DeBlank

Эта история началась со сна. Кошмарного сна. Я не знаю причин, по которым мне снится этот сон. Я знаю лишь то, что снится он мне далеко не в первый раз. И каждый раз он обрывается резко, словно не распробованная жизнь, словно рука, отсеченная острозаточенным клинком. А в конце есть лишь крик, полный боли и разочарований.

Но вернёмся к началу.

Все начинается здесь. Комната с аквариумами, что залита зелено-ядовитым светом, который сочится Бог пойми откуда. Эта комната узкая и длинная, словно тропа, ведущая, к великому и ужасному, словно…

Коридор?

Коридор, что полностью обставлен по бокам аквариумами с водой и зелёными растениями, которых приходятся тысячи на один аквариум. Они и дают этот зелёный свет, своей ядовитой прозрачностью. Каждый раз, когда мне снится этот сон – растения танцуют возбуждённый танец в тесном аквариуме, словно бы скоро на их глазах разверзнется зрелище небывалой, мать его, красоты.

Они танцуют, но коридор неподвижен, лишь проблески света двигаются на нём хаотично, ненормально, противореча здравому смыслу и всем законам физики. Это сон, который слишком осязаем для сна, но слишком абсурден, чтобы называться реальностью. Это место называют Нигде или Ничто. Грань между добром и злом. Грань между живыми и мёртвыми. Грань между сказкой и былью.

И это место вижу не я один. Для каждого – оно своё. В кругу таких людей как я, это называется Сонное Сталкерство, хотя мне это название совсем не нравится. Это хобби, о котором нельзя говорить с друзьями и близкими, ибо они воспримут твои слова как бред сумасшедшего, и всю жизнь они будут косится на тебя до конца твоих дней.

Это сугубо личное.

Не поймите меня неправильно – этот сон у всех разный. Но никто не осмеливается назвать это сном. Разве возможно так ясно мыслить внутри сна? Просто Сонные Сталкеры называют его сном, дабы сбавить свой страх перед неизвестностью, это словно космос, в котором ты совсем одинок. Планета, которую можешь открыть лишь ты один.

Мы созваниваемся. Встречаемся в заброшенных местах, дабы обговорить новый «сон». Но никто никогда не приходит к решению вопроса – почему? Почему нам снится один и тот же сон? И почему он у каждого разный?

Я делаю свой первый шаг по танцующим теням растений. Старая обшарпанная красная ковровая дорожка тихо терпит безмолвные танцы на своей поверхности. После – она терпит нажатие моей правой ступни. Они безмолвны.

Я делаю глубокий вдох и быстрым шагом иду вперёд, а растения, двигаются в такт моему шагу. Это бешенный танец, сопровождаемый гулкой, словно подводной, тишиной. Коридор сужается и удлиняется, несмотря на то что я иду вперёд. И тут сон переходит в следующую фазу – зелёный свет стаёт бордовым, раздаётся истошный вопль, а вода в аквариумах уже не вода, а кровь, что облаками поглощает воду, заполняя собой всё пространство.

Я останавливаюсь. Волосы встают дыбом, и я нервно раскусываю губу. Почувствовав солоноватый привкус крови – я прихожу в себя.

Говорят, что всем людям на Свете снился хотя бы один сон, который они не могли отличить от реальности. А я отношусь к тем людям, что видят этот сон чуть ли не каждую неделю. Ты чувствуешь всё. Как хладная струйка пота щекотливо пробегает по твоей пояснице, как на лбу появляется холодная испарина, как ноги подкашиваются из-за чувства страха.

Это ужасно. Видеть одно и тоже, но пугаться каждый раз как в первый, как бы сильно ты не хотел побороть этот страх. Это как каждый раз учиться ездить на велосипеде, и каждый раз падать с него расшибая в ошмётки свои колени.

Я прихожу в себя, когда от красной ковровой дорожки не остаётся ничего кроме темноты. Красный свет падает на моё влажное от пота лицо. Вскрикнув, я рванул вперёд, что есть мочи, пытаясь обогнать отдаляющийся коридор.

Аквариумы с кровью, аквариумы с кровью….

Они везде.

Я выдыхаюсь, но в конце концов обгоняю коридор и мёртвой хваткой вцепляюсь в холодную стальную ручку двери и со всей силы дёргаю её влево, выбивая запирающий механизм, при помощи прилитого к мышцам адреналина.

И тут происходит то, что не происходило ни в одном сне раньше – дверь открывается.

Прохладный ветер мигом обдувает моё лицо принося с собой приятный речной запах.

Я тут же успокаиваюсь и прохожу через дверь. Меня переполняет удивление и радость.

По лицу моему медленно пробегает летний тёплый ветер. Мне трудно объяснить свои чувства. Вам нужно быть здесь, чтобы понять, что я чувствую. Но возможно ли попасть в место, что существует лишь в твоей голове?

Не знаю…

Скорее всего, именно это и называется дорогой домой – возвращение в место, которое существует исключительно для тебя, и лишь ты придаёшь ему подобное значение.

Всё отдаёт золотом. Золотой закат ложится на золотые колосья, иногда перекликаясь золотом на прозрачной речушке, что нещадно точит большие морские гальки, которые появились здесь самым нестандартным образом.

Я чувствую, как пропадает усталость. Словно бы ты наконец-то дома, после трудного рабочего дня. Может, так оно и было, ведь мы никогда не помним предысторию сна, верно? Лишь кульминацию, лишь его середину. У хороших историй никогда не бывает начала и конца. Именно этому учат нас сны, либо же, они просто хотят ввести нас в заблуждение, чтобы мы не искали первопричину и заключение случившегося.

Колосья переплетаются между собой, словно люди, пытающиеся найти ответ.

Но все они лишь поддаются лёгкому дуновению ветра.

Я делаю шаг вперёд, абсолютно не понимая зачем он нужен. Я рассекаю колосья, словно нож рассекает масло и двигаюсь вперёд, наперекор ветру. Это место можно назвать катарсисом. Здесь ты чист, как никогда раньше. Здесь ты наг, здесь ты честен. Здесь, возможно, колыбель всей человеческой цивилизации.

Я смотрю наверх, и вижу, как небо чернеет и на нём проступают первые звёзды. Это до глубины души тронуло меня. Это Мир, что находится промеж Миров. Это Мир, что находится промеж времён года. Это Мир, который находится между днём и ночью.

Абсолютный баланс.

Весовая чаша Мира, которую невозможно склонить в ту или иную сторону.

Я продолжаю идти вперёд, не видя края полю из колосьев. А вокруг меня лес из зелёных деревьев. Единственное, что нельзя назвать золотым в этой картине. Но даже лес словно накрыт золотистой плёнкой закатного солнца.

Проходит немало времени, но я достигаю края этого поля. Оно обрывается резко и неестественно, словно бы кто-то большой рассёк это поле острозаточенным не менее большим ножом, и оставил этот лакомый кусочек на потом.

Я встаю на самом краю пропасти, и вижу впереди, и внизу – лишь небо. Я словно нахожусь на плоском кусочке земли, а вокруг него – окружность из небес. Но…

Я поднимаю свой взор наверх.

И там на меня смотрит оно.

Око.

Я слышал о нём от своих братьев по проблеме, но никогда не ожидал увидеть его самолично. Никогда не желал слушать о нём, считая что это уже скорее ложь, чем правда, а если и не ложь, то просто индивидуальность одного из сновидцев.

Красные зрачки. Красное на белом. Кровь с молоком.

Ветер усиливается, словно гневается на моё присутствие здесь.

Глаз целеустремлённо смотрит на меня, совсем не уводя взгляда. Он очень большой, как и описывали некоторые люди. Между нами царит тишина, и слышен лишь усиливающийся свист ветра, который недавно был лишь шёпотом.

Через некоторое время, радужка глаза становится чёрной, словно уголь, а на склере становятся заметны сосуды. Через ещё какое-то время они практически покрывают собой склеру.

Я хочу плакать, но сам не понимая почему, тянусь к кобуре за пистолетом, в то время как ветер пытается снести меня с лица Земли.

Колосья роняют свои зёрна. Ветер впивается в волосы. Глаза вдавливаются вглубь черепа.

Я взвожу курок и наставляю его на Око, а небо тем временем становится багровым, словно кровь. Облака же становятся ядовито красными, некоторые из них разражаются молниями.

Я нажимаю на курок.

- И вот ты уходишь, - раздаётся голос, что всегда преследует меня перед самым пробуждением.

И в этот момент я слышу, как трезвонит мой ненавистный будильник. Сон обрывается, а я – так и не узнаю его концовку. У снов никогда не бывает логического завершения, лишь только человек может, противясь природе, придумывать им нелепые окончания, дабы хоть на какой-то миг оправдать свою мысль.

Я встаю с кровати ужасно раздосадованный и разбитый, ничего не понимающий в происходящем, но жутко желающий разобраться. За окном пробиваются первые лучи солнца, выходит, мне скоро нужно ехать на работу. Очередной день бумажной работы в детективном агентстве. Сон оставляет послевкусие, но пройдёт ещё десять минут – как он развеется в лучах солнца и никогда не вернётся обратно, словно Эвридика, что поймала нетерпеливый взгляд Орфея.

Но чем дальше шла эта история – тем больше я путался во всём происходящем.

И это путешествие по путанице случилось с этого сна.

P.S. Вступайте в нашу группу в ВК!
https://vk.com/b3opoka

Когда сознание моё вернулось в тело – меня окружал утренний туман, наряду с сыростью, что всегда приходила после дождя, оставляя специфичный свежий запах. Туман был очень густой, и я с большим трудом разглядывал идущего впереди меня Дона. Даже сквозь густой туман было заметно, как он сутулился, что было для него совсем не характерно. Я посмотрел вокруг себя, и начал очень сильно волноваться.

