VZ1996

В Германии, как и в Италии, по окончании войны, мы видим революционный подъем рабочих и крестьян. Когда в ноябре 1918 года прусский милитаризм потерпел крах, через несколько часов спонтанно возник новый порядок: рабочие и солдатские советы, немецкая версия русских советов. В течение нескольких дней, эти советы были единственной законной власти в Рейхе. В каждом городе советы делегировали свои полномочия исполнительному комитету. В Берлине центральное правительство "народных комиссаров" было лишь отражением исполнительного комитета берлинских рабочих и солдатских советов.

Эксперимент был прерван, частично предательством социал-демократии, частично из-за отсутствия образования и революционных традиций со стороны масс. Республика советов очень скоро уступила место буржуазно-демократической республике. Но при этой республике рабочие и крестьяне получили жизненно важные экономические и политические преимущества: распространение всеобщего избирательного права для обоих полов, восьмичасовой рабочий день, всеобщее признание профсоюзных соглашений, страхование по безработице, выборные “цеховые комитеты” и т. д. Батраки, нанятые крупными землевладельцами, получили, со своей стороны, право на организацию и объединились в профсоюзы. Федерация сельскохозяйственных рабочих увеличилась с 10 000 членов в середине 1918 года до 700 000 в 1920 году.

Эти завоевания нанесли ущерб интересам и престижу как промышленных, так и землевладельческих династий Германии.

Индустриальная династия в Германии была гораздо старше, чем в Италии. Задолго до войны Круппы, Тиссены, Кирдорфы, Бурсиги и прочие играли роль “крутых боссов”, обращаясь со своими эксплуатируемыми рабочими как с крепостными. Крупп говорил своим сотрудникам: "нам нужны только лояльные работники, которые от всего сердца благодарны за хлеб, который мы им даем заработать. Задолго до войны крупные железные и стальные мастера выделяли огромные субсидии германскому «Союзу на борьбу с социал-демократией».

В течение нескольких дней магнаты тяжелой промышленности чувствовали холод экспроприации. Но они быстро оправились, и их испуг лишь усилил их желание отомстить, укрепил их решимость вернуть уступки, на которые они были вынуждены пойти. В феврале 1919 года Стиннес сказал: «Большой бизнес и все те, кто правит промышленностью, однажды восстановят свое влияние и власть. Их будут вспоминать разочарованные люди, полумертвые от голода, которым понадобится хлеб, а не фразы». Фриц Тиссен сказал: «демократия у нас ничего не представляет». Бывший министр Дернберг высказался за крупных работодателей: «каждый восьмичасовой рабочий день-это гвоздь в гроб Германии». Крупный бизнес оставался глубоко враждебным по отношению к «цеховым комитетам», хотя они и были бледной карикатурой на «советы» 1918 года. Промышленники с нетерпением ждали того времени, когда каждый из них станет “хозяином в своем собственном доме".

Еще более зловещей была точка зрения Юнкеров - владельцев больших поместий к востоку от Эльбы. В Германии, как и в Италии, Земля все еще принадлежала старой аристократии. Сохранив средневековое представление о своей власти, Юнкеры привыкли обращаться со своими батраками как с крепостными. До войны эти рабочие были лишены самых элементарных прав. Они должны были голосовать вместе со своими хозяевами за консервативного кандидата или же "упаковать свои вещи".

Но ни промышленники, ни юнкеры не могли вести борьбу против организованного пролетариата. Эту задачу они доверили «корпусу добровольцев» или «боевым лигам», вооруженным бандам. Эти группы можно назвать «телохранителями капитализма». Они были обучены бороться с организованным пролетариатом, ослаблять и подчинять его. Одна такая банда в Мюнхене получила название «Национал-социалистическая партия» и с 1920 года провозгласила своим главой Адольфа Гитлера.

-------------------------------------------------

Другие мои работы:

Политические потрясения 1905-1906 гг. в Российской империи.

Карл Великий и его империя.

Немного о Бразилии.

Посовещавшись по этому поводу, выяснилось, что мои чувства были широко разделены среди моих товарищей. Среди группы те же самые впечатления - странные формы и манеры рабов, странные золотые грузы и общее необычное присутствие конвоя в таком пустынном месте - захватили и в сочетании с нашими предыдущими потрясениями сформировали общее чувство беспокойства и напряжения. Между нами разгорелась жаркая дискуссия о следующем плане действий. У большинства людей было общее нежелание продолжать следовать за странным караваном. Ничто в грузах, которые мы видели, не было обязательно угрожающим или даже экстраординарным, если вырвать их из контекста, и варварские охранники, хотя и превосходили нас численностью, могли легко ускользнуть, если бы нас обнаружили.

Несмотря на все это, всем, даже нашему решительному предводителю Марцеллу, было не по себе при мысли о том, чтобы идти следом за колонной. Но, поразмыслив, мы пришли к выводу, что дорога, по которой прошли даки, была единственной дорогой на север, в том направлении, куда мы направлялись.

Вновь не желая поворачивать назад и пренебрегать приказами императора, мы неохотно согласились разбить лагерь на ночь, а затем продолжить выслеживать варваров на следующий день. Мы знали, что они не смогут далеко уйти по стесненной территории.

В ту ночь я плохо спал, меня посещали смутные, но тревожные видения пейзажа вокруг нашего лагеря и других зрелищ, которые я не узнавал, но которые все равно наполняли меня беспокойством. Несмотря на подобные сны, о которых рассказывали утром у костра другие мужчины, нам удалось пережить ночь без серьезных происшествий. К нашему удивлению, однако, мы быстро увидели, что облако пыли, поднятое караваном, исчезло, к нашему большому ужасу и небольшому облегчению. Однако, проехав немного в том направлении, куда ушли варвары, быстро обнаружилось еще более смущающее зрелище - густой столб черного дыма, поднимающийся вдалеке, смешивающийся с серым туманом.

Когда мы направились в сторону дыма, меня снова охватило то непостижимое, но все же определенное чувство беспокойства и тревоги. Конечно, римская армия часто бывает нежеланной в чужих землях, и я часто чувствовал, что за нами наблюдают, когда наша экспедиция петляла по зловещим лесам и горам. Но на этот раз мне показалось, что за мной наблюдают не совсем человеческие глаза. Тогда я отмахнулся от этого как от паранойи, но теперь я проклинаю себя за то, что не прислушался к этому ощущению и не воспользовался любым шансом бежать назад.

Вскоре, мы нагнали караван варваров, быстро спешились и тихо скользнули к невысокому холму, откуда могли наблюдать за ними. Однако то, что мы видели на пустынной равнине внизу, я могу вспомнить с гораздо меньшей готовностью. В центре долины раскинулось широкое зияющее озеро, поверхность которого, несмотря на летний сезон, была покрыта льдом. Вокруг этого водоема находился источник дыма, притянувших нас - десять костров, каждый из которых был увенчан распятием с привязанным к нему рабом. Мне потребовалось мгновение, чтобы полностью понять происходящее и осознать необъятность толпы, которая, казалось, двигалась по краю озера как живая масса. Туземцев было гораздо больше, чем первоначально охранявших колонну, - откуда они взялись, я не мог тогда и не могу сейчас догадаться. Они прыгали вокруг озера, как мне показалось, в каком-то церемониальном танце, и до моих ушей донеслась песня, не похожая ни на одну из тех, что я слышал. Она была мистической и в то же время ужасной, неземной и в то же время раздражающей до крайности, и на языке, который я никогда не слышал, даже в Дакии или где-либо еще на границе.

Когда я более-менее пришел в себя, то увидел, что на замерзшем озере поднялась суматоха. Большая дыра была пробита во льду, а вокруг нее находилась шеренга рабов и какие-то богато одетые люди, которые, как я понял, были какими-то друидами. Каждый раб был привязан к одному из золотых слитков. После того, что казалось мне чем-то вроде молитвы, рабы топились в озере.

