DeBlank

- Перед тем как я начну говорить о событиях той ночи, я хочу, чтобы ты для начала сам привёл свою память в какое-то подобие порядка. К тому же, подобным способом я могу убедиться в том, что тебе напрочь не вышибло мозги, и ты до сих пор ещё хоть что-то помнишь, - начал Дон, не сводя глаз с дороги.

Я был удивлён такой просьбой, но всё же постарался напрячь всю свою память до предела, и в ней вспышками вскрывались события предыдущего вечера. Словно нить, которую ты только что схватил, но прошла минута – и она незаметно была выдернута из твоих рук. Сейчас моя память очень сильно напоминала дуршлаг с большими дырами. Когда в него начинали вливаться воспоминания – то они мигом просачивались сквозь дыру, в следствии чего получалось «вспышечное» воспоминание.

- Я не могу. Я что-то вспоминаю и мигом забываю. Это одновременно неприятно и одновременно страшно, - сказал я, вцепившись руками в свою голову и закрыв лицо коленями, грязными от влажной лесной земли.

- Давай я попробую дать тебе “ключ”, - после этих слов на лице Дона сверкнула многозначительная улыбка.

- В каком смысле “ключ”?

- Не суть совсем. Сконцентрируйся и слушай только мой голос. Это будет что-то вроде гипноза.

Я закрыл глаза и “зарылся” в своих коленках для того, чтобы лучше сконцентрироваться. Машина методично скакала по кочкам, а из магнитолы доносился джаз. Я открыл “окно” своей головы и выпустил оттуда все мысли. Я чист как росинка.

- Я готов, - решительно вымолвил я и в воздухе вновь начало преобладать молчание.

- Ворона, - сказал Дон, и я тут же почувствовал, словно бы сквозь мою голову пролетела птица. Как выяснилось позже – я впал в некий транс, благодаря которому я отлично ориентировался в своих воспоминаниях.

Я вернулся к похоронам вороны, затем всё пошло по хронологии, после похорон я очутился в прихожей, держа в руках две мокрых вещи – мою куртку и куртку нашего гостя. Я повесил их на вешалки в шкафу, и прошёл на кухню вслед за Доном и гостем. Звук сквозь воспоминания доносился очень плохо, как невероятно далёкое эхо. Мы все дружно сели за стол, над нами висела лампа. Новая порция туч надвигалась с Севера. Я решил выпить за это. Старик разлил алкоголь по рюмкам, мы одновременно выпили наши порции. Затем я иду к окну, потом ухожу от окна, сажусь обратно за стол. И…

И тут я вновь оказываюсь в машине, приятно ощущая, как большинство дырок в моем дуршлаге уменьшились в диаметре.

- Дон, я вспомнил некоторые детали! Я…

- Да, ты уже рассказал мне о них, пока был в трансе. Тот момент, на котором ты прервался – это пока последнее что ты помнишь, но сейчас я дополню всю картину, и тебе придётся вновь уйти в себя.

Ты сел обратно за стол и моментально вырубился. Мы со стариком усмехнулись, я ещё долгое время смотрел на тебя, не переставая ухмыляться, пока не услышал, как старик наливает новую рюмку. Я, конечно, был готов принять ещё немного этиловой амброзии (если не метиловой), но отлично уже понимал, что увлекаться таким сомнительным алкоголем не стоит.

- Этот дом – будет вашим проклятьем ребята, - сказал старик, доливая рюмку, и при этом горько, но иронично улыбаясь – Он может вас убить, а может и не может. Кто знает! Ибо я впредь до этого дня старался никогда не подходить близко к этому месту. Хотя мне в тот раз даже не удалось толком побывать здесь, но это и к лучшему.

- Но почему?

- Восемнадцать лет назад в этом доме жила весьма странная супружеская пара. Парень да девчонка, молодые, но уже бледные как сама Смерть. Почему странная? Да потому что эти двое не общались с соседями, редко выходили из дома, и от них вообще ничего не было слышно. Вообще. Только слухи, укатанные мраком, ходили вокруг их союза.

- А какие именно были слухи? – спросил я, чувствуя, как его история покрывается весьма интересным шармом, в особенности от того, что в эту историю теперь втянут и я.

- Иногда казалось, что в этом доме живут не реальные люди – а призраки. Оно и ясно, ведь всегда то, что окутано тайной, приобретает мистические черты. Я не верил во всю эту белиберду, которая гуляла по округе, пока не пропал наш любимый кот.

- Кот?! - выкрикнул я.

- Не перебивай. По всей деревне начали массово пропадать эти пушистые домашние любимцы. Сначала исчез один – вышел на улицу и не вернулся, потом второй, потом третий и так далее. Но в моём случае я быстро понял ,что что-то не так, потому что наш пушистый ушёл из дома впервые за пять лет, хотя его до этого никогда не тянуло на улицу! Он боялся её! И вот, в один прекрасный день он просто берёт и исчезает! Разумеется, я сразу примкнул к тому лагерю, который считал, что за пропажей кошек стоят наши нелюдимые соседи.

- И как? Вы верно догадались? – с нетерпением спросил я, а ты в тот момент недовольно пошевелися и застонал.

- Обожди, - сказал старик, наливая новую рюмку, - тебе наливать?

- Нет.

- Мы, с остальными мужчинами деревни собрали небольшую группу и направились к тому дому, дабы устроить там обыск, да и обеспечить лобное свидание с этими двумя. Но…

- Но что?

- Как только мы добрались до дома – мы стали свидетелями пожара, который обуглил тамошние кирпичи на долгое время. Мы до сих пор думаем, что жильцы сгорели вместе с домом. Но уцелело только одно место – подвал, находящийся весьма глубоко под землёй, от чего пожарище его там и не достал. И что самое удивительное – мы нашли там наших кошек и маленького мальченку! Он прижимал к себе здорового пушистого кота. Этот мальчик называл себя ребёнком наших нелюдимых соседей. После этого инцидента его взял под свою опеку староста нашей деревни. Этот мальчик - и есть ваш громовой человек, в будущее время.

- Но как так вышло, что он стал здесь всем заправлять?

- А кто тебе такое сказал?

- Он сам вломился в этот двор и орал нам про это.

- Пройдёт время, и сами узнаете почему, ибо я видел лопату с намокшими комками земли на ней.

Затем ты вдруг соскочил с места и убежал в туалет. Старик тоже встал, попрощался и вышел, прихватив с собой пустой бутылёк. Как только за ним захлопнулась дверь – из туалета выскочил ты и начал “катить бочку” на зеркало. Сейчас я тебя процитирую: «Кто ты блядь! Кто ты!!!!» и со всей силы ударил рукой по стеклу. Затем я ушёл спать, а когда проснулся посреди ночи – не обнаружил тебя нигде. К счастью, я успел заметить что кроссовок на месте не было, из чего я и сделал вывод что ты ушёл в них из дома. Поэтому я завёл машину и отправился тебя искать по всей округе, и в один момент я зашёл так далеко, что мне пришлось ехать в обход через лес, чтобы добраться до дома как можно скорее, ибо у меня уже закрадывалось подозрение о том, что за ночь ты успел вернуться домой. К счастью, чутьё меня не обмануло, и я чуть не сбил тебя на том участке дороги. Вот такие пироги. Осталась лишь самая загадочная часть в этой истории, которую можешь поведать мне только ты.

После этого повествование Дона закончилось и он, впервые отведя глаза от дороги, с огромным любопытством смотрел на меня, в ожидании великой истории. Но, черт возьми, мне нечего было ему рассказать, хоть я и слушал всю эту историю с большим интересом.

- Дон, прости, но я до сих пор ничего не могу вспомнить, как бы я ни старался, - сказал я, и мне стало до такой степени за себя стыдно, что я даже опустил голову вниз, глядя на свои изрезанные руки.

- Ничего, сейчас мы приедем домой, и там, возможно, ты всё же вспомнишь. И главное – не забудь убрать за собой остатки от разбитого зеркала, а то я совершенно про это забыл.

Вспышка.

- Постой! Что ты сказал? – вцепившись в руку Дона, спросил я.

- Ничего, сейчас… - ошеломленно отвечал Дон.

- Нет! Последняя фраза!

- Остатки от разбитого зеркала, про которые я забыл, - повторил Дон, чувствуя, что он, так же как и я, напал на след.

- Используй зеркало как ключ! Сейчас же! Давай, сейчас я сосредоточусь.

Я закрыл глаза и упёрся лбом в коленки, освободил голову от мыслей. И…

- Зеркало.

Я смотрю на то, как из свежих порезов струится кровь, но мне не больно, ибо я пьян. Я буркнул Дону что-то невнятное и отправился спать, улёгшись поблизости с футлярами, в которых было оружие. Затем стало темно. Я уснул. А когда проснулся – чувствовал себя намного бодрее и яснее, чем это было до того как я заснул, но мне очень сильно хотелось отлить.

Головная боль преследовала меня даже сквозь транс, затем я сходил в туалет и после этого начали происходить действительно любопытные вещи. Я услышал завывания и глухие стуки, раздающиеся с заднего двора. Меня это сильно удивило, так как я был уверен, что Дон ещё спит, потому что я слышал, как он храпит этажом выше, и я решил сходить и проверить, что там происходит, не зовя на помощь Дона. Я надел кроссовки, и когда я вышел в коридор – я заметил, что из-под двери, ведущей на задний двор, исходит зелёное неоновое свечение. Это было похоже на то, что за дверью стояло что-то очень яркое и радиоактивное.

