Сообщество - Лига Сказок

Лига Сказок

1 334 поста 1 940 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

8

Волшебные картины

Жил на свете художник. Картины он писал не простые – всё, что на них рисовал, появлялось и в жизни. Нарисует ясный солнечный день - и за окном хорошая погода, даже если только что было пасмурно. Нарисует дождь – и он пойдёт с неба. Если было слишком жарко, рисовал облако, закрывающее солнце. Нарисует поля, полные урожая – селяне убирать не успевают. Нарисует лес с грибами - на завтра люди тащат полные вёдра. В народе места, где он жил, считались благословенным краем, а про художника не знали, потому что он про свой дар никому не говорил. Чтобы не было одиноко, нарисовал он себе собаку и кошку, весёлые получились, резвые и шумные.

Однажды приехал в гости к художнику друг детства. Посидели за столом, выпили бутылочку вина, потом одолели вторую. Не удержал художник пьяный язык, да рассказал про свой талант. Друг сначала очень дивился, а потом стал жаловаться на бедность свою, на то, что жену и детишек кормить нечем. Попросил нарисовать ему деньжат. Не смог художник отказать товарищу, но взял с него обещание никому секрета не выдавать. Приятель пообещал, клялся даже, крестился и божился громко, да в первой же таверне, пропивая полученные деньги, всё разболтал.

С этого момента все соседи ломанулись к живописцу с просьбами: одному избу, другому телегу, третьему корову. Пришёл староста, новую мельницу попросил. Добрый был художник – никому не отказывал. Вскоре прослышали о волшебных картинах власти и решили использовать на благо государства, тогда как шла война. Прислали за художником солдат, увезли его в столицу и заставили рисовать пушки да снаряды, ружья да патроны. Генералы очень радовались результатам, но постоянно просили всё больше и больше. Художник работал день и ночь не покладая рук. Сначала он побледнел, его кожа становилась всё тусклее и тусклее, потом стал почти прозрачным, а затем и вовсе исчез.
И всё, что художник нарисовал, тоже исчезло, исчезли пушки и ружья, мельница, избы, телеги и коровы. Исчезли кот с собакой. А в местах, где он раньше жил, с тех пор климат наисквернейший, и ничего не растёт, кроме сорняков.

Показать полностью
10

Тест ай-кью

Однажды Кощей прошел тест ай-кью и набрал не то 200 не то 201 балл. Его, конечно, поздравляли, чествовали и предложили членство в обществе Прометея и Мега-обществе. Он, конечно, был скромен и немногословен. От членства в обществах отказался и вообще высказался в том смысле, что всегда возможна ошибка, и не так уж он и умен.

В общем, стушевался.

Примерно в то же время тест ай-кью прошел и кот Баюн. Результат никому не известен и покрыт завесой строжайшей секретности и таинственности. Но к чести лукоморского сказителя надо отметить, что он-то не смолчал.

Повесил себе на грудь округлый знак, обозначающий не то пылающее солнце, не то корону, не то подсолнух. Говорил всем, что то означает свет, источаемый разумом.

Организовал конкурс на самую умную русалку, использовав лично составленные опросники, о результатах никого не оповестил, но сам лично пожал руку и поцеловал в румяную щёчку каждую из морских красавиц.

Сочинил сам себе похвальную песню и повадился распевать ее каждое утро на рассвете.

Провел поучительную беседу с бабой-ягой на тему естественного разума шерстеносящих и четырехлапых обитателей Лукоморья. Старуха плевалась и отбивалась помелом, кот наседал и брызгал слюной. В конеце концов старуха, как ни была она устойчива, сдалась  и признала кота не то, чтобы премудрым, но учёным, что тут говорить, да, учёным.

Выписал себе командировку за тридевять земель для научных изысканий, получил командировочные валютой и вернулся оттуда, почему-то нагруженный чоризо, хамоном и бакалао.

Написал около четырехсот прошений о прибавке, вспоможествовании, дотации и грантах. Получил шиш, щедро намазанный маслом, но не приуныл. Напротив, пустил в народе слух, что маслом тот шиш намазал Сам, и Сам же благословил Баюна на великий подвиг — ниспровержение антинаучных теорий Дарвина и богомерзкого монаха Менделя (Кстати, задумайтесь сами: если он монах, то какой он Мендель?  А если он Мендель, то какой из него монах?).

Впрочем, ничего не ниспроверг, а, напротив, затеял строительство из песка некого сооружения, которое упорно именовал коллайдером.

Со временем шум поумолк, значок на груди потускнел, хамон и бакалао были съедены, шиш с маслом утерян. Один коллайдер высится, как утес, на побережье тридесятого, и самые отчаянные русалки бросаются с него в набегающие волны, пугая визгом всё еще бродящих по дорожкам тридесятого невиданных зверей.

Показать полностью
7

Кощей в гостях у бабы-яги

Бабка из соседнего подъезда, Ядвига Сигизмундовна, была натуральная ведьма, только не из сказки, а из паспортного стола образца семидесятых годов. Местные старожилы шептались, будто она ещё при царе Горохе формуляры заполняла — и тогда уже вселяла в посетителей священный ужас одним лишь взглядом из-под густых, сросшихся бровей. Потом на пенсию ушла — и окончательно засела в своей берлоге. Теперь это была классическая «старая вешалка» — косматая, злющая, вылитая баба-яга на заслуженном отдыхе.

Целыми днями бабка торчала в окне, нацепив на нос старые очки, склеенные изолентой, и вела незримую охоту. Каждого, кто осмеливался пройти мимо, она мысленно разбирала на запчасти, косточки перемывала, припечатывала ядовитым взглядом и собирала обратно — но уже с прилепленным ярлыком «алкаш», «непутевая» или «шляется тут, небось, любовницу нашёл!». Дошло до того, что люди мусор боялись выносить — старались ночью проскользнуть с пакетами, лишь бы не угодить под её матерный шаманский приговор.

Квартира у неё была на первом этаже — стратегически верная позиция. Возле лифтов не постоишь, не покуришь: обязательно нос, похожий на высохший гриб-трутовик, высунет в щель двери и просипит: «Чё встал, как пень колодный? Навоняли цигарками своими, продыху от вас нет!» Даже местные бабки — гладиаторши, в дворовых скандалах поднаторевшие, к родным скамейкам приросшие, и то и её побаивались. Зато бонус был налицо: алкаши, бродяги и распространители ненужного счастья в подъезд не заглядывали — с таким-то цербером!

