BeSpaleva

- Доброго утра, коллеги! - Весело он поприветствовал нашу братию и прошел в середину офиса. - Хочу донести до вас информацию. Прошу ближе.

Вокруг него столпились сотрудники, молча внимая вечно бодрому начальнику.

- По итогам работы отдела за полугодие, выявлено выполнение плана на сто десять процентов! Поэтому, руководство приняло решение, премировать весь отдел тремя оплачиваемыми выходными, а так же начислить каждому сотруднику персональную премию в размере равном вкладу в выполнении плана, согласно спискам поданным моим замом.

И тут я понял, что мне ни хрена не светит, кроме трех выходных. Как говорится, и на том спасибо.

- Все свободны. Сегодня вы уходите и возвращаетесь лишь в понедельник! - Шеф весело осмотрел сотрудников. - Слышите, что бы через полчаса тут ни души. Ясно?

Я поплелся к своему столу, как вдруг услышал:

- Меркулов, стоять, - голос шефа был холоден.

"Мне кирдык" - пронеслось в голове.

- Слушаю вас, Валентин Николаевич, - изобразил я улыбку.

- Отчет по тебе не внушает оптимизма, - начальник присел на краешек ближайшего стола.

- Ну, надо думать, - я невесело усмехнулся. - Ваш зам во мне души не чает, ровно с того корпоративна, где я ему всю морду в фиолетовый цвет разукрасил.

Шеф внимательно посмотрел на ногти своей правой руки и, резко вскинув голову, озорно посмотрел на меня.

- А что если я тебе скажу, что после отпуска ты возвращаешься в должности моего заместителя? - Он весело рассмеялся, увидев мое удивление. - Да, Олег уволен за подлог, а ты, Саша, теперь мой зам. Все, давай двигай домой, в понедельник переезжаешь в свой кабинет.

Я с благодарностью пожал руку Валентину Николаевичу и выскочил из офиса.

***

На стоянке, как обычно, было тихо - рабочий день в полном разгаре. Ряды автомобилей, припаркованных "ёлочкой", всех марок и цветов. Я подошел к своему Рио, нырнул в нагретый солнцем салон, пропахший одеколоном и сигаретами.

На выезде, как обычно, охранник, пенсионер МВД, Михалыч приложил руку к козырьку фирменной фуражки и открыл шлагбаум.

- Рановато вы сегодня, Александр Иваныч, - пока поднимался шлагбаум, вступил в разговор пенсионер.

- Так весь отдел отпустили, - я закурил.

- Знаю, говорят, работаете хорошо, - Михалыч кивнул и махнул рукой. - Проезжай.

Я посмотрел налево и медленно выехал на дорогу. Повернув голову вправо мельком заметил летящий по встречной огромный джип.

***

Было странно смотреть, как вытаскивают твоё тело из груды металла, что когда-то было автомобилем. Странно и страшно.

Болтающаяся голова, переломанные руки и ноги, одна из которых почти оторвалась. Вдавленная внутрь грудина не оставляла шансов на надежду.

Блеск солнечных лучей, отражающихся от стёкл и проблески от "люстр" спецтранспорта. Суета у тела, выкрики и команды сотрудников полиции. Растерянный Михалыч, дающий объяснения инспектору ГИБДД.

Я сел на бордюр и подставил лицо солнцу.

- Меня это теперь не касается, - громко произнес я, но стоящие рядом люди даже не повернули головы.

- Касается, еще как, - произнес кто-то рядом.

Повернувшись на голос, я увидел мужика бомжеватого типа.

- Да, не смотри ты так, дыру пробуравишь, - мужик подошел и, бесцеремонно оттолкнув полицейского, сел рядом на бордюр. - Они нас не видят, но мы-то их завсегда.

Он вздохнул и кивнул в сторону трупа:

- Твоя тушка?

- Агась, - даже для самого себя, я был удивительно спокоен.

- Хреново, - бомжа почесался левой рукой, задрав куртку и футболку, а правую протянул мне. - Толик.

- Саня, - я пожал протянутую ладонь, точно зная, что ничем не заражусь.

Анатолий проворно поднялся на ноги:

- Ну, что, Сашка, пойдем, познакомлю тебя с другими горемыками. Один хрен, тебе тут полтора месяца болтаться.

Мы молча шагали вдоль Покровской улицы, свернули на Карпатскую и в конце Киевской я понял, что мы идем на старое городское кладбище.

- Не ссы, Саня, народ тут тихий, не буйный. Все культурные люди. - Почти себе под нос бубнил Толик. - Бывает, конечно, но редко. Попадется, какая-нибудь скотина и давай хулиганить! Но это редко.

С неба начал накрапывать дождик и я поднял воротник пиджака.

- Нет смысла, Сашка, - видя мои манипуляции, усмехнулся мой провожатый. - Ты ж дохлее, чем асфальт. Без-обо-ло-чеч-ное существо! Ха!

Действительно, на серой ткани пиджака не проступали темные следы влаги.

- И чо, я вот на всю вечность, в этом? - Я брезгливо подергал лацканы пиджака.

- Ну, вечность, ты это загнул, - Толик остановился и внимательно посмотрел на меня. - Подумай, очень внимательно, во что бы ты хотел сейчас быть одетым?

Я задумался.

- Годно, - он хрипло рассмеялся.

Черное полупальто, строгий костюм "тройка", шляпа, сигара в зубах и "Томми", с дисковым магазином, в руках.

- Одна радость, можно быть кем хочешь, - помотал копной грязных волос Анатолий и пошел дальше.

Старый склеп на кладбище, собранный из бетонных плит, с железной крышей, которая была вся в прорехах от старости. Внутри склепа сидели и лежали десятки людей, одетых разнообразно. Кто-то в рубище, кто-то щеголял в бриллиантовых колье или смокингах. Пара девушек были одеты как средневековые принцессы, в конических головных уборах с шлейфом и пышных платьях.

- Встречайте, братия, новопреставленного Сашку, - провозгласил Толик и толкнул меня вперед. - Невинноубиенный автомобилем.

