На декабрьский конкурс я опоздал, поэтому выкладываю сейчас.
Приятного чтения!
Заброшенная деревня Сеево, 200 км восточнее г.Аракчеева
Старый дом изнутри пах плесенью и лежалыми тряпками. Половицы страдальчески скрипели под ногами, когда я подошел к подслеповатому оконцу, затянутому паутиной и пылью, что собиралась многие года.
- Будет как-то так, - Саша неловко переминаясь с ноги на ногу, виновато на меня поглядел. - Пойми, старик...
- Не стоит, Сань, - я его прервал. - Я уже понял.
- Ну и отлично, - брат выскользнул за дверь и начал выгружать багажник "Паджеро".
Я вышел на старенькое, покосившееся крылечко и привалился к косяку, наблюдая как на снег аккуратно ставились многочисленные коробки, банки и пакеты.
- Тут консервы, - Саша тыкал пальцем в очередной баул, - а здесь спальник и керосинка. Правда керосину мало, на первое время хватит, а там дров наколешь, печь растопишь. А там, глядишь и зима кончится.
Я закурил и посмотрел выше машины и суетящегося брата.
Сразу за ветхими заборами заброшенной деревни, расстилалось поле. Огромное, искрящееся, нежным и нетронутым снегом. Сразу за полем, в трех-пяти километрах начинался лес, точнее непроходимая чаща, что тянулась на добрую сотню километров до самого Аракчеева. Пройти такое расстояние в одиночку и без лыж было сродни самоубийству.
Саша выставил последний, самый тяжелый ящик и сел на его крышку, утирая пот с лысой головы.
- Здесь, брат, самое ценное, - он похлопал ладонью по окованному жестью боку ящика и усмехнулся. - Бабы, само собой, были против, но мы здесь оба выросли и знаем сколько тут зверья всякого бродит.
Он тяжело поднялся и откинул крышку. Пошурудив в нем, выудил на свет старый батин чехол от винтовки.
- Папашкина!
Он вытащил из чехла старую двустволку и проворно ее собрал.
- Как часы работает. Представляешь, ружью пятьдесят лет, а состояние стволов как из магазина.
- Вещь, - подтвердил я и отшвырнул окурок в сугроб. - Ты бы лучше, хоть пару пива прихватил, нахрена мне этот ствол?
Саня зло посмотрел на меня и вытащил из ящика полторашку дешевого пива.
- На, - он плюнул себе под ноги и сел в машину. - Буду через три месяца не раньше. Не сдохни тут как собака.
Понятное дело, что полторашка пива для алкоголика, каковым являлся я, та доза, что распаляет страсть. Я перевернул и раскидал по снегу все привезенные братом вещи, но больше выпивки не нашел.
Я сидел на крыльце и тупо пялился на вещи. В мозгу плескалось две мысли - где в этой глуши достать алкоголя и судорожно вспоминал, как ставить брагу из подручных средств.
Тихо завибрировал и запиликал GPS-трекер на моей ноге, сообщая, что пришло время приема пищи и лекарств.
Я взглянул на часы, а потом с ужасом осознал, что солнце уже почти село.
Уже в полной темноте я закончил сбор разбросанных вещей и продуктов.
Под тихий свист пламени керосинки я уснул тревожным сном в спальнике на голом полу.
День 1.
Поесть нормально не удалось, за ночь керосинка выжгла все топливо и погасла. Кости ломило от холода и сырости. Я проковылял к пакету с домашней едой, что подготовила жена брата и наугад вытащил пирожок.
Съесть пирожок не представлялось возможным - на зубах скрипели хрусталики льда.
Трекер настойчиво требовал от меня прием таблеток. Тихо ругаясь сквозь зубы, я потрошил пакеты пытаясь найти синий контейнер с лекарством.
- Твою мать, - я начал распаляться. - Где ты, падла?!