Один из наших разведчиков, Флавий, сразу же начал беспокоится от увиденного и услышанного. Он начал кричать от ужаса и сильно дрожать, и его пришлось сдерживать нашему капитану Марцеллу. К счастью, все более громкое пение, доносившееся с озера, заглушало любой шум, создаваемый паникой Флавия. Остальные, включая меня, просто ошеломленно смотрели, разинув рты, на сюрреалистически пугающую картину, представленную нам. Чем больше рабов погружалось в эту мрачную бездну, тем сильнее росло на нас внутреннее беспокойство всей этой сцены.

Орда продолжала свое отвратительное кружение и пение, в котором, как мне показалось, теперь звучали голоса, явно нечеловеческие и больше похожие на вой волков.

Когда последние рабы, наконец, были брошены в эту отвратительную дыру во льду, толпа внезапно умолкла. Друиды на краю льда произнесли несколько последних заклинаний и движений и бросили золотой последний предмет, который, как мне показалось, мог быть чем-то вроде кулона.

Когда это произошло, по земле прокатился сильный грохот, как будто внезапно произошло землетрясение или извержение вулкана. Из проруби во льду начали появляться огромные трещины, заставив варваров, внимательно наблюдавших за происходящим, отступить еще дальше к берегу. Отвратительная сернистая вонь взвилась в воздух. Ужас Флавия перерос в безумие, и он яростно брыкался и извивался в хватке Марцелла, громко крича. Но даже в этот момент он не выдал нас, потому что его заглушила внезапный крик варваров, который был восторженным, даже эйфорическим.

На краткий миг я почувствовал, что покидаю свое собственное тело, и вместо собственной реальности я смотрел в самые черные бездны, о которых только самые сморщенные и обезумевшие колдуны и друиды варваров осмеливаются говорить в своих самых древних легендах.

Для тех кто захочет помочь автору материально - вот мои реквизиты:

Юмани - 410013857200048

Webmoney - R269575646027 Z409408892477

Глава IV. Поиски опоры.

«Всем известно, что война эта нам навязана; в начале 1918 года мы старую войну кончили и новой не начинали; все знают, что против нас пошли белогвардейцы на западе, на юге, на востоке только благодаря помощи Антанты, кидавшей миллионы направо и налево» (В.И Ленин).

Омский режим, как это мы видели выше, являлось властью меньшинства. Особое положение всего антибольшевистского фронта, его оторванность от основных промышленных баз, отсутствие достаточного количества необходимых ресурсов, требовало от каждого антисоветского формирования установления дипломатических, военных, торговых связей с иностранными державами. Министр иностранных дел Ю.В Ключников, спустя день после свершившегося переворота, заявил:

«Решающую роль для жизни всех сторон играет факт победного перемирия наших союзников с Германией, за которым последует мир. Условия перемирия дают России возможность считать, что ни одно из обещаний ей союзниками не забыто, что она ими не покинута и снова может стать великой и сильной. Международная обстановка сложилась таким образом, что сильная Россия нужна всем. Она – условие международного равновесия и вместе с тем условие образования Лиги наций, или Лиги государств, которая по благородному почину президента Вильсона должна быть создана, как итог войны для предотвращения будущих войн. Россия сама хочет быть сильной, великой и единой».

О необходимости сотрудничества говорил и сам Колчак в своем первом приказе:

«Благородная Англия и прекрасная Франция дружески протянули нам свои руки братской помощи, и я глубоко верю в то, что с ними, храбрыми чехословаками и с нашими молодыми солдатами мы спасём Россию, мы её воз-родим и сделаем её снова могучей и великой. Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и командах».

Или еще вот:

«В области международных отношений правительство стремится к поддержанию тех международных отношений, с которыми Россия вступила в великую европейскую войну, стремясь всемерно укреплять и поддерживать прежние дружеские отношения».

Новоявленной власти было чрезвычайно необходимо найти опору, которую они видели в союзниках по Антанте. Желая заручиться их поддержкой, правительство Колчака издало указ, согласно которой брала на себя все обязательства и долги прежде существовавших в России властей, объявляло себя правопреемником Российской империи.

«Считая себя правомочным и законным преемником всех бывших до конца октября 1917 г. законных правительств России – правительство, возглавляемое верховным правителем адмиралом Колчаком, принимает к немедленному исполнению по мере восстановления целокупной России все возложенные по ним на государственную казну денежные обязательства, как-то: платёж процентов и погашений по внутренним и внешним государственным займам, платёжи по договорам, содержание служащих, пенсии и всякого рода иные платежи, следуемые как-либо из казны по закону, по договору или по другим законным основаниям. Правительство объявляет при этом все финансовые акты низвергнутой Советской власти незаконными и неподлежащими выполнению как акты, изданные мятежниками».

Вопрос о признании долгов и прочих обязательств царского правительства было краеугольным камнем, сердцевиной всего вопроса о дальнейшем сотрудничестве с иностранными державами, имевших в России собственные интересы. Достаточно напомнить нашим читателям, что накануне октябрьской революции, общая сумма государственных долгов России составляла 60 млрд рублей, из них около 16 млрд приходились на внешние займы. Сумма внушительная, показывающая нам, что западные государства не без оснований желали добиться от антибольшевистских правительств признания этих обязательств, как условия, необходимого для дальнейших переговоров.

«Не будет войны — не будет займов» – сказал в свое время американский посол Э. Рут, требуя от Временного правительства продолжения войны. Если мы немного отойдем в прошлое, то увидим, что гигантские суммы денег Временное правительство брало у союзников, ибо без них ни коим образом не могло продолжать боевые действия – страна находилась в глубочайшем кризисе, а выполнять свои обязанности, так скажем, было необходимо. Министр финансов, богатый промышленник М.И Терещенко писал:

«Ни для кого не тайна, в какой зависимости и в военном смысле, и в вопросе о средствах на дальнейшее ведение войны мы находимся от наших союзников и главным образом от Америки».

Колчаку удалось установить связи с представителем французской военной миссией Морисом Жаненом, который в результате коротких переговоров пообещал оказать всю необходимую помощь.

Отдельные контакты были установлены и с английским правительством. Адмирал понимал, что ведение переговоров с союзниками, установление прочных отношений займет определённое время, терять которую верховный правитель не мог. Симпатии омского режима резко смещаются в сторону чехословацкого корпуса – воинского формирования численностью 30-40 тысяч человек, созданное из представителей славянских народов бывшей Австро-Венгрии. На момент осуществления переворота, чехословацкие части были самыми боеспособными и многочисленными на всем пространстве России. Это была сила, с которой нужно считаться. Чехословаки оказывали всемерную помощь КОМУЧ'у, сражаясь против большевиков. Придя к власти, Колчаку было необходимо сделать их своими союзниками, ибо помимо чисто военной части, чехословаки являлись связующим звеном между адмиралом и Западом.

С этой целью Колчак издал 4 декабря специальный приказ №60, согласно которой офицеры 1-й и 2-й чехословацких дивизий награждались русскими военными орденами и медалями.

Омское правительство на первых порах своего существования объявило о приверженности принципам Великой, Единой и Неделимой России, что поставило его в затруднительное положение во взаимоотношениях с национальными окраинами, в частности с Украиной, которая на тот момент находилась под контролем гетмана Скоропадского.

Правительственная газета «Заря» писала:

«Независимость Украины есть гибель, как для неё самой, так и для всей России и поэтому нельзя не рассматривать усиления сепаратистских влияний на Украине как новое совершенно немыслимое препятствие. Как неизбежно изжит большевизм, так же неизбежно изжита “самостийность” Украины. Мы должны выразить нашу глубокую надежду на то, что наши союзники это поймут и своими действиями на юге не будут помогать нарастанию сепаратизма украинцев, а найдут иные силы, на которые можно опереться для помощи России. Дробление России и особенно такое, какое исповедуется на Украине, не в интересах и самих союзников. Политическая и финансово-экономическая подкладка украинского сепаратизма как от-блеск австрофильской и германской ориентации, как следствие враждебного России плана центрально-европейского блока, не должны бы, казалось, позволить союзникам признать самостийников».

Особые взаимоотношения складывались с Японией и казачьим атаманом Семёновым, заправлявшего собственными делами на Забайкалье, однако находившегося под сильным влиянием японской клики, строившую свои планы по захвату Дальнего Востока.

