Быстрей, чем в поле ветер,
Разносится молва.
Давным-давно на свете
Жила-была вдова.
Сапожник умер рано,
Оставив без гроша,
Свою супругу Ханну
И сына-малыша.
Чтоб было чем кормиться,
Без отдыха она
Должна была трудиться
С рассвета дотемна
В саду и в огороде.
Хоть тяжело жилось,
Концы с концами вроде
Свести ей удалось.
И, принося ей радость,
Сыночек Якоб рос
Красавцем, всем на зависть,
С румянцем ярче роз.
Он добрым был и умным,
Каких не видел свет.
Но время шло. Минуло
Мальчонке восемь лет,
И мать его с собою
На рынок стала брать,
Чтоб ремесло освоил,
Учился торговать.
Он не привык лениться
И был совсем не прочь
Немного потрудиться
И матушке помочь.
Однажды Ханна с сыном
Вновь на базар пришли
И целую корзину
Капусты принесли.
Чтоб поскорей купили,
Мальчишка стал кричать:
«Капуста! В целом мире
Вкуснее не встречал!
Что хочешь, делай с нею –
Вари, соли, туши!
Свежей нет и сочнее!
Всю разберут, спеши!»
Вдруг мерзкая старуха
К корзине подошла
И стала мять и нюхать
Всё то, что в ней нашла,
Ворча: «Не слышу хруста!
Товар у вас плохой!
Сто лет назад капуста
Была совсем другой!
А эта свиньям в пищу
Едва годится!» «Эй!
Огромный свой носище
Совать везде не смей!» –
Сказал старухе Якоб.
А та ему в ответ:
«Грубишь? А после плакать
Придется много лет,
Став на меня похожим.
Знай, не пройдет и дня,
И нос твой будет тоже
Точь-в-точь как у меня!»
От этих слов у Ханны
Аж сжалось всё внутри.
Она сказала: «Странных
Ты слов не говори!
Всё, что ты там бормочешь,
Безумный вздор пустой!
Коль покупать не хочешь,
Уйди и здесь не стой!»
Старуха пробурчала:
«Куплю я! Хорошо!
Скажи сынку-нахалу,
Чтоб он со мной пошел
И дотащил корзину
До дома моего.
Самой мне не по силам,
Ведь лет мне о-го-го!
А я его за это
Уж так и быть прощу,
Дам медную монету
И супом угощу!»
Тревожно было Ханне
С ней сына отпускать.
А не отпустит, станут
За черствость упрекать,
Ведь бедная старушка
Горбата и хрома.
Быть к ней добрее нужно,
Хоть и сошла с ума.
Сказала Ханна сыну:
«Давай-ка, помоги,
Ей донести корзину.
Потом домой беги!»
Их путь был очень долгим.
Старуха еле шла
И на пустырь в итоге
Мальчишку привела.
Она клюкой своею
Взмахнула, а потом
Возник вдруг перед нею
Большой роскошный дом.
Дверь тут же распахнулась.
«Не видел чар поди! –
Старуха усмехнулась, –
Чего стоишь? Входи!
Да не впадай ты в ступор!
Сейчас я угощу
Тебя отменным супом
И к маме отпущу!»
И мальчуган, робея,
В старухин дом вошел.
Перечить ей не смея,
Послушно сел за стол.
Пока тащил капусту,
Порядком он устал.
Съев суп густой и вкусный,
Он тут же задремал
И сон увидел странный.
В нем Якоб белкой был,
Пыль смахивал с диванов
И пол стеклянный мыл.
А по утрам росинки
Он собирал с цветков,
И набивал в перинки
Пух белых облаков.
А после научился
Готовить вкусно так,
Что им бы восхитился
Любой в еде мастак.
Тут Якоб вдруг проснулся
И испугался: «Ой!
Я должен был вернуться
Давным-давно домой!»
Покинув дом старухи,
Он бросился бежать.