- Где моя девушка? – задался я вопросом, чувствуя, что сорвал голос той роковой ночью.

Дон резко остановился, дёрнулся, словно его резко пырнули ножом в живот. Затем обернулся, и я увидел непередаваемый ужас в его пустых глазах. Этот страх моментально передался и мне. Волноваться я начал ещё больше.

- Какая, мать твою, девушка? Ты вообще ебанулся? – агрессивно проговорил Дон, и я тут же, по интонации его голоса, я понял, что не в первый раз спрашиваю его об этом.

- Лика. Где Лика? Что ты с ней сделал? Если ты тронул её хоть пальцем..., - сжав уставшую ладонь в кулак, прошипел я.

Дон развернулся на триста шестьдесят градусов, и подошёл ко мне вплотную так, что мы стояли лицом к лицу.

- Ты. Совсем. Ебанулся. – сказал Дон, глядя в мои глаза.

- Как же сложно смотреть в губы, которые никогда не поцелуешь, - засмеявшись сказал я.

Дон тоже издал смешок и, расслабившись, развернулся, словно бы узнав во мне своего.

- Черт возьми, Дон. Но я серьёзно! Где она? Я ведь приехал на её машине, а ещё она мне дала бумажку о наследстве! Я теперь знаю, почему этот Громовой ублюдок хотел нас убить!

- Потому что мы жили на реанимирующей, проклятой земле?

- Отчасти. Ведь он прикидывался сыном той пары, что умерла здесь при пожаре, а на самом деле, их сыном был я. Он боялся, что мы раскроем его план жителям этого села и они восстанут против него, но я, очень не вовремя, потерял свою память, от чего мы и не смогли этим воспользоваться.

- Во всяком случае, с тем мудаком покончено и мне от этого лучше. Сейчас пойдём подлатае

тачку и уедем отсюда ко всем чертям.

- Я не уеду отсюда без Лики! Она подвезла меня сюда! Я не могу оставить её здесь!

- Твою мать. Ты пришёл сюда пешком. Абсолютно один. А бумага о наследстве была в машине ты сам её забрал к себе перед аварией. Разве ты не помнишь?

Я остановился, поняв, что Дону совсем нет резона мне лгать. Я замолчал, а губы мои показались мне липкими и холодными. Я поднял глаза к небу, и увидел серый туман, который было начал потихоньку рассеиваться. Как бы там оно ни было. Мы всё равно победили Громового Человека и выяснили правду об этой Земле. Но Лика?...

Я вдруг почувствовал, как кто-то взял меня за руку. Это была она. Она, верно смотрящая на меня своими кристально-голубыми глазами. Она была тёплая и настоящая. Я закричал от радости того, что она вернулась.

- Дон! Вот же она! – задрав свою руку и руку своего Ангелочка вверх, завопил я.

Мой друг резко развернулся и взгляд его был холодным и стеклянным.

- Я никого не вижу… - еле-слышно проговорил он, словно бы туман гасил его речь.

- Как не видишь?... – смотря попеременно то на Лику, то на Дона, говорил я.

- Вот так и не вижу. Ты один. Прекрати этот театр, умоляю. Я очень устал и хочу домой после всего этого Ада. Мы ещё с тобой грязные как свиньи, - умоляющим тоном говорил мой друг.

- Я мертва, дурачок, - проговорила Лика, опустив мою руку и прижавшись ко мне, словно маленький котёнок. Меня, тем временем, словно бы пронзила молния.

Я, шокированный, замолчал, а Дон развернулся, и мы пошли дальше. Туман почти совсем рассеялся, оставив лишь лёгкую дымку. В скором времени мы подошли к машине, а я всё так же не мог открыть свои уста, и отпустить руку Лики.

I'd go to hell and back with you

Stay lost in what we found

Подойдя к машине, я отдёрнул свою руку от её руки, почувствовав в некотором роде омерзение. Достал бумажку о наследстве, щипнул свою руку. Убедился, что не сплю. Сел в машину, но Лика не последовала за мной, оставшись снаружи и смотря на меня, словно бы я был ящеркой, живущей за стеклом в террариуме.

Дон пошаманил над машиной, затем сел в неё сам, и вдавил педаль газа в пол. Лика провожала нас взглядом, не издавая не звука. Ехали мы медленно и всю дорогу молчали. Из-за тёмных туч пробивались нереально яркие лучи солнца, которые ни разу не упали на нашу машину.

Спустя некоторое время мы приехали, а шок до сих пор не отпускал меня из своих цепких рук. Я молча вышел из машины. Мы не попрощались. Правда, когда я уже почти подошёл к своему подъезду, Дон опустил переднее стекло.

- Береги себя, ладно? – крикнул он.

- Хорошо. Надеюсь, что мы с тобой ещё встретимся, - прокричал в ответ я.

А я не мог ему обещать. Я вспомнил, зачем стёр себе память. Я понял, почему Дон её не видит.

Она умерла. Она убила сама себя, потому что я издевался над ней. Но даже смерть не смогла разлучить нас. Настолько сильно она меня любила. А я не мог простить себе того, что сделал с ней. Я не мог простить себя самого. Я не мог смотреть на неё. Я не мог спать с ней. Именно поэтому я заключил договор с Оком и стёр свою память.

Но как бы ты не пытался убежать от своего наказания – оно настигнет тебя с ещё большей силой.

Это была та любовь, которую ты желаешь, и ненавидишь одновременно.

И вот, ты стоишь, а она держит тебя за руку. Ты стоишь и смотришь в лужу и грязь. Но ты видишь там отнюдь не это.

Перед глазами стоят капли крови, что стекают с её запястья. Она лежит в ванной обнажённая, растрёпанная, потерянная, избитая. Но на лице её покой. А на стене ванной комнаты, её же кровью, написано откровение:

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Особенно хорошо запомнилась точка в конце этой фразы. Она была большой и тёмной. Ты вспоминаешь всё это, а Она тем временем берёт твою руку и прикладывает к своему лицу.

- Даже смерть не сможет отнять у меня тебя.

И она мило улыбается в ответ.

***

Я веду свою машину по замёрзшей дороге. Вся земля засыпает под натиском беспощадных заморозков. Вокруг раскинулась тёмная ночь, сквозь которую, когда повезёт, проглядывают разноцветные огоньки. На небе нет ни звезды. Луна тоже отсутствует. Одинокая тёмная ночь.

Яркий свет моих фар освещает дорогу, которую трудно забыть. Дорогу, что ведёт на Выжженную равнину. Путь домой. Только в этот раз я ехал один, без Дона. Этот паршивец увёз Машу из этого места, и сейчас они живут душа в душу в городе. Я всегда знал, что у моего друга большое сердце, и что рано или поздно он найдёт себе девушку, с которой будет очень счастлив. Разумеется, я очень часто хотел вытащить его из этого урагана любви, так как мне нужно было рассказать ему про Лику. Я был уверен, что он про неё знает, но никогда не напоминал мне о ней, дабы не травмировать мой хрупкий разум.

Но черт возьми, я был очень рад за него, поэтому никогда не тревожил его этими призраками прошлого. Да, мы созванивались, болтали ни о чем, об учебе, о Маше, а потом всё собирались провести за парой бутылочек пива разговор об этом сумасшедшем месте. От души посмеяться над тем, что вводило нас в безудержный страх и закопать всё это как можно глубже в прошлом.

Хоть я и сам выступал инициатором этих посиделок, но и я же был в корне против них. Да, верно, для Дона история о Выжженной равнине закончилась. И для меня бы она была окончена тоже, если бы не тот труп, что сейчас бережно лежал на заднем сиденье машины.

Этой ночью руки мои безнадёжно устали раскапывать её могилу, но мне нельзя было поддаваться усталости, так как впереди меня ждёт ещё больше ручной работы, ведь на календаре тридцатое число октября – земля вся промёрзшая и копается труднее, но на этот случай у меня в багажнике лежит кирка.

Любовь, чувство вины, жажда искупления сделали это со мной. Я не мог простить себя за то, что отнял у неё жизнь, и именно поэтому сейчас я еду домой, дабы вернуть ей жизнь обратно и прожить её с ней так, чтобы мой Ангелок никогда в этой жизни никем не был обижен.

В кармане моего пальто лежит заряженный Мышьяк. Только теперь он здесь не ради самообороны. Я был уверен в своём успехе. Иначе и быть не могло.

- Скоро выпадет первый снег, дорогая, - промолвил я.

Глаза мои устали. Я не сплю уже третью ночь, одержимый этой идеей, что поначалу казалась мне сумасшедшей, но сейчас, когда полдела уже сделано…

Я не собираюсь повернуть назад, ибо пришло время закончить эту историю здесь и сейчас.

Да, я отлично понимал, что совершил весьма аморальное преступление. Но у меня были на то свои причины. Я не мог жить без её черных локонов. Я не мог жить без её цепких объятий. Я разучился спать. Зато теперь, я в полной мере понял, почему я попросил Око стереть мою память. Но настоящая любовь пройдёт всё. Смерть, разлуку, потерю памяти, шок – ведь это любовь, и иначе быть не может.

- Я ведь поклялся, что никогда тебя не брошу, - проговорил, резко охрипшим голосом, я.

И всё что происходило, и произойдёт в эту ночь – было явным доказательством моих слов.

В скором времени я приехал домой, вышел из автомобиля и холодный воздух тут же порезал мне ноздри. Я достал из левого кармана пальто мощный фонарик и зацепил его за ремень так, чтобы он светил в направлении моего взора, повиснув на бедре.

Затем я открыл заднюю дверцу автомобиля и вытащил тело своей возлюбленной. Сладкий запах окутал мои ноздри, и я подумал: «Сладка даже после своей смерти», и взяв её на руки понёс на задний двор, куда позже приволок все необходимые инструменты.

Я смотрел на дом, с ужасом ожидая встретить там хотя бы один непонятный огонёк, но он пустовал, как и должно было быть. Правда, я до сих пор удивлялся тому, что дом выдержал взрывы боеприпасов внутри себя, но это уже не имело значения.

Во мне открылось второе дыхание, так как я знал, что я очень близок к развязке. Несмотря на то, что работы было в два раза больше, копать было не так трудно. На фоне всей этой напряженной работы в голове проецировались, словно какой-то фильм, воспоминания о том, как я и Лика были счастливы в прошлом.

Правда, после того, как Дон подвёз меня до дома – видел я её очень редко, но она постоянно мне снилась, словно бы не позволяя чувству вины внутри меня погаснуть. И вот я здесь, хочу оживить её, дабы высказать ей своё сожаление и остаться с ней рядом навсегда.

Я думаю, что Дон поймёт меня, несмотря на то что я добиваюсь прекрасной цели такими страшными методами.

Проходит какое-то время, и работа закончена очень быстро, но на руках всё равно чувствуется львиная доля усталости. И вот, я стою рядом с дверью, ведущей в дом, а фонарь освещает ДВЕ могилы, одна из которых обтянута полиэтиленом, подобно могиле Громового человека.

Я чувствую, как первая снежинка падает на моё мокрое от пота лицо и расплывается маленькой капелькой воды. На землю начал ложиться первый снег обильными и большими хлопьями. Ночной ветер завыл где-то вдалеке, грозясь поднять суровую метель.

Я прощался со всем этим. Да. Несмотря ни на что, я допускал вероятность того, что могу стать монстром или не очнуться вообще. Но мне было плевать. Зато я смогу хотя бы подобным образом отоспаться, верно?

И от этой мысли по лицу невольно пробежалась улыбка. Снег был пушистым и лёгким. Я подумал, как смогу утром встретить этот снег вместе с ней и отравился в ту сторону, где оставил тело своей возлюбленной. Я бережно уложил его в могилу и засыпал землёй. Всё так же, как с трупом вороны. Она должна была ожить, ничего другого я допускать просто элементарно не хочу.

- Подожди меня немного.

Я подхожу к своей могиле, становлюсь к ней спиной, и в этот момент в моей голове резко проносится воспоминание о Громовом человеке, что стоял в такой же позе. Я потянулся в правый карман пальто за Мышьяком, достал его, и приставил пистолет к своему лбу.

Знаете, скажите мне в прошлом, что я когда-нибудь совершу суицид – и я бы звонко рассмеялся вам в лицо.

Нажать пальцем на курок оказалось намного труднее, чем копать могилы, земля на которых заледенела.

А снег тем временем медленно-медленно ложился на землю крупными хлопьями. Я вспоминаю её улыбку и нажимаю на курок.

Я слышу звон. Кругом темно. Белоснежный снег больше не кидается мне в лицо. Ветер замолк, словно подстрекатель, который подначивал тебя застрелиться и который никак не ожидал, что ты реально это сделаешь.

Перед глазами проносится полная панорама этой сумасшедшей истории, а звон, тем временем, стихает.

Я открываю свои глаза вновь, и обнаруживаю себя лежащим на своей кровати в полном одиночестве. Дыхание моё сбилось, словно бы я проснулся от тяжёлого кошмара, которые обычно снятся в жутком похмелье. Голова вся гудит и звенит, но сквозь неё проносится одна ясная мысль – всё это был сон.

И я облегченно вздыхаю, понимая, что весь этот сумасшедший кошмар уже позади. Я откидываю голову на кровать, не понимая, то ли я должен плакать, то ли я должен смеяться. По крайней мере, что я так уяснил точно – то что я больше никогда не буду упиваться до такого ужаса.

Я кладу прохладные руки на своё лицо и бью ногами кровать как ребёнок, не переставая смеяться, пока вдруг кое-что не пронзает меня словно удар молнии.

- Любимый, ты проснулся? – доносится голос со стороны кухни.

Я убираю руки с лица и вижу, как за дверной проём хватается костлявая рука с растущими на ней кусочками плоти.

Конец.

Она вела машину, тем временем как я наблюдал за тем, как по правому заднему стеклу машины стекают прозрачные капли дождя, принесённые ливнем, что до сих пор продолжал лить не переставая. Я хотел попросить её остановить машину и пересесть ко мне на заднее сидение. Я много чего хотел, но каждая секунда промедления могла стоить жизни Дону. Я думал об этом, и мне становилось страшно от того, что в моём доме может не оказаться хотя бы подсказки о том, где находится мой друг.

Но я старался об этом не думать. И всё же, несмотря на то, что я так надеялся на счастливый исход, я смотрел на окружающую меня природу словно бы в последний раз. Особенно, я не мог оторвать глаз от зеркально чистого озера. Хотелось бы мне остаться с ней наедине у этой воды, что запомнит мою пламенную любовь навсегда.

Жить надеждой – звучит дёшево и безнадёжно, зато мысли о ней придают очень много сил, как бы ненадёжно это не звучало. Машина рассекала по Выжженной равнине, разрезая поток воды и ветра, что обрушился на нас. В салоне было тепло и светло, благодаря осветительным лампочкам, в то время, как за пределами автосалона царил сумрак, а в скором времени – придёт и ночь. Был конец августа, темнело рано, но судя по тому, как сейчас темно снаружи автомобиля – время сейчас: половина девятого вечера.

До самой тёмной ночи этого лета оставалось минут двадцать-тридцать. И да, мне не нужен был дар предвиденья, чтобы понять, что скоро будет либо жарко, либо же удушающе беспокойно, если я не найду Дона.

- Я тоже надеюсь, что он жив, - поймав мой обеспокоенный взгляд, сказала девушка.

Я хотел было ответить ей, что всё будет хорошо, но к тому времени мы уже подъехали к месту назначения. Девушка остановила машину, томно вздохнула, а я почувствовал, как на меня накатывает тошнота из-за страха. Затем она посмотрела на меня через зеркало заднего вида. Взгляд её словно бы вопрошал: “Ты уверен в своём выборе?”

- Ты останешься здесь, на случай, если нам понадобится экстренное отступление, - бросил я, открывая дверь машины.

Я почувствовал, как она хотела возразить, но я не расслышал её слов, из-за того что шум ливня залил мне уши. Вся одежда вымокла за считанные секунды и стала тяжелее вдвое, а с некоторых ран потекла красная вода. Я вскинул голову к небесам, навстречу ливню.

- Пожалуйста, не дай ей остаться без меня, - промолвил я, не сводя глаз с туч.

Затем вновь опустил голову, достал револьвер, и пошёл вперёд. Позолоченная гравировка мышьяка сверкнула, отражая мрачный свет. В нос ударил резкий запах спирта, что подтолкнуло меня зайти на двор, который кишел лужами, рыхлой грязью и стойким запахом спирта, который, словно бы пробираясь в рот, вызывал прогорклость на языке.

Я понимал, что пути назад уже просто не существует, поэтому более уверенной и быстрой походкой порвался к главному входу дома, попутно чавкая этиловой грязью. Я уверенно вцепился в ручку двери, и распахнул её, ожидая увидеть чей-нибудь труп, да и вообще, уже готовя себя к самому худшему, но встретила меня лишь пустая прихожая, в которой было много грязи.

Но это была не просто грязь – это были свежие следы, что вели на задний двор дома. Я почувствовал, как у меня участилось биение сердца. Я уже был рад тому, что напал на след. Я не чувствовал страха, так как полностью предал себя решительному гневу. Я мигом проследовал к двери, что вела на задний двор, вышиб её ногой и мои глаза тут же ослепил свет факелов, что были расположены по всей территории заднего двора. Вороны, что заняли весь забор, хором закаркали, словно воспевая о том, какая приятная для них это была встреча.

Факелы были натыканы везде, словно бы это были яблоки, упавшие после урагана. Но среди всего этого ослепляющего оранжевого света я увидел человека, что стоял по самой середине заднего двора. Это был Громовой человек, что раскинул руки, словно бы в ожидании объятий.

- Это будет наша последняя встреча, - сказал он, и в небе послышался гром.

- Где Дон? Где мой друг? – кричал я, до сих пор оглушённый вороньим гарканьем и ослеплённый ярким светом факелов.

Громовой человек поднял правую руку, указывая на место, что находилось совсем рядом со мной. Дон находился слева от меня, буквально под носом. Он был связан и стоял на коленях, а во рту была какая-то грязная тряпка, которая использовалась как кляп. В глазах Дона отчетливо виделся недюжинный ужас.

- Я спасу тебя, мой друг, - обрадованный тем, что он жив, промолвил я.

Я вернул свой взгляд на своего врага и моя рука медленно и незаметно, словно кобра, нырнула за пазуху, где я держал свой револьвер. Я собирался выстрелить, не обращая внимание на то, что всё даётся мне слишком легко. Вороны, что окружили периметр, с большим интересом наблюдали за происходящим, не издавая не звука, а лишь резко, и изучающе подёргивали головами.

Я вцепился мёртвой хваткой в револьвер, и был уже готов вытащить его, как вдруг услышал смех. Истерический и нечеловеческий. Рука моя дрогнула. Послышалось мычание Дона. Если бы не кляп, то уверяю, он бы издавал самый душераздирающий крик нас Свете, но я обратил внимание на это слишком поздно. Несколько молниеносных движений, я выхватываю револьвер, и через доли секунды раздаётся оглушительный выстрел, что пронзает голову Громового человека прямо промеж глаз.