После прихода Колчака к власти, Семёнов объявил себя полноправным и неограниченным во власти атаманом всего Забайкалья. Япония поддержала действия своего ставленника, прикладывая усилия для окончательного разрыва Колчака с атаманом.

«Японские общественные круги не одобряют Колчака. Вы протестуйте против него» – таково содержание японской телеграммы, отправленного Семенову в декабре 1918 года.

Колчак отстранил Семёнова от должности командующего 5-го Приамурского корпуса. Немного позже он распорядился арестовать атамана, направив для этой цели генерала В.И Волкова, которому, однако, не удалось выполнить приказ – резкое противодействие японского командования вынудило адмирала отступить.

Председатель совета министров В.Н Пепеляев писал:

«Совет министров решил обратиться к союзникам с нотой о действиях Японии, стоящей за спиной Семёнова. Семёнов, уже близкий к подчинению, снова прервал сообщение с востоком».

Дальнейшие попытки Колчака примириться с Семёновым не имели сколь-нибудь значительного результата, несмотря на тот факт, что изданный им приказ о аресте атамана был отменён, тем не менее это нисколько не улучшило отношения адмирала с Семёновым.

Интересы иностранных держав тесным образом смыкались друг с другом – заинтересованность в наличии силы (Колчак), способной бороться против большевиков, возможности реализации собственных целей в России. В последнем же случае между ними объективно росли противоречия. Особенно сильными и выразительными они были у США и Японии, которые после Первой мировой войны активно конкурировали между собой за влияние на всем Тихом океане и не только.

Правительство президента США Вудро Вильсона объявило:

«Демократическая партия, возглавляемая ныне президентом Вильсоном (осуществляющим чаяния евреев), недоброжелательна к нынешнему всероссийскому правительству и является сторонницей соглашательства с нашими левыми партиями до большевиков включительно. Являясь сторонницей борьбы с монархической Японией, партия считает возможным сотрудничать и поддерживать только демократическую Россию, крайне левую. Республиканская партия, лучше разбирающаяся в русской действительности и стоящая в оппозиции политике Вильсона, является сторонницей борьбы с большевиками и энергичной помощи государственно-мыслящей России.

Принимая во внимание сильное влияние на курс политики правительства США взглядов действующей партии, необходимо отметить, что на выборах в ноябре прошлого года в Конгресс и Сенат победила партия республиканцев, и можно рассчитывать, что отношение Америки к нам изменится в более благоприятную для нас форму под влиянием и давлением республиканцев. Хотя, учитывая основную цель США – её мирно-завоевательную политику в отношении России, естественно предположить, что быстрое восстановление могущества России едва ли будет отвечать истинным намерениям США».

Сама же Япония имела свои планы на Россию, о них кратко мы говорили выше, но следовало бы все же более подробно остановиться на этом моменте

Рассуждая о намерениях Японии, бывший премьер министр Великобритании Артур Бальфур писал:

«Хотя японцы охотно оккупировали бы восточную Сибирь, я крайне сомневаюсь, что они согласятся продвинуться вплоть до Уральских гор или позволят представителям четырех великих союзников контролировать свои действия. Для реализации этого плана требовались крупные военные силы. Кроме того, его осуществление привело бы к резкому снижению рентабельности японского флота. Это дорого обошлось бы, повлекло за собой серьезный военный риск и не принесло бы славы. Более того, реализация этого плана могла привести к открытой войне с большевиками, даже бросить Россию в объятия Германии».

Японский дипломат Сато, говоря о Колчаке, отмечал тот факт, что адмирал был большим любителем Великобритании и в своей политике ориентировался на это государство

«Он не сомневается, что сможет изгнать большевиков сам. В этом его взгляды совершенно расходятся со взглядами Хорвата и Плешкова. В настоящее время эти двое твердо уверены, что ничего нельзя сделать без японского вторжения... Похоже, что он сильно симпатизирует Великобритании, так что, если Япония согласится предоставить ему материальную помощь, нельзя будет сказать с уверенностью, что, обещая Японии концессии, он не предоставит их в большом количестве англичанам... Боюсь, что в результате Япония ничего не получит».

Английский посланник в Японии К. Грин пишет:

«Действительно, Колчак пытался все время одеваться в английский костюм. И не случайно, конечно, что в наиболее критические моменты он оказывался под защитой английского конвоя и английского флага, хотя подчас эта защита принимала совершенно анекдотические формы».

Сам же Колчак говорил:

«Крайне тяжело положение Дальнего Востока, фактически оккупированного японцами, ведущими враждебную политику хищнических захватов. Поддерживаемые японцами так называемые атаманы Семенов, Калмыков, Гамов со своими бандами образуют враждебную мне группу, и до сих пор вопросы с ними не улажены, так как японцы открыто вмешались и воспрепятствовали мне вооруженной силой привести в повиновение Семенова. Последний является просто-напросто агентом японской политики, и деятельность его граничит с предательством... Что касается американцев, то пока они ограничиваются только обещаниями помощи, но реального от них мы ничего не получаем. Повторяю, что единственно, на кого можно рассчитывать,— это только на англичан и отчасти на французов».

Французские дипломаты оценивали перспективы японской интервенции следующим образом

«Много говорят о японской интервенции, от которой я, в противовес общему мнению, не жду большой пользы. Японцы в этой операции думают лишь о своих частных интересах, которые состоят в том, чтобы «заморочить голову» французам и заставить их поверить в то, что высадка десанта во Владивостоке может потревожить немцев и заставить их перебросить свои силы с нашего фронта».

Бывший российский посол Бахметьев, находящийся на тот момент в Соединённых штатах утверждал, что японцы твердо будут держаться за свои позиции на Дальнем Востоке.

Генерал Хаус писал:

«Президент Вильсон боялся, очевидно, одного — как бы японские войска, раз уж они попали в Сибирь, не остались там; он опасался, что трудно будет убедить их уйти оттуда. Их японские военные руководители, вероятно, не придавали бы интервенции большого значения, если бы они не рассчитывали, что ее результатом будет контроль над Восточной Сибирью, чему президент Вильсон упорно противился».

Британцы имели весьма необычную позицию, как это явствует из американских источников. Госсекретарь Лэнсинг говорил:

«Британское правительство настойчиво утверждает, что союзным державам в собственных интересах следует попросить Японию оккупировать Транссибирскую железную дорогу. С политической точки зрения, я назвал бы это опасным — немцы могут воспользоваться этим для консолидации российского общественного мнения против союзников».

Сам же Черчилль, будучи военным министром Великобритании утверждал:

«Если бы Япония выступила против России, то большевики при поддержке русского народа могли бы заключить прямой союз с Германией против союзников».

Генерал Болдырев – известный участник антибольшевистского движения на Дальнем Востоке писал:

«Среди многих посетителей был адмирал Колчак, только что прибывший с Дальнего Востока, который, кстати сказать, он считает потерянным если не навсегда, то, по крайней мере, очень надолго. По мнению адмирала, на Дальнем Востоке две коалиции: англо-французская — доброжелательная и японо-американская — враждебная, причем притязания Америки весьма крупные, а Япония не брезгует ничем. Одним словом, экономическое завоевание Дальнего Востока идет полным темпом».

Таким образом, Япония имела четкие и заранее поставленные ею перед собой цели, заключающиеся в полном экономическом и политическом подчинении Дальнего Востока, эксплуатации новых земель, проходившая, однако, в ожесточенной борьбе с западными державами, не заинтересованными в усилении японского государства. Нужна была новая сила, новая опора. И в скором времени она нашлась – Чехословацкий корпус!

Мы говорили выше о том, что Колчак налаживал связи с чехословаками, однако теперь стоило бы рассмотреть следующий вопрос: Какую роль в интервенции сыграло это воинское формирование?

Ленин писал:

«Вся буржуазия, все бывшие Романовы, все капиталисты и помещики за чехословаков, ибо мятеж последних они связывают с возможностью падения Советской власти. Об этом знают союзники... Им не хватало в России ядра, и ядро они обрели в чехословаках».

Так ли это? Попробуем разобраться!

