заочники, еще занимается дневное отделение, поэтому и времени даже читать не всегда хватает. Но будем возвращаться в прежнее русло.

С десяток лет назад сижу я дома, никого не трогаю, даже примус не починяю. И тут внезапно звонок с кафедры:

- Добрый вечер. Вы не хотите взять пятьсот часов иранцев?

...смеркалось. Неожиданно как-то.

Нет, на деле все оказалось логично: начальство университета было очень настроено на международыне контакты и с радостью пошло навстречу тому, что приезжает группа из Ирана учиться в нашем медицинском, но им неплохо бы подтянуть английский и русский. Вот к нам по этим пунктам они и пришли.

(почему в педагогический, где я работал, а не в лингвистический - понятия не имею)

Преподавать им было не очень просто, но презанятно в плане расширения кругозора. И вот несколько интересных эпизодов из этого года:

-Самое большое препятствие - разговорный английский у них был, русского, естественно, не было;. Объяснять английскую грамматику, не имея возможности сравнивать со славянскими языками, оказалось той еще задачей. В частности, возникали проблемы в совершенно неожиданных вопросах - с будущим временем, с согласованием времен... А все потому, что в персидском все это строится совсем иначе, и студентам было сложно соотнести.

-Девушки, ожидаемо, приехали в платках все (особенно интересно смотрелись студенческие билеты). Присмотрелись к окружающему. Поняли, что законы и обычаи шариата в Беларуси мало кого волнуют. В общем, недели через две платок остался на голове у одной, и то скорее как украшение.

-Помимо занятий языком говорили о разном. Как-то раз разговорились о религии, началось с моего предупреждения: "Учтите, 25 декабря вы не учитесь, так как Рождество. А, да, 7 января вы не учитесь, потому что Рождество". Глядя в сразу ставшие большими глаза студентов, я понял, что надо пояснять про христианство, его ветви и правила. Дождался удивленного возгласа: "Так, оказывается, с исламом очень похоже!" Ну еще бы две авраамические религии были абсолютно непохожи.

-Совершенно внезапно меня отправили сопровождать иранцев на сдачу отпечатков пальцев (и других коллег тоже). Нет, сама сдача понятна: иностранцы, собираются энное количество лет пробыть в Беларуси, нормально. При чем здесь кафедра иностранных языков - вот это было странно. Однако логика руководства была такая: им надо ехать, эта процедура назначена на время, когда у вас занятия, поэтому, чтобы у вас время не пропадало...

Хм. Ну ладно. Сами иранцы, кстати, здорово поморозились: и краску смывали холодной водой, и на дворе стояла нормальная зима с сугробами.

А еще один лишь с четвертого раза назвал свою дату рождения. Нет, не было у него ментальных проблем: просто никак не мог годы хиджры пересчитать в наше летосчисление.

-Кстати, о зиме. Как-то раз группы вообще попались в погодную ловушку: безоблачное небо, яркое солнышко. Радостно высыпали на улицу, одетые по-летнему.

...а там январь. Нормальный такой. Ну не читали иранцы Пушкина.

Впрочем, с началом зимы вообще опоздали. Я, естественно, интересуюсь: а почему? Мне говорят - так много очень снега выпало! Там, если что, было где-то по щиколотку, так что я машинально поправляю: "Мало". Иранцы удивляются - "В смысле - мало?!" Я поясняю: "У нас считается, что много - это вот так" (показываю где-то ниже уровня бедра).

На меня смотрят множество печальных южных глаз.

Видимо, потому что иранцы у нас успешно все прошли, к нам вскоре приехало огромное количество туркменских студентов. Но это уже совсем другая история.

Показать полностью

Тайные печати, часть 2

На секунду воцарилась тишина. Ясаона побледнела, прижала ладонь к губам. Юси неподвижно застыл, Саяку коротко вскрикнула.

– Точно когтями? – выдохнул Фуго.

– Да, – подтвердил Токэн. – Так же как… так же как с теми убийствами, о которых я говорил.

Одна и та же мысль пронеслась в головах гостей.

У «Тихого снега» появился темный дух. И, утолив жажду жизни лошадью, он перейдет к более приятной пище – к людям.

– Но этого не может быть! – Фуго сумел взять себя в руки. – Господин Коданси, у вас ведь начертаны охранные знаки на стенах вокруг дома?

– Как и в любой гостинице, – подтвердил хозяин. – Разве что… Разве что снегопад их как-то повредил…

– Но тогда он может и внутрь пройти! – побледнела Саяку. – Храни нас Драконы Небесной Горы!

– Надо проверить, – решительно заявил Коданси. – Андзинь, неси факелы. Досточтимые гости, соберите теплую одежду, мы поглядим вместе.

– Вы с ума сошли! – Токэн шагнул между хозяином и Ясаоной. – Если он снаружи, то он может сразу напасть.

– Но он не напал на вас, а проверить необходимо, – возразил Коданси. – А разделяться дольше чем на минуту нельзя, иначе темный дух может перебить нас поодиночке.

– Господин Коданси, не говорите так! – Саяку вздрогнула всем телом.

– Нам нельзя выходить, – твердо заявил Токэн, но на его руку легла ладонь Ясаоны.

– Сэнси, – сказала она. – Мне страшно, но проверить надо. Господин Коданси прав, нам нужно знать, разбиты ли защитные знаки.

– Госпожа Юи… – начал воин, но женщина покачала головой, и телохранитель, насупившись, кивнул.

Вернулась Андзинь, и раздала всем факелы, быстро зажгла каждый из них. Теплая одежда хранилась у входа, и уже через десяток минут постояльцы, хозяин и служанка оказались на улице.

Снег по-прежнему падал с темного неба, но уже поредел, и снежинки легко таяли в пламени факелов. Огонь разрывал ночь, тени метались по стенам дома и створкам ворот.

Коданси решительно шагал впереди, поднося факел к стенам, квадратом окружавшим гостиницу. На каждой из них должно было быть начертано по пять охранных знаков, как принято в таких домах. Все знали: темным духам куда проще войти туда, где постоянно бывает много разных людей, для того и нужна защита.

Знаки у ворот были нетронуты. Припорошены снегом, но целы. Хозяин поднес факел к каждому, убеждаясь в этом и показывая остальным.

Знаки на западной стене тоже оказались в порядке. Фуго было дернулся, увидев, что в одном месте линия нарушена – но это оказалась неудачно упавшая тень.

На северной стене было всего четыре знака. Люди испуганно заозирались, при этом на миг испытав облегчение: брешь была найдена. Но Юси молча указал наверх – последний знак просто был начерчен выше других.

Восточная стена по-прежнему несла на себе пять защитных символов, целых и невредимых. Все замерли рядом с ней, поднимая факелы, вглядываясь в обереги и убеждаясь – да, все в порядке.