- Сбили что ли? - Недовольно поинтересовался кто-то.

- ДТП, ёптыть, - скривился Анатолий. - Тебе, дураку, еще при жизни говорили, что самокат лектрицкий смертоубийство одно, а ты? И всех под ту гребёнку чешешь. - Он подтолкнул меня еще раз, - давай, Саня, гнездись, где удобно. Внимания не обращая на неудобства. Еды, воды нам не трэба, как и сортир тоже ни к чему. А на толкотню забей, мы способны аки ангелы по три сотни на острие иглы сидеть. Шагай, Саня.

Я прошел в вглубь склепа, выискивая место.

Призраки вокруг свободно располагались. Уныния среди смешков и разговоров не было. Почти все вели позитивные разговоры.

- Представляешь, - вещал невысокий, кряжистый мужик девушке в костюме женщины-кошки. - Я девяностые со стволом в кармане прошел. И ножом резали и гранаты в окно квартиры кидали - похрен все было, а тут, раз, и инфаркт! И скопытился. Представляешь?

Я прошел еще глубже.

- Я с Бродским водку пил на его квартире, - начал рассказ интеллигентного вида мужчина.

- Ой, не вгри, - раздался голос с «еврейским» акцентом напротив. - В жизни тебя не видал!

Все громко засмеялись.

Мне вдруг стало грустно, среди веселья мертвецов.

- Ты чего загрустил, - на плечо легла чья то ладонь. - Семью вспомнил?

- Да, - я повернулся и увидел высокого седого мужчину с большой бородой.

Кожаный ремешок прихватывал длинные волосы, обрамлявшие высокий лоб. Одет он был в хороший костюм, поверх которого было накинуто добротное пальто. Поверх одежды красовалась массивная золотая цепь с большим хитрым знаком.

- Я смерть, - он улыбнулся. – А о семье не думай, погорюют и успокоятся, - он привалился плечом к стене склепа. - Не ты первый, не ты последний. Костюмчик, смотрю, со вкусом подобрал.

Я рассеяно кивнул в ответ.

- Для разгона тоски, могу посоветовать, реализовать все, что хотел при жизни, - он подмигнул. - Аб-со-лют-но! Понимаешь? Тройничок, прыгнуть с парашютом, разбить лицо президенту или расстрел большого количества людей, совершить самоубийство. Все, что хочешь. Твой остаток – сорок нечеловеческих дней, а потом абсолютный мрак.

- А как же, - я запнулся. – Ну, там, заповеди всякие.

- Заповеди для живых, - мужчина громко расхохотался. – Считай, что ты попал в компьютерную игру. Твори бардак, мы тут проездом. Понял?

Я вышел из склепа.

Представил себе Субару WRX и оказался за рулем. Мотор заурчал, когда я провернул ключ зажигания.

Мелькали люди, лица, улицы и перекрестки. Стрелка спидометра то и дело касалась отметки двести пятьдесят. Я летел. Я был счастлив.

Порыкивая басистым выхлопом  въехал в родной двор. Покрутившись по двору, не обратив на себя внимания даже детворы, что копалась в песочнице, я разочарованно тихо уехал.

***

В течение тридцати, с лишним, дней я воевал с зомби, взрывал административные здания, рушил мосты и гонялся с Вин Дизелем за рулем Тойоты Супры. Чего я только не делал, но это не приносило удовлетворения, ведь никто не мог оценить моей крутости и увидеть, что я творю.

В целом, мне это порядком надоело.

Последние несколько дней я сидел под навесом подвала и курил, не чувствуя вкуса сигарет, ожидая погребения моего тела.

Серое небо. Серые люди по серым лужам несутся на свою опостылевшую работу, с серой зарплатой и сомнительными перспективами. Крапает мелкий дождь. Не сильный, но противно тягучий, мелкими каплями тарабанящий в навес, из профнастила серого цвета, над головой.

- Привет, - рядом сел седой мужчина с бородой. – Скучаешь?

- И да, и нет, - я выпустил облако дыма.

- Не печалься, друг мой, - он внимательно посмотрел на меня. – За прошедшие дни, ты испытал и испробовал больше чем за всю жизнь. Есть еще что-то чего ты хотел бы?

- Рыбы хочу, солёной, с пивом и покурить нормально, - я был в шаге от того, что бы расплакаться.

- Хорошо, - он мотнул в ответ головой. – А потом закругляемся.

Две кружки прохладного, не холодного, светлого пива и четыре очищенные тушки вяленной воблы, лежали на походном столике, наподобие тех, что продают в сети «Хищник». Норм? Вроде бы, да. Но обстановка вокруг не способствовала приятному времяпровождению – меня хоронили.

Столик стоял чуть в стороне от зияющей ямы могилы. Вокруг толпились родственники, коллеги и сочувствующие, большинство из которых я даже не знал. Живые культурно обходили нас и столик, словно натыкаясь на невидимую преграду, что разграничивала миры.

Я с наслаждением отхлебнул из кружки и впился зубами в рыбу.

- Вкусно, - я облизал пальцы, доев первую рыбу. – Вкусно, чёрт возьми!

- Понятное дело, что вкусно, - Седой стоял рядом. – Скоро кончится срок, будь готов.

Я принялся за вторую рыбину.

- И в ад?

- Ада и рая не существует, друг мой, - Смерть присел на оградку ближайшей могилы. – Люди, возвели все в абсолют. Вы сами себе создаёте коллективный ад, но при этом единицы живут в раю при жизни. Вы способны испоганить и переврать всё, к чему стремитесь всю жизнь, но по её окончании, запрашиваете простые вещи, которым способны радоваться каждый день. Хочешь холодца?

- Ага, - я кивнул.

- Но уже поздно, друг мой, - он криво усмехнулся и сокрушенно покачал головой. – Видишь? Все просто и сложно.

По гробу застучали комья земли, что кидали люди. Он встал.

- Твое время подходит к концу. Заканчивай. Сорок дней ты прожил, как желал. Теперь все кончится.

Я обтер пахнущие рыбой пальцы о брюки и отхлебнул из кружки.