Под Новый год случилась одна история. На улице метель разыгралась не на шутку, холодрыга — ровно как в волчьи свадьбы на Пилиповку. И на тебе: кто-то заказал доставку к праздничному столу, но ошибся адресом. В итоге вместо семейного ужина получил шиш с маслом, а мы — сказку страшную, но до жути волшебную.

Костя в большом городе жил первый год. Ему повезло: из такой глубинки, где даже областной центр мало кто из москвичей знает, поступил в столичный вуз на бюджет. Специальность не ахти, но не в ней дело. Главное — шанс отличный и перспективы.

Их родной металлургический завод ждал оператора производственной линии на отработку — но Костян иголки из металлической проволоки ну никак не собирался всю жизнь делать. Отец его там пахал, и дед — от зари до самой пенсии, а вот Костя мечтал о несбыточном. Вот бы тут зацепиться, найти приличную работу, человеком стать!

Денег лишних в семье не водилось, приходилось крутиться самому. Общежитие у Кости почти бесплатное было, но есть хочется каждый день, а не только когда стипендия приходит. Повышенной, и той хватало от силы на пару дней. Вот и крутил педали Костян, объезжая сугробы и мечтая хотя бы о непродуваемой куртке и перчатках на меху.

Заказ в тот раз попался богатый — доставишь такой, и можно больше никуда не ехать. Да и не влезло бы больше в сумку на багажнике. В общем, под завязку гружёный ехал, тянул, как вол. Не смотрите, что тощий: Костик жилистый, упёртый и всегда голодный, как стая гиен.

Крутил себе педали, и мысли разные в голове крутил между делом. На Новый год хотел домой усвистать, но глянул, сколько билеты туда‑обратно стоят, и решил: лучше после праздников рвануть, когда хоть чуть‑чуть цена упадёт.

Да и по работе сейчас самый чёс, в новогодние праздники курьер без дела сидеть не будет. Вскочил на вело-коня и крути педали, пока не дали. И город посмотреть, и денег заработать — одна польза кругом, только вот есть хочется постоянно. А из съестных припасов в общаге — две пачки «Роллтона», и последняя мышь с тоски повесилась месяц назад. Соседи кто куда разбежались-разъехались на праздники, оставшиеся, наверно, уже гудят вовсю. Так что вернётся Костик к шапочному разбору — опять зубы на полку класть.

Добрался наконец-то до заказчика, а домофон не работает. Хорошо, хоть дверь в подъезд заклинило — раму замело снегом. Костя еле протиснулся в щель. Не успел позвонить в заветную квартиру, как в нос ему ткнулась вонючая, похожая на высохшую кикимору, тряпка.

— Куда прёшь с мешком, ирод?! Опять мусор под дверь подкидывать собрался?! — просипел голос, похожий на скрип несмазанной телеги.

Бабка — злющая, сгорбленная, растрёпанная — стояла в дверях со шваброй наперевес, как древний воин с копьем. Страшная, что та смертушка! Костя и рад бы дёру дать, но адрес верный — эта самая квартира.

— Бабуль, я курьер, доставка! Продукты привёз! Это вам на Новый год! — выпалил он, выставляя перед собой термосумку, словно магический щит. Сумку, конечно, было жалко, но себя — ещё жальче.

В голове вертелось: «Сами бы и ехали, везли гостинцы этой ведьме сумасшедшей. Свалили на курьера — и сидят себе, родственнички, в ус не дуют».

Оскалившись, бабка-психичка ткнула шваброй в раздутый бок сумки. Чуть бы сильнее пихнула — Костик бы с лестницы кувыркнулся. От следующего тычка точно на ногах не устроит. Баба-яга натуральная! Да за такую работу надбавка за вредность полагается!

И тут он выпалил, сама от себя не ожидая:

— Не вели казнить, бабушка, вели слово молвить!

От стресса, не иначе, подсознание кульбит выдало.

Старуха замерла с занесённой вверх шваброй.

— Ну, молви, добрый молодец. Ишь, какой вежливый попался! Давненько таких не ела, на костях не каталась.

Костя собрался с духом:

— Ты, бабушка, сперва накорми, напои, в баньке попарь, за сумку распишись, а потом уже и в печку можно. Я погреться точно не отказался бы.

Он смотрел поверх своей курьерской термосумки на эту старую, никому не нужную женщину — и вдруг так жалко её стало. Худая, что та швабра; на глазу бельмо; одета в обноски: драный халат и шаль, молью битую.

— Давайте я вам сумки сам занесу. Они тяжёлые. Вы только скажите, куда ставить.

Аккуратно оттёр плечом от двери, шагнул внутрь. Расстегнул сумку в коридоре и начал выставлять пакеты.

— Куда ставишь, изверг, на грязь?! На кухню неси! Поглядим, чего принёс. Я и не ждала никого, не прибрано у меня, — заворчала бабка, но уже без прежней ярости.

Квартира оказалась тёмной, съёжившейся какой-то, заросшей грязью и пылью. Сразу было понятно, что швабра тут явно не для мытья полов применялась. Под ноги бросился тощий, облезлый кот, похожий на оживший пылевой комок с горящими глазами. Костя наклонился погладить. Вспомнил своего домашнего — знатного, «хозяйского» кошака — не чета этому доходяге с торчащими рёбрами.

— Я принёс то, что заказывали. Ехал точно по навигатору. Вот, смотрите, уведомление: вы прибыли в точку назначения. Можно закрывать.

Костик ткнул в планшет, тот моргнул, крутанул загрузку и сдох.

— Б-блиин… Привет, премия, приплыли. Можно не торопиться теперь.

Бабка проковыляла мимо, опираясь на древко своего «шваберного копья». Одна нога сухая, еле волочится. С такой не то что полы мыть — ходить непонятно как.

— «В баньке тебя попарить», говоришь? Так у меня из пару нынче только чайник на плите и есть. Не стой на пороге, припёрся — так хоть гостем побудь, добрый молодец. Кличут-то тебя как? Ивашкой, поди? — голос её смягчился, стал напевным, сказочным.

— Костей.

Поломка планшета пробила дно Костиного оптимизма пудовой гирей. Как ни терзал кнопку, проклятый девайс не подавал признаков жизни — разрядился на морозе. Не закроет заказ — придётся оплачивать из своего кармана. А карман был тощ, как этот кот…

— Кощеюшка, дорогой ты мой! Не признала старая, глазки не те уже. Чего ж на пороге встал? Проходи, дорогой, гостем будешь. Накормлю досыта тем, что сама не доела.

— Мне бы розетку какую-нибудь, планшет зарядить. Очень нужно! Я у вас чуть-чуть задержусь, если позволите. Сумки разберу, могу полы помыть, — с надеждой произнёс Костя.