– Значит, – выдохнула Ясаона, – дом по-прежнему защищен? Но как же тогда…

– Если обереги действуют, то темный дух не может и шагу ступить в пределы гостиницы, – нерешительно сказал Юси.

– Нет, – Коданси повернулся, пламя факела высветило его лицо, пляшущие тени превратили черты в причудливую маску. – Может. Вы помните, как?

Саяку судорожно втянула воздух. Ясаона сжалась, Фуго охнул, Токэн потянулся к мечу. Лицо Юси застыло, Андзинь замерла безмолвной тенью.

Они действительно вспомнили. Темный дух мог преодолеть обычные охранные знаки, если занял тело человека: плотская оболочка защищала пришельца из царства гибели. Так же, как в истории Юси.

– Это же значит… – пробормотал Фуго. Взгляд его заметался по чужим лицам, и в каждом взгляде светились осознание и ужас.

Кроме них, больше людей в гостинице не было.

– Вернемся в зал, – нарушил молчание Коданси. – Здесь нам точно нечего делать.

Шестеро людей медленно двинулись к гостинице. Где-то в стороне раздался крик ночной птицы, и Ясаона вздрогнула, остальные тревожно заозирались, Юси снова словно закостенел, а Саяку забормотала молитвы.

В доме они сели за разные столы; по залу заметались недоверчивые, тревожные взгляды. Гости и хозяева перебирали в памяти весь день; все они на какое-то время отходили друг от друга, не видели, что кто делает. Да, четверо поднялись на второй этаж – но это человеку трудно будет выпрыгнуть из окна, убить лошадь и вернуться наверх же, не проходя через зал. Темному духу такое совершить несложно.

– Но неужели кто-то может… – начал Фуго. – Ну, есть же способы определить… Я могу попытаться вспомнить, что там предки умели, как выявляли…

– Это если вы сами не дух, господин Фуго, – холодно сказал Токэн. Купец оскорбленно вскинулся, но тут же поник, понимая, что опровергнуть нечем.

Ясаона огляделась. Историю никого из них нельзя было проверить. Включая их с Токэном – говорят, что темному духу не нужно много времени, чтобы занять чужое тело. По пути к гостинице они не раз отходили друг от друга.

Женщина незаметно отодвинулась от воина, и тут же увидела, что он делает так же и не убирает руки с меча. Отчего-то от этого стало легче: если Токэн – человек, то он не потерял ни соображения, ни чутья.

– Плохо, что снег, – негромко сказала Саяку, ее голос потерял обычную живость. – Ночью не уйдешь, если он начнет охоту.

– Тогда почему не начал? – дернулась Ясаона. – Чего ждет, если он тут?

– Потому что страх тоже питает темных, – проронил Коданси. – Чем больше вы будете бояться – тем сильнее он станет еще до того, как возьмет ваши жизни.

Его слова обдали гостей холодом. Сам хозяин тоже утратил прежнюю жизнерадостность; он сидел за самым близким к стойке столом, сгорбившись и лишь потирая кончиками пальцев пояс.

– Но мы же должны как-то почувствовать его присутствие, – жалобно сказал Фуго. – Их сила чужда миру! Она должна… ощущаться.

– Темному духу не обязательно проявлять свою силу открыто, – сказал Коданси. – Он может тревожить людей и иначе. Шорохами. Резкими звуками. Или, скажем, стуком – особо рассчитанным, таким, что незаметен, но заставляет нервничать.

Хозяин гостиницы помедлил и небрежно добавил:

– Вот как господин Юси Табито делает сейчас.

Все застыли на миг. Потом взгляды разом метнулись к студенту, положившему на стол обе руки, и только что негромко постукивавшему по нему кончиками пальцев.

– Господин Коданси, – нервно сказала Ясаона. – Вы же не серьезно…

– Даже если не серьезно, то попал в цель.

Сначала Ясаона даже не узнала голос студента. Неуверенность из него пропала полностью, каждую ноту наполняли сила и насмешливое спокойствие.

Через миг она поняла, что было сказано, ахнула и отшатнулась.

Юси Табито выпрямился во весь рост, снял очки и небрежно отбросил их в сторону; стекла со звоном разбились о стену. Растерянная улыбка исчезла с лица, зубы обнажились – куда больше, чем возможно для человека.

– Я слишком увлекся, – произнес он, и низкий, рычащий голос, ничем не напоминающий тихую речь студента, наполнил зал. – Но это сейчас уже безразлично, не правда ли? Вам некуда бежать, люди.

Ясаона охнула, отпрянув к стене. Токэн мгновенно заслонил ее, выхватив из ножен меч; но Юси лишь бросил взгляд в его сторону, и воина вздернуло в воздух, дважды припечатало о стену. Он бессильно сполз на пол.

– Сэнси! – испуганно вскрикнула Ясаона, бросившись к потерявшему сознание бойцу.

Фуго вжался в стену, выставив перед собой руки. По его лицу катился пот; кровь магов в семье сказалась – сейчас купец остро ощущал, как от лже-студента веет холодной, темной и злобной силой.

– Драконы Небесной Горы и все предки, защитите от зла… – забормотала Саяку, и тут же поперхнулась словами, когда Юси лениво повернул голову к ней.

Спокойным оставался только Коданси за своим столиком. За его спиной у лестницы замерла Андзинь.

– Я не думал, что меня можно легко выявить, – лже-студент медленно поднял руку. Угольно-черные когти прорвали подушечки пальцев, выходя наружу и маслянисто поблескивая. – Но странное дело, меня словно тянуло раскрыть себя.

– Истории, – спокойно сказал Коданси. – Твое племя тянет к ужасу. Как только начали рассказывать – ты оказался в плену этих сказок, тебя потянуло воплотить их, даже ту, что рассказал сам. Кто-то из ваших князей смог бы сопротивляться зову – но ты же не князь, верно? Тебя особенно потянуло, когда господин Фуго поведал свою, о призраке-охотнике?

Юси кинул быстрый взгляд на купца. Тот побледнел как бумага.

– И освещение, – продолжил Коданси. – Прорези на бумаге каждого фонаря здесь отбрасывают свой узор, который манит тебя, гасит желание уйти. Ты бы легко прошел сквозь снег – но тебе не хотелось покидать гостиницу. А с каждой вспышкой страха ты становился все спокойнее, все довольнее. Сведущему нетрудно это заметить.

Юси поднял голову к потолку, посмотрел на светильники. Сквозь его кожу проступали очертания костей, мерцающих черным сиянием.

– Ловушка, – тихо сказал он.

– Ловушка, – согласился Коданси. – С того момента, как я узнал о появлении темного духа в округе, я готовил такой обряд. И теперь я знаю, кто ты. Ши-джинг, пожиратель-притворщик. Надевающий тела людей и меняющий их… как собирался и сейчас поступить, правда?