- Готов.

- Прощай…

В кают-компании было шумно.

Старшие офицеры, скинув кители, сидели за большим столом, уставленным едой и бутылками. Агент, он же представитель компании, с удовольствием, прихлебывал пиво и общался с экипажем.

Когда на пороге возник капитан, в кают-компании стало тихо, все поднялись из-за стола.

- Сергею Алексеевичу, бессменному капитану "Ути-Четыре" гип-гип ура! - Воскликнул кто-то из офицеров.

- Ура! Ура! Ура! - Подхватила вся компания, подняв бокалы.

Капитан снял фуражку, принял протянутый бокал, и тяжело вздохнул:

- "Ути-Четыре", последний в своей серии грузовик, который покинул стапель тридцать лет назад. Я начал на нем свой путь стрелком-матросом, во времена космической экспансии. Я был старшим механиком на нем, во времена освоения Галактики. И, вот, последние двадцать лет я капитан этого корабля. Он стар, как и я. Я его продолжение, а он - мое. Я хочу выпить этот бокал за четырнадцатую статью второй пункт Космической хартии о кораблях Земли! - Капитан выпил из бокала и аккуратно поставил его на стол. - Согласно этому пункту, каждый капитан пробывший руководителем корабля более пятнадцати лет, имеет безраздельную власть над судном, в том числе, касаемо его собственности.

В кают-компании воцарилась гробовая тишина. Агент компании "Первая Космическая Экспедиционная", не пригубив из бокала, шумно поставил его на стол:

- Капитан Красильников, вы забываетесь!

- Ничуть, - спокойно парировал капитан и, пройдя к столу, сел. - Я попрошу всех покинуть борт в течении одного часа, в противном случае, я, как капитан и владелец, буду вынужден принять крайние меры по выдворению неугодных мне лиц.

Офицеры неуверенно потянулись к форменным кителям, что висели на спинках стульев.

- Стоять! - Рявкнул агент. - Капитан Красильников, вы обвиняетесь в организации бунта на корабле компании! Вы арестованы! "Ути-безопасность", произвести арест!

Сергей Алексеевич, спокойно зачерпнул из миски салат и положил себе на тарелку, вооружившись вилкой, подцепил кусочек буженинки и налил стопку водки. С любовью оглядев получившийся натюрморт, посмотрел на агента, что молчал в растерянности.

- Не слушается, да?

Он выпил водку, закусил салатом и бужениной, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола.

- Простите, дорогой друг, но власти на этом корабле нет ни у кого, кроме меня.

Капитан направился на выход, но остановился в дверях:

- Господа офицеры, я был счастлив работать вместе с вами. Вы, один из самых лучших экипажей, что попадался нам с "Ути-четрыре" за много лет. - Он достал из кармана сигару и раскурил ее. - А теперь, господа, мое последнее слово. Кто изъявит желание остаться на корабле - милости прошу, с сохранением должности и жалования, кто не имеет желания вступить в МОЙ экипаж, предлагаю, в короткие сроки, покинуть борт.

- Вы издеваетесь, капитан?! - Агент в гневе затопал ногами. - Вы понимаете ЧТО творите?!

- "Ути-безопасность" убери с борта эту истеричку, - приказал коротко Сергей Алексеевич, - я был лучшего мнения о вас, агент.

От переборки отделилась внушительная фигура робота и приблизилась к агенту.

- Я "Ути-безопастность" приказываю вам, покинуть судно, - загудел электронный голос. - В противном случае, я вас арестую и передам властям ближайшего космопорта. При оказании сопротивления вы будете убиты.

Робот протянул свои две верхние конечности, в которых были наручники:

- Прошу вас, не оказывать сопротивления.

- Вам это не сойдет с рук, Красильников! - Выкрикнул агент, наблюдая, как на его запястьях защелкнулись браслеты. - Компания разотрет вас в порошок! И любого, кто пойдет за вами!

Робот безопасности увел агента из кают-компании.

- Ну-с, господа, есть ли у вас сомнения в моих полномочиях? - Капитан весело осмотрел ошарашено молчавших офицеров.

Старший помощник капитана, Борис, первым вышел из оцепенения. Он подошел к столу и щедро плеснул пива в бокал:

- Учитывая, что "безопасность" подчиняется капитану лишь третьему по списку, после хозяев конторы и их представителей, то я, лично, ничуть не сомневаюсь в вашей правдивости, кэп. Я всецело на вашей стороне и я по-прежнему ваш старший помощник.

Старпом отхлебнул из бокала и, посмотрев в стояночный иллюминатор, изрек:

- К нам движется большая группа охраны компании.

Капитан натянул фуражку на голову:

- Итак, господа офицеры, пора принимать решение. Оно будет самым важным в вашей жизни, возможно даже, последним.

Выигрывая время, офицеры, натягивали кителя, поправляли фуражки и пили водку не чокаясь.

Старший электромеханик, высокий, худощавый брюнет, выступил вперед:

- Я выскажу мнение всех офицеров машинного зала, мы с вами, капитан!

Офицеры-механики встретили одобрительным гулом слова электромеханика, чуть позже к ним присоединились, отметая сомнения, остальные офицеры.

- Отлично, - Красильников оглядел офицеров. - По местам, экипаж. Вахтенные занять свои места, подвахтенные - следить обстановку. Остальным отдыхать. Старпом, проведите разговор с рядовым составом. Все, кто пожелает покинуть борт - не чинить препятствий, оставшимся занять позиции, согласно штатного расписания.

Виктор Иванович Авагин, один из десяти владельцев "Первой Космической Экспедиционной", бывший капитан космических кораблей разных классов, устало осмотрел присутствующих на экстренном собрании владельцев компании.

- Из стариков-основателей только я, - с тоской подумал Авагин.

