DeBlank

Для начала - аннотация для дорогих подписчиков. Уже предвкушаю разочарование тех людей, которые зайдут в мой профиль и увидят вместо долгожданного продолжения что-то новое(на самом деле, довольно старое). Но убеждаю вас, что огорчаться совсем не стоит, ибо продолжение "Дома на выжженной равнине" в процессе, и этот небольшой рассказик, который будет состоять всего из семи глав - всего лишь один из моих давно написанных фанфиков, которым я решил разбавить ваше ожидание. Заявляю сразу - на написание следующей главы "Дома" он никак не влияет. Если тема зайдёт - то новые главы этого фанфика будут выходить каждую неделю, а если уж очень зайдёт - то ещё чаще;D.

И в конце-концов, кто знает, вдруг эти две отдельные сюжетные линии пересекутся?;)

Соответственно, описание: Норман расстаётся с девушкой и решается полностью изолировать себя от общества, заперевшись в своей квартире. Но в скором времени он понимает, что даже находясь в одиночестве - он не один.

Приятного прочтения, Господа!

Пусть останется с тобой

Поцелуй прощальный мой!

"Сон во Сне" Эдгар Аллан По в переводе К.Бальмонта.

Сигарета нервно задрожала в губах Нормана; он уставился на человека, который как две капли воды был похож на него. Где-то глубоко в сознании промолчало то, что должно было ужаснуться. Вопросы, обыденные для него, но необычные для прочих, сдвинулись на какое-то время. Скука и подавленность отступили перед страхом. На время темнота обволокла его глаза, всего лишь на сущее мгновенье, которое показалось ему пустой вечностью, настолько же пустой, как и ЕГО очи. Когда тьма рассеялась, он с ужасом моргнул. Перед его глазами стояла одинокая дверь.

Мираж?

Войдя в неё, он задумался о том, до чего же его довёл этот нелепый эксперимент.

Прежде чем я продолжу, я хочу рассказать в продолжении этой главы, как вообще появилась эта затея об эксперименте.

Город. Восемь часов вечера. Температура – восемнадцать градусов Цельсия.

- Милая, тебя, во сколько сегодня забрать? - спросил Норман, пафосно чавкая жвачкой в трубку.

- Норман... Я, наверное, сегодня после занятий сразу поеду к родителям... хорошо? - замялась девушка.

- Постой! Они же уехали на море?

Затем последовали неприятные для слуха гудки. Норман возмущённо посмотрел на чёрную трубку в телефонной будке, но из неё всё так же монотонно доносились дразнящие гудки. Он любил разговаривать с ней в этой будке. Хотя ею уже мало кто пользовался, потому что у каждого был мобильник, включая Нормана, но было в этих будках нечто непередаваемое и незабвенное. Норман простоял так, примерно с десять минут, а затем сел в машину и уехал от будки прочь. Словно бы пытаясь убежать от этих дразнящих гудков.

Голова опустела после этого короткого, но многозначительного разговора. Норман понимал, что он теряет её... Он словно чувствовал, как меж его пальцев летит в бездну горстка песка. Он вёл машинально, забываясь в мире, в котором гибнут такие мифы, как Любовь и Счастье. Где из фонтанов струятся слёзы, и люди скорбят о том, что их так медленно пожирает, превращает в ужасных и угрюмых существ. Норман, будучи ещё маленьким, прознал о существовании такого вот мира. Он знал, что забываться в нём не стоит. После этого он всё же потерял веру в этот мир, хотя его существование оказалось совершенно реальным.

Пару раз Норман, забываясь, совершенно случайно выезжал на встречную полосу, просекая ругань автоводителей своей скоростью и глухотой ума. Огни автострады ярко светили ему. До этого он выезжал на встречную случайно, пока он не решился ей перезвонить. Трубку, как и обычно, взяла она. Только на фоне играла музыка, слышались голоса, которые резко вскрикивали и напевали что-то. Она в этот раз просто держала телефон в руках, на связи, не прикладывая его к уху, не стараясь расслышать убитый горем голос Нормана. Спустя пару безмолвных минут он отключил звонок и забросил телефон на заднее сидение. Фары светили ему в лицо, сквозь слёзы он мало что видел - он просто ехал. Ему хватило и пару скупых слёз, чтобы пережить этот инцидент. Затем последовали попытки самоубийства, для завершения которых ему не хватило смелости. Яростные гудки встречных машин резко пробуждали его сознание к жизни.

Доехав до дома, он вышел из машины, выплюнул жвачку и провёл остаток ночи, мечтая лишиться души и способности страдать. Это желание проявилось в этот момент ярче всего, он знал, что она с ним покончила. Мог ли он оправдать себя тем, что не знал, что она с ним так поступит?

Нет.

Не мог. Он знал, что их долгие отношения висят на соплях и скоро канут в Лету. Но он винил исключительно свою человечность. С этого момента он точно решил стать жестоким "роботом", который будет справедлив и беспощаден одновременно. Он знал, как это сделать, но не знал, какова у этого цена.

Затем, пролежав так ещё долгое время в слезах, измученный горем, он заснул.

Сон, который оказался совершенно бессмысленным, приснился Норману в ту ночь. Поначалу, этот сон только неясными ритмами бился через его мозг и тело, словно отдалённая барабанная дробь, возможно; головная боль не мучила бы его этим утром, если бы на его спокойное забвение не рухнул нездоровый сон. Нога нервно упиралась в край койки, ему же начало казаться, будто он жмёт на педаль газа своей несчастной фуры; быстрые, беспощадно жрущие глаза огни били в них с такой силой, что он видел с огромнейшим трудом, сонная дымка окружала его кругозор, пожирая попутные здания и машины. Кто-то бешено вопил ему с тротуаров: "Остановись, безумец!". Но, насколько бы это не выглядело нелепым, сон всё длился и длился, он пинался во сне, машины беспокойно сигналили ему вслед, позже их пожирал Туман. Заметив это, Норман сильно перепугался не только своей скорости, но и того, что Туман пожрёт и его.

К счастью, сон прекратился, когда Норман вышиб деревянную фанеру с койки. Та громко рухнула на пол, перепугав Нормана практически до смерти. Нога дико болела, а неприятный осадок после кошмара долго гложил его и оставлял без сна. Проснулся он в три часа ночи и, когда опомнился от кошмара, вновь вспомнил о Ней. Он так несчастен и убит. Этот кошмар оставил впечатления, которые поначалу казались неизгладимыми - по-крайней мере, они глушили воспоминания убывшего дня.

Не в силах более заснуть, он вышел на свой балкон. Жил он на одиннадцатом этаже в многоэтажном доме. Вид из его квартиры был просто до безумия красив. По крайней мере, он очень сильно любил ночные огни города. Тут он вспомнил, как когда-то он и она безмолвно смотрели на звёздное небо и забывались в объятиях друг-друга. В этот момент он очень сильно захотел пафосно затянуться сигареткой. Хотя до этого он никогда и не курил, зато видел в нуарных кинофильмах, как это делают матёрые герои. Он всё дальше и дальше начал забываться; прошло сорок минут с того момента, как он встал и вышел сюда. Казалось, что ещё чуть-чуть, и он заснёт. Он грезил теми приятными и тёплыми для души моментами, но тут на него впервые напало ощущение, будто что-то извне его души пытается с ним заговорить. Этот голос был ему неприятен, но с давности знаком - его мама всегда говорила его не слушать и вечно пресекать.

Не он ли подал ему эту отвратную идею?

Он так и простоял на том балконе до рассвета. Как они и любили делать это вместе. Просто Норман был мягким и любил формальности. Когда солнце взошло, он пошёл за стулом, поставил его на балкон, закрыл глаза и заснул. Утренние лучи уничтожили кошмары, витавшие в воздухе, и теперь в нём царило перемирие.

Но... всегда ведь есть одно чёртово "но", которое вечно разрушает все чудесные иллюзии.

Но он так и не смог оттолкнуть от себя этот тёмный голос, что шептал ему о способе выполнения плана.

У него никого и не осталось, кроме этого проклятого голоса, что говорил с ним.

В очередной раз Норман проснулся к обеду от того, что ему пришла проклятая СМС. И ничего хорошего в ней не было. Он поднялся со стула и пошёл за телефоном. После прочтения СМС телефона уже не было. Он выбросил его. Он больше ему не был нужен. И телефонная будка уже была не нужна. И жизнь? Нет. Жизнь ему была нужна. Но только нужно было, чтобы она преобразовалась, изменилась. И он уже обговорил с НИМ об этом.

Он потратил все деньги, которые у него "залежались", на провизию и сигареты. В этом путешествии ему не один раз захочется закурить. Когда он объехал все магазины, на улице было уже темно. Процесс пошёл. Даже ЕЙ бы не удалось его остановить. Затащив все тяжёлые сумки наверх, он вернулся к балкону. Уже пришла ночь. Она была совершенно неспокойной: близился сезон гроз и ливней.

Для того, чтобы завершить план, ему осталось выполнить один пункт. Один мелкий и блестящий пункт, на котором висит брелок, в который заключена ЕЁ фотография.

Ему явно трудно сбросить ключ вниз. Ведь если он это сделает, то не сможет выйти из квартиры естественным путём, разве только разломав эту дверь. Но если он сбросит его, то он полностью изолируется от общества. Хотя после этого только на общество у него и останется надежда. Он надеется, что за ним кто-нибудь, да и придёт. Только когда за ним придут, он уже не будет Норманом.

- МууЖАЙсЯЯЯЯ! - прошипел голос внутри него, практически приказывая выкинуть ключи.

Не успел он решиться, как ключ выпал из его рук - выпал из-за неожиданности.

- Проклятая потаскуха, - прошептал он про себя, глядя на то, как ключ падает на оживлённую улицу брелком вниз.

Сделав это, он ужаснулся. Он никогда не говорил такого про НЕЁ, сколько бы раз они не ссорились. Словно это сказал не он, но кто-то его устами.

Ключ был брошен. Всё было предрешено.

Свежий ночной воздух, где-то недалеко скрипели неугомонные сверчки, поздний ветер неторопливо играл с листьями деревьев, подгоняя прохладный ветер. Всё кругом было холодно и спокойно, до того момента, пока я не услышал шорох, схожий с тем, что издают шины, проезжая по бездорожью, и пока не раздался мощный гудок, прервавший всю ночную идиллию.