Американский посол в Китае Райниша, рассуждая о чехах, телеграфировал президенту Вильсону:

«Они могут овладеть контролем над Сибирью. Если бы их не было в Сибири, их нужно было бы послать туда из самого дальнего далека. С одной стороны, чехи должны были блокировать большевиков, а с другой — потеснить японцев как часть союзных интервенционистских сил в России».

Артур Бальфур утверждает о необходимости активного взаимодействия с корпусом. Из его заявления видно, что союзники имели определённые планы на чехословаков

«Большевики, которые предали румынскую армию, очевидным образом сейчас настроились на уничтожение чешской армии. Положение чехов требует немедленных союзных действий, диктуемых крайней экстренностью ситуации».

С чего это вдруг могущественным западным державам «выручать» некое вооруженное формирование? Американский адмирал Найт, говоря о чехах, доносил своему правительству о каком-то неведомом немецком влиянии в Сибири (До чего же были они хороши!)

«Пока мы рассуждаем о судьбах чехов, организованные большевиками австро-германские военнопленные начинают выбивать их из опорных пунктов Транссибирской железной дороги».

Союзникам нужен был повод, чтобы развёрнуть активную интервенцию, окончательно «сорвать маски» и поддержать корпус для реализации собственных целей.

Госсекретарь Лансинг, ознакомившись с телеграммой Найта, писал:

«Это именно то, в чем мы нуждаемся. Теперь давайте сконцентрируем на этом вопросе все наши силы. Чехов следует снабдить американскими винтовками и амуницией. Они сумеют защитить любой американский широкомасштабный план для России. Американская миссия начнет движение по Транссибирской магистрали так далеко, как то позволят обстоятельства. Конечный пункт ее продвижения будет определен приемом, оказанным ей русскими».

Сам же глубокоуважаемый Вильсон, выступая противником решительной интервенции, оценивал её перспективы следующим образом:

«Интервенция в Россию лишь усилит там сумятицу, причинит ей вред и не создаст преимуществ для выполнения основного плана. При этом придется использовать Россию, не оказав ей помощи; иностранные армии истощат ее материально. Военную акцию в России можно оправдать только необходимостью оказания помощи чехам; поддержкой усилий России в самоопределении и самозащите, охраной военных запасов и оказанием русским любой приемлемой помощи. Помочь чехам необходимо. Этой акции хочет русский народ».

Из этого фрагмента видно, что Вудро признает негативные для России последствия иностранной интервенции, но тем не менее интересы собственного капитала отстаивать было необходимо, а потому Вильсон, словно бы оправдываясь перед кем-то, говорит нам о возможности поддержки чехов, прикрывается словами о помощи России в «самозащите и самоопределении». Нужно помнить, что любая помощь в политике не является безвозмездной, а преследующая определённые цели и планы.

Приведенные заметки Вильсона легли в основу декларации американского правительства 5 августа 1918 года, где разъяснялись причины участия США в интервенции. При этом интересно заметить, что здесь вновь столкнулись интересы Америки и Японии. Вильсон потребовал, чтобы во Владивостоке были сосредоточены силы нескольких союзных держав, что позволило бы по его мнению стабилизировать ситуацию.

Так что же у нас выходит? Союзники вторглись в Россию, желая спасти от «неминуемой участи» чехословаков? Да, это так, но за этим, казалось бы, благородной целью скрывались истинные намерения. Мы говорили выше, что мятеж чехословацкого корпуса было лишь поводом к началу интервенции – союзники искали почву, основание для легитимизации своих действий. Однако, как сознается наш незабываемый Черчилль, необходимость в «скорейшем спасении» чехословаков к тому моменту отпала почти полностью, что нисколько не помешало империалистам в своих дальнейших планах.

«Со стороны союзников потребовалось немало усилий для того, чтобы громадные запасы, имевшиеся в России, не достались германским войскам, но этих войск больше уже не существовало. Союзники стремились спасти чехов, но чехи уже успели сами себя спасти. В силу этого все аргументы в пользу интервенции в России исчезли».

Уинстона прекрасно дополняет генерал Грэвс:

«Поскольку все основания, ради которых войска Соединенных Штатов принимали участие в военных действиях в Сибири, целиком исчезли перед перемирием или к моменту перемирия, то мне казалось, что мы должны будем отозвать наши войска с территории России».

Рассмотрев планы союзников, стоит теперь остановиться на деятельности самого чехословацкого корпуса на территории России. Уполномоченные чехословацкого правительства в России В. Гирс и Б. Павел 12 ноября 1919 года обратились к союзникам со специальным меморандумом, в котором они детально обрисовали картину пребывания чешских войск.

«Сейчас пребывание наших войск на магистрали и ее охрана становятся невозможными как ввиду абсолютной бесцельности, так и с точки зрения самых элементарных требований справедливости и гуманности. Охраняя железную дорогу и поддерживая порядок в стране, наша армия вынуждена против своего убеждения содействовать и поддерживать то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитой чехословацких штыков местные военные русские органы совершают такие действия, которые поражают весь цивилизованный мир. Сожжение деревень, убийства мирных русских граждан, расстрелы сотен демократически настроенных людей без суда, лишь по подозрению в политической нелояльности — повседневное явление, и ответственность за все это перед судом народов всего мира падает на нас за то, что мы, располагая военной силой, не воспрепятствовали этому беззаконию».

Это признание ценно тем, что позволяет говорить нам о том, чем занимался корпус во время пребывания в России, какие силы он обслуживал, какими были взаимоотношения с самим омским режимом. Василий Краснов, министр юстиции Южно-Русского правительства пишет:

«Как будто не чехи начали в мае 1918 года активное выступление против советской власти! Как будто не они захватывали город за городом, арестовывая членов местных советов и передавая власть в руки белых, создававших местные правительства! Как будто не они организовали террор и кровавые расправы с рабочими и крестьянами по всей Сибири и Уралу, устилая свой «путь к славе» трупами замученных в застенках, повешенных, расстрелянных и зарубленных! Как будто не они повели сначала осторожные «коммерческие дела», затем открытую и беззастенчивую спекуляцию и, наконец, чистый грабеж России — на сей раз под лозунгом борьбы «против русской реакции».

Он же и продолжает:

«Чехословацкое войско было далеко не столь доблестно и благородно, как стараются изобразить генералы. Они ни единым словом не упоминают о тех порках, расстрелах, насилиях и издевательствах, которые чинились «доблестными» легионерами над мирным населением. Может, легионеры тоже вызывали по отношению к себе «отвращение и омерзение»? Об этом французский генерал «дипломатично» умалчивает. Ни единым словом Жаннен не упоминает и о тех грабежах и спекуляциях, которые «бескорыстные» чехи обычно совершали с откровенной наглостью, при явном попустительстве и даже с благословения их «благородного» шефа».

Сильные слова! В качестве подтверждения приведем заметки из записей французского генерала Нуланса:

«Чехи привыкли хозяйничать в стране, где сила оружия давала им столько власти».

Черчилль совершенно справедливо считал, что чехословаки были гораздо более эффективной, а главное самой надёжной силой в Сибири.

«Мы видели уже в октябре 1918 г., что они чехи были доведены до полного отчаяния тем, как хорошо вели дела они и как плохо вели свою работу русские белогвардейцы».

--------------------------------------------------------------

Для тех кто захочет помочь автору материально - вот мои реквизиты:

Юмани - 410013857200048

Webmoney - R269575646027 Z409408892477

Немного географии.

Географическое формирование Нидерландов происходило в течение относительно короткого периода времени, охватывающего самый молодой геологический период, четвертичный, который начался около 2,5 миллионов лет назад. С тех пор и до конца последнего ледникового периода около 10 000 лет назад место, которое сегодня является Нидерландами, существовало как часть обширной тундры, простирающейся далеко в современное Северное море.

Со временем, погода постепенно становилась теплее. Где-то между 5500 и 3000 годами до нашей эры моря прорвали сухопутный мост между Великобританией и европейским континентом, создав Дуврский пролив, что в результате привело к накоплению, где сегодня существуют Нидерланды, сухих участков морских отложений и песка. Медленно появлялись песчаные отмели, которые создавали небольшие лагуны. В пределах лагун глина оседала и образовывала твердую почву. Начали формироваться дюны. Участки дюн, скрепленные жесткой травой и солеустойчивыми растениями, образовали длинную линию, идущую примерно параллельно сегодняшней береговой линии от Алкмара до Гааги. За этими дюнами образовались залежи торфа, способствующие росту деревьев и тростниковых зарослей в болотистой местности, перемежающейся озерами. Образовались бухты, заливы.