Молодые и успешные люди, получившие бразды правления одной из самых крупных на Земле компаний космо-перевозчиков, не видавшие космоса из ходовых иллюминаторов рубки, ни встречавшие на своем пути пиратов, ни разу не несшие вахту на корабле, ныне рассуждали о заявленном праве капитана Красильникова. Молодые и успешные люди созванивались с такими же молодыми и успешными, что руководили такими же компаниями по праву рождения, но не по праву опыта, в разных уголках Земли и Галактики, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

- Уничтожить судно и экипаж! - Страшная фраза прозвучала на второй час совещания. - Нет выхода! Только уничтожение! Мы не можем изменить четырнадцатый пункт Хартии, но мы можем изменить отношение к ней и к капитану!

Молодые и успешные счастливо смеялись, найдя решение.

- Знаете, как расшифровывается "УТИ-Четыре"? - Подал голос Авагин.

- Воронеж-Один, я "УТИ-Четыре" требую разрешение на взлет! - Голос Красильникова стал твердым и звенящим как сталь.

- Ути-четыре, я Воронеж-Один, взлет запрещаю, - откликнулся тут же диспетчер.

- Основание отказа, Воронеж-Один?

- Я Воронеж-Один, самовольный захват власти на борту "Ути-четыре", путем поднятия бунта. - Голос диспетчера тоже стал сталисто-звенящим. - "Ути-четыре" заглушите главные двигатели, откройте основные, вспомогательные и грузовые порты. Экипажу собраться в ходовой рубке без оружия, с передачей полномочий управления "ути-безопастности". Это не рекомендация, "Ути-четыре", это требования космопорта "Воронеж-Один". Как приняли?

Сергей Алексеевич усмехнулся, но нажал тангетку:

- Воронеж-Один, я "УТИ-Четрые", принял. Но исполнению принять никак не могу. Согласно статье четырнадцать, пункт второй, Космической хартии о кораблях Земли, власть на корабле, как и его собственность, переходит к капитану судна, что командовал им в течении пятнадцати лет и провел более десяти боев в составе его экипажа. Как принял, Воронеж-Один?

В радиоэфире воцарилась тишина.

-УТИ-Четыре, - капитан Авагин поднялся со своего кресла и подошел к интерактивной доске, стоящей вместо торцевой стены Зала переговоров компании. - Универсальный Тактический Истребитель четвертого поколения. Две тысячи шестьсот выстрелов крупнокалиберных термобарических зарядов, четыре тысячи ядерных боеголовок ограниченного действия и, самое главное, активная защита корпуса и экипажа. Это флагман разведывательных боев времен галактической экспансии. Один корабль такого класса способен превратить Землю в облако космической пыли.

"Молодые и успешные" в ужасе затихли и смотрели проморолик "УТИ". Где, в компьютерной обработке, показывалось, как небольшой корабль разносит астероиды и небольшие планеты под слоганом "Малый корабль - большие перспективы!".

- УТИ-Четыре, последний в своем роде боевой корабль такого класса. Это машина уничтожения планет или всего живого на них. - Авагин выключил ролик и тяжело опустился в кресло. - Молодые люди, мой вам совет, исполните пункт два статьи четырнадцать Хартии, иначе будет худо.

- Отцепить грузовой отсек, скинуть маскировочные плиты, - команды от капитана шли, будто он помолодел лет на двадцать. - Открыть орудийные порты. Систему активного подавления атаки - включить. Система автономного поддержания жизнеобеспечения экипажа - включить. Система короткого боя с организмами - включить. Система перераспределения веса и гравитации при орудийных залпах - включить.

Старый грузовичок, скидывая с себя маскировочные листы обшивки, грузовое брюхо, открывая орудийные порты, приобретал все более грозный вид боевого корабля, вселяя ужас в сотрудников и пассажиров космопорта "Воронеж-Один".

"УТИ-Четыре" поднялся на сотню метров вверх, стряхивая, с поджарого хищного тела, лишние запчасти, скрывавшие его истинную сущность, и отлетев на пару сотен метров, снова сел на бетон порта.

- Воронеж-Один, я "УТИ-Четыре", готов и прошу разрешения на взлет.

- "УТИ-Четыре", я Воронеж-Один, - откликнулась рация, но замолчала, Буд-то в нерешительности.

Потянулись минуты тревожного ожидания. Прикрытые, словно веками, штурмовыми щитами ходовые иллюминаторы, пропускали слабый свет сквозь оставшиеся щели, в ходовую рубку. Корпус корабля тихо вибрировал от работающих главных двигателей. Была слышна работа сервоприводов пулеметных автоматических турелей, что следили за охраной космопорта, обступившей "УТИ-Четыре".

Молодая, красивая брюнетка с карими, миндалевидными глазами, держа микрофон с надписью "Первый Космический", радостно вещала:

- Вчерашний инцидент с универсальным тактическим истребителем четвертого поколения в России, породил взрыв в сфере космических перевозок. Основные игроки рынка, такие как "Первая Космическая Экспедиционная" из России, "American Space Express", "Indian Sfeis Firme" и "Народная космическая организация Китая", терпят колоссальные убытки! Уход большого количества  флота в частную собственность рушит устоявшиеся цены на космические перевозки, что влечет за собой крайнюю дестабилизированность рынка!

- Пошли вы! - Оттолкнув журналистку, в объектив камеры влез пьяный парень. - За двести кредитов я лечу на Юпитер! Отсосите у меня, богатеи!

"УТИ-Четыре", нанятый новосозданным "Орденом Святой Хартии", парил на орбите Земли, охраняя покой простых граждан от захватнических притязаний корпораций.

- УТИ-Четыре, я Папа- Один, - раздался старческий голос в рации. - Я понимаю, что вы охраняете Космическую хартию, но, может все же, постараемся договориться?

- Папа-Один, я УТИ-Четыре, договор невозможен. При любой попытке исказить или переврать Хартию, по объектам избранным программой защиты будет открыт огонь без предупреждения. Конец связи.

Никто не знал, что на УТИ-Четыре, уже десять лет, как не было ни одного живого человека. Система жизнеобеспечения экипажа дала сбой, погнав чистый азот по системам воздухоподачи.

УТИ-Четыре, добросовестно запрограммированный его капитаном, нес вахту на орбите планеты Земля, защищая землян от самих себя...