Я открыл глаза и тут же был ослеплён светом фар приближающегося грузовика. В белом свете передо мной промчалась вся моя жизнь, и если бы не этот отвратительный, громкий, побуждающий, надоедливый гудок, то, наверное, на этом бы вся история о моей проклятой и загадочной жизни закончилась, будучи размазанной об дорогу тонным грузовиком. Но благодаря ему, я опомнился, и успел в последний момент соскочить с проезжей части. Я спрыгнул в траву на обочину, моментально намочив брюки, куртку и ботинки об росу.

- БЛЯДЬ! НАШЁЛ ГДЕ УСНУТЬ! – донёсся до меня крик, из кабины уезжающего красного грузовика от кока-колы.

Праздник к нам несётся.

Будучи ошарашенным, я встал у обочины и провожал взглядом уезжающий грузовик, а затем, когда из ушей исчез надоедливый звон, я вновь слился с ночной тишиной, пытаясь оправиться от шока. Из-за света фар я на некое мгновение “ослеп”, тщетно пытаясь поймать хоть какой-нибудь устойчивый силуэт в темноте, и когда ко мне вернулось «ночное» зрение, я уселся на траву перед дорогой. Мне было холодно, и в голове всё вновь опустело. Ноль воспоминаний – лишь шок и любопытство.

- Ахуеть, - вымолвил я, и почесал затылок.

И в итоге, всё время, что я просидел перед дорогой, я пытался вспомнить, кто я и как здесь оказался. В голове было пусто, и я почувствовал себя умалишённым идиотом. Все мои думы прервало то, что с каждой секундой моё тело замерзало всё больше и больше, поэтому я решил отбросить все эти раздумья на задний план и поставил своей целью элементарное выживание. Для начала мне нужно было разжечь костёр.

Я встал на ноги, и начал шарить по карманам, под аккомпанемент нагнетающего ветра, который с каждой минутой становился всё сильнее и холоднее. В кармане я нашёл лишь только телефон с пятнадцатью процентами зарядки, взглянув на часы, я обнаружил, что по времени уже стоял первый час ночи, сеть – не ловила, а всё это в сумме давало лишь то, что весёлая ночка только начиналась. Я отключил телефон, дабы не тратить зарядку, и бросил его обратно в карман, после чего мигом начал растирать замёрзшие руки.

Я повернулся спиной к дороге и увидел перед собой большой черный лес. Я понял, что мне потребуется вновь включить телефон, дабы посреди кромешной темноты собрать сухие ветки и хоть как-нибудь ориентироваться по лесу, а так же не споткнуться об лежащие на земле брёвна. По поводу выживания - разумеется, у меня был план – пойти вниз или вверх по дороге, но я его тут же отбросил, потому что понимал, если я буду ждать у моря погоды – то мне как минимум ампутируют отмёрзшие конечности. Или же, я пойду по дороге, и в итоге по мне проедется какой-нибудь грузовик, который просто уже не увидит меня посреди непроглядной ночной темноты. Оба финала меня совсем не устраивали. Именно поэтому я выбрал наиболее оптимальный

Суицидальный

план.

Включив обратно телефон, а затем и фонарик на нём, я начал углубляться в лес, совсем не представляя, где я буду разжигать костёр. Я бездумно шёл по чащам, плохо выложенным тропинкам, замерзая с каждой минутой всё больше и больше, а так же попутно собирая сухие опавшие ветки, дабы сделать на них хотя бы немного пламени для подогрева. Спустя небольшой промежуток времени, собрав небольшую охапку, я начал искать булыжники, дабы создать искру и посредством этого разжечь костёр.

Лес, по мере моего прохождения, становился всё темнее и гуще, казалось, будто я захожу в большой организм, и пробираюсь к самому его сердцу. Всё было бы прекрасно, но в один момент – мой фонарик исчез. Аккумулятор сел, и я остался один среди кромешной тьмы. С кучей сухих веток и разряженным телефоном в руках.

Я почувствовал, как паника нежно обхватила мою шею своими длинными и холодными руками. Я услышал, как вдалеке воют волки и неподалёку щёлкают сухие ветки. Первое время, я не придавал этим щелчкам значения, но затем щелчки стали более громкими и навязчивыми, из-за чего я и встал как вкопанный, всеми силами уговаривая себя не закричать. Звуки щёлкающих веток становились с каждой секундой всё ближе и ближе, казалось, подожди я ещё минуту, и вместо ветки щёлкнет переключатель в моей голове – и её разорвёт на части, окрасив весь лес красной краской. Спустя момент, я понял – это щелчки по веткам больше похожи на чьи-то шаги.

Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. СЮРПРИЗ!

Весь лес окрашивается кровью и белки обеспечены годовым запасом “грецкого ореха”.

В тот момент, когда ветки защёлкали уже вплотную от меня – я бросил всё, что у меня было в руках, и судорожно дыша, рванул, куда глаза глядят. Пока я бежал, кровь моя превратилась в кислоту, а ноги совсем перестали ощущаться, но я бежал, пока полностью не иссякли мои силы, а затем - я увидел свет вдалеке, посреди тьмы. Небольшой свет, проглядывающий сквозь густые и цепкие тернии леса. Это было похоже на галлюцинацию, на свет в конце тоннеля, но я продолжал идти, уже не чувствуя ног от того что они либо замёрзли, либо слишком устали, а может и всё вместе. С каждым моим тяжёлым шагом огонёк становился всё ближе и ярче. Я почувствовал, как в душе моей загорелась надежда.

Когда ветки стали редки, то я увидел очертания небольшого лесного домика, внутри которого, у окна стоит фонарь. Я вышел из этой гущины и оказался на небольшом, свободном от веток пространстве. Где-то, посреди леса бегали тени, выли волки, рыскал ветер, в поисках меня, дабы сделать из меня замёрзшую палку.

Подойдя к дому, я постучал в дверь, рассчитывая на то, что у дома есть владелец. Но стоило мне лишь костяшкой правой моей руки притронуться к деревянной двери – та со скрипом начала раскрываться. Щель приоткрывалась, обливая меня и пространство позади меня светом от лампы.

- Кто-нибудь есть дома? - прикрикнул я, в надежде на то, что меня встретит хозяин жилища.

Но ответа не последовало, и лишь холодный ветер со свистом залетел в дом, из-за чего я побыстрее зашёл внутрь и закрыл дверь. Я чувствовал, как очень сильно хочу спать, и меня тошнит, ноги мои подкашивались и сил на то чтобы идти куда-то ещё – не было. Поэтому я решил остановиться здесь, хотя бы до утра.

Домик был устроен весьма просто – посередине стоял большой стол, рядом с окном стояла лампа, в которой тускло метался огонёк, в другом конце дома стоял камин, в котором, кстати, ещё горели брёвна, а это означало, что хозяин недавно вышел из дома и скоро вернётся. Чувствуя, как мои кости насквозь промёрзли от этого дрянного ветра, я, спотыкаясь, добежал до камина и плюхнулся рядом с огнём. Жар от камина согревал меня, а языки пламени, танцующие на брёвнах, медленно усыпляли меня.

Меня всего замутило и начала жутко болеть голова. Со временем я понял, что это было похоже на нехилое похмелье. Я, закатывая глаза, посмеялся и разлёгся на полу. Так я в скором времени и уснул, пока покой мой не потревожили внезапные крики снаружи дома.

Я соскочил, и гонимый страхом и шоком, я подбежал к двери. Не знаю, сколько я успел проспать, но тёмная ночь в окне начала рассеиваться. Я слышал, как кто-то ходил у крыльца. Затем в дверь постучались. Испугавшись, я открыл её и увидел, как я думаю, хозяина этого дома, который упал на меня, истекая алой кровью из пореза на шее.

Прощай, артерия!

Кровь била таким потоком, что мигом залила всё моё лицо и грудь. Старик в жёлтом жилете и белой клетчатой рубашке начал падать на меня, но я в отместку успел поймать его, и выглядело это всё так, словно бы я скрепил его в своих объятиях, тем временем пока из него вытекали целые литры крови, не зная остановки. Находясь в состоянии шока, я простоял с ним так примерно с три минуты, во время которых даже с моей куртки начала лить кровь, а затем, я положил его аккуратно на пол. Не было сомнений, что он умер в тот момент, пока я держал его в объятиях.

Смертельные объятия.

Бездыханное тело пожилого лысого старичка лежало на деревянном полу с закрытыми глазами, а посередине его шеи красовался огромный рубец, из которого до сих пор, временами, сочилась кровь. Где-то рядом с домом я услышал, как кто-то ходит по листве, подбираясь при этом к дому всё ближе и ближе. Находясь в абсолютном ступоре, я, не отрываясь, смотрел на то, как из раны некоторыми порциями выливаются сгустки крови, одновременно при этом вслушиваясь в усиливающийся звук шелеста листвы.

Всё это длилось до того момента, пока “труп” вновь не зашевелился. Он протянул ко мне руки, стараясь закричать, и из его шеи, новым пульсом, забрызгала кровь. С каждой секундой хозяин дома становился всё бледнее и бледнее. Не выдержав всего этого нарастающего ужаса, я выбежал из дома с дикими воплями, выбив при этом дверь.

Я бежал, а из-за густых ветвей временами проглядывало синее небо. Наступает утро, а значит, одна из самых труднейших ночей моей жизни уже за горами. Но, несмотря на то, что ночь сгинула, я бежал, подкрепляясь животным ужасом, стирая запёкшуюся кровь, сам не осознавая того, что я её размазываю по всему лицу.

Всё это длилось до того момента, пока я вновь не выбежал из леса на проезжую часть и не упал там на корячки. Я смотрел в чёрный асфальт, с трудом пытаясь отдышаться и придти в себя. Я стоял в таком положении, слушая, как сильно колотит моё сердце, кажется, дай мне ещё пять минут и я выблюю сердце из груди.

Не могу сказать, сколько времени я провёл в таком положении, но это длилось до того момента, пока передо мной не затормозила чья-то машина. Дверь распахнулась, навстречу мне кто-то вышел. Я попытался поднять голову, но никак не мог этого сделать, смотря на черный асфальт и свои руки, залитые кровью, не понимая, толи я не хочу этого, толи шок скрепил моё тело.

- ПИЗДЕЦ! МАТЬ ТВОЮ, Я ДАЖЕ БЫ НИКОГДА И ПРЕДПОЛОЖИТЬ БЫ НЕ СМОГ, ЧТО ТЫ УБЕЖАЛ В ЛЕС! ТЫ СОВСЕМ ЕБАНУТЫЙ ЧТО ЛИ??? – послышался вполне знакомый голос, разбавленный нотками истерики, ко мне вновь протянулась рука, и я вспомнил беспомощного старика, лежащего на холодном деревянном полу.

