Через пару дней Данила пристроил меня в общежитие, которое находилось в пяти минутах ходьбы от завода. На этом плюсы заканчивались.
Трехэтажное здание из красного кирпича и большими окнами, построенное еще при царе, имело такой удручающий вид, что развивало депрессивные настроение при одном только взгляде на него. И это еще снаружи, внутри было все печальнее. Люди жили в его левой части, а правую закрыли на капитальный ремонт, который уже лет двадцать вот-вот начинают. Здание потихоньку рассыпалось.
Получив заветный мандат на проживание, я отправился к заведующей, чтобы обеспечиться крышей над головой. По совместительству она была еще и завхозом, потому-то офис ее находился в каморке общежития, заваленного бытовым барахлом, куда я собственно и направился.
- Здрасти, а где мне Есению Константиновну найти? – обратился я к некой бабке, бодро перекладывающей простыни из стопки в стопку.
- Во-первых, не здрасти, а здравствуйте! Что за беспардонность, молодой человек? А во-вторых, Есения Константиновна – это я!
- Здравствуйте! – исправился я и положил шоколадку на край ближайшего стола, - Мне к вам!
Она вдумчиво вгляделась в разрешение на проживание.
- А чего печать в хозуправлении не поставили?
- Я не знал, давайте схожу!
- Ладно уж, - Есения Константиновна забрала шоколадку, - потом поставлю сама. Покури пока пять минут, я закончу и пойдем.
- Чинарик если мимо урны кинешь, веник тебе дам, понял? – крикнула она мне в след.
Не успел я закончить перекур, как компанию мне составила заведующая, придав огню беломорину в своем рту. Зрелище конечно не обычное!
- Виталя, а тебе вот сказочно повезло, на третьем этаже у меня парочка съехала, будешь один жить, как шейх.
- 5 звезд? – засмеялся я.
- Почти. Но ты губу не раскатывай, подселю к тебе кого-нибудь потом.
- Как это не надо? Я людей, по-твоему, в коридоре жить оставлю?
- Ну вот и отлично. Охмуришь девчонку какую-нибудь нашу и подселю к тебе. Знаешь у нас тут сколько народу уже переженилось! – с гордостью вещала Есения Константиновна.
Заведующая картинно затушила свой чинарик об урну.
- Держи! – она протянула мне ключи с биркой из куска линолеума, на котором фломастером красиво выведена цифра 313.
- Какое-то несчастливое число!
- Если не нравится, можешь на квартиру съехать и выбирать цифры.
Есения Константиновна отворила мне комнату на третьем этаже с окнами, выходящими на свалку. Живописный вид. Однозначно этому отелю можно присваивать 5 звезд. Ремонт в комнате соответствовал зданию, то есть делали его очень давно и по стандартам того времени, потому часть стены ядовито-зеленая на метр шестьдесят от пола, а дальше местами облезлая побелка. Вернее, ее остатки. Из мебели в комнате были кровать, стол и стул. На грязном окне с деревянными скрипучими фрамугами зачем-то была решетка - видимо, чтобы я не сбежал. В общую картину идеально вписывался пошарпанный и местами рваный линолеум, а с потолка на проводе висела еле светящая лампочка, периодически моргая. Апартаменты в лучших традициях голливудских триллеров.
- Эта общага раньше принадлежала тюрьме или что? Зачем решетки на окнах?
- Если не нравится, можешь на квартиру съехать и выбрать окна без решеток.
- Есть, если не сгнил в подвале! Только его надо собрать.
- Отлично, мне подходит. Когда можно въезжать?
- Спасибо, Есения Константиновна! Вы – самая лучшая!
- Ой, подхалим! – расплылась в улыбке бабушка.
- Мне бы еще одеялко потеплее, а то мерзну.
- Завтра зайди ко мне вечерком, что-нибудь придумаем.
Жить здесь можно было, но не долго. Валить надо срочно, но пока мои финансы оставляют желать лучшего, придется пожить в этом филиале Бутырки.
