DeBlank

Всё началось с конца, как бы странно это ни звучало, но в этот раз моё повествование начнётся именно так. По крайней мере, я тогда вполне уверенно полагал, что на этом всё закончится. Всё ДОЛЖНО было закончиться на вскрытых венах, как бы резко и грубо это не звучало для тебя, читатель. Я знаю, что это слишком депрессивное начало, и что это неправильно звучит, но тогда я не смог поступить иначе, ибо причины не совсем те, о которых вы сразу подумали, и которые раскроются чуть позже, в процессе дальнейшего повествования, к которому уже следует вернуться.

Этим ранним утром я проснулся от того, что услышал зов, доносящийся не пойми откуда. Зов звал меня к себе, и как выяснилось позже, существовал только в моей голове. Дома никого не было. Я пытался контактировать с зовом, но всё что я получал в ответ на все мои попытки – четкое изображение красной лампочки, что с первого раза же отчетливо вбивается в кору головного мозга, словно раковая опухоль, которую уже невозможно оперировать. Я пытался оттолкнуть зов – получал красную лампу. Я следовал зову – получал красную лампу.

Я сделал себе кофе, смотря сквозь призму красной лампы. Это было очень неприятно и трудно, но я смог, но кофе всё равно получился отвратительным, так как я не смог поставить чайник, и мне пришлось пить его холодным.

А затем, я, вылив холодный кофе в зеркало, висящее на кухне, вскрыл в соседней комнате свои торчащие вены и почувствовал, как из меня, наконец-то, выливается жизнь.

Я ключ, бьющий соком жизни.

Машина смерти начала свой ход внутри меня, но я ничуть об этом не жалел. В тот момент я подумал о том, что не понимаю, почему по телевизору говорят о том, что ты будешь жалеть о совершенном, но будет уже поздно. А я не жалел. Я кружился в бредовом танце смерти, раскинув руки в стороны, разбрызгивая кровь повсюду. Я был невероятно счастлив, чувствуя, как пульсирует моё сердце, выталкивая всё больше и больше крови прямиком из моих сосудов.

По мере каждого этого толчка – я всё отчетливее и отчетливее видел красную лампу, и с каждым стуком моего черного сердца я приближался к этой красной лампе всё ближе и ближе, а свет, исходящий от неё становился с каждым разом всё ярче и ярче. И когда я приблизился к ней вплотную – выяснилось, что я уже мёртвый лежу на кухне, продолжая истекать соком жизни.

Изображение с красной лампой стало постоянным, оно больше не менялось на реальность, в которой моя кровь поливает стулья, столы, кресла, ковры. Осталась лишь только красная лампа, и я, смотрящий на неё в упор.

Чуть позже я услышал рёв сигнализации, разрывающий в клочья меня, но не свет, исходящий от красной лампы, в тревоге я обернулся, и увидел вокруг себя сплошной бетон: он был сверху, он был снизу, он был по сторонам, всё остальное покрывала тьма, не затрагиваемая светом красной лампы

Кровь, тем временем, перестала литься из моих вен и я ощущал первозданную лёгкость своего тела. Впервые, за несколько месяцев, я почувствовал, что нахожусь дома. Я сделал один непроизвольный шаг, и полностью осознал это. Лампа освещала всё пространство, при этом, делая его красным, даже не красным, а багровым.

И чутьё меня не подвело, ибо в скором времени из густой темноты начали вылезать два больших острых лезвия, словно бы их отторгала сама тьма.

- Это никогда не кончится, ты сам это отлично понимаешь. От самого себя не убежишь, - раздался бархатный голос от стороны лезвий.

А я действительно понимал, когда вскрывал свои вены – смерть это ещё никогда не конец, может быть поэтому я сделал это так легко и непринуждённо. Руки мои, к тому же, выглядели как два сдувшихся шарика с большими открытыми красными рубцами. Не самое приятное зрелище.

- Я понимаю. Суицид – не выход, - ответил я лезвиям.

К тому времени из темноты выглянули руки, держащие в руках большие садовые ножницами, на которых и были такие превосходные лезвия. На запястьях этих рук были идентичные раны. И я ничуть уже не удивился, когда из темноты на багровый свет лампы вышла копия меня самого. Не успел я вымолвить и слова, как второй я оскалился в дикой гримасе и с бешеным рёвом кинулся на меня. Из-за неожиданности я не успел убежать и почувствовал, как оба лезвия проткнули мои глаза. Я согнулся от невыносимой боли и закричал, держа свои руки у тех мест, где раньше находились мои глаза. Я отчётливо слышал и чувствовал, как с моих рук на бетонный пол капает кровь.

- Даже если я тебя сейчас убью – то это будет не конец, - я почувствовал как он отвёл мои руки и к моей шее, по бокам, приложилось что-то холодное и острое, - Это будет только начало твоего кошмара, дружище!

- Мы ещё увидимся.

- Конечно увидимся.

И я почувствовал, как нажим на ножницы усилился, затем резкий треск, характерный для старых ножниц, и кожа на моей шее сдирается, а затем, мячиком, отпадает сама голова.

Когда я очнулся вновь – в нос мне ударял приятный с детства запах реки, а по коже из-за холода бегали мурашки, а сам я лежал на холодном песке. Перейдя из лежачего положения – в сидячее и открыв глаза, я обнаружил что вокруг меня никого нет, а по времени я нахожусь в ночи.

- Зато не дома, - в слух проговорил я, и почувствовал в глазах резкое жжение, из-за чего мне резко вспомнилось, как вместо глаз, я, совсем недавно, ощутил два острых холодных лезвия. Я не на шутку вздрогнул, но затем неожиданно расслабился, взглянув на ночной небосвод, который был чист от облаков, и невероятно красив, так как сплошь и рядом был усеян звёздами.

Я гнался за звёздами, но потерял Луну. Неуместно вспомнил я, так как в основном Луна и освещала мои поседушки на берегу. Полная, холодная Луна.

Не знаю, может быть и правда, после этих путешествий я теряю самого себя, но результат себя оправдал. Я одновременно жив и мёртв и нахожусь я, наверняка, не в том Мире из которого прибыл.

Вскоре, за моими размышлениями меня застал теплоход, проплывающий мимо. Внезапно, на нём зажглись огни, и теплоход, вместо того чтобы плыть далее, начал подплывать к тому берегу, на котором сидел я.

- ТИМААААА! – завопил знакомый голос с судна.

Это был мой друг, который проходил практику от училяги на данном судне. Но услышав его, я почувствовал в себе смешанные чувства. Ведь, это действие повторяет себя из прошлого Мира, из которого я, как казалось, благополучно ушёл.

Не мешкая я взобрался на судно, продолжая смотреть на звёзды и думая о том, что же будет со мной дальше.

Но я и подумать не мог, что из Междумирья выйду не только я один.

Снег отражал ослепляющий свет, исходящий от солнца. Я прогуливался по парку, похоронив в своей памяти дом на выжженной равнине, так как вместо всех тех загадок, что он мне преподнёс – пришла суетливая пора обучаться. Даже несмотря на то, что с тех событий минуло уже более чем полгода, мы с Доном и моей «неживой» девушкой часто вспоминали те времена с непередаваемым энтузиазмом, так как это были самые незабываемые ощущения из всей моей жизни.

Устав бесцельно бродить, я сел на лавочку, под деревом, глядя на то, как снег, густыми, но редкими белыми хлопьями оседает на деревья. Я зачастую любил прогуливаться в одиночку, так как никто не может привести твои мысли в порядок достаточно хорошо, кроме тебя самого. Как ни странно, в этот день, несмотря на то что время уже подходило к вечернему, в парке никого кроме меня не было, но как только в нём начали появляться местные зеваки – я решил отправиться домой, дабы провести свой выходной где-нибудь в месте потеплее.

Но у жизни были совсем другие планы на мой счет в этот день. Даже несмотря на то, что сегодня был мой день рождения.

Как только я начал выходить из парка – на моё плечо тут же сел черный ворон, на шее которого я тут же заметил швы. Я вздрогнул. А затем вздрогнул ещё более, так как узнал в нём старого знакомого с Выжженной равнины. В клюве его находился конверт. Его мёртвые глаза, покрытые трупной плёнкой, смотрели прямо на меня, а когти мёртво впились в моё плечо.

- КААААААААААААР! -И письмо изо рта Ворона тут же выпало прямо ко мне в руки, а сама птица упорхнула прочь, разжав мои плечи, от чего я тут же почувствовал небывалое облегчение.

На конверте этого письма черной густой краской был нарисован глаз, с красной точкой посередине, что подразумевало собой зрачок. Держа в руках письмо, я обнаружил, что всё же приятно было получать письмо с того света. Я, в предвкушении новых приключений, аккуратно открыл конверт и развернул письмо. Обычная жёлтая бумага, что пахла дымом.

«ТВОЁ РОЖДЕНИЕ ЛОЖНО ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНО», а под текстом, что был начертан большими черными буквами, была фотография, на которой были запечатлены доски, а ещё на самой фотографии, сверху, был подписан адрес: Паланик двадцать три.

Письмо выпало из моих рук прямо на белоснежный снег. Меня охватил шок, хоть я даже ничего и не понял. Одновременно я чувствовал опасения, и одновременно был рад тому, что эта история не была ещё окончена, потому что ещё не все точки над и были расставлены. Загадка, оставленная мне Вороном, была невероятно простой, но что она под самой хранила – был большой вопрос. Вдруг меня впереди ждёт что-то опаснее громового человека? Поэтому я и позвонил Дону.

- Блядь, ты бы ещё в четыре часа утра позвонил, - спросонья замямлил Дон, - Что случилось?

- Уже давно как полдень. Подъезжай к моему дому, возможно, что-то назревает.

- Надеюсь, что в этот раз ты не станешь делать из моей машины металлолом, - оживлённо сказал Дон.

Затем он сбросил трубку, а я медленными шагами начал идти к месту встречи. Мне до сих пор было неловко перед ним за предыдущую машину, но зато теперь он смог купить себе автомобиль порядком лучше, чем предыдущий, к тому же, я выделил ему на это весьма заметную сумму, дабы хоть как-то покрыть перед ним свою вину. Так что, мы всё же были квитами.

Всю дорогу до дома я терялся в воспоминаниях об ушедшем лете.

Не успел я дойти до дома, как мой друг на машине уже сигналил за моей спиной. Не собираясь, я запрыгнул в автомобиль и попросил его отправиться к нашему летнему домику.

Он даже не спросил меня, зачем мы едем туда вновь, а лишь только бросил:

- С днём рождения тебя, дружочек.

Кажется, что по моим лихорадочным глазам он осознал, что возможно, Выжженная равнина откроет сегодня свои новые тайны и их станет порядком меньше.

Я испытывал непередаваемые чувства, наблюдая пейзажи, ведущие к месту нашего назначения, ведь ранее я видел эти дороги только полностью обросшими зеленью, а не такими одинокими и пустынными, но, как ни странно, эти пейзажи всё равно не теряли своего былого очарования и вызывали у меня эстетическое удовольствие. Когда же мы подъехали к дому – я ахнул. Казалось, будто этот дом и строился ради того, чтобы наблюдать за тем, как прекрасно оседают на нём шапки снега. В душе мимолётно представилось, как я поставил бы туда ёлку и зажёг камин.

- Выдвигаемся, - дёрнув ручку двери автомобиля, - бросил Дону я.

Как только я вышел из машины, то мы заметили тёмный силуэт, спешно двигающийся в нашу сторону. Когда силуэт приблизился к нам на достаточное расстояние – то я узнал в нём того старичка, что распивал с нами коньяк перед одной из злополучных и захватывающих ночей, когда я убежал из дома в лес.

У нас завязалась с ним небольшая дружеская беседа. Никаких щекотливых вопросов, хотя я и проглядывал временами в его глазах звериный интерес к дням того лета. Он, как и мы, хотел объяснений. Старик поведал нам о том, что труп старосты так никто и не нашёл, перекопав все развалины того клуба. Староста будто взял и исчез, так же, как и его оставшиеся сообщники, которых можно было пересчитать по пальцам руки. Теперь, новым старостой Равнины стал сам наш знакомый старичок, что, как ни странно, моментально вызвало некий тёплый отпечаток на моей душе. После этого жизнь здесь стала намного счастливее и размереннее, хотя все всё равно обходили этот дом стороной. Больше ничего интересного о Равнине поведать было и нечего.

Мы так и не рассказали цель нашего визита старику, дабы вновь не будоражить местных, что считали нас местными чернокнижниками, а лишь наврали ему о том, что приехали проверить всё ли в порядке с домом. После чего новый староста удалился, а мы с Доном начали откапывать небольшими лопатками снег, что лежал у калитки.

Как только мы закончили, я заметил, что начало смеркаться. Я резким движением дёрнул калитку на себя, и она приоткрылась достаточно, дабы мы смогли пройти дальше. Допрыгнув по сугробам до крыльца, мы оттряхнули обувь и штанины и вошли внутрь дома.

Свет моментально проник внутрь коридора, через щель, и мы увидели нескольких сидящих у крыльца кошек. Они тихо и крепко спали. Этот сон был похож на смертный, но всё же было заметно, как кошки вздымаются вверх и вниз. Даже закрывшаяся дверь не смогла разбудить их. Я зажёг зажигалку, дабы осветить нам дорогу, и чтобы случайно не наступить на один из этих пушистых комочков.

Пушистая армия.

Освещая фотографию, я понял, что она фиксировала деревянный пол в гостиной, в которой мы ранее хранили футляры с оружием. Мы вошли внутрь дома и на нас тут же поднялась груда пыли из-за наших передвижений, забивающая лёгкие и всё окружающее пространство. По всей гостиной, кухне и коридору спали кошки. Истинные хозяева всего и вся.

Задыхаясь, мы прошли дальше, к цели назначения, и когда я узнал то самое место – напольная доска, которая покачивалась, стоило только на неё наступить, то я взял лопату и с лёгкостью приподнял её и отодвинул в сторону. Из-под открывшегося пространства на меня смотрела чернота.

Я с волнением поднёс зажигалку в пустое место и обнаружил там небольших размеров пыльную стальную коробку. Я затрепетал, а Дон с недоумением смотрел на всё это. Не сдержав любопытства, я открыл коробку и обнаружил в ней стопку фотографий. На них был запечатлён маленький я. Правда раньше, я никогда не видел этих фотографий, по крайней мере, их никогда не было у меня дома.

Я всё больше и больше входил в смущение, по мере просмотра этих фотографий. Иногда, в голове вспыхивало нечто яркое, а затем резко потухало вновь. Кажется, что я видел эти пейзажи с фотографий совсем недавно.

Но всё встало на свои места именно тогда, когда я увидел себя маленького на фоне этого самого дома на Выжженной равнине. Величавый двухэтажный кирпичный дом, с ещё растущей вокруг него травой. По бокам от меня стояли мужчина и женщина, словно мать и отец, и я тут же вспомнил, что мои родители погибли в автокатастрофе, как говорили мне бабушка и дедушка, но всё же, я отмахнулся от этой безумной теории, даже не воспроизводя её в своей голове.

После фотографий последовала ещё одна бумага. Это было свидетельство о рождении на моё имя. Ничего особенного я бы и не заметил, если бы фраза: МЕСТО РОЖДЕНИЯ, не была подчеркнута.

И всё же, страшную правду пришлось принять, какой бы безумной она не казалась, ибо в той графе было указанно: Паланик двадцать три.

В этот момент все вопросы об этом месте тут же встали у меня на места.

- Послушай, я ничего не понимаю, - нахмурив брови сказал Дон.

- Я наследник этого проклятого места, - отодвинув бумагу, пролепетал я.

Наступила кромешная тишина. Пылинки летали над пламенем зажигалки, а вокруг нас стояла непроглядная тьма, в которой спали, словно в спячке, мои пушистые друзья. Всё это было моим. И даже земля, оживляющая мертвецов – была моей. И Сикамора охраняла именно меня.

За свидетельством о рождении была ещё одна бумага. Последняя из всей кипы. На ней было нарисовано Око, а снизу была подпись черным корявым почерком: С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ.

Конец.

Во время пути до клуба «Рагнарёк» я медленно приводил в порядок свою голову, теряясь то в музыке, то в мыслях, то в терпеливом молчании моих пушистых спутников. Я ничего в тот момент не мог объяснить. Правда, понял, почему Дон ничего не рассказал мне о моём прошлом – дабы лишний раз не травмировать меня, после того как я стал «Уцелевшим», и поэтому я вполне мог его за это простить.

Во всяком случае, теперь я всё помнил, кроме того самого дьявольского, неестественного обряда, которым я лишил себя памяти, которую позже вернул, с позволения того, кто у меня её и забрал. Если быть честным, то даже сейчас, после всего того, что случилось со мной во время этого путешествия – я очень сильно тоскую по своей любимой, которая вернулась из мёртвых.