Перспектива быть выставленным в метель с незакрытым заказом казалась концом света. Есть — да что там, жрать! — хотелось уже до головокружения, но отбирать у старухи продукты он не собирался — совесть не позволяла. Тем временем кот, названный Баюном, уже воровато обнюхивал сумку, и бабка, не медля, извлекла из пакета палку колбасы. Откусила кончик, бросила коту, а сама с набитым ртом прошамкала:

— Электричеством, значит, питаться будешь? Ну добро, нам больше достанется. Куртку-то сыми, запаришься.

Костик покорно вытряхнулся из одёжки. Бабка на него глянула и только руками всплеснула:

— Ох и тощий ты! Слышь, Баюн? Натуральный Кощеюшка пожаловал! Розетка на кухне, — уже обычным, бытовым тоном добавила она.

Пока Костя рылся в карманах в поисках зарядки, бабка успела полностью распаковать заказ и поставить чайник. Только вот с замороженной уткой так и не решила, что делать: крутила тушку в руках, прикидывая, куда её пристроить. Морозилка маловата оказалась.

— Это где ж такого селезня ты нашёл? В этакую птичку натурально зайца запихнуть можно! Запечь, может, дичь? С плитой справляться умеешь, богатырь земли русской? Да оторвись ты от своей железяки проклятой! Пришёл помочь — так помогай. Коня где оставил, али пешим брёл?

— Коня у подъезда снегом, наверно, уже замело. Давайте вашу тушку… Ну не вашу, то есть. Всё равно планшет не включается. Сейчас разберёмся, — ответил Костя, чувствуя, как от голода в животе взвыл трубами духовой оркестр. Есть за счёт хозяйки было неловко, да и нарезки, которую она щедро выставляла на стол, для него было на один зуб.

Утку он сунул в раковину, под тёплую воду — пусть оттаивает под магией современного водопровода. Руки понемногу отогревались. Костя заглянул в духовку, зажёг газ, смёл мелкий мусор и пыль прямо на пол — грязнее точно не станет. Мысленно он уже махнул рукой на незакрытый заказ. «Будет, что будет». В офис в любом случае не успевал.

Бабка сняла засвистевший чайник, достала чашки с облезлыми цветочками, разломила булку пополам. От горячего пара запотели окна, запахло выпечкой, чаем и травами, и показалось вдруг, что Новый год удастся встретить почти как в сказке — не в общаге с «Роллтоном», а в комнатушке на курьих ножках, в странной компании, но зато в тепле и со вкусняшками.

За чаем она продолжала выспрашивать, где хоромы его царские да велико ли войско. Отогревшийся Костян жевал пятый бутерброд и, позёвывая, рассказывал про общежитие, где его «войско» уже, поди, напилось до зеленых крокодилов и сейчас комендантшу насчёт «добавки» донимает. Было тепло, хорошо, будто у родной бабушки, и как-то по-домашнему волшебно.

Пока запекали утку под чутким бабусиным руководством («Дух должен войти в дичь!»), Костя успел вымыть полы и сбегать во двор за еловой веткой. Какой Новый год без ёлки?

Хорошо посидели тогда. Бабка ему в пустой комнате постелила, не отпустила в метель. А на следующее утро случилось странное. Проснувшись на раскладушке в бывшей гостиной, Костя первым делом потянулся к планшету. Гаджет, вчера безнадёжно мёртвый, теперь бодро мигал зелёным огоньком. Парень торопливо запустил приложение курьерской службы, ожидая увидеть штрафы и гневные сообщения от менеджера.

Но вместо этого его встретила лаконичная надпись: «Заказ № 734-Щ завершён. Премия начислена». В истории операций красовался внушительный бонус — ровно втрое больше стандартной ставки. И комментарий: «За доставку в сложных погодных условиях и... культурное общение с клиентом».

Костя недоумённо моргнул. Он точно не закрывал тот заказ. Да и как мог бы, с разряженным планшетом? Вмешательство высших сил, не иначе... Он перевёл взгляд на Баюна, сидевшего на подоконнике, но тот только прищурился загадочно, словно намекая, что не всё в этой жизни исчисляется сухой логикой.

С тех пор Костя так и остался у Ядвиги Сигизмундовны. Сначала заходил помочь — то полки прибьёт, то сумки с продуктами из магазина притащит. Потом перевёз свои нехитрые пожитки из общаги. Бабка сдала ему пустующую комнату за смешные деньги, точнее, не за деньги даже — за вечерние разговоры за чаем, за посильную помощь, за живую душу рядом. Теперь он у неё и живёт. В институт, конечно, далековато ездить, но Костя после курьерской карьеры не жалуется — «бешеной собаке семь вёрст не крюк». Зато тепло, уютно и всегда пахнет пирогами да целебными травами. Баюн отъелся и превратился в пушистый шар с глазами-щёлочками, который мурлычет громче трактора.

И что удивительно — Ядвига Сигизмундовна стала меняться. Перестала на людей со шваброй кидаться, начала иногда даже кивать соседкам. А однажды, к всеобщему изумлению, выставила на подоконник горшок с геранью — верный признак того, что в душе воцарился если не мир, то перемирие точно.

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769

Показать полностью
1

Сказка о Дерзкой Хвоинке и Духе Пустых Щек

В племени Мохноногих, у самой реки, жила юная хомячка по имени Хвоинка. Была она быстра, как солнечный зайчик, и пушиста, но нрав имела колючий, точно репейник. И было у неё пять больших глупостей, из-за которых старшие только качали головами.

Первая глупость: Дым Одурманивающих Поганок

Когда мудрые хомяки собирали целебные травы, Хвоинка тайком бегала к болоту, где росли Бледные Пляшущие Грибы. Она поджигала их сухие шляпки и вдыхала едкий дым. Ей нравилось, как мир плыл перед глазами, а в голове звенели колокольчики. Шаман предупреждал: «Тот, кто дышит дымом лживых духов, сам становится их рабом!». Но Хвоинка лишь смеялась: «Вы просто боитесь увидеть мир по-настоящему!».

Вторая глупость: Бег из тёплой норы

Её родная нора была уютной и безопасной. Но Хвоинке казалось, что за её стенами — настоящая жизнь. Она убегала по ночам, бродила по тёмному лесу, рискуя быть схваченной Совой-Невидимкой. Родители плакали, а она говорила: «Ваши правила — это паутина, которая душит меня!».