(с) БеSпалева

Люстра без абажура, била ярким светом лампочки прямо в больной мозг.

- Ну, здорово, - Сашка, старший брат, здоровый мужик, сидел, тяжело облокотившись на угол стола.

- Здоровей видали, - хрипло ответил я и сел на диване.

- Ты, Петька, не дерзи, - он вздохнул. – Сколько ты уже пьешь?

- Не знаю, - честно ответил я.

Младшая сестра всхлипнула и приложила платочек к глазам.

- Не плачь, Машка, нормально все будет, - я подмигнул ей.

Пошарив рукой около дивана, я выудил недопитую бутылку пива и, с удовольствием, потянул в себя противную на вкус теплую жидкость.

- Гадость, - констатировал я, поставив пустую бутылку на пол.

В комнате с отслаивающимися обоями, окнами без занавесок и, колченогими табуретами, вместо мебели, воцарилось молчание.

Тихо плачущие сестры, сурово молчавший брат, исподлобья, волком смотрящий на меня, все говорило о надвигающейся беде.

Я потер занывшую скулу.

- Помнит твоя морда, как прошлый раз ты у меня «лечение» проходил. Да? – Брат недобро усмехнулся. – Повторим пройденный урок?

- Пошел ты, Сашка, - во мне вспыхнула ярость, я вскочил на ноги. – Чего вы ко мне привязались? А?! Ну, бухаю и что? Кому от этого плохо?

- Тебе и нам, - он поднялся из-за стола. – Ты уже пропил все что мог!

Девки завыли, а я понял, что драки не избежать. Ну, как драки, брат на килограмм тридцать тяжелее, до сих пор в секцию бокса ходит, да и без похмелья он. Так что я буду бит в очередной раз.

Сестры повисли у него на руках.

- Сашенька, не надо!

Я усмехнулся, детский сад, честное слово.

- Не буду я его трогать, - он мотнул большой головой. – Собирайте его вещи, девчата, лечиться поедет придурок.

- Не чего собирать, - я хрипло рассмеялся. – Все ценное уже или пропили или умыкнули. Все что есть, то на мне.

В ближайшем супермаркете был куплен комплект зимней одежды на меня, пара комплектов нательного белья, перчатки и ботинки. Новенький рюкзак пополнился новыми мыльно-рыльными принадлежностями, блютуз-колонкой и простым кнопочным телефоном с сим-картой.

Тележка, с фирменным логотипом на ручке, забивалась кучей продуктов. Скоропортящиеся товары брат запретил брать, в корзину летели консервы, вакуумные упаковки и банки с консервантами.

Я ждал рядов с алкоголем, но мы их пролетели на полной скорости, на мое возражение, Саня сунул свой огромный кулак мне под нос.

- Только попробуй, сволочь!

Его взгляд не сулил ничего хорошего, и я отступил. Денег у меня все равно не было, сам себе я не смог бы купить даже бутылки воды. Поэтому я потерял интерес к закупу и ушел к машине на парковку.

Я курил, привалившись к борту джипа брата, мечтая оказаться в своей квартире, потому как народ, наверняка, долбится в дверь с бутылкой.

Спустя несколько часов. Там же.

Клиника «Реабилитационный центр Доброй Воли» находился почти в самом центре города Аракчеев.

Хороший ремонт, тактичный и предусмотрительный персонал, симпатичные медсестры. Белый кафель на полу, светло-бежевые однотонные обои, на стенах коллажи «зависимых» с их исцелившимися копиями.

Противно.

Под присмотром Сашки, я проследовал в кабинет.

Хорошая, мягкая кушетка. Чистый, почти стерильный закуток здоровья. У окна, рядом с кушеткой, тренога для капельниц, уже заряженная тремя бутылками, неведомого мне, вещества. Медсестра, аппетитную фигурку которой облегал белый халатик, выступила навстречу.

- Ложитесь, пожалуйста, - она указала рукой на лежанку.

Я выдохнул многодневным перегаром прямо в лицо молодой медсестре:

- Не имеете права! Я не желаю!

Миниатюрная блондинистая девчуля, судя по глазам, ведь нижнюю часть лица скрывала медицинская маска, улыбнулась.

- Вы не беспокойтесь, пожалуйста. Мы лишь оказываем вам необходимую помощь.

В подтверждении ее слов, я получил весомый удар в правый бок от брата:

- Ложись, сволочь, - прохрипел он.

Я покорно лег, ведь выбора у меня теперь не было.

Она сделала шаг вперед и прицелилась иглой в сгиб локтя.

- Сейчас вам будет легче.

Я отключился.

Снег шел уже четвертый, долбаный день!

Достал этот снег. Этот кафель и эта стерильность клиники!

Гадкие кашки на завтрак, не менее гадкие куриные котлеты с пюре на обед и перловая каша с тушенкой на ужин. Хоть и с вариациями.

Задолбало!

Снег перестал идти. Наконец.

Я сидел в кабинете врача, что нудно рассказывал про вред моей пагубной привычки. Детально и в красках, расписывал про негативные последствия. Ха, как будто мне не было это известно. Чудак.

В мозгу пульсировала лишь одна мысль – выпить. Неважно чего, неважно как, лишь бы губы и глотку обжег спирт. Что бы голова закружилась, настроение вверх и весь мир в ярких красках…Зависимый. Черт, не так я себе представлял это состояние.

Доктор продолжал что-то бубнить и показывать картинки, а я ушел в свой мир, в котором нет места боли, злу и тревоги.

- Ну, что, Петрусь, - явно услышал я голос любимой, ныне покойной бабки. – Маесси?

- Маюсь, бабуль, - прошептал я в ответ.

- Ничего, Петрусь, быват так, сложно и трудно, но потом можно все побороть. Тока сдаваться нельзя.

- Не буду, бабуль, - я всхлипнул и утер нос рукавом.

- Ну, что ж ты будешь делать то! - Возмутилась бабка. - Скока раз тебе твердить, не надо рукавом соплю то тереть!

Я машинально пригнулся, ожидая удара полотенцем или тряпкой.