Я с недоверием взялся за ручку двери и открыл её. То, что я там увидел – повергло меня в шок, от чего я и забыл про всё это. Человеку всегда проще забыть о чем-то ужасном, чем бороться с этим и тем самым хранить в себе память о нем. На заднем дворе, группа пушистых бестий, называемых нами кошками, окружила небольшую разрытую кем-то могилку, в которой мы закопали ворону. Из ямы доносилось яркое зелёное свечение. Все кошки смотрели на него, задирая головы вверх и при этом виляя хвостами.

Они не выли. Они пели песни. Этот отвратительный протяжный кошачий вой, который мы приняли принимать за кошачью ругань – оказался песней. Так длилось некоторое время, пока кошки не заметили меня. Десятки адски сверкающих глаз устремили свой взор на меня. Песня прекратилась, и вместо этого послышалось визжание. Кошки разбежались кто куда и из маленькой ямки исчезло свечение. Я так и остался смотреть на всё это, как вкопанный.

А затем произошло что-то такое, что ввергло меня в шок, и я быстро дал дёру из дома, забываясь в жутком страхе. В подобном состоянии и добежал до леса, пока не рухнул на дороге без сил. То, что я увидел тогда, напугало меня до такой степени, что я не могу об этом вспомнить даже под воздействием транса.

- Вот и всё что я помню, Дон.

- Боже, мне до сих пор кажется, что ты напился как черт и поэтому несёшь такую лабуду. Ни тебе, ни старику я не верю.

Меня задели эти слова, но я промолчал. К счастью, к тому времени, как я закончил свой рассказ – мы уже приехали к дому. На улице стояло дневное время суток, и я не знал, как мне провести это время после уборки. Я не знал даже что мне делать с собой, ибо я понимал, что нёс чушь и ещё большим грузом было то, что я так и не вспомнил ничего из своего прошлого за всё то время, что мы здесь с Доном провели.

Мы зашли в дом, и на глаза тут же бросилось разбитое зеркало. Я пялился на эти осколки до тех пор, пока не услышал крик Дона.

- Блядь! Доставай пистолет!

Он выбежал из кухни, ошеломлённый, и смотрящий в сторону окна чуть ниже потолка. Я услышал шелест крыльев, доносящийся оттуда. Я потянулся к своей куртке за Мышьяком, и когда вновь обратил взор на Дона, то увидел, как он пытается отогнать от своей головы обезглавленную ворону, что пыталась своими когтями выцарапать ему глаза.

Она кружила вокруг него, а из того места, где раньше находилась голова – толчками выливалась застывшая кровь. И тут я вспомнил, что именно меня напугало тогда, на заднем дворе.

- ЕБУЧАЯ ОЖИВШАЯ ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ ВОРОНА!

Я навёл пистолет на витающую ворону и сделал выстрел, от которого она мигом сначала отлетела в сторону, а затем, ударившись об стену, рухнула на пол. Теперь-то она точно должна быть мертва, подумал я.

Затем я подошёл к Дону, который вытирал кровь с разодранной щеки. В гневе он выхватил у меня пистолет и высадил в пернатое чудовище весь барабан.

- Теперь-то она точно мертва.

I'm going back to five o five

В салоне медленно играла завораживающая музыка, я чувствовал, как во все концы тела отдаёт теплом. Машина медленно передвигалась, заменяя один пейзаж на другой, словно бы красивое панорамное окно. В этот момент я понял, как сильно я люблю машину Дона. В салоне было тепло и несильно попахивало автомобильным освежителем воздуха. Я откинулся на спинку сиденья, и думал, с чего бы начать весь рассказ о том, что случилось за ночь, и как я оказался в лесу. В салоне витало некоторое напряжение, и я знал, что оно исходило от Дона. Он требовал ответов, но терпеливо ждал, когда я приду в себя.

You're waiting lying on your side

Сначала мы проехали тёмный лес, который ветвями своими мне всегда теперь будет напоминать того беспомощного старика, зверски убитого кем-то в этом страшном месте. Теперь же мы проезжаем красивую равнину, которую озаряет восходящее солнце. Всё до безобразия розовое и милое. Тьма отступает. Хотелось бы мне, чтобы эта темнейшая ночь закончилась, но я отлично понимал, что всё лишь только начиналось.

Появились первые дорожные знаки, развилки, я и Дон по-прежнему молчим, а ещё меня начало тошнить, и, кажется, что я не говорю с ним только потому, что боюсь того что стоит мне только открыть рот – как из него сразу же выльется всё содержимое, в совмещении с кишками. Прощай, желудок.

Появились первые машины.

Появились первые птички.

Появились…

- ЁБ ТВОЮ МАТЬ, НЕ МОЛЧИ КАК УМАЛИШЁННЫЙ! – закричал Дон, моментом приведя меня в чувства. Я встрепенулся с сиденья и начал пялить на дорогу.

- Я просто не знаю с чего начать… - заговорил я на автомате.

- Сука, я чуть по тебе не проехался, блядь, просто поверить не могу! – сказал Дон, ударив по рулю, но не сводя глаз с дороги. Опытный водитель, даже когда на дороге никого нет – продолжает смотреть на неё.

Однасплошная, двесплошные

- Но сейчас то нормально всё, - глядя на магнитолу, сказал я.

- Сказал “нормально” человек, который, блядь, весь вымазался в чьей-то крови. Я, конечно, знал, что ты ёбнутый, но это утро – просто край.

Повисла тишина. Я во весь рот заулыбался. Дон определённо не ошибается на мой счёт, ибо я даже почувствовал, как из-за того что я представил эту картину – у меня поднялось настроение. Всё это длилось на протяжении нескольких минут, я, тем временем, сидел и смотрел, как скачет эквалайзер магнитолы. В нос бил пряный запах, хотелось как можно скорее приехать домой и забыть обо всём. Внезапно даже для самого себя – я осознал, что блокирую насильно воспоминания той ночи в доме, пытаясь ни о чем не думать. Но мысли о том, что же случилось после того, как в наш дом пришёл тот дядька с коньяком – всё сильнее и сильнее забивались в мою голову, равно, как и свет поглощает предутреннюю тьму.

Я вновь начинал засыпать, но все мечтания о нормальном покое сводились на нет, как только я закрывал глаза, ибо я вновь чувствовал, а скорее - вспоминал, как по моему лицу стекает ещё тёплая кровь. Комфорт в машине куда-то резко исчез, и солнце тут же поблекло, а ещё плюс ко всему – меня неимоверно сильно тошнило, и немного болела голова.

- Блядь, Дон, останови машину, пожалуйст… – и я почувствовал, как к моему горлу подступила рвота, а я начал тянуться к дверной ручке.

Не успел Дон нажать на педаль тормоза – как я тут же распахнул настежь дверь машины, после чего, когда машина уже почти остановилась, выпрыгнул из неё сам. Я слышал, как мой товарищ что-то возразил на этот счёт, а может и не возразил, в тот момент это было уже не важно, ибо мой желудок прочищался, и мне закладывало уши, а Дон, высоко подняв брови, смотрел на это и думал, смеяться ему или плакать.

Рассудок врубился вновь тогда, когда я ослабший, упёрся бессильными руками в сырую землю и палил, в самую лужу сами знаете чего.

- Пиздец вкуснятина, - вымолвил из-за спины Дон.

Я усмехнулся и встал с четверенек на колени, высоко устремив голову вверх, при этом продолжая истерично хохотать.

- Знаешь, Дон, - перестав хихикать, продолжил я, - После этого процесса я чувствую себя…свободным. Сразу такая лёгкость по всему телу, и дышится намного свободнее.

- Ага, намного спокойнее дышится запахом собственной блевоты. Превосходно. Наконец-то ты показал себя таким, каким я тебя давно знаю, чертов ебанат.

- Ой, наконец-то мы раскрылись друг-другу, как это мило!

Затем мы вместе громко рассмеялись. По небу спокойно плыли белые пушистые облака, солнце с улыбкой грело землю и ласкало своими лучами моё лицо, я почувствовал себя жутко счастливым, даже не вспоминая о событиях предыдущих вечеров и ночей. Этим утром не казались страшными даже провалы в памяти. Мне хотелось поцеловать солнце и сгореть. Это был идеальный день, чтобы умереть.

- Поехали, я расскажу тебе начало этой глупой истории, а ты мне – её конец, - нажав на клаксон, сказал позади находящийся, Дон.

- Уже звучит многообещающе, - встав на ноги, и не отрывая глаз с неба, сказал я.

Первые пять минут пути мы вновь ехали, молча, а я наблюдал за тем, как облака медленно плывут по синему небосводу. Мне до сих пор было до приторности хорошо. В магнитоле играли знакомые, но так и не вспомненные мной тогда мотивы. Начало дня показалось мне через чур отличным.

Но после Дон начал свой рассказ.

- Очередная бессонная ночь? – спросил у Франца бармен, которого звали Билл. На него смотрел седой мужчина с залысиной, в белой рубашке, которая полностью вымокла под потом, и красным, как клубника, галстуком. От него неприятно пахло алкоголем, но Францу по ночам составлял компанию лишь он.

- А что, уже так поздно? – повернувшись лицом к бармену, спросил Франц. Скорее, вопрос этот был чисто риторическим, так как до этого Франц смотрел в окно, уже в бескрайнюю черноту.

- Без пятнадцати двенадцать, – с неким торжеством провозгласил Билл.

- Чёрт. А ты во сколько закрываешься сегодня? – с явной досадой осведомился Франц.

