Первое лето вместе
В день приезда, вопреки моим ожиданиям, я не увидела Стаса на вокзале среди встречающих, хотя он вроде бы собирался. Но когда мы созвонились по телефону, оказалось, что он там был и видел меня. Скорее всего, просто постеснялся подойти, не знал, как себя держать после такого перерыва в общении, да еще при куче моей родни.
Первое время на даче при наших встречах и прогулках я держалась отстраненно, хотя он охотно гулял со мной наедине, пытался в незаметных намеках и жестах «прощупать почву» и понять, что у нас сложилось за это время. Я думаю сейчас, оглядываясь назад, что на тот момент мне было сложно понять свое место в таких отношениях, я быстро отвыкала от людей, когда не видела их, в целом я была довольно закрытым человеком. И очень легко сваливалась в привычную мне модель флирта и ненавязчивых ухаживаний, что для Стаса могло выглядеть как холодность, отстраненность и, вероятно, вызывало сомнения в том, значит ли он что-то для меня. Я ждала каких-то прямых и активных действий от него, которые бы однозначно можно было интерпретировать как знак, что его чувства живы, что я ему нужна, и что наши отношения продолжаются. Мы были глупыми и неопытными подростками, у нас были чувства, с которыми мы не могли разобраться и понять, и не было никого рядом, чтобы дать совет и направить.
Ребята в начале лета снова записали для нас кассету, где Стас довольно открыто выступал, посвящая мне откровенные песни про любовь, что восхищало и радовало меня. Это был полнейший восторг, и я постепенно оттаивала, привыкала иметь рядом любимого человека, не прятать свои чувства, позволять ему демонстрировать свои. Каждый шаг навстречу, даже если он уже был пройден раньше, давался нам с усилием и требовал смелости: взять за руку, обнять, поцеловать, сказать о своих чувствах. Мы словно проживали заново начало нашего романа в ускоренной перемотке. И мне это нравилось, потому что дарило сильные эмоции, а каждое затишье я воспринимала как катастрофу. Я не понимала, что можно любить, не терзаясь, без ежедневных взрывов чувств, размеренно и спокойно. Мне казалось, если чувства успокаивались, то они остывали и исчезали, я не знала об этапе зрелости эмоций и оттого не могла к нему перейти.
Он же пугался каждой моей обиды или недовольства, стремился говорить о своей любви как можно чаще, словно получив зеленый свет, и был счастлив слышать то же самое в ответ. Мы завели забавную традицию писать друг другу записочку на ночь, чтобы, нагулявшись вечером до поздней ночи, мы могли прочитать перед сном пару нежных строчек. У нас все еще не было мобильных телефонов, и попытки незаметно передавать друг другу эти записочки были для нас увлекательными и веселыми. Почему-то для меня с этим тоже случались разочарования, поскольку он не умел писать длинные письма, набрасывал пару быстрых строчек, и писал мне куда реже, чем я ему. Я обижалась, но перестать ему писать не могла. Меня влекло к этому человеку, и порой это ощущение заставляло меня чувствовать себя неуютно, неуверенно, навязчиво. Думаю, это была некая эмоциональная компенсация за отстраненность первых дней, и я так пыталась внутреннее наверстать все упущенное время, проведенное не вместе. К тому же, напряженные отношения с родителями и родней тоже требовали выхода, и в нем я хотела, пыталась видеть защитника, опору и надежный тыл. Правда, и у него были свои сложности с семьей, в том числе из-за наших поздних прогулок. Мы могли засиживаться до поздней ночи, меня за это поначалу ругали, потом махнули рукой, наверное. Его продолжали требовать быть дома к уговоренному часу, но если он был на даче один, то мы сидели очень подолгу.