- Вы что? – Встрепенулся доктор.

- Да, так. Вспомнил кое-что, - ответил я и уперся взглядом в окно, за которым опять пошел снег.

Заброшенная деревня Сеево, 200 км восточнее г. Аракчеева

Машина переваливалась на колдобинах, скрипела всем, чем только можно. Сашка остервенело крутил руль и переключал передачи. Из-под колес летела грязь вперемешку со снегом.

«Паджеро» надрывно ревя мотором, наконец, выбрался из очередной ямы и покатил, по вполне ровной дороге среди леса.

Почти всю дорогу до съезда с трассы мы молчали. Я лениво тянул чай из термоса и курил сигарету за сигаретой. Брат, набычившись, рулил машиной и, судя по его настрою, не был расположен к разговорам.

Однако когда машина весело покатила по заснеженной дороге, он вдруг повеселел.

- Помнишь, Петька, как мы пацанами пытались утечь из деревни? – Он весело на меня взглянул. – Ты тогда ногу еще поранил об пенек.

- Помню, - мне же лень было разговаривать, да и позитивного настроя брата я не разделял.

- А помнишь, - начал было радостно он.

- Я все прекрасно помню, - прервал его я и выщелкнул очередной окурок в приоткрытое окно. – Все помню, кроме одного, когда ты таким стал.

Саша скрипнул зубами, хмыкнул и перестал говорить и улыбаться.

Остаток пути мы провели в поной тишине.

Старый дом изнутри пах плесенью и лежалыми тряпками. Половицы страдальчески скрипели под ногами, когда я подошел к подслеповатому оконцу, затянутому паутиной и пылью, что собиралась многие года.

- Будет как-то так, - Саша, неловко переминаясь с ноги на ногу, зло на меня поглядел. - Пойми, старик...

- Не стоит, Сань, - я его прервал. - Я уже понял.

- Ну и отлично, - брат выскользнул за дверь и начал выгружать багажник "Паджеро".

Я вышел на старенькое, покосившееся крылечко и привалился к косяку, наблюдая, как на снег аккуратно ставились многочисленные коробки, банки и пакеты.

- Тут консервы, - Саша тыкал пальцем в очередной баул, - а здесь спальник и керосинка. Правда керосину мало, на первое время хватит, а там дров наколешь, печь растопишь. А там, глядишь, и зима кончится.

Я закурил и посмотрел выше машины и суетящегося брата.

Сразу за ветхими заборами заброшенной деревни, расстилалось поле. Огромное, искрящееся, нежным и нетронутым снегом. Сразу за полем, в трех-пяти километрах начинался лес, точнее непроходимая чаща, что тянулась на добрую сотню километров до самого Аракчеева. Пройти такое расстояние в одиночку,  без лыж было сродни самоубийству. Полусгнивший остов старого трактора замер во дворе напротив, на поеденной коррозией крыше сидела ворона и разглядывала нас с братом.

- Давно тут никого не было, - брат, внимательно посмотрел на ворону. – Видно, людей не боится. Кыш!

Ворона тяжело и нехотя взлетела, направившись к темнеющему невдалеке лесу.

Саша выставил последний, самый тяжелый ящик и сел на его крышку, утирая пот с лысой головы.

- Здесь, брат, самое ценное, - он похлопал ладонью по окованному жестью боку ящика и усмехнулся. - Бабы, само собой, были против, но мы здесь оба выросли и знаем, сколько тут зверья всякого бродит.

Он тяжело поднялся и откинул крышку. Пошурудив в нем, выудил на свет старый батин чехол от винтовки.

- Папашкина!

Он вытащил из чехла старую двустволку-вертикалку и проворно ее собрал.

- Как часы работает. Представляешь, ружью пятьдесят лет, а состояние стволов как из магазина.

- Вещь, - безразлично подтвердил я и отшвырнул окурок в сугроб. - Ты бы лучше, хоть пару пива прихватил, нахрена мне этот ствол?

Саня зло посмотрел на меня и вытащил из ящика полторашку дешевого пива.

- На, - он плюнул себе под ноги и сел в машину. - Буду через месяц, не раньше. Не сдохни тут как собака.

Понятное дело, что полторашка пива для алкоголика, каковым являлся я, та доза, что распаляет страсть. Бутылка закончилась мгновенно.

Я перевернул и раскидал по снегу все привезенные братом вещи, но больше выпивки не нашел.

Я сидел на крыльце и тупо пялился на вещи. В мозгу плескалось две мысли - где в этой глуши достать алкоголя и судорожно вспоминал, как ставить брагу из подручных средств.

Тихо завибрировал и запиликал GPS-трекер на моей ноге, сообщая, что пришло время приема пищи и лекарств.

Я взглянул на часы, а потом с ужасом осознал, что солнце уже почти село.

Уже в полной темноте я закончил сбор разбросанных вещей и продуктов.

Под тихий свист пламени керосинки я уснул тревожным сном в спальнике на голом полу.

День 1.

Поесть нормально не удалось, за ночь керосинка выжгла все топливо и погасла. Кости ломило от холода и сырости. Я проковылял к пакету с домашней едой, что подготовила жена брата, и наугад вытащил пирожок.

Съесть пирожок не представлялось возможным - на зубах скрипели хрусталики льда.

Трекер настойчиво требовал от меня прием таблеток. Тихо ругаясь сквозь зубы, я потрошил пакеты, пытаясь найти синий контейнер с лекарством.

- Твою мать, - я начал распаляться. - Где ты, падла?!

Мозгом я понимал, что злиться нужно на себя, ведь именно я вчера его куда-то сунул, но злость рвалась наружу.

Я рычал как раненый зверь и швырял ветхие "венские" стулья, что в количестве дюжины, какая ирония, достались мне в наследство вместе с домом.

Вспышка ярости прошла быстро, я начал задыхаться с непривычки и повалился на холодный пол. Не обращая внимания на довольно громкий писк трекера, я уснул.

