Антон ждал и одновременно жутко боялся телефонного звонка. Его собственная и непосредственная реальность потеряла всякий смысл. Кусок жизни в несколько дней вырвали из памяти. Только мутные пятна того, что происходило.
Он совершенно не помнил, как поругались с Лизой и из-за чего.
Она всплескивает руками.
Он что-то кричит, хватает ключи, хлопает дверью и уходит.
А куда он… то есть я. Куда я отправился? продолжил Антон мысль, обнаружив себя в вагоне метро.
Я точно помню, что еду к родителям. Но при этом не помню причину своей поездки. Забавная штука… Еще три станции ехать.
Надо бы вспомнить, зачем. Могу ведь просто войти и сказать привет. Но ведь глупо звучит. Просто приехал навестить! Так редко их посещал, что без повода как-то стыдно. Всегда приезжал по делу, а тут вдруг просто так. Мало того, что странно, так ведь еще подозрительно. Мама обязательно заподозрит.
А зачем тогда?
Вот уже и две станции осталось. Надо бы думать быстрее. Или на месте решу. Да! На месте. Буду действовать по наитию. Как показал опыт беседы в кофейне, иногда у меня очень даже отлично получается.
Что-нибудь придумаю…
Одна станция.
Время ускорилось, что ли? Не мог же я… сколько тут между станциями? Минуты три… не мог же я три минуты так мало обдумать. Мысли как будто по кругу носятся. Зацикленные какие-то. Не идут дальше.
Могу представить только слово привет и совершенно ничего не вижу, дальше. Такого раньше не было. И даже страшно как-то становится…
Пора выходить.
Антон вышел на перрон и замер.
Народу было немного, поэтому он никому не помешал.
Сзади схлопнулись двери. Голос из динамиков начал говорить. Поезд начал ехать… колеса заглушили динамики и унесли голос в тоннель.
Антон стоял, как бы боясь сделать шаг.
В голове совершенно не было никаких идей. Но тут, в пустоте сознания загорелся огонек счастья. Да, именно счастья. Антон и сам подивился столь резкому перепаду настроения. Секунду назад он копался в своих мрачных мыслях, а теперь и мыслей совсем не осталось. Все залило теплым светом какого-то умиротворения, спокойствия и счастья.
Не веря собственным ощущениям, он огляделся по сторонам. Полупустая станция. Люди ждут поезда. Ничего странного. Но тогда откуда это чувство?
Наконец, он поймал нить сознания.
Перешел на другую сторону и поехал в обратном направлении.
Почему-то в этом решении он нисколько не сомневался.
Ему надо посетить этот дом.
А дом…
***
Дом в вечернее время выглядит особенно жутко. Пугают не силуэты деревьев. Не забор, обросший травой. И даже не обветшалая крыша на фоне городских высоток.
Пугает то, что дом не несет в этот мир ни капли света. Все светится. Буквально все!
Уличные фонари. Вывески магазинов на первых этажах высоток. Сами высотки лучатся окнами битых пикселей. Но этот дом…
Он только притягивает свет. Впитывает его. Наверное, с высоты он похож на черную дыру, наподобие космической. Ничего в нем нет. Только тьма.
Антон замер перед калиткой. Постоял несколько секунд в нерешительности. Схватился и открыл.
Поднялся на крыльцо и уже ждал, что дверь откроется. Так всегда происходило. Даже в первое его посещение, не успел он стукнуть, как ведьма отворила дверь.
А сейчас нет.
Постучал. Тишина.
Посмотрел в щель. Тьма.
Стукнул еще раз. Сильнее.
Ничего.
Соскочил с крыльца. Пригибаясь под ветвями, дошел до окна.
Из форточки, перекатами, вываливались клубы дыма и растворялись в небе… или исчезали, сливаясь.
С расчетливым хладнокровием Антон подошел к другому окну. Уцепился кончиками пальцев за шершавую раму. Потрескавшаяся краска лопнула и перхотью просыпалась на карниз.
Он резко потянул на себя. Рама как бы прыгнула и вернулась обратно. Стекла задрожали.
Давно это окно никто не открывал, подумал Антон и рванул еще раз.
Дерево скрипнуло.
Выскочив, рама тут же скособочилась. Обратно она точно не встанет.