– И теперь я знаю, кто ты, лже-трактирщик, – прошипел темный дух. Его глаза залили скользящие тени, узор костей под кожей складывался в нечеловеческий скелет; волосы вытягивались, превращаясь в острые иглы. – Или ты будешь отрицать свое имя, Кай Джалин?

Коданси засмеялся, вставая со стула.

– Отрицать? Встретив свою добычу? Никогда.

Он демонстративно извлек из-под рубашки серебряный медальон мага; в центре безупречно выгравированного знака «пять» багрово мерцал альмандин.

На краткий миг повисла тишина. Гости не смели даже дернуться, и не могли отвести взгляда от заклинателя и духа, замерших друг напротив друга.

А потом Юси клокочуще расхохотался; кожа на его руках пошла трещинами, выпуская острую щетину.

– Ты действительно кровный маг? О, Убийца Духов, а я на миг усомнился в своей победе!

Он торжествующе вскинул руки, сверкнув черными когтями в свете ламп.

– Твоя сила же будет бессильна против меня – неужели ты думаешь, что я дам хотя бы капле твоей крови меня коснуться? Или, может, интереснее закрыться от нее чужой…

Юси выразительно обвел взглядом всех гостей. Те застыли, скованные ужасом и тяжелой, давящей силой, исходившей от ши-джинга.

– Твое искусство заклинателя тем более бессильно, – продолжил дух. – Я слишком быстр, чтобы дать тебе шанс начертить печати и произнести слова. Единственным спасением для тебя было бы начертить их заранее – но я бы почуял любой знак, выписанный более часа назад!

– Это так, – сказал Кай Джалин. – Твое племя – искусные обманщики, и не менее искусные бойцы.

Юси шагнул к нему, широко раскрывая рот. Вместо языка из него показался сгусток дергающейся тьмы с тысячью шипов на конце.

– Но люди тоже могут лгать, – закончил заклинатель. – Хан.

Нестерпимым, ярким светом полыхнули знаки на полу, на стенах, на потолке. Начертанные краской одного цвета с поверхностью, они были невидимы до сих пор – и теперь же засияли, озарив все вокруг холодным свечением.

Этот свет заключил Юси в эфемерную клетку, что была прочнее стали, сковал его, и темный дух испустил вопль ярости и изумления, отдавшийся в сердцах и душах всех, кто был рядом.

– Печатей не было! – взвыл ши-джинг. – Как? Когда ты успел?!

Кай Джалин не ответил ничего. Он просто коснулся своего медальона, и отбросил в сторону кусочек камня – выдолбленный альмандин, прикрывавший настоящий знак.

В этот самый миг дух, притворявшийся Юси Табито, понял, как ошибался. В серебро на груди заклинателя был оправлен аметист, камень совсем иного Искусства.

Кай Джалин не был кровным магом. Он овладел Потоком, волшебством времени. И каждый раз, как лже-Юси отводил от него взгляд – срывался с места и вычерчивал новый знак, а потом возвращался, укладываясь в единый миг для всех, не владевших той же магией. И даже духи не могли уловить такого движения, если не знали о нем.

Пальцы заклинателя замелькали, складываясь в замысловатые знаки. Ровным, монотонным голосом Кай Джалин начал читать слова уничтожения.

Для всех глаз фигура Юси размылась, обратившись в беспрерывно подрагивающий силуэт. Темный дух ускорился сам, стараясь располосовать пленивший его свет и одновременно уходя от заклинания – чтобы оно сработало, его должен был четко слышать не только заклинатель, но и сам дух.

Это не помогло. Долей секунды спустя речь Кай Джалина превратилась для людей в невнятную скороговорку: он снова призвал собственную магию, многократно ускорив себя, оказавшись в одном временном потоке с духом и позволяя ему слышать губительные слова.

Фигура, потерявшая всякое сходство с человеком, дергалась в плену знаков, ускоряясь и замедляясь, пытаясь спастись от жгущих саму его суть слов. Не помогало, не выходило: Кай Джалин ни на долю мгновения не отставал.

Безумный вой хлестнул по стенам гостиницы; Ясаона ощутила, как по ее лицу течет кровь, Фуго охнул и схватился за живот, согнувшись от боли.

Плоть Табито разлетелась клочьями, Саяку поспешно отвернулась, не вынеся взгляда на корчащееся, невозможное существо. Темный дух полностью сбросил человеческую оболочку, открывая себя притяжению родного царства, стараясь уйти туда раньше, чем слова заклинания испепелят его.

Знаки держали крепко. Андзинь, не шевелясь, смотрела на духа.

Кай Джалин повысил голос, произнося последние слова. Печати разгорелись еще ярче, свет переплелся с воем – и на миг внезапно настала абсолютная тишина, в которой утонул каждый звук.

И эту тишину разрезал голос заклинателя.

Син. Хао. Шисен. Познай погибель.

Ровное белое пламя вырвалось из тела духа, обратив его в пылающий столб, растворяя в себе черную изменчивую не-плоть, обращая ее в пепел, а пепел – в мельчайшую пыль.

Последний вопль погибающего ши-дженга был неслышен, но пронизал всех вокруг иглами ужаса и боли.

Затем знаки погасли. Темного духа больше не было.

– Вы задумали все это с самого начала, мастер Кай? – тихо спросила Ясаона.

Токэн пришел в себя еще ночью, и Саяку заверила, что с ним будет все в порядке, если обработать мазями. Телохранитель все равно выглядел мрачно и корил себя за то, что не смог сделать ничего.

Светало. Солнечные лучи пробивались сквозь окно, и Андзинь ходила по залу, меняя свечи в лампах. Гости едва успели отдохнуть, и их ночные сны были полны корчащихся теней и холодного страха.

– Я не думал, что здесь будет столько гостей, – сказал заклинатель, – но вы правы. Я говорил правду: только услышав о духе, и прикинув, кем он может быть, я нашел эту гостиницу, убедил хозяина временно уступить мне место за особую плату, и все подготовил.

– Андзинь – ваша помощница?

Служанка бросила короткий взгляд в сторону собеседников, но, как всегда, промолчала.

– Она в самом деле тут служит, – ответил Кай Джалин, – но вызвалась мне помочь. У Андзинь родственник погиб от рук темного духа, и у нее с ними свои счеты.

Он рассмеялся.

– Пожалуй, без нее я бы не смог убедительно сыграть хозяина. Так что я позаботился о ее защите: у нее под одеждой немало моих талисманов, которые бы ненадолго отразили нападение духа и подали мне знак.

– А если бы Ю… темный дух проявил себя позже? – спросила Ясаона. – Если бы успел убить кого-то из нас?

– Один подозреваемый бы выбыл, – холодно улыбнулся заклинатель.

