Мы встретились, когда она настраивала виолончель.
Шпиль упёрт в деревянный пол концертного зала, тонкие пальцы аккуратно закручивают колки. Смычок лежал на коленях, обтянутых чёрной тканью платья.
Волна волос закрывала лицо.
Я не сразу вспомнил её имя — Виктория. Победа. Многие профессиональные музыканты знают друг друга, если не лично, так через пару рукопожатий.
Мне о ней рассказывал Саша, он тоже собирался приехать на этот конкурс. И Ева упоминала это имя, когда мы вместе работали в оперном.
Давно от неё, кстати, не было новостей.
Вдруг Виктория вскинула голову, открывая лицо. У неё были красивые глаза: большие, тёмные. Зато остальное не впечатляло — острый подбородок, тонкие губы.
Глаза и эти пальцы, будто созданные для того, чтобы перебирать струны — вот то, что мне в ней понравилось.
Я собирался играть пятую сюиту Баха. Она, судя по программке, напечатанной для конкурса, — Шнитке. Приятное произведение, но не такое сложное, как моё.
Интересно, волновалась ли она о результатах? Пыталась ли предугадать, чем закончится конкурс — как я?
Виктория снова отвернулась к инструменту. Подхватив чехол со своей виолончелью, я отправился искать Сашу. В программке он был заявлен, мы переписывались на прошлой неделе: он обещал, что приедет.
Не мог же он опоздать.
Саша не опоздал — он вообще не явился на конкурс. Мне пришлось пережить битву между волнением и облегчением от того, что на одного противника стало меньше. Я боялся его артистизма: Саша не играл, он проживал каждое произведение.
Жюри такое нравилось.
Пытаясь успокоиться и найти удобное место для себя и виолончели, я чуть не упустил момент, когда на сцену вышла она. Виктория не заколола волосы, той же волной они спадали на плечи.
Жюри такое не нравилось. Я мог представить, как они перешёптываются: «У нас тут классическая музыка, а не конкурс красоты».
Но потом она вскинула смычок.
Я не знал, что делать. Удерживать свою виолончель, чтобы она не упала на пол, пытаться настроиться на выступление или — просто слушать. Виктория слилась с инструментом, с музыкой, с каждой нотой, написанной Шнитке. Безупречная техника. Изящные, отточенные движения рук.
Она была хороша как все мои талантливые знакомые вместе взятые.
Когда она опустила смычок, стало грустно.
Но тяжесть инструмента в собственных руках отрезвила меня. Жюри перешёптывалось. Объявили перерыв. До моего выступления оставалось полчаса — и не мог же я просто уступить сцену этой дамочке.
Я сделал глубокий вдох. Расстегнул чехол, коснулся струн виолончели. Мы не один конкурс вместе выиграли. Да, противница была хороша — но чем я хуже?
И, когда настало наше время, я играл, словно в последний раз.
Шею свело судорогой. Локти дрожали, пришлось вспомнить окрики преподавательницы — и шлепки смычком. Но я играл, не перепутав ни единой ноты. Играл, забыв о боли в пальцах, о тяжести инструмента, о всех, кто выступал до меня.
С последними нотами я услышал аплодисменты жюри. Правая рука бессильно опустилось. Я наконец оторвал взгляд от инструмента.
И встретился с тёмными глазами Виктории, которая наблюдала из-за кулис.
10/366
Одна из историй, которые я пишу каждый день - для творческой практики и создания контента.
Вот и первая десяточка в 2024. Для этого, судя по всему, завтра придётся писать продолжение.