Увидев лицо незнакомца – я словно бы сразу вдохнул в себя свою прежнюю жизнь, память, словно напор воды, пробившейся через дамбу, начала возвращаться ко мне. Меня подняли на ноги, и я увидел перед собой своего любимого друга – Дона.

- Что с твоим лицом? Ты нахуя кровью вымазался? Сука, тебе пить вообще нельзя, долбоёб, залезай в машину, и поехали обратно на твою хату. А по пути ты мне расскажешь, как ты здесь оказался, – подняв меня, и ведя к машине, проговорил Дон.

- А-а-а-а-а-а, - ответил я. И это всё, на что меня в тот момент хватило. Все эти ощущения: вернувшаяся память, шок, облегчение, похмелье, смешиваясь, выдавали вместе некий ядерный оргазм, от которого меня выворачивало наизнанку, и выносило летать снаружи других измерений.

Затем Дон донёс меня до автомобиля, посадил на кресло, и мы поехали. И на протяжении нескольких миль я сидел и думал о том, что же произошло с тем человеком в лесу, и что бы случилось со мной, не поддайся я истеричному желанию сбежать прочь.

На некоторый момент, после рассказа я моментально убыл в небытие, уставившись в кружку с чаем, в которой до сих пор одиноко плавал чайный пакетик.

- Ну, - резко выдохнув, начал Дон - Вот видишь, а ты всё свой кофе да кофе, наконец-то, хоть как человек, чая с утречка хлебнул!

- А? – переспросил я, до сих пор плавая где-то в облаках, и смотря, как оторванный белый парус плавает в черном море.

Дон прихлебнул чаю, и ничего повторять не стал, пристально глядя на меня. В воздухе нависла тишина, было лишь слышно, как до сих пор “подрыгивает” недавно разогретый чайник. Я перевёл свой взгляд с чайного пакета на улицу. За окном тихо лил дождь, и было очень пасмурно. Мышьяк лежал на столе, дулом смотря на меня. Пришла моя очередь играть в “Рулетку”.

- Кстати, - разорвав тишину, проговорил Дон, - Патроны к Мышьяку в зале лежат, в специальной коробочке на столе, справа от входа, если вдруг пострелять решишь, или моя компания надоест, - говорил Дон, смотря вместе со мной в окно.

- Постой, а где тут зал? – спросил я, нахмурив брови.

- Сейчас дождь закончится, мы пойдём закапывать ворону, и я тебе покажу, если раньше времени не соскочишь.

- Хорошо, - смиренно проговорил я.

- Даже не спросишь, где мы её закапывать будем? – с изумлением спросил Дон.

- Где мы её закапывать будем? – засмеявшись, спросил я.

- А ты посмотри в окно – вот в этом дворике и будем.

Послушавшись Дона, я вышел из-за стола, посмотрел в окно и увидел, что в нашем распоряжении находится небольшой дворик, в котором выложена плитка, ведущая к уличному туалету, ну и куча чёрной, мокрой земли, которая будет очень тяжело копаться. У меня сразу пропало желание появляться на похоронах. Земля ограничивалась желтым деревянным забором.

На подоконнике лежал прямоугольный лист.

Как хороши узоры в прямоугольной бумаге.

Дождь капал на землю уже совсем маленькими и редкими каплями. Он моросил, а значит, скоро должен был закончиться. В этот момент, я представил себе, как я кидаю комки грязной земли, попутно полностью марая в ней себя. От такой мысли мне моментально захотелось раствориться в горячей чашечке чая.

- Дон, заряжай чай нахуй, ибо нам предстоит работа! – мужественным голосом заорал я, соскакивая с места, - Где лопата?

- Лопата была у тебя в руках… - говорил Дон, ехидно улыбаясь.

- В смысле?

- В коридоре она, перед входом на этот самый задний двор. Дай мне сначала самому чай допить, а потом уже пойдём работать. Ты пока в зал сходи и возьми что нужно, - говорил Дон, смотря в окно, но тут он ко мне повернулся и сказал: - Иди к выходу из дома и там будет зал. Не пропустишь.

Я последовал его словам и увидел большой проём, ведущий в самую большую комнату в доме, которая теперь была захламлена чемоданами и небольшим количеством футляров, в которых лежали пушки. Это и был тот самый зал. Комната была полностью залита бледно-голубым светом, и в ней было очень холодно, в отличие от кухни, в которой до сих пор отчётливо витал запах завтрака. Посреди зала стоял овальный коврик, который покрывал лишь две трети от общей площади комнаты. Я высыпал патроны к пистолету себе в карман и вышел из комнаты. Дон бросил взгляд на меня, вышел из-за стола и пошёл ко мне навстречу.

- Лопаты в коридоре, в пакете – трупик, - проговорил Дон, указывая мне пальцем на дверь.

Затем мы с ним надели ботинки, и накинули куртки, которые, Дон, похоже, развесил тогда, пока я спал. Стало в какой-то степени неловко, но я не стал ничего говорить. В некий момент я “вылетел” из своего тела, задумавшись о сне, который мне снился этим утром, а вернулся обратно уже тогда, когда копал мокрую землю штыковой лопатой.

- Пиздец. Хорошо, что хоть дождя уже нет, - пробормотал я, отбрасывая очередной ком мокрой земли. Дон ничего не ответил, а просто стоял и натирал ладони, чтобы руки не мёрзли, выпуская изо рта пар.

С трудом вырыв маленькую ямку, мы положили туда черный пакет, в котором, непосредственно, лежала многострадальческая ворона без головы. На фоне черной земли черный пакет выглядел как родной. Черное на черном.

- Давай мне лопату, закапывать буду я, - сказал Дон, принимая у меня лопату из рук.

Я с огромной радостью передал ему лопату. На улице было пасмурно и холодно, а ещё все ботинки были в грязи, но мне это казалось лучше, чем ужасная жара.

- Покойся с миром, воронушка, - сказал я.

- Покойся, - подытожил он, закидывая ямку последним комом земли.

Затем мы немного постояли и пошли к дому.

- Ты ведь не забыл про чай? – с беспокойством спросил я.

- Господи, ты раньше так даже никогда насчёт кофе не волновался, знаешь ли, - ответил Дон, бросая лопату на землю.

- Просто я очень замёрз.

- Я тоже.

Мы отчистили ботинки на специальной решётке, а затем вошли обратно в дом, где нас уже поджидал черный силуэт. Моя рука уже невольно потянулась за пистолетом. Свет падал через просветы над дверью, человек стоял и, кажется, поправлял свою одежду.

- Здравствуйте, - вымолвил тёмный силуэт хриплым голосом, расставив руки по швам.

Я вначале промолчал, вцепившись мёртвой хваткой в рукоятку револьвера, но затем почувствовал, как Дон толкнул меня в бок локтём. Я оглянулся, и в полумраке увидел, как Дон держится за рукоятку кинжала. Сердце моё колотилось, но как ни странно, я не боялся, а был лишь очень разозлён. Силуэт не был мне знаком, и со вчерашним «человеком грома» он не имел ничего общего, но это не означало, что угрозы он для нас не представлял.

Ситуация натягивалась как гитарная струна, кровь у меня закипала, буквально на твёрдом месте. Казалось, что сейчас я выхвачу оружие и взорву этими выстрелами всю грёбанную вселенную. Неужели на меня так скверно действует недостаток кофеина? Как бы там оно ни было, Дон додумался до того, до чего не додумался я – он включил свет.

- Привет, - сказал за моей спиной Дон. Я почувствовал, как с него снялось всё напряжение. Что было для меня совсем неожиданно и неестественно. Со стороны это выглядело так, будто они с этим стариком очень долгое время друг друга знали, но я был уверен, даже со всеми своими провалами в памяти уверен – это было не так.

- С новосельем! – радостно крикнул дедок, подняв вверх тортик.

Я повернул голову вперёд, и увидел, худощавого лысого старичка, который держал в своих руках торт и небольшую бутылочку коньяка. Мне стало стыдно и неловко. Захотелось выкинуть свой пистолет на пол и сплясать какой-нибудь нелепый танец. Но я просто встал и наблюдал за тем, как Дон жмёт руку старику и приглашает его в дом. Нерешительно я прошёл вслед за ними.

- Я не слишком рано, салаги? – спросил гость, снимая обувь.

- Нет, что вы, - вежливо проговорил Дон, принимая его куртку и вешая на крючок.

На моём ботинке висел здоровый шмат грязи, и я до сих пор не верил, что этот старичок пришёл на новоселье. Я, своим перекошенным взглядом глянул на Дона, и увидел, как он мне подмигнул. Я понял, что мне нужно начать ему подыгрывать.

Мы прошли на кухню, старик достал коньяк и торт, и мы молча сидели, пока старик не выпил немного своего пойла. Тогда он поверил нам историю этого дома, и «громового человека».

Сверкали невероятно ослепительные молнии. Землю сотрясал грохот. Казалось, что даже вода, что приливалась к берегу, тряслась от грохота с небес, расходясь репрессированной рябью. Ветер развивал Её волосы по лицу. Её мокрые волосы. Волосы, мокрые от солёных слёз. Её освещали только молнии, тем временем, как Она стояла не берегу, сжимая руки в кулаки. Она чувствовала себя отрешённой от всего Мира, Она видела, как на другом береге ветер качает деревья. Ураган срывает ветки, и весь мир лес трещит по швам. Ногти впились в Её нежные ладони, терзая их до крови.

Отчаяние.

Она стояла на тёмном пляже совершенно одна. Тёмный силуэт у беспорядочной ряби, освещаемый небесными прожекторами. Она, молча, кричала. Ей и не нужно было открывать рот, чтобы кричать. Сами небеса били хлыстом и раздавались басом из её уст, сотрясая собой весь мир. Никто пока не знал, чего Она хочет. Но что я знаю точно, так это то, что она больше неподвластна сну. Такова природа страха и отчаяния.

***

Проснулся этим утром я невероятно тяжело, отчего на меня нависало ощущение, будто меня придавило одеялом, весом в сотни тон, хотя укрыт я был всего лишь простым пододеяльником, от чего я и мёрз всю ночь. Первые минуты своего пробуждения я лежал и уговаривал себя встать, параллельно чувствуя, как в голове моей нет совсем ничего. Да. Это весьма затруднительно представить. Однажды утром ты встаёшь с кровати, и ты абсолютно ничего не помнишь. Представьте себе только.