– И все?

– Госпожа Ясаона, – Кай Джалин посмотрел ей прямо в глаза. – Я посвятил свою жизнь охоте на темных духов и их уничтожению. Я занимаюсь тем, что убиваю бессмертных. К миру людей я тоже отношусь… иначе.

Ясаона содрогнулась и отвела взгляд. Заклинатель сейчас выглядел расслабленным и довольным, но она не могла отделаться от мысли, что точно так же выглядит тигр после хорошей охоты и сытной еды.

Во дворе Фуго спешно седлал лошадь. Купец не желал оставаться в гостинице ни минуты; Ясаона бы последовала его примеру, если бы Токэн мог ехать.

– Днем приедет настоящий хозяин, – Кай Джалин поднялся, подхватил собранную сумку. – А мне пора. А, да, я уже попросил господина Фуго – попрошу и вас с госпожой Дзаи. Не описывайте мою внешность и мои умения, хорошо?

– Ложные, или истинные? – негромко спросила Ясаона.

Заклинатель улыбнулся и подкинул на ладони выдолбленный альмандин. Скрывать свое Искусство было незаконно, но Ясаона была уверена, что никто не жаловался на Кай Джалина.

– Любые, – сказал он, направляясь к выходу. – Тайне легче бороться с тайнами.

– Но есть ли тогда разница между тайнами? – невольно спросила Ясаона.

Вопрос застиг заклинателя на пороге. Тот оглянулся – без улыбки, холодно.

– Есть, – сказал он. – Мои тайны убивают не людей.

Он вышел. Ясаона глубоко вздохнула, бросила взгляд на молчаливо прибирающуюся Андзинь, потом – на потолок, где на втором этаже Саяку смазывала ушибы Токэна. И подумала, что исполнить просьбу Кай Джалина будет несложно.

Одна мысль об историях про духов и заклинателей уже вызывала у нее тошноту.

Показать полностью

Тайные печати, часть 1

– Заходите, заходите! – радушно приветствовал гостей хозяин. – Быстрее, уважаемые господа, пока снегом совсем не завалило!

С неба падали крупные хлопья; снегопад этим вечером выдался сильный, и тропа, по которой оба путника добрались до гостиницы, уже практически исчезла. Вечер еще только близился, но небо полностью закрыли тучи, преграждая дорогу солнечным лучам и погружая землю в сумерки.

– Позвольте, я ваших лошадей заведу, – хозяин, поправляя наброшенную на плечи меховую накидку, засуетился вокруг коней, уводя их к конюшне. Путники поспешили к дому.

Только внутри, оказавшись в тепле, они позволили себе перевести дух, сбросить капюшоны и оглядеться.

Гостиница с подходившим погоде названием «Тихий снег» мало чем отличалась от сотен таких же заведений по всей империи. Прямоугольный зал с входной дверью на юг, лестницей на второй этаж у восточной стены и выходом на кухню – у западной. Десяток круглых столов и широкая изогнутая стойка для хозяина у северного конца зала. Ровно десять покрытых резьбой деревянных колонн поддерживали потолок, с крюков свисали бумажные фонари, и свет, проходя сквозь замысловатые прорези в бумаге, создавал из теней удивительный узор.

– Позвольте вашу одежду, господа, – приблизилась невысокая девушка в скромном сером платье служанки. Немногочисленные гости с интересом оглянулись на новоприбывших.

– Да, конечно, – невысокая изящная женщина сбросила дорожную одежду, с досадой посмотрев на оставшиеся на полу лужицы. В свете ламп сверкнула изумрудная ткань дорогого халата, украшенного золотистой вышивкой.

Ее спутник тоже освободился от верхней одежды, поправил меч на поясе. Толстая рубашка и прочный жилет, крепкие мускулы и пара шрамов на щеке не оставляли сомнений – воин, телохранитель.

Служанка скользнула в сторону, гости же прошли к столикам.

– Кошмарная погода, госпожа, не правда ли? – заговорил полноватый мужчина с ухоженной бородкой, облаченный в темно-синий халат.

– Здесь же север, бывает и хуже, – сверкнула улыбкой дама. – Но, видимо, мы здесь надолго задержимся.

Воин пробурчал что-то неразборчивое.

– Наш хозяин говорит, что снегопад к утру прекратится, – нерешительно заметил молодой человек в круглых очках и с книгой в руках. Студент, судя по фиолетовому халату. – Я не знаю, я так далеко на север не забирался…

– О, бывает, бывает, – закивала головой пожилая женщина в коричневом платье, машинально похлопывая по стоявшей рядом пухлой сумке. – Снег валит сильно, но будет недолго.

– Милостью предков, так и выйдет, – дама плавно опустилась за свободный столик. – Но будет непочтительно мне не представиться. Имя моего рода – Ясаона, мое имя – Юи, моего спутника зовут Токэн Сэнси.

Воин молча кивнул, садясь рядом с хозяйкой.

– Имя моей семьи – Фуго, собственное – Фон, – наклонил голову бородач. – Я купец, торгую тканями и мехами.

– Юси Табито, – пробормотал юноша. – О, простите… имя моей семьи – Юси, собственное же – Табито. Я студент, учусь в Самакаве…

– Дзаи Саяку, – охотно представилась женщина с сумкой. – Я целительница, вот между этими деревнями хожу. Сюда впервые забралась, тут, говорят, травы редкие растут, вот в моих деревнях все здоровы пока, так я себе такую учебу устроила.

О происхождении Ясаоны никто не спросил. Поведение, одежда и внешность безошибочно выдавали в ней знатную даму, слова «имя моего рода» – тем более.

– Мое скромное имя Коданси, госпожа Ясаона, – послышался голос от входа. Хозяин вернулся в дом, отряхнувшись от снега за порогом. – А это Андзинь.

Служанка тенью проскользнула по залу, учтиво поклонившись.

– Кони устроены как следует, вместе с другими, – продолжил хозяин, проходя к своей стойке. – Обед сейчас будет готов, прошу почтенных гостей подождать немного.

– О, жду с нетерпением! – оживился Фуго. – Если в такую погоду еще и не поесть – то совсем можно считать, что духи рассердились!

Он рассмеялся собственной шутке, Ясаона лишь слегка улыбнулась.

– Вижу, только я путешествую не одна? – заметила она.

– Увы, – горестно вздохнул Фуго. – Помилуй предки, я с большим удовольствием странствовал бы в подходящем экипаже, или остался дома. Но так уж совпало, что мне срочно нужно в Силинь, иначе дело там совсем встанет. Местные дороги я хорошо знаю, но снегопад оказался очень некстати. Днем бы я сквозь него пробрался, но близится ночь…

– А вы, господин Юси? – как только купец сделал паузу, Ясаона обратилась к студенту. Фуго недовольно насупился.