Do you wanna come back? It's alright, it's alright!

It's alright if you wanna come back!

Даже несмотря на то, что я так сильно обижен на неё – я еле сдерживаюсь от счастья того, что она жива. Готов поклясться, что не будь мой единственный товарищ в опасности – я бросил бы всё на Свете и уехал к ней.

Но по повелению судьбы – я кручу баранку, под моими ногами лежит пара автоматических винтовок, а автомобиль под биток забит кошками, которые решили отправиться со мной по непонятной мне самому причине. На улице уже стоял вечер.

Почему-то, мне сразу же вспомнилось, как раньше я враждовал с этими пушистыми ублюдками, потому что они изгадили весь мой подъезд – но сейчас я не мог не умиляться такой пушистой поддержке. Всю дорогу они сидели и верно смотрели на горизонт, словно солдаты, отлично понимающие, что они идут на верную смерть.

Бензин уже находился близко к той метке, после которой идёт нежелательный износ двигателя. Но дальше ехать уже и не нужно было, потому что я подъехал к главным дверям клуба «Рагнарёк». Это было двухэтажное здание, больше смахивающее на какой-то коттедж, вокруг которого стояли лишь одинокие, серые, частные дома. Рядом не было ни души, весьма странная картина для тёплого вечерка, в компании золотого заката. Во всяком случае, мне бы уже стоило привыкнуть, что это место не может не удивлять.

Я пристегнул ремни безопасности.

- Прошу всех пассажиров пристегнуться, ибо нас ждёт небольшая встряска! – обратился я к кошкам, хотя они всё так же сохранили беспристрастное молчание.

Я отъехал на небольшое расстояние, выровнялся перпендикулярно к двойной двери входа в клуб и резко вдавил педаль газа в пол, зажмурив глаза, но не убирая ноги. Машина громко и недовольно заурчала.

ВРРРРРРРУМ!

Кошки хором завизжали сзади. Всем было страшно, но отступать и придумывать план входа уже не было. Я решил пройти напролом. Потому что Дона могли в любую секунду убить, или же замучить до смерти, поэтому время сейчас было предметом роскоши.

Всё что происходило дальше – я уже не видел, а лишь слышал, а так же ощущал бешенные встряски и рывки автомашины, что всё, конечно же, сопровождалось бешенным рёвом пушистых комочков.

Треск деревянных двойных дверей.

Иногда, через боковые окна можно было увидеть что-то красное, потом белое.

Треск. Треск. Хруст.

Машина скакала, как бык, которого я пытался оседлать, казалось, что ремни скоро порвутся. Движок весь кряхтел и хрустел. И он окончательно отдал концы в тот момент, когда я подъехал к какому-то подобию танцпола.

Визг колёс.

Время танцев!

- Дон! Я пришёл вернуть тебе твою машину! Выходи! – кричал я, оглядываясь по сторонам в поисках хотя бы кого-нибудь.

Затем я вышел из машины, предварительно пнув заклинившую дверь, что не давала выйти. Кошки так и остались сидеть в машине, абсолютно не подавая признаков жизни. Из салона автомобиля до сих пор доносилась приглушённая музыка. Движок дымился предсмертными клубами.

Я смотрел в другой конец зала, который был увешен большими багровыми шторами от стены до стены. Справа от меня находилась пристройка к потолку, доступ к которой предполагала хрупкая стеклянная лестница, которая представляла из себя панельки, держащиеся лишь благодаря стене.

- Есть здесь кто-нибудь? –разорвав тишину, спросил я.

Так и не дождавшись ответа, я решил идти прямо, к шторам, но после сделанного мной полшага – мне сами вышли навстречу.

Огромная трёхметровая кобра. Чему я уже даже не удивился, я знал, что всё не будет так легко, когда твой противник умеет делать из собак живые бессмертные танки. Кобра, извиваясь, окончательно вынырнула из штор и встала на месте, не прекращая «пританцовывать». Я снял автоматы с предохранителя, и ждал того момента, когда на меня нападут.

And I'll see you

And you'll see me

Из подпотолочной пристройки послышался знакомый голос. Громовой человек собственной персоной.

- Ну вот и всё. Ты попался в мою ловушку, и теперь никто, кроме оставшихся моих сообщников, что поставили вам бетонные блоки, не узнает, что вас убило. Сначала я убью тебя на глазах твоего дружка, а затем и его.

Наступила пауза. Затем он заговорил вновь.

- Забыл вас представить друг-другу – это Сикамора. Она охраняла членов своей семьи ещё задолго до нашего с тобой рождения. Правда жалко, что она так и не смогла помочь той молодой семье, что раньше заселяла твой дом, ибо односельчане всё же смогли наложить заклятье, временно обезвреживающее Сикамору, благодаря чему, мои они и смогли спалить этот дом ко всем собачьим чертям. Теперь она служит мне, раз больше членов семьи у неё не осталось, а я, как ты уже успел понять – всего лишь соседский мальчишка, проходивший мимо. Теперь можно с тобой заканчивать.

После такого долгого монолога, Сикамора, извиваясь, поползла навстречу мне, и в тот момент, когда я уже пытался открыть огонь, змея развернулась в сторону пристройки и моментально сокрушила её на танцпол резким рывком головы.

Из-за рухнувшей пристройки поднялась куча пыли, под покровом которой Сикамора исчезла в неизвестном направлении, так и не тронув меня даже хотя бы кончиком своего хвоста. Громовой человек выполз из-под обломков и с невообразимым ужасом посмотрел на меня. Из-под волос его текли ручейки крови, а рот был открыт в дичайшем изумлении.

И вся эта картина продлилась недолго, ибо из машины, вопя, выбежали кошки и побежали в сторону обломков. Затем они все разом накинулись на него, и из-под пушистого горба раздался душераздирающий крик, по которому я понял, что громового человека поели кошки.

Затем сквозь пыль ко мне выбежал Дон, категорично бросив:

- Долбоёб сука, машину то за что?

Вывел меня из клуба, откуда до сих пор доносилось яростное чавканье кошачьих мордочек. В скором времени на дороге нас поймала другая машина, за баранкой которой сидела моя неживая девушка.

Мы указали ей дорогу до дома на выжженной равнине и отправились туда, где мы провели наш остаток лета. Дон с Машей, а я с той девушкой, которую всё же смог простить.

Все эти оставшиеся десять дней, нас больше никто не беспокоил, а затем мы разъехались по домам.

Но кто знает, что случится в этом доме в следующем году?

Дон поднял меня на ноги, и затащил обратно в дом, аккуратно придерживая моё бренное тело, явно боясь, что сейчас я упаду без дыхания. И правда, запах горелого спирта сбивал с ног, так же, как и со всякой мысли.

Светало.

По пути мы молчали. Лишь только я, иногда, от резкой жгучей боли, прерывал молчание своим шипением. Ожоги, оставленные Огоньком, ныли не по-детски. Мы с Доном ушли в комнату, где лежали все припасы, для того, чтобы залатать все раны прошедшей ночи. Он выливал на мои раны тонны уже приевшегося мне спирта. Я видел, как белые бинты моментально пачкались красной кровью, растекаясь багровой тучкой по белой поверхности. За окном восходило солнце. Мир начинался заново.

Зализав раны, мы с Доном замерли в полной тишине. Воняло спиртом. Воняло жаренной свининой. Воняло потом и страхом. Жизнь - это запахи.

- Ты ведь понимаешь, что нам нужно уезжать за помощью? – начал Дон.

- Ясно как день, ведь это ни я теряю сознание при виде жаренной собачатины, - язвительно заявил я.

- Да пошёл ты. У меня просто фобия на этих четвероногих хуесосов, - обидчиво ответил Дон.

Затем Дон взял ящик и ушёл из комнаты. А я действительно понимал, что вдвоём нам не справиться, и нам нужно больше людей, хотя бы ради подстраховки, раз всё пошло на такой серьёзный лад и тут связаны сверхъестественные силы.

- Я пошёл скидывать предметы первой необходимости в автомобиль – мы уезжаем отсюда, - бросил Дон перед тем как выйти из дома.

В ответ я промолчал. Дон шастал из комнаты к автомобилю, и от автомобиля в комнату, а я сидел, смотрел в окно и любовался тем, как медленно на двор осаживается туман. В один из таких обходов Дон вернулся в комнату, сказал, что всё готово, и мы вместе сели в машину и начали наш путь обратно домой. Идти стало намного легче и раны уже не давали о себе знать с прежней силой.