Потепление климата, последовавшее за таянием огромных ледяных щитов, позволило образоваться крупным рекам и глубоким каналам.

Дельта Рейна была самой новой и самой изменчивой из материковых массивов Европы. Образованная после окончания последнего ледникового периода, она сформировалась под влиянием конкурирующих сил трех рек, протекающих на севере — Рейна, Мааса и Шельды, — а также западных ветров и морских приливов. Рейн несет в среднем около 2400 кубических метров воды в секунду и в пять раз больше этого количества при высокой воде, что сделало его огромной силой, изменяющей рельеф местности.

Самые ранние обитатели.

Никто точно не знает, когда первые жители пришли на территорию нынешних Нидерландов, но кремневые артефакты, найденные в каменоломнях, показывают, что страна была уже заселена до наступления ледникового периода в эпоху среднего плейстоцена, около 150 000 лет назад. Группы охотников-собирателей оставались единственными обитателями, пока последний ледниковый период не заморозил равнину и не вынудил людей бежать с земель нынешних Нидерландов.

Они начали, в последствии, возвращаться, по мере того, как климат становился теплее, а уровень моря падал.

Примерно к началу неолита, на земли Нидерландов прибыли первые фермеры, которые заселили южные районы и пологие холмы в окрестностях современного Утрехта, на которых можно было построить фермы для выращивания пшеницы и приручения крупного рогатого скота. Затем, люди поселились на песчаном плато провинции Дренте около 3400 года до нашей эры. Они оставили после себя дольмены, мегалитические гробницы из стоячих камней.

Леса, покрывавшие приречные районы, начали расчищаться. Первые вырубки стали возможны благодаря простым топорам с каменными лезвиями и деревянной рукоятью, которые использовались для строительства домов, землянок и тропинок через болота.

В эпоху среднего бронзового века (около 3500 г. до н. э.) фермеры начали обогащать почву навозом. Начали появляться поселения, состоящие из двух или трех фермерских дворов с длинным домом в центре, окруженным несколькими зернохранилищами и, возможно, колодцем с водой, а также сараем, куда загоняли скот.

Колонизация западных районов провинции Северная Голландия (Западная Фризия) началась в среднем бронзовом веке, а северные болота и приливные равнины в Северной и Южной Голландии в железном веке (примерно 8-6 вв. до нашей эры). Путешествие сюда обычно осуществлялось на лодке, за исключением зимы, когда мелководье замерзало, что создавало хорошую ледяную дорогу. Начиная с шестого и пятого веков до нашей эры в районах Фрисландии и Гронингена, подверженных периодическим наводнениям, жители построили искусственные насыпи из дерна.

Первые тевтоны и кельты появились в Нидерландах около 800 года до нашей эры. Кельты жили в окрестностях Маастрихта около 500 года до нашей эры. Ветвь тевтонов, фризов, переселилась в Нидерланды около 300 года до нашей эры, вероятно, из района современного Шлезвиг-Гольштейна в Германии. Они были скотоводами, которые основали поселения на богатых землях северного побережья.

Сельскохозяйственные усадьбы оставались открытыми в позднем бронзовом веке и раннем железном веке, но примерно после 500 года до нашей эры укрепленные участки начали появляться в более холмистых районах вокруг бассейна нижнего Рейна. Некоторые из них, вероятно, были лишь временными убежищами, но другие превратились в политически и экономически важные центры. Состоящие из скоплений хижин, окруженных каменными или деревянными укреплениями, или земляными валами, они служили центрами постепенно создававшихся племенных группировок.

-----------------------------------------

Другие мои работы:

"Ассирия" до Ассирии (+ дополнительные материалы по Ассирии).

Русско-японская война. Военная история. Часть 1. (+ дополнительные материалы по истории Русско-японской войны).

Битва при Алезии или как Цезарь покорил Галлию. Часть 1.(+ дополнительные материалы по истории Галльской войны Цезаря).

Сейчас очень холодно, и мои пальцы онемели от холода, когда я пишу эти слова. Так же, как они были в течение последних...трех дней? Четыре? Неделю? Две недели, это точно. Хотя я и в этом не уверен, потому что все, что я осознал за это время, - это то, что мой колотящийся ум скоро будет сокрушен воспоминаниями, которые безжалостно бьются внутри него. Я должен был бы отчаянно голодать в этот момент, несмотря на всю заботу, которую я получил, но это не имеет значения. Все, что сейчас для меня имеет значение, - это записать эти слова на том маленьком пергаменте и тем небольшим запасом чернил, которые у меня остались, чтобы хоть какое-то свидетельство того отвратительного ужаса, который сломал моих товарищей и меня самого, могло остаться в живых. Я должен действовать быстро, пока они не пришли, не схватили меня и не утащили с воплями в глубины этого проклятого озера, неведомого даже богам.

Летом наше могучее войско выступило против даков под знаменем августейшего императора Траяна. Я один из верных императору эксплораторов.- разведчик, идущий впереди основных сил.

Через несколько недель после начала кампании я был назначен в небольшой отряд из пяти человек, которому было поручено продвигаться впереди легионерских колонн, чтобы сформировать общее представление о местности впереди и любых опасностях, которые могли подстерегать наши войска. Нам предстояло совершить трехдневный марш-бросок на север, прочь от Дуная, в горный район. Когда мы выехали, больше всего мне запомнился теплый ветерок, который обдувал нас и наших лошадей, когда мы ехали по возвышающейся горной дороге. Как я скучаю по нему сейчас.

Первые признаки беспокойства появились у нас на четвертый день нашего патрулирования. Когда наша группа, выбравшись из многих горных лесов, обнаружила шокирующую перспективу. Тропинка впереди, уходящая от густо заросших и оживленных лесов, змеилась через то, что можно было назвать только выжженной пустошью. Впереди лежала бесплодная горная долина. Серые скалы лежала почти голая, лишь изредка прерываемая «пятнами» грибов, каких я никогда раньше не видел. Чахлые и почерневшие стволы деревьев торчали маленькими кучками под причудливыми углами, а здешняя почва скорее больше напоминала золу. Все это представляло собой крайне тревожную обстановку, и нам лишь с трудом удавалось держать наших лошадей под контролем. Лошади, казалось, чуяли какое-то зло, просачивающееся из пустынного места, и мы, хотя и дисциплинированные нашей римской природой и обучением, чувствовали себя неуютно. Мы решили, однако, ехать дальше, так как это место все еще находилось в пределах наших приказов, и было бы неправильно с нашей стороны повернуть назад пораньше из-за такой, казалось бы, маленькой, хотя и странной вещи.

Углубляясь в адский пейзаж, наши впечатления ни в малейшей степени не смягчались. Мы обнаружили, что воздух необъяснимо холодный, несмотря на теплое летнее время, и наполненный какой-то пылью, которая постоянно мучила наши носы и глаза и заставляла нас плотнее натягивать плащи. Кроме того, по мере того как мы продвигались дальше, мы замечали небольшие группы зданий на холмистом горизонте, почерневшие и неуклюжие, как будто выжженные яростным пламенем. Мы не исследовали эти лачуги, потому что что-то в них заставляло наших скакунов быть невосприимчивыми даже к самым сильным ударам, которые гнали их вперед, когда мы пытались приблизиться к ним, и в конце концов мы решили, что это, скорее всего, дурное предзнаменование.