В первое же свое утро я столкнулся с проблемой старого водопровода. До третьего этажа в часы-пик не то, чтобы горячая, но и холодная вода доходила с трудом. Кран издавал блюющие звуки, но из недр его текла лишь маленькая струйка. Благо хоть душевая есть и то хорошо. Правда одна на этаж, и похоже в ней когда-то была пыточная. Грязный потрескавшийся кафель с вековым желто-коричневым налетом, горизонтальные фрамуги под окном, забитые гвоздями, чтобы не выпадали, ржавчина на трубах и едкий, невыветривающийся запах сырости. Куршевель, епт!
На этом шок не закончился. Мыши и крысы, расхаживали по апартаментам отеля, как у себя дома. Хотя это мы все сюда понаехали, а они тут были всегда, родились и выросли. Так что вопрос о том, кто тут по законному праву, вполне спорный. Местные обитатели флоры и фауны вообще не стеснялись людей, отчего нагло уничтожали провиант, но были у них и злейшие враги, призванные на помощь родом людским – два кота, рыжий Васька и черно-белый Тимоха. Оба они носили почетное звание королевских крысоловов, за что периодически награждались респектом, уважением и кусочком колбасы от хозяюшек, готовящих на общей кухне. Несмотря на то, что они по-хозяйски и вальяжно расхаживали по коридорам, в ловле крыс и мышей им не было равных. Правда желание похвастаться своей добычей периодически поднимало некоторых дамочек под потолок и все это сопровождалось диким воплем.
Главная дверь общежития закрывалась с 10 вечера и до 7 утра. Пришлось подружиться с вахтершами. Коробка дешевых конфеток, пара ласковых слов, подчеркивающих индивидуальность фиолетовой химии на кудрях великовозрастных властительниц калитки, и починенная антенна в комнате отдыха, дали право на жизнь вне расписания.
В общежитии жила почти вся приезжая молодежь завода. Ну и не молодежь. Некоторые настолько прикипели к этому чудному месту, что так и остались, женились в этой общаге, нарожали детей в этой общаге и продолжают жить в этой общаге десятилетиями. Знаете ли, трясина затягивает. Что их держало тут? Банальная жадность. Квартирку-то в Подмосковье снимать дороговато, а тут 600 рублей с носа в месяц.
Скучно мне не было, ибо Серега с Настеной, живущие на первом и втором этажах, сразу взяли меня на поруки и ввели в светскую жизнь. К выходным задрипенское здание превращалось в дом Гэтсби. Пили тут все. Даже те, кто не хотел пить, был сломлен напором местных жителей и отправлен на вербовку в адепты Диониса. В ход шло все: «Ты меня не уважаешь?», «Ты че не пацан что ль?», «Если не пьешь, значит вражеский шпион!» и прочие популярные алкообработки. Гудеж был страшный. С пятницы по понедельник. Пили на общей кухне. Пили по комнатам. У общаги даже кто-то умудрялся жарить шашлык и тоже пил.
«Виталя! Виталя! – орал Серега под моим окном, - Выходи! Пятница!»
Сопротивляться я не стал. Пятница так пятница! Если дать бой пьянству, то бок о бок с лучшими воинами. На лестнице я встретил Настю.
- На! – она сунула мне в руки пакет с нарезанной колбасой и сыром.
- Пьянству бой! – завопил радостный Серега, открыв багажник своей семерки, стоящей прямо под окнами общежития. Он был полон пятилитровыми баклашками с какой-то жидкостью.
- Подарок от деда. Самогон. Чистый, как слеза.
- Не мне, а нам! Пить будем, пока не упадем.
- Э-э-э-э-э, ты че опух? – запротестовала Настена, - Раз я леди, мне сэм нельзя?
- Не упадешь? – засмеялся я.
- Смотри-ка сам не упади!
- Да, брат! Настена – профессионал питейного дела, ты зря тут гонишь.