Я не знал, к кому он пойдёт за помощью, впрочем, мне было и не интересно. Всю дорогу мы просто молчали, слушая помехи из радио, словно бы ожидая, пока что-то из другого мира с нами свяжется.

Внезапно на меня накатило чувство, что все наши попытки бежать отсюда – тщетны и даже в каком-то роде никчемны. И чувство меня не подвело. Туман был очень плотным, дороги почти что не было видно, всё выглядело так, будто бы мы мчались по воздуху в никуда, пока Дон не врезался в большой бетонный блок, что стоял посреди дороги.

Баррикада.

Мелькнуло у меня в голове. От мощной встряски я со всей силы треснулся головой об закрытый бардачок машины, тут же потеряв сознание.

И вновь пустыня. Я открываю свои глаза, и вижу, что двери крепости, на башне которой зашитый ворон, открыты нараспашку. Ветер пустыни загоняет внутрь крепости песок, из которого сочится тёмный свет. Я шагаю навстречу двери, как вдруг обнаруживаю на своём плече ворона, узнав его по характерному запаху гнили.

- ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ХОЧЕШЬ ВОЙТИ ВНУТРЬ?

- А к чему это предостережение?

- К ТОМУ ЧТО ТЫ ВСПОМНИШЬ ВСЁ СВОЁ УЖАСНОЕ ПРОШЛОЕ, ОТ КОТОРОГО ТЫ ПОПРОСИЛ МЕНЯ ТЕБЯ УБЕРЕЧЬ КОГДА-ТО ДАВНО.

- О чем ты говоришь, птица?

- О ТОМ ЧТО ТЫ ПРИЗВАЛ МЕНЯ И ПОПРОСИЛ СТЕРЕТЬ ТЕБЕ ПАМЯТЬ, ТАК КАК ТЫ ОЧЕНЬ СТРАДАЛ ИЗ-ЗА СВОЕЙ ЛЮБИМОЙ, ЧТО НАЛОЖИЛА НА СЕБЯ, ПО-ГЛУПОСТИ, РУКИ.

Затем Ворон улетел с моего плеча прочь. Яростно каркая. Я, не послушавшись ворона, вошёл внутрь крепости.

Я очнулся в машине, вопя от невыносимого ужаса и шока, что тут же затупил мой разум, из-за чего я не мог прочувствовать всё то, что происходило со мной дальше. Я осмотрелся вокруг, судорожно дрожа – Дона уже рядом не было. Вообще никого рядом не было. Даже тумана. Вместо него пришёл пасмурный день. А я всё вспомнил. Память ко мне вернулась. Я почувствовал вибрацию в кармане, и услышал знакомую мелодию, я потянулся за мобильником.

Where is my mind?

Мне звонила Она. И Она была жива. Опять. А я вновь стал самим собой. Получается, что я за зря потерял память.

- Послушай…я знаю что обещала, но я… - заговорил женский мягкий голос, по телефонной трубке. Голос, который я бы никогда не смог не узнать.

- Жива.

- Мне очень жаль что я не смогла умереть, и жить я тоже не смогла.

- Тогда зачем ты мне звонишь?

- Я еду к тебе. Я знаю где ты находишься. И я знаю, что ты в полной заднице.

Я бросил трубку. И почувствовал, как мне стало абсолютно на всё наплевать. Как бы это ни было странно, я почувствовал себя так, словно бы всего добился, а может быть, это был просто шок.

Машина заводилась. И я поехал обратно домой. Мне было уже на всё насрать. Я был не живой. Я проверил наличие мышьяка в кармане, а затем отправился обратно по дороге, которой мы ехали. К счастью, это была единственная дорога, и заблудиться я не мог. От места, где сидел Дон, тащился кровавый след.

- Ты бы блядь предупредил хоть.

Обидно было от того, что он так и не сказал мне правду. Хотя, если бы он и сказал мне её – то он бы разрушил мою «Новую жизнь». Минут через десять я вновь оказался у дома, провонявшего спиртом. Я учуял его за километр. Машина вся кряхтит и истекает масло-заправочной жидкостью. Но я мог всё это немного подлатать, ведь я учился на автомеханика.

Но сначала я должен был зайти домой и наложить бинты по новой, ибо старые уже насквозь промокли кровью и были слишком влажные. На входе в дом я встретил Машу. Я тут же всё понял.

- Умоляю, спаси его. Только ты в силах прийти туда. Все жители деревни отвернулись от старосты и он остался один, как я слышала от своего отца. Умоляю, спаси своего друга, ведь ты не можешь просто так его бросить!

- И то верно.

- Они забрали его как приманку, правда, не знаю зачем.

- Это они меня на живца ловят.

- Староста обычно сидит в клубе Рагнарёк.

Я кивнул, зашёл в дом, хапнул коньяка, облил все раны спиртом, перевязался, взял два автомата в руки и пошёл к машине. Кажется, что я потерял слишком много крови, от чего теперь видел галлюцинации, так как передо мной была машина, полностью забитая пушистыми кошками. В салоне играла музыка, которую включил явно не я.

But if you wanna come back it's alright, it's alright!

Я поднял капот автомобиля – харкнул туда

Жидкостная система охлаждения

сел обратно за руль и поехал в то место, на которое указала мне Маша. Во всяком случае, мне нужно было вернуть Дону его машину, и я придумал весьма эффектный способ для этого. А без Дона уезжать был совсем не вариант.

Куча пушистых пассажиров на передних и задних сиденьях молча меня поддерживала.

Мы с Доном ушли спать раньше обычного, так как сильно уморились после долгой прогулки по окрестностям и плавания на реке. Я спал как убитый, но Дон, к огромному счастью, спал очень чутко, и если бы он не проснулся в эту ночь из-за шума у ворот – то мы бы сгорели заживо прямо в наших кроватях, хотя, это, скорее всего, был бы самый наилучший исход, если бы всё же подобный расклад заимел место.

Мне снилось что-то очень важное, пока меня не поднял на ноги мой верный товарищ, тряся меня за плечо с очень серьёзным лицом, от которого мне тут же сделалось не по себе – потому что из этого следовало, что случилось, или скоро случится что-то очень нехорошее. Так как с самого момента приезда сюда – я его ни разу не видел таким серьёзным.

- Не шуми, и не выглядывай в окно, пока я не разрешу, а ещё - накинь на себя что-нибудь тёплое, возьми мышьяк и идём на второй этаж, - произнёс шёпотом Дон, стоя надо мной, словно это была сама Смерть, стоящая над кроватью умирающего.

Я не мог отойти ото сна, отчего в воздухе витало некое послевкусие. Мягкое, тёплое. Кажется, что это был тот самый сон, от которого не хочется отрываться. Собрав все силы, я поднялся, и сделал всё так, как мне велел мой друг.

Мы с ним вышли из комнаты, и мой взгляд тут же упал на часы, висящее на кухне. Они показывали ровно три часа двадцать минут ночи. Пока мы добирались до второго этажа – я перебирал в голове все варианты того, что могло произойти: ожившая ворона, спившийся агрессивный старик? Я ни разу не угадал. Как только мы поднялись на второй этаж и зашли в комнату, где обычно спит Дон – он приказал мне пригнуться и медленно проходить к окну, стараясь особо не «светиться».

- Забери пневматическую винтовку рядом с моей кроватью, и не смей вставать, пока я не скажу.

- Может ты лучше скажешь мне, что случилось?

- Блядь. Бери уже винтовку и подойди к окну. Только не высовывайся особо.

Я взял заряженную пневматическую винтовку в руки, и прибрал несколько патронов, лежащих рядом с ней, к себе в карман. В другом кармане штанов лежал и ждал своего момента мышьяк. Я, вместе с Доном подошёл к окну и увидел толпу, мешкающую, словно насекомые в темноте. Ничего толком не было видно, и если бы рядом не было бы Дона, то я просто не поверил бы, что за забором кто-то есть.

- Ты видишь? – не отрывая глаз от окна, спросил Дон.

- Кажется, да, но что это? – неуверенно ответил я.

- Не знаю.

На самом же деле, мы оба знали кто это и что это, по крайней мере, догадывались. В темноте таилось что-то страшное, хоть даже и знакомое, нависшее над нами уже с самого начала нашего приключения. Я сжал винтовку в своих руках крепче, Дон тоже стоял с такой же винтовкой в ожидании того, что случится дальше. И в итоге, действие не заставило себя ждать. «Насекомые» за забором моментально обзавелись факелами, которые зажглись синхронно, в один момент. Не прошло и минуты, как за забором уже горели десятки самодельных огоньков, может быть, их было даже больше, но мы не могли узнать этого, потому что нам перекрывал вид на правую сторону кирпичный, двухэтажный гараж. Некоторых всё же людей было видно, так как они стояли вдалеке за забором, освещаемые красным светом от факела.

