LisaEnot

В давние времена жили в Японии демоны с длинными носами. Называли их тэнгу. Были у тэнгу волшебные веера: шлепнешь по носу одной стороной — начинает нос расти, шлепнешь другой— нос снова коротким становится.

Как-то раз три маленьких тэнгу играли в лесу с таким волшебным веером. Шлепали друг друга по носу то одной, то другой стороной.

Увидел барсук волшебный веер и подумал: «Вот бы мне такой! Уж я бы времени на глупости тратить не стал! Уж я-то нашел бы, что с этим веером делать!»

У нас-то, в Японии, даже малые дети знают, что барсуки мастера выделывать всякие трюки и умеют превращаться в кого угодно. Вот барсук и решил обмануть тэнгу. Превратился он в маленькую девочку, положил на тарелочку четыре булочки с бобовой начинкой и пошел к тэнгу.

— Здравствуйте, маленькие миленькие тэнгу,— сказал барсук голосом девочки,—я принесла вам булочки с бобовой начинкой. Попробуйте, они очень-очень вкусные.

Маленькие тэнгу страсть как любили булочки с бобовой начинкой. Съели они по одной и видят — на тарелке еще одна булочка осталась! Кому же она достанется? Спорили-спорили, да так ничего и не решили. Тогда девочка и говорит:

- Я знаю, что надо делать. Закройте глаза. Кто дольше простоит с закрытыми глазами, тот и съест последнюю булочку.

Маленькие тэнгу согласились, зажмурились, застыли на месте— ждут. А барсук схватил веер и был таков. Маленькие тэнгу так и остались стоять с закрытыми глазами.

- Ха-ха-ха! — смеялся барсук.— Ловко я обманул этих глупых тэнгу!

Думал-думал барсук, куда же пойти с удивительным веером, где испробовать его волшебную силу, и решил отправиться в город.

Пришёл, видит у храма красивую девушку, вокруг нее слуги толпятся. «Не иначе, дочь богача»,— подумал барсук. Подкрался к девушке и тихонько шлёпнул её по носу веером. Тут и вырос у красавицы длинный-предлинный нос. Испугалась девушка, закричала, слуги врассыпную бросились! Шум, гам поднялся! А барсук сидит себе на камешке, усмехается.

Созвал богач лекарей, да не знают те, как такую хворь излечить. Все средства испробовали, ничто не помогает. Тогда разнеслась по городу весть: отдаст богач свою дочь в жены тому, кто дочь его исцелит! И половины своих богатств богач тому не пожалеет!

Много охотников нашлось получить в жены красавицу да еще и половину сокровищ в придачу. Только никто из них вылечить бедную девушку не смог.

Пришёл тогда барсук к богачу и говорит:

- Отведи меня к твоей дочери. Я её мигом от недуга излечу!

Обрадовался богач, повёл барсука к дочери. Шлёпнул легонько барсук девушку по носу волшебным веером, и нос на глазах уменьшился.

Заплакал отец от радости, слугам к свадьбе готовиться велел. Все в делах да хлопотах, только барсук день-деньской бездельничает — пьёт да ест, ест да пьёт, да на солнышке греется. «Чем бы заняться?» — все думает.

Достал он волшебный веер, хлоп себя по носу — нос вверх стал расти. Смотрел-смотрел барсук да и уснул. А нос все растет! Одно облачко проткнул, другое, третье. До самого неба вырос нос у барсука.

А на небе тем временем небесные строители мост строили. Видят, с земли шест какой-то тянется.

- Вот и шест для перил,— обрадовались и изо всей силы потянули барсука за нос.

Проснулся барсук — ничего понять не может. Огляделся — испугался. Земля далеко внизу осталась, над головой пушистые облака плывут. Кричал-кричал барсук, на помощь звал, да никто не откликнулся.

Что стало с тем барсуком — неизвестно. Только никто его с тех пор больше не видел.

В детстве у меня была огромная, толстенная книга, которая называлась - «Золотая книга лучших сказок мира». Ребенку тяжело поднимать такие талмуды, и поэтому листала я ее, где-нибудь валяясь на полу.

В отличие от других немногочисленных книг, которые мне дарили родители, она занимала особое место. Так и отложилось в памяти: вот есть Агния Барто, Чуковский, прекрасные стихи Михалкова. А есть книга сказок – этот сакральный кирпич, который я читала по нескольку раз на дню. Очень и очень долгое время.

