С одной стороны всё правильно написано, а я вам расскажу другую историю, достойную, наверное, уже отдельного поста. Дело было в восьмидесятые годы в моём родном городе, где градообразующим предприятиям был один химкомбинат (это важно!) потом поймёте почему. В одной школе, в которой моя мама работала учительницей в выпускном классе была влюблённая парочка, что не редкость - все об этом знали. Девочка была очень больна - какое-то заболевание наследственное генетическое, секрета из этого не делали, все её жалели, сама она воспринимала это внешне нормально, не грузилась и радовалась каждому прожитому дню, как очередному подарку, при этом не была избалована и сама из себя была весьма симпатичной. Так случилось, что она по естественным причинам умерла, и пошли хоронить всей параллелью, был весь класс, моя мама - преподаватель математики, их классный преподаватель - учитель истории и учительница литературы были с ними. Директора школы и прочих начальников не было. Так вот этот ученик, который был в неё влюблён решил сделать красивый, как ему казалось жест - отравить себя на её могиле. И когда её похоронили демонстративно перед всеми достал пузырёк выпил его содержимое. Напоминаю, что было это когда мобильных телефонов ни у кого не было. Приехали ученики все на рейсовом автобусе. Мальчик этот, подробности не знаю, потерял сознание ему сильно поплохело, довезли его на какой-то попутке до квартиры учительницы истории, что тоже важно. Почему к ней? - потому что у неё был домашний телефон, и к ней было просто ближе ехать, чем в какую-либо больницу с кладбища. Оттуда вызвали скорую - мальчика забрали, его откачали, он долго без сознания, не знаю, по-моему, дебилом стал, но это не суть важно для нашего рассказа. Так вот экспертиза показала, что он какой-то химией траванулся, которую производят именно на этом химкомбинате, а муж учительницы по истории работал как раз в том самом цеху. Долгое время их таскали на допросы «кто откуда вынес, кто чего украл, кто хотел его отравить». Продолжалось это почти год, уже готовились к самому плохому раскладу - дело на самом деле могло дойти очень глубоко и далеко, но слава какому-то вмешавшемуся высокопоставленному чиновнику, который был отцом одних одного из детей в этом же классе, без его вмешательства до суда точно дошло бы. Лишь после этого кое-как прекратилось. Все эти женщины, в том числе и моя мама, сказали «больше никогда никого не буду спасать, потому что у меня у самой дети, и если из-за этого могут пострадать мои дети, то я против такой помощи».Не скажу, согласен я с этим или нет, никакой морали - просто для сведения.

Уже 4 сентября. В связи с началом или возобновлением школы у детворы у меня возник к вам вопрос.

Что, если в школе к вам подошёл(-йдёт) бы одноклассник противоположного пола и сказал(скажет) бы: "Я вот всё время думаю, а чего я подхожу к тебе. А сейчас только вот понял! Меня к тебе тянет!" или что-то подобное.

Другой вариант - "Ты мне нравишься. Меня к тебе тянет!"


Сейчас расскажу предысторию такого странного вопроса.

Осенью 2010 года вышла 35 серия Интернов. В ней Левин, очкастый умный врач из первых серий, приходит к Купитману и притворяется... не таким, как все, с целью отомстить за то, что тот подшутил на Левиным и медсестрой Любой. И вот Левин говорит: "Я вот всё время думаю, а чего я к вам хожу. А сейчас только вот понял! Меня к вам тянет!".

Весной 2015 года, в 7 классе, я пересмотрел этот момент и, скорее всего, в шутку, подумал, а не признаться в любви однокласснице с использованием фразы "Меня к тебе тянет!". В итоге я не стал воплощать эту идею.

В сентябре 2022 года по утрам шли повторы Интернов. Пока шла та серия, я рассказал маме о той свой идее из 7 класса, а она подумала, что я всё-таки сделал это)

"Как ты можешь сравнивать реакцию в сериале и в реальном мире?! В сериале же искусственная реакция!" - сказала сразу.

"Ляпаешь! Держись от людей подальше!" - краткое содержание её дальнейших слов.

Как показывают мои записи и письма-записки, за это лето я прошла путь от сомнений и отчужденности до искренности и открытого проявления чувств. Несмотря на мои страхи, появляющиеся всякий раз, когда мы на время расставались, не виделись со Стасом, и мне казалось, что я теряю остроту переживаний, я научилась говорить ему о своей любви, стала меньше кокетничать и больше делиться личным и сокровенным. Поэтому, вернувшись домой, я продолжила эту линию поведения. Я отправляла ему письма каждую неделю, всего их было пять или шесть. Я вела отдельный дневник для него в разлуке, чтобы потом отдать ему, и он мог в подробностях узнать обо всех моих событиях за прошедшее время. Но в этот период происходило что-то странное. Возможно, виной всему был появившийся у нас интернет, который мы активно осваивали. Но письма по почте от него перестали приходить совсем. Он ограничивался короткими письмами, точнее даже записками, но электронной почте. У самого него дома не было интернета, для связи он приходил к своему приятелю, через него же пару раз просил передать мне сообщения, что мы сможем поговорить в сети в условленное время. Почему-то это всегда было довольно позднее время, даже с учетом часовой разницы между нашими городами. Мне приходилось дожидаться часа ночи, чтобы получить возможность пообщаться с ним. И то это случилось в итоге всего пару раз, в остальных случаях он так и не выходил на связь. Пара коротких переписок в аське, пара звонков в праздники – вот и все наше общение за эти месяцы. Спустя множество отправленных писем и несостоявшихся бесед я слегка остыла и окунулась в учебную жизнь старшей школы. Это был мой 10 класс. Мое расписание стало еще более плотным, у меня было по 8 уроков каждый день, а в субботу еще 7. Кроме того, один день в неделю мы классом проводили в институте, где у нас было 5 учебных пар. Это была и подготовка к поступлению, и углубленный курс школьных предметов. Дополнительные занятия тоже никуда не делись: английский, спорт, кружки и выступления от класса на различных мероприятиях. Изменились мои отношения с одноклассниками после того, как мы отметили выпуск из 9 класса у меня дома (в школе в тот год такие мероприятия запретили). Я стала более популярной, меня начали замечать, со мной стали много общаться. Нет, я не стала звездой класса или школы, но я начала выходить погулять с одноклассниками, а также встревать в различные разборки внутри нашего класса. У нас была четкая сегрегация на «крутых» девчонок и «челядь».  И если раньше я просто игнорировала их нападки и держалась в стороне  от конфликтов, то теперь я вступила в открытую конфронтацию, в основном защищая слабых и безответных девочек. За что, кстати, впоследствии поплатилась бойкотом, но это другая история.

Интернет подарил мне новые знакомства. У меня появилась возможность общаться с подростками из других стран и практиковать знание языков, это захватило меня. Кроме того, появились и знакомые из других городов моей страны, с которыми мы впоследствии общались не один год. Ни о каком романтическом интересе в сети для меня речь не шла, но я жадно искала общения – и легко его находила.

Оказавшись в глухом молчании, которое Стас редко прерывал, ко мне не то, чтобы вернулись сомнения, скорее я начала учиться жить без него. Это был пугающий процесс постепенного охлаждения. И даже сейчас мне становится обидно и непонятно такое его поведение после лета, полного искренних чувств, впервые открытых, которыми мы щедро делились друг с другом. Мое внимание стал привлекать сосед по парте, который обладал странным сходством со Стасом, и даже звали его так же. Я заметила это еще год назад, и он создавал иллюзию того, что я ближе к Стасу, чем было на самом деле. Отчасти это сходство, отчасти личные качества становились мне симпатичными все больше. Это не было влюбленностью, лишь симпатией, но время от времени я видела отклик, и она постепенно крепла. От этой симпатии было легко отмахнуться, но мне было приятно его общество, хотя я не строила особенных планов на его счет.

В тот год к нам на дачу снова приехали те две сестры, которые мне не слишком нравились, и я поначалу слегка переживала из-за своих старых комплексов, но в этом году я быстрее почувствовала уверенность, ведь теперь наедине я слышала, как он ко мне относится, видела это воочию и находила подтверждения в течение дня в жестах внимания, в написанных признаниях на досках причала или даже выведенных веточкой – на моей руке. Это была аббревиатура слов «Я тебя люблю», всего три буквы, которые стали наших знаком и меткой памятных мест. Под конец лета эту скромную надпись увидел наш младший член компании Ваня и догадался, кто и о чем ее оставил. Пришел со своими догадками ко мне, но я так и не подтвердила их, сохраняя свой секрет Полишинеля. С двоюродной сестрой тоже начался разлад. Ей стали намного интереснее ее городские друзья, и с дачной компанией она гуляла лишь от отсутствия альтернативы. Я же считала наших ребят своим кругом, хорошими друзьями, мне не хотелось новых людей, не нужны были другие, мне хватало общения с ними. Поэтому, когда приезжали ее подруги (эти сестры или другие люди), она моментально теряла интерес к ребятам. К тому же, будучи чрезвычайно ведомым человеком, тут же переключалась в режим подражания и начинала вести себя довольно раздражающим образом, демонстративно, вызывающе. Я все еще не рассказывала ей о происходящем между мной и Стасом, но она уже догадывалась (такое сложно скрывать, если живешь с человеком в одной комнате, и она каждый раз видит, когда я возвращаюсь), как, впрочем, и вся наша компания. Один раз был даже задан прямой вопрос мне, но я сначала отвечала уклончиво, в духе «я всех вас люблю, вы же мои друзья», а потом вообще запретила лезть в мою личную жизнь, и этот разговор был закрыт. Но вдруг произошел один неприятный случай, который сильно выбил меня из колеи.

Однажды днем ко мне на дачу прибежал сильно обеспокоенный, даже испуганный Стас. Он сбивчиво стал рассказывать, что к нему пришла моя сестра со своей подружкой (младшей из сестер, которые у нас гостили) и вроде как хочет ему сказать что-то важное, по его ощущениям – выдать признание в любви. Он улизнул от них, прибежал посоветоваться, что делать. Я, конечно, сильно удивилась, ведь ничего подобного не предвидела, никаких даже намеков не было, никакой симпатии не наблюдалось. Но поскольку мы не афишировали свои отношения, решено было ответить, что у него есть другая, а кто именно – не их дело. Как позже выяснилось, девочки играли в карты, и Наташка проиграла. Тогда младшая из сестер загадала ей поцеловать Стаса. Насколько подлым был этот поступок, учитывая легко читаемую мою симпатию, сколько желания манипулировать окружающими и играть с их чувствами было в нем, для меня даже удивительно. Почему моя сестра поддержала эту идею, тоже загадка. Уж кому как не ей было видно все происходящее, хотя бы отчасти. Вероятнее всего, хотелось заслужить одобрение крутых девчонок из города, а пренебречь чужими чувствами для этого было небольшой ценой. Вот после этого случая я поняла, что категорически не хочу иметь ничего общего с обеими этими сестрами, несмотря на их видимый образ девочек-лапушек из хорошей семьи. В последующие дни моя сестра продолжала проявлять странный внезапный интерес к Стасу, могла сесть ему на колени, взять под руку. Полагаю, ей и ее подругам просто нравилось наблюдать, как я медленно закипаю, но не могу ничего им предъявить. Но в конце концов сестры уехали, до конца лета оставалось немного времени, и сестру увлекли другие занятия и поездки то в город, то на море. Пожалуй, это была та самая начальная точка, в которой мы стали радикально расходиться в интересах, и в дальнейшем это только продолжилось.

Спустя некоторое время наших ночных прогулок, когда приехал мой папа, меня вызвала на разговор мама и сказала, что хоть она и смирилась с таким моим графиком и образом жизни, папе это вряд ли понравится, и мне бы стоило слегка пораньше возвращаться домой. А в идеале гулять днем. И тогда я вдруг поняла, что мы действительно чаще всего проводим вместе время со Стасом поздним вечером, ночью, в темноте. И попробовала позвать его на прогулку вдвоем днем. Это была странная встреча. Мы пытались найти уединенное место на берегу, но поздним вечером все дачники сидели по домам, а из молодежи была только наша компания, и у нас сложилась целая система, как от них удрать. Мы делали вид, что идем по домам, поначалу для этого дожидались, когда моя сестра уйдет спать, и спустя некоторое время делали вид, что расходимся тоже. Потом, убедившись, что все пошли по домам, Стас возвращался на берег или к моей даче, и мы могли побыть наедине. Позже сестра стала сама уходить домой пораньше, давая нам возможность погулять вдвоем, и даже была инициатором раннего окончания общей прогулки. Но это позже. А днем весь дачный народ был либо на речке, либо на огородах, мы были как на ладони. Не в камышах же прятаться, в самом деле. Нам не хватало темноты, чтобы преодолеть стеснение. Не хватало уединения. Мы не знали, как проводить время вдвоем в таких условиях. И больше этого не практиковали, привычный распорядок нам нравился гораздо больше. Разве что мы стали пораньше возвращаться домой, чтобы не злить лишний раз родителей. Пожалуй, это хорошо показывает, как отсутствие опыта полноценных отношений с противоположным полом не давало нам понять, из чего эти отношения, собственно, в норме состоят. Что кроме романтичных моментов должны быть и бытовые, обыденные, и просто общение, и что отношения, если их не пытаться скрывать, вписываются в рамки ежедневного общения с другими людьми.