Все стояли и чего-то ждали, пока, наконец, не раздался выстрел в небо, от которого мы с Доном привели оружие в состояние боеготовности. Затем раздался резкий звон, а после послышался голос. Горстка огоньков расступилась и посередине её засиял белый большой мегафон. За ним стоял худой высокий человек в чёрной одежде. Наш конченный знакомый.

- Я ВЕДЬ ПРЕДУПРЕЖДАЛ ВАС, ЧТО СТОИТ ОТСЮДА УБРАТЬСЯ!! НО ВЫ НЕ ПОСЛУШАЛИСЬ МЕНЯ, И ПОЭТОМУ УМРЁТЕ ВМЕСТЕ С ТЕМ, ЗА ЧТО ТАК НАМЕРТВО ВЦЕПИЛИСЬ! – голос, издаваемый из мегафона был настолько громким, отчего, казалось, что скоро начнут биться стёкла.

Затем мегафон развернулся к людям, и начал говорить с ними.

- ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ! ЭТИ ЛЮДИ – ЧЕРНОКНИЖНИКИ И ДЕТИ САТАНЫ. ИМЕННО ЭТИ ЛЮДИ ПРОБУДИЛИ ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ ЗЛО, КОТОРОЕ УЖЕ МНОГИЕ ГОДЫ УБИВАЕТ НАШИХ БРАТЬЕВ И СЕСТЁР, ИМЕННО ИЗ-ЗА НИХ ПО ЛЕСАМ БРОДИТ ВСЯКАЯ НЕЖИТЬ. ИМЕННО ИЗ-ЗА НИХ УБИЛИ НАШЕГО ЛЮБИМОГО СТАРОСТУ ЛЕСНИКА БОБА!! ПОЭТОМУ МЫ ДОЛЖНЫ УБИТЬ ИХ, И СЖЕЧЬ ИХ ДОМ, ДАБЫ ЗЛО УПОКОИЛОСЬ И ЛЕГЛО В МОГИЛУ ВМЕСТЕ С НИМИ!

Мегафон говорил и дальше, но я уже не слушал. Всё и так было ясно. Я смотрел на винтовку и понимал, что пришло время войны, мы с Доном уже не переговаривались. А лишь молча кивали друг-другу, готовясь погибнуть прямо здесь и сейчас. Альтернатив уже не было. Поздно было бить боржоми.

Этот ублюдок намутил кучу ёбанных живых мертвецов и травил их на мирных жителей, дабы те думали, что их родные и близкие умирают из-за нас. Теперь я знаю, кто, как и зачем убил того несчастного в лесу, когда я сбежал из дома в одну из ночей. В этот же момент вспомнились багровые предсмертные объятия того бедняги, от чего я тут же вздрогнул.

Смысла говорить им обо всём этом – не было, так как они не стали бы нас слушать, так как мои умозаключения не имели над собой никакой опоры, да и их объяснение заняло бы слишком много времени. Но и стрелять по невинным людям мы с Доном – не имели никакого желания. Мы - не убийцы. Но и умереть просто так не собираемся. Мы будем калечить их, раз они посягают на нашу жизнь.

- Я буду стрелять им в ноги, пока они не подберутся слишком близко – сказал я Дону.

Дон кивнул в ответ. В конце концов, это была наша ошибка – мы ничего не предприняли после угроз, и понятия сверхъестественных штучек в этом месте, поэтому, глупо было бы убивать невинных людей, которых просто обманывают и водят за нос, даже несмотря на то, что они собираются убить нас.

Именно поэтому я взвёл прицел на главного мудака с мегафоном…

- ОТОМСТИТЕ ИМ!

И мегафон спрятался посреди толпы, что пыталась пройти через узкую калитку. Мы с Доном начали отстреливаться, попадая в ноги. Факелы падали на землю, некоторые люди – тоже, создавая большую толкучку при входе на двор. Когда ещё пара-тройка человек разделили такую же судьбу с первыми хромоногими товарищами – остальные начали выламывать забор из тонкого металлического листа, держащегося на чугунных опорах, который мы начали простреливать в случайных направлениях, стараясь стрелять ниже, с расчётом попасть им в ноги. В этот же момент я с ужасом подумал, что они могут попасть в дом с заднего двора, а затем, к своему счастью, вспомнил, что за ним находится только непроходимый лес и резкий спуск вниз.

Позже мы поняли, что они начали пробивать большую дверь гаража, раз у них не получилось взять такой лёгкий забор, то с закрытой на несколько засовов двойной дверью – у них не выйдет без тротиловых шашек. Позже я заметил, что людей, идущих в наступление, становится всё меньше и меньше. Они просто отказывались нападать, так как мы искалечили им все ноги.

- ВЫ БЛЯДЬ НЕ МОЖЕТЕ ПРОБИТЬСЯ К НИМ В ДОМ И СПАЛИТЬ ВСЁ К СОБАЧЬИМ ЧЕРТЯМ?! ИХ ЖЕ БЛЯДЬ ВСЕГО ДВОЕ!

А может быть, люди и сами поняли, что мы не хотим их смерти, что уже вызывало долю недоверия к их конченному лидеру.

Во всяком случае, мы отбили эту волну, и уже успели обрадоваться тому, что переиграли этого ублюдка с мегафоном, но всё же, как оказалось, жители с факелами – был не главный козырь в рукаве нашего дружка.

Жители в скором времени скрылись за гаражом, и мне успело показаться, что они исчезли совсем, но свет, падающий от пламени факелов на землю – всё же смог вернуть меня с небес на землю.

- Перегруппировываются, - сухо сказал Дон.

Прошло какое-то время, за которое мы с Доном успели расслабиться, набрать побольше патрон и осмотреть винтовки на предмет поломок. Мы переподготовились, но ни одна, мать его, подготовка, никогда бы не смогла нас подготовить к такому дерьму.

Сперва, мы с Доном услышали визг собаки, раздавшийся совсем неподалеку, затем вопль - «ДЕРЖИ ЭТУ СУКУ!», который был воспроизведён вполне знакомым голосом, а после этого звуки совсем на некоторое время затихли. Пока, из-за гаража, медленной, полуживой походкой в зону нашей с Доном видимости, не выбралась странной породы собака. Мы медленно взвезли прицелы на животное, которое было весьма внушительных размеров. Эта собака была похожа на помесь добермана с бульдогом. Ловкая, сильная и большая, и в тоже время абсолютно неживая.

Но что-то здесь было не так, потому что собака выглядела полуживой, а позже, когда мы присмотрелись к ней мы увидели, что она была мокрой. Собака, встав перпендикулярно калитке, уставилась на нас своими неживыми глазами, а позже к ней подошёл Мегафон, продемонстрировал нам здоровый шприц, который позже воткнул в полуживое тело собаки. Сопровождалось сие действие шелестом ветра и визгом этой псины. Затем Мегафон убежал прочь за гараж, и всё наше внимание было приковано только на животное.

Собака тут же встрепенулась и встала в «полный рост», теперь она была похожа на настоящую машину для убийств, а после этого, эта псина превратилась в блядского одноголового Цербера, так как в неё тут же полетел коктейль Молотова, что моментально взорвался об неё, и жидкость, что обтекала собаку – тут же воспламенилась. Раздался недалёкий рокот грома. Я был шокирован и обескуражен, так как совсем не понимал, для чего Мегафон предпринял этот ход.

Послышался душераздирающий рёв, и собака выбив калитку и вздымая под собой пыль, рванулась к нам, словно чертово цунами, мы с Доном, ничего не понимая, начали палить по этому комку огня, но казалось, что от наших выстрелов, эта грёбанная тварь становилась только сильнее.

- ЕБУЧИЙ КОМОК ОГНЯ СЕЙЧАС ЗАПРЫГНЕТ ПРЯМО К НАМ В ОКНО! – завопил Дон, и я заметил, как сильно у него начали трястись руки.

Мои колени тоже нехило подкосились, после того, как Огонёк бросил на нас свой воспламеняющий взгляд, а затем запрыгнул на некое подобие крыши, которая находилась почти над самой дверью входа в гараж, а после, псина, оттолкнувшись от небольшой крыши, влетела к нам окно, поджигая всё на своём пути. Мы чудом успели увернуться, в тот момент, когда она, словно Феникс, влетела к нам. Я почувствовал жар, исходящий от собаки в тот момент, когда она тютелька в тютельку пролетела мимо нас.