После нескольких часов пути в этих прискорбных условиях мы заметили на горизонте низкую массу темной пыли, поднимавшуюся в послеполуденное небо, - верный признак движущейся армии. Собравшись с духом, мы поскакали навстречу пылевому облаку. Вскоре, однако, мы заметили источник облака из - под прикрытия утеса — и какой отвратительный источник! В сумеречном свете позднего вечера огромная толпа людей двигалась по дну долины под нами, поднимая облако пыли, которое мы видели в их летаргическом, но сосредоточенном движении. Если бы мне пришлось назвать их число, я бы предположил, что их было где-то сотни, возможно, даже пятьсот. Из них несколько дюжин, насколько мы могли судить, были даками, шедшими с флангов и тыла колонны, с конным отрядом впереди. Эти варвары блистали в своих традиционных доспехах и вооружении. Но мое внимание привлекли не эти воины, а несколько сотен душ, которых они гнали вперед. Было ясно, что эта масса состояла из рабов, которых их дакийские хозяева гнали вперед к какой-то неизвестной цели.

Но пока мы наблюдали за происходящим из-за защитного укрытия утеса, я осознал два тревожных факта. Черты некоторых людей не были совсем привычны. Многие из них, как я заметил, были гротескно уродливы по форме, с конечностями, которые были слишком длинными или короткими, черты лица - такие, какие я мог их различить - искажены до такой степени, что мало что указывало на их человечность, не говоря уже об их родной стране. Худшие из них были сгорблены и искривлены так, что ползали на четвереньках, словно вьючное животное, отягощенное тяжелым грузом. Но что меня, пожалуй, больше всего беспокоило, так это вторая вещь, которая проявлялась в манерах рабов. Несмотря на свои отвратительные формы и состояние, они, казалось, тащились и стонали вперед без особой борьбы - как будто это была их собственная воля, чтобы спуститься по этой забытой горной тропе к неизвестному месту назначения. Дакийским погонщикам рабов оставалось лишь слабо использовать хлыст, так как колонна сама по себе держала хороший темп. Процессия с неестественной готовностью прошла мимо, и я заметил последнюю группу воинов-варваров, замыкающих шествие.

Эти люди тащили за собой странные мешки и повозки, и, напрягая зрение, я едва различал их содержимое. Это было золото, которое сделало этот регион знаменитым, огромное количество его, такое, что оно почти переполняло контейнеры. Большая часть его была в чистом виде золотых слитков, самых чистых из тех, что я когда-либо видел, но некоторые из них, казалось, были превращены в какие-то украшения или религиозные образы. Странные символы были высечены на драгоценном металле, знаки, на которые, казалось, не совсем уместно было долго смотреть, мы просто спокойно смотрели, как странный караван петлял вниз по горной дороге, в конце концов исчезая из виду и снова заменяясь сероватым облаком пыли на горизонте.

---------------------------------------------------

Другие мои работы:

"Ассирия" до Ассирии. (+ дополнительные материалы об Ассирии)

Русско-японская война. Военная история. Часть 1. (+ дополнительные материалы об Русско-японской войне).

Немного о науке.(+ дополнительные материалы об истории науки).

Австрийский ультиматум.

На заседании австрийского совета министров все, кроме одного, призывали к военным действиям. Опасаясь российской интервенции, Тиса снова посоветовала соблюдать осторожность. С другой стороны, министр иностранных дел Австрии Берхтольд требовал, чтобы любые дипломатические действия заканчивались только войной.

В конце концов было достигнуто соглашение о предъявлении Сербии ультиматума, составленного таким образом, чтобы он был отвергнут, подготовив тем самым почву для войны. Небольшое осложнение возникло, когда 13 июля австрийский юрисконсульт сообщил, что расследование преступления не выявило соучастия сербского правительства в заговоре. Несмотря на это досадное неудобство, правящие круги в Вене сделали вид, что его не было, и активизировали свои планы нападения на Сербию.

Граф Тиса подтвердил германскому послу, что австрийская нота Сербии "должна быть сформулирована так, что ее принятие будет практически невозможно". Люди в Вене были уверены, что ультиматум будет отклонен, но на всякий случай они дали указание австрийскому послу в Белграде, что любой ответ сербов должен быть отклонен. Между тем тайная австрийская мобилизация уже шла полным ходом.

Ультиматум был направлен австрийскому послу в Белграде 20 июля для представления сербскому правительству три дня спустя. Небольшая задержка была вызвана присутствием французской делегации в Санкт-Петербурге, откуда французский президент Пуанкаре сделал строгое предупреждение австрийскому послу, что “русский народ очень тепло относится к сербам, а Франция является союзником России". Французская делегация в Санкт-Петербурге торжественно подтвердила свои обязательства по франко-русскому союзу.

Но к этому времени все вышло далеко за рамки дипломатических маневров и записок. В 18.00 23 июля австрийский ультиматум был передан сербскому правительству. В преамбуле говорилось о том, что Сербия допускает безнаказанную антиавстрийскую преступную деятельность тайных обществ, которая представляет собой “вечную угрозу” миру в Австрии. Требования ультиматума, в частности пункты пятый и шестой, сводились ни много ни мало к полной капитуляции национального суверенитета Сербии и подчинению Австрии. Французская газета заявила, что она требует от Сербии “признания вассалитета”.

Все это было не более чем дипломатическим прикрытием для войны. Узнав об условиях австрийского ультиматума, министр иностранных дел России Сазонов заявил: “это европейская война”. Играя на время, правительство России просило Австрию продлить срок его действия и не вступать в военные действия. Санкт-Петербург посоветовал Сербии не сопротивляться австрийскому вторжению. В то же время министры просили царя разрешить частичную мобилизацию, то есть мобилизацию, ограниченную австрийской границей.

Частичная мобилизация была одобрена царем, хотя она должна была состояться только в июле. Таким колебаниям решительно противостоял русский Генеральный штаб, который, как и генеральные штабы всех других держав, выступал за более агрессивную политику. Штаб армии планировал всеобщую мобилизацию, направленную как против Австрии, так и против Германии.

События развивались быстро. Ответ Сербии был отклонен Австрией, которая также отклонила просьбу России о продлении срока в сорок восемь часов. Сербия приказала провести всеобщую мобилизацию и обратилась к правительству России за помощью.

Нерешительное, колеблющееся поведение в Петербурге было с удовлетворением отмечено в Берлине. Кайзер и его генералы делают очевидный вывод: Россия не была готова к войне. Это еще больше убедило их в правильности их жесткой позиции по отношению к сербам. Получив от германского посла в России меморандум, в котором излагалось мнение Сазонова о том, что “проглатывание” Австрией Сербии будет означать вступление России в войну с Австрией, Кайзер отметил: "Хорошо".

Теперь на Россию оказывалось сильное давление, с целью того, чтобы она действовала не столько из филантропической заботы о судьбе своих сербских братьев, сколько чтобы защитить свой престиж как великой державы и напасть на Германию прежде, чем сама Германия начнет действовать против России. Во всяком случае, мало кто питал иллюзию, что любое решение о мобилизации, даже частичной, будет рассматриваться в Австрии и Германии как нечто меньшее, чем подготовка к войне.

Теперь это была уже не просто очередная маленькая война. Французы начали секретные военные приготовления, такие как отзыв войск из-за океана. Менее чем за день до истечения срока ультиматума британский министр иностранных дел сэр Эдвард Грей призвал германского посла попытаться посредничать с Германией, Великобританией, Францией и Италией и продлить срок, установленный Австрией.

Самодовольство Лондона было лишь маской для холодных расчетов собственных интересов, которые диктовали британскую внешнюю политику. В то время как сэр Эдвард Грей заверял британский парламент, что Британия не связана русско-французским соглашением, в частных беседах британский политический истеблишмент согласился с тем, что Британия не сможет остаться в стороне от грядущей войны.

Вступить в конфликт с Францией и Россией было немыслимо, потому что Британская Империя нуждалась в их соучастии, чтобы сохранить британское господство в Индии и колониальных владениях в Африке. Еще более серьезной была смертельная угроза для Англии, если Германия завладеет портами Ла-Манша.

Роль индивидов, конечно, не может быть исключена из сложного взаимодействия исторических факторов. Своими действиями или бездействием они могут либо ускорить, либо замедлить мощные течения истории. Но, в конечном счете, именно эти невидимые, но непреодолимые силы определяют исход, сметая все перед собой.

В течение нескольких недель имя Гаврило Принципа широко фигурировало в заголовках мировой прессы. Но даже если бы его револьвер не выстрелил, даже если бы его рука дрогнула в решающий момент, даже если бы он никогда не родился, этот ужасный катаклизм, позже названный как Первая мировая война, все равно разразился бы. Под другим предлогом, с другими именами и другими заголовками.