Третья глупость: Шепоты с чужими самцами

Она не слушалась не только родителей, но и закона скромности. Хвоинка вольно болтала с взрослыми хомяками-воинами, принимала от них подарки — блестящие камушки и сладкие корешки. Старейшины ворчали: «Девочка, что играет с огнем, обязательно обожжет лапки!». Но она парировала: «Я сама знаю, с кем мне говорить!».

Четвёртая и пятая глупости: Ложь и непочтительность

Чтобы оправдать свои побеги, Хвоинка сплетала паутину лжи. «Я ходила к бабушке!», — говорила она, хотя бабушка жила в другой стороне. А когда ее уличали, она не каялась, а дерзила: «Вы все старые и ничего не понимаете!».

И вот, однажды ночью, случилась беда.

Хвоинка, опьяненная дымом поганок, забрела так далеко, что не могла найти обратной дороги. Вокруг смыкались странные тени, а в голове у неё был лишь звон и пустота. Она кричала, но её голос терялся в шелесте листьев. Вокруг неё начал виться бледный туман, из которого проступила неясная фигура. Это был Дух Пустых Щёк.

Он был не страшен на вид — тощий, почти прозрачный, с грустными глазами. Но от него веяло такой леденящей пустотой, что у Хвоинки перехватило дыхание.

«Ты звала меня долго, девочка, — прошелестел Дух. — И я пришёл».

«Я не звала тебя!» — пискнула Хвоинка.

«А разве не ты наполняла свою голову дымом, что вытесняет разум? Это — пустота. Разве не ты бежала от тепла своего дома? Ты искала пустоту. Разве не ты доверяла словам незнакомцев, чьи намерения были пусты? И сама наполняла мир ложью, сея пустоту в сердцах тех, кто тебе верил. Ты — моя лучшая ученица».

И Дух Пустых Щёк не стал её кусать или царапать. Он просто обнял её.

Хвоинка вскрикнула. Она почувствовала, как из неё уходит тепло. Радость превращалась в пепел, воспоминания — в туман, а сила — в пыль. Её собственные щёки, всегда такие упругие, сморщились и опали. Она стала лёгкой, как пушинка, и такой же пустой.

С тех пор её и видели лишь иногда.

Бледную, почти прозрачную тень, бродящую по опушке леса. Она не помнила своего имени и не могла говорить, только тихо шуршала, как сухой лист. А племя Мохноногих, рассказывая эту историю у костра, заканчивало её так:

«Смотрите, детки, не будьте как Хвоинка. Не дышите дымом, что сулит пустые чудеса. Цените нору, что хранит ваше тепло. Уважайте мудрость старейшин, что хранит вашу душу. И наполняйте мир правдой, а не ложью. Иначе Дух Пустых Щёк найдёт и вас, и заберёт самое ценное — ваше прошлое, вашу любовь и ваше имя, оставив лишь тихий шорох на ветру».

Показать полностью
4

Огонь в камине

В уютной тёплой и крепкой избе сложили камин из красного кирпича, положили в него дрова, бумагу, чиркнули спичкой, и разгорелся огонь, затрещал своими красными языками. И вот его рассказ.

– Когда я родился, то сразу из малой искорки вырос в яркое пламя, запрыгал по поленьям и осветил просторную комнату. Посреди комнаты стоял стол, за ним сидела семья – мама, папа и сын, лет четырех, пухлощекий, кудрявый и конопатый. На столе стоял самовар, и они пили чай из блюдец. Мальчик спрашивал обо всем на свете, а родители рассказывали ему о далеких странах, об удивительных зверях.

Мне особенно понравилась история о месте, где бродят странные животные с очень длинной шеей – жирафы. Я так мечтал на них посмотреть! Но мое дело – гореть в камине… За окном стемнело, люди легли спать. Дрова кончились – заснул и я. Ти-ш-ш-шь.

Пришла осень, а за ней зима. Камин зажигали каждый день и не жалели дров, вкусных, сочных – просто объедение! Я разгорался с огромной силой, поднимался дымом высоко над крышами, дым из других домов присоединялся ко мне, и мы болтали, рассказывали новости, где у кого рождение, где свадьба, где похороны.
Мальчик приходил домой весь в снегу. Мама легонько ругалась, выгоняла его за дверь отряхнуться, а сама улыбалась. Ребенок протягивал ко мне руки, и я аккуратно грел их, стараясь не обжечь. За столом обыкновенно ели борщ, ароматный и аппетитный, даже для меня, хоть я и предпочитаю дуб и березу.
Мальчик подрос, стал читать какие-то книжки, что-то писать в тетрадках. Иногда из-за этих тетрадок родители на него сердились, но не очень сильно.

Постепенно мальчик вырос, стал юношей. Привел в дом девушку, назвал невестой. Трое суток веселились всей деревней, пили, пели и плясали – и в доме, и на улице. И я радостно плясал в камине.

Однажды в доме появилась волшебная говорящая коробочка. Она рассказывала новости и сказки, из нее играла музыка. Но одним мрачным утром эта коробочка сказала страшное слово – война. Это слово очень взволновало всех в доме. Я знаю, что на войне много нашего брата огня, но там – злой огонь, и он не греет, а сжигает.

Прошло совсем немного времени, и парень в форме, с винтовкой прощался с плачущими женой, матерью, хмурым отцом. Когда вышел он из дома, я проводил его лёгким дымом до конца улицы.

Через несколько месяцев пришло письмо. Этот клочок пожелтевшей бумаги заставил жену и мать рыдать сильнее прежнего, и даже отец теперь не сдерживал слез. Я все понял и заметался, забился о стенки камина, закричал… В те дни во многих домах кричал огонь в каминах и печах.

Чуть позже вдова родила девочку. Теперь уже она росла, слушала истории, бегала на улице и грелась возле меня.

Прошли годы, и старенькие отец и мать солдата тихо и мирно скончались. Вдова с выросшей дочерью решили переехать в город. Кончалось последнее полено в моем камине. Из последних сил я рванулся дымом наверх, полетел и слился с облаком. Теперь отправлюсь в дальние страны, и – если ветер позволит – посмотрю на жирафов.

Показать полностью
11

Тряпичные ангелы

Бабушка торговала у метро самодельными носками и варежками. Изо дня в день, в любую погоду — она стала уже частью городского пейзажа — такой же неотъемлемой, как трещины в асфальте или облезлый рекламный щит. Но покупали у неё редко. Озабоченные люди выскакивали из душного чрева метрополитена на промозглый ветер, кутались в пальто и, не поднимая глаз, пробегали мимо скромных рукотворных чудес, разложенных прямо на снегу — на старой, намокшей газете, вмерзающей в асфальт.