- Не пойми меня не правильно, Франц, ты хороший мужик, но ты хотя бы стакан воды себе заказал с того времени, как зашёл сюда, – с поблёскивающей улыбкой парировал Билл. – Я закрываюсь в двенадцать. Удачной ночи тебе, Франц.

- Удачной и тебе, однако, – сказал Франц, уже вставая, - пятая точка одеревенела, не могу.

Затем они оба расхохотались, и Франц вышел из бара.

На улице была прекрасная ночь, улицы, освещённые неоновыми вывесками в стиле «у нас самая лучшая выпивка, так как у нас самая яркая и большая вывеска в Мире!». Свежий хладный воздух, пар, выдыхающийся изо рта, стремящиеся поглотить свет фары машин, счастливые влюбленные, держащиеся за руки, всё это придавало вечерней картине её особые краски.

Но что-то Францу подсказывало, что что-то в этой картине не так. Не все детали так явны и прекрасны, как всем хотелось бы. Что-то прячется в темноте, выжидая, когда Франц зайдёт в безлюдный переулок, который освещён одним лишь жалким подобием фонаря (так как какой фонарь может быть фонарём, когда он не светит?), чтобы свернуть ему шею, съесть его, удушить, переломить хребет, оставить инвалидом. И это было неспроста, он слышал шипение в темноте, которое напоминало ему о чём-то далёком, о чём он вспоминал уже как о далёком уродливом кошмаре, который, переворачивает верх дном всё твое утро, а возможно и жизнь.

Он постоянно вглядывался в эту безумную темноту, и, казалось, будто кто-то там, за завесой тьмы испуганно прячется от его карих глаз.

Да и сам Франц понимал, что он прячется. Его что-то ищет, что-то в темноте из далёкого прошлого, в котором он что-то натворил, но не помнил что именно. Он словно бы переживает одну и ту же жизнь, но каждый раз ему стирают память, он не помнит того, что случилось с ним двумя неделями раньше.

Он только помнит, как проснулся утром, словно заново родился, он лежал на кровати, а рядом с ним сидела девушка с золотыми волосами, которые были ей по плечи и голубыми глазами, которые пусто и глупо смотрели на него, будто она сама не понимала, что здесь делает и кто он вообще такой. Но она знала всё, а он ничего не знал. Первым делом он спросил у неё «Кто вы? Что я здесь делаю? Кто я?!», но в ответ он получил только горький плач - девушка заплакала, Франц, одетый в голубую пижаму, сбросил с себя одеяло и пытался её успокоить. «Ты – Франц, в твоей жизни есть что-то от Кафки…» - сказала она ему, перед тем как вновь предаться рыданию.

Он пытался прижиться с ней первую неделю, но каждый раз, смотря на него, она горько-горько плакала. Сердце Франца не могло этого выдержать, и именно поэтому он ночами напролёт гуляет по улицам, пытаясь хоть что-то вспомнить о своём прошлом и пытаясь не рябить глаза этой девушке. Но кроме этого дома, у него было ещё и второе жилище, которое ему предоставил Билл, на время, так как его друг, уехавший куда-то за границу, оставил Билу ключи, ну а тот решил, что неплохо было бы Франца сюда на время пристроить. Денег с него он не брал, но с условием, что он не будет устраивать в этой квартире публичный дом, а иначе его друг свернёт ему шею.

Между делом Франц именно туда и направился, шагая по тротуару из плиток. Его клонило в сон, было уже поздно.

Темнота будет смотреть.

Добравшись до кровати, он мигом заснул, но на следующее утро его разбудил неумолимый вой сирен, добравшись до окна, он увидел трубящие мегафоны и кучу людей, которые нервно на него поглядывали, кто-то даже вскрикивал от ужаса, вчерашний приятный вечер рассеялся в этой утренней несуразице. «Учебная тревога» - провозгласил мегафон, седой мужчина в кепке кивнул и все разошлись, утро продолжалось, жизнь продолжалась. Франц же в тот момент подумал, о том, что люди очень просто сходят с ума и достаточно лишь одного воя сирены, дабы до смерти перепугаться и перестать выходить на улицу.

Покой Франца в этот день потревожила миссис Бо, постучав в дверь его квартиры где-то в семнадцать ноль-ноль. Да, это утро и день он решил провести дома, зачитываясь непонятными книгами, непонятных авторов, так как обложка этих книг была полностью затёрта, а чернила на листках были смазаны, словно каждый написанный лист рукописи окунали в воду, и лишь потом крепили к переплёту.

- Есть кто-нибудь дома? – сквозь дверь спрашивала старушка.

Франц и понятия не имел, что ему делать, так как находился он в чужой квартире. «Вдруг она или даже они примут меня за вора?! Что мне делать?» - Франц в тот момент ужасно занервничал и щепетильно поглядывал в окно, но заглянув в него, понял, что это совсем не вариант – прыгать с шестого этажа многоквартирного дома. Стуки стали всё настойчивее и настойчивее, Франц проглотил комок, который подобрался к его горлу и сорвавшимся голосом негромко крикнул: «Иду!».

Теперь деваться было некуда, скинув со лба капли пота, он полетел к двери. Открыв её, он увидел низкорослую седую старушку с большими очками, в которые крепились большие линзы, на ней был розовый халат, тапочки, в которых находились ноги в розовых носках. Увидев Франца, старушка явно удивилась.

- Кто вы?! – удивлённо вскрикнула старушка.

- Я…я друг Билла... – промямлил Франц.

- Ах, так вас Билл сюда пристроил… ну неплохо... неплохо…, на вора вы не тянете…как вас по имени?

- Франц, друзья зовут меня Францем, - сбросив камень с плеч, ответил Франц.

- Франц, я пришла сюда не просто так. Вы совсем не знаете этот дом, и совсем не знаете одного из жильцов этого дома, парня, по имени Норман. Недели три назад он закрылся у себя дома, и больше я никогда не замечала, чтобы дверь дома открывалась.… Ведь дверь у него очень-очень громко хлопает, знаете, так что даже этажей на пять слышно, как его дверь закрывается. Я пыталась открыть его дверь, но она заперта на ключ, я бы открыла дверь фомкой, но как видите, я уже очень стара и сил у меня не так много, именно поэтому я и хотела обратиться к мужчине, который тут раньше жил. Потому что он был большой…мускулистый… - старушка дальше рассказывала Францу об этом соседе, дальше же он просто уже не слушал, а думал о загадочном жильце, чья дверь «хлопает этажей на пять», единственное, что он и услышал в конце то, что она представилась как старушка Бо.

- Хорошо, миссис Бо, я постараюсь вам помочь, предоставите инструмент?

- Да, Франц, пройдёмте ко мне в квартиру, после дела мы выпьем вкусный чай или вы любите что-нибудь более крепкое? – спросила старушка ухмыляясь.

- Спасибо, миссис Бо, только чай.

Затем они двинулись наверх, каждый этаж казался неким порталом в одно и то же место, потому что этот подъём казался Францу бесконечным, а старушка - водящая его, казалась ему злым духом, который пытается уморить его, так как Бо дышала всё так же ровно и тихо. Когда они, наконец, пришли, Франц облокотился об стену и пытался отдышаться, но миссис Бо оказалась более проворной старушкой, не прошло и половины минуты, как та уже подала ему фомку.

- Вот, держите, Франц.

Франц перенял инструмент и посмотрел на самую непрочную дверь.

- Это она?

- Да, Франц, это та самая дверь.

Он даже не успел устать, как дверь уже была снята с петель и лежала на полу подъезда. Когда дверь открыли, наружу вышел отвратительный закоптившийся воздух, он пах протухшей едой и потом. От этого запах у Франца даже заслезились глаза. Не дожидаясь, старушки он вошёл внутрь, кругом лежали разные стухшие кушанья, окурки сигарет, продвигаться по квартире можно было, дыша только через рот. Квартира была однокомнатной, рядом с углом комнаты стояло кресло, напротив него, уже в середине комнаты стоял телевизор, который не показывал ничего кроме белого шума. Слева от телевизора, на ковре багровела засохшая капля крови, или же пролитый соус, кетчуп.

Франц встал посередине комнаты. Он оглядывал всю комнатку, прибывая в состоянии некоего шока. В комнате было настолько грязно, насколько это можно было себе только представить. Окурки сигарет валялись везде, в каждом углу комнаты. Босиком по ковру ходить было невозможно, в виду осколков от разбитой посуды, которые заполонили собой всю квартиру, да и при том так равномерно, что это было больше похоже на какую-то забавную и глупую ловушку, чем на спонтанное разбрасывание. По углам толпились кучи рыжих чудовищ - тараканы; их жирные тела блестели маяками во всех щелях квартиры.

Глотнув ещё немного квартирного воздуха - Франца начало тошнить, он рванулся к балкону и почувствовал, что его рот заполнился, а желудок - освободился. Франц добежал до балкона, но не смог освободить рот за пределами балкона, потому что он споткнулся об стул, и тошнота вылилась изо рта при падении, вместе с истошным криком. Франц был напуган.

Внезапно Франц услышал, как открылась дверца шкафа внутри квартиры. Из неё вышел уже совсем не человек. На него надвигалось что-то в белой рубашке, которая закоптилась и стала желтой, в белых трико, которые были измазаны кровью. Волосы были до плеч и полностью закрывали лицо, в самих же волосах, кажется, были эти рыжие бестии, которые громко верещали, словно ликуя от радости.

Нечто шло босыми ногами прямо по осколкам, оставляя на них тёмную кровь. В руках Нечто держало белоснежный осколок, который идеально был похож на нож.

Франц был напуган донельзя и застыл в ужасе.

Нечто сделало ещё несколько шагов и с истошными криками бросилось на Франца.

Франц умер быстро, так как Нечто бросилось прямо ему на лицо, крича что-то невнятное, но и среди этих криков различалось лишь только: "УМАРРРИ!!!", что было похоже на "умри".

Весь балкон был залит кровью, и эхо криков долгое время летало над городом.

***

Норман стоял над совершенно незнакомым человеком. Руки все были в крови, и ехидный окровавленный осколок сиял в его руках. Человека не узнала бы даже его мать, так как лицо всё было полностью изрезанно и изуродовано.

Норман, перепугавшись и почувствовав отвращение - резко соскочил с тела. Осколок, разбившись, вылетел из рук. Ему хотелось сбежать отсюда как можно скорее, на него напала невероятная паника. Тараканы, словно снег, сыпались с его головы. Юноша хотел позвать кого-то на помощь, но у него это не получалось - он разучился говорить. Паника охватила его голову ещё больше.

Вдруг Норман обнаружил, что парадная дверь открыта, со всех ног он рванул в неё, мыча и плача одновременно.

Подъезд тут же моментально окрасило кровью.

У Миссис Бо было ружьё. И сегодня оно выстрелило. Звук выстрела заставил замереть даже неугомонных тараканов.

Нормана тоже было невозможно опознать, так как голова его была полностью размазана по коридору. Тело, по инерции, побежало вперёд, пока не ударилось об стену, изливаясь в это время фонтаном крови. Миссис Бо в ужасе рухнула на пол коридора, полностью облитая кровью соседа.

Тусклый свет подъезда освещает эту историю, тусклый, потому что лампу полностью омыло кровью.

История заточения тела окончилась историей освобождения души.

Конец.

Норман стоял на берегу реки и вдыхал холодный речной воздух. Для него не имело значения, как он сюда попал, да и что он вообще тут делает. Он просто был здесь и смотрел на противоположный берег реки, который был усеян зловещими деревьями, чьи зелёные листья прятали что-то ужасное за собой. Норман ни о чём не думал, а просто существовал. Этот вид умиротворял его. Лишь несколько мгновений спустя Норман заметил, что местность окутана пресловутым туманом, а в свою очередь из-за тумана доносилось звучание пианино, тихое, притаившееся, звучащее, словно предостерегающий шёпот.

Неожиданно для самого себя Норман вспомнил эту реку и берег. Тут он раньше бывал со своим лучшим другом, и они болтали о том и о сём, приятно было смотреть на воду в солнечные дни, а ещё лучше - при закате. Но сейчас солнца не было. Не было и неба. Была лишь мутная вода, бледный песочный берег и не менее бледный туман. Звучание переросло в музыку, словно осознав, что будить шёпотом Нормана бесполезно, и вернулось к своим делам. Музыка была томной, но такой близкой по душе, что Норману от её звучания становилось хорошо.

Норман сел на песок, и начал плакать. Друзей теперь рядом не было. Он остался один-одинёшенек на этом проклятом берегу. Плакал он тихо, томно, безнадёжно, бледно. Такая вот она, адаптация.

От музыки в скором времени начало мутить, так как она шла по кругу, а может, она просто до сих пор звучала в голове Нормана, потому что ему временами казалось, что пианино замолкает. Когда плакать стало нечем, Норман встал на ноги и пошатнулся от давящей грусти. Его пугала мысль о том, что это лишь островок, но переплыть на другой берег было бы невозможно. Вода была холодной. Но страх быстро отпадал, когда терять нечего - пробовать не страшно.

Внезапно, после того, как Норман мокнул палец в воду, ему захотелось спать. Делать было нечего. Идти в туман - было не вариантом, неприятная музыка звучала на его границах всё громче и мажорнее, поэтому Норман лёг там, где недавно сидел, и, подложив под голову руку, пытался отдаться сну. Заснуть не удавалось. Положение Нормана можно было бы назвать смешным, если бы всё это не было так грустно. Бессонница внутри сна.

Немного погодя, на Нормана нахлынули воспоминания; он лежал на боку, подложив под голову руку, и невольно тихо плакал. Он вспоминал, каким же этот песок был горячим, приятно горячим. Вспоминал, как он, сидя на берегу, закапывался в тёплый песок после холодной речной воды, а рядом с ним был его друг, который очень любил воду и даже сейчас, он был связан с водой. Как-то давно Норман расстался с ним, когда его другу захотелось плавать на теплоходах... После этого они не виделись порядок год или года два, даже не созванивались, так как Норман сменил номер из-за того что оператор за звонки бешено драл деньги, а передать номер своему другу он забыл... Сейчас, сейчас он ужасно корил себя из-за своей лени. Наверное, за всю его жизнь в нём ещё никогда не просыпалось столько ненависти. Ненависти к себе. Тихий плач превратился в стенания, потому что одиночество беспрепятственно разрывало душу на части, некому было остановить этот крестовый поход внутри Нормана.

Казалось бы, Норман начал успокаиваться и привыкать к завываниям пианино, густому туману, холодной воде и к холодному песку, вдруг как издалека послышался грохот, очень схожий с тем, который Норман слышал при ядерном взрыве. Норману казалось, что вот-вот волнообразный грохот раздерёт туман с пианино в клочья (чему Норман был только рад), но грохот затих столь же внезапно, как и начался. Туман с пианино остались на месте. Спустя время, Нормана начало клонить в сон, мелодия пианино успела смениться на убаюкивающую, как вдруг послышался рокот грома, который, как могло показаться, сотрясал землю своей мощью. Норман шустро соскочил, так как по земле, рядом с ним, ударила молния. Норман заметил этот белоснежный, смертоносный блеск, несмотря на заливающий пространство, густой туман.

Пианино замолкло, а Норман встал и в шоке не понимал, куда бежать. Туман, который был абсолютно везде, словно дым, приумножал чувство страха. Некоторое время Норману выдался шанс немного постоять и подышать, но вторая молния пресекла все надежды на спокойных отдых на берегу реки. Как только вторая божественная стрела коснулась земли впереди от того направления, в которое Норман бездумно пялился - он развернулся и побежал что есть сил, в особенности, когда гром вновь начал сотрясать землю.

Норман бежал и бежал, совершенно не разбирая дороги, но опасаясь провалиться в болото, лужу или обрыв. Звучание пианино заменилось более тошным - звуком собственного дыхания, которое со временем приобрело ритм. В конечном счёте - Норман выдохся и ноги устали. Норман так же ничего не видел, не считая того, что находилось у него под ногами. Сейчас он стоял на зелёной траве, которая била в глаза своим насыщенным зелёным цветом. Осознав, что сил у него больше не осталось - Норман упал на траву и глаза залил удручающий туман, Норман с трепетом ждал, что молния ударит его в лицо. Курение дало о себе знать - долго бежать он не мог и он с трудом мог восстановить дыхание.

Грома всё не было. И молний тоже.

Когда Норман вновь пришёл в себя от страха и научился по-новой "глотать" воздух - он встал и пошёл прямо, хоть и с трудом у него получалось выбрать это направление, но прошёл он по нему недолго, так как в скором времени он начал заходить в какие-то дебри: ветки окутывали ноги Нормана или били в лицо. Идти дальше было попросту опасно и невозможно. Норман развернулся спиной к лесу и побрёл прямо, пытаясь что либо разобрать в гуще тумана, но в основном посматривая на свои босые ноги.

Норман продолжал идти, и замечал, что постепенно туман начинает рассеиваться, он долгое время шёл по траве, пока не вышел на асфальт. В тот момент, туман почти полностью рассеялся, но небо так и не было видно из-за него. Зато теперь он видел, что он стоял на велодорожке, а справа от него находился бледный холодный песок, слева - яркая, как огонь, зелёная трава. Недолго поколебавшись, Норман пошёл прямо по дорожке.

По мере того, как Норман шёл, туман всё больше и больше терял власть в этом месте, пока, в конечном счёте, он окончательно не растворился, но взгляд Нормана был устремлён не на бескрайний горизонт, а в небо. Неба больше не было.

Норман выдохнул весь воздух из себя, свалился на бок и скрючился в позе эмбриона.

Вместо неба теперь были миллионы рядов серо-голубых глаз, что устремили свой стеклянный, холодный взгляд прямиком на Нормана, который выглядел настолько жалко, насколько это только было возможно.

Норман в этот момент лихорадочно смеялся и плакал, лицо его покраснело и он катался по асфальту, как коты, катаясь, валяют блох в пыли. Когда ему наконец-таки стало полегче, он лёг на спину и осознал, что полностью сходит с ума. Промеж рядов глаз стояла чёткая чернота.

Норман некоторое время неподвижно лежал в таком положении, пытаясь себя уговорить встать и побежать прочь с этого проклятого места, но ничего не выходило, пока вдруг глаза не стали безумно вибрировать, словно теряя фокусировку. Тогда он просто закричал и стал смеяться ещё более истерично, затем плакать. Вибрация глаз издавала ужасный звук, схожий со звуком пчелиного роя. Норману казалось, что этот звук сотрясает Землю и заливает его самого, заставляя извиваться в столь безумных конвульсиях.

Все эти страдания Нормана длились до тех пор, пока под небосводом из глаз не показалась чёрная жирная туча. Встав под Нормана, она излилась дождём, затем молния опустилась прямо на парня, и раздался жуткий, громкий рокот, который в комбинации с вибрацией глаз заставил бы Нормана умереть на месте, но, к счастью, он так этого и не услышал, потому что уже был мёртв.

От него остался только пепел.

Но он проснулся у себя в квартире, на полу.

Он смотрел в белый шум.

Он плакал.

Белый шум двигался столь же беспорядочно, как и эти глаза.

Глаза, которые он узнавал из тысячи.

Холодные и дрожащие.

Наступило утро.

Да. Утро наступило лишь только сейчас. Ленивые и монотонные лучи солнца неприятно били в глаза, освещая весь хаос, всю грязь, порождённую самим Норманом. Но он был рад. Был рад тому, что у него теперь есть время, пока солнце не сядет вновь. Был полдень, значит, как минимум, у Нормана есть шесть часов, пока чёрная тварь не заявится вновь и не превратит мрак ночи в бесконечный кошмар. Норман в тот момент серьёзно задумался над могуществом Намрона, так как в прошлый раз, солнце оказалось обманом. Умеет ли эта тварь управлять временем и пространством?

Встав на ноги с опрокинувшегося кресла, Норман почувствовал приятные и тёплые солнечные лучи; дома было достаточно холодно. Кажется, на улице стояла золотая осень. Норман попытался вспомнить, когда он обрёк себя на заточение, но он так и не смог этого вспомнить. Бросив все думы, он начал искать сигареты. После пережитого кошмара даже некурящий захочет прикурить.

Перерыв весь свой бардак(устроив при этом бардак ещё больший), Норман сильно огорчился, так как сигарет он не нашёл. Находил он лишь пустые пачки. Он выбрасывал все окурки и спички с балкона, о чём он сейчас очень сильно пожалел. Нет, не потому что он мусорил, а потому что из всех этих бычков можно было бы сделать одну "сигарету". Тяжело вздохнув, Норман бросил поиски и решил поставить для себя чайник, чтобы попить порошковый кофе. "Хотя бы кофе" - подумал Норман.

К счастью, кофе получился хорошим, пусть даже его и пришлось разбавлять сухим молоком, так как обычное уже давным-давно скисло. Размешав три ложки сахара(таков он был сладкоежка), Норман вышел на свой любимый балкон. Холодок продрал до костей, но Норману это доставило непонятное удовольствие, выпуская пар изо рта, он думал, что курил. Курил дымку утреннего тумана.

Ядерной войны не было. Люди всё так же суматошно носились, катаясь на жестяных коробках, которые гудели, как ненормальные. Но Норману это общество доставило удовольствие. По-крайней мере, его никто не облизывал и не угрожал резануть огромным острым тесаком. Норман содрогнулся от воспоминаний о тесаке, а затем проглотил тёплый кофе.

Совершенно внезапно, на Нормана нахлынуло воспоминание о том сне, с вибрирующими ледяными глазами. Отвратительный осадок от этого сна не покидал Нормана ещё долгое время. На него нахлынула безысходность, от мысли о том, что эта жуть будет преследовать его вечно. Но всё же, эти глаза вызывали не только ужас, но и что-то старое, довольно давно похороненное.

Не оставляя объекта своих мыслей, Норман сел на любимое кресло, стоящее перед разрушенным телевизором. Глядя в пустой экран, отражавший небритое лицо Нормана, сам Норман почему-то запнулся в ходе своих мыслей. Дело было не в густой щетине, хотя и Норман очень давно не смотрелся в отражение, потому что ему хватает того отражения, что приходит к нему вечерком, а дело состоялось в том, что ночью этот телевизор работал. И ночью была открыта дверь. Буквально сорвавшись с места от этой мысли - Норман быстрыми шагами пошёл к двери.

Заперто.

Ручка двери исступлённо "смотрела" на него, как бы говоря: "А чего ты ожидал, дурак? Сам заперся, а потом ещё дёргаешь меня что есть мочи, и затем смотришь на меня своей грустной рожей."

Норман точно был не в восторге. Он вернулся к креслу и опять смотрел в телевизор. В память въелось воспоминание о том, что прошлой ночью по этому телевизору показывали ЕЁ и его, лежащих на кровати и смотрящих в потолок. В этот момент, он вспомнил весь прошедший вечер, из-за чего на него начала давить тоска и грусть. Глядя на солнце, Норман тосковал по тем временам, когда он ходил не по ковру комнаты, а по выложенным асфальтом тропинкам, растениям, которые намертво цепляли его ноги, песку, что был так горяч в жаркие дни.

Всё остальное время до вечера он просто сидел, пребывая в некоем трансе. Лишь только один раз встав в туалет, в который он не сразу решился пойти, потому что боялся пребывания тараканов, которые опять будут сносить дверь, завидев свет лампы. К счастью, он нашёл в себе смелости войти внутрь и вышел оттуда немного повеселее, но затем, завидев на ковре пятно, что оставили после себя тараканье трио, остановился и задумался.

Когда он вновь вернулся в кресло он впал в транс ещё глубже. Жёлтые лучи заливали комнату, затем комнату залило ржавчиной и начало темнеть. У Нормана вышло время. Но из транса он так не вышел.

Пока его не заставили.

Бам!

Гудение машин.

Бам!

Река, в которую смотрел Норман, прибывая в трансе, окрасилась в багровый цвет.

Бам!

Предупреждающий шорох ветра...

Бам!

Птицы с гомоном спешно взлетели с деревьев, листва мигом опала превратив дерево в засушливый серый столб с остро-заточенными наконечниками у веток.

ТРКФ-БУМ!

Дверь рухнула - Норман моментально вскочил с кресла, а птичьи крики до сих пор рвали слух на части. Яркий белый свет бил в глаза из выломанной двери. В белом свету показалась тень. И он знал, чья это тень была.

- БЛЭК НАЙТ! - рука твари, просачиваясь через белый свет, зацепилась за дверной проём своими когтями.

- ИС НОТ РАЙТ!- вторая рука зацепилась за проём. Норман стоял невинной овечкой и наблюдал за тем, как ОН медленно втягивается в комнату. Чёрное туловище медленно вошло в проём, из-за спины встала голова. Два красных огонька устремились прямиком на "овечку".

- АЙ ДОНТ ФИЛ СОУ БРАЙТ!

Зловоние изо рта понеслось на него зелёным облаком, вдохнув его, Норман почувствовал, как его охватила безудержная паника. Из-за этого, рассекая свет, идущий из проёма, несчастный помчался в туалет, стараясь запереться там.

Поначалу Норми ничего не видел, он свалил это на то, что слишком яркий свет ослепил его. Глаза ужасно слезились и чесались, но он держал ручку двери, чтобы кое-кто не открыл её. Но позже он понял, что он не ослеп, а просто свет в туалете был выключен(а включался он только за дверью, т.е. не в самой уборной). К двери так никто кроме него самого и не прикоснулся, за дверью наступило угрожающее затишье, но Норман понимал, что это ощущение обманчиво, к тому же, он слышал, как за дверью напевали и мычали.

В скором времени, затихли все звуки, кроме дыхания Нормана. Он ослабил хватку за ручку двери, одновременно ожидая, что её сейчас резко дёрнут с другой стороны. Но этого так и не случилось. Вдруг он услышал звуки и опять напряжённо вслушался.

- Кырк! Кырк! - доносилось где-то из угла уборной.

Дыхание Нормана сбилось, так как этот звук напомнил ему о чём-то отдалённом. Внезапно включился свет.

- БОГИ! - вскрикнул Норман, сжав ручку что есть силы.

- ТЕПЕРЬ Я ТВОЙ БОГ! ПАДШИЙ БОГ! АХАХАХАХА! - произёс Намрон, захлёбываясь смехом.

Тараканы, скрипя, хрустя, ломились от света во все щели. Норман слышал и чувствовал тараканью симфонию. Их цепкие, рыжие лапки цеплялись за трико и ползли к лицу. Нажав плечом на дверь, Норман вышел и начал брезгливо стряхивать их с себя.

- Будешь сигаретку, Норми? - ворвался голос, прервав процесс.

На его кресле сидел Намрон и дымил папиросой, запах которой кружил Норману голову.

- Присядь, давай посмотрим Шоу Бенни Хилла, покурим, поговорим по душам... - говорила тварь, не отворачивая голову от телевизора, по которому действительно показывали именно это шоу.

Не доверяй ему.

Норман понимал, что за всем этим стоит подвох, но он так давно не курил...

- Смотри, как он упал! Пхахах! У меня тут последняя сигара. Так ты сядешь или нет? - остаток фразы Намрон произнёс с едва скрываемой ноткой недовольства.

- Да.

Норман аккуратными шагами подошёл к нему и начал протягивать руку к последней сигарете.

- БА! ХАХАХААХ! ИСПУГАЛСЯ?!

Норман резким движением руки вытянул сигарету. Засунув сигарету в рот, он вымолвил:

- Дай прикурить.

- Пожалуйста, - Норман нагнулся с сигаретой к зажигалке; от твари несло ужасным смрадом, но желание покурить было сильнее.

Норман выпустил первый клубок дыма. Наступило затишье.

- Норми, а ты знаешь к чему ведёт курение и невежливость?

Из уборной послышался скрежет тараканов.

- Ни к чему хорошему, наверное?

- Верно. С моими рыжиками ты познакомился. Любишь червячков?

- Что?

Внезапно, Норман почувствовал, что сигарета размякла в его зубах и начала извиваться.

- К слову о невежливости, разве мама тебя не учила, Норми, говорить спасибо? Разве она тебе не говорила О ТОМ КАК ВО РТУ ЗАВОДЯТСЯ ЧЕРВИ?!

Мясистые слизистые черви.

Он рванул на балкон, плюясь из стороны в сторону. На балконе его стошнило.

Он больше никогда не курил.

От изнеможения он потерял сознание.

- Просыпайся, говна кусок! Ты далёк от конца, и если ты думаешь, что твои страдания закончены, то ты очень глубоко ошибаешься! - сказал змеиный, шипящий громкий голос, стоящий над Норманом.

- Я в Аду? - спросил Норман, упёрвшись лицом в зелёный, грязный, шерстяной ковёр. Он попросту не хотел вставать. Поначалу.

- Да, сука! - на этих словах он смог разглядеть своё отражение в блестяще отполированном тесаке: несмотря на то, что уже была ночь, зато комнату через окно освещала Луна. Человек, что стоял над ним, воткнул лезвие в ковёр, чудом не коснувшись левой щеки Нормана. Сам же Норман моментально соскочил и уставился на своего нового "Ночного Спутника". Повисла душащая пауза.

Ладошки Нормана истекали потом, особенно, когда человек, стоящий напротив него, вытащил тесак из ковра, злобно отразив лунный свет Норману прямо в глаза. Норман громко проглотил ком, застрявший у него в горле. Так продолжалось несколько минут. В этом человеке он узнал того, кто был с ним прошлой ночью.

Чёрная рубашка. Чёрная высохшая кожа с кучей отвратительных шрамов, две огромные пустые глазницы из которых тонким огоньком можно выловить два кружка с чёрными точками посередине. Грязные от земли волосы. От него исходит холод. Он – мой идеал.

- Зови меня Намрон, - сказал человек и ушёл с лунного света в тень. Тесак всё так же игриво отсвечивал Луну.

Норман поначалу хотел было что-то сказать, но, взглянув на дьявольски красное свечение глаз своего нового друга, передумал. Из темноты на него пялились два красных огонька, посередине которых горела чёрная точечка, словно нитка на ярко красной пуговице.

- Тот взрыв, который ты видел вчера - это лишь начало твоего кошмара, хотя мне и понравилось, как ты боготворил смерть, никчёмный засранец. Мне и моим покровителям кажется, что ты даже внимания вчерашних тараканов не удостоился. Но ты нам нравишься, - сказал Намрон и вытащил красный длинный язык. Влажный, склизкий язык, который выделялся на фоне темноты не меньше, чем глаза. Затем он поднял тесак, предварительно послав мне ещё один лучик света в глаз, подмигнул и резким движением руки отрубил себе кончик языка.

На этом моменте Норман начал терять сознание. Крови было очень много. Отрубленная часть языка игриво извивалась на ковре. Намрон громко смеялся, смеялся так, как ещё никто и никогда не смеялся. Наверное, если бы змеи могли смеяться, то они смеялись бы точно так же, как и он. Ноги подкосились, и Норман начал падать, но тут длинная рука из тьмы подхватила его, и он почувствовал, как длинные ногти Намрона впились ему в рёбра. Язык Намрон держал высунутым, кровь до сих пор скудно капала с его кончика. Алая-алая кровь. Наверное, именно ею солдаты Червонной Королевы красили белые розы. Он поднёс Нормана близко-близко к своему языку, пока он не почувствовал холодную жидкость, стекающую по своей щеке. После Нормана начало выворачивать наизнанку, казалось, будто сейчас он надорвёт кишки. Тварь, после совершённого, разразилась смехом ещё хуже. Норман слышал, как с языка ещё капала кровь, но звуки рвоты приглушили и смех, и капание.

Но вдруг, абсолютно внезапно, всё затихло, и даже рвотный рефлекс резко оборвался. Уши резал писк. Норман до сих пор стоял на карачках. Отдышавшись, он встал на ноги и развернулся к окну. Уже начинало светлеть, но полная, белоснежная луна до сих пор ехидно смотрела на него на фоне розовеющего неба. Немного погодя, он развернулся и со страхом ожидал там увидеть своего нового друга. Но его там не оказалось, зато он увидел кончик скукожившегося, чёрного, сухого языка, а рядом с ним была большая лужа крови. Норман заплакал. Про ядерный взрыв он совсем забыл и вспоминать о нём уже не было никакого смысла, так как его жизнь не кончилась, о чём он очень-очень сожалел, она стала хуже, намного хуже.

За рассуждениями Норман сел на кресло и очень много думал. Думал ни о чём и в пустоту. Он говорил себе, что бредит, но сам же смотрел на чёрную личинку и протухший соус, что он разлил, когда ужинал.

Ложь во спасение.

Но ядерный взрыв сбивал его столку. Внизу, под алым небом, была пустыня. Улицы все были целы - но людей не было. Наверное, типичное утро.

Или всё же нетипичное?

Ленивое солнце проглядывало за горизонтом, пока Норман думал.

Ни к чему он так и не пришёл.

Он так и не нашёл момента, где иллюзия берёт вверх над реальностью.

Сигареты остались где-то там. Ничего не хотелось. Страшная агония пульсировала внутри Нормана. Но тут, за окном опустился утренний туман и Норман услышал скрип двери.

Входная дверь была открыта.

Норман встал с кресла и почти что с ликованием посмотрел на выход. Для него это был самый настоящий выход. И девиз "Выход есть всегда", которым Норман жил после того, как заперся у себя в квартире, осуществлялся. Его выход был там, где был и вход. Он не знал, как ему подойти к двери, и почему-то ужасно боялся, что дверь закроется перед самым его носом. Мелкими, семенящими шагами он шел к будущему. Затем из дверного проёма внезапно подул холодный, продувающий насквозь ветер. Норман решил одеться как следует, дабы люди не таращились на него и не увезли с долгожданной свободы в психушку. Мало того, что он бы вышел одетым не по погоде, так еще и кровь на белой футболке было невозможно не заметить, и люди бы вовсе начали опасаться его. Сама футболка превратилась в тряпку; разносившаяся, облитая жирными каплями, вся она пахла потом и кровью. Накинув коричневое пальто, переодевшись в джинсы, напялив разные носки, которые он только смог найти во всём учинённом им самим безобразии(отнюдь он обещал себе содержать свои вещи в абсолютном порядке и чистоте), он вновь с огромным трепетом начал подкрадываться к двери, как хищный зверь подкрадывается к своей добыче. Но тут, скорее, дверь была большим хищником, чем Норман. За дверью был коридор, который освещался солнечным, манящим светом, хотя Норман даже и не задумался о том, что за окном его квартиры был густой серый туман, его не волновало даже, как эта дверь открылась и кто её открыл. Окно стояло прямо напротив двери, и солнце ослепляюще светило в глаза Нормана, хотя и не било ему в глаза. Просто Норман вылезал из своей пещеры. И он...

Он вышел из неё.

Но тут же по ногам словно что-то ударило, и они подкосились.

Потому что Норман смотрел в бескрайнюю черноту, когда оглядывался по бокам, иногда поднимая глаза наверх. В душе всё сжалось. Он облокотился на стену. Упал и заплакал.

Ничего рядом с ним не было. Только плитки, коричневого и бело-жёлтого цвета, которыми выложили пол, сделанные под шахматный манер; жёлтая стена, по середине которой было окно, из которого, в свою очередь, светило безжизненное солнце. Дверной проём в его квартиру, в которой были окна, и за которыми стоял туман; и бескрайняя, пустая чернота вокруг него самого. Словно альбомный лист бумаги, на который пролилась чёрная густая краска. Норман лил слёзы, пяля в эту черноту и иногда поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно ожидая, что всё это - удачно сыгранный розыгрыш, и сейчас все чёрные декорации развалятся и выбегут люди, скалясь, что всё это был розыгрыш. Очень плохой розыгрыш.

Но нет. Такого не случилось. Выплакав последние слёзы, Норман, хлюпая, как ребёнок, смотрел на оранжевый косяк своей двери. Он нашёл в нём что-то красивое, так косяк абстрактно выделялся на поле бескрайней черноты. Норман и не помнил, чтобы его дверь была оранжевой. В его голове случился ядерный взрыв, и он ничего уже не помнил.

Осознав своё горькое положение, Норман поднялся и еле устоял по началу на ногах, которые ужасно затекли, и ходить на них было трудно, больно, но и приятно одновременно. Такими вот бывают ноги. Шлёпая своими двумя палками по плиткам, парень дошёл до края "пропасти", продвинул руку вперёд и осознал, что это и правда пропасть.

Конец Мира, - Отозвалось у Нормана эхом в голове. Это и правда было похоже на конец. Но ведь и ядерный взрыв казался концом.

Но Норман был "Далёк от конца", так как он повис над пропастью, но ещё в неё не провалился. Чернота выглядела так блаженно и маняще, что он поначалу думал спрыгнуть с плиток вниз, в особенности ему приспичило это сделать, когда он заметил, что солнечный свет был просто декорацией. Он просто был светом. Как лампа. Он не был настоящим, не имел отблеска, ничего, что свойственно солнечному лучу. Норман был внутри картинки.

Внезапно даже для самого себя, Норман отвлёкся на оранжевый дверной косяк. Рассматривая его, он заметил, что в этой черноте была лишь только дверь в его комнату. Самой же комнаты не было. Вместо комнаты была Чернота. Затем внимание к этому исчезло столь же внезапно, как и появилось. Норман вновь сел на холодные плитки, но уже не плакал, а просто сидел.

