Хунну

Всем привет!

Сегодня будет последняя заметка по истории до нашей эры. И я снова возвращаюсь к Китаю времен Западной Хань. В прошлый раз я подробно рассказала о временах становления династии Лю, правившей этой империей, и о её, пожалуй, самом знаменитом императоре – У-ди (правил в 141-87-х гг. до н.э.), но не рассказала о его преемнике, упомянутом в романе «Песнь в облаках» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53. «Баллада о пустыне» и «Песнь в облаках» ) по имени Лю Фулин, который стал императором под именем Сяочжао-ди или просто Чжао-ди (правил с 87 по 74-й годы до н.э.).

Чжао-ди был, мягко говоря, поздним ребенком своего царственного отца (тому было уже примерно 62 года, когда мальчик родился) и наследником стал, как это нередко бывало, из-за дележек власти. У-ди за свою долгую жизнь имел двух жён и множество наложниц, и детей от них, истории некоторых из его отпрысков упомянуты в романе Тун Хуа «Баллада о пустыне», однако там, к моему удивлению, ничего не сказано было ни о том, чем закончились интриги наложницы Ли, ни толком о том, как под влиянием своей паранойи престарелый У-ди расправился с кучей людей, в том числе со сторонниками своего старшего сына от супруги Вэй – Лю Цзюя.

Из-за ложного обвинения Лю Цзюй подался в бега и призвал на помощь себе целые вооруженные отряды. Тут уж решили, что на воре и шапка горит (точнее куклы в руках колдуна, ибо именно в этом его и обвинили). И, когда принца выследили и окружили, он предпочел покончить с собой, а многие члены его семьи были убиты. Император У-ди потом очень сожалел об этом, но поделать ничего не мог. Сын наложницы Ли, хоть и был после гибели принца Лю Цзюя потенциальным наследником и дожил до взрослого возраста, отца не пережил (или умер вскоре после него), хотя и оставил потомков (к ним я ещё вернусь). Вот так вот и стал новым императором Чжао-ди.

Причем императором Чжао-ди оказался, будучи ещё ребенком, и регентом при нём был назначен брат знаменитого полководца Хо Цюйбина – Хо Гуан (ум. в 68-м до н.э.). Этот Хо Гуан тоже был тем ещё интриганом, и в те годы его борьба с соперниками увенчалась успехом. Более того, период его регентства и недолгое правление его подопечного можно считать временем вполне благополучным. Однако после тринадцати лет правления Чжао-ди умер, не оставив после себя наследника. Вот тогда-то Хо Гуан и вспомнил про потомков Лю Бо, сына императора У-ди и наложницы Ли. Один из них, по имени Лю Хэ (92-59 гг. до н.э.), и был избран им новым императором, и взошёл на трон под именем Чанъи-ван.

Правда, не долго музыка для парня играла) История вышла поистине тупой и анекдотической. И, хотя сохранившиеся жизнеописания Лю Хэ написаны были после его смещения и могут быть фальсифицированными или тенденциозными, причина его отстранения сводилась к тому, что он, мол, едва дорвался до власти, стал творить всякие непотребства. Например, всячески нарушал ритуальные запреты во время траура по почившему дяде – приносил поминальные жертвы не по адресу (т.е. своему отцу, а не умершему предшественнику), устраивал праздники и охоту, ел мясные блюда и веселился с женщинами, да ещё, мол, вдобавок общался со всякими сомнительными личностями, выдвигал на государственные посты своих друзей и сорил деньгами.

В общем, терпения Хо Гуана хватило всего на двадцать семь дней, после чего Чанъи-ван был смещен и отправлен обратно в свой уезд, раз вести себя не умеет. Победитель по жизни в общем, и месяца не продержался. Впрочем, его приближенным повезло ещё меньше – за его выходки многих из них казнили, потому что нарушение траурных обрядов по императору по тем временам всё ещё было серьёзным преступлением, равно как и разбазаривание казны.

Вот так в 74-м году до н.э. новым императором стал Сюань-ди (74-49гг. до н.э.), сын чудом уцелевшего в той жуткой истории Лю Цзиня, сына принца Лю Цзюя. Сюань-ди очень высоко ценил Хо Гуана, дал ему максимум власти, назначал на государственные посты его родичей и даже взял в любимые наложницы дочь Хо Гуана, которая в результате заговора и отравления жены Сюань-ди, супруги Сю, стала императрицей. Несмотря на это, тандем императора и Хо Гуана продержался долгие годы до смерти последнего в 68-м г. до н.э.. Хо Гуан был с почестями похоронен, и дальше Сюань-ди пришлось справляться без него. Можно сказать, что справился он достойно – время правления этого императора вновь стало периодом подъёма для империи Хань. Империя достигла максимального размера и высшего расцвета, даже в большей степени, чем во времена У-ди.