Под Новый год, когда снег зарядил по-настоящему, торговля и вовсе замерла. Позёмка, злая и колючая, закручивала снежные вихри, застила глаза и душила слова в горле. А бабушка стояла, закутанная в несколько платков по самые глаза. Целая гирлянда тряпичных ангелов, сработанных наскоро из носовых платков и пёстрых тканевых обрезков, колыхалась на ней, будто диковинные новогодние игрушки. Ленточки и нитки развевались на ветру, а она, покачиваясь, бормотала заклинания, обещая, что каждый купивший унесёт с собой не просто кусок ткани, а исполнение заветного желания и капельку счастья для дома.

Мимо, в тёплое, ярко освещенное нутро подземки, торопилась слепая, одурманенная предпраздничной суетой толпа. Ангелы трепетали на ветру своими немудрящими крыльями, вглядывались в проносящиеся мимо лица в тщетной надежде найти того, кто сможет их разглядеть. Но кому в этом водовороте мог понадобиться простой носовой платочек, обвязанный нитками?

У самого выхода из метро, под мерцающей гирляндой, замерли двое: высокий, худой, чуточку несуразный парень с бронзовыми кудрями, выбивавшимися из-под капюшона, и хрупкая, едва достающая макушкой до его плеча девушка в огромной вязаной шапке с помпонами на длинных шнурках. Она сосредоточенно рылась в карманах пуховика, пытаясь отыскать потерявшийся проездной, а молодой человек терпеливо ждал, глядя по сторонам. Его взгляд, скользнув по занесённой снегом фигуре бабушки, вдруг зацепился за одного из ангелов — того, что был навязан из клетчатой ткани и смотрел на мир из-под цветной тесёмки на лбу.

— Жень, может, не поедешь? Смотри, как метёт. Мне подкинули проблему, сам как‑нибудь справлюсь, не маленький. Тебе бы дома отлежаться, — Андрюха тронул помпон у Женьки, жалея, что вообще согласился на эту затею.

— Нет, похоже, всё‑таки забыла, растяпа. — Женька с досадой вывернула пустой карман.

Тут её взгляд упал на бабушку, замерзающую среди своего вязаного великолепия.

— Стой! Смотри, какие забавные!

Она шагнула ближе:

— Бабушка, а вы носки продаёте? Ой, а это на ёлку? Андрюш, надо купить обязательно вот эти носки! — она уже теребила парня за рукав. — Смотри, какая вязка! Меня бабушка в деревне так пятку вывязывать учила. Я всё хочу! Вот эти давайте, и вот ажурные, и в полоску тоже!

Девушка набрала целую охапку, словно боялась, что всё это волшебство сейчас растает вместе со снегом.

— Вы уже замёрзли совсем тут стоять. Почем у вас эти ангелочки?

Парень сделал «большие» глаза: чего? зачем?

Раскрасневшаяся Женя чуть ножкой не топнула:

— Как — зачем? Конечно, нужны!

Он пробормотал что-то себе под нос, но Женя, конечно же, услышала, как всегда:

— В смысле, налик не взял?

Она мило улыбнулась бабушке: «Подождите, мы на секундочку», отвела в сторонку ничего не понимающего Андрюху и начала горячо что‑то нашептывать, жестикулируя в сторону старушки, чьи плечи и пуховый платок на голове уже основательно замело снежной пылью. Под конец своего спича девушка даже притянула любимого за ухо — видимо, чтобы быть услышанной сквозь вой ветра, — и тот наконец понял, расцвёл широкой, хулиганской улыбкой и шагнул обратно к рукодельнице, открывая рюкзак.

— Бабушка, мы у вас всё берём! — торжественно объявила Женька, а Андрюха тем временем уже аккуратно складывал носки и варежки в свой рюкзак, освобождая старушку от груза. — И ангелочков этих тоже! Всех! Всё пригодится, народу у нас много, носочков всем не хватит. И вам хорошо, и нам! Нечего тут стоять. Новый год на дворе, а у вас уже руки от мороза не гнутся.

Андрей сунул рюкзак в руки Жене:

— Так, я сейчас в магазин быстренько, карту обналичу, а вы никуда не уходите. Пакуйте в пакеты, что не влезло. Женя, помоги бабушке!

Бабулька плакала, тихонько утирая краешком платка щёки, которые прихватывал небывалый для декабря мороз. Слёзы стыли на ресницах хрустальными бусинками. Она пыталась отдать оставшееся вязаное богатство просто так, засовывая Женьке в руки последних ангелов: «Так бери, внученька, денег не надо за них! Нам с дедом и этого хватит на все праздники. Куда старым столько?» Её кривые, скрюченные артритом пальцы с неожиданной силой сжимали Женькины руки, и старуха, глядя девушке прямо в глаза, шептала хрипло и убеждённо, обещая и вправду исполнение желаний, но только одного на семью — для каждого ангела. Она бережно тыкала в головку каждого тряпичного посланника, предостерегая, что до следующего Нового года разворачивать платочек никак нельзя: «Там секретик в голове завязан. Вот как исполнится задуманное, так и развернёте. Не раньше!»

Андрюха вернулся бегом, запыхавшийся, с двумя огромными, туго набитыми пакетами, в которых виднелись оранжевые мандарины и золотистый окорок. На лице у него всё так же сияла та самая, немного дурацкая, но до слёз искренняя улыбка. Он видел, как Женька, взволнованная, принимает этот трогательный тряпичный дар, и его собственное сердце сжималось от какого-то щемящего, светлого чувства. Он поставил пакеты возле старушки — та лишь ахнула, начала отнекивался, но ребята даже слушать ничего не хотели: вам, бабушка, с наступающим!

Андрюха шепнул на ухо Жене:

— Вправду, что ли, носки им подарить…

Женька энергично закивала, расплываясь в улыбке.

— Если меня после этого уволят, будешь кормить безработного, — улыбаясь в ответ, тихо сказал он.

Женька только фыркнула:

— Тоже мне, напугал! У мамы закруток на полк солдат, и картошки в погребе на даче нам лет за пять не съесть. Проживём. Пойдёмте, бабушка, мы вас проводим.

Причитающая благодарности бабулька вела их дворами от метро — в тихий дворик пятиэтажки, где на первом этаже выглядывал в окно встревоженный патлатый дед. На улице было мало что стыло, но ещё и гололёдно — хорошо, что ребята с двух сторон держали свою подопечную. Непонятно, как она сама утром до метро добиралась.

— Похоже, вас встречают! — Андрей кивнул на окно первого этажа. — Ну, с наступающим Новым годом!

Он всучил открывшему дверь старичку упирающуюся бабулю, деньги и полные сумки продуктов. Развернулся и с гиканьем ускакал по лестнице, прихватив внизу пакет с вязаными дарами и Женьку под ручку.

IT‑компания, где вкалывал будущий безработный программист, славилась своими корпоративными мероприятиями. Они всегда проводились с размахом и той самой — фирменной — заковыркой, которая заставляла новичков седеть, а старожилов — злорадно потирать руки. Свежеиспечённым сотрудникам в рамках тимбилдинга неизменно вручались задания по организации игровой части. Бывалые работники с содроганием вспоминали свои провалы — кто-то, заказав квест в полной темноте, остался без половины коллектива, сбежавшей через аварийный выход; кого-то, наоборот, спустя годы хвастался, как смог выкрутиться из немыслимой ситуации. Директор, человек с непроницаемым лицом, таким образом то ли на стрессоустойчивость молодняк проверял, то ли просто изощрённый шутник был по жизни. Так что вчера, за сутки до праздника, настал и для Андрюши «час Ч» — вручили ему пару хрустящих красных купюр, велев купить призы и подарки на ёлку. Празднество — сегодня вечером. Тут уже времени нет ни через интернет заказать, ни даже толком подумать, как вообще всё это устроить.

Оставшиеся после вязаного «загула» деньги ребята пустили на красочную упаковочную бумагу, стопку открыток и рулончики блестящих лент. И тут выяснилось, что Жека недаром в цветочном полгода проработала. Пока Андрей отогревался чаем, она, словно добрая фея, навертела десятки изящных свёртков, на каждом каллиграфическим почерком подписав циферки с длиной стопы или загадочный «?» для сюрприза, и аккуратно сложила их обратно в пакет. Для конкурса, как смогли, нарисовали на альбомных листах смешные отпечатки босых ног разных размеров — от младенческих до богатырских. С ангелами оказалось ещё проще: заменили скромные нитки на нарядные красные ленточки и прикрепили к каждому открытку с тёплыми, идущими от самого сердца словами. Вот и вся подготовка…

В квартире пахло мандаринами и свежей хвоей: густой, смолистый аромат тёк с балкона в приоткрытую форточку, смешивался со сладковатой цитрусовой свежестью, и создавалась та самая, неповторимая новогодняя аура.

Кот с Афоней сидели тихонечко на подоконнике, прижавшись друг к другу, словно два пушистых изваяния. Мешать такому волшебству — настоящее кощунство! Шутка ли дело: их подопечные, оказывается, настоящую добрую фею на улице встретили! Подарки, завёрнутые в яркую бумагу, словно светились изнутри тёплым, домашним светом. Самодельные ангелы, разложенные на столе, казалось, тихонько посмеивались и подмигивали обалдевшим домочадцам. Столько счастья разом в дом привалило — за год не разгрести. Это как радиации хапнуть: по чуть‑чуть оно у каждого есть, а если в реактор залез — то пиши пропало. Фонит на весь подъезд нездешним теплом, гляди, соседи сбегутся, почуяв халяву, — не отмахаешься тогда. Правда, одного ангелочка, самого маленького и лопоухого, Афанасий всё же припрятал за пазуху: на ёлку повесит, пока молодые на корпоративе развлекаться будут. Пусть у них тоже дома кусочек этого нежданного уличного счастья поживёт. Ёлка‑то эвон где, на балконе — когда ещё заметят.

Пушнило, наглая полосатая морда, не выдержав искушения, уже примеривался залезть в пакет с подарками, но лишь бесславно рассыпал несколько аккуратных свёртков. Так его Андрей и достал за жирную, бархатную холку.

— Эх ты, мешок пушистый, — покачал головой парень, но беззлобно. — Смотри, Жек, Пушок себе тоже подарок выбрал — вот этот, с вопросиком. Бумагу, конечно, порвал, ну и ладно, — он разгладил помятый уголок, — там всё равно хватит на всех.

Точно так и вышло — всем хватило. В шикарном ресторанном зале, где обычно царила строгая деловая атмосфера, творилось нечто невообразимое. Солидные дяди в дорогих костюмах и элегантные тёти на каблуках, сбросив годы и статусы, азартно прыгали по разложенным на полу смешным бумажным следам, стараясь попасть на свой размер ботинка. И каждый, получив от Андрея мягкий заветный свёрток, расплывался в счастливой улыбке, будто на секунду снова становился ребёнком. А на корпоративной ёлке, трепеща самодельными крылышками, сияли довольные ангелы. Казалось, они и впрямь обрели волю и теперь сами решали, в чьи руки дароваться, неся с собой в дом кусочек того самого уличного чуда.

Когда мешок с подарками показал дно, и оставались лишь два свёртка — самый большой и самый маленький, в игру неожиданно вступил сам Генеральный. Раздухарившись дорогим коньяком и всеобщим весельем, он скомандовал: «Дорогу!» — разбежался и с шумом прыгнул, намеренно не попав ни на один след. Зал взорвался дружным, чуть подобострастным хохотом

— У нас и для таких особых случаев подарок найдётся, — Женька, которую Андрюха всё время старался держать поближе к себе, быстро сориентировалась. Ловко спрятав за спину оба свёртка, она лукаво подмигнула шефу: — Вам левый или правый?

Генеральный, оценив её находчивость, прищурился.

—Ты смотри, какая смелая! А если я сам не знаю, чего выбрать? — поддразнил он, наслаждаясь моментом.

— Тогда оба берите! — не моргнув глазом, протянула она ему призы с обеих рук, эффектно завершив конкурс.

— А и возьму! — с театральным вздохом согласился босс, принимая неожиданный трофей. — Алевтина Павловна, — обернулся он к строгой кадровичке, — запишите девочку на собеседование после праздников. Мне такие находчивые продажники нужны. Смотри, не растерялась — оба всучила!

Пока раскрасневшаяся, как маков цвет, Женька сбивчиво объясняла кадровичке, что образование у неё хотя и профильное, но опыта работы почти нет, Генеральный с любопытством развернул большой подарок. Из груды разноцветной бумаги появился длинный, до смешного яркий, полосатый шарф. Гендир ахнул от удивления, а затем громко рассмеялся и с комфортом повязал его на шею поверх дорогого галстука.

— Хо‑хо! Я такой, кажется, в школе таскал! Ну угодили, молодцы. За такое и премии к Новому году не жалко!

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769

Показать полностью
6

Два дуба

На небольшом холме, возвышающемся над пшеничным полем, росли два дуба. Один из них — зрелый, почтенный, широко раскинувший свои могучие ветви. Многие годы стоял он на холме, бесчисленные рассветы и закаты сменялись над его кроной, но душа его не старела. Как в молодости радовался он ласковым лучам тёплого солнца, ветру, который залетал поиграть его ветвями, птицам, которые вили в его ветвях свои гнёзда. Другой дуб был ещё совсем молод, тонок и невысок. С самого появления на свет старший товарищ учил его любви к жизни.

С восторгом встречал старый дуб дождь:

— Теперь напьёмся вдоволь.

Когда приходила осень и с деревьев облетала листва, говорил он молодому:

— Зато легче будет ветвям.

Зимой старик тоже не унывал, когда их снегом накрывало, он восклицал:

— Какая красивая одёжка!

Если прилетали дятлы и стучали своими клювами по деревьям, молодой жаловался на боль.
- Немного неприятно, зато от жуков-короедов избавят», — слышал он в ответ.

Так росли два дерева рядом счастливо долгие годы, пока в один день на опушку не пришли люди с топорами. Они срубили старый дуб, погрузили на телегу и увезли прочь. Только пень от него остался. Не было предела горю его молодого друга. Листва его пожелтела раньше срока, кора потрескалась, ветки пригнулись до самой земли. Ничего больше не радовало: ни солнце, ни ветер, ни щебетанье птиц, ни шуршанье зверьков между корнями, ни игры белочек в ветвях. Целыми днями дубок только и делал, что горько вздыхал. Так прошел год, сезоны сменили друг друга по кругу, а грусть никуда не ушла. Звери и птицы говорили молодому дереву:

— Хватит предаваться печали, надо жить дальше и радоваться жизни. Разве не этого хотел бы старый дуб?

— Он ведь не знал, что в любой день могут прийти дровосеки, что в любой миг его может не стать. Он так ужасно кричал. Как я могу радоваться, зная, что однажды и меня ждёт та же участь?

Под холмом много лет жила грибница. Она оплетала корни дуба и чувствовала его непроходящую печаль. Отправила она к дубу своего посланца – маленький грибочек. Спросил гриб у дерева, почему оно так грустит. Молодой дуб ответил так же, как до того отвечал зверям и птицам, но гриб сказал:

— Как же это, не знал старый дуб про дровосеков! Все он знал! На холме этом раньше росли и другие деревья, пока их не срубили. Но это знание не мешало ему жить и радоваться жизни. Приглядись: там, за пнём, оставшимся от старика, пробивается из земли росток. Скоро из него вырастет новый дуб. Расскажи ему о своём друге и о том, как он любил солнце, ветер, дождь и снег.

После этого разговора дуб ожил, листва его налилась зеленью, ветки поднялись к солнцу. Он научился жить, не думая о последнем дне.

Показать полностью
6

Алхимики

Жан Леврье высоко ценил свою должность королевского алхимика, главным образом из-за хорошего жалования и высокого положения, во всяком случае, для сына мясника. Кроме того, эта работа не требовала общения с людьми, что не являлось сильной стороной косноязычного Жана. Его вполне устраивали одинокие труды в лаборатории, среди колб и склянок, в бесконечных и бесплодных попытках получить философский камень и превратить что-либо в золото. Конечно, имелись в профессии и определенные недостатки: королю порой приходило в голову осведомиться о результатах. Случалось это, впрочем, нечасто, и каждый раз алхимику удавалось убедить монарха, что надо еще немного подождать, и государь обязательно получит в свои руки силу царя Мидаса. Это «немного» длилось без малого пятнадцать лет. В глубине души Леврье уже потерял всякую веру в возможность успеха. Однако нельзя сказать, что вся его деятельность не имела никакой пользы. Так, он случайно изобрел смесь, растворяющую снег и лед, и ей стали посыпать дороги. Через некоторое время выяснилось, что смесь эта также растворяет ботинки прохожих, но всё имеет свою цену. Другим изобретением стала мазь от кровососущих гадов, правда, она обладала таким запахом, что отпугивала не только насекомых.
Жан был невысок, худощав как пробирка, с макушкой гладкой и блестящей, как стекло, с белой клочковатой бородкой на остром подбородке. Он категорически отказывался носить парик, считая, что лысая голова в сочетании с бородой придает ему образ, напоминающий восточных чародеев.

Жан Леврье жил счастливой жизнью в небольшом, но уютном доме недалеко от королевского дворца. С ним жили жена Анна и сын Жоффруа, ведь даже у алхимиков бывают семьи. Жан души не чаял в них обоих, как и они в нем. Алхимик любил хорошо поесть, опрокинуть стаканчик-другой дорогого вина, нюхнуть хорошего табака и крепко поспать до обеда. «Великое делание» в его случае часто превращалось в «Великое неделание» и «Великое откладывание на потом». Вопросы мистики и философии, столь важные для прочих представителей профессии, его волновали крайне мало, он просто наслаждался радостным бытом.

Над безбедным существованием Жана, казавшимся ему бесконечным, сгустились тучи в один чрезвычайно погожий солнечный день. К королевскому двору явился некий Тальбот Келли, по собственным словам, выдающийся мастер алхимии и герметики. Он пообещал королю в самый крайний срок, не более пяти, в крайнем случае шести, самое большее семи лет, непременно создать философский камень и поклялся свой жизнью, своей душой и всеми тайнами мироздания. Предложение их величество заинтересовало, однако, будучи человеком, скажем это мягче, дабы не обижать царственное достоинство, не слишком высокой щедрости, король принял соломоново решение: разделить выделяемое жалование между старым алхимиком и новым. Леврье пытался робко возражать, но совершенно безрезультатно.
Сложно привыкнуть к резко ополовиненным доходам: еда стала беднее, вино проще и кислее, от табака и вовсе пришлось отказаться, ведь дешёвый табак Жан на дух не переносил, но, благодаря поддержке любящей жены и её таланту к экономии, ему удалось приспособиться к изменившимся условиям. Жизнь шла своим чередом, лишь когда два алхимика встречались на улице или в коридорах королевского дворца, они сверлили друг друга свинцовыми взглядами, столь тяжёлыми, что окружающие невольно шарахались.

Однажды, когда Жан Леврье работал в лаборатории, с улицы прибежал взъерошенный и грязный Жоффруа и попросил сделать ему меч и щит для поединка против сына пекаря за сердце прекрасной дамы. Алхимик сразу оставил свои изыскания, которые всё равно в очередной раз зашли в тупик, и принялся увлечённо мастерить воинское снаряжение для сына. Вырезав из дерева меч и щит, он покрасил их золотой краской – профессиональная привычка - и оставил сохнуть в углу. Игрушки выглядели весьма реалистично, на большом расстоянии или при плохом зрении их можно было даже принять за настоящее оружие. Для Тальбота Келли, шпионившего за Леврье, сложились оба эти условия: он был несколько близорук и смотрел через окно на другой стороне комнаты. Добавим к этому мутное от городской пыли стекло, и это объяснит дальнейший ход его мыслей. У Тальбота не возникло и унции сомнения в том, что его конкурент сумел-таки превратить неблагородные металлы в золото. Оставался лишь вопрос: почему он ещё не объявил о своём открытии? Наверное, думает, что лучше потребовать от короля. Сам Тальбот попросил бы никак не меньше чем титул герцога и провинцию во владение.
- Что ж посмотрим, чья ещё возьмет, я так просто не сдамся, - подумал он.

Маленький Жоффруа бегал по парку, не замечая, что из-за деревьев за ним наблюдает пара глаз. Он остановился возле куста розы, протянул руку и поймал большую красную бабочку. Мальчик пристально рассматривал прекрасное существо, и вдруг чья-то ладонь легла ему на лицо, он почувствовал резкий запах и потерял сознание.

Очнулся Жоффруа на стуле в каком-то мрачном помещении, тускло освещенном лучиной.Рядом за столом сидел, скрючившись, и что-то писал на листке бумаги какой-то неприятный человек. Мальчик закричал:
- Где я?!! Верните меня домой, я хочу к маме!!! Кто вы такой?!!!
Тальбот раздражённо ответил:
- Замолчи, а то я заклею тебе рот, а то и вовсе зашью его нитками. Мне лишь кое-что надо от твоего отца. Когда я получу это, отпущу тебя домой.
Жоффруа испугался и замолчал. На некоторое время. Спустя десять минут он заявил:
- Я хочу пить. И есть.
Тальбот налил ему воды, выдал кусок хлеба и немного сыра и сел писать дальше.
Подкрепившись, мальчик осмелел и вновь потребовал вернуть его домой.
Тальбот снова повторил свою угрозу, но в этот раз Жоффруа ему не поверил, ведь он уже говорил, а рот ему до сих пор не заклеили. Тогда похититель решил игнорировать ребёнка и продолжил писать письмо.

Когда Жоффруа не вернулся домой к ужину, Жан Леврье бросился его искать. Он осмотрел все его излюбленные места для игр, опросил всех соседей, но не нашёл ни мальчика, ни его следов, ни, какой-либо информации о случившемся. Стемнело, и пришлось вернуться домой. Жан сидел за столом и думал, что делать дальше, когда в открытую форточку залетел конверт. Алхимик открыл его и увидел внутри письмо, которое гласило: «Твой ребёнок у меня, передай мне секрет создания золота, и он не пострадает. Встретимся завтра у Лягушачьего озера. И без глупостей, если со мной что-нибудь случится, мои сообщники прикончат мальчишку».

Сложно передать отчаяние, охватившее Жана Леврье в тот момент, ради спасения жизни сына он, не задумываясь, отдал бы секрет философского камня, вот только никакого секрета алхимик не знал. Оставалось только одно – идти на встречу и попытаться убедить Тальбота, а Жан сразу догадался, что это он, не вредить мальчику.

Жоффруа стало очень скучно. Он изучил комнату, в которой находился, но в ней не было ничего, кроме письменного стола и пары стульев. Когда Тальбот отнёс письмо и вернулся, мальчик набросился на него с требованиями: если уж не отпустить домой, то предоставить хоть какое-то развлечение. Алхимик пытался игнорировать ребенка, он закрылся в лаборатории, но Жоффруа стал колотить в дверь и кричать так громко, что казалось, вот-вот полопаются стеклянные колбы. Алхимик сдался. Кроме того, ему и самому не чем особо было заняться. Он впустил мальчишку и показал ему несколько алхимических опытов. Тальбот смешивал вещества, которые меняли цвет, дымились, шипели и вспыхивали. Жоффруа смотрел на эти чудеса заворожённый: отец не проводил опыты при нем, считая это слишком опасным - а его слишком маленьким. Мальчик совсем забыл, что его похитили, он улыбался, смеялся и хлопал в ладоши, увидев очередное превращение.

Тальбот уложил Жоффруа спать на своей кровати, а сам лёг на полу. Мальчик попросил почитать ему перед сном, и похититель прочёл ему отрывок из толстенной книги по герметике. От такого «увлекательного» чтива ребёнок быстро заснул.

Наутро Тальбот, увидев, что Жоффруа дрожит от холода, накрыл его вторым одеялом. Он собрался и отправился на встречу с отцом мальчика.
Два алхимика встретились возле небольшого озера, которое, как было указано в письме, называлось Лягушачьим, хотя лягушек там было не больше чем в других местах. Тальбот заговорил первый:

- Ну что, ты готов передать мне секрет философского камня?

- Послушай, нет у меня никакого секрета. все мои попытки были неудачными, не понимаю, с чего ты вообще взял, что у меня что-либо получилось….

- Не ври, я видел у тебя дома золотые меч и щит. Или хочешь сказать, что ты их нашёл на дороге?

- Ах, вот в чем дело! Это же просто игрушки для Жоффруа. Они из дерева и покрашены золотой краской.

- Я тебе не верю. Ты просто не хочешь расстаться с тайной получения золота.

- Пойдем со мной, и я докажу тебе…

Тальбот уже почти согласился, как вдруг со стороны, где находилась его лаборатория, раздался чудовищный грохот. Повернув голову, алхимик увидел облако черного дыма. Тальбот понял, что, уходя, забыл закрыть дверь в лабораторию. И он, и Леврье со всех ног бросились к месту взрыва. Когда они туда добрались, то увидели, что от дома остались лишь руины. Жан упал на колени и громко зарыдал, как вдруг услышал:

- Папа, папочка…

К нему бежал Жоффруа, живой и невредимый. Как оказалось Тальбот забыл закрыть не только дверь в лабораторию, но и входную дверь. Мальчик смешал несколько веществ, они вспыхнули, и начался пожар. Жоффруа успел выскочить из дома и отбежать подальше, прежде чем произошел взрыв.

Тальбота арестовали и бросили в темницу, но уже на следующий день он, подкупив стражу несколькими кусками пирита, сбежал и покинул город. При королевском дворе теперь снова остался только один алхимик. Вскоре Жан Леврье принялся обучать сына секретам своего искусства. Когда Жоффруа вырос, он достиг в алхимии больших успехов и прославился как в своей стране, так и за её пределами. Философский камень, конечно, не открыл, но в процессе изобрел немало полезного.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!