Бежал, что было духу,
И думал: «Вот бы мать
Меня не упрекала,
Что задержался там!»
Бедняга! Ведь не знал он,
Как изменился сам.
Не мог подумать даже,
Каких он нажил бед,
И что с его пропажи
Прошло уже семь лет.
На рынке разыскал он
Торгующую мать
И, чтобы не ругала,
Ее стал обнимать.
Но Ханна не узнала
Сыночка своего
И в гневе закричала,
Прочь оттолкнув его:
«Уйди, противный карлик!
Ты что с ума сошел?
Еще и зубы скалит!
Сейчас же прочь пошел!»
Сказал ей Якоб: «Мама!
Зачем меня ты бьешь?
Себя ведешь ты странно,
Меня не узнаешь!
Взгляни, я сын твой Якоб!
Любимый твой сынок!»
Но Ханна стала плакать:
«Бесстыжий! Как ты мог
Моим сынком назваться?!
Ты над бедой моей
Жестоко насмехаться
И ёрничать не смей!
Семь лет уже минуло,
Как Якоб мой исчез!
Бедняжку обманула
Старуха Крейтервейс!
Мой мальчик был пригожий,
Красивей в мире всех!
Твоя же, карлик, рожа,
Страшней, чем смертный грех!»
На отраженье в луже
Взглянуть он подошел,
И то, что обнаружил,
Его повергло в шок:
Ведь на него не мальчик
Из лужи той взирал,
А карлик. Якоб, плача,
Прочь с рынка побежал.
И он бежал, покуда
Не выбился из сил.
Ему казалось, будто
Мрак солнца свет затмил.
Ведь нету горя горше,
Страшней, чем сознавать,
Что он не сможет больше
Обнять родную мать.
Как жить ему на свете?
Куда теперь идти?
Рыдал и вдруг заметил
Он замок впереди.
Жил в этом замке герцог –
Известнейший гурман.
Любил есть и разъелся,
Что встать не в силах сам.
«А что, – подумал Якоб, –
Авось, не пропаду,
Ведь я умею стряпать
Отличную еду!»
Он подошел к воротам
И принялся стучать.
Воскликнул герцог: «Кто там
Посмел озорничать?
Ого! Да тут «красавца»
К нам принесло с утра!»
А Якоб: «Наниматься
Пришел я в повара!»
Хоть прежде был не в духе,
Стал герцог хохотать:
«Такой талант на кухне
Не должен пропадать!
Ведь ты сказал об этом,
Конечно, не всерьез.
Смешнее в мире нету
Шута, чем Карлик Нос!»
Но Якоб быть придворным
Шутом не пожелал.
«Благодарю покорно, –
Он герцогу сказал, –
Но я пришел в Ваш замок
Не Вас, милорд, смешить,
А рябчика на завтрак
С каштанами тушить!
Продукты дайте эти,
И я вам докажу,
Что больше всех на свете
Я в повара гожусь!»
«Ну что ж, – воскликнул герцог, –
Готовь свою стряпню!
Придется мне по сердцу –
Найму, а нет – казню!»
И Якоб согласился.
На кухне замка он
Без отдыха трудился.
Был герцог восхищен
Непревзойденным вкусом
И ароматом блюд:
«Твоя еда – искусство!
Ты – повар, а не шут!
Похлебки и жаркое,
Десерты и торты!
Отныне мне готовить
Их будешь только ты!
Готов тебя нанять я
За сто дукатов в год,
А сверх того дам платье.
Что по рукам?» «Идет!» –
Обрадовался Якоб.
Отныне ни один
Досужий забияка
Не мог шутить над ним.
Стал он богат и важен,
Все кланялись ему.
Кто слово злое скажет,
Рискует сесть в тюрьму.
И хоть ему в подмогу
Дал герцог поварят,
Был Якоб с ними строгим,
Вдруг что-то натворят.
