— Мало было? Сейчас добавлю... — и схватив карлика за капюшон, Шум волоком дотащил его до ржавчины, несмотря на сопротивление, после чего бросил у самого края, и прижал ногой, глядя как аномалия медленно подбирается к очередной жертве. Жертва же, осознав всю суть происходящего, с ужасом посмотрела на своего убийцу, и в этот момент подступившая аномалия стала медленно поглощать бьющееся в агонии тело, пронзая голову тысячами ржавых игл. А стоило только сталкеру отступить, огромная игла, едва не вонзившись в сапог, прошила сердце мутанта и проходя его тело насквозь.

Наконец, покончив с этим адским местом, сталкер покинул свалку, но шëл он, к своему сожалению, весьма медленно. Своеобразная трость, хоть она и помогала на подъëмах да спусках, всё же вязла в грязи, но, благо, вскоре средь рыжих деревьев показалось то, что когда-то было колокольней. В душе ëкнула надежда, что она ещё жива.

— Твари мелкие... — в очередной раз чертыхнулся Шум, едва не свалившись в канаву на подходах к церкви, и окидывая ветхое здание взглядом. Казалось, держится оно на честном слове – дунь, развалится, как карточный домик. Но Межова совершенно точно говорила об этом месте, потому Шум упрямо вышагивал к цели, и лишь оказавшись на полусгнившем крыльце остановился, глядя на деревянный крест над дверным проëмом. За всю свою жизнь церковь он посещал впервые. Не имея и малейшего понятия о внутреннем убранстве, он шагнул внутрь, встречая, что ожидаемо, полную разруху и запустение. Убийца, охотник за лëгкой наживой и блудник, впервые пожаловал в дом Господа, и не для того, чтобы покаяться, а ради всё той же наживы.

— Эй, Ежова? — глухо позвал он, после чего разгерметизировал костюм, и открыв фильтра шлема позвал вновь, — Учëная?

Прихрамывая, он прошёл в молебный зал, и осмотрелся. Наверх уйти она точно не могла, не дура ведь, чтоб лезть в этот скворечник по лестнице, на которую небось и тушканы ступать боятся. Засмотревшись наверх, туда, где должен был висеть, но отсутствовал колокол, Шум вдруг замер, и медленно перевёл взгляд вниз, наблюдая прямо перед собой огромную дыру в полу. По спине пробежал холодок. Выдохнув, он стал пятиться в сторону, намереваясь обойти эту пропасть, но какая-то возня внизу привлекла его внимание. Включив ночное видение на шлеме, сталкер глянул вниз. Тут он и заметил колокол, а рядом с ним – на первый взгляд целая, и, вероятно, живая Межова. Вокруг же, пока не рискуя подходить, ошивалась парочка тушканов. Самый наглый из них, тихонько цокая когтями, подкрался к руке девчонки, и уже, должно быть, хотел попробовать её на вкус, как сверху, превращая мелкого падальщика в хвостатую котлету, спрыгнул Шум, тут же заваливаясь от пронзительной боли в бедре. Это, однако, не помешало ему схватить, и переломить пополам хребет второго гадëныша.

— Сссука... — прошипел сталкер, и отшвырнул в сторону конвульсирующего зверька, а когда боль чуть утихла, подполз к девчонке, стаскивая с себя шлем, и включая фонарь. Увиденное заставило сердце сталкера сжаться. Пять пружин, пробив комбинезон, торчали из её спины, — Вот срань...

Шум склонился, припадая ухом к экрану её заслона. В полной тишине не трудно было услышать звук ровного дыхания внутри шлема. По всей видимости, она отключилась после падения, что, в общем-то, было и неплохо, учитывая необходимость вытащить из неё проржавевшие, фонящие железяки. С трудом поднявшись, Шум спустил вниз оставленные на краю пролома рюкзаки, и взялся за девчонку. В ход пошла стандартная армейская аптечка: обезболивающее, обеззараживающее, и адреналин, дабы в таком состоянии суметь пропахать ещё не один час. Самое оно для любителей ковыряться во всяком дерьме, и латать себя в таких же условиях.