В воздухе царила тишина, отчаяние и чернота. Если воздух вообще был. Так он сидел долгое время, но вдруг в его квартире неожиданно заработал телевизор. Белый шум, даже издалека, безумно рвал уши и встревал в глаза. Заткнув уши руками, Норман поднялся и решил посмотреть что там происходит. Логики он никакой не искал. Просто искал дальнейшую точку своего путешествия. Он вошёл в квартиру, и оранжевая дверь за ним моментально захлопнулась, подгоняя Нормана ветром, но он даже этого не заметил, не смотря на ту громкость, с которой хлопнула дверь, потому что белый шум буквально залил пространство. Белые личинки, бегавшие по экрану, освещали красное обшарпанное кресло, да при том так ярко, что Норману было достаточно стоять рядом с тем местом, куда падал свет, чтобы его глаза начали дико болеть. Чем ближе был Норман к телевизору - тем сильнее болели его глаза и уши.

Норман подбирался всё ближе и ближе к телевизору, чтобы его выключить, но тут, в шаге от кресла, телевизор погас, за ним исчез и звук. В комнате стало темно, и Норман автоматически плюхнулся в кресло и облегчённо вздохнул, как вдруг, телевизор вновь заработал и на экране была чёрным на красном написана надпись "ТВОЯ НОЧЬ ЕЩЁ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ". Буквы были наковерканы так безобразно, что поначалу разобрать там что либо было трудно, да и при том, складывалось ощущение будто надпись была написана кровью. Так прошло минут шесть.

В тот момент, когда Норман захотел встать с кресла и поискать сигареты, картинка на телевизоре сменилась. Сейчас, на экране показывали его самого, лежащего на спине на кровати, и девушку, что лежала на левом боку, лицом к Норману. Всё изображение было серого цвета, кроме золотистых волос той девушки, которые были ей по плечи. Норман с недоумением смотрел в телевизор, тем временем как экранный Норман удовлетворённо, с ухмылкой, смотрел в потолок.

Норман вновь подумал, что это картинка, но затем заметил окно, за которым плавали облака по синему небу, и девушка положила руку на грудь Нормана, проводя ногтем по её середине.

Экранный Норман вздохнул, и лицо его сделалось ещё счастливее, ему, наверное, было щекотно. У настоящего Нормана в данный момент потекли слёзы из глаз. Кого-то он вспомнил в этих волосах, только забыл кого. Норман всё забыл, возможно, он даже бы не узнал себя, если бы на экранном Нормане не была бы надета та же футболка, что и на Нормане настоящем.

- Вот она, вечность, - донёсся голос Нормана из телевизора.

- Да, - девушка вздохнула и прижалась к нему, - А что может быть лучше?

- Ничего...

- Ничего! - на этих словах экранный Норман развернулся к девушке лицом и начал приближаться к её лицу, чтобы поцеловать его. Но тут настоящего Нормана ударило по лицу так сильно, что он рухнул на бок вместе с креслом. Перед тем как потерять сознание,Норман увидел две красные "пуговицы"...

Норман очнулся в полдень. Голова раскалывалась, он даже не помнил, что произошло той безумной ночью, которая каждому покажется лишь сном воспалённого от одиночества рассудка. Встать на ноги было довольно трудной задачей, так как головная боль сопровождала каждое совершенное им движение. Двигаться вообще не хотелось, но когда Норман лежал, им овладевало резкое чувство тревоги, словно он куда-то опаздывал, но он пока не знал, куда. Он пока что даже не знал, почему он спал рядом с балконом, а не на своей недавно прибранной кровати.

После того, как он встал, он почувствовал тошноту и головокружение, никуда кроме балкона выходить не хотелось. В этот момент вообще ничего не хотелось. Он поплёлся на свежий воздух. В квартире явно отдавало чем-то неприятным, может, именно из-за этого его голова завывала - ей просто хотелось подышать. Так или иначе, выйдя на балкон, Норман даже вздохнуть не успел, как увидел надвигающиеся на солнце тучи. Они были ещё всё же далеки от солнца, но через день, максимум через два нагонят солнце и поглотят его. Тучи были достаточно густыми, чтобы пошёл ливень. Норман задышал, уселся на табурет и всё смотрел, смотрел на эти чёртовы тучи, которые были предвестниками чего-то ужасного. Небо нагоняло на него невыносимую тоску.

Он вновь лёг спать. Свежий воздух воодушевил его на здоровый сон, а не на его задыхающееся подобие. Когда он проснулся вновь, солнце уже начало заходить. Время безумно летело вперёд, нещадно подгоняя тревожные интуитивные опасения Нормана. Первым делом ему ужасно захотелось попить, он вышел с балкона и по пути увидел кровь. Что-то отголоском раздалось в мозгу Нормана - далёкое воспоминание, которое он принял за сон, оказалось как никогда раньше ближе к нему, но жажда взяла вверх над страхом. Попив, он принялся рассматривать чёрное пятно крови рядом с коридором. Он никак не мог вспомнить, что это было. Подойдя к засохшей крови поближе, он почувствовал резкий отвратительный запах, который в своём слабом подобии заполонил всю квартиру.

Но это не взяло его за душу, так как ему очень сильно захотелось закурить. Он очень сильно привык к сигаретам и ни разу не корил себя за то, что он превратился в заядлого курильщика. Впереди же был более страшный период: на балконе лежала последняя пачка с одной лишь сигаретой. Он просто обязан растянуть её по-максимуму.

Норман вышел на балкон. Тёплые лучи солнца грели его лицо, на небе не было ни облачка, день казался очень воодушевляющим. На него напало предчувствие того, что он очень скоро окажется на свободе, эта мысль отпугивала дальнейшие страхи о нехватке сигарет, да и, в конце-концов, Норману просто необходимо общение. Казалось, что он сейчас закричит на весь мир о чувствах, витающих у него в голове и плевать, что поймают этот крик лишь пролетающие птицы.

Норман лениво и пафосно достал сигару, зажал её в зубах, чиркнул спичкой, зажёг, облокотился на балкон. Теперь день был самым лучшим в его жизни. Он задымил, если бы не резкий вой.

СИРЕНЫ!СИРЕНЫ!СИРЕНЫ!

Да! Это были протяжные, горькие звуки, которые предвещали лишь одно.

Да! Эти звуки залетали в глубину души и вызывали просто невероятную панику.

Да! Этим звукам было плевать на то, что Норман не имел выход к СМИ. Он считал, что они не дают личности развиваться и превращают её в сгусток биомассы.

-ДО СТОЛКНОВЕНИЯ РАКЕТ С ЗЕМЛЁЙ ОСТАЛОСЬ ТРИ МИНУТЫ! - вымолвил чей-то голос наперебой сиренам, от которых Норман даже не успел очухаться.

И да! Он слышит крики соседей снизу и сбоку! ОНИ ОБЪЕДИНИЛИСЬ, КАК НИКОГДА ПРЕЖДЕ!

Норман зажал сигарету в зубах, он не курил, а просто зажал её. Звук сирен становился всё громче и громче, он заливал его, он ОСВОБОЖДАЛ его. Он не ожидал услышать плачь снизу.

Он вообще никак не ожидал такого поворота событий.

Но люди именно сейчас и стали людьми. Только Норман никак не ожидал, что сейчас начнётся Ядерная Война...

- ДВЕ МИНУТЫ!!! - вымолвил голос резко и грозно, дабы не тянуть и дать время на попрощаться людям друг с другом.

Вой сирен стихал, удивление отступило своё место страху.

Чего же ты боишься, Норман? Неужели того, что тебе некого обнять перед тем, как тебя ослепит вспышкой и переломит к чертям от волны? Да. Этого он и боялся. И он даже начал плакать, заслышав вой за стеной. Но как ни странно...слёзы смешались с ЛИКОВАНИЕМ.

Вот она истинная СВОБОДА!

Сирены плыли медленным вальсом, или же это уже просто казалось Норманну. Он кричал. Сигарета давно выпала изо рта и медленно дымилась на полу. Норман свободен.

МИНУТА!

Крики стали невероятно громкими, вой наряду с сиреной слился в настоящую симфонию примирения. Все понимали, что умрут. Норман же просто кричал. Истерия ли это? Тогда это было неважно.

Ракеты коснулись Земли, громкий грохот, Нормана ослепило, затем он услышал, как волна пожирает всё, абсолютно всё, как рушатся здания, как воют сирены, как плачут люди. Как всё нажитое веками ГИБНЕТ И УМИРАЕТ.

Затем волна дошла и до Нормана. Он умер быстро и почти безболезненно. Его просто не стало. Его злая темница была разрушена и он...

СТАЛ СВОБОДЕН.

Комментарий от автора: АХАХАХАХАХАХАХХААХХАХАХАХАХАХААХ!

Казалось бы, история нашего героя на этом закончена. За ночью пришёл день, наш герой нашёл себе занятие, и теперь время стало идти не так нудно и мучительно. Да. Не нудно и не мучительно. Норман и сам осознавал, что это "окно в мир" для него дороже всего, и, кстати, это как раз его и привело к тому, что я опишу ниже. Я начинаю.

По телевизору шла очередная чёрно-белая программа. Приближался рассвет, ночь была успешно пережита и переварена. Норман понимал это, камень сваливался с плеч, начинался новый день, - новая надежда на спасение на подходе. Он сомневался, что за ним кто-нибудь придёт ночью, он в своих мечтах больше верил в то, что это произойдёт днём.

Когда-нибудь заботливые соседи заметят, что бедняжка Норман засел в своей квартире и совсем не выходит!

