Экай, дэкай, тунай, хатарай, пахай, хайай, хатай, атай, навайай, дахайай — это счёт до десяти на сингальском, дальше — ещё сложнее. Эколахай, долахай, дахатунай, дахахатарай... и так далее. Я слышал счёт до пятнадцати не одну сотню раз, но выучил только до восьми. Не хочется признавать, что Я тупой, будем считать, что просто языки — не моё. Хотя считать мог бы и научиться. Хотя бы до десяти!
Впрочем, ланкийцам тоже сложно даются числительные на русском языке. Лично однажды диктовал одному швейцару произношение чисел от одиннадцати до двадцати. Парень записывал транскрипции, чтобы запомнить, пытался повторять, ломал язык и в ужасе таращил глаза. Короче, мы в равных условиях, но иностранные языки — явно не моё. Мой сингальский словарный запас ужасно скуден, как бы Я не старался выучить парочку новых слов. На днях решил немного попрактиковать для забавы, но даже на числах от одного до восьми прокололся.
- Аюбован (здравствуйте), — обратился Я к продавщице хлебобулочного ларька. Она улыбнулась и поприветствовала в ответ.
- Тунай унду вадей, плиз (три луковых пончика, пожалуйста), — уверенно сказал Я, хотя купить планировал четыре. Временная амнезия выветрила "хатарай" из памяти, но и этого было достаточно, чтобы произвести впечатление на продавщицу. Она расцвела в улыбке и стала что-то щебетать на сингальском в тёмный дверной проём. По словам "сэр" и "сингалэй" предположил, что говорит обо мне.
- Хаэтэ (шесдесят), — произнесла продавщица и снова округлила глаза, когда Я протянул в ответ 60 рупи.
"Кажется, сэр понимает сингальский", — щебетала она в дверной проём супругу. Мужчина вышел на меня посмотреть, узнал и поздоровался.
Меня знают в моём переулке. Кто-то знает по имени, кто-то знает, что Я — беларус. Кто-то воспринимает, как белого, который решил стать ланкийцем и пробует говорить на "сингалэй". Хотя слов в моём словарном запасе — кот накакал.
Я хотел ещё сказать "стути" (спасибо) для пущей убедительности, но забыл, а что-то среднее между "хате" и "хаэтэ" — вообще слышал впервые, на самом деле, знал, что луковые пончики по 20 рупи за штуку, просто не хотел себя выдавать и зачем-то хотел произвести впечатление. Кажется, получилось.
Зато знаю теперь, как на сингальском 60. Очень медленно пополняю свой словарный запас и так же медленно превращаюсь в ланкийца. В быту, в еде, в привычках. Недавно у меня появился восьмой по счету сарон. Это такой мужской элемент национальной одежды, напоминающий юбку. Быстро проникся и полюбил. Всё реже стал надевать штаны или шорты.
Мой первый сарон появился на третий день пребывания на острове, через год их было уже четыре. Что-то покупал, что-то дарили, один перешёл в наследство от отъехавшего приятеля. А на днях Гамени, хозяин дома, который Я арендую, подарил мне очередной в преддверии ланкийского Нового года. На острове принято дарить одежду на этот праздник.
- Тебе удобно? Не падает? — обратился ко мне ланкийский парень на хорошем русском языке, взглядом указывая на сарон. — Я так и не научился его правильно завязывать...
- А где ты так хорошо выучил язык? — опешил Я, услышав лишь лёгкий акцент.
- Я живу в Беларуси.
- Давно?
- Почти двадцать лет...
Мы разговорились. Беларуский ланкиец и ланкийский беларус. Нишат мне рассказывал про Беларусь, а Я ему о жизни на Шри-Ланке. 20 лет огромный срок. У парня есть жена, дети и маленький частный бизнес в провинциальном городе Речица. На остров он приезжает на сезон подзаработать. Работает гидом.
Поразительные вензеля вырисовывает судьба и каким-то чудесным образом устраивает подобные встречи. И случайный разговор, причиной которому стал мой сарон — мужская ланкийская юбка, в которой Я теперь хожу постоянно. Очень проникся и полюбил.
Утро понедельника проходило, как и большинство других утр выходного дня: кофе, самокрутка, зажжённые благовония, Я в кресле на веранде с телефоном в руках, терзаемый муками творчества, рядом на коврике спит чёрный пёс.
Это не мой пёс! Я его не кормлю и, откровенно говоря, немного недолюбливаю. Именно он меня покусал примерно год назад. Сделал это случайно, легонько хватанул за коленку, но новые штаны были порваны, и трижды пришлось ездить на уколы в поликлинику в районный центр. У нас с ним не дружба, а несколько иные отношения, но хозяин хлебобулочного ларька наверняка считает, что этот пёс — мой.
Чёрный прибился, получил имя Калу (чёрный), частенько спит на коврике у меня на веранде и постоянно лает на ланкийцев. Кажется, Калу — расист, а Я постепенно превращаюсь в лакийца. Это мне даже не кажется, ведь у меня дома тоже живёт чужая собака, как и у большинства других местных.
В то утро понедельника Я взялся за метлу и принялся выметать опавшие листья, попавшие ко мне на веранду. Переставил стол и кресло, чужой чёрный пёс даже ухом не повёл, когда Я пытался прогнать его метлой.
Из глубины ланкийских джунглей показался Гамени, а затем Кумари — хозяева дома, в котором Я живу. Чужой пёс их облаял, пришлось сдерживать и угрожать ему метлой. Калу одновременно слушался и представлял угрозу. Я поправил сарон, взял с собой метлу и приблизился к Гамени. Он протянул свёрток и сказал, что это подарок на Новый год.
На острове принято дарить одежду в этот праздник, и принято его встречать в обновках. Я подготовился и купил себе новый сарон на предновогодней распродаже в древнем городе Канди. Продавец был столь открытым и убедительным, что втюхал мне две юбки по "локал-прайсу"— два сарона по цене одного. А тут ещё и Гамени подарил на Новый год. Восьмой. А потом ещё друг и коллега Душьян презентовал очень крутой сарон. Девятый. Кажется, Я медленно превращаюсь в ланкийца. Непонятно только — беларуский ланкиец или ланкийский беларус?