Во все времена существовала распространенная иллюзия, что история создается сознательными решениями королей, государственных деятелей, политиков и генералов. Излишне говорить, что такие решения всегда играли определенную роль в определении событий. Однако часто случается, что конечные результаты сильно отличаются от первоначальных намерений и даже находятся в явном противоречии с ними.

Все главные действующие лица драмы 1914 года просчитались. Смелый, но ошибочный поступок Гаврилы Принципа привел не к освобождению южных славян, а лишь к кровопролитию мировой войны. Его враги в доме Габсбургов надеялись спасти Империю, начав войну с Сербией, только чтобы добиться ее полного уничтожения. Их союзник кайзер Вильгельм, который казался самым могущественным человеком в Европе, позже будет сметен германской революцией, как солома. В 1914 году его двоюродный брат, царь Николай, надеялся избежать повторения революции 1905 года, начав войну, только чтобы подготовить почву для еще более мощной пролетарской революции в ноябре 1917 года.

Таким образом, через все сложные перекрестные течения событий, взлеты и падения отдельных вождей, партий и правительств с железной неизбежностью утверждаются законы диалектики. Давным-давно великий диалектический мыслитель Гераклит сказал: “Война есть отец и царь всего, и она произвела одних богами, а других бедными, и сделала одних рабами, а других свободными".Эти слова глубоко верны, и мы должны помнить, что классовая борьба сама по себе есть своего рода война.

Тот же Гераклит открыл удивительный диалектический закон, гласящий, что рано или поздно вещи превращаются в свою противоположность. Первая мировая война в конце концов породила величайшую революцию в истории. Из всей этой дикости, резни, пожаров и разрушений, глубоко под поверхностью общества, в окопах и заводах, в полях и городах, в крестьянских избах и солдатских казармах боролся за рождение новый дух: дух бунта против существующего порядка; дух, который был полон решимости оставить эти ужасы в прошлом, поднять человечество выше уровня животной борьбы за существование и создать мир, пригодный для жизни людей.

------------------------------------------

Другие мои работы:

Первая мировая война (марксистский анализ). Часть 4.

Борьба за Италию. Часть 1.

Крестовые походы. Причины и цели. Часть 1.

Глава III. Внутренняя политика Колчака.

«Политика есть концентрированное выражение экономики» (В.И Ленин).

Главный постулат марксистской науки заключается в том, что те или иные явления политического, экономического характера рассматриваются в тесной связи с интересами социальных слоев населения. В этой связи, анализируя историю, изучая процессы настоящего времени, мы руководствуемся следующим вопросом: В интересах какого класса происходят данные события или процессы? История даёт нам неисчислимое количество примеров, подтверждающих вышесказанное.

Кто же стоял за Колчаком? Кадеты, монархисты, военные – ответят некоторые люди. Верно, но кто же стоял и за этими силами? Достоверно известно, что крупнейшие капиталисты Сибири в числе первых выразили полную поддержку установившемуся режиму. В своих письмах и поздравительных телеграммах они пообещали оказать нашему герою всестороннюю помощь. Виднейший специалист по истории белого движения в Сибири Кокоулин В.Г отмечает:

«После того как информация о событиях в Омске распространилась по всей Сибири и Уралу, в адрес Колчака стали приходить верноподданнические телеграммы от торгово-промышленников. Так, поступили телеграммы от бюро самарских торгово-промышленных организаций за подписью председателя Неклютина, от Совета съезда судовладельцев Западной Сибири, Новониколаевского биржевого комитета за подписью председателя Чернышева, Тюменского биржевого общества и т.п. Торгово-промышленный класс призывал Колчака восстановить государственную и военную мощь России и защищать “национальные интересы России».

Газета «Отечественные ведомости» писала:

«Исходя из неоднократно нами высказывавшегося убеждения, что создание единоличной власти уже давно стало вопросом времени, что оно было неизбежно, что отвратить его нельзя было ничем, мы, однако, далеко не были безразличны к персональным формам её воплощения. Мы должны поэтому высказать глубокое удовлетворение, видя на верхах управления адмирала Колчака».

Сам же адмирал сформулировал свои цели следующим образом:

«Новая свободная Россия должна строиться на фундаменте единения власти и общественности. Борьба с большевизмом, борьба не допускающая никаких колебаний и никаких соглашений, – вот первая задача и цель правительства. Вопрос должен быть решён только одним образом: оружием и истреблением большевиков. Установление законности и порядка в стране».

Воротилы бизнеса и толстосумы разных сортов пожертвовали крупные финансовые средства на поддержание колчаковского режима, составлявшие значительную часть всего бюджета Российского государства.

«Крупные денежные пожертвования колчаковское правительство получило и от торгово-промышленников. Совет съездов торговли и промышленности даже решил создать особый фонд путём обложения всех капиталов особым налогом и передать его в распоряжение Колчак».

Председатель совета торговли и промышленности А.А Гаврилов, говоря о текущих задачах торгово-промышленного класса, отметил:

«Объединение торгово-промышленного класса в сеть стройных организаций является первой задачей Совета съездов. Для того, чтобы создать правильную торгово-промышленную политику, нужно объединение капитала в различных отраслях торговли и промышленности. Таким образом, вокруг Совета создаётся постепенно концентрация промышленного капитала, которая позволит правильно и целесообразно направлять его».

Налицо устремление капитала к концентрации и усилению.

На фоне разворачивающегося хаоса, Колчак предпринимал определённые шаги и в области аграрных отношений, остававшихся актуальными в России (в меньшей же степени, конечно, Сибири). 19 декабря союз земельных собственников Западной Сибири приняло следующее постановление:

«1) Земельный вопрос должен быть разрешён немедленно; 2) признать единственно правильным разрешением земельного вопроса установление права частной собственности на землю; 3) просить правительство об отмене запрещения совершать сделки с частной собственностью; 4) признать необходимым установление для каждой области максимального землевладения на праве частной собственности; 5) вся земля сверх максимума должна добровольно парцеллироваться на мелкие хозяйства».

Председатель же данного совета Н.А Мельников утверждал:

«Союз ставит себе главной целью защиту института частной собственности. В этих целях союз стремится объединить местные союзы в единое целое. Центральный союз имеет в виду оказывать воздействие на правительство в смысле пожеланий исправления всего того, что было испорчено большевиками в сфере земельных отношений. Если бы вопрос о частной собственности был твёрдо разрешён, денежные средства, скопившиеся в громадном количестве у сельских хозяев и, главным образом, у крестьян, пошли бы в оборот, и экономическая жизнь страны пришла бы в нормальное состояние. Частная собственность как основа богатства страны, должна быть восстановлена. Поэтому союз должен добиваться у правительства разрешения этого вопроса и ходатайствует об устранении всего того, что мешает переходу владений из рук в руки в порядке купли – продажи».

А тем временем в Омск прибывали новые лица. Как правило, это были представители разночинной интеллигенции, по тем или иным причинам вынужденные покинуть пределы Советской России. Их прибытие, как это явствует из дневника Г.К Гинса, имело негативные последствия для работы всего государственного аппарата колчаковского режима.

«Всё, что имел Омск более или менее выдающегося в период адмирала Колчака – это была интеллигенция, понаехавшая с запада, гонимая большевизмом. Здесь оказались разорившиеся помещики, не оставившие идеи реванша, представители промышленности, жаждавшие возрождения за счёт субсидий, бывшие петроградские чиновники – словом, всё “навозный” народ, по терминологии сибиряков».

Фактор личностей, роль отдельно взятых лиц в колчаковском государстве была особенно высокой. Существовавшие между ними противоречия, разногласия на различной почве пагубно отражались на общем положении дел, не позволяли консолидировать имеющиеся силы, дать им соответствующее направление.

Самой яркой и запоминающейся фигурой в высших кругах правительства был полковник Д.А Лебедев – печально известная личность, которого откровенно говоря ненавидели многие члены колчаковского правительства, особенно военные круги. Он являлся выходцем из юга России, служил в рядах Деникина и был участником Первого кубанского похода – одним словом, «почетный» представитель белого движения, носитель почитаемого тогда звания «доброволец». Гинс пишет:

«С появлением у власти адмирала на сцену выступили новые люди. Некоторые, как например полковник Лебедев, выскочили как из-под земли. Назначение этого молодого полковника начальником штаба верховного главнокомандующего, т.е. фактически главнокомандующим, было для всех совершенно неожиданным. Боюсь, что адмирал избрал его совершенно случайно, только потому, что он приехал с нашивками Добровольческой армии и как бы принёс с собой в Сибирь дух Корнилова и Деникина. Никто не подумал тогда, что это назначение могло быть результатом неумения адмирала разбираться в людях».

Еще одним таким человеком был Иван Сукин – министр иностранных дел российского правительства, известный своими про-американскими настроениями. Он поддерживал с Колчаком и Лебедевым дружеские связи, оказывал на них большое влияние.

«Другим видным политическим новичком был Сукин. В Омске Сукина называли “американским мальчиком”. Перед его приездом из Владивостока было получено предупреждение, что Сукин держится определённо американской ориентации и своей тенденциозностью, при свойственных ему способностях и умении освещать факты в желательном направлении, может оказаться человеком вредным. Он оказался одним из самых близких людей к адмиралу Колчаку и полковнику Лебедеву. Ему предоставлено было место начальника дипломатической канцелярии при ставке верховного главнокомандующего».

Невозможно не упомянуть и Жванецкого Валентина Александровича – последовательного и горячего поклонника адмирала, являющийся присяжным поверенным. Жванецкий был решительным сторонником диктатуры и жестких порядков, он разделял идеи о Великой России, что позволило ему быстро сойтись с Колчаком, вскоре сделавшись его близким другом.

«Большое влияние на дела стал оказывать омский присяжный по-веренный Жардецкий. Жардецкий был фанатиком диктатуры и великой России. С самого момента появления в Омске адмирала он стал его горячим поклонником. Жардецкий пользовался доверием адмирала и стал бывать у него. Его главным недостатком была отвлечённость мышления, мешавшая ему быть реальным политиком».

Резюмируя состав колчаковского правительства, рассматривая управленческий и государственный аппарат режима, Гинс делает следующие выводы:

«Совет министров в первые же дни столкнулся с влиянием случайных лиц и безответственных сфер в области внешней и внутренней политики. Это не замедлило сказаться на практике».

Помимо всего прочего Гинс высказал весьма меткую мысль:

«В эти первые ещё сумбурные дни “диктатуры” уже вырисовался один неприятный штрих. Адмирал – верховный главнокомандующий поглотил адмирала – верховного правителя вместе с его Советам министров. Ставка недаром производила впечатление муравейника. В ней были свои министерства. Сукин из ставки диктовал указания министерству иностранных дел. Лебедев решал вопросы внутренней политики. Особая канцелярия верховного, так называемый “осканверх”, законодательствовала».

Приведенные нами сведения дополняются иностранными записями, в частности принадлежащие Морису Жанену – начальнику французской военной миссии.

«Видел министров. Много их. Наличие младших статс-секретарей увеличивает их численность. Президент Совета министров – некто Вологодский, с трясущимся и заросшим бородой лицом, но в общем довольно любезный, как и Устругов, министр путей сообщения. Министр иностранных дел – Ключников, бывший профессор университета. Единственно, чем он поразил меня, так это красными руками, вылезающими из слишком коротких рукавов. Военный министр – генерал Сурин, бывший профессор военной академии. Он слывёт администратором, стаж капитана прошёл во Франции. Министр финансов – молодой человек по имени Михайлов. Как мне уже успели сообщить, он – центр группы, энергично интригующей против адмирала в целях реставрации монархии. Эта группа уже выявила себя различными убийствами, например, убийством сибирского министра Новосёлова. Любопытная вещь – перманентность министров: они работали с Директорией и работают с адмиралом, который опрокинул Директорию. В военной среде происходит не меньшая грызня, чем в гражданской. Честолюбцы возбуждаются перспективами повышения и горят желанием помешать своим сослуживцам воспользоваться этими же перспективами. Обвинения в шпионаже, большевизме и прочем очень часты… Начальник главного штаба – генерал Лебедев, который ещё в 1916 – 1917 гг. был капитаном в ставке в Могилёве. Мы не могли предположить тогда, что он когда-либо будет назначен на такой ответственный пост".

Об этом же пишет и генерал Сахаров:

«Министерства были так полны служилым народом, что из них можно было бы сформировать новую армию. Все это не только жило малодеятельной жизнью на высоких окладах, но ухитрялось получать вперед армии и паек, и одежду, и обувь».

Сам Колчак:

«Дело не в законах, а в людях. Мы строим из недоброкачественного материала. Все гниет. Я поражаюсь, до чего все испоганились. Что можно создать при таких условиях, если кругом либо воры, либо трусы, либо невежи?!. И министры, честности которых я верю, не удовлетворяют меня как деятели. Я вижу в последнее время по их докладам, что они живут канцелярским трудом; в них нет огня, активности. Если бы вы вместо ваших законов расстреляли бы пять- шесть мерзавцев из милиции или пару-другую спекулянтов, это нам помогло бы больше».

И вновь Гинс.

«Адмирал был политически наивным человеком. Он не понимал сложности политического устройства, роли политических партий, игры честолюбий как факторов государственной жизни. Ему было совершенно недоступно и чуждо соотношение отдельных органов управления, и потому он вносил в их деятельность сумбур и путаницу, поручая одно и то же дело то одному, то другому. Достаточно сказать, что переписка с Деникиным по политическим вопросам велась сразу в трёх учреждениях: ставке, министерстве иностранных дел и управлении делами. Увы! Приходится сказать, что не было у нас и верховного правителя. Адмирал был по своему положению головой государственной власти. В ней всё объединялось, всё сходилось, но оттуда не шло по всем направлениям единой руководящей воли. Голова воспринимала, соглашалась или отрицала, иногда диктовала своё, но никогда она не жила одной общей жизнью со всем организмом, не служила её единым мозгом».

Колчаковский управленческий аппарат был раздутым и неупорядоченным, страдало отсутствием должной организации. Василий Краснов пишет:

«Штаты были раздуты в тылу не только в области военной и морской (было и самостоятельное морское министерство), но и в гражданских органах управления. Тут спасались и спасали от военной службы. Кроме того, омские министры любили большие штаты, чтобы их министерства казались похожими на “настоящие”. Так, в министерстве иностранных дел Сукин развёл 16 отделов. А Михайлов в министерстве финансов развёл такой штат, что комиссия под председательством Краснова, по сокращению штатов нашла возможным сократить штат только в одном центральном управлении финансов на несколько сот (!) человек сразу».

Таким образом, если суммировать вышесказанное, мы видим, что основа колчаковской внутренней политики заключалась в потворстве крупному капиталу, поддержка наиболее богатых сельских хозяйств, отстаивание принципа частной собственности и свободы торговли. Говоря короче – омский режим сконцентрировал вокруг себя многочисленные силы, отстаивавшие интересы зажиточных слоев населения. Колчак никогда не обладал познаниями в политике (особенно по внутренней части), что вынуждало его (и ближайшие военные круги) всецело полагаться на кадетов, представителей интеллигенции, которые и являлись творцами почти всей внутренней политики адмирала. Пришедшие к власти малокомпетентные лица, чаще всего заинтересованных в личной выгоде, имевших разногласия между собой, оказавшиеся не способными к длительной, сложной и требующей большого опыта работе, промахи самого адмирала закономерным образом привели омский режим к скорому и неминуемому краху.

В заключении к нынешней главе хотелось бы привести известное высказывание А.П Будберга – военного министра при колчаковском правительстве:

«За нас состоятельная буржуазия, спекулянты, купечество, ибо мы защищаем их материальные блага... Все остальные против нас, частью по настроению, частью активно».

------------------------------------------------------------------------------

Также предлагаю взшленуть на другие работы:

Социальные волнения В Российской империи в период войны.

Немного о Карфагене.

Испанское завоевание Гранады: 1481-92 годы.