Затем она развернулась и встала по середине комнаты, глядя на то, как мы жмёмся у окна. С Огонька падали куски горящей плоти. А я не понимал, как эта ебучая псина до сих пор держится на ногах, так как казалось, будто она совершенно не чувствует, что вот-вот превратится в обугленные кости.

Наступила пауза, а затем Дон рухнул в обморок, уронив с грохотом винтовку на пол.

- Блядь, - вымолвил я, перед тем как псина, накинулась на меня и выпала вместе со мной в окно.

Я рухнул на спину, вскрикнув от боли, а Огонёк, всё так же не слезая, гордо стоял своими передними горячими лапами на моей груди, прожигая меня насквозь, попутно позволяя языкам пламени поедать мою одежду. И кажется, что Огоньку захотелось отведать моего лица. Огонь с собаки постепенно спадал, и я видел отвратительную сожженную, свисающую до земли кожу, а самым отвратительным в этой картине был её череп: Одна половина лица вообще уже не имела кожи, и вообще каких-либо следов органики на ней, а другая же смотрела на меня своим слепым глазом, в то время, пока остатки лица продолжали догорать.

В этот же момент я подумал, что эта собака бессмертна. До меня тут же дошло, что эта псина настолько живучая, потому что её когда-то похоронили на заднем дворе.

К счастью, я упал продолжая держать винтовку в своей руке, которая теперь нехило помогла мне в сдерживании Огонька на расстоянии. Я схватил винтовку левой рукой поперёк и засунул её в пасть пламенной собаки, в то время, пока она постепенно ослабевающими рывками пыталась съесть моё лицо ещё несгоревшими зубами. Весь этот кошмар сопровождался карканьем ворон, несмолкаемым рычанием собаки и редкими раскатами грома, которые шли по нарастающей.

Огонь постепенно давал фору и левая рука моя уже начинала затекать, а собака всё так же, в прямом смысле, из кожи вон лезла, чтобы сожрать меня с потрохами. И не будь в моём кармане мышьяка – то скорее всего, я бы уже никогда не написал этой истории, так как на утро мой труп, с обглоданным лицом, доедали бы сидящие на крыше вороны. Я нащупал свой любимый револьвер правой рукой и высадил весь барабан в упор в лицо этой псине.

Горячие ошмётки морды и костей отлетали на ура, пока, наконец, собака, не рухнула набок, продолжая потихоньку догорать. После этого я почувствовал все те места, к которым прикасался Огонёк на моём теле. Я попытался встать, и не смог, так как очень сильно рухнул на спину и у меня отказали ноги. Небольшая горстка жителей выглядывала из-за калитки, а потом, заметив, что я не могу встать – с торжествующими воплями влетела в двор. В руках у них были большие железные канистры.

Они обливали всё, оставляя за собой очень длинную спиртовую дорожку, дабы потом на безопасном расстоянии сжечь всё к чертям и оставив от этого места лишь пепел. Я пытался выстрелить из мышьяка и винтовки, но результатов не было, ибо патроны от винтовки, что я набрал в карман – вывалились при падении. А в скором времени, патроны и послужат главной причиной нашей с Доном смерти – всё вокруг взлетит на воздух, когда огонь подберётся до нашего склада амуниции.

В то время, пока я лежал и смотрел, как местные готовят здесь всё к пожару – в двор вальяжно прошмыгнул Мегафон и присел надо мной посматривая на труп Огонька.

- Ну, как тебе наша Лайма? – поглаживая по остывшему, дырявому, собачьему черепу, говорил Громовой Человек, в то время, как на трупе до сих пор тлели редкие участки.

- Пошёл нахуй, это было пиздец бесчеловечно.

- Чего ты так ругаешься? Умей проигрывать. Хотя, честно говоря, убивать намеренно это животное, а потом закапывать в моей особой земле, а ещё после этого накачивать животинку протеинами и кучей другой наркоты, перед тем как впустить её в бой, а затем ещё и поджечь – дабы она превратилась в настоящий, всеразрушающий танк – действительно как-то нехорошо. Но цель оправдала средства, не так ли?

Я хотел было вновь послать его, но прежде чем я успел что-либо сказать – мне в глотку залили спирт, после чего полностью облив меня им.

- ДОРОЖКУ ИЗ СПИРТА ЭТОМУ ГОСПОДИНУ! АХАХАХ!

Я, отплевавшись от чистого жгучего спирта, разлёгся на земле и решил ждать чего будет, смотря в черное беззвёздное небо.

- Сожгите здесь всё дотла, но не смейте трогать задний двор! Даже не думайте заходить туда! – обращался наш друг к своим подчинённым, - Приятно было побороться, упёртые говнюки, до встречи в Аду!

- Для тебя то там определённо припасён отдельный котёл, сука, - сказал я напоследок.

Все вышли из дома и двора, оставив меня лишь с мёртвой собакой, бессознательным Доном, а ещё стойким и резким запахом спирта. Я услышал, как вдалеке чиркнула спичка и все начали расходиться. Пламя долгое время гуляло сперва по забору, потом по двору, потом оно подобралось совсем близко – к собаке от которой осталась лишь горелая плоть да дырявые и обугленные кости. В этот момент послышался настолько сильный рокот, от которого, казалось, затряслась Земля, а в душе моей что-то сильно ёкнуло от страха. Послышалось карканье ворон.

Пламя уже совсем близко ко мне. Я закрываю глаза и жалею о том, что я так и ничего не вспомнил о своём прошлом, и умер именно тогда, когда память моя начала восстанавливаться. Из глаз у меня пошли слёзы, которые тут же перемешались с сильным ливнем, что потушил пламя и размыл спирт.

Вороны закаркали ещё сильнее, рассекая шум, воспроизводимый дождём и блеснула молния. Я ничего не понимал, кроме того, что ливень был настолько сильный, от чего казалось, будто вокруг меня лишь сплошная мокрая стена. Я заплакал ещё сильнее.

В голове моментом мелькнул сон, который мне снился этой ночью. Там был я и какая-то ослепительно красивая девушка. Ослепительно – в прямом смысле, так как от неё исходило очень мощное сияние, сквозь которое я не мог ничего разобрать. Мы стояли под точно таким же ливнем, и я умолял её никогда не умирать. Почему-то, мне казалось, что я говорю с безымянной лошадью.

Забыв про сон, сквозь грязь и разбавленный спирт, чьи пары, казалось, заменили мне воздух, я, ползая по мокрой земле с винтовкой в руках, подобрался к крыльцу, предварительно собрав немного патрон, что утопали в грязи, затем уселся так, чтобы быть недосягаемым для ливня, и начал ждать возвращения Громового человека, заряжая свою винтовку патронами. Но так никого и не дождавшись – уснул.

На утро меня разбудил Дон, так же, как и ночью, тряся меня за плечо, но только уже с тревожным лицом, я встал, и обнаружил в себе способность ходить.

Лаймы, или Огонька, на дворе уже не было.

Но это был ещё совсем не конец.

Этим утром она проснулась и поняла, кем же была эта безымянная лошадь, что безустанно нарезала круги по беспощадным пескам пустыни. Она поняла, что безымянная лошадь – это она сама.

Да. После неудавшейся попытки суицида – намеренное поедание снотворного, а после – яростная откачка в реанимации, а затем ещё, как бонус - три месяца беспрерывной комы - привели её психику к такому состоянию, что она порой могла впасть в полнейшие уныние абсолютно внезапно, так же, у неё иногда наблюдались резкие провалы в памяти и постоянная вялость. Но взамен за всё это она получила яркие и разнообразные сны.

Вот только сон этого дня немало напугал её, потому что ей приснилось – безымянная лошадь была мертва и закопана под песками знакомой пустыни. Она понимала, что несмотря ни на что – она должна найти его и рассказать ему всю правду, и понять, почему же он ушёл так далеко от родного дома.

Весь этот глупый суицид привёл её жизнь в этом мире к настоящему тупику. Весь этот мир представлял для неё одну огромную пустыню, без людей, растений, запахов, где обитает один лишь ветер, да пески. Её эволюция была закончена. Но, как бы то ни было странно, она не могла жить спокойно, зная, что она немало поломала жизнь одному её близкому, точнее, в прошлом близкому, человеку. Может быть, сломав что-то – она поставила для себя целью починить это, тем самым придав своей жизни хоть какой-то смысл, отсрочив уход в бесконечные сны ещё на какое-то время.