Внутреннее окно Антон легко выдавил.
Он отшатнулся от едкого дыма, что, почувствовав свободу, рванул на улицу.
Сделав несколько глубоких вдохов, он запрыгнул в дом.
Слезы мгновенно выступили на глазах. Антон присел на корточки и только тогда смог осмотреться.
Мутный силуэт человека, застывшего в странной позе, просвечивался сквозь дым. Антон догадался, что это ведьма. А после, сразу догадался и о ее позе.
Это она в бубен бьет, заключил Антон.
Иру он увидел не сразу. Она лежала тут же, подле ведьмы. Но ее сарафан… или платье… своей синевой полностью скрывали себя от внешнего мира.
Антон открыл второе окно. Затем сел на табуретку и начал ждать.
Несколько минут он с интересом разглядывал Иру. Отметил несколько свежих ссадин на ее руках и на ноге, на которой почему-то не было обуви.
Опять затекает все, подумал он, закидывая ногу на ногу.
Через несколько минут, картина наскучила ему. Одна стоит, с занесенной рукой. Вторая лежит перед ней.
Они хоть дышат?
Он присмотрелся. Показалось, что грудь Иры не двигается. Хотел было спуститься, но тут же ухмыльнулся и сел обратно.
Если бы они не дышали, ведьма бы не смогла стоять, оправдал он свой отказ приблизиться.
И в тот же момент заметил, что Ира импульсивно сжимает кулак. Подержит в напряжении несколько секунд и расслабляет.
Чуть позже она начала подергивать рукой. Затем плечом.
И вот уже все ее тело скорчивается в напряжении. Руки взлетают и плюхаются. Она задирает голову и бьется затылком так, что склянки на полках дрожат.
Она взметнула руку и, как кошка, вонзилась ногти в доски пола. Изогнулась дугой и с грохотом упала на пол. Затем еще раз.
На третий раз Антон успел ее подхватить.
Он соскочил с табуретки и подставил руки. Попутно получил хлесткий удар. Щеку обожгло. Но больше всего досталось рукам.
Антон навалился всем своим весом, схватил ее бьющиеся во все стороны руки и прижал к полу. Ира змеей попыталась выползти. Встать. Она скребла затылком пол.
Бессвязно и бессловесно бормотала. Кричала. Взбрыкивала.
На губах выступила кровь. Она словно озверела. Зарычала. Захрипела. Крови стало больше, и Антон почувствовал, как его усеивает капельками.
Футболку, шею. Лицо.
Тело Иры каменеет. Несколько секунд держится и, словно став жидким, растекается.
Некоторое время Антон держит ее руки. Но, почувствовав какими они стали, слезает с Иры и вытирается.
Хочет склониться ухом ко рту Иры, проверить дышит ли.
Подносит руку.
Легкое дыхание есть.
— Жива? — будничным голосом спрашивает ведьма. Голос ее и ее появление нисколько не пугают Антона.
— Жива, — так же без эмоций отвечает он.
— Удивительно, — совсем без удивления говорит ведьма. — После такого, наверное, никто не выживал.
— А что там было? — с легкой ноткой интереса спрашивает Антон и встает с пола. Поднимает табурет. Садится.
— Она бросилась на твоего морбуса. Дура! Сказала мне, что хочет посмотреть на тебя в последний раз. Но когда мы подошли, побежала на него. Дальше ты, наверное, сам догадываешься. Был ведь опыт.
— У меня были в руках ножницы. — ухмыльнулся Антон.
— И они тебе не помогли. А она пошла на него даже без ножниц. Я едва успела ее вытащить. Хотя… — Ведьма посмотрела на лежащую Иру и, отойдя к столу, продолжила: — Я думала, вытащу только труп. Морбус обвился вокруг нее всеми щупальцами. Я никогда не видела его таким. Хах… я никогда не видела, чтобы вообще кто-то с ними сражался. Это только вы, двое сумасшедших. И я к вам в придачу.
— Она выживет? — Антон кивнул на Иру.
Ведьма пожала плечами.
— Кто-то из вас явно умрет очень скоро. А может быть, и вместе. Я не знаю…
— …да-да… никаких гарантий.
— Я хочу обратно, — шепчет Ира, не поднимая век.