Пустота.

Вот именно такой кошмар меня и застал этим самым утром. Но, к счастью, это ощущение преследовало меня лишь первое время. В реальность меня вернули стены.

Стены, покрашенные в голубую краску, наспех намазанную в небольшой комнате. Кругом, куда бы я не бросил свой взгляд, проглядывали уродливые белые “молнии”, которые портили собою весь вид, так же, как и пузыри из той же самой краски.

Отвлёкшись от стен, я резко поднялся с кровати, и почувствовал, как синяя краска и белые “молнии” слились для меня в белые облака на синем небе, из-за резкого головокружения. К счастью, через небольшой промежуток времени меня тут же отпустило, а в нос ударил запах свежеприготовленной яичницы. Память понемногу начала ко мне возвращаться, по мере обострения аппетита.

Я вышел в коридор второго этажа, на котором было три двери в разные комнаты, и одна лестница, ведущая вниз, на кухню и в холл. Я, завлекаемый запахом пищи, взошёл на лестницу, дабы опуститься вниз. Сама лестница была очень крутой и скользкой, сейчас я даже удивился тому, как я смог забраться по ней в прошлую ночь, уставший от дороги и в полумраке, не упав ни разу.

Но, разумеется, второго раза мне было не дано, и уже на третьей-четвёртой ступеньке спуска, моя нога соскользнула со ступеньки, и я покатился вниз по ней задом. Было очень смешно и очень громко. Где-то примерно с минуту я сидел на лестнице и истерично смеялся. Именно так я и проснулся. Дон смеялся вместе со мной, хотя и на лице его было заметно, что он чем-то озабочен. Успокоившись, я упёрся взглядом в оставшиеся ступеньки, и о чём-то глубоко задумался. Всё замолкло.

- Нам нужно похоронить эту ворону, - соскользнуло с языка Дона, как гром среди ясного неба. Воспоминания предыдущего вечера мигом хлынули на меня, лицо моё резко “похолодело”. На душе стало приторно и неприятно.

- Но вначале надо поесть, - возразил я, поднимаясь на ноги и опускаясь к столу, который располагался чуть подальше крутой лестницы, - Что там у нас?

- Яичница с ветчинкой.

- Из вороньего мяса, я полагаю?

- Таааа! – во весь голос завопил Дон, размешивая сахар в стакане с чаем.

После диалога я моментально приступил к долгожданной трапезе, что, без всякого сомнения, моментально подняло моё настроение. О прошедшем вечере говорить на сытый желудок, как ни странно, стало намного проще.

ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ – МОЙ ДОМ - МОЯ ДЕРЕВНЯ – МОИ ЛЮДИ!

После очень вкусного завтрака, я залил себе горячего чая, и уселся обратно, тем временем, как Дон смотрел в большое окно, что стояло рядом. По стеклу стекали одинокие капли дождя.

- Спасибо за завтрак, Дон, - проговорил я.

- Не стоит, я думаю, что это справедливо: ты даёшь нам крышу над головой – я даю нам еду. Всё по честному, - ответил Дон.

- Не очень то и безопасная крыша, - ответил я, припоминая Дону “Вечернего психопата”

Дон, ничего не ответив, поднял руки из-за стола и поставил на стол пистолет, который он после толчком прокатил по столу, который затем я взял в руки. Это был красивый узорчатый револьвер. Он был выполнен из стали, окрашенной в черный цвет, а в районе барабана которого были красивые тёмно-жёлтые полосы, я моментально в него влюбился.

- Его зовут Мышьяк. Не знаю почему, но это именно ты его так назвал.

- Я совсем ничего не помню, ты же знаешь.

- Тогда готовься к тому, что я расскажу тебе историю, - Дон откинулся на спинку стула, готовясь к повествованию.

Тем временем, на улице с ещё большей силой хлынул дождь.

***

Это случилось где-то примерно четыре года назад. Тогда, я и ты работали на одного мелкого юриста, который, внешностью своей, был похож на помесь Микки-мауса и лысенького жида. В общем – личность крайне неприятная. Сначала он даже мне нравился, а ты утверждал, что это-то ещё говно собачье, но я тебе первое время не верил, а зря.

Тогда стояла такая же невероятно отвратительная летняя жара, наша с тобой работа состояла в немногом: раскидывать визитки, где попало и потом возвращаться к этому скупердяю за выручкой. Мы с тобой работали за копейки в экстремальных уличных условиях. До сих пор удивляюсь тому, как мы с тобой не отбросили коньки из-за той адской жары.

Всё бы ладно, но один раз он выкинул такой маразм, за что и нехило поплатился. Скупой платит дважды, как ни крути. В тот день, мы с тобой, как обычно, забрали пачки визиток и раскидали их по всему городу, но когда вернулись обратно за выручкой – то тогда начался настоящий спектакль.

Этот засранец не стал отдавать нам деньги, конечно же.

- ВЫ ПЛОХО РАБОТАЕТЕ! РАЗДАЙТЕ ЕЩЁ С ДВУХ СОТЕН И ПОЛУЧИТЕ СВОИ ЗАСЛУЖЕННЫЕ ДЕНЬГИ! – вопило мясное воплощение Микки-мауса.

- А иначе что будет? – с нетерпением спросил ты.

Тут случилось именно то, чего от него никто и не мог ожидать.

- Иначе я напишу заявление в полицию, и сфальсифицирую грабёж, побои, а ещё мошенничество. Хотите узнать как? Так не идите раздавать эти дорогие визиточки по сорок копеек за каждую и тогда определённо прочувствуете все эти круги на своей шкуре!

Я хотел было уже подойти к нему и запихнуть ему эти визитки в глотку, вместе с челюстью, но одно “но” меня тут же остановило.

- ДОН! ОСТАНОВИСЬ! У НЕГО ПИСТОЛЕТ! – закричал ты.

- ОТОШЁЛ ОТ МЕНЯ! – завопил Дядя Скрудж.

Затем немая сцена, а на меня смотрит жадными глазами скупой психопат, держащий в руках тот самый “Мышьяк”.

- А теперь, мальчики, будьте добры, - Успокаивающим голосом говорил юрист, - возьмите стопку визиток и возвращайтесь обратно с уже выполненной работой, - на лице его засияла добрая улыбка.

Я отступил обратно, и мы вместе с тобой подошли к коробке, полной небольших жёлтых визиток и нехотя стали набирать небольшую пачку.

- Дон, ты до сих пор куришь? – спросил шёпотом ты у меня.

- Да. А ты решил закурить последнюю сигарету и накинуться на него? – с улыбкой спросил я.

- Возможно, но сигарета мне не сгодится. Дай мне, пожалуйста, свою зажигалку.

Я недоверчиво протянул тебе запрашиваемое, после чего ты немедля выдрал её из моих рук открыл газ и направил в сторону визиток. Зажигалка зашипела.

- Встав рано утром, закурил сигарету… - начал напевать ты, и зажёг огонь. Визитки тут же всполохнули. Это выглядело очень красиво и на душе стало невероятно приятно.

Крик юриста был хуже сирены, он выбросил из рук пистолет и бросился тушить визитки. Мы с тобой отошли, а на твоём рту засверкала твоя безумная улыбка во все зубы. Рыжие огоньки пламени выглядывали из коробки, своевременно пожирая и её вместе с дешёвыми визитками.

- Перед едой сигарету достал… - продолжал напевать ты, направляясь в сторону пистолета, тем временем как скупердяй снял пиджак и старался сбить пламя, очень скоро в кабинете должна была сработать сигнализация.

Я стоял на месте и наблюдал за развитием событий. Позже ты поднял пистолет и выстрелил прямо в сигнализацию, которая реагирует на дым. Как ни странно, она не стала работать даже тогда, когда в кабинете поднялся приличный дымоган.

- Ну, Дон, продолжай своё дело, - с легкостью сказал ты.

А я сделал.

Наверное, поджаренные визитки – очень вкусный деликатес. Особенно, когда ради них тебе выбивают одну-другую пары зубов. Пожар мы, конечно же, потушили и никто нас после этого мероприятия не побеспокоил. Все обещания юриста не выполнились, а мы, хоть и остались без работы, зато нехило отыгрались на этом Дяде Скрудже.

***

После чего Дон закончил свою историю, на что я ему ответил:

- “Мышьяк”, потому что этот юрист был тем ещё крысом, а этот револьвер – нехило отогнал его от нас.

Мы вместе громко рассмеялись, хотя реальной версии я не знал.

Во всяком случае – нам в скором времени очень сильно пригодилась эта игрушка.

***

Берег. Вода успокоилась. Лишь слёзы, капающие с её щеки, волновали воды. Лишь одной её горькой слезы хватало, дабы даже самое большое озеро стало солёным. Через облака проглядывало ослепительно яркое солнце, до сих пор на улице стоял холод, а она была одета лишь в тонкие брюки и лёгкую рубашку. Но как ни странно, холода она не чувствовала.

Мёртвые не умеют мёрзнуть.

С первым лучом солнца она сообразила, что ей делать дальше, она стояла на берегу и всё время не могла заставить себя шелохнуться хотя бы на сантиметр, даже не смотря на то, что она уже продумала дальнейший шаг. Она продолжала стоять, но когда солнце полностью озарило берег, она напела:

-“I go alone

The path is all I see

It's the only way

I can bring you back to me

Have to bring you back to me”

И она тут же почувствовала, как у неё появились силы, чтобы пойти дальше.

Машина методично тряслась, пока мы с Доном сидели и молчали, тем временем как он вёл автомобиль. Я растаял на сидении автомобиля под гнётом тридцатиградусной жары.

- Включи кондёр, - попросил я.

- Все говорят: “Включи кондёр”, а ты посиди в жару, - отвечал Дон.

Исход, наверное, всем уже понятен. Из-за смога, что куполом повис над нами, становилось ещё душнее и жарче, казалось, что ещё чуть-чуть, и я сейчас буквально растаю. Огромные капли пота падали с моего лба на салон машины, обильно растекаясь по нему, а одежда вся промокла от влаги, из-за чего становилось, мягко говоря, неприятно.

- Знаешь, сейчас я растаю, и вся твоя “малышка” покроется , а водить по ямам ты будешь ржавое корыто - сказал я, с улыбкой, глядя на него.

- Все говорят… - Начал было Дон.

- Но-но! Вруби кондёр, - сказал я, после чего Дон агрессивно дёрнулся и посмотрел мне прямо в глаза.