Молодой человек смущенно отвел взгляд.

– Я… преуспел в каллиграфии, и учителя посчитали, что мне нужно посетить одного знаменитого мастера, поучиться у него особым приемам письма… А он живет далеко на севере, вот я и…

Под взглядом искрящихся глаз женщины он смутился еще больше и попытался укрыться за книгой.

– А я вот редко с кем-то хожу, – вмешалась Саяку. – А зачем? Тропы знаю, где травы всякие искать – так это мне провожатый не подскажет, сама соберу. Разбойники меня не тронут, знают, что взять толком нечего, да и знают – целителя оберешь, а потом тебя лечить некому будет.

– Я этого не слышал, госпожа Дзаи! – откликнулся из кухни Коданси. Целительница захихикала.

Гости успели переброситься еще несколькими фразами, исключая по-прежнему молчаливого Токэна. Пусть семейства и занятия у них были совершенно разными – но в дороге часть границ стиралась, дозволяя то, что непредставимо в привычном обществе. Такой закон не значился в книгах, но был ведом и понятен каждому жителю империи.

– Почтенные гости, – объявил Коданси, появляясь из кухни, – прошу вас. Никто не скажет, что в «Тихом снегу» дурно кормят.

Андзинь принялась безмолвно выносить еду для гостей. Ясаона с интересом пригляделась к хозяину: на вид ему было лет сорок, худощавый, не очень высокий, лицо приятное, но незапоминающееся. Темно-зеленый халат, тяжелый пояс со множеством карманов: обычное дело для человека, который привык много работать по дому и держать инструменты под рукой.

– Отлично, – воодушевился Фуго, когда перед ним поставили тарелку. – А если сюда добавить немного приправы тикё?

– Андзинь, у нас она есть? – оглянулся на служанку Коданси.

– Да, – тихо подтвердила та. – На кухне, вторая полка сверху.

Хозяин кивнул, и через минуту вернулся с изящным сосудом.

На какое-то время все занялись едой, подкрепляя силы после дороги и наслаждаясь разливающимся по всему телу теплом. Коданси занял место за стойкой, с улыбкой наблюдая за гостями и переводя взгляд с одного на другого. Фуго мимоходом осведомился о плате, услышал разумные цены и удовлетворенно кивнул.

Подходил вечер. За окнами по-прежнему валил снег, лампы расчерчивали зал причудливыми узорами. Ясаона подумывала даже их зарисовать, а Юси с интересом рассматривал игру теней.

В «Тихом снегу» всем было хорошо.

После обеда обнаружилось, что отдыхать никого не тянет. Трое гостей успели отдохнуть с дороги, а Ясаона призналась, что привыкла ложиться поздно, и бросила лукавый взгляд на Токэна. Воин остался невозмутим, Юси же смутился и уткнулся в книгу.

– Извините, достопочтенные гости, я никаких развлечений предложить не могу, – с сожалением развел руками Коданси. – Просто не умею ни петь, ни играть… вот разве что Андзинь умеет.

Он вопросительно поглядел на служанку. Тихая девушка покачала головой и негромко ответила:

– Нет.

– Но тогда ничего не остается, – Юси поднял взгляд от книги и поправил очки. – Я мог бы почитать, но у меня все про… ну вы знаете, науки…

– А доски для го нету, – вздохнула Саяку. – А я бы с радостью сыграла, когда вот у больного сидишь, делать нечего, только следить, так разум размять, как первыми государями завещано.

– Что сожалеть, – резонно сказала Ясаона, – если ее нет?

Гости переглянулись. Один лишь Фуго ничего не предлагал, лишь удовлетворенно сложил руки на животе.

– Досточтимые гости, – снова вмешался Коданси, – знаете, в такие вот снежные вечера люди, сидя дома, часто начинают рассказывать истории. Возможно, у нас есть чем поделиться?

– Часто страшные рассказывают, – негромко добавила Андзинь, поправлявшая светильник.

– А хорошая идея! – оживилась Саяку. – Всегда послушать интересно, что другие слышали, что знают, и что где такое было! А в тепле да после обеда капелька страха кровь горячит, я вам как лекарь говорю. Потому в деревнях и рассказывают.

Остальные гости одобрительно закивали. Сказания любили послушать по всей империи.

– Только вот кто начнет… – задумался Коданси.

– А жребий давайте, – предложила неугомонная целительница. – Господин Коданси, найдутся у вас лучинки разные?

– Ну еще бы, – усмехнулся хозяин. – Андзинь, где там они у нас?

– Я принесу, – сказала служанка.

Лучины нашлись быстро, и очередь распределилась мигом: сперва Юси, потом удивившийся этому Токэн, потом – Фуго, Ясаона, Саяку и Коданси. Андзинь от жеребьевки отказалась, тихо заверив, что не знает историй.

– Итак, господин Юси, вам рассказывать первому, – мягко улыбнулась Ясаона, и студент покраснел.

– Не беспокойтесь, – хихикнула Саяку. – Это же не экзамен.

– Лучше бы экзамен… – пробормотал Юси, вызвав смех у слушателей. – Но давайте я попробую…

Он откашлялся.

– Давным-давно, еще до Войны Духов, ну, вы знаете…

– Когда темных духов изгнали со всех земель империи и ввергли в их царство, – кивнул Фуго. – Все знают, продолжайте, пожалуйста, господин Юси.

– Да, конечно… – студент замялся. – Тогда темные духи свободно бродили по земле, и с ними сражались как могли. Волшебных Искусств еще не было, так что людям оставалось лишь заклинательство, знаки, слова и предметы, что складывались в оружие и защиту.

Голос Юси стал крепче, он ступил на знакомую почву и приобрел уверенность.

– Был тогда могучий дух-охотник, который преследовал людей, разрывал их и поедал души. И был заклинатель, который поклялся покончить с ним, найти и навеки запечатать. Он знал повадки духов, он знал слабые места пожирателей и умел с ними бороться. Заклинатель отправился в путь, взял след от места первой жертвы. Нашел себе проводника, девушку, у которой этот дух погубил почти всю родню.

Проходившая мимо Андзинь на миг остановилась, посмотрев на студента с непонятным выражением. Тот не обратил внимания и продолжил:

– Так шли они по следу несколько дней, и наконец остановились в долине, где заклинатель распознал явные признаки присутствия духа. Он был уверен, что тот здесь появится, и подготовил ловушку – очертил круг, нарисовал десятки знаков пленения и заточения, вспомнил все нужные слова, и сел посреди защитной фигуры со своей помощницей.

– И дух пришел? – мигом спросила Саяку. – Угодил в ловушку?

– Да нет, – печально покачал головой Юси. – Настала ночь. Заклинатель был готов столкнуться с духом. Но чего он не ждал – что черные когти ударят ему в спину.