— Что ты хочешь? — небрежно склоняется к ней ведьма.
— Хочу обратно… мне кажется, я смогла дотронуться. Прикоснуться. Он был там. — Она проводит рукой по лицу, размазывая присохшую к губам кровь.
— О чем она? — ведьма вопросительно смотрит на Антона.
— Думаю, что о ребенке.
— О ребенке!? О каком… о ее ребенке?
— О нашем.
— Странные. Вы оба, — чуть раздраженно говорит ведьма. — Сначала один бросается на морбуса. Теперь еще и эта там ребенка увидела. Не хочу вас больше видеть. От вас одни беды.
— Взаимно, — вставляет Антон и искренне ухмыляется.
— Верни меня обратно… прошу тебя, — шепчет Ира. Ей удается сесть на пол. Грязным платьем она закрывает ссадины на лодыжках. Замечает их на руках и прячет за спину руки. — Верни. Я должна спуститься туда еще раз. Он там, и я это точно знаю. — Силы возвращаются к ней. — Ты не представляешь, какое я испытала счастье, когда коснулась его. Меня всю… всю меня как током ударило. Я засветилась. Давай сходим еще раз. — едва не плача, говорит Ира.
— Вы оба можете отправляться, куда хотите. Только без меня. Чтоб на пороге не показывались. Вообще-то ты ее чуть не убил! — обращается ведьма к Антону.
Антон мгновенно смекает, о чем она.
— Наверное, я себя как-то убедил, что это лучший выбор. Да… никаких гарантий, но ведь это шанс. Какой-никакой, а шанс.
— Подло с твоей стороны.
— Не отрицаю.
— И глупо с твоей, — снисходительно говорит она Ире.
— А по итогу что вышло?
— Верни меня… верни… — Ира начинает плакать и цепляется за юбку ведьмы.
— Не смотрела я на твоего морбуса, — ведьма делает шаг назад и вырывает юбку из ослабевших пальцев Иры. — Я ее пыталась вытащить. Одно могу сказать точно. Такого огромного морбуса я еще никогда не видала.
— Ага, гордиться теперь им буду. То есть он не ушел?
Ведьма устало закатывает глаза.
— Ясно, — спокойно продолжил Антон и отчего-то широко улыбнулся. — Когда придет в себя… если придет… передай ей спасибо.
Впервые Антон покидал этот проклятый дом с диким спокойствием на душе. Словно бы он принял постулат, что все, что должно случиться — обязательно случится. И, успокаивал себя еще одной заезженной фразой, которая возникает в голове только в моменты, когда все и без того плохо: Что ни делается, все к лучшему.
Ну, куда к лучшему-то? думал он, спускаясь в метро.
Эскалатор показался ему спуском в тот мир. Их тут тоже много. Все стонут. И все как бы отделены друг от друга. Не видят и даже не слышат криков.
И черный тоннель манил его бездной.
Вдали появился свет. Послышался грохот колес. Из тоннеля потянуло воздухом.
Антон сделал шаг к краю и заглянул во тьму.
Фары слепили. Ветер усиливался.
На рельсы что ли соскочить, пробежала нелепая мысль.
Антон легко отогнал ее.
Поезд пронесся мимо. Он вошел в последний вагон.
Пассажиров немного. Сидячие места пробоинами виднеются среди людей. Но Антону хотелось именно постоять. Да и тереться о чье-то плечо не было никакого желания.
Поезд тронулся. Пошатнулись и мысли Антона.
И казалось ему, что он не должен умереть. Не должен и все. Не должен потому что… без объяснений. Без доказательств. Просто не должен.
Моя жизнь не может вот так раз и прерваться. Особенно сейчас.
Я молод!
Антон расправил плечи и глубоко вдохнул.
Полегчало. Почувствовал себя свежее. Увереннее. А надо было?.. всего лишь вдохнуть полной грудью.
Он не понимал, откуда пришел такой прилив сил. Будто жизнь возвращается в тело. Вливается тонкой струйкой. Наполняет и даже переполняет.
Он уже не просто радуется жизни. Он пребывает в эйфории. До того любвеобильной, что готов подбежать к каждому хмурому лицу в этом вагоне и сказать несколько добрых слов. Которые развеселят его. Или не развеселят. Плевать. Главное, что он скажет их искренне.