Сны шептали ей, что грядёт что-то страшное. Гроза надвигается на её человека, и с каждым сном интенсивность понимая угрозы становилась всё больше и больше. Но именно этим утром, когда безымянная лошадь оказалась мертва – она поняла, что стоит предпринимать какие-либо меры, пусть даже если ей и придётся объяснять свою мотивацию тем, что ей приснился кошмар. Она собрала свои вещи этим утром и направилась навстречу с прошлым, которое они оба разбили.

***

В этот день я проснулся от того, что Дон начал трясти меня за плечо, яростно крича матом.

- Че ты орёшь, еблан? – вот такими были первые слова, которые я услышал этим утром.

А на самом деле – я проснулся немногим раньше. Проснулся раньше от того что я кричу во всю свою глотку. Я ничего не ответил Дону, хотя, если бы я даже попытался – то не смог бы, ибо я продрал всю глотку и не мог говорить.

После минуты неловкого молчания, Дон позвал меня за завтрак. В то время пока я ел, я заметил, какая была превосходная погода на улице: ясно, тепло и запах утренней свежести ещё не успел перечеркнуться дневным солнцем. Я любовался небом, мирно попивая чай с мятой, переваривая недавно съеденную яичницу.

- Чем мы сегодня займёмся? – разорвав тишину спросил Дон.

- Даже не знаю.. – ответил я, осиплым голосом.

Дон, кивнул, опрокидывая в себя последний глоток чая. Затем вновь наступила тишина, сопровождаемая приятным пением птиц. Вообще, это был последний прекрасный день в этом месте. Ибо в скором времени, вся эта идиллия прекратится, отдав ответы на все вопросы.

- Послушай! Помнишь ведь реку, рядом с которой мы проезжали по пути сюда? – воскликнул Дон, соскочив с места.

- Кажется, да, - немало задумавшись, ответил я.

- Так давай же сходим туда и искупнёмся, прямо как раньше, когда меня ещё родители одного к реке не пускали! Ведь скоро лето закончится и нам придётся идти на последний год учебы в наших шарагах.

- Неплохая затея, я пошёл за плавками, - опрокинув последнюю каплю чая, ответил я, немало смутившись, ведь я не помнил, как было «прямо как раньше»

Быстро собрав все вещи для купания(включая немалое количество провизии), мы с Доном, наконец-то, вышли на осмотр прилегающей территории, не считая того дня, когда я дал дёру в лес. Солнышко нежно ласкало наши лица своими тёплыми лучами, а пустынный ветер слегка покачивал вслед за собой деревья. Это был идеальный день. Река находилась совсем неподалеку, поэтому мы не стали доезжать до туда на машине, а решили немного пройтись пешком. Выйдя из дома, мы пошли в сторону реки, и в скором времени наткнулись на тропинку, которая вела к реке, и в скором времени развилась на две стороны.

Это был быстрый и людный путь, который нам с Доном не пришёлся по вкусу, так как мы решили не играть с огнём и обошли здешний люд стороной, выйдя на большое поле, которое опускалось к реке, над которым плакали большие увесистые ивы. Мы решили пройти дальше по полю, пока не найдём спуск к реке с небольшим бережком.

По полю, наряду с нами, прогуливались красивые жеребята и коровки. Всё было настолько мило и тепло, что лицо сразу же расплывалось в придурковатой улыбке, от осознания которой, она становилась только больше. Мы с Доном шли, слушая разные песни, которые, по заверениям самого Дона, мы крутили без остановки немного лет назад. И действительно, как бы то ни было странно, песни эти вызывали у меня разные настроения и «вспышки» памяти, сопровождаемые головной болью, которая не мешала наслаждаться мне музыкой и прекрасной тёплой погодой.

Мы и не заметили, как поле закончилось, открыв нам место, которое мы назвали «Карьер». Ничего реально общего с настоящим карьером это место не имело. Из этого места просто часто брали землю, из-за чего река стала вдвое шире, а края под острым углом «падали» в реку, но всё же давая шансы попасть вниз, если спускаться с осторожностью.

Пройдя ещё чуть-чуть вбок, мы нашли то место, которое искали: поле опускалось вниз, прямо на горстку песка а вокруг были лишь редкие рыбаки, стоящие на таких же горстках песка неподалеку. Кажется, что кто-то сделал это специально и не только мы с Доном сочли это место идеальным для купания, но это нас ничуть не смутило.

Мы мигом опустились на песок, расстелили лежанку, скинули с себя шорты, футболки, и визжа от радости запрыгнули в прохладную водичку. Мы долгое время барахтались, поливали друг друга холодной водой, выкрикивая разную брань, и не переставая смеяться. Кажется, я впервые, с момента потери памяти, был счастлив.

Все эти барахтанья, наряду с лежанием на бережку длились почти что до вечера, пока, к Дону не спустилась некая персона. В это время я спокойно удерживал своё тело наплаву, лёжа на спине. Вода залила мои уши, а я смотрел в своё голубое небо и радовался моментом, осознавая, каково это – «Жить мгновением». Дон тем временем сидел на берегу слушая музыку, вытирая себя от воды полотенцем.

Когда я вновь встал на берег – то увидел, как рядом с Доном сидит рыжая девушка, и они мило о чём-то болтают. По лицу вновь расплылась глупая улыбка, так как я мигом заметил, что они прекрасно смотрятся вместе.

ОКО ВОРОНА ВИДИТ ОЧЕНЬ ДАЛЕКО

Эта отвратительная мысль резко мелькнула в моей голове, и пропала настолько же резко, оставив в моей голове такую резкую вспышку боли, что я рухнул на колени на самом берегу, обхватив свою голову руками. К счастью, Дон и его подруга не успели заметить этого, так как я быстро вновь поднялся на ноги, но зато на коленях моих остались многочисленные порезы от галек. Мои колени горели адским пламенем.

Я присоединился к ним, а головная боль к тому времени совсем прекратилась, оставив лишь отголосок от той резкой боли. Затем я сел к ним, и мы познакомились с ещё одним человеком, который был настроен не против нас. Всю остальную часть времени, до позднего вечера мы втроём сидели и мило беседовали обо всём.

Эту девушку звали Маша, и она совсем не знала о доме, что стоит на выгоревшей равнине, да и про нас она никогда и ничего не слышала, поэтому мы были спокойны на её счёт. Как оказалось – этот пляжик она сделала «сама» - попросила отца довести сюда немного песка и сделать из этого места небольшое ГОА, и она была очень удивлена тем, что на её любимом месте появились незнакомцы, ведь обычным жителем посёлка, обычно лень проходить такое далёкое расстояние. Сама же Маша очень сильно любила плавать и гулять пешком в компании своей подруги, которая умерла пару месяцев назад и теперь она постоянно ходит сюда одна.

Вот так мы и познакомились с Машей.

Она очень сильно хочет уехать отсюда в город, но отец не хочет отпускать её, так как боится выпускать девочку в Свет, даже будь это поход на улицу. Маша ненавидела это место и своего отца, который был её отчимом, а не настоящим отцом. Мама тоже умерла. Пала жертвой здешних сектантов.

Скоро и мы станем этой жертвой тоже.

Солнце уже начало уходить, вслед за солнцем и мы стали уходить с речки. Дон мило болтал с нашей новой знакомой, а в голове крутился мотив давно забытой песни.

Love, love will tear us apart again.

В этот же момент я задумался, была ли у меня девушка до потери памяти? Был ли я с ней счастлив? Все эти вопросы на какое-то мгновение начали портить мне настроение, но я быстро отмахнулся от них. Мне было дико досадно от того, что память ко мне никак не хотела возвращаться. Человек без прошлого. И это совсем не так уж и круто, как звучит.

Поле при закате было ещё более красивым, а чувство усталости, изнурённости, приносило какой-то свой особый кайф, который наряду со здешним пейзажем заставлял меня думать о том, что это самый лучший день в моей пустынной жизни.

Мы втроём дошли до развилки и там нам пришлось расстаться с нашей новой подругой, так как через развилку ей было ближе до дома. Дон первое время настаивал на том, чтобы проводить её, но девушка отказывалась. В конечном итоге они обменялись номерами, и я с Доном в скором времени вернулся на выгоревшую равнину.

Затем мы поужинали и разошлись по кроватям. Дон был тоже счастлив, как никогда раньше. В его глазах горел откуда-то знакомый огонёк любви. Всё было славно до безобразия, и даже мысли о том, какой кошмар нам пришлось пережить до этого – не омрачали мой настрой. Я был счастлив за Машу с Доном.