– Как? – хором изумились целительница и Ясаона.

– Заклинатель ошибся, – сказал студент. – Дух, за которым он охотился, был не просто пожирателем, а пожирателем-притворщиком; он знал, что за ним идет охота, и вместо того, чтобы уйти в ночи, занял человеческое тело, убив истинного хозяина.

– Девушка-проводник! – охнула Саяку.

Юси кивнул.

– Она была рядом с заклинателем, в человеческом теле прошла мимо его знаков, не заметивших ее. И ударила, когда он отвлекся. Так заклинатель погиб, пал жертвой духа и своей же самоуверенности.

Повисло тяжелое молчание. Обычно рассказчики все же старались вывести такие истории к хорошему концу, но студент, похоже, пересказывал прочитанную книгу, где автор поступил иначе.

– Невесело у вас вышло, господин Юси, – сказала наконец Ясаона.

Юси смущенно развел руками.

– Вы извините… это первое, что пришло на ум… если бы я не был первым, вспомнил бы еще что.

– Но теперь время для новой истории, – Саяку повернулась к Токэну. – Ваша очередь!

– Я не умею рассказывать, о древностях особенно, – сухо сказал Токэн. – Если хотите послушать о нынешнем – могу.

– Давайте, – предложил Фуго. – Господин Юси человек ученый, и поведал о деяниях старых времен – вы же человек военный, так что кому как не вам, говорить о настоящем.

Воин бросил взгляд на Ясаону, та с улыбкой кивнула.

– Хорошо, – проронил Токэн. – У меня история краткая и невыдуманная. В провинции Као, с пару месяцев назад начали погибать люди. Разные, от бродячих воинов до знатных, и даже магов. Общего у них только одно – они все были в пути, погибли ночью.

Токэн обвел взглядом слушателей.

– И у каждого горло было вспорото когтями, а на лице застыл безмерный ужас. Так и ясно, что это не человек убивал, даже не безумец. Темный дух, неведомо какой, но вынырнувший из своего царства и вышедший на охоту. Маги и заклинатели, говорят, уже в провинции его ищут, но пока не нашли.

– Не нашли? – нахмурилась Саяку. – Но в чем тогда история?

– А ни в чем, – мрачно сказал воин. – Я же говорил – не умею рассказывать. Только о том, что слышал.

– Я не слышала, – удивилась Ясаона.

– Я говорил с другими воинами в Самакаве, пока вы спали, госпожа Юи, – уточнил Токэн. – Потом не хотел вас беспокоить.

Женщина мимолетно улыбнулась телохранителю. Он всегда старался оберегать ее не только от прямого вреда.

– Погодите, – поднял руку Юси. – Но провинция Као… это же рядом. В дне пути.

– А и точно, – дернулся Фуго. – Вы правы, господин Юси… Так что же, дух и сюда перебраться может?!

Гости и хозяин вздрогнули. В империи любили рассказывать о темных духах, но никто не желал с ними столкнуться. А то, что Токэн даже не попытался плавно вести рассказ, а изложил его словно докладывал, почему-то вызывало еще больший страх.

– Да нет, – попыталась приободрить всех Ясаона. – В конце концов, за порядком везде следят, и такие убийства расследуют.

– А если где буйствуют темные духи – так туда придут священники или заклинатели! – Саяку стукнула по столу сухим кулаком. – Может, даже сам Кай Джалин!

Прозвучавшее имя словно холодным ветром пронеслось по залу.

Кай Джалин слыл легендой среди заклинателей. Он безустанно охотился на темных духов, но не изгонял и не пленял – уничтожал. Почему – никто не осмелился спросить, да и сама фигура Убийцы Духов была овеяна тайной. Говорили, что его имя знают даже темные князья, и ненавидят его, а то и боятся.

– Но я слышал, что он не мужчина, – робко сказал Юси. – Что на самом деле говорить надо «Кай Джалинь», это женщина.

– Я то же самое слышала, – подтвердила Ясаона и бросила на студента мягкий взгляд. – Как совпало, господин Юси.

Студент покраснел и опустил взгляд.

– Ну как же так, – возразил Фуго. – Вряд ли в таких вопросах может быть неясность.

– Если женщина в мужской одежде, в какой ходить по глухомани удобно, так можно и не различить, – сказала Саяку. – Я-то знаю, всякое у меня бывало.

Остальные гости с удивлением взглянули на целительницу. Та развела руками:

– В молодости, в молодости. Но будь то Кай Джалин или Джалинь – никак не простой заклинатель, не одними знаками обходится.

– Верно, – Юси поправил очки. – Он еще и маг, владеет каким-то Чистым Искусством.

– Именованием или кровной магией, – твердо заявил Фуго. – Как раз с их помощью заклинателю-магу легче всего справиться с духом. Уж поверьте мне.

– Вы же сами не маг, господин Фуго, – упрекнула его Саяку. – Точно ли знаете?

– Точно, – заявил купец. – И подтверждением тому послужит моя история.

– О, конечно, ваша очередь, – вспомнила Ясаона. – Прошу вас тогда, простите, что перебили.

– Пять Чистых Искусств сотворено предками, – начал Фуго. – Именование, что правит именами, кровная магия, основанная на связях через кровь, искусство Пяти Князей, что призывает стихии, Воплощение, что творит нечто из ничего, и Поток, чей удел – вре…

Купец смущенно кашлянул, поняв, что на нем скрестились пять взглядов. Чистые Искусства мог перечислить каждый ребенок в империи.

– Так вот, – после краткого замешательства продолжил он, – семья Фуго была славна торговлей, но многие мои предки были магами, и все Искусства встречались у нас в роду. Послушайте же, что случилось с Фуго Сансиро, моим прапрапрадедом и могучим Именователем…

Купец сложил руки на животе.

– Когда Сансиро был молод, но уже овладел своей магией, он отправился на юг, в Ланьтао, по делам семьи. Столь умен был Сансиро, что быстро справился со всеми делами, отправил весть домой, и пожелал немного пожить в Ланьтао, ибо была весна, а южные города прекрасны в это время. Гуляя вечерами по улицам города, он встретил прекрасную девушку с опечаленным лицом. Она пришлась ему по сердцу, но Сансиро удивился тому, что с ней не видно провожатых. Встретив ее еще раз, он решил заговорить с ней, и она ответила.

Фуго выдержал краткую паузу.

– Девушку звали Аои из семьи Амаку – богатого, старого рода. Сила Именования подсказала Сансиро, что она говорит правду, что имя и впрямь принадлежит ей; в разговоре понял он, что девушка нравится ему не только за прекрасный лик, и он задумался. Он собирался жениться, но хотел и интересы семьи соблюсти, и взять жену, что ему понравится. Может, предки вознаградили его за почтение к ним? Но Сансиро не давало покоя то, что она ходит по улицам одна. Он посмел спросить, и услышал в ответ печальную историю.