Мозгом я понимал, что злиться нужно на себя, ведь именно я вчера его куда-то сунул, но злость рвалась наружу.
Я рычал как раненый зверь и швырял ветхие "венские" стулья, что в количестве дюжины, какая ирония, достались мне в наследство вместе с домом.
Вспышка ярости прошла быстро, я начал задыхаться с непривычки и повалился на холодный пол. Не обращая внимания на довольно громкий писк трекера я уснул.
День 2
А был ли он, первый день? Я уже не понимал ни черта. Я бродил по деревне, ломая заборы на дрова. Я был голоден и замерз. Третий пропуск таблетки - первое предупреждение от клиники, при повторном пропуске - блок пациента, что влечет за собой потерю вложенных в лечение средств.
А сколько их вложено? Миллион? Два? Плевать, родня мне не простит и рубля.
В печке весело запылал огонь, комната заполнилась едким горьким дымом. Блюя под крыльцо я вспомнил, что бабка всегда говорила "печку-то прогреть надо, сначала малый огонь, а как тяпло пойдёть, вали сколько влезет".
Я рассмеялся от ощущения, что очень живо представил себе бабку, смешно выговаривающую слова.
Бабка, Прасковья Петровна, большая, грузная. Из-под юбки, которой всегда виднелись сползшие чулки, которая в любую погоду ходила в валенках и теплом платке.
Я заплакал от воспоминаний и словно почувствовал ее теплую и большую ладонь на голове.
- Ну, что Пятрусь, - я услышал ее голос, - опять набядокурил, поросёнок?
- Ага, - я шмыгнул носом и вытер его рукавом.
- Ну, что ж ты будешь делать то! - Возмутилась бабка. - Скока раз тебе твердить, не надо рукавом соплю то тереть!
Слезы моментально высохли у меня на лице. Я медленно повернулся.
Бабка стояла в метре от меня, уперев пухлые ладони в бока, скрытые кучей кофт, поверх которых была натянута ее любимая меховая "куцавейка".
- Чиво вылупился?
Я осел в снег, не веря происходящему.
- Ба, ты ж того..., - я покрутил пальцами в воздухе.
- Чего того? - Бабка насупилась.
Я шумно сглотнул слюну.
- Померла. Уж как лет десять.
- Вот охальник! - Она в сердцах плюнула и недовольно бурча потопала по расчищеной от снега дорожке, что вела к хлеву.
- Вот как есть, охальник! - Повторила бабка и скрылась в сарае.
Дрожащими пальцами я достал сигарету и закурил, сидя в снегу. Мой мозг лихорадочно пытался найти рациональное объяснение происходящему, но каждый раз все сводилось к галлюцинациям и алкогольному делирию.
- Ах ты, едрить-мадрить! Он ишшо и курить начал! - Тихо подкравшаяся бабка огрела меня тряпкой по шее. - Вот уж я мамке то расскажу! От она тебя отлупит!
Я рванул в дом, спасаясь от галлюцинации.
Пока мое тело на автомате металось в дымной комнате, я думал о происходящем.
Когда ноги поднесли меня к порогу распахнутой настежь двери и в глаза ударил солнечный свет, отраженный от ледяного поля, я осознал, что сжимаю в руках отцовскую двустволку.
- Собственно, - мой голос стал хриплым и мне незнакомым, - если это галлюцинации на фоне алкогольного делирия, то оружие ей повредить не может? Нет, не может.
Я осторожно вышел на крыльцо и осмотрел окрестности.
- А если нет? - Я вел с собой разговор, что бы не сойти с ума окончательно. - Бред, это просто "белка". Сколько бухал? Год, два? Почти три. Вот и результат.
Бабка исчезла из двора. Ее не было и в доме и многочисленных сараях. Однако, аккуратно почищенные от снега дорожки навевали тоску.
Трекер зло завибрировал, требуя отчета о выпитой таблетке.