День 2

А был ли он, первый день? Я уже не понимал ни черта. Я бродил по деревне, ломая заборы на дрова. Я был голоден и замерз. Третий пропуск таблетки - первое предупреждение от клиники, при повторном пропуске - блок пациента, что влечет за собой потерю вложенных в лечение средств.

А сколько их вложено? Миллион? Два? Плевать, родня мне не простит и рубля.

В печке весело запылал огонь, комната заполнилась едким горьким дымом. Блюя под крыльцо я вспомнил, что бабка всегда говорила "печку-то прогреть надо, сначала малый огонь, а как тяпло пойдёть, вали, сколько влезет".

Я рассмеялся от ощущения, что очень живо представил себе бабку, смешно выговаривающую слова.

Бабка, Прасковья Петровна, большая, грузная. Из-под юбки, которой всегда виднелись сползшие чулки, которая в любую погоду ходила в валенках и теплом платке.

Я заплакал от воспоминаний и словно почувствовал ее теплую и большую ладонь на голове.

- Ну, что Пятрусь, - я услышал ее голос, - опять набядокурил, поросёнок?

- Ага, - я шмыгнул носом и вытер его рукавом.

- Ну, что ж ты будешь делать то! - Возмутилась бабка. - Скока раз тебе твердить, не надо рукавом соплю то тереть!

Слезы моментально высохли у меня на лице. Я медленно повернулся.

Бабка стояла в метре от меня, уперев пухлые ладони в бока, скрытые кучей кофт, поверх которых была натянута ее любимая меховая "куцавейка".

- Чаво вылупился?

Я осел в снег, не веря происходящему.

- Ба, ты ж того..., - я покрутил пальцами в воздухе.

- Чаво таво? - Бабка насупилась.

Я шумно сглотнул слюну.

- Померла. Уж как лет десять на погосте лежишь.

- Вот охальник! - Она в сердцах плюнула и, недовольно бурча, потопала по расчищенной от снега дорожке, что вела к хлеву.

- Вот как есть, охальник! - Повторила бабка и скрылась в сарае.

Дрожащими пальцами я достал сигарету и закурил, сидя в снегу. Мой мозг лихорадочно пытался найти рациональное объяснение происходящему, но каждый раз все сводилось к галлюцинациям и алкогольному делирию.

- Ах, ты, едрить-мадрить! Он ишшо и курить начал! - Тихо подкравшаяся бабка огрела меня тряпкой по шее. - Вот уж я мамке то расскажу! От она тебя отлупит!

Я рванул в дом, спасаясь от галлюцинации.

Пока мое тело на автомате металось в дымной комнате, я думал о происходящем.

Когда ноги поднесли меня к порогу распахнутой настежь двери и в глаза ударил солнечный свет, отраженный от ледяного поля, я осознал, что сжимаю в руках отцовскую двустволку.

- Собственно, - мой голос стал хриплым и мне незнакомым, - если это галлюцинации на фоне алкогольного делирия, то оружие ей повредить не может? Нет, не может.

Я осторожно вышел на крыльцо и осмотрел окрестности.

- А если нет? - Я вел с собой разговор, что бы не сойти с ума окончательно. - Бред, это просто "белка". Сколько бухал? Год, два? Почти три. Вот и результат.

Бабка исчезла из двора. Ее не было и в доме и многочисленных сараях. Однако аккуратно почищенные от снега дорожки навевали тоску.

Трекер зло завибрировал, требуя отчета о выпитой таблетке.

День 3

Несмотря на жар, идущий от печи, я сидел полностью одетым у стола в доме, с ужасом наблюдая, как по улице сновал народ. Еще недавно полуразрушенные дома, были ровными, с чисто вымытыми окнами и белыми занавесками за ними.

Нещадно чадя, прокатил мимо трактор, водила приветственно помахал мне рукой. Я в ответ, судорожно улыбнувшись, кивнул головой.

Пальцы на цевье побелели и заныли, но выпустить его из рук я боялся. Поставив под дверь кадку с водой, вроде бы успокоился и прилег на лавку, но сон не шел. Я вновь начал пялиться в окно, констатируя возрождение мертвой деревни.

Весь день я следил, как ходят все люди, пил таблетки, ел много, дремал.

Проснувшись, зло жал кнопку "SOS" на трекере, вновь глотал, не чувствуя вкуса, еду и таблетки, держа дрожащими коленями ружье.

***

Город Аракчеев.

- Как думаешь, как он там? - Лена налила в тарелку борщ и поставила перед мужем на стол.

- Нормально, - Александр зачерпнул ложку наваристого борща, старательно подул и отправил в рот. - Нормально. Отъестся, успокоительных попьет недельку, а там я его заберу.

- А если вдруг сам себя?

- Не должен, он, паскуда, с детства себя больше всего любил.

Саша подцепил кусочек мяса ложкой и, щедро посыпав его солью, с видимым удовольствием начал жевать.

- Опять же, если таблетки будет пить, то спать будет почти постоянно. А заставлять их будет трекер, который я ему на ногу повесил, он не рабочий, но функцию будильника исправно исполняет.

День 4

- Дверь-то открой, - в который раз повторил призрак дяди Коли. - Не дури, Петька, открывай дверь.

Я расширенными от ужаса глазами следил за дверью, направив на нее заряженное ружье.

- Открывай, - злобно стукнул в дверь бывший сосед.

На крыльце топталось несколько мужиков, скрипели половицы под тяжестью. Дверь содрогнулась от удара и кадка с водой, расплескивая воду, отодвинулась на несколько сантиметров. В образовавшуюся щель на порог упал солнечный луч.

И я одновременно нажал на два спусковых крючка. Обзор заволокло пороховым дымом и за дверью, на улице, страшно захрипел раненый, раздались крики и визг женщин.

Я вынул стреляные гильзы и вогнал два новых патрона в стволы.

Оконное стекло в комнате разлетелось вдребезги от камня, пущенного с улицы.

- Бросай ружье, сука, и выходи! - Заорал кто-то. - Не захочешь сам, так вперед ногами вынесем!

Я мелко затрясся от истерического смеха. Мертвецы угрожают смертью живому.