– Она что, незаконная была? – живо спросила Саяку.

– Помилуй предки! – возмутился Фуго. – Нет. Аои рассказала, что ее родители умерли, а ветвь семьи преследуют неудачи. Только ее они не касаются, но семья подозревает, что на ней лежит проклятие, что приносит несчастье другим, и потому никто не смеет сопровождать ее. Странное дело, но Сансиро в глубине души обрадовался, ибо что благороднее для мага, чем бороться с проклятиями? И потому он показал девушке свой знак волшебства, серебряный браслет с алмазом, рассказал о том, что владеет магией, и предложил выяснить, есть ли на ней проклятье.

– Прямо на улице? – несмело спросил Юси.

– Нет, – улыбнулся Фуго. – Аои пригласила его в опустевший дом ее семьи близ Ланьтао, и на следующий вечер Сансиро пришел туда. Молодая хозяйка хорошо приняла его, провела во внутренние покои, и тогда…

Он сделал паузу. На этот раз никто не стал перебивать.

– И тогда, – продолжил Фуго, – Сансиро заметил удивительное. На дворе была весна, и на юге в такое время года неизменно тепло. Но в доме было прохладно, а его волосы трепал холодный ветерок…

– Ох! – внезапно подскочила Саяку. – А я сижу тут, сижу, а травы-то мне нормально на холод надо положить, там из многих дурные примеси мороз вытягивает. Господин Коданси, можно в моей комнате наверху окно открыть? Не бойтесь, не замерзну, я крепкая.

– Да, пожалуйста, ваша в конце коридора, – кивнул хозяин.

– Мне тоже неплохо бы положить наши вещи, – вспомнила Ясаона. – Сэнси?

Токэн молча подхватил сумки.

– Да, я тоже хотел бы книги… – смущенно начал Юси.

– Господа! – воззвал Фуго. – Вы не дослушали.

– Одну минуту, – улыбнулся Коданси. – Простите, господин Фуго. Я тоже ненадолго отлучусь, мне на завтра еду надо сделать. Пойдем, Андзинь.

Купец недовольно засопел, но спорить не стал.

На какое-то время зал опустел, остался один Фуго. Минут через пятнадцать, однако, все вернулись, и снова заняли места за столиками. Купец обвел всех сердитым взглядом, услышал горячие извинения, смилостивился и продолжил:

– Когда Сансиро ощутил холод, то острые чувства мага подсказали ему, что дело неладно. Подошел он к стене, на которой висела дивная картина, коснулся ее и попытался познать ее Имя. И понял Сансиро, что странно это, что Имя того, что он видит, не соответствует тому, чего он касается.

– Морок! – с восторгом охнула Саяку.

Фуго кивнул.

– Воззвал тогда Сансиро к своей силе, и все вокруг исчезло. Был дом – но полуразвалившийся, прогнивший и увядший. А вместо прекрасной хозяйки колебалась тень с бездонно-черными глазами и в лохмотьях вместо чудесной одежды. Понял призрак, что его разоблачили, кинулся на Сансиро, но тот сумел оборониться, потому что знал некоторые знаки заклинателей, и укрепил их своей магией. Бежав из старого дома, Сансиро наутро же явился к семье Амаку, и узнал, что и впрямь была в их роду такая девушка – но умерла сотню лет назад от проклятия, и к дому с тех пор никто не подходил. Тогда Сансиро нашел сведущего священника, пришел в тот дом и сумел позвать призрака своей силой, ее именем и молитвами служителя богов. Вместе успокоили они душу Аои, отправили ее к предкам, и более не появлялась она в Ланьтао. А Сансиро же вернулся домой, и с тех пор был осторожен в поисках жены.

– Хорошая история, господин Фуго, – заявила Саяку, – но вам бы подробностей прибавить. Как бросалась, как зубы скалила…

– Я рассказываю так, как поведал Сансиро семье, – возмутился купец. – Да и плохо умею говорить не о делах. Но, полагаю, вы искуснее меня в рассказах, госпожа Ясаона?

Все заинтересованно повернулись к женщине.

– Я думаю, я последую примеру господина Фуго, – Ясаона улыбнулась купцу, тот довольно выпрямился, – и поведаю историю о своих предках. Все началось с того, что сыну основателя нашего рода подарили яшмовую статуэтку…

Она задумалась на миг.

– Я даже могу ее показать. Ее изображение, вернее.

– Книга в седельной сумке? – уточнил Токэн.

– Да, – кивнула Ясаона. – Ты не мог бы?..

Воин кивнул, плавно поднялся и вышел.

– Видите ли, – объяснила женщина, – я хотела бы ее показать, потому что иначе трудно будет представить, как обличье статуэтки связано с историей. А описывать ее долго.

– О да, – слегка оживился Юси. – Всегда лучше самому узнать, чем слушать пересказ.

– Я надеюсь, вы не о моем пересказе нашей истории, господин Юси? – улыбнулась Ясаона.

Студент смутился и съежился. Остальные гости рассмеялись.

– И, кроме того… – продолжила Ясаона и осеклась. – Что такое, Сэнси?

Воин ворвался в зал, распахнув дверь; впервые его лицо утратило маску невозмутимого спокойствия.

– Одна из лошадей мертва, – хрипло сказал он. – Разорвано горло, кровь выпущена. Рвали когтями. А остальные храпят от ужаса.

Окончание через час...

Показать полностью

О злых персонажах

Когда-то давно, на волне разных дискуссий, задумался об игре злыми персонажами. Сразу уточню, что я имею в виду:

- не касаюсь тех, кто смело записывается в «экстремисты с хорошими намерениями» – как Магнит или некоторые ситхи.

- не трогаю тех, у кого истории и поступки и впрямь зачастую неоднозначные – как Вейдер, Десстрок или марвеловский Локи.

Нет, речь о персонажах, у которых и впрямь доброты и света не найти совсем – как Волдеморт или Беллатрикс, как Джокер, Красный Череп и так далее.

И вот я регулярно удивляюсь заявлениям в стиле «Злых играть интереснее!» Снова уточню – не анализировать, не разбирать, как они дошли до такого, а именно восхищаться и желать играть именно такого персонажа.

Почему? Обычно заявляют: «Злые куда более свободны. Злые куда харизматичнее. У злых интереснее предыстория. Злые честнее, а добрые притворяются. Злые на самом деле правы». Это самые частые доводы, которые я слышал.

Хорошо. Я личность аналитического склада ума, оттого зачастую порядочный зануда – признаю. И именно потому утверждений мне недостаточно. Давайте посмотрим.