К сожалению, этот счастливый момент не продлился долго, ибо этой же ночью к нам грянул Апокалипсис.

https://vk.com/balleye

Пустыня. Желтые постельные пески распростёрлись под синим небом. Опять. На небе нету ни облачка…

Почему я возвращаюсь сюда, каждый сон, вновь и вновь?

Это даже не кошмар – это уже часть моей жизни.

Это – головоломка, которую невозможно просто взять и решить.

В этой ситуации даже не нужно мыслить как человек, здесь нужно чувствовать.

Горячий ветер разбудил меня от этих размышлений, словно он и есть проводник в этот мир пустынь. Желтый дружелюбный песок обвил в свои горячие объятия мои босые ноги, что были закопаны ветром, пока я лежал. Но мне не жарко, хоть я и чувствую тепло. Я встаю, оттряхиваю свою одежду от песка, и отправляюсь туда, куда падает мой взор.

Единственное – что я и понял из всех этих осмысленных снов – так это то, что куда бы я ни пошёл – я пойду в верном направлении. Добрая судьба или злой рок? Не имеет значения. Моя поступь по песку медленная и бесшумная. Тёплый ветер перебирает мои волосы, словно бы отвечая, что я выбрал верное направление. Опять. В который раз подряд.

Я просто иду вперёд. Я просто иду. Из раза в раз.

Именно поэтому я и не писал в этих дневниках свои предыдущие сны. Они были однообразны, как тогда, в машине, но с этим сном многое изменилось. За место старых кусочков пазла завезли новые. Что не могло не пугать, с каждым новым шагом по Пустыне.

Я продолжал разгуливать по песчаным дюнам, размышляя, как закончится сон в этот раз. Я примерил множество вариантов, но никогда не мог бы догадаться, что он закончится так, как завершился на этот раз.

По мере моего продвижения по пустыне – ветер становился всё сильнее и сильнее, пока, в конечном счете, не превратился в настоящую песчаную бурю. Острые кристаллики песка впивались в моё лицо, с подачи сильнейших дуновений ветра. Я прикрыл лицо руками, и опустил голову вниз, продолжая идти вперёд. Сон изменился. Сон стал беспокойным, повторял я про себя, продолжая сопротивляться ветру.

Я молил себя проснуться, ибо мне становилось страшно от размышлений о том, что могло произойти дальше, а ведь, по сути, сон только начался. Но к концу пока дело и не шло, а я продолжал идти, наперекор буре, пока не запнулся об что-то твёрдое, и не упал навзничь на раскалённый песок. Хоть я и смотрел под ноги, но в такую сильную бурю я не мог различить практически ничего, включая даже свои босые ступни.

Я упал. И лежал так, выбившись из всяких сил, пока тем временем буря продолжала заметать меня. Я лежал и думал, закончится ли этот сон вообще, или же мне придётся навечно бороться с беспощадными песками среди безлюдных дюн. Но затем я заметил, что ветер начал ослабевать, а мысли мои были забиты думой о том, об что же я споткнулся, ведь доселе, в Пустыне Разума – я не встречал ни одного камушка, даже самого мелкого.

Когда я вновь уговорил себя встать на ноги – ветер абсолютно стих, и пески, что несколько минут назад раздирали моё тело в клочья – безвинно успокоились и лежали мёртвым грузом, ожидая следующего прихода мятежного ветра. В один момент пустыня залилась ярким, ослепляющим светом. Я зажмурил глаза от боли, а когда открыл их вновь – вокруг была необъятная тьма. По началу мне подумалось, что я ослеп. Но чуть позже, в опровержение этому, вокруг меня появился бледный свет радиусом не более шести метров, центром которого являлся я.

Чуть позже, свет появился и рядом с объектом моего столкновения.

Свет окружал черную лошадь, которая контрастно лежала под белом светом на желтом песке. В этой лошади я моментально узнал спутника предыдущих моих путешествий по Пустыне. Я обошёл её вокруг, осматривая её тело.

Поправочка: Обезглавленной мертвой лошади.

Как только я заметил кровь на песке, которую, по идее, должна была замести буря – свет вместо белого стал тревожно красным, включая и свет, окружавший меня. Надрез на шее у лошади был настолько ровным, что я даже вздрогнул от мысли о том, что посчитал это красивым. Головы нигде рядом не было, лишь красный песок, анархично лежащий поблизости.

Благодаря надписи на черной шерсти: «ВСПОМНИ ИМЯ!», я окончательно убедился, что это та самая лошадь из моих прошлых снов, или же видений. Я так и не понимал, чьё же имя мне нужно было назвать. Своё я знал отлично, хоть и не люблю о нем говорить. Я не настолько сильно впал в беспамятство. Я не знал, кого я должен был назвать, но что-то явно постоянно вертелось на языке. Простое имя. Не кличка – имя.

Я отошёл от лошади на несколько метров, пока она совсем не скрылась в темноте, оставленная моим свечением, которое, как только я отошёл от неё – стало вновь белым. Затем я так и продолжил пятиться назад, просто не понимая, что мне делать дальше, так как в прошлых снах я получал дощечкой по лицу от Дона, но так и не понял, что это значило, и теперь, скорее всего, мой сон пожрёт меня во тьме за неразгаданную тайну. Уснул, но так и не смог проснуться. Моя лунная походка длилась до того момента, пока я не врезался спиной об что-то каменное и холодное. Обернувшись, в свечении, я увидел белую стену, похожую на те, которой обделяли свои владения короли, правившие в средние века.

Удивлённый ещё одним новым обстоятельством в этом сне, я, шаря руками по стене двинулся влево, пока не наткнулся на высокую деревянную дверь, которая являла собой вход в крепость.

Я был абсолютно растерян, и по этой причине некоторое время просто разглядывал строение, в том месте, которое обделяло мой свет. Мне было страшно, и одновременно интересно узнать о том, что находится по ту сторону дверей, или же за пределами моего света.

Но тут я заметил, что наверху появилось новое свечение, но уже фиолетового цвета. На сторожевой башне крепости сидел Ворон.

- ГЛУПЕЦ! – раздался хриплый громкий смех, что вздымал подо мной пески, - ТЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕШЬ ОТКРЫТЬ ЭТИ ДВЕРИ, ПОКА НЕ ВСПОМНИШЬ ИМЯ!

Ворон взирал прямо на меня. Несмотря на ужас, что напал на меня, я заметил отвратительные раны на шее, и тут же вспомнил, что это был за ворон. Запекшаяся кровь на черных перьях, и держащаяся на “честном слове” шея. Ебучая обезглавленная ворона собственной персоной.

- НЕ СТРОЙ ДОГАДКИ КТО Я ИМЕННО ТАКОЙ. Я ЗНАЮ, ЧТО У ТЕБЯ МНОГО ВОПРОСОВ, НО ТЫ ВЕДЬ УЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ОТВЕЧУ, НЕ ТАК ЛИ? ВЕДЬ ЭТО ИМЕННО ТВОЙ СОН.

Громогласный голос Ворона всё так же продолжал вздымать подо мной пески, не давая им времени на то, чтобы залечь обратно, из-за чего постепенно вновь начала подниматься чертова буря.

- СКОРО ТЕБЕ БУДЕТ ДАН НОВЫЙ КУСОК ПАЗЛА. САМЫЙ ЖИРНЫЙ КУСОК ПАЗЛА. УПУСТИШЬ ЕГО – НИКОГДА НЕ ПРОЙДЁШЬ ЗА ЭТИ ВОРОТА, СООТВЕТСВЕННО, НИКОГДА НЕ ВСПОМНИШЬ КТО ТЫ ЕСТЬ, И КТО ЕСТЬ ТВОИ БЛИЗКИЕ, И ЧТО ЕСТЬ ЭТОТ ДОМ, И ПОЧЕМУ В НЁМ ОКАЗАЛСЯ ИМЕННО ТЫ.

На последних его словах буря поднялась окончательно. Песок поднялся настолько плотно, что даже закрыл мне свет, исходящий от Ворона. Я хотел задать вопрос, но сразу же почувствовал, как мой рот забило горячим песком. Раздался раскат грома, а в след за ним подо мной заиграла тихая музыка, перебиваемая суровым ветром. Первое время я не мог разобрать мотив, но позже отчетливо услышал ключевые слова, по которым я определил - что это за песня.

- Where is my mind??

Затем мой свет исчез, а я был полностью похоронен под горячим песком.

Наступила абсолютная темнота.

***

Она уже всё знала, от чего страх ещё больше разжёг в ней желание спасти его.

Именно так начинался конец.

P.S.
Подписывайтесь на группу в вк: https://vk.com/balleye