- Не дури, Петька, - раздался новый голос. - Мы сейчас Николаича приберем, ты только не стреляй, Петюня. Хорошо?

- Зачем вам он? - Мне стало интересно. - Он же мертвец.

- Не твое дело, сука! - Заорал первый мужик почти под самой входной дверью.

Я нажал оба спусковых крючка и комнату вновь наполнил пороховой дым, а за дверью завыл раненый.

И именно в этот момент я понял, что нужно делать - отобрать трактор у мертвецов и на нем попытаться уехать от деревни.

Под ноги, тонко звякнув, упали стреляные гильзы, и я шагнул к двери.

Их было много. Молодые, здоровые мужики, в руках вилы, топоры и косы. Они плотным кольцом обступили дом бабки.

На ярко-белом, искрящемся снегу алые пятна крови, ею вымазано все крыльцо, но раненых не было видно.

- Сдавайся, Петька, - невысокий коренастый мужик выступил вперед и приказал: - Ружьишко-то брось.

Я осмотрел стоящих передо мной людей.

Готов поспорить, лет десять назад, я видел эти лица на эмалированных табличках на крестах и памятниках старого погоста. Однако сейчас эти мертвецы были куда более живыми.

- Ружьё бросай!

Против двух десятков здоровых мужиков, я и с ружьем не вытяну, а трактор, возможный шанс спастись.

Поблескивая инеем на стеклах и крыше, ярко-синим пятном он стоял в метрах двадцати от меня.

Выстрел-рывок-выстрел, нехитро, но надежно.

Завыл, невесть откуда взявшийся, ветер и поднял снежное облачко около стоявших людей.

«Шанс!» - промелькнуло в мозгу, и я спустил курки.

На бегу я перезарядился, краем глаза заметив, что осаждавшие растерялись.

Второй выстрел и вновь горячая латунь полетела в снег.

Выстрел, перезарядка, до трактора менее трех метров.

Толпа, очнувшись, взвыла и бросилась за мной.

Тракторист, расширенными от страха глазами взирал на мое приближение. Смысла терять секунды не было, я выстрелил в испуганное лицо. Рванув дверцу кабины, схватил за руку труп и рванул на себя. С моего плеча в снег упал уже пустой патронташ, ну и черт с ним, последние два патрона были у меня в кармане куртки.

Выстрел назад, по бегущим людям.

Управлять такой техникой я научился еще в детстве. Выпустив облако черного дыма, трактор, повинуясь, рванул вперед.

Сзади что-то кричали, ругались, пытаясь пешим порядком догнать меня. Как бы не так!

Я погнал трактор через поле, срезая пару километров пути.

Машина нырнула в яму и заглохла, я не проехал и половины пути до леса. Это был провал!

Утирая кровь с разбитой головы, я перезарядил ружье.

Они стояли вокруг заглохшего трактора.

- Зачем ты это сделал? – Спросил самый старший из них.

- Испугался.

- Зря, - он приблизился к машине. – Мы бы тебя не тронули. А теперь только один выход.

- Знаю, - я утер кровь на лице рукавом и подобрал оружие с пола кабины.

Мушка «вертикалки» поднялась на уровень груди мужчины.

- Знаю, - повторил я и, выдохнув, плавно нажал на спуск…

***

Заброшенная деревня Сеево, 200 км восточнее г. Аракчеева

- Ну-с, Ланкин, что скажете? - Следователь прокуратуры Долгов привалился к забору и лениво курил, осматривая окрестности.

- А что сказать, Виктор Андреевич, - эксперт потянулся и зевнул. – Похоже на добровольный уход.

- Ну, да, только заморочено как-то, - согласился прокурорский и внимательно посмотрел на труп Петра.

Тело погибшего находилось в полусгнившей кабине трактора, что торчала из глубокой ямы посреди поля за деревней.

- Интересный способ покончить жизнь самоубийством, - следователь кивнул на вилы, торчащие из груди мертвеца. - Как умудрился то?

- В пол упёр и навалился, дел-то, - отозвался эксперт.

- Ага, только сначала из ружья стрелял, а потом вилами закололся. Так что ли?

- Слушай, Валентиныч, он же, по словам брата забухал по-черному, как жену схоронил, уже года три как. Вот и поймал «белку», - возмутился Долгов. – Вот так и пишем, мол, на фоне острого алкогольного делирия, связанного с резким отказом от выпивки, у него развились зрительно-слуховые галлюцинации, в связи, с чем и покончил жизнь самоубийством.

- Так то оно так, Сергей Александрович, - эксперт вылез из кабины трактора и потянулся. – Да, следов других людей нет. Да, он отстрелял почти два десятка патронов в доме и на улице. Но тогда получается он бежал сюда с вилами и винтовкой одновременно? Зачем?

- А кто их, алкашей, поймет?

- Проще было два заряда в череп отправить, чем вилами себя тыкать.

Ветер завывал в останках трактора, тело самоубийцы в машину погрузили санитары. Через несколько часов все уехали, оставив деревню в том виде, в котором она пребывала уже три десятка лет. На запах крови из леса пришла волчица, долго принюхивалась, но так и не решилась пересечь поле и приблизиться к кабине трактора.

- Петрусь, - позвала меня бабка. – Чаво ты на поле пялесси? Ждешь каво?

- Не, ба, никого не жду.

Я вошел в чистую и светлую избу, какой я ее запомнил при жизни бабки.

За столом сидели многочисленные соседи, в соседней комнате резвились их ребятишки.

- Ну, Петро, - Семен Николаевич, местный кузнец, поднял стакан. – Давай, со свиданицем! И за твое возвращение в родную деревню!

Я принял поданный мне стакан, до краев наполненный самогоном и вдруг увидел свое отражение в зеркале напротив.

Не пышные еще усы, заломленный на затылок берет небесно-голубого цвета, аксельбанты и армейские значки на форме. Сердце защемило от восторга, значит, я через несколько часов увижу свою Леночку!

- Спасибо вам, - на мои глаза навернулись слезы. – Спасибо.

(с) БeSпалева