Тело потеряло вес и как будто взлетело. Ступни оторвались, и он уже не стоит… парит в вагоне.
Наверное, поезд вниз поехал, — осколок логики вторгается в мысли, но тут же тонет и затирается ощущениями блаженства.
Антон вытягивает руки в стороны. От двери до двери. Ему не хочется держать это счастье в себе. Он готов поделиться с миром.
Зрение меркнет. Незачем больше смотреть, когда вот оно счастье и наслаждение. Внутри.
Грохот колес учащается и сливается в ровную дробь. Замещает собой тишину. Чистую и пустую, как космос. И слух здесь не нужен, когда вот оно блаженство. Вот…
Антон чувствует, как в груди, где-то в центре тела… нет, не тела. В центре всей вселенной, зарождается что-то крошечное. Теплое. И эта теплота начинает расширяться и давить изнутри.
Перерождается в боль и хочет вырваться наружу.
На мгновение реальность открывается Антону. Он видит тусклый свет вагона. Задумчивых людей. Видит проносящиеся за окном тоннельные провода. Чувствует вибрацию поезда. И особенно ясно ощущает крошечную песчинку боли где-то внутри себя.
Она разрастается, превращается в камень, и резкая боль пронизывает грудь.
Антон пытается вдохнуть. Бледнеет и падает лицом вниз.
***
После пробуждения Антон долго не мог поверить, что он все еще жив. В тот момент, когда по жилам вместо крови потек бетон и сердце обратилось в камень, он явно осознал, что пришел конец.
Не было никаких воспоминаний о всей прожитой жизни, что пролетают в одно мгновение. Не было и астрального тела. И тоннеля со светлым окончанием не было.
Был лишь обычной тоннель метро и, конечно же, бесконечное чувство счастья.
Откуда оно пришло? Два раза за день это не спроста.
Почему-то именно эта мысль первая посетила тяжелую голову Антона.
Позже, когда жизнь снова взяла его в оборот, Антон отпустил эту мысль. Да и невозможно было долго ее удерживать, когда в руке шевелится катетер, царапая внутреннюю стенку вены. В груди жжет огнем, а голова такая, словно тот бетон весь оказался внутри.
Превозмогая боль, Антон поднял веки и яркий свет полоснул по глазам.
Он успел увидеть несколько силуэтов.
— Вроде бы в себя пришел? — сказал незнакомый голос.
— Выкарабкается. Парень молодой, — подбодрил кто-то.
Несколько раз Антон возвращался в реальность и растворялся во тьме забвения.
Менялись места его пребывания.
Прошлый раз, он вроде бы на операционном столе лежал. Потому как откуда же еще взяться этой огромной белой лампе, что выжигала сетчатку глаза.
Следующее пробуждение было в коридоре. Антон тогда не успел толком подключиться к реальности. Лишь открыл глаза, увидел снующих мимо людей и почему-то почувствовал себя бездомным, которого просто выперли из палаты. С этим отвращением он вновь впал в беспамятство.
Окончательное пробуждение случилось в одиночной палате. С длинными до пола жалюзи бежевого цвета. Со столиком возле кровати. С телевизором на стене. И с кнопкой, на которую Антон тут же нажал, когда смог дотянуться.
Вошла довольная жизнью медсестра. Одними глазами она улыбнулась ему из-под маски.
— Добрый вечер! — звонко сказала она. — Как вы себя чувствуете? Знаете, где находитесь?
Эти вопросы сбили его с толку. Прежде чем нажать на кнопку, он думал о чем-то важном. Хотел что-то спросить. Но вошла эта сестричка и все сломала.
Медсестра, тем же счастливым тоном коротко рассказала Антону, что с ним произошло.
— …вы, главное, не переживайте. После инфаркта еще знаете, как долго живут. Вот сейчас подлечитесь и выпишем вас.
«Ага, выпишем», — недоверчиво думал Антон.
Немного позже пришла мама, и настроение его все же улучшилось.
Антон впервые видел ее такой. Всегда твердая и властная, сейчас она выглядела жалко. Пыталась говорить отвлеченно и так же ровно, как всегда. Но голос иногда ломался. Иногда на глазах наворачивались слезы и мать, стесняясь, выходила из палаты. Возвращалась с красными, но сухими глазами.