Из дула пистолета исходит дымок, что мгновенно сдувается холодным и сильным ветром, что буквально пробирает до костей. Факелы задуваются, словно восковые свечки. Становится темно. Настолько темно, что невозможно увидеть хотя бы свои пальцы на расстоянии вытянутой руки. Где-то, неподалёку было слышно, как рухнуло тело, а затем шуршит полиэтилен. Сначала я не предал этому никакого внимания, но затем…

Мёртвая тишина окутывает пространство лишь на считанные секунды, так как через несколько секунд молния пронзает небеса и становится невыносимо светло. А после, невыносимо страшно, так как посередине двора не видно тела, а видна лишь большая вырытая яма, по краям висит полиэтилен с остатками проклятой земли. Полиэтилен, что был натянут над ямой, пока в него не упало тело…

Гром разрывает небеса на части оглушительным рёвом. Вороны, что сидели на заборе, начинают кричать в диком приступе, словно бы ликуя над тем, как меня только что перехитрили. Но они никогда не перекричат меня. Никогда не перекричат меня, потому что я понял, что наделал.

Не теряя времени, я бросаюсь развязывать Дона при полнейшей темноте с трудом находя узлы. Я вытаскиваю из его рта кляп и слышу кучу нелестных слов в свой адрес. Сначала я развязал ему руки, а после он сам взялся за ноги. Лишь только в этот момент я заметил, что после того, как вышел на задний двор – ливень прекратился.

В небе снова сверкнула молния, и я увидел, как за край ямы ухватилась одна большая бледная рука. Я в животном ужасе вскрикиваю, не в силах заткнуть себе рот. Гром снова оглушает нас, но Дон вовремя приводит меня в чувство, после того как успешно развязывает свои ноги, отвесив мне щедрую пощёчину.

- Бежим! – раздаётся его крик у самого моего лица.

А я, следующий проблеск молнии, вижу тощий силуэт в плаще, что уверенно стоит на ногах и буквально выжигает меня взглядом.

Его смех заменяет гром, а глаза светятся красным огоньком в темноте. Я бросаюсь прочь вместе с Доном, приходя в дикий ужас от того что сотворил. Немедля, мы забегаем обратно в прихожую, но Дон, что бежал впереди меня, успевает отпереть дверь и выйти наружу, а меня берут за ноги чьи-то окостенелые лапы, я падаю на пол, а дверь наружу крепко захлопывается сама по себе. Я слышу, как Дон барабанит по ней с другой стороны, но ещё более отчетливее я слышу довольное рычание.

Лёжа на полу, я оборачиваюсь, и в свете молнии вижу, как передо мной, в проёме между прихожей и домом, улыбается издырявленный череп моей любимой собаки. Огонёк. Я автоматически выхватываю револьвер и выпускаю пару пуль, что тут же отталкивают собачий скелет от меня. Не теряя времени, я встаю на ноги, выпинываю собаку в дом и мчусь мимо неё на второй этаж. Тьма, запах спирта и страх следуют вместе со мной.

Забежав на второй этаж, я тут же чувствую, как мне на голову падает что-то мягкое, после чего когти вцепляются мне лицо, чудом не задевая глаза, а из-под ног раздаётся отчётливое «Кар-кар!». Я всеми силами пытаюсь оторвать от своего лица воронье тело, что может в любой момент лишить меня глазных яблок.

Полный дом радушных гостей.

Мои ноги, сами того не понимая, заносят меня в комнату, в которой вёлся отстрел от местных, но я спотыкаюсь о порог и с нехилым грохотом падаю вниз под аккомпанемент вороньего карканья. Спустя небольшой промежуток времени я всё же срываю ворону со своего лица, оставив несколько добротных царапин, кидаю её об стену, и тут же чувствую, как мне наносится удар в сначала в одну коленную чашечку, затем в другую.

Я поднимаю голову и вижу красные глаза, что злостно сияют в темноте, и понимаю, что тут настаёт мой конец. Я слышу смех, что больше похож на взвизгивания свиньи. Молния новой вспышкой извещает меня о том, что Громовой мертвец стоит надо мной и держит в руках топорик, который в очень недалёком промежутке времени пронзит мой череп.

Но тут я вспоминаю, что в револьвере осталось ещё три патрона. Я выхватываю его и стреляю сквозь темноту, молясь о том, чтобы пули нашли свою цель. Вспышки, выходящие из дула, освещают недовольное лицо мертвеца. После выстрелов два красных огонька отдалились, а тело рухнуло на пол. Кажется, что сначала я попал в туловище, а затем два оставшихся выстрела пришлись по ногам.

Смекая, что любой миг может стать последним, я, превозмогая боль, с большим трудом встаю на ноги и плетусь к окну. Этот миг длился вечность, но я всё же смог дойти до окна.

Немедля я приготовился к прыжку из разбитого окна, навстречу ливню, и только моё тело вышло за пределы оконного проёма, как в последний момент я почувствовал, что мёртвая хватка вцепилась в мою левую ногу за икру, готовясь затянуть меня обратно, предварительно ударив об стенку дома.

Я уже принял свою судьбу, как вдруг на небеса разразились наимощнейшим громом, от которого казалось, будто бы содрогнулась вся земля. После него раздался ослепительно яркий свет, словно бы распахнулись врата в Рай. Это была наиярчайшая молния.

Эта молния, как оказалось, была настолько сильной, что пробила дом насквозь. Вслед за молнией дом пронзил мощный взрыв, чья взрывная волна выбила все оставшиеся окна в доме. Мёртвая хватка отпускает меня, и я, словно мешок с барахлом, падаю на мокрую землю, утопая в грязи.

Очухавшись, я попытался встать на ноги, пока опасность не настигла меня вновь, но попытки мои оказались тщетны, пока ко мне не подбежали Дон и моя девушка, которые взяв меня за подмышки, тащили по грязи в сторону забора. Они тащат меня, вязнущего в грязи, тем временем пока я наблюдаю за тем, как языки пламени пожирают дом изнутри. В тот же момент я услышал, как из дома раздался душераздирающий крик, который тут же поглотил гром. На душе стало невыносимо тепло.

- Гори-гори ясно, чтобы не погасло, - прошептал про себя я.

Меня вынесли за двор, и усадили у машины. Со мной говорили, но мне было не до всего этого. В душе перемешались и радость, и горе. Квинтэссенция всех эмоций. Я смеялся над самим собой. Смеялся над происходящим, пугая своих близких, но по-другому я не мог. По-другому было бы неправильно.

Всё окружающее меня пространство пылало огнём. Было тепло и светло. Как и в любом доме. Я словно был дома, но вне дома. Что-то трещало внутри дома, до сих пор слышались мелкие взрывы.

- …..я оставил чуть-чуть амуниции, что не смог увезти в тот раз….,- послышались сквозь трещание слова Дона, явно обращённые к моему ангелочку.

Я засмеялся, а на глазах появились слёзы, в которых отражался горящий Дом на выжженной равнине.

- Деус экс машина… - прошептал еле слышно я.

Все живы и всё закончилось.

Это было всё, о чем я думал в тот момент.

И было абсолютно неважно, где сейчас находился мой рассудок.

И дождь обрушился ливнем, словно занавес этой страшной ночи.

Ветер пустыни медленно проносился по моему лицу, и донёс мне, что пустыня хочет распрощаться со мной. Он шепнул мне это на ухо, и пески, что окружали меня, начали расходиться по сторонам, а из-под них начали выходить золотые колосья пшеницы. Небо надо мной стало, вместо голубого, сиреневым, словно при позднем вечере, а за место солнца – пришла луна, что сияла прямо передо мной.

Вся эта перемена случилась настолько быстро, что я даже толком не успел понять, что произошло, и осознал случившееся только тогда, когда по лицу моему прошёлся холодный предосенний ветер, что появляется лишь в конце августа, как предвестник увядания природы. Я вскликнул, а безымянная лошадь встрепенулась. Но несмотря на испуг, мы решили пойти вперёд, навстречу полной луне, что была неестественно большой и супер-яркой.

Вместо золотистого песка, всё пространство усеивала золотая пшеница, которую медленно подгонял ветер, чья невероятно красивая музыка доносилась шипящим звуком отовсюду. На меня напало полное умиротворение и смирение.

- Я умер, - вздохнув, в прострацию сказал я.

Лошадь с недоумением посмотрела на меня, и будто бы кивнула. Глаза её засверкали недобрым огоньком. Кругом не было ни души, лишь я да лошадь рассекали золотистое поле, которому не виделось края.

Но спокойная прогулка длилась недолго, так как лошадь начала прихрамывать и худеть буквально на глазах, по мере приближения к яркой луне. Но я продолжал идти, не обращая на это внимания, пока лошадь, в конце концов, не упала, и не потерялась в море золота. Я упорно разглядывал область, что была под ногами, но мой спутник словно бы действительно утонул в море пшеницы.

Я был лишён эмоций в тот момент, но я обдался диким удивлением, когда в том месте, куда упала лошадь, я увидел человека, точь в точь похожего на меня. Он открыл свои глаза, и встал так, что мы находились буквально лицом к лицу.

На сиреневом чистом небе засияли первые звёзды.

Он был невозмутим. Он ждал этого момента очень-очень давно.

- Я – твоя память, но примешь ли ты самого себя? – раздалось в моей голове. Незнакомец ни разу не пошевелил губами, но вопросительно скосил голову в сторону левого плеча.

Я не смог ему ничего ответить. Я промолчал.

- Ведь ты отказался быть самим собой, надеясь, что станешь лучше. Но ты, в итоге, не имея представления о своём прошлом забрёл внутрь себя ещё глубже, и я вижу, что ты этому не рад. Впрочем, как и я, - продолжал свой молчаливый монолог Незнакомец, - Я преследовал тебя в пустынях, пока ты искал внутри себя ключ к этой разгадке, но он был у тебя совсем под носом. Примешь ли ты самого себя?

Я посмотрел в сторону луны, и увидел вместо неё Око. Кровавый зрачок смотрел прямо на меня. Даже колосья и ветер прекратили свою нежную мелодию в ожидании ответа. А я и не имел понятия, что ответить. Точнее, имел, но боялся выпросить у них это.

- Вернись ко мне, память, но пусть забудется то, ради чего я решил забыть про самого себя.

- Ты вновь бежишь от себя. Но ты ведь отлично понимаешь, что прошлое, рано или поздно тебя настигнет?

- Я понимаю, - не осознавая смысл своих слов, ответил я. Голос мой звучал естественно и громко, так как лишь он разрушал нависшую над полем тишину.

Незнакомец протянул свою руку ко мне, прикоснулся к моему животу, а после очень резким и сильным движением проткнул меня ею. Я почувствовал резкую боль, но не смог закричать, словно бы у меня отсутствовал рот.

Я поднял свою голову к Звёздам, и понял, что здесь нет места боли, здесь есть лишь её воспоминание.

Незнакомец подался вперёд, и в скором времени мы слились в одного целого человека. Я рухнул на колени, потерянный в золотой пшенице. Око всё так же безотрывно смотрело на меня, и я понял, что ко мне вернулась память, потому что я вспомнил тёмный обряд, что я провёл очень-очень давно, дабы стереть все воспоминания о своей прошлой жизни. Но…

- От себя не убежишь…, - прошептал я

Ветер погладил моё лицо, а колосья, словно присяжные, непоколебимо стояли надо мной. Я вернул себе память, но ответы на основные вопросы так и не получил. Искал ли я их на самом деле? Нет. Они мне были не нужны.

Вот она. Исходная точка. Мы вернулись к тому, с чего начали.

Я бросил свой последний взгляд на Око. Красный зрачок расширился до размеров Вселенной и глаз постепенно начал прикрываться. По мере того, как закрывался глаз – пропадал и свет. Всё закончилось тем, что вокруг меня стало абсолютно темно, а я сжимал свою футболку в том районе, где находится сердце.

- Хэй. Я рядом. Спустя столько времени, но рядом, - раздался женский голос в темноте. До жути знакомый, и…заплаканный?

Я почувствовал, как меня сзади кто-то обхватил и прижал к себе крепко-крепко. Это была причина, по которой я стёр самому себе память. Только теперь всё было совсем по другому, словно бы персонажи остались те же, но история абсолютно другая. Я открыл свои глаза, ожидая увидеть Око, но передо мной распростёрся небольшой дощатый пирс, чей конец срывался в местное озеро.

Я сидел на песке, чувствуя тепло от того человека, что обнимал меня сзади. Моя куртка болотного цвета намокла от слёз, что падали на неё. Воспоминания остро впились в сердце, и я невольно выронил слезу. Ветер, по-дружески тоже обнял нас, немного поволновав небольшое озеро, лежащее перед нами.

Над нами нахмурилось предвечернее небо, но нам было абсолютно всё равно. Я прошёл этот путь. Я встал на ноги, повернулся спиной к озеру, но не осмеливался поднять глаза на того человека, что ранее стоял за мной.

Я просто уже заведомо знал, что влюблюсь в неё, какой бы она ни была.

Она стояла и не шевелилась.

- Я не помню тебя. Но ощущение, будто знаю о тебе всё, парень, что постоянно умирает в моих снах, - полушёпотом проговорила девушка.

Я поднял на неё глаза, и кажется, почувствовал своё сердце. Впервые за многое время оно билось не от страха и переживаний, а от чистейшей любви. Смуглый ангел с серыми глазами и черными, как уголь волосами, наивно смотрел на меня. Она выглядела как фарфоровая кукла. Небольшая, невероятно женственная и милая. Но было одно но….

- Я тоже о тебе ничего не помню. Но может, мы просто абсолютно новые люди?

Девушка мило улыбнулась.

- Да! Словно бы мы были всю прошлую жизнь вместе, и встретились вновь, при совершенно странных обстоятельствах!

Она словно бы читала мои мысли. Мы бросились друг к другу в объятия и кажется, что даже она, через одежду чувствовала, как колотится моё сердце, от чего она прижала меня ещё крепче к себе.

Пока я упивался её объятиями, я понял одну вещь - однажды ты поймёшь, что всё что ты сделал, всё что ты пережил, всё что ты сделал будет оценено, рано или поздно. Ведь мы не покинуты в этом мире. Каждая капля страдания будет окуплена морем счастья, ради или поздно, так как в этом мире ещё не гаснет Око. Вот именно это я и понял, когда заглянул в её серо-зелёные глаза, что контрастно переливались со смуглой кожей.

Моё вознаграждение.

Хмурое небо и августовский холод пронизывал наши тела, но нам была всё равно, так как тепло нашей любви могло вызвать целое глобальное потепление. Ветер лениво срывал листву с деревьев, вздымая её прекрасные черные волосы. Я был несказанно счастлив.

Я гладил её черные волосы, чувствуя приятное тепло в душе, от того что мой черный котёнок наконец-то рядом со мной.

- Знаешь, довези меня до Дома на Выжженной равнине, а сама отправляйся домой, - сказал я, не выпуская её из своих объятий.

- Но зачем? – наивно спросила она, хотя знала ответ заранее.

- Я не могу бросить своего друга, ни при каких обстоятельствах. Ты ведь рассказывала мне, то что видела разбившуюся машину, но в салоне никого не было.

- Да, а ещё машина дымилась. Но на чем же вы уедете домой? – отодвинувшись от меня, но глядя в мои глаза, спросила девушка. Они начинали наливаться слезами.

- Мы её починим, ведь я автомеханик. Я всё помню.

- Но почему ты решил что он в там? – словно бы поверив предыдущим моим словам, спросила она.

- Если его там не будет – мы поедем домой, хорошо?

- Но ты посмотри на себя! Ты весь грязный от крови, повсюду синяки, а что если тебя там ждёт опасность? – дрожащим голосом продолжала она.

В небе над нами прогремел гром.

- Дождь смоёт кровь.

Да. Она не знала ничего о тех ужасах, что творились на Равнине, но у неё было очень сильное предчувствие. Да и какое предчувствие? Всё и так понятно, когда перед тобой стоит израненный человек и не признаётся, каким боком он эти травмы получил. Я почувствовал, как на кончик носа упала первая освежающая капля. Я усмехнулся, поняв, что не помню, как добрался от машины до озера.

Девушка накинулась на меня с объятиями, и я почувствовал, как из глаз пошли слёзы. Я нашёл её. Она нашла меня. Кто-то бы, возможно, бросил бы Дона погибать здесь, заранее сочтя его мёртвым, удрав с любовью всей своей жизни, объяснив это тем, что это был единственный разумный выход, либо умрёт он один, либо мы втроём. Но не я. Для меня этот сукин сын будет мёртв только тогда, пока я не размажу Громового человека об кирпичную стену. Я сделаю это хотя бы потому что именно я ввязал Дона во всю эту передрягу.

Это была ненормальная любовь. Как любовь с первого взгляда, только взгляд далеко не первый, как мне казалось. Я окончательно запутался, но знал, что люблю её. И я был благодарен Провиденью, что оно подарило мне любовь хотя бы на эти часы, что могли быть последними в моей жизни.

- Ангел, прости, но так надо.

- Я пойду с тобой! Раз я везу тебя – то я буду рядом, тебе понятно?! – ударяя мою грудь своими маленькими кулачками, кричала на меня она.

А я, почему-то, был счастлив.

- Я боюсь, что тебе тоже достанется.

- Пожалуйста, пойми, что если ты так оставишь меня – снова одну, в неведении, что там с тобой происходит – то я сойду с ума. А если я тебя потеряю…То я хочу умирать рядом с тобой!

Девушка вновь обняла меня, и я заплакал, стараясь не подавать этому виду. Над озером сверкнула молния, я схватил её за руку и повёл к машине. Какое-то воспоминание резко мелькнуло в моей голове.

Когда я держал её так же, и я понимал, что должен охранять этого Ангелочка.

Она села за руль, а я нащупывал за пазухой свой револьвер.

- Милый, я тут бумаги у тебя дома нашла… - медленно проговорила девушка, подавая мне прямоугольный лист.

Прочитав лишь первые слова, адрес, и найдя своё имя, я понял, что унаследовал этот дом от своих погибших родителей…. Но ведь получается, что Громовой человек на самом деле не имеет к этому месту никакого кровного отношения? И так вот о какой главной бумаге говорил тот человек, что передал нам этот дом, а потом спешно скрылся? Теперь всё встало на свои места. Теперь я определённо должен был расставить все точки над и. Ибо так всё будет действительно по справедливости.

Теперь я понимал, как я смог провести над собой обряд по стиранию памяти, ведь я родился на этой проклятой земле.

Но меня уже не волновали эти части головоломок, что так быстро сошлись воедино. Я переживал за Дона, и за то, что мне придётся всеми способами стараться прикрывать свою подружку. Я поднял глаза с завещания, и увидел через лобовое стекло, какие тёмные над нами нависли тучи.

- Едем ко мне домой, милая. В мой семейный особняк на Выжженной равнине.

Девушка вдавила педаль газа в пол. И мы отправились на встречу с судьбой. Навстречу чёрным тучам.

Кровь брызгала из некоторых ран, но я чувствовал себя живым, как никогда раньше.

Ибо я проснулся не в сотне миль от неё.

Небольшое предисловие:

Это одна из глав, с которой начинается переписанная концовка Дома на выжженной равнине. Забудьте совсем про повествование, которое идёт после главы "Апокалипсис сегодня", чьим продолжением и является данный отрывок.

Приятного чтения!

Повествование ведётся от лица некой девушки, что играет в этой истории весьма немаловажную роль.

В один прекрасный солнечный день она проснулась со следующей мыслью: «Время пришло». Это была фраза из очередного сумбурного сна, что приснился ей сегодня, как обычно, под утро. Во сне она видела одиноко бредущего по дороге парня – одежда на нём была вся в нагаре, и порвана в нескольких местах, сам же он был весь растрёпан и избит, но на лице сияло явное ликованье и желание двигаться дальше. Парень во сне внезапно остановился посередине дороги и сказал вышеуказанную фразу, на чем сон и закончился.

Девушка, забыв про сон, моментально соскочила с кровати, по-кошачьему потянулась и довольно вскрикнула. Она удивлялась самой себе, так как из неё давно так не сочилась жизнь. Словно бы пламя, давно потухшее годами назад – вновь разгорелось внутри неё с новой силой. Солнце заливало комнату, а я в её гениальной голове уже назревал план, как разыскать этого парня. И первым делом – ей нужна была чашечка крепкого кофе, дабы сделать это утро ещё более приятным.

Раньше она с трудом могла вспомнить, где жил этот парень, но в это утро она вспомнила точный адрес. Оттуда она и начнёт. Она сидела в своём любимом кресле у окна, ослеплённая солнцем, попивая превосходный черный кофе собственной готовки. В этот момент она была безмерно счастлива, словно бы она наконец-то проснулась от тяжёлого сна и пришла пора двигаться дальше.

Допив кофе – она переоделась из ночной рубашки в майку и джинсы, не забыв прихватить солнцезащитные очки, ключи от машины, сумку, и бумажку с адресом, которую она написала сразу же, как проснулась, дабы не забыть про него.

Погодка была солнечная и тёплая, несмотря на окончание августа. Солнце мягкими лучами обдавало её смугловатое личико, закрытое солнцезащитными очками для вождения. Девушка заскочила в свою машину, завела двигатель, вставила диск с музыкой, и машина, словно подхватив летнее настроение, довольно заревела. Заиграла музыка.

Outside there's a box car waiting…..

И девушка, вдавив педаль газа в пол, отправилась в путь, к квартире своего забытого прошлого. Вести машину было приятно, как никогда раньше, кругом происходила дневная суматоха, крутились люди, крутились машины, крутились дела, но ей было не до всего этого, ведь ожидание было таким долгим! Она ждала этот ключевой сон, она ждала начала конца этой истории, как никто другой, и сейчас, она с каждым поворотом коленчатого вала двигателя своей машины становится всё ближе и ближе к своей цели.

Тёплый летний ветер игриво играл с листвой деревьев, дуя в ту сторону, куда ехала машина, словно бы подгоняя её, наряду с придорожной пылью и в очень скором времени, она приехала в этот дом, выскочила из автомашины и ошарашенно вздохнула – всё было именно так же солнечно, как и в том сне. Дверь подъезда была открыта, и ей не составило труда войти внутрь.

Как оказалось, дверь была открыта не от просто так – подъезд проветривали от запаха кошачьей мочи, что резко въедалась в нос, и казалось, подыши ею подольше – она разъест твой мозг. Девушка прикрыла рот рукой и побежала в верх по лестнице. Её уже было не остановить.

Она пробежала шесть этажей, совсем не чувствуя хотя бы толики усталости, постоянно минуя пушистые комочки, которые угрюмо сидели на лестнице, и совсем не подавали внимания нашей героине. И она наконец-то добралась до нужной двери, вставила ключ

Оказавшись внутри, она получила то, что и ожидала – дома никого не было, и образ парня, что шёл по дороге, стал ещё ближе.

- Ожидание бывает таким долгим, но за тобой уже пришли! – закричала девушка, врываясь в единственную комнату в этой квартире.

Кругом всё было занавешено оранжевыми шторами, от чего свет в комнате был соответствующий. Но ей и не нужен был здесь особо яркий свет, чтобы увидеть то, что ей снилось во сне – прямоугольный лист A4, с большими буквами на шапке, что гласили: “ЗАВЕЩАНИЕ”.

Девушка довольно заверещала и вылетела из квартиры, вновь заперев её на замок. В завещании указывался адрес: Паланик двадцать три. Именно туда она и направится, где и найдёт свою судьбу, о которой сны ей не говорили.

Вновь закрыв рот рукой, от которой пахло железом, девушка выбежала из подъезда и вернулась в машину. Недолго думая, она дёрнула ключ зажигания и с диким рёвом покинула центр города, отправляясь к Дому на Выжженной равнине.

Где любовь разорвёт её на части.

Вновь.

Повествование возвращается к Главному Герою.

Воздух весь был пропитан неприятным и резким запахом спирта, от которого, казалось, я начинал пьянеть. Всё кругом пахло гарью и этим неприятным медицинским запахом. Я сходил с ума. В небе, пели первые утренние пташки. Дон где-то вдалеке ошарашенно носился по коридорам, кажется, упаковывая вещи. Это означало, скорее всего то, что мы отсюда уезжаем. Здесь и сейчас, пока не стало слишком поздно.

Я сидел и курил четвёртую сигарету подряд, до сих пор не выпуская из левой руки грязную заклинившую винтовку, а правой нервно прикуривая. Сам того не понимая, я ждал возвращения Громового Человека, как и Мышьяк, что приятно тяготил карман за пазухой изорванной куртки.

Я был в полной боевой готовности, даже несмотря на явное помутнение рассудка.

Я бросил окурок, чуть не попадя в лужу со спиртом. Достал следующую сигарету и подумал о том, как же нам сейчас жутко завидуют алкоголики. Мне тоже хотелось пить. Я бы не отказался от небольшой прохладной бутылочки сидра, дабы чисто промочить горло и выбить неприятный запах сигарет изо рта, и почувствовать хоть какой-нибудь другой привкус, кроме привкуса спирта.

Я внезапно засмеялся, и выбросил грязную винтовку из своих рук наземь. Упав, она выстрелила в левый угол дома.

- Ага, заклинила, блядь, говнина, - с презрением сказал я винтовке, пнув её по прикладу.

Хорошо что выстрелило не в лужу. Дон резко подбежал ко мне, спросил, что случилось, а я вновь наобум выкинул окурок, и начал просто смотреть в несгоревшие лужи спирта. Дон ушёл. Кажется, что он понял, что я поехал. А я же, в свою очередь подумал, что ещё никогда не скуривал так много сигарет. Хотя кому я лгу? В тот момент я и не помнил о себе толком ничего. Игра памяти.

Просыпаешься у себя дома, впечатавшись лицом в стол с кипой документов на тебе, а спустя несколько дней оказываешься здесь – воняющий спиртом, прокуренный, беспамятный, умалишённый. Это было бы смешно, если бы не так грустно.

Дон не дал мне погрузиться в свои мысли глубже, так как успел вылететь из квартиры и ударить меня сумкой с вещами.

- Мы събёваем-с! – торопливо закричал Дон, мчась по лужам из спирта разбавленного дождевой водой.

Возвращайся ко сну, возвращайся в кровать, всё будет в порядке….

Но я встал на ноги, почувствовал, как закружилась моя голова, и пошатываясь побрёл в след за Доном, волоча свою сумку по грязи и лужам. В этот момент, я, не скрывая улыбки, подумал о том, что мы вернёмся домой к Дону, чтобы я помог ему разобраться с вещами, а его девушка встретит нас и подумает, что мы вернулись после беспробудной пьянки и вломит нам двоим по самое не хочу.

Не сдержавшись, я засмеялся, а Дон обернулся, и я поймал на себе его нервный взгляд. Моего друга явно беспокоило моё душевное здоровье, а я, в свою очередь, переживал о том, что трупа Огонька нигде не было. Я бы предпочел быть больным, чем думать о том, что чертов собачий скелет просто взял и сбежал.

Мы покинули пределы дома, и меня охватила большая радость. Радость тому что машина Дона была вполне целой, хотя проникнуть в гараж не составляло особого труда, и мы могли бы не заметить этого проникновения.

Но почему-то, я тогда не особо задумался по этому поводу.

Дон взвизгнул как свинка, увидев свою машину, и открыл багажник, в который мы скинули сумки. Затем он побежал к водительскому сиденью, но увидев, что я сажусь на переднее, закричал, что сзади отсыпаться будет удобнее, ведь мне нужен отдых.

- Хорошо, мамочка, - насмешливо ответил я, и разлёгся на заднем.

В этот момент мне стало невыносимо хорошо, так как тело моё наконец-то расслабилось. Я не хотел покидать Выжженную равнину, так как это был знак нашей с Доном слабости, но иначе мы бы просто погибли.

- Мы просто сделаем тактическое отступление, - заводя машину сказал Дон.

- Мы просто сделаем тактическое отступление поджав хвосты! – подняв указательный палец в верх, возразил я.

Движок заревел и машина тронулась с места, а я чувствовал, как в салоне пахло освежителем воздуха, вперемешку со спиртом, что остался на наших вещах. Меня клонило в дрёму, голова кружилась, и я чувствовал лёгкость. Кажется, что я действительно опьянел от запаха.

Но проехали мы так недолго. В скором времени машина перестала ехать прямо и круто свернула в сторону. Я не придал этому сперва значения, но когда понял, что это ненормально – случилось непоправимое.

- ПИЗДА УПРАВЛЕНИЮ! – закричал Дон и машину резко тряхануло. Я упал на дно салона, но и не успел я подумать о том, чтобы подняться, как мне на голову тут же свалилась сумка с оружием. Дальше была непроглядная темнота.

Когда я открыл глаза вновь – передо мной распростерлась бескрайняя пустыня, а в руках я держал уздечку с Безымянной лошадью.

- Ну привет, - угрюмо сказал я.

Палящее солнце пустыни сжигало моё душу.

А пески подгоняемые ветром, втыкались в мою плоть подобно ножам.

Это был последний раз, когда я очнулся в пустыне.

- Ну и что ты будешь делать теперь? – раздался голос посреди кромешной темноты.