И иллюстрации там тоже были особенными. Можно сказать, первый опыт соприкосновения с искусством. Печальные принцессы с тонкими пальцами, убитые рыцари, уродливые фейри, китайские марионетки.

Вот, кстати, интернет выдал одну.

Так в свои 8-9 лет я заразилась сказками. Причем не какими-нибудь, а обязательно мрачно-прекрасными, где кто-нибудь обязательно умирает, кого-то закапывают или по-страшному заколдовывают. Потом уже со мной случился Мамин-Сибиряк, Бажов, Гауф и Гофман, Братья Гримм и все-все другие. Но та книга – самое первое волшебство, которое свалилось на постсоветского ребенка, то есть меня. И до сих пор не выпускает из своих цепких лап :3

Поэтому будучи взрослым и вполне даже вменяемым человеком, я продолжаю заниматься «ерундой» (как считают, скорее всего, многие) – немного пишу сказки. Я в целом даже пишу. Но сказки — это то, с чего можно начать, прежде чем переходить на более сложные жанры.

И вот решила я запилить самобытный гайд по написанию первой сказки. Субъективно и без копипаст. С этим со всем можно и нужно спорить, я не возражаю. Итак:

1. Определяемся с антуражем сказки. Какая она? Волшебная, бытовая, городская, лесная и так далее.

2. Прикидываем историческую эпоху или ее отсутствие. Например, можно написать сказку в духе средневековья, или, наоборот, современную.

3. Выбираем главного героя. Это совсем не сложно. В отличие от рассказа или романа, в сказке не нужно прописывать характер и внешность героя, не нужно давать ему богатый внутренний мир. Поэтому выбираем среди стереотипных образов: кузнец, медведь, принцесса, рыцарь, старуха, волшебный тостер, метла-непоседа и так далее. Так же героев может быть несколько: например, старик со старухой, муж да жена, брат с сестрой.

4. Прикидываем простенькую структуру. Скажем, на 4 опорных точки сюжета – A, B, C, D. Чем их меньше, тем проще сказка. Чем больше, тем сложнее. Первая точка – это начало. Вторая – столкновение с проблемой. С – решение проблемы. D — ее конец. 4 точки – самый примитив. Но полезно начинать с малого.

Конкретно потом можно ознакомиться с мифологической структурой Кэмпбелла или Воглера (о них я напишу позже). Там сюжетных пунктов куда больше.

5. Придумываем конфликт или проблему. Или некий переломный момент, например, когда гг (сокращенно главный герой) находит какую-то вещь или сталкивается с каким-то явлением. Старик вылавливает золотую рыбку, курочка сносит яйцо, красная шапка встречает волка.

6. Придумываем разрешение проблемы. Оно может быть естественным, например, когда яйцо разбивает мышка. Или идет очередность естественных процессов по увеличению масштаба: колобок встречается сначала с зайцем. Потом с волком, с медведем и в конечном итоге с лисой. Старик просит сначала одно, потом второе, потом третье, а рыбка в конец думает, как же ее задолбали, и наказывает меркантильную старуху.

Искусственным, когда герой разрешает проблему при помощи собственных сил: мечом, щитом, хитрой смекалкой, как-то еще. Например, богатырь обезглавливает дракона и спасает деву.

С помощью друзей-союзников. Нередко гг помогают друзья, которые встречаются ему на пути. Что-то дают ему, что-то рассказывают. Так Баба Яга помогает Царевичу ценным советом, рассказывая о кощеевой Смерти. А иногда дает ему ступу с метлой.

7. Завершаем эпичной концовкой. Тут подойдут стереотипные решения – словесные клише по типу «и я там был, мед пиво пил» или более известное «и жили они долго и счастливо до конца своих дней».

Но сказки бывают не только оптимистичные, не редко они заканчиваются печально для одного из второстепенных героев, например, злодеев. Если вы хотите грустную сказку, пожалуйста, можете пойти проторенной дорожкой Джорджа Мартина и прикончить своего героя. Или же просто оставить его ни с чем. Например, рыцаря кидает спасенная принцесса. Малахитовый мастер с концами пропадает в штольне горы. Либо герой попросту остается ни с чем, как старик со старухой у разбитого корыта.

Необязательно делать первую сказку большой или придумать ей всякие чрезмерные красивости. Советую даже начинать со сказок-невиличек на пол страницы или на страницу. Это полезное и веселое занятие, которое апгрейдит мозг и даже иногда помогает разобраться с собственной проблемой (об этом тоже чуть позже).

В японском языке поэзию новейшего времени обозначают словом гэндайси. Как литературное явление гэндайси начал свой путь с послевоенного времени (окончание второй мировой и капитуляции Японии).

Прочитав антологию, могу сказать, что вещь на первый взгляд забавная. Но это сначала. Потом даже в самых легких ее стихах прорывается ощущение упадка и тоски.

В первой части хочу ознакомить вас с теми текстами. которые сразу же вызвали у меня эмоциональный отклик. Один из них мы до сих пор цитируем в семье. Догадайтесь, какой :3

ТАДА ТИМАКО (1930-2003)

Первый сон

Возвещая о новом годе в соседнем храме
бьет колокол. Мандарина золотую шкурку надрываю -
и вижу: из нутра его старичок мне кивает.
- Загляни на минутку? На огонек.
Лезть в мандарин? Помилуйте, что за шутки!
Но лишь за шкурку заглянула, как с головою
провалилась в мандарин. И чудо - там среди перин
пухово-белых - с шашками доска.
Хозяин радушно сто лет как будто гостя не видал:
"За вами первый ход", - и передал мне черные.
Но первую же партию я проиграла.
А старичок взял с блюдца мандарин
с лукавою улыбкой и мне подал.
Вот надрываю вновь
благоуханно-золотую шкурку,
а изнутри уж - новый старичок:
- Загляни на минутку? На огонек.
И сколько раз из мандарина в мандарин
Я падала в объятия перин пухово-белых...
Утро года. Открыв глаза, гляжу - ни старичков,
ни мандаринов. Но все мерцает златом -
То свет, что был во мне.

Перевод Елены Тутатчиковой

ИСИГАКИ РИН (1920-2004)

Моллюски

Проснулась среди ночи.
В темном углу кухни,
открывая рты, дышат
маленькие моллюски, купленные накануне вечером.

"Вот рассветет,
я приду к вам и всех
всех до одного - съем!"

Как ведьма,
расхохоталась.
Потом,
рот приоткрыв, зевнула.
Спать - так спать, раз до утра дел нет.

Перевод Елены Тутатчиковой

ИРИСАВА ЯСУО (р. 1931)

Неопознанный летающий объект

Говорю же, это чайник
в небе летит!

Наполненный водой, чайник
каждую ночь тайком выбирается из кухни
и летит что есть духу -
над городом,
над полем, над следующим городом, вперед да вперед -
летит себе, склонившись набок.

Под Млечным путем, над стаей перелетных гусей,
под искусственными спутниками, описывающими
в космосе дуги,
летит, пыхтит, задыхается от спешки
(хотя, конечно, не так и быстро он летит) -
и, в конце концов, прилетает
в самое сердце пустыни, где одиноко растет цветок,
его любимый белый цветок.
Чайник выливает на него всю воду - и улетает домой.

Перевод Елены Тутатчиковой

По пути к дому внезапно ливень застиг —

И податься уже некуда —

Везде кусты, заборы по краям дороги.

Яблоньку старую вижу.

Щуплая, невысокая, но цветущая потрясающе.

Под ней — сухо не то, чтобы очень,

Но в моем положении —

Удовлетворительно.

И жаловаться вот уже совсем не на что.

Вокруг май, белые лепестки,

Капли воды срываются

И в косу мою вплетаются.

Стою, из-под яблони на дорогу смотрю.

Едут машины, перед ямами тормозят,

Покрывало воды рассеивая.

Бегут всякие разные люди, кто-то с зонтом

Предлагает помощь.

Но я мотаю головой издалека с мыслью:

«Глупцы.

Это не меня нужно спасать,

Это вас надо под дождь через силу

Затаскивать».

Стою и стою, на дорогу смотрю.

Хорошо, спокойно.

Воздух запахом полнится —

Земли промокшей, цвета яблочного,

Зелени омытой, асфальта.

Вдруг замечаю под яблоней бугорок

Не большой, но заметно плотный, высокий.

Явно искусственный.

Вкруг бугорка выложены кирпичи, уже к тому моменту

Сбитые, будто случайно лежат.

И вот, глядя на него, киваю, приветствуя —

Хоть не одна я тут под яблоней стою.

И здесь нашла себе компанию.

У Джеймса Джойса есть небольшой сборник эпифаний - "богоявлений". Думаю, под богоявлением Д.Д. понимал некий спусковой крючок, побуждающий написать и описать что-то прямо здесь и сейчас. Весной на меня вот тоже нашло, и я начала сборник "так себе верлибров". В них нет ничего, кроме увиденного и наспех записанного.

Я опять пропустила начало обеда, в который раз.

Вбежала с десяток минут спустя, а там суп с крупой.

Плавает в тарелке отстранено перловка,

Внушает благоговение,

Первобытный испуг всему живому.

Средь нее - две наспех слепленные фрикаделины

Бороздят пространство,

Будто насмехаются – ну что, слабо?

И пленочка на желтом бульоне такая,

Остывшем миллион лет назад еще до динозавров,

Слегка подрагивает – не пленочка, а слой ряски

На болоте в ветряную погоду.

Смотрю я на эту презумпцию невиновности,

На этот памфлет о здоровой и приятной пище,

Думаю: — все-таки как хорошо, что меня задержали стихи

Такие невесомые, мокрые, лесные, с хвоинками и ягодками

Меж строк.

С чистым озером посередине – из него хоть умыться, хоть напиться.

Теперь-то уж я точно не доем свой обед (говорю шепотом,

чтобы не услышал голодный, урчащий желудок)

А тут еще, к счастью, в мерзкой крупе попадаются камни.

Камни в тарелке! Язык их ворочает, колется.

Приходится сплевывать.

Так.

Заявляю себе убедительно – нет уж, больше никаких таких обедов,

Будем питаться другими яствами — маяками Маяковского, цветом Цветаевой,

хлебом Хлебникова. Да хоть полозами Полозковой (на самом деле шучу, никаких полозов и Полозков).

Но не этой мирской пищей

С камнями в тарелке.

(Ты слышишь, тарелка?!)

А вы меня понимаете?

Понимаете?...

Нет, никто меня не понимает.

Белокурый дурной мальчишка,

Винсент де Леруа, завтра на том же месте,

Под теми же стрелками, в тот же час,

Со своими кучерами и лакеями

Сойдёмся же в гонке по мощёным дорогам Версаля,

Его садам и снам, и по тому,

Чего и сами не знаем.

И я докажу вновь, спрыгнув со ступеньки кареты,

Опустив полы крепдешинового шлейфа,

Что девчонки лучше мальчишек

По указанию природы!

Тебе, 16-летнему задаваке с голубой кровью,

(Скажи, ты ещё сам-то от неё не стал полноценно синим?)

Я обещаю, что домчусь до старого клёна,

Словно ветер прохладный и сильный-сильный.

И ты пожалеешь о том, что связался со мной,

Юной особой из дома Монье,

Лучшей в бегах такого типа, наследницей всего рода.

И нос мой прямее твоего, знатнее в общем.

И дата рождения знаменует, что старше являюсь

На два года.

И тогда, когда ты, маленький паж деревянных лошадок,

Будешь своим башмаком ковырять землю

Со всей твоей пылкостью от стыда и унижения,

Я возьму тебя за руку и поведу за клён,

Туда,

Куда нам и ходить запрещается…

И мы будем с тобой говорить о магии,

Алхимии и прочей ереси (именно такое слово придумала церковь,

чтобы сжигать чернооких ведьм, а жаль

у меня глаза серые...),

А ещё мы будем говорить о Египетском тростнике,

О пирамидах в пустыне и злом языческом боге

Анубисе, у которого голова собачья,

И о том, что я успела вычитать

В строках запретного фолианта.

И вместе с этим будем зарываться в шорох листьев,

Оранжевых и красных.

Они так хрустят, словно булочки, только что выпеченные

И поданные на стол к ужину.

А может быть даже рискну

Убрать твой локон с моего лица

И, тихо-тихо дыша,

Коснуться белой щеки губами...

Так что уже готовься, мой самый преданный недруг,

Те знакомые стрелки рано

Или поздно

Встретятся на двенадцати.

С искренним презрением к тебе

Жаржет