- Если мы сейчас врубим кондёр, то у нас не хватит бензина, и катить нашу малышку нам придётся ТВОИМИ руками, - ответил Дон, копаясь тем временем в бардачке.

- Аргумент, - ответил я, поворачиваясь всем телом обратно к испепеляющему солнцу.

Затем, под жаром солнца, я начал чувствовать, как медленно теряю сознание, но ничего не могу сказать Дону, ибо сил на это у меня совсем нет. Поэтому, я продолжал медленно выпадать из горячей реальности, пока Дон думал, что я сплю. Медленная езда по ухабистой дороге успокаивала и усыпляла меня. Трудно назвать это падением в сон, скорее это было похоже на непринуждённую медитацию. И вот, я выпал из мира, откуда до меня доносился лишь шум ветра, залетающий в машину.

Вначале была темнота, но позже я оказался в пустыне. Горячая, сухая, беспощадная пустыня, по которой ветер гоняет лишь песок и обжигающий лицо воздух. Я брожу по ней, и не вижу ей конца. Я брожу и таю по пути, но мне не нужна вода. Мне нужно…Имя. Мне не нужно ничего, кроме имени. Да. Только я не знаю, что это за имя и кому оно принадлежит. Вдалеке я увидел силуэт чёрной лошади, бегущей в мою сторону, и вздымающей весь песок на своём пути. Она очень похожа на бурю. Чёрный ветер пустыни. Она бежала по песчаным дюнам, рассекая воздух своей чернотой. Когда лошадь подобралась ко мне вплотную, я, недолго думая, попытался её оседлать, но лошадь, во время каждой моей попытки, вырывалась. И вот, когда я попытался оседлать её ещё раз, но зайдя уже с другого бока, то увидел надпись, вырезанную на чёрной шерсти лошади.

- ВСПОМНИ ИМЯ!

Но мне нечего было сказать. Мой рот был полон песка и горячего воздуха. Я – пустыня, а лошадь, что стоит рядом со мной – ветер, что гоняет её песок. Нам врозь нельзя, и вместе – невозможно. Жёлтый круг на небе беспощадно светил на меня, расплавляя всё моё существо, тем временем как чёрная лошадь смотрела куда-то вдаль, словно бы там располагались райские кущи. Недолго думая, я взял её за уздечку и побрёл вперёд, куда она смотрела.

Так длилось много дней, но ни одной из ночей. В пустыне всё время стояло солнце, или просто жёлтый круг, который я счёл называть солнцем. С каждым днём мои силы становились всё меньше и меньше, и лишь лошадь, что вела меня вперёд, тащила меня вслед за собой. Весь этот сон длился до того момента, пока я не рухнул навзничь на горячий песок, что всеми своими мелками крупинками обжигал моё лицо. Лошадь остановилась, но затем меня кто-то поднял, держа за подмышки. Я облокотился локтем о лошадь, и голову мою в тот же миг пронзило чьё-то имя, я хотел было воскликнуть его, но в тот же момент, когда открылись мои уста, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся, и увидел Дона.

- Не смей этого делать, - сказал он, не открывая рта, после чего замахнулся дощечкой, которой я получил от него по лицу. Лицо моё загорелось, я упал. За сном вновь последовала темнота, словно бы вновь отключили свет в кинотеатре, а титры закончились.

Очнулся я уже в машине, задёргавшись в ужасной конвульсии.

- Блядь!!! Ты чего творишь?! – прорезался крик Дона по ту сторону жизни.

Когда моё тело расслабилось, я открыл глаза и увидел перед собой двор, в котором я живу. На улице уже была ночь. Я помнил сон и рот в песке, казалось, что я до сих пор нахожусь не в машине, а в пустыне, ибо тут так же жарко, как и там, но в окно проникает свежий уличный воздух. Вокруг не было никого, даже фонари все были выключены. Стояла поздняя ночь, а значит – я довольно долго был в отключке.

- Я спал? – растирая лицо, сказал я.

- Спал, пока не задёргался в бешеном танце, словно тебя мандавошки по всему телу закусали.

- Просто кошмар приснился, прости.

- Забудь. Мы уже приехали. Жду тебя здесь же в восемь часов утра, подготовься, как следует, - говорил Дон, снова заводя ранее заглушённую машину.

- Завтра в восемь. Приятной дороги.

Затем я выскочил из машины, до сих пор плавая где-то во сне. Если честно, то я даже и не представлял, где именно он меня высадил. Я видел лишь небо, усеянное звёздами, и луну, немного закрытую облаками, впереди меня же была абсолютная чернота, и лишь кое-где проглядывались ржавые детские карусели. Я пересекал их, словно привидение, пока наконец-то не забрался в свой нелюбимый кошачий подъезд, в котором здорово воняло мочой оных. Затем я поднялся на свой этаж, отпёр дверь ключами, и, не включая свет, рухнул на пол и заснул. Пол был холодный и освежающий. Здесь не пахло кошачьей мочой и не плавилось солнце. Здесь нет распятых на крестах ворон, здесь нет оружия. Здесь есть только я, пол и сон. Именно так я достиг Нирваны.

“Soaked in bleach”.

Но даже здесь, среди темноты, абсолютной тишины и нейтральности – меня посягали разные видения. Я спал, словно бы в бреду, перекатываясь с одного бока на другой. Бешеный карнавал из воспоминаний и подсознательных образов хватал меня за яйца и вертел мною, как хотел. Я вновь и вновь возвращался на детские площадки, потом в машину, потом в небо, потом до Луны и обратно, поедая целое ведро картошки фри. Я бредил.

Это не реальность исключила меня, а я исключил реальность. Никак не иначе.

После луны я – девушка. Девушка, что ложится спать. Хладный ночной воздух дует в её раскрытое окно, вздымая шторы, словно паруса. В комнате её свежо и одиноко, поэтому она засыпает быстро.

Во сне она видит парня.

Сон во сне???

Которого хотела забыть. Сейчас он стоит к ней спиной, а напротив него стоят люди, одетые неопрятно. В руках их ружья, огни, и прочие орудия. Вокруг горит огонь. Парень стоит и молчит. Толпа кричит. Она подходит к нему, но в тот момент, когда ей остаётся до него всего лишь пять шагов – голова парня разрывается на миллионы кусочков, словно пазл, который сложили неправильно и все частички не устоялись на месте. Пазл, собранный сумбурно, есть произведение искусства.

“Love, love will tear us apart...again”

Девушка кричит во всё горло и просыпается в поту. Испепеляющее солнце бьёт в её окно. В комнате жарко и душно. Её крик раскалил воздух, ведь он был настолько громким, что его было слышно даже на небесах.

Я проснулся на прохладном полу, чувствуя бодрость в своём теле и ясность в голове. У меня остаётся ещё час, до встречи с Доном. Я быстро встаю с пола, делаю себе кофе, завтракаю им, затем собираю все вещи первой необходимости в чемодан, в том числе и мобильник на который никто мне не звонит и который мне нужен, лишь для оплаты коморки. Затем я позвонил владельцам жилья и сказал, что временно в нём не нуждаюсь и арендную плату нужно приостановить, я оставляю небольшую сумму за прожитое время и выметаюсь из квартиры, не оставив за собой даже своего запаха. Я готов вояжировать.

А может, мой запах просто перебил запах кошачьей мочи. Я запер за собой дверь и оставил ключ под ковриком. Когда я обернулся обратно – то увидел целую стаю кошек, что окружили меня.

- Обосраться… - вымолвил я.

Чёрные, белые, пушистые, гладкошёрстные, бритые, вшивые, здоровые, бродячие, домашние. Всего их было около двенадцати. И я и понятия не имел, что они хотели, ведь они лишь заинтересованно смотрели на меня, недовольно виляя своими хвостами. Больше ничего.

Ожидая от них первого шага и набравшись смелости, я пошёл на них, и кошки расступались передо мной, словно бы я повелевал ими. Казалось, они хотели со мной попрощаться, начиная тихо мяукать мне в след. Это было мило с их стороны, особо учитывая то, сколько раз они мочились на дверь моей квартиры, после чего ещё недовольно мяукая. Кусочки шавермы в шерсти.

Но подъезд я предпочёл очень быстро покинуть, ибо мои пушистые соседи всегда мне не нравились. Я выбежал во двор, размахивая чемоданом, словно колокольчиком. Я искал машину Дона, и смог найти её лишь по запомненным ржавым каруселям. Я забросил чемодан в багажник и сел вперёд к Дону.

- Я заправился полностью, и, чтобы ты не скучал – привёз тебе немного твоей любимой музыки, - говорил Дон, улыбаясь, и роясь в бардачке, тем временем как я лишь мог, молча, наблюдать.

- По этапу, с приговором на руках… - завещал приёмник. Заиграл шансон, а Дон очень громко рассмеялся, увидев выражение моего лица, которое трудно описать словами.

- Наслаждайся, тут много чего есть, - сказал Дон, заводя машину и трогаясь с места.

- Спасибо, - вежливо и вдумчиво ответил я.

Машина вновь ехала по ухабистым дорогам на Паланик. Но теперь мы были точно подготовлены, это была война. Наша война.

- ТЕЛО ЗДЕСЬ, А ДУША ДАЛЕКО!– орали во всё горло я и Дон.

- Всё, блядь, у местных ублюдков просто нет шансов, - проговорил через зубы Дон.

Я молча кивнул, а солнце испепеляло землю.

Ураганный ветер бил в затылок, из-за чего посреди дня стало прохладнее. Ветер гнал на нас огромную чёрную тучу.

- Врубить кондёр? – спросил Дон, прикуривая от автомобильного прикуривателя.

- Вовремя ты. Нет. Кондёр не нужен, тут и так сзади ветер нехилый задувает, - говорил я, высовывая руку из окна, - Я капризный как принцесса, да, Дон?

- Тааа! – завопил во всё горло мой водитель.

Сзади произошёл первый проблеск молнии, сравнимый своей неожиданностью с грузовиком, который вылетел на встречную полосу, а тебе в глаза бьют белый яркий свет из его фар. Вслед за молнией последовал неслабый рокот грома.

- Я обосрался, - проговорил Дон, тем временем, как его худые бледные руки мёртвой хваткой вцепились в кожаную обивку руля.

- Я тоже, выдавливай из этой малышки всё, ибо мы доедем до Паланик двадцать три в качестве обгоревшего корыта, которое устроило нехилый фейерверк, когда по нему шарахнула молния.

- Ну, не думаю, что машина прямо взорвётся.