— Врачи говорят, что все будет хорошо. — Соврал Антон.
— Надеюсь. Ты главное не нервничай. Оно тебе сейчас ни к чему. У тебя тут и Лиза была, и… — Мама встала с кресла и отвернулась к окну. Не оборачиваясь, продолжила: — Ира еще приходила. Но не сюда. К нам домой. Не знаю, от кого она узнала о случившемся, но пришла она почти сразу. Выглядела она, кстати, очень уставшей.
— Я тоже не знаю, кто ей сообщил.
— Это и не важно, — она обернулась и постаралась придать голосу радостный тон. — Важно то, что о тебе переживают и заботятся. Видишь, сколько людей за тебя волнуется. А это уже о много говорит. Ты нам нужен.
— Надеюсь, — криво улыбнулся Антон.
Спустя час мама собралась домой и строго наказала Антону:
— Звони в любое время. Что бы тебе ни понадобилось! Даже если пить захочешь, а здесь некому подать, то звони. Или открыть окно, чтоб проветрить… кстати, здесь душновато. Не против, если я открою.
— Не против.
— Вот, кладу телефон рядом. Ну, все, пока. Целую.
Сухие губы надолго припали к холодному лбу Антона.
— До встречи.
Антон остался один. Вместе с мамой из этой палаты вышла и его уверенность в дальнейшей жизни.
Если в том вагоне, он бился об заклад, что с ним ничего не случится и он со всем справится, то здесь наоборот. Он уже не верил в свое выздоровление. Не верил улыбающимся глазам медсестры. Не верил маме. И докторам бы не поверил, если бы они сказали, что он идет на поправку.
Горькая тоска нависла над ним. До того стало тошно, что в какой-то степени Антон жалел, что его успели откачать и привести в чувства. Лучше бы там все и закончилось. В том паршивом вагоне с тем величайшим счастьем.
Кстати о счастье…
Антон знал, что рано или поздно вернется к этому вопросу. Ему не давал покоя тот случай.
Неужели у всех перед инфарктом такое ощущение. Или это его личный случай? Но как бы там ни было, с этим вопросом надо разобраться. Вот очухаюсь и разберусь. Надо только знать, в какую сторону копать и обязательно заняться этим…
Что это?
Антон скосил глаза в сторону окна. Показалось, что кто-то подглядывает. Он явно ощущал чужой взгляд. Пристальный и тяжелый.
Но в окне, кроме ночного неба, ничего не было. Тьма, окутанная туманом.
Туман!
Антон почувствовал, как екнуло сердце. Сжалось в комок. Заныло тупой болью.
Тело изогнула судорога.
Несколько секунд лежал в оцепенении, после чего сердце вернулось к работе.
Капли пота усеяли лоб. В глазах потемнело, но тут же прошло. Зрение возвращалось медленно. Антон с каким-то детским интересом наблюдал за этим процессом. В нем горит огонь, свет которого раздвигает тьму, открывая Антону стул, что возле кровати. Телевизор на стене. И сами стены.
Ветер ворвался в палату. Поиграл с длинными ламелями жалюзи. Они качнулись один раз… второй… третий…
На четвертый раз они поднялись почти параллельно полу и не вернулись на прежнее место. Они начали темнеть, продолжая извиваться волнами.
Одна из ламелей удлинилась и плавно спустилась, коснувшись лба.
Антон замер.
Хотел закричать. Дотянуться до кнопки. Позвать персонал. Но даже не шелохнулся.
Вторая ламель легла на живот и начала обвивать его вместе с кроватью.
Было какое-то глупое смирение бычка перед бойней.
Щупальца заворачивали Антона в кокон, а он тупо глядел в потолок. Единственное, чего он боялся, что одна из щупалец все же закроет глаза, и он окажется во тьме. Но этого не случилось.
Не успело случиться…
Антон почувствовал судорогу, что зарождается где-то в кончиках пальцев. Крутит их. Ломает. Гнет, как пластилин и поднимается выше.
Вот уже и мышцы предплечья, а после и плеча, напрягаются с такой силой, что готовы лопнуть.
Кричать он не мог. Щупальца сдавливали грудь, что тяжело было вдохнуть.
Судорога расползлась по телу. Скрутила икры, вытянув носочки, как тянут их балерины. Сплела и запутала пальцы рук. Заломила голову.
Антону ничего не оставалось, кроме как наблюдать за этим странным процессом. Он чувствовал нарастающее напряжение в мышцах. Казалось, не пройдет и минуты, как сухожилия с сухим треском начнут лопаться.
Руки и ноги окончательно потеряли чувствительность.
Только в груди, с невиданным упорством, сердце продолжало работать. Оно продиралось сквозь сжимающиеся по краям мышцы. Качало густеющую кровь. Пыталось расшевелить и спасти тело.
Антон явно ощущал каждое сокращение, каждой мышцы в сердце. И так же явно ощущал, как оно замедляет ритм. Кровь застревает внутри. Не хочет втягиваться. Сердечные мышцы с натугой сжимаются и…
Он не успел ощутить, как остановилось сердце.
Услышал треск… сухой треск, с которым ломаются толстые палки. И этими палками оказались кости.
Боли не было. Было какое-то невиданное отвращение к собственному телу. И особенно к тому, что из него вытекало.
Черные, маслянистые капли собирались на матрасе в лужи и, выйдя через край, сползали на пол.
Снова появилось ощущение, что где-то в груди образовывается космическая черная дыра. С невиданной мощью, она притягивает к себе обломки костей, рваное мясо, сухожилия. Ребра задрожали и щелкнули. Грудь ввалилась. И эту отвратительную яму тут же заполнила слизь.
Последним, что Антону удалось ощутить, пока он был еще Антоном, был оглушительный треск черепа. А после он как будто услышал удар бубна.
Буммммм….
Звук подхватил его и выбросил в окно.
Он летел над городом. Сквозь плотный туман просвечивались горящие нитки дорог. Дома. Аллеи и парки. Машины и люди.
Показалось, что он видит знакомые места.
Вот высотка в двадцать пять этажей посреди хрущевок. Торговый центр сияет, как брошенный на глубину фонарик. Яркая лента шоссе тянется до самого горизонта.
Но все это начало меркнуть. Туман затягивал даже самые яркие попытки города осветить небо.
Исчезли цвета. Вначале смазались, а позже и вовсе пропали объекты на земле.
Только сырой, вязкий туман окружал его.
И в этом тумане послышался стон. Далекий и едва различимый.
Вместе со стоном Антон, или же то, чем он сейчас являлся, почувствовал, как внутри, там, где еще недавно был центр вселенной, начал зарождаться страх… нет, там рождался дикий, животный ужас.
Ужас ребенка, только что окруженного заботой и любовью, и вдруг выброшенного в этот темный мир с воплями чужих людей.
И люди ли это?
Он всем своим существом ощущал дикое желание приткнуться к родному человеку. Спрятаться в нем, чтобы не видеть… чтобы не слышать… чтобы не чувствовать.
Не было мыслей и не было других чувств, кроме страха.
И во всем этом темном тумане, среди многообразия чужих воплей, ему удалось выделить что-то родное. То, что придало сил и заставило двигаться быстрее. Подарило надежду, что он здесь не один. Что даже в этом мире есть человек, которому он не безразличен. Он может спастись.
Совсем скоро он долетит и окажется в безопасности.
Прильнет к родному плечу и наконец избавится от страха. Почувствует любовь и все будет хорошо.
Все будет хорошо…
Туман вихрился, заворачивался в спирали и расступался перед ним. То слева, то справа выскакивали чьи-то перекошенные злобой лица. С оскаленных зубов, вместе с дикими криками, срывались и пенистые слюни.
Было страшно, что кто-то из этого полчища смазанных силуэтов дотянется до него. Схватит и…
…и не хотелось, и не моглось думать, что будет после.
Он старался не замечать их и все свое внимание отдать одному единственному родному звуку в тумане.
С каждой секундой он слышится четче. Яснее.
Безликий звук превращается в голос и становится таким громким, что заглушает все остальное. Словно он окутал этот мир, выметая из него весь ужас и отвращение.
Приближаясь, он чувствовал успокоение.
Увидел силуэт, что выплывал из тумана и становился четче.
Он смог различить пышную прическу и строгую одежду. Пиджак или жилет.
Лицо разглядеть не удалось, но это было лишним. Он прекрасно понимал, кто стоит перед ним.
Мама… проскочило в мыслях. Он невольно вспомнил о том, что ожидает его мать, после того, как он до нее доберется. Как распустятся его щупальца. С каким диким наслаждение он прикоснется к родной матери. А прикоснувшись, убьет ее…
Но даже такой вариант не отвратил у него желание прикоснуться. Обвить и объять. Сжать, как сжимают желтых цыплят от умилительных чувств нежности. Уж слишком сильным был страх. Слишком невыносимыми были крики, чтобы не сделать то, чего требовало все его существо. Он чувствовал себя крохотной рыбкой в аквариуме полным хищников. Все и каждый хотели его слопать. Кроме нее.
А силуэт тем временем приближался.
Он приготовился к взрыву эмоций, но туман протащил его мимо матери, показав за ней еще один силуэт.
Голубое платье. Волосы, стекающие на плечи и невероятная нежность, что чувствовалась даже на расстоянии.
Он подлетел ближе. Он узнал Иру. Здесь он нисколько не стеснялся своих прошлых поступков.
Туман замедлил вращение и замер. Все остановилось в этом мире.
Существо приблизилось к Ире. Воспарило над правым плечом. Распростерло щупальца и, обвив ее, не решалось к ней прикоснуться.
Иногда ему казалось, что он может думать. Может чувствовать. Не все еще утонуло в страхе. Но новое тело не подчинялось его спутанному разуму, и щупальца самовольно плавали вокруг Иры.
«Неужели она?» — выхватил он одну мысль из хоровода миллионов. Неужели я и ее?..
Не успел он закончить, как Ира подняла руку и схватила щупальце.
Существо завибрировало. На мгновение он получил власть над сознанием и почувствовал невообразимую эйфорию. Свежими и яркими красками заиграл этот мрачный мир. Он не одинок. Его любят. Ценят. О нем хотят заботиться. И его помнят.
Машинально ему захотелось ответить взаимностью. Опутать тело Иры и сжать ее в порыве доброты. Слиться с ней в одно целое.
Он увидел ее лицо. И без слов, по одному лишь выражению. По ее прыгающей и подвижной мимике смог определить, что Ира не против его соседства. Наоборот, она готова любить его и таким.
Заряженный ее добротой, он попытался отдернуть щупальца.
Он знал, что здесь. Именно на этом месте и именно рядом с Ирой он не будет ощущать себя брошенным. В нем не будет гореть желчный и жуткий ужас. Здесь он будет счастлив навсегда.
А там…
Там неизвестность.
Казалось, щупальца приросли к ней. Слились в одно целое и он уже не сможет их оторвать. Даже если захочет. Но страх…
Без нее ему не выжить в этом мире. Без нее он утонет в отчаянии. Превратится в заблудшую душу, навечно обреченную на муки.
Ира отпустила щупальце, и счастье в один миг исчезло. Мир вернул себе серые тона. И эти звук… эти крики… эти стоны…
И только Ира светилась. Только в ней была жизнь и было спасение.
Он опустил щупальце ей на плечо и с наслаждением погрузился в мир эйфории. Спокойствие окутало его. Больше не надо было думать. Переживать. Надеяться.
Все было здесь.
Все написано на ее лице, которое стало вдруг четким.
Он увидел ее.
Увидел точку-родинку, что тут же спряталась, когда Ира улыбнулась. Увидел играющие брови. Глаза. Почувствовал ее — не себя.
Щупальца сползла с плеча и безжизненно распласталась на земле.
Серый мир, вместе с криками навалился на него. Поглотил. Ему еще доставало сил, чтобы сдерживаться.
Он взлетел над ней и заметил, что отдаляется.
Выше-выше…
Яркий и такой счастливый силуэт меркнет. Уменьшается.
Он успевает заметить, как Ира поднимает голову.
Она провожает его взглядом, как когда-то, с детской наивностью провожала китайский фонарик, отпущенный на свободу.
Он взлетает выше.
Туман обступает его со всех сторон.
Он чувствует, что растворяется в тумане. Превращается в туман. Исчезает из этого мира и…
Страшно ли было Антону?
Безусловно.
Конец