-Нужно проведать его!! - с озадаченным лицом скажут соседи, на фоне зассанных подъездов.

Как-то так оно и было.

Что было маловероятно...

Ведь его соседкой, живущей напротив, была ветхая старушенция миссис Бо. Которая, наверняка, не станет интересоваться судьбой "бедняжки Нормана". КОТОРАЯ, ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ НЕ МОЖЕТ ВСТАТЬ С КРЕСЛА.

Норман вздрогнул. Ход его мыслей направлялся в какую-то уродливую дыру, в которой и гибнет рассудок нуждающегося и верующего. Он свалил убогость своей мысли на то, что он устал.

Ты устал. Тебе нужно поспать.

- Да. Мне нужно поспать.

Он встал с кресла, посмотрел на тусклый кинескоп и призадумался над тем, что нужно беречь электроэнергию да и сам телевизор. Стоит выключить его.

Подойди поближе, пожалуйста…

Но, чёрт возьми, Мир всегда несправедлив к хорошим людям. Норман отключил телевизор от сети, так как кнопка не работала из-за своей давности. Теперь же Норман лежит, уставший, по нему недавно пробежал электрический ток. Он до сих пор живой. Провода были уже не те...

А ты, однако, мало того что хороший человек, так ещё и проводник из тебя не менее хороший…

Ток ушёл. Герой задышал. Но дверь внутри него открылась - тёмная сущность вышла на свободу. Рассудок был похож на поломанный будильник, который включался, когда ему было угодно. Разум стал ему ловушкой. Ловушка - в ловушке.

Теперь же его рассудок был похож на уродливый парк развлечений, в котором расположился сам Дядюшка-Сатана, что восседал на троне из костей грешников, которые провинились тем, что обожали обжираться. Теперь же их тела без поддержки скелета одиноко скитались, переваливаясь как некая субстанция из чёрных густых волос на их толстых телах и с отчаянным выражением лица. Нет, это выражение было вызвано не убогостью своего положения, оно было вызвано тем, что без глаз и черепа лицо выглядит более несчастным.

Так и вела его по долинам Ада Тёмная Сущность после удара током. Она даже показалась мне и не такой плохой, какой я считал её до этого. Наверное, всему виной то, что я симпатизировал Норману, они ведь, как две капли воды похожи, но ведь нефть, как никак, не назовёшь водой. Хотя, что то, что это – жидкость.

К счастью, любимой книгой Нормана была "Божественная Комедия" Данте. Он перечитывал её накануне произошедшего, и даже находясь в плену (можно ли заточить самого себя в плен?), он возвращался к ней. Сильно ему нравилось тамошнее описание Ада - он даже хотел сам написать что-то подобное. Но, как стоит заметить, наш Герой променял книги на телевизор, и вот что с ним произошло. Мне неизвестно, почему его рассудок переломило после этого удара током. Возможно, что под накалом резкий скачок напряжения дал о себе знать в подобной форме, а может, что из-за падения он сильно ударился затылком о пол. В любом случае, он был больше не одинок. У него появился друг.

У Нормана и до этого никогда не было много друзей, что явно облегчило ему заточение в своей квартире.

Впрочем, это было уже неважно....

Казалось бы, вот она - крайность. Несколько минут назад ты сидел, смотрел телевизор и попивал себе чай. Но вот же, сейчас, ты лежишь на полу и дёргаешься, словно в припадке.

Старая рухлядь, так Норман назвал телевизор, после того,как пришёл в порядок. Так оно и было, возможно, - этот телевизор был старше его самого. Так или иначе, Норман допустил ошибку тогда, когда уже подключил аппарат к сети, ибо телевизор так или иначе бы трахнул током и вырубил весь свет в квратире, и Норман бы остался сидеть в темноте. Но, как я уже и говорил, с таким хорошим человеком, как Норман, случилась крайность: мало того, что он теперь без света, так его ещё и ударило током. Казалось бы, что это край. Встав на ноги, Норман посреди ночи услышал странный шум, доносящийся из уборной.

Самое неприятное было то, что Норман ещё не совсем отошёл от состояния шока, поэтому его психика просто разрывалась в клочья. Но у него каким-то чудом получалось оставаться "посерёдке". Он стоял и вслушивался в этот шум, похожий на перебирание тараканами лапок. Этот стрекочущий звук. Норман полностью отдался ему, пока не осмелился сделать первый шаг, который казался ему последним, так как звук всё приближался и приближался, а тёмная ночь без лампочек не позволяла разглядеть дальнейшую угрозу. Поэтому он примерно с пять минут стоял и вслушивался, а главное - представлял себе оранжевых паразитов, поселившихся у него в уборной. Он представлял, как они стрекочут и ликуют, что Бедняжка Норман отбросил ласты из-за своей глупости и невнимательности. Он представлял себе, как они перебирают и потирают лапки, потому что в их распоряжении вся квартира, но Норман всё же смог отбросить эти мысли и сделать первый шаг в темноту.

Голова жутко кружилась то ли от страха, то ли от удара током, но стоять на ногах он всё-таки мог. Страх заставил его искать источники света. Он на цыпочках дошёл до окна и раскрыл шторы: лунный свет осветил обстановку, которую он заметил лишь только сейчас. Грязь. Кругом была грязь, мусор, бычки, крошки, обломки телевизора. Если тараканы и съедят Нормана, то после этого им явно не придётся голодать. Окидывая взглядом всю квартиру, он умолял свои очи, чтобы те как можно скорее отыскали фонарик, и ему больше не пришлось осмысливать тот уродливый образ жизни, к которому он себя и привёл. И всё же, фонарик нашёлся. Звук немного затих, но Нормана он ужасно раздражал. Даже скорее не раздражал, а вызывал у него любопытство.

Взяв фонарь, он, под светом луны дошёл до двери, которую еле-еле было видно из-за темноты и, лишь только посветив фонариком, он отличил белую дверь от белой стены. Он взялся за ручку и заметил, что рука его дрожит - ему всё же было неизвестно, что там за дверью. Но сказав себе "Don't give in without a fight" он открыл дверь, так как отдавать тараканам власть над собой было бы очень даже нелепо (ХОТЯ ИМЕННО ЭТО И ПРОИСХОДИТ ЕЖЕМИНУТНО).

Его одолел ужас. РЫЖИЕ, БОЛЬШИЕ ТВАРИ громко застрекотали и начали ломиться в углы, в щели. Они были настолько огромны, что Норман в ужасе захлопнул дверь, едва успев посветить хотя бы на одного из них. Отойдя от двери, он начал переводить дыхание и думать, что ему делать. Доминировала мысль о том, чтобы сжечь квартиру вместе с этими аномально-большими рыжими тварями. Но тараканы были чуть смышлёнее Нормана, так как он почувствовал большие щетинистые лапки, которые щекотали его обнажённую ногу, но тогда он скорее почувствовал БОЛЬ, а не щекотку. Тараканы пролезли из-под двери. Быстро стряхнув с ноги тварь, он помчался обратно, на свет - света они боялись. Лишь рыжие усы выглядывали из темноты. Они ждали или же потешались над слабостью Нормана. Затем две пары усиков, три, четыре... и казалось, что каждый был больше и отвратительнее другого. Они о чём-то ТРЕЩАЛИ и мешали Норману думать, да и думать он не мог, от ужасающего вида этих "комнатных животных" он малость отупел.

Это была самая долгая ночь в его жизни. К сожалению, фонарь он бросил рядом с тем же самым входом в уборную, и от падения, кажется, он уже не работал. От их треска Норман по-медленному сходил с ума. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск. Треск.

-ХВАААААААТИТ! - не выдержав, закричал он.

И тараканы замолкли, как по приказу.

- Что же. Раз ты этого желаешь, - хором проговорили все четыре таракана, голос их был басовым и затянутым. Я бы даже сказал, что их голос был мудрым. У Нормана явно что-то щёлкнуло в голове, так как теперь он не мог взять под контроль хотя бы самую примитивную мыслю и даже своё тело.

Дальнейшее уже не имеет объяснений: Тараканы отошли назад, в темноту, затем было слышно, как потрескались их тела. По ковру, из места, откуда донесся треск, полилась чёрная жидкость, которая затем вновь стекла обратно в темноту. А из темноты вышел ОН. Отвратительный труп, от которого грязи было не меньше, чем от тараканов.

-Чего орёшь-то? Я не впервой к тебе являюсь, только в твои рутинные дни я являлся лишь миражом, теперь же я реален, я из плоти и из крови, я жив. Только я не такой, как ты. Отнюдь.

Норман смотрел на самого себя, только без глаз, без губ, с бледной кожей и в чёрной порванной рубашке. Изо рта валилась земля, рот медленно и дерзко шевелился, на щеках были заметны серые ниточки. Шрамы под глазами были открытыми, но они не были сочны, они были серые, как и вся кожа; на глаза же было просто невозможно смотреть, наверное, потому что их не было вообще, но были лишь огромные пустые отверстия, полные чего-то, чего не понять человеческой природе.

-Асх, сукин ты сын, обжёгся. Я думал сожрать тебя сегодня, но не выйдет, дружок, вон, за твоей спиной встало солнышко, значит, у твоего папеньки появились дела! Позвони мне, малышка! - он произнёс это своим демоническим голосом и отправил Норману воздушный поцелуй, от которого доносился запах гнили.

Норман оглянулся и увидел лучи солнца, светившие у него за спиной на коридор, на то место, где текла кровь, и стоял этот отвратный тип. Обернувшись, Норман никого не увидел. От волнения он потерял сознание.