- А ты вспомни, что мы с тобой везём целый ящик амуниции.

Дон вдавил педаль газа в пол, и мне стало казаться, что мы едем быстрее ветра. Впервые за всё лето я почувствовал прохладу, от которой мне буквально проветрило мозг. Такими темпами мы и достигли Паланик двадцать три вовремя, пытаясь сбежать от огромной тучи, что гремела как целая флотилия, и сияла как китайский новый год. Дон распахнул двери машины, приказывая как можно быстрее выметаться из неё, ибо туча уже висела над нами, сверкая своими ножами-молниями. Последовав его указу, я вылетел пулей из машины и отпёр ворота ключом, не обращая внимания на “сползшую” с забора вниз мёртвую ворону. Затем я пересёк небольшой двор из каменных плит и мигом залетел в прихожую дома, ожидая, когда подойдёт Дон. Долго ждать не пришлось.

Ему нереально повезло, ибо как только нога его вступила за грань прихожей – с неба хлынул ливень, предварительно ударив раскатом грома. Чернота накрыла это место. Ветер стих, а в нос ударил запах свежего воздуха. Мы добрались. Дон прикурил сигарету, а мне резко захотелось кружечку кофе.

- Слушай, сбегай-ка в дом и посмотри, нет ли там хотя бы горстки кофейных кристалликов? – попросил Дона я, любуясь, как армия из капель дождя разбивается о землю.

- Ща, - вымолвил Дон, и удалился в дом.

До сих пор сверкали молнии, свежий прохладный воздух полностью перечёркивал жару. Я чувствовал, как внутри меня что-то встало на место. Это чувство сравнимо с тем, когда ты понимаешь, что ты дома и в полной безопасности, или наконец-то выдернул занозу из пальца. Наверное, это было со мной, потому что я думал, что получил этот дом незаконно, и сейчас сюда завалятся приставы с полицией и прогонят нас, но такого не происходило. А если честно, то я даже смутно не могу вспомнить, откуда я имею этот дом. После нескольких ударов молнии раздался мощный громовой раскат.

Калитка во двор резко и с грохотом распахнулась, и с грохотом захлопнулась. Поначалу, я подумал, что это игра ветра, но позже услышал душераздирающий крик:

- АХАХАХА! Я ЖЕ ГОВОРИЛ – СЪЁБЫВАЙТЕСЬ, МАТЬ ВАШУ! Я ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЛ!

Затем я заметил, как с двери стекает грязь, оставленная чьим-то ботинком. Затем дверь повторно распахнулась, под гнётом чьего-то чёрного, тяжёлого бота, а затем повторно захлопнулась.

- СТЕРВОЗНАЯ ДВЕРЬ! – вслед за этими словами, я услышал какую-то возню за забором.

Затем двери пришлось очень много раз открываться, и пытаться закрыться, пока она и вовсе не рухнула навзничь, ибо она вся была продырявлена из крупнокалиберного пистолета. Блеснула молния, а через то место, где раньше стояла железная калитка, прошёл высокий, худой человек, полностью одетый в чёрную одежду. В левой руке он держал отвердевший труп вороны, с которой капала вода, вперемешку с кровью. Водный пистолет, стреляющий вишнёвым соком.

- НЕ ОБОСРАЛИСЬ ЕЩЁ? Я ЖЕ ПРИКАЗЫВАЛ ВАМ УХОДИТЬ ОТСЮДА – ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ – МОЙ ДОМ - МОЯ ДЕРЕВНЯ – МОИ ЛЮДИ! РАЗ ВАМ НЕ ХВАТИЛО ВЫПУЩЕННЫХ КИШКОВ – ТО ТЕПЕРЬ ВАС БУДЕТ ОЖИДАТЬ ВЕЩЬ НАМНОГО ХУЖЕ. А ЗАТЕМ – Я ПОВТОРЮ ЭТО ВСЁ НА ВАС! – кричал человек в чёрном, перебивая шелест ливня.

Блеснула молния. Настолько яркая молния, что свет её заливал сам Ад. Но даже сквозь блеск молнии я увидел, как сверкают глаза этого безумца. Он был в ярости. Он застал нас врасплох.

Чёрный человек, освещаемый светом молнии, прошёл в середину двора и смотрел мне прямиком в глаза, растопырив руки, словно бы он ожидал тёплых объятий. Но даже на таком расстоянии я чувствовал, как от него веет морозом. Наверное, это и чувствуют люди, когда находятся рядом с отморозками.

- Я же обещал тебе что-то страшное? – говорил человек в чёрном, поднимая руку с вороной к груди.

Теперь, ворона с распахнутыми крыльями выглядела как медаль, или штришок, подчёркивающий и без того мрачный стиль его одежды. Затем он поднял ворону к самому рту, преподнося её к губам. Тем временем из двери дома вышел Дон.

- Тут нет этого кофе, поэтому можешь воду с улицы полакать, всё равно на вкус одно и то же, - говорил Дон, вертя в руках пачку сигарет.

После чего он обернулся, и увидел нашего нежданного гостя в тот самый момент, когда он жадно вцепился вороне в шею, заглотнув голову, а затем оторвал её от тела, жадно дёрнув в сторону туловище несчастного животного.

- Пиз-дец, - промолвил Дон, а я же – замер в шоке и мерзком ужасе.

Настоящий отморозок.

Кровь, льющаяся с головы вороны, была запекшейся и с трудом вытекала из тела, но всё же смогла немного залить двор. После “трапезы” психопат выплюнул голову и отбросил тело в сторону.

- СЛЕДУЮЩИМИ – БУДЕТЕ ВЫ, ЕСЛИ НЕ СЪЁБЕТЕСЬ ОТСЮДА ХОТЬ К ЧЁРТУ НА КУЛИЧИКИ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ! - кричал он, наперебой дождю.

После чего удалился, с грохотом пройдясь по изрешечённой и упавшей двери калитки. Мы хотели было его остановить, но были до такой степени шокированы, что даже не смогли сдвинуться с места. Кажется, что у Дона из рук вывалилась пачка. Дальше действовать было поздно. Мы некоторое время молчали.

- Что это было? – раскрыв рот, спросил Дон.

- Ужин засохшей вороньей головой?

После чего Дон поднял пачку и закурил.

- Блядь. Тут точно нет кофе? – с досадой спросил я.

- Послушай, сейчас какой-то фрукт изрешетил нашу дверь, потом наорал на нас, отгрыз голову мёртвой вороне и ушёл, а тебя волнует какое-то кофе?! – выпуская клубы дыма, проговорил Дон.

Сверкнула молния. Я так ничего и не ответил, глядя на голову вороны и вслушиваясь в шум дождя. Дон удалился, а мне невероятно сильно хотелось рассмеяться, что я и сделал, когда Дон отошёл на достаточно большое расстояние. Хлестал дождь, зияли молнии.

Немного отойдя от недавних событий, я понял, что очень сильно хочу спать и есть, ибо не ел уже целый день-два. К счастью, как только я вошёл в коридор, то в нос мне ударил запах яичницы. Зайдя на кухню – я мигом бросился к оставленной мне Доном тарелке. Яичницу я запил чаем, и осталось решить только вопрос со сном. Кажется, что спальные комнаты располагались на втором этаже дома. Взобравшись по лестнице, я тут же услышал храп Дона. Насчёт спальных помещений я не ошибся.

На втором этаже осталось две незанятых комнаты. Я наобум выбрал ту, что выходила на задний двор, о котором я узнал лишь благодаря этому окну, ибо в прихожей, где я сидел и наблюдал, как один из местных жителей с аппетитом поглощает голову вороны, ту дверь, что вела в задний двор – совсем не было видно.

Я плюхнулся в неготовую постель и тут же заснул.

Наутро я проснулся и понял, что нам уже буквально объявили войну.

Каждое новое утро становилось всё интереснее и интереснее.

Я открываю свои глаза и вижу, как какой-то полный мужчина скалит свои зубы, глядя мне в глаза. Лоб его покрыт мощными градинками пота, короткие усы вздымаются под дыханием, а полные щёки порозовели от лютого гнева. Он был красным и мокрым, как помидор, только что вымытый водой из-под крана. Его тело бешено вздымалось, наряду с тесным пиджаком телесного цвета и белой рубашкой под ним. Всё, что было ниже – загораживал уютненький маленький столик, обклеенный плёнкой коричневого цвета. В руках сеньор Помидор держал какие-то бумаги, которые хранились в розовато-прозрачной папке, чью прозрачность нарушала лишь небольшая заклёпка белого цвета. Всё было в дыму, словно бы помидор загорелся. Я не чувствовал своего тела, и даже не понимал, где нахожусь. Отдалённо играла музыка. Я хотел осмотреться, но понял – я не хозяин своему телу. Громкая музыка, что ритмами била по сонному мозгу, сотрясала всё моё тело. Я понял. Я хотел спать.

- Мистер. Подпишите…кхм – и тут я заметил на белой рубашке фиолетовый галстук, который, Помидор, бросился поправлять, чувствуя, как он его душит. Красота требует жертв, толстячок, - Подпишите бумаги, заплатите ещё тысячу и мы с вами разойдёмся как в море корабли! – вещал здоровяк, яро пытаясь меня в чём-то убедить. Но я, если говорить честно, даже не мог тогда вспомнить своего имени.

Я взял ручку, и почувствовал, как моя голова перевешивает тело. Позже, я впечатался в этот деревянный столик, прямо на кипу бумаг. Дальше я ничего не помнил, но на утро проснулся там же, в жутко неудобной позе, но на мне уже лежали бумаги в папке. Только теперь, прозрачность, помимо заклёпки, убивала белая бумажка, на которой было два адреса: Юр. Контора: Паланик двадцать три и земля: Пограничников сорок шесть.

В мозг моментально врезала музыка, которая уже была очень громкой. Я недовольно завопил, рыская за пультом от аудиосистемы, когда я нашёл его – убавил музыку до допустимых пределов, всё думая, сколько же соседей убивало мою дверь этой ночью. Затем я вновь сел над бумагами, стараясь понять, что произошло до того, как я вновь “включился”.

Знаете, жить с жуткими провалами в памяти и постоянным расстройствами сна – просто адски. Вы только представьте как трудно человеку, который даже не знает имен своих родителей. Но думаю, чтобы прояснить всю ситуацию, которая создалась вокруг меня – мне стоит перечислить те сведения о себе, которые я ещё помню, ну-с начнём.