Дождавшись времени, когда обезболивающее начнёт действовать, Шум осторожно стянул шлем с рыжей головы, и перевернув девчонку спиной вверх, расчехлил инструменты, самым нужным среди которых были бокорезы. Ими он обрезал пружины, оставляя лишь пару сантиметров. Следующим этапом стал комбенизон, и если бы Шум только знал, как будет сложно стянуть комбез с бесчувственного тела, то, наверное, вырвал бы пружины минуя этот этап. Ухудшало ситуацию и состояние самого Шума. Уж очень тяжело оказалось ворочать отключенную девчонку с его-то ушибами, но её здоровье в данном случае было куда важнее, а потому он изначально решил, что сначала поможет ей.

— Не зря припас... — пригубив этиловой жидкости из фляжки, Шум щедро плеснул из неё на спину Межовой, размазывая всё ватным тампоном, и уделяя особое внимание торчащим иглам, оставшимся от пружин. Тяжело вздохнув, и скрепя сердце, сталкер взялся за пассатижи, и принялся вынимать железяки, то вытягивая, то выкручивая их. Благо, вошли они совсем неглубоко, но стоило потянуть последнюю из них, девчонка вдруг вздрогнула, и протяжно завыла, безуспешно пытаясь подняться.

— Ах! Чëрт! Больно! — загундела она, барахтаясь, и не давая даже возможности ухватиться за последний обрезок пружины, на что Шум как следует прижал её коленом, и пихнул в рот перчатку, тут же, несмотря на всё сопротивление, силой вытягивая пружину. Подвал наполнился сдавленным криком боли, а сталкер вдобавок ещё и плеснул на рану водки, за что, изловчившись, учёная влепила ногой прямо в его грудину, заставляя согнуться от боли в и без того пострадавших рёбрах. Осознание пришло тут же, и она хотела было подорваться, чтобы помочь, но обнаружила себя по пояс обнажённой, — О боже! Прости, прости! Это рефлекторное, я не специально, Шум!

— Один-один, гимнастка, твою мать! — с трудом отдышавшись, Шум отполз, к землистой стене подвала, и пропихнул руку под свой комбенизон, с трудом прощупывая свои рёбра через опухшее место ушиба, — Приложила не хуже бюрера!

— Прости пожалуйста! — прикрывая наготу, Межова поднялась, вытряхивая из своего рюкзака нехилый такой набор медикаментов. Пока сталкер занимался самолечением, она обколола себя чем только можно, закинула несколько каких-то таблеток, и вопрошающе глянула на него, протягивая гемостатическую губку с бинтами, — Не смогу сама...

— Больше не драться! По крайней мере в фанеру... — он прижался затылком к холодной земле, собираясь с мыслями, и кое-как поднялся, приступая к перевязке первых боевых ранений Межовой.

— Вот же! Гадство! Шум, нам придётся вернуться... — ругая себя за глупость и нерасторопность, учëная представила, как вновь лезет на эту трижды проклятую свалку, и схватилась за голову, — Образцы ржавчины нам просто необходимы, понимаешь?

— Нет, знаешь, мне этой свалки хватило, больше не хочется, держи, — и сталкер положил перед ней несколько колб. Одна из них содержала в себе просто горсть ржавых игл, в двух же других эти иглы плавали в непонятной жидкости.

— Что?! — в изумлении воскликнула она, и несмотря на боль, взяла склянки, — Но как? Там ведь бюреры! Как ты с ними справился?

— Обругал и в угол поставил. — хмурясь, он потуже утягивал бинты, предварительно наложив губку на каждое ранение Межовой. Радости её не было предела, и на сталкера вновь посыпались вопросы, в этот раз касающиеся его познаний в исследовательской деятельности. Вопросы эти, разумеется, были благополучно им отфутболены. Не то было место, да и совсем не то время для откровений, хотелось поскорее добраться до безопасного места, и он стал думать как выбираться.