- Настен, ты не гони, ок?
- Ладно, не урчи. Сереженька, наливай давай!
- Всем по ПП! – разливая по пластиковым стаканам самогон, заявил Петров.
- Дамы вперед! – самопровозгласила себя держателем тоста Настенька, - За пятницу!
Автобар открылся не только у Сереги, но еще и у нескольких ИП. На лавочке у входа в общагу тоже собиралась толпа жаждущих.
- А я говорил! Дед у меня профессионал своего дела. Ты вообще в курсе, что питие, как спорт, тут готовиться надо.
- Ты че-е-е? Это целая процедура!
- Наливай давай, процедурал!
- Это я легко! Так вот, чтобы не помереть с утра, надо плотненько выпить угля активированного и что-то для работы поджелудочной. В идеале еще и пожрать норм. И все! Человеком будешь после!
- Обычно с похмелья я желаю смерти, чтобы облегчить свои страдания.
- Говорю ж, ты просто не профессионально подходишь к делу.
- Выпусти стандарт предприятия! – заржал я, - пусть все знают.
- Ага, делать мне вот не хер!
- Слушай, Серег! Почему автобар-то?
- Если на горизонте появятся менты, то закрываем багажник и сквозим в общагу. Бар закрыт. Метод рабочий.
- Слышь, философ! Вруби музычку! Мою любимую! – через пару тостов скомандовала Настенька.
- Не долго только, а то акум сядет.
- Как скажете, сеньорита!
- Как ты синенькая раскомандовалась!
- Я еще и на голове стоять могу, - захохотала она.
- Что значит сколько? Лей пол стакана. У нас в Челябинске умеют пить. И петь.
- Мировая баба, - подумал я, - было в ней действительно что-то необычное, но своя она была в доску.
Заиграла музыка. Настя лупанула полстакана. Так открылся еще и караоке-бар, где Широкова исполняла бессмертные хиты «Бутырки», правда недолго. Аккумулятор старенькой Серегиной семерки приказал долго жить. Однако ж на лавочке объявился бард, который начал исполнять народные хиты.
- Пошли к ним что ль? Заодно зазнакомлюсь.
- Хули нет, если да! – согласилась со мной Настенька.
Мы переехали на лавку и, черт знает сколько, вопили песни под аккомпанемент местного Курта Кобейна из гальванического цеха. Правда несколько раз концерт прерывался недовольными фанатами сна в ночь с пятницы на субботу, которые сначала обещали вызвать полицию, затем выходили, чтобы разобраться, однако синяя дипломатия и Серегин самогон могли урегулировать любой конфликт. Уснул я у Настюхи на плече, которая оказалась покрепче меня, чему я собственно не очень удивился. Суровый Челябинск, что уж тут поделаешь.
Что было дальше я не помню, но машина времени и телепорт перенесли меня в мою комнату в полдень субботы. Солнце безжалостно светило в мою больную голову, которая гудела громче, чем наш механический цех.
- Надо завязывать пить, - подумал я и пошел к Сереге похмеляться. И так было каждые выходные.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что начал спиваться. К большому счастью моя жизнь в этом фешенебельном отеле продлилась всего пару месяцев. Здание общежития признали аварийным уже полностью и в экстренном порядке потребовали нашего выселения. Так как финансами я особо не разжился, пришлось снимать жилье в складчину. Своим соседом я выбрал Серегу, и мы сняли однушку. С ним конечно весело, но думаю, это временная мера. Настюха же переехала к своей сестре Майе.
Загрузив наши пожитки в Серегину семерку, мы торжественно попрощались низким поклоном и уважением в глазах с нашим прошлым пристанищем и двинулись в новую жизнь.
Хоть мы и переехали в убитую однушку с бабушкиным ремонтом и мне снова пришлось спать на кресле-раскладушке, но там не было перебоев с горячей водой и крыс. Все познается в сравнении. В тот момент я был по-настоящему счастлив.