Гнилых накупят фруктов,
А отвечать ему.
Не доверял продуктов
Закупку никому.
Всегда он сам за ними
На рынок приходил.
И как-то раз гусыню,
Чтоб суп сварить, купил.
И голову собрался
Уже отрезать ей,
Как голос вдруг раздался:
«Вредить ты мне не смей!
Убьешь меня, сам тоже
Недолго проживешь!
А если мне поможешь,
Богатство обретешь!»
Услышав это, всякий
В смятенье бы пришел.
И изумленный Якоб
Нож положил на стол,
Сказал он ей: «Сестрицей
Моею будь тогда.
Мне кажется, что птицей
Была ты не всегда.
Уверен я, что кто-то
Тебя заколдовал.
Я знаю, каково то.
Сам белкой побывал!»
Ответила гусыня:
«Меня зовут Мими.
Не повезло со злыми
Мне встретиться людьми.
От смерти неминучей
Ты мне спастись помог.
Знай, мой отец – могучий
Волшебник Веттербок.
Коль встречусь с ним, мгновенно
Он чары победит.
Тебя же непременно
За помощь наградит!»
Спросил гусыню Якоб:
«А где же он живет?»
Узнав, сказал: «Однако
Путь месяцы займет.
Мы денег, хоть немного
Должны с тобой скопить,
Ведь надо нам в дороге
Хоть что-то есть и пить!»
На том и порешили.
И вместе целый год
Спокойно в замке жили,
Не ведая невзгод.
Но был однажды герцог
В гостях у короля
И полюбил всем сердцем
Пирог из миндаля.
«Ты – лучший в мире повар, –
Он Якобу сказал, –
Что ж пирога такого
Ты мне не подавал?
Бездельник, как ты смеешь?!
Сейчас же приготовь!
А если не сумеешь,
Твоя прольется кровь!»
Хоть поваром отличным
У ведьмы Якоб стал,
Но, как пирог столичный
Готовить, он не знал.
И слез пролил немало
Он о своей судьбе.
Но тут Мими сказала:
«Я помогу тебе!
Хоть не хочу я хвастать,
Но вспомнила сейчас,
Пирог тот очень часто
Готовили у нас.
Рецепт его я знаю,
Но есть одна беда –
Траву, что добавляют
Для пряности туда,
Найти ужасно трудно.
Но вдруг нам повезёт?
На пруд пойдем мы утром,
Туда, где клён растет,
И там ее поищем!»
На пруд они пошли,
Цветы и корневища
Им нужные нашли.
Как Якоб их понюхал,
Был очень удивлен:
Пах так же суп старухи,
Что съел когда-то он.
Чтоб точно убедиться,
Цветок он разжевал
И тут же изменился,
Таким как прежде стал.
Чар ведьмы злая сила
В один исчезла миг.
«Какой же ты красивый!» –
Воскликнула Мими.
Гусыню обнял Якоб.
И, не стыдясь ничуть,
Смеялся он и плакал,
Скрывать ни в силах чувств.
Потом вернулся в замок,
Собрал свой скарб в мешок
И, не боясь охраны,
Неузнанным ушел.
Напрасно герцог злился,
Зря задавал вопрос,
Куда запропастился
Проклятый Карлик Нос.
Он ярости бессильной
Три дня не мог уснуть.
А Якоб и гусыня
Пустились в дальний путь.
Пространствовав полгода,
Прибыли, наконец,
Они на остров Готланд,
Где жил ее отец.
За то, что Якоб дочку
И спас, и защитил,
Волшебник щедро очень
Его вознаградил:
В пятьсот карат рубином,
Мехами и парчой.
Он в отчий дом с чужбины
Вернулся богачом.
Вот радости-то было!
Увидев сына, мать,
Вскричала: «Якоб! Милый!»
И стала обнимать.
Забыв про все напасти
И злой разлуки дни,
С тех пор зажили в счастье
И радости они!