Я резко открыл глаза, ощутив в них режущую боль, и обнаружил себя, стоящим над своим трупом, и эта картина, меня ничуть не удивляла, ведь я заведомо откуда-то знал, что это – сон. Постель, на которой лежало моё тело, была полностью измарана кровью, словно бы, кто-то после убийства намеренно выкачивал её из меня, и затем намеренно разливал эту багряную жидкость вокруг, для большего зловония. В нос ударял щекочущий металлический запах, который ни с чем невозможно было спутать. Если это и сон, то он очень-очень реалистичен, подумал я тогда.

Тело моё уродливо распростёрлось по всей постели, а над тем местом, где должна была находиться голова – летала стая черных мух, ввергая меня в абсолютное замешательство, ведь они не издавали привычного жужжания, а наоборот – в воздухе царила абсолютная тишина, и лишь густая нечеловеческая кровь, капающая с конца простыни на ковёр – нарушала её.

Это замешательство из-за отсутствующего звука, и вся эта непонятная ситуация довели меня до того, что меня начало полностью трясти от напряжения, именно от напряжения, мне не было страшно, но мне нужны были силы, чтобы смотреть на то, как некоторые мухи спускаются из своего черного облака и свободно бродят по моему телу, с невыносимым желанием занести в моё тело опарыши. Как бы это ни было странно, но немного погодя – я засмеялся, вспомнив, как несколькими часами ранее стоял над багажником и смотрел в мёртвые глаза своего тела. Ситуация уходила за рамки абсурда. Мысль о том, что моё тело съедят черви – сводила меня с ума, и если бы не голос, раздававшийся где-то в комнате, то я точно бы проткнул себе оба глаза указательным и средним пальцами, дабы хоть как-то абстрагироваться от происходящего.

- Эти мухи отложат в твой череп личинки, а потом червячки, что вылупятся оттуда – поедят тебя изнутри и скажут на том спасибо. Ты очень смешон, раз действительно думаешь, что твои выпущенные пули, и их, мягко говоря, последствия – просто исчезают, - заговорил бархатный голос.

Я понятия не имел, откуда он исходит, но он явно был мне знаком, так как слышал я его не в первый раз.

- Имеет ли смысл вести диалог? – задал чисто риторический вопрос я, смотря на потолок своей комнаты, который был частично замызган моей кровью.

- Имеет ли смысл тебе вообще разбираться, когда ты уже мёртв?

Я замолчал. На замызганной простыне, которая была освещена светом, что исходил из ниоткуда, и был похож на свет тусклых гирлянд, валялся заряженный пистолет. Я, двигаясь словно в воде – медленно и апатично, подобрал его и приложил к виску, сам не понимая зачем я это делаю. Рефлексы?

- А! – недобро начал голос, - Как на тебя начинает давить ситуация – берёшь и пытаешься избежать разбирательств. Поверь мне, этим самым, ты закапываешь себя ещё глубже под землю. А выкапываться тебе придётся голыми руками.

Я не собирался нажимать на курок. Я ещё не хотел, чтобы этот сон заканчивался. Этот голос проникал прямиком ко мне в голову и был чем-то вроде луча света посреди тьмы.

Я закрыл глаза, чувствуя приятную прохладу у виска. Знаю, что это прозвучит грубо, но в этот момент я получал удовольствие от этого холода. Внезапно, посреди тишины раздался скрип пружин моей кровати, словно бы кто-то с неё вставал. Я открыл глаза, и увидел, как мой труп сидел, свесив ноги с кровати, положив свои руки на колени.

- Чтобы ты не делал – ты опоздал. Последствия будут неизбежными, и ты знаешь это лучше всех.

Я не закрывал глаз, а мой труп, не стесняясь этого – поднялся с кровати и подошёл близко ко мне, теперь, мухи окружали его голову, словно куча маленьких планет вокруг солнца. Металлический запах, словно клинок, разрезал мои ноздри. Мне до сих пор было не по себе от того, что вокруг «моей» головы так активно кружат мухи – а звука нет. Он положил свои руки мне на плечи, а я устремил свой взгляд в то место, где должны были находиться глаза.

- Ты уже достаточно закопал себя под землю. Скоро черви придут за тобой, и сначала, они выжрут твои никчемные черные глаза, - тут я и понял, что этот бархатный голос принадлежит «мне».

- Я просто хочу спать, - шёпотом проговорил я.

После этих слов свет вокруг меня затух, словно в конце киносеанса. Я бы мог подумать, что сон закончился, если бы я не чувствовал на себе эту мертвую, в прямом и переносном смыслах, хватку, что становилась с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Из-за темноты мой слух стал острее, и я начал слышать шипение, которое слабо слышалось издалека. Я не двигался, но всё тело моё было напряжено, я не понимал, чего я жду.

Но вскоре, шипящий звук становился всё громче, в причину своей близости. Хватка рук моего оппонента ослабевала по мере усиления звука. В конце концов я начал чувствовать, будто это звучание доносится прямо передо мной, и похоже оно было на жужжание мух, которое так и не принесло ожидаемого облегчения. Нажим на плечи абсолютно пропал, его руки просто висели на моих плечах.

Этот момент из сна преследовал меня на протяжении всей истории. Во тьме, а именно в том районе, где находился «я» раздалась резкая вспышка, сопровождаемая звуком выстрела, в комнате появился яркий дневной свет, словно бы кто-то раздвинул шторы. Мухи тотчас же разлетелись по сторонам с характерным жужжанием, и тем самым “обнажили” голову моего трупа. Хотя, я очень затрудняюсь назвать это головой. Передо мной стоял наполовину обглоданная голова, в кусках мяса которой до сих пор виднелись белые личинки, ликующие над пиром. Вместо глаз зияли черные дыры, в которых можно было разглядеть будущее, а точнее – его отсутствие. Я почувствовал невероятное по величине отвращение, ведь одно дело видеть чужой труп, а абсолютно другое – свой. Абсолютно другое дело видеть, как в кого-то изжирают почлища этих червей, а не тебя. Но и твоя очередь рано или поздно придёт. Рано или поздно и из твоих глаз будут выглядывать белые легионы разложения, весело и задорно провожая тебя в последний путь.

Внезапно руки с плеч повисли вниз, а оставшаяся кровавая каша устремилась прямиком на меня и упала мне на грудь, склизко соскользнув с неё на пол, и оставив длинный след из крови, мяса и бледных личинок. Меня затошнило прямо во сне, последним моментом которого был лишь хлопок, с которым труп рухнул на пол.

Картина мигом потемнела, я соскочил с кровати и заблевал этим утром всю раковину, несмотря на то, что это был лишь сон. Я очень долго сидел на полу, истекая потом, до сих пор чувствуя омерзительную кровь на своей обнаженной груди. Кровь, которой, в реальном мире уже не было. Оправившись, я принял душ, и больше никогда в своей жизни не ел мармеладки в форме червячков, особенно, в форме белых червячков.

Я засунул холодный и грязный ствол пистолета в свой рот настолько глубоко, что даже начал чувствовать тошноту. На часах была полночь, и я не дурачился этой пушкой, я собирался спустить курок, опять, как и каждую ночь подряд, чтобы дать себе поспать несколько часов. О, вы верно меня поняли, если бы я спустил курок той ночью – то я бы не умер, как происходит с обычными людьми, а просто бы размазал свои мозги по стенке, и заснул, затем проснулся на следующее утро, как ни в чем не бывало – крепко держа пистолет в своей руке, или находя его где-нибудь на той кровати, на которой “заснул”. Может, за это время мне бы приснилась парочка снов, а может бы, это прошло как миг, к чему гадать? Я так и не узнаю, ведь в ту ночь, в самый последний момент, отделявший меня от нажатия на курок – меня отвлёк телефонный звонок – приятная джазовая мелодия зазвучала по всей комнате.

Я как ошпаренный отбросил пистолет в сторону, на простыню, задался интересом и кинулся в сторону мелодии, затем обнаружив, что мне звонит мой товарищ Рэндольф – не раздумывая поднял трубку.

- Не отвлекаю? – деловитым голосом спросил мой ночной визитёр.

- Нет. Совсем нет. А в чем дело? – искоса поглядывая на брошенный пистолет ответил я. Во рту до сих пор стоял неприятный привкус металла, к которому я ещё не успел привыкнуть.

- Надень всё самое грязное, или то что не жалко испачкать, и выходи в подъезд. Мы поедем копать картошку.

Затем трубка была повешена, а я в своих трусах, запачканных помидорным соком, не знал где мне найти то что не жалко испачкать, а затем вспомнил, что одеваюсь как последний бич, из чего следовало, что я и так весь грязный, и в своей повседневной одежде выполз из квартиры. Вообще, этот призыв копать картошку сразу можно было не воспринимать всерьёз, да и если честно, то вдаваться в подробности мне не хотелось. У Рэндольфа, может, было много странностей, но лезть в их суть без разрешения – я не хотел, так как всецело ему доверял.

Размышляя о доверии, я не заметил как уже выскочил из подъезда. Под фонарным столбом, посреди густой ночи стояла одинокая машина Рэндольфа, отдающая каким-то недобрым предчувствием.

- Нормально приоделся, как на свидание с судьбой, - насмешливо сказал Рэндольф.

- Скорее как на похороны, - ответил я, усаживаясь на переднее место автомашины.

Рэндольф дёрнул ключ зажигания, движок деловито заурчал, и мы молча тронулись с места, рассекая по слабоосвещённой дороге. Сперва мы ехали медленно и размеренно, но затем, мой друг, словно бы, не замечая этого - топил педаль газа в пол, разгоняясь так, словно бы он нажимал педаль газа в последний раз в этой жизни, словно бы он хотел напоследок насладиться хорошей ездой. Какое-то время я тоже получал от этой езды такое же удовольствие, как и Рэндольф, пока посреди ночной тишины перед нами не возник силуэт болотного цвета, благодаря которому на улице раздался сначала резкий грохот, а после – неумолимо громкий визг тормозов. Я даже не успел понять, что случилось, лишь только потом, наблюдая потрескавшееся окровавленное лобовое стекло, я понял, что этой ночью кому-то крупно не повезло.