День 3
Несмотря на жар, идущий от печи, я сидел полностью одетым у стола в доме, с ужасом наблюдая, как по улице сновал народ. Еще недавно полуразрушенные дома, были ровными , с чисто вымытыми окнами и белыми занавесками за ними.
Нещадно чадя прокатил мимо трактор, водила приветственно помахал мне рукой. Я в ответ, судорожно улыбнувшись, кивнул головой.
Пальцы на цевье побелели и заныли, но выпустить его из рук я боялся. Поставив под дверь кадку с водой, вроде бы успокоился и прилег на лавку, но сон не шел. Я вновь начал пялиться в окно, констатируя возрождение мертвой деревни.
Весь день я следил как ходят все люди, пил таблетки, ел много, дремал.
Проснувшись, зло жал кнопку "SOS" на трекере, вновь глотал, не чувствуя вкуса, еду и таблетки, держа дрожащими коленями ружье.
Город Аракчеев.
- Как думаешь он там? - Лена налила в тарелку борщ и поставила перед мужем на стол.
- Нормально, - Александр зачерпнул ложку наваристого борща, старательно подул и отправил в рот. - Нормально. Отъестся, успокоительных попьет недельку, а там я его заберу.
- А если вдруг сам себя?
- Не должен, он, паскуда, с детства себя больше всего любил.
Саша подцепил кусочек мяса ложкой и щедро посыпав его солью, с видимым удовольствием начал жевать.
- Опять же, если таблетки будет пить, то спать будет почти постоянно. А заставлять их будет трекер, который я ему на ногу повесил, он не рабочий, но функцию будильника исправно исполняет.
День 4
- Дверь-то открой, - в который раз повторил призрак дяди Коли. - Не дури, Петька, открывай дверь.
Я расширенными от ужаса глазами следил за дверью, направив на нее заряженное ружье.
- Открывай, - злобно стукнул в дверь призрак бывшего соседа.
И я одновременно нажал на два спусковых крючка. Обзор заволокло пороховым дымом и за дверью, на улице, страшно захрипел раненый, раздались крики и визг женщин.
Я выкинул стреляные гильзы и вогнал два новых патрона в стволы.
Оконное стекло в комнате разлетелось вдребезги от камня пущенного с улицы.
- Бросай ружье, сука, и выходи! - Заорал кто-то. - Не захочешь сам, так вперед ногами вынесем!
Я мелко затрясся от истерического смеха. Мертвецы угрожают смертью живому.
- Не дури, Петька, - раздался новый голос. - Мы сейчас Николаича приберем, ты только не стреляй, Петюня. Хорошо?
- Зачем вам он? - Мне стало интересно. - Он же метрвец.
- Не твое дело, сука! - Заорал первый мужик почти под самой входной дверью.
Я нажал оба спусковых крючка и комнату вновь наполнил пороховой дым, а за дверью завыл раненый.
И именно в этот момент я понял, что нужно делать - отобрать трактор у мертвецов и на нем попытаться уехать от деревни.
Под ноги, тонко звякнув, упали стреляные гильзы и я шагнул к двери.
Заброшенная деревня Сеево, 200 км восточнее г.Аракчеева
- Ну-с, Ланкин, что скажете?
Следователь прокуратуры привалился к забору и лениво курил, осматривая окрестности.
- А что сказать, Виктор Андреевич, - эксперт потянулся и зевнул. - Пятен крови много, а труп один. Но количество крови, нами обнаруженной в домах и на снегу, никоим образом не может принадлежать погибшему.
- Ну, да, слишком уж ее много- согласился прокурорский и внимательно посмотрел на труп Петра, сидящего в полусгнившей кабине трактора, непонятно как оказавшейся посреди поля за деревней.
- Интересный способ покончить жизнь самоубийством, - эксперт кивнул на вилы торчащие из груди мертвеца. - Как умудрился то?
- В пол упёр и навалился, дел-то.
(с) BeSpaleva