Я обычный студент, вышедший на каникулы, и учащийся в вузе на некую специальность (название которой, выйдя на каникулы, я, как и все студенты, моментально забыл), подрабатываю расклейщиком разнообразных ярких и бесполезных листовок, дабы хоть как-то оплачивать снимаемое жильё и с трудом питаться. Вечерами, после работы, я сижу и громко слушаю музыку, иногда, смотрю телевизор. Единственное что я знаю о своих провалах в памяти, и бессоннице – они начались этим летом с выходом на каникулы. Дальше я ни черта не помню. Такое ощущение, будто я всё никак не могу отойти с мощной пьянки. И вот, кульминация моей беспамятности – я начинаю вести этот дневник после того как сеньор помидор заявляется ко мне домой и кидается в меня разными документами, чьё содержание такое монотонное и объёмное, что мне лень осилить хотя бы титульный лист.

Не удивлюсь, если сейчас за мной кредит в несколько миллионов, или этот помидор – мошенник, и я, этой ночью – подписал документы, которые никакой юридической силы иметь не будут, потому что я – не владелец этого жилища. Ибо я даже и понятия не имею, зачем мне нужен этот документ, ведь в первом из них, как кажется, говорится о владении мною земли на улице Пограничников сорок шесть. В конечном счёте, мне остаётся только съездить туда, дабы наконец-то узнать, что находится по тому адресу, а если там не окажется ничего полезного, то я поеду в юридическую контору разбираться с сеньором помидором.

Слишком гладкий и простой план. В любом случае – сегодня, пожалуй, я возьму выходной. Наскребав деньги из общака, я заметил, что там исчезла та самая солидная тысяча, которую я отводил на отдых вне четырёх стен, я, сопровождаемый лучами утреннего солнца поехал на участок земли, указанный в документе.

Но я и понятия не имел, какая история там завяжется.

Собрав все свои вещи в небольшой, лёгкий кожаный чемоданчик – я вышел из дома, надеясь найти водителя, который автостопом довезёт меня прямиком до Паланик двадцать три. Но только мне стоило выйти за порог, как я тут же рванулся обратно, потому что забыл взять с собой розовую папочку, что содержала в себе белые бумаги, с содержанием которых я, в силу своей лени, так и не смог разобраться. После того как я убедился, что все мои вещи собранны – я наконец-то с чистой душой запер свою каморку и начал свой выход из многоквартирного дома.

Если честно, то в тот момент я даже и не имел понятия, где находится Паланик двадцать три, и даже, очень сильно удивился, узнав о существовании такой улицы на границах моего города. Наверное, не знал, потому что вообще никогда не любил выходить из дома, притом на такие далёкие расстояния, но до этого момента, у меня просто и повода не было.

Выйдя в подъезд, я сразу же вспомнил, почему я не люблю выходить из дома - потому что между моей квартирой и улицей стоял отвратительный подъезд: поборник грязи и кошачьего содома. В загаженном подъезде, как только я вышел из квартиры – меня чуть не сбила толпа жирных, обезумевших кошек, которые гнались за другой белой кошкой по лестнице. Эти отвратительные кошки гадали в этом подъезде, как ненормальные. Не подумайте, конечно, что я не любитель кошек, но вы только попробуйте простоять в подъезде, где бывает около двух десятка кошек, хотя бы с минуту, и вы сразу же меня поймёте. Да. Стены подъезда источали отвратительный сырой запах, о происхождении которого, я даже не хочу догадываться. На этих же стенах так же присутствовала «наскальная живопись» от первых жителей дома, которому, кстати, насчитывался уже второй десяток. Вдаваться в подробности «живописи» мне не позволяет воспитание, тут-то вы уж извините.

Я был очень благодарен Господу за то, что я вышел из подъезда живым. Отсюда и начинается моё невероятное путешествие, в которое, вы, наверное, не поверите. Как ни странно, но я заметил, что каждое хорошее приключение всегда начинается с чего-то забытого, например: с забытого чувства осторожности и страха, или же, с отшибленной напрочь памятью. Пройдя через извилки дворов многоквартирных домов – я всё же вышел на главное шоссе города, которое, к счастью, оказалось неподалёку.

Тут-то и началась моя первая стычка с самой судьбой, ибо я очень долгое время всё никак не мог поймать автомобиль. Мне не везло настолько, что мне казалось, будто я просто неверно выставляю руку, и водители шоссе думают, что я кидаю им знак приветствия, чьего, вы, наверное, догадались. Но нет, кисть руки не была выпрямлена. Я простоял так до вечера, не имея за душой ничего кроме проклятой сотни, с помощью которой я и собирался доехать до Паланик двадцать три. Больше сотни я выделить и не мог. Мне даже сотни было жаль, ведь я, в ожидании машины представлял, как убиваю водителя, а на отложенную на поездку деньгу - покупаю себе варёной лапши, а затем дальше еду на Паланик двадцать три, или же выхожу из машины и кидаюсь на случайных прохожих, чтобы украсть у них деньги на варёную лапшу.

И наконец, передо мной остановилась белоснежная машина, доселе неизвестной мне марки. Остановилась она как раз в тот момент, когда я уже совсем потерял всякую надежду и засобирался идти домой. Сначала, я даже не поверил в то, что эта машина остановилась ради меня, думая, что она просто припарковалась в ожидании кого-то, и поэтому отвёл голову в сторону, но когда машина очень громко загудела – я был вынужден пойти навстречу к ней, и, к моему удивлению я делал это без удовольствия.

- КОРЕШ! ШЕВЕЛИ БУЛКАМИ! - донеслось из-за тонированных стёкол, при этом, мотор загудел как бешенный, а у меня тут же отпало желание садиться в эту машину, но, вспомнив томные часы ожидания – я всё же потянул белую ручку и сел в автомобиль.

- День добрый, - сажаясь, вымолвил я. Чувствовал я себя ужасно неловко.

- Какой день добрый? Ты чего, с катушек съехал, корефан? Это же я! Дон! – дружески толкнув меня, вымолвил водитель. Я же, в свою очередь, глянул на него: русые волосы, чёрная футболка с изображением известного рок-вокалиста, чёрные водительские очки, и сигарета между зубов, и не узнал в нём никого, но лицо казалось ужасно знакомым и дружественным, от чего у меня тут же пропало ощущение дискомфорта.

- Дон? Чувак, я вообще не помню даже как меня звать, а ты меня так грузишь, хотя лицо твоё мне очень знакомо, - сказал я, смотря на то, как горят лампочки на спидометре.

- Охренеть! Мы друг с другом не разлей вода уже четырнадцать лет! И вот, ты пропадаешь куда-то на месяц, после окончания сессии, а сейчас появляешься, садишься в мою машину и говоришь мне добрый день, пытаясь прикинуться интилегентом?! Нет уж, кореш, я все твои фишки наизусть помню, но эта – самая дичайшая, грёбаный француз!

- Дай мне подумать, пожалуйста, мне сейчас вообще не до этого, - отмазываясь, говорил я. Просто я до сих пор не верил в то, что я с этим человеком знаком, - отвези меня на Паланик двадцать три, я заплачу.

- Паланик двадцать три?! Какие ещё к чёрту деньги, кореш?! Я тебя целый месяц не видел! Что ты там потерял вообще? Это же совсем за городом!– заводя машину, выкрикивал Дон.

- Потом всё объясню.

Машина тронулась, а я всё больше и больше узнавал в Доне дружественное лицо, казалось, будто память моя прояснялась, но это было совсем не так. Мы уже отъезжали от того квартала, в котором я жил, как вдруг, в моём кармане “запищал” мобильник. Я, корчась как змея, достал его и увидел лишь рекламную рассылку. Всю дорогу, до сего момента, я задавался вопросом – как проверить слова Дона про то что мы крепкие друзья - на достоверность? И я придумал один способ: я заглянул в меню своего мобильного телефона и выяснил название трека, стоящего у меня на звонке, если он действительно очень близкий мне человек – то он обязательно угадает, какая же мелодия у меня там установлена.

- Дон, скажи мне, как называется трек, стоящий у меня на звонке? – допытываясь, спросил я.

- Ясен пень у тебя до сих пор стоит «Where is my mind?»! Я с самого первого дня помню, как ты ходил со мной и орал во всю глотку слова из этой песни. А ты тут проверить меня решил?

- Позвони-ка мне, - после чего Дон полез в карман за своим телефоном.

Заиграла до жути знакомая и приятная мелодия. Дон угадал. Он определённо мой знакомый, и, скорее всего, мой верный друг, По-крайней мере, глядя на него, мне хочется ему доверять. Мы с ним переглянулись, и я сбросил входящий звонок. Мы проехали ещё немного, как вдруг я понял, что мне стоит всё же ему всё рассказать.

- Дон, я ничего абсолютно не помню о себе. Мне нереально как стрёмно. Вчера ко мне в квартиру наведался какой-то толстый человек, кричал на меня, а на утро у меня бумаги на этот адрес, а ещё до всего этого, я помню, как страдал жуткой бессонницей. Я ничего не понимаю, - откинувшись на спинку сидения, заговорил я.

- Если бы не эта практика – то я бы тебя ещё раньше бы из всего этого дерьма достал. Ничего, не бойся, мы определённо разберёмся, - заговорил Дон.

- А ты то куда ехал, Дон? – спросил я

- Ехал к тебе, после покупки струн для гитары, - закуривая новую сигарету, проговорил Дон.

- А гитара где?

- На заднем сидении, - сказал Дон, и я увидел за своей спиной кучу барахла, и гитару, которая как-то по-особому выделялась среди остального.

И вот, мы проехали небольшой мостик, отделяющий центр города от окраины, и почти добрались до Паланик двадцать три. Под мостом журчала приятная речушка, которая и была единственной примечательностью вблизи дома под номером двадцать три. И так, в своём приключении я приобрёл немаловажного человека, который мог мне оказаться как близким другом, так и врагом. Во всяком случае, до Паланик двадцать три мы всё же доехали. В глаза сразу же бросилась выжженная трава и кирпичный дом.

Именно так всё и началось.

Мы с Доном видели лишь красную, немного обгоревшую крышу дома, и часть верхних этажей с окнами, что забавно выглядывали из-за белого металлического забора, словно бы провинившееся перед родителями дети. Я, вцепившись левой рукой в документы, открыл дверь машины, навстречу этому дому, и сразу почувствовал, что в воздухе витало какое-то странное напряжение, которое буквально наэлектризовывало всё вокруг. Казалось, что если я сейчас притронусь к этому белому забору – то моментально сгорю от тока.

- Ты куда это? – с интересом спросил Дон, глядя на меня, но как ни странно – на лице его зияла улыбка.

- Выходи из машины и пошли со мной, пока я и сам не знаю, куда и зачем я иду, но твоя помощь мне вполне может пригодиться, - двигаясь к забору, сказал я. В голове было пусто. По-настоящему пусто.

Я чувствовал, как Дон был смущён, но знал бы он, каково было мне с моею пустой башкой, потому что я даже и не понимал, что мы в этом месте потеряли. Когда Дон закрыл машину и подошёл ко мне, я решился открыть стальную калитку забора, чувствуя холодный металл на кончиках своих пальцев, и мигом оказался в приятном дворике, который был уложен из подгоревших квадратных каменных плит. Справа от меня стояла пустая будка и толстая цепь, к которой, к моему счастью, никто прикован не был. По левую руку от меня был гараж, построенный из тех же материалов, что и дом. Прямо перед нами стоял сам двухэтажный приятный дом из красного кирпича, который теперь я видел полностью, не ограничиваясь видением из-за забора. Безмолвные окна дома пусто на меня смотрели. Всё было миленько и уютно, исключая сгоревшую в округе траву. Абсолютно ничего не предвещало беды, но этот самый дом и стал тем самым жопным геморроем для меня и Дона. К нам навстречу из дома вышел человек, которого сразу я и не заметил.

- Здравствуйте! Это вы тут с бумагами по поводу этой земли? – кричал, выйдя из-за дверей, человек в клетчатой рубашке и синих джинсах, его загорелая кожа и русые волосы говорили о том, что он, предположительно, часто работает на воздухе. Может, он строитель?

- Да, наверное, это я, - подняв папку, выкрикнул я, при этом чувствуя некоторое смущение. Мужчина тем временем подошёл вплотную к нам с Доном и после чего пожал нам обоим руки, затем он отошёл от нас на шаг назад, словно от неминуемой гибели, и деловито посмотрел на папку, а потом на меня.

- Давайте без формальностей. Вы мне документы – я вам ключи, - сказала клетчатая рубашка, скрестив руки на груди. От этих слов я впал в шок. Наверное, этот парень говорит мне о владении той будкой, и то без цепи, подумал я. Как бы там оно ни было – мне нельзя показывать ему свой шок, а уж тем более – задавать глупые вопросы, которых у меня в голове роилась просто туча. За спиной я чувствовал косой взгляд Дона.

- Да. Давайте так и поступим, - сказал я, передавая ему папку в руки, после чего Клетка взял её и просмотрел внимательно все бумаги, перебирая их одну за другой и вглядываясь в каждую без особого интереса. Просмотрев все бумаги в папке, он сделал весьма удивлённое лицо.

- Здесь одной не хватает, - сказал Клетка, после чего я почувствовал толчок и жжение в районе затылка, меня толкнуло вперёд, на землю тут же упал небольшой, серый окровавленный булыжник. Булыжник, который перелетел за другую сторону забора. Мне, внезапно для самого себя, захотелось засмеяться.

- ВАЛИТЕ СУКИНЫ ДЕТИ АДА! – донеслось из-за другой стороны забора, после чего послышалась машинная сигнализация.

- Ща кому-то придёт пиздец, - оскалившись, произнёс Дон, после чего он тут же вышел через калитку. Я и Клетка пошли вслед за ним.

По другую сторону забора мы застали женщину престарелого возраста, которая пыталась открыть двери машины, неистово дёргая за ручку. Эта старушка очень контрастно выделялась на фоне белоснежной машины: чёрные неаккуратные волосы, длинные ногти, чёрная шаль из извалявшейся шерсти и старая чёрная юбка. Увидев нас – женщина начала пятиться в сторону от нас.

- ОТОШЛА ОТ МАШИНЫ, СЕЙЧАС ЖЕ! – заорал во весь голос Дон, приближаясь к женщине, и предварительно подобрав булыжник с земли.

- Уходите, исчадия адские! – после чего женщина достала серебряное распятие, от чего Дон и остановились. Мы в тот момент оба поняли, что она просто “повёрнутая”. Женщина к тому времени уже начала спешно от нас убегать, всё так же направляя в нашу сторону крест. Мы решили не бежать за ней вдогонку. Скорее всего, она ведь даже и знать не могла, что булыжник попадёт мне в голову, ведь забор был достаточно высоким, дабы увидеть моё местоположение из-за другой стороны.

- Ёбнутая. Черт возьми, я бы ей голову оторвал, повреди она мою малышку, - сказал Дон, поворачиваясь к нам с Клеткой и бросая на землю коричневый булыжник.

- Так, вот ваши ключи, - сказал Клетчатый, после чего я оторвал руку от своего затылка, дабы взять их, но увидел руку, обильно облитую кровью.

- Вот дерьмо. Я возьму ключи, - сказал Дон, перенимая ключи у Клетки.

- Бегите срочно в дом, аптечка – в уборной за зеркалом. По поводу отсутствующей бумажки – не переживайте, всё и без неё ясно. Мне нужно бежать, - ответил Клетка, и ушёл вперёд по дороге, оставив нас с Доном наедине. Выглядело это всё очень странно и совсем неясно. Папки Клетка унёс с собой.

Дон простоял немного, мешкаясь, а я схватился за голову, чувствуя себя так, словно бы за какой-то участок моего мозга резко ущипнули и продолжали держать. Дон быстро перехватил меня и повёл меня к заветной аптечке, которая, как я понимал, ничем мне не поможет.

- Охренеть, теперь весь этот дом – твой? – продолжал Дон, заводя меня в дом.

- Похоже на то, - говорил я, придерживая рану на затылке, дабы задержать кровотечение.

Дон завёл меня в дом, в котором ещё, кстати, горел свет. Всё же, выходит, Клетка ждал нас тут довольно долгое время, но это пока никак не даёт мне ответа на вопрос о том кто он. Тут наши с Доном пути разошлись, и я пошёл в уборную, дабы немного подлатать себя.

Рана оказалась не такой уж и серьёзной, как я предполагал по наличию крови. Просто небольшая царапина. Я немного обработал её и вытер кровь с волосяного покрова, а затем и вышел обратно в коридор.

Голова жутко трещала, и меня не покидало головокружение, поэтому я и решил выйти на улицу “проветриться”. Когда я доходил до двери, то чувствовал, как ноги мои подкашивает, я ощущал это и не понимал, почему же так происходит, я точно знал, что виновата в этом не только лишь недавно полученный камень по затылку. Выйдя за дверь, я понял, в чём же была причина.

Смог.

Смог, окутавший даже небо. Я нереально смутился, увидев его, казалось, что вот-вот на Землю грянет апокалипсис. Даже солнце заметно блекло на фоне всего этого. Из-за смога небо казалось отвратительно жёлтым, а солнечный свет словно бы доносился до меня сквозь песчаную бурю. Долгое время я стоял и наблюдал за небом, стараясь отследить на небе хотя бы небольшое облачко. Но нет, у меня ничего не вышло – всё небо было постельно-жёлтым, и лишь в одной его части светилась блеклая круглая точка. Я стоял и думал, “Через сколько минут сюда прибудут все четыре Всадника Апокалипсиса?”. Но пока ко мне из дома вышел только Дон.

- А вот ты где! А я тебя по всему дому ищу, думал, что тебя в унитаз затянуло, - сказал Дон, растопырив руки в удивлении, - Я тут анекдот вспомнил, - продолжал он, облокачиваясь к кирпичной стене дома, - Знаешь, как будет слово ‘унитаз’ наоборот? ‘Затину’! – после чего мы оба громко расхохотались. Затем мы переглянулись, и Дон начал доставать сигарету из пачки. Он закурил.

- Знаешь, Дон, прежде чем обосноваться тут, я хотел бы съездить опять домой, за вещами, - сказал после небольшой паузы я.

- Конечно, я могу тебя подбросить.

- Если хочешь – можешь вообще со мной остаться. Мне, почему-то, даже с потерянной памятью хочется тебе верить лишь спустя несколько часов пребывания рядом с тобой. Настоящий друг мне в освоении этого дома совсем не помешает.

- Ахах! Чёрт! Ты ещё спрашиваешь? Сейчас я докурю, и прямо после этого можем поехать. Ты в норме после этого камня?

- Вполне. Я тоже готов уезжать прямо сейчас, - сказал я, чувствуя, как рана на затылке до сих пор немного жжёт.

После чего Дон выбросил окурок в сторону, и мы с ним двинулись обратно к машине, дабы собрать все свои вещи и переехать сюда. У меня была куча вопросов по поводу этого дома. Но сейчас, в этот странный период моей жизни я действовал по правилу “Меньше знаешь – крепче спишь”. И думаю, что это было вполне верным решением. Оставаться одному мне никак в это время не хотелось. Трудно жить, не зная, кто ты, особенно, когда на тебя кидаются с камнями бешенные местные жители, а так, мы с Доном точно прикроем друг другу спины. Не знаю почему, но я уверен – ему можно доверять.

Дон первым вышел из-за забора к машине, и нам обоим тут же ударил в нос запах гниющей плоти, доносящийся полевую сторону от нас.

- Ебануться, - единственное, что вымолвил Дон, когда смотрел на железный забор.

На железном заборе была распята чёрная ворона с распоротым, полностью, животом, в котором до сих пор можно было увидеть внутренности, и при большом желании – обед той же самой вороны. Два чёрных крыла, величественно растянувшихся во всю ширину, были грубо прибиты гвоздями. Голова вороны была опущена, а рот был открыт в глухом истязающем крике. Под вороной была надпись, начертанная кровью: ”СЪЁБЫВАЙТЕ ОТСЮДА, ИНАЧЕ ОТПРАВИТЕСЬ ВСЛЕД ЗА ВОРОНОЙ”.

Я, молча, посмотрел на всё это, и оставив всё как есть, сел в машину, после чего Дон посмотрел на меня и последовал моему примеру.

- Вечно к тебе всякое подобное дерьмо притягивается. То обезумевшие алкаши, которых ты направо и налево раскидываешь, то конченные бабки с булыжниками, то ёбнутые местные сатанисты. Всегда любил с тобой возиться, потому что ты самый настоящий поборник этой хуеты. Но знай – я буду с тобой до того, пока мы эту мразь, так же как и ворону не распнём.

- Да. Ради вороны игра стоит свеч, - и мне послышалось, как в багажнике затрясся футляр с оружием

Кто с мечем придёт – от меча и погибнет.

Продолжение следует...