- Злые куда более свободны. Ну, про разницу между свободой и вседозволенностью уже много раз писали, однако этот тезис зачастую подается как «добрые сидят в тисках своих моральных принципов, злые ими не скованы». Ага. Сейчас. Вообще-то, любое разумное существо имеет свои ограничения, и далеко не всегда общественные (если что, Chaotic Good часто в гробу видели законы общества). Насколько свободен в ДнД священник злого бога? Настолько, насколько он следует догме своего божества, а они зачастую довольно требовательны. Насколько свободен вампир, идущий Путем Просветления? У них, если что, достаточно жесткий набор правил. Насколько свободен Волдеморт с его одержимостью собственным эго и бессмертием? Думаю, понятно.

Но давайте и впрямь возьмем персонажа «мне все позволено!» И... знаете, лично мне таким неинтересно играть. Потому что цели у него нет. Потому что с появлением цели возникают идеи по ее достижению, формируются методы, а значит – ограничения. И если скажут «так злой может цели выбирать сам» – я напомню, что Майкла Карпентера никто не вынуждал принять святой меч, Сангвиния – жертвовать собой, а Кенета Деревянного Меча – помогать людям.

- Злые куда харизматичнее. Очень часто забывают о том, насколько же это субъективная вещь – харизма. Крайне уважаемый мной Сэмюель Ваймс и близко не красавец, Шенно Дайр Кинтар тоже не выглядит эпически. Но обаятельны же оба – на мой взгляд, и не только на мой. А вот Кайло Рену или Армитажу Хаксу, на те же взгляды ничто не поможет выглядеть круто и харизматично. А чем эти взгляды сильно хуже обратных?

Это зачастую тесно связано с феноменом актера. Сколько фанатов полюбили не столько Локи или Драко Малфоя, сколько двух Томов в этих ролях? И зачастую да, актеры в отрицательных ролях блещут – совершенно офигенная Мишель Пфайфер в «Звездной пыли» и озвучке Эриды в «Синдбаде», вызывающий дрожь Шварценеггер в первом «Терминаторе», озвучивающий Джокера Марк Хэмил... Но, на мой взгляд, не из-за злодейства. Просто когда кто-то выходит за пределы привычного амплуа, играет нечто новое – это чувствуется и наполняется огнем.

А уж говорить о харизматичности игрового персонажа вообще не выйдет. Он будет настолько харизматичным, насколько его сыграешь ты, игрок. И это не завязано на мировоззрение ни в какой степени.

- У злых интереснее предыстория. Иногда – да. Иногда – совершенно не факт. Предысторию злых персонажей бывает интересно анализировать... но вот ведь какое дело – мне лично куда интереснее изучать или играть то, как человек остается хорошим вопреки своему окружению и вопреки обстоятельствам. Нет, я сейчас не про хрестоматийный пример в лице Дзирта До'Урдена. Я про менее явные случаи.

Например, Ремус Люпин («Гарри Поттер»). Оборотень, бедняк, к моменту старта истории потерявший всех близких друзей. Превосходный повод ожесточиться против всего мира, а? Но почему-то Ремус так не поступает. Напротив, это один из самых добрых персонажей всей истории (и один из моих любимых).

Или Орешек (Ольга Голотвина, «Представление для богов»). Раб, едва не погубленный капризом аристократа, не имеющий никаких прав. Потом внезапно оказывающийся в позиции, где он может смело плевать на всех, кто причинял ему вред. И как? И никак, потому что невзирая на все беды и искушения, Орешек остается хорошим и честным человеком. Удерживается на этой стороне.

Или, внезапно, Карамон Маджере («Сага о копье»). Которому вообще проще всего – полностью довериться острому уму брата и стать его верным помощником, к чему бы тот ни стремился. Так нет же, мало того, что Карамон остается хорошим человеком – именно он, по сути, оттаскивает Рейстлина от трона Властелина Ничего.

В общем, понятно. Мне куда интереснее такие истории. Тем более, что опять-таки – если ты хочешь кем-то играть, то историю этого персонажа пишешь сам. И тут дело не в его темности или светлости, а в твоем умении и фантазии.

- Злые честнее, а добрые обманывают. Ох, где такая точка зрения только не возникала. И очень часто она, если отбросить словесные украшения, выглядит так: «Волдеморт хороший, он честно пришел и всех перерезал, а Дамблдор – плохой, он не сказал всей правды». Или «Оби-Ван соврал Люку про отца – исчадие ада! Не то что Палпатин, всего-то на счету десятки тысяч человек». Кхм. Ну в целом понятно, насколько я скептически отношусь к таким доводам? Тем более, что как раз у злых персонажей ложь и обман возникают куда чаще.

Совершенно замечательно над этими идеями поиздевался Стражинский в «Вавилоне-5». В течение первого сезона мы часто видим, как Г'Кар интригует, а Лондо Моллари честно пьет или испытывает понятные моральные проблемы, и проникаемся соответствующими симпатиями. А второй сезон берет и выводит нам лучшие качества Г'Кара и показывает, на что Лондо способен пойти ради своих целей. А уж как эти двое выглядят в последующих сезонах и как поворачиваются истории с ворлонцами и Тенями, я молчу.

- Злые на самом деле правы. А это вообще прекрасный пункт. Очень часто оправдание злых персонажей выглядит так: «на самом деле его противники – ужасные, а он борется против них! И его идеи – чудесные!» Не касаясь того, насколько это вообще соответствует канону, и насколько чудесный и радостный человек, например, Беллатрикс Лестрейндж... если поглядеть, то получается следующее: «я хочу играть злого персонажа, потому что он творит доброе дело».

...и какой он после этого злой? Ну честно-то. Особенно если это действительно правда. Но почему-то все любители «серых зон» персонажей напрочь забывают, что работает эта идея в обе стороны...

Получилось несколько сумбурно, но давайте подведем итог: неинтересно мне играть за зло со вседозволенностью. Я вообще к нему испытываю определенное отвращение, и по вполне весомым причинам. И я совершенно не могу понять, что в таких персонажах именно любопытного для исполнения.

В заключение приведу цитату, которая когда-то во многом определила для меня такую разницу.

- Почему нас так много, тогда как Зандрамас, похоже, совершенно одинока?

- Дитя Тьмы всегда пребывает в одиночестве — как Торак в его безумной гордыне. Вы же скромны. Не в ваших обычаях стремиться превзойти друг друга, ибо собственное «я» для вас отнюдь не превыше всего на свете. Это и подкупает в тебе, Дитя Света, ведь ты не ослеплен значимостью собственной персоны. Пророчества Тьмы всегда избирали кого-то одного и наделяли его всей возможной силой. Пророчества же Света неизменно распределяли силу между многими. И хотя основное бремя ты, Белгарион, несешь на своих плечах, все товарищи твои делят его с тобой.

Дэвид Эддингс, «Келльская пророчица»

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!