В то время, как я сидел, разинув рот – Рэндольф выскочил из машины и побежал к багажнику, затем резко остановился, смотря себе под ноги и истошно закричал: “Вот блядь!”, благодаря чему, я понял, что наш невезучий находится там. Я продолжал смотреть на потрескавшееся лобовое стекло, пока Рэндольф не подошёл к нему и не разбил его лопатой.

- Заметаю улики, - сказал он.

Затем он оттёр кровь с капота, и спустя несколько минут вернулся в машину, весь вспотевший и обозлённый.

- Я избавлюсь от трупа позже, он в багажнике. Сейчас у нас нет на это времени.

- Ты только что убил человека.

- Человеческая жизнь, в сравнении с тем, за чем мы отправляемся – ничего не стоит.

От этих слов мне стало не по себе. Но, как бы страшно это не прозвучало – убивая самого себя изо дня в день – тебе становится плевать на прочие людские жертвы, даже будь это убийство совершенно прямо у тебя на глазах. После этого инцидента мы ехали молча, а Рэндольф, топил с точно такой же скоростью, как и тогда, но всё же более внимательнее смотря на проезжую часть. Немного погодя, мы съехали с дороги на какую-то лесную тропинку, которая с трудом освещалась фарами. Проехав небольшое расстояние – мы прибыли к пункту назначения.

Мы вышли из машины на покрытую дымкой траву. Рэндольф, без малейшего промедления бросился к багажнику и достал оттуда лопату, после чего поспешно закрыл его вновь. На улице было холодно, но благодаря открытому небу – чертовски красиво. В этот момент я понял, как многое я теряю, выпуская себе пулю в голову каждую ночь.

- Будем копать по очереди. Можешь пока что прикурить, дать сигареты? – воткнув лопату в землю, спросил Рэндольф.

- Нет, не буду, - подумав о самоубийстве, ответил я.

В ответ Рэндольф пожал плечами и начал массивными рывками отбрасывать сырую землю в сторону, освещаемый светом фар, а я же, в свой черед, отвернулся от него, и начал любоваться ночным небом, вдыхая чистый, наэлектризованный ночной воздух. Позади слышались звуки работы, а я стоял и думал о том, почему мне приходится убивать себя, чтобы заснуть. Я стоял и думал о том, какие узоры оставляет моя кровь на стенах. Я стоял и думал о том, могу ли я сесть в тюрьму за убийство самого себя, которое, по сути, не является убийством, так как я до сих пор стою и мыслю, а раз мыслю, следует – существую?

К счастью, Рэндольф не дал мне уйти в себя настолько глубоко, так как во время дал мне по голове черенком лопаты, добавив: “Иди копай, Эстет.”

Я встал в небольшую ямку, и продолжил дело моего товарища, в то время, как он достал сигарету и пафосно прикурил, дразня, смотря в мои глаза.

- Кто не курит и не пьёт – тот тобою умрёт, - насмехаясь сказал мой друг.

- Кто за ЗОЖ – того на нож, - ответил я, чувствуя, как начинаю выдыхаться от того, как тяжело копать сырую землю.

Затем мы оба замолчали, а я весь отдался рытью, за которым в голове моей не промелькнуло ни одной мысли. Отрыв ещё немного земли, задыхаясь, я выполз из ямы, окликнув Рэндольфа. Тот мигом же бросился к лопате, словно бы ждал этого несколько сотен лет, а я вновь продолжил любоваться небом.

Внезапно, со стороны того места, где мы оставили машину – появилось красное свечение. Я, было хотел окликнуть своего товарища, но увидев, как оживлённо он копает – не стал его отвлекать, а сам попёрся в сторону, от которой исходил свет. Подойдя к машине ближе, я увидел, что над самым багажником стоит какая-то красная сфера, которая, словно лампа, освещала ближайшее пространство.

- Открывай, - беззвучным голосом сказал Свет.

Сначала я почувствовал глубочайшее отупение, ибо голос, который повелел мне открыть багажник – по сути и не являлся голосом, а был чем-то, что поразило мою голову словно выстрел, в следствии которого в мыслях появилась проекция этой пули в виде слов. Сфера, покачиваясь, висела в воздухе ожидая выполнения команды. Немного отойдя, я открыл багажник и тут же впал в величайший, мать его, ступор, который был намного шокирующе предыдущего. Из багажника на меня смотрел мой же труп. Неживые выцветшие глаза смотрели прямо в душу, открытый окровавленный рот потерял несколько передних зубов, а разбухший язык был заметно надкушен. Из-под куртки выглядывали белоснежные рёбра, немного окрашенные кровью. Тело моё лежало в нетипичной позе, точнее типичной для живого, но даже отчетливо понимая, что именно это тело сбил на большой скорости мой друг – я не мог отделаться от ощущения, что в глаза мне смотрит живой человек. Но с такими открытыми переломами человек жить не может, утешая себя думал я.

- Это твой полночный вторник, - сказало красное сферическое сияние, чей свет делал эту картину ещё более зловещей и неестественной, - закрой багажник.

Так я и сделал, после чего неосознанно начал пятиться прочь от багажника, испытывая дикий ужас и разрыв сознания. История становилась всё запутаннее и запутаннее. Я уже начал было абстрагироваться от происходящего, но крик Рэндольфа вернул меня к реальности.

- БЛЯДЬ! Я СЛОМАЛ ЛОПАТУ!, - завопил Рэндольф, полностью скрываемый глубиной ямы.

Я ничего не ответил, а Сияние, висевшее над багажником, заколебалось, и в скором времени буквально растворилось в воздухе, отправив мне на прощание свои наэлектризованные частицы. Я, почему-то, понимал, что это не последняя наша встреча.

Это была полночь вторника, и мне хотелось, чтобы сейчас в кармане у меня оказался мой любимый пистолет, ибо я отлично понимал, что мы сбили меня, как бы неестественно это не звучало. Но почему Рэндольф ничего не сказал мне? Хотя, на его месте, я бы ему тоже ничего не сказал, дабы не усугублять ситуацию с ночными самоубийствами. К счастью, Рэндольф так и не заметил, как я тёрся у багажника.

Я принял своё мёртвое тело в багажнике – за должное. Так должно быть. Когда ты чувствуешь, что начинаешь погружаться в безумие – ты должен нырнуть в него. Ты должен быть смелым и не останавливаться, не задумываться, а просто погружаться всё глубже и глубже. Ответы должны прийти сами.

Понимая это, я чувствовал, как мне становится спокойнее, правда мой дух вновь сковал в свои холодные оковы ужас, когда я услышал радостный вопль Рэндольфа. Из вырытой ямы, на свет фар, вылетел запачканный свёрток, по размеру схожий с термосом. По началу я подумал, что свёрток был запачкан землёй. Затем из ямы вылез Рэндольф, и бережно поднял сверток, после чего начинал убаюкивать его и покачивать, как маленького ребёнка. Волосы становились дыбом от одной мысли, что в свёртке находятся останки ребёнка.

-Какого хуя ты творишь? Что у тебя там?? – обеспокоенно спросил я.

Рэндольф, словно боевой петух, резко дёрнул головой, и устремил свой взгляд в мои глаза, при этом прекратив своё пение. Ослепляемый фарами, он как словно сумасшедший начал оглядываться вокруг себя, и в скором времени двинулся навстречу мне. Тут же я и понял, что на свёртке была не земля, а кровь, весь свёрток был заляпан кровью, ибо пальцы Рэндольфа были стёрты в кровавое месиво, вперемешку с грязной землёй, чтобы было очень хорошо заметно на ярком свете фар. В этот же момент я с ясно осознал, что он копал землю руками, так как лопата у него отказала. Представив себе эту невероятную боль, и смотря на грязь вокруг открытых ран, я вскрикнул и хотел было броситься к нему, дабы как можно скорее обработать травмы, но Рэндольф истеричным голосом вскликнул: “Не подходи ко мне!”, и я отошёл обратно.

Скованный ужасом, я молчал. Я никогда ещё не видел Рэндольфа таким…помешанным. Около двух минут мы так стояли и смотрели друг на друга, пока мой товарищ вдруг не разорвал тишину.

- У тебя есть дома лопата? – трезво спросил Рэндольф, будто за эти две минуты он смог вернуть свою душу в это тело.

- Да…, - рассеяно ответил я.

- Дальше я закончу всё сам. Тебе следует отправиться домой, ибо ты выглядишь так, словно ходячий труп, на что я хотел было ответить ему, что у него руки стёрты в кровавое месиво, но лишь молча уселся на заднее кресло машины, ожидая Рэндольфа.

Дорога домой была спокойной. В тот момент, как мы подъехали к моему дому – над городом восходило солнце.

- Суть всех этих раскопок объясню через несколько дней, так как сам ещё ни в чем не разобрался, - сказал Рэнд, когда я выходил из машины, скрывая свои изуродованные руки за пазухой.

- Сейчас я вынесу лопату.

Поднимаясь по лестнице на свой этаж я почувствовал как сильно я устал за эту ночь. Уговаривая себя не сдаваться – я вынес ему лопату, а затем, из последних сил, вновь поднялся наверх, зашёл в квартиру, и не раздеваясь рухнул в кровать. Спустя несколько минут я вспомнил, что разучился спать.

Уставшая рука искала на простыне пистолет…

В предрассветной тишине раздался громкий, решительный хлопок, сопровождаемый громким карканьем ворон, которые обеспокоенно обсуждали всё, что случилось этой ночью.