Но и тут не обошлось без ложки дёгтя: Сюань-ди, что логично, назначил наследником сына от своей первой умершей жены, и клан Хо затеял заговор, чтобы избавиться от наследного принца, ведь тогда наследниками оказались бы дети от госпожи Хо. Правда или нет, но планы избавиться и от самого императора будто бы тоже имелись. В любом случае, заговор был раскрыт, и клан Хо был практически полностью уничтожен, императрица Хо была отстранена, однако при этом император продолжал высоко чтить память самого Хо Гуана.

Преемником Сюань-ди, как и задумывалось, в итоге стал его сын от императрицы Сю и герой сегодняшнего произведения – Юань-ди (49-33гг. до н.э.). Его считали мягким и человеколюбивым правителем, однако отмечали и его слабоволие. При своём правлении он продолжал линию отца, поддерживал конфуцианство и стремился сократить государственные расходы с целью снижения налогов и улучшения благосостояния населения. А вот с сюнну(хунну) тогда всё было сложно. На тот момент их земли раскололись фактически на два государства, одним управлял Чжичжи, а другим его брат Хуханье.

Династия знаменитого Модэ оборвалась на младшем сыне Ичжисе (126-114гг. до н.э.) – Сюйлиху (102-101гг. до н.э.) после правления старшего сына Ичжисе, Увэя (114-105гг. до н.э.), и его внука Ушилу (105-102гг. до н.э.). После этого шаньюем выбрали военачальника Цзюйдихоу, происходившего из побочной ветви Модэ, который отбил наступление раззадоренных Ушилу ханьцев, а после тем же самым занимался его сын Хулугу.

После смерти Хулугу в результате интриг новым шаньюем стал Хуяньди (85-68гг. до н.э.). Тот предположительно тоже вёл происхождение от Модэ, но, видимо, состоял в очень дальнем родстве с потомками великого правителя. Хуяньди воевать любил, а государственными делами заниматься – нет. Может, именно поэтому власть после него ушла к сыну Хулугу – Сюйлюй-Цюаньцюю (68-60гг. до н.э.), а хунну пришлось отбиваться не только от китайцев-хань, но и от своих собственных восставших данников. В общем, хунну погрязли в распрях и войне.

На фоне этого Хуханье (58-31гг. до н.э.), сын Сюйлюй-Цюаньцюя, пошёл на сближение с империей Хань, чтобы заручиться их поддержкой в борьбе с Туцитаном (60-58гг. до н.э.), чего не желал делать его брат Чжичжи. В итоге Хуханье стал подданым ханьского императора, а потом и единым правителем хунну. И, дабы закрепить свои связи, порывался породниться с императором Юань-ди. С этим и связана одна любопытная история.

Если верить легендам, то Хуханье попросил в жёны себе ханьскую принцессу, но у императора была всего одна родная дочь брачного возраста, и расставаться с ней ни он, ни его жена, императрица Ван, не захотели. И тогда император придумал кое-что получше – выбрать кого-то из своего гарема, сделать приёмной дочерью и отдать в жёны варвару Хуханье. Поскольку гарем был огромен, пришлось кинуть клич и предложить его обитательницам выйти замуж за именитого иностранца. Идея показалась уместной лишь одной из них, и, дабы получить добро от владыки, ему показали портрет вызвавшейся в добровольцы девицы. Император взглянул на портрет и, недолго думая, дал согласие, посчитав, что ответственный евнух выбрал самую некрасивую из его потенциальных наложниц, если верить портрету. Девушку ту звали Ван Цян, известна она также как Ван Чжаоцзюнь. Вот только сам её император повидать не успел, и понятия не имел, что придворный художник Мао Яньшу, принимавший участие в отборе девушек для императора, требовал от кандидаток мзду за то, чтоб на портрете они получались хотя бы такими, какими были в реальности, а то и краше.

Ван Цян ему в этом отказала, заявив, мол, что она и так достаточно хороша собой, её не надо приукрашивать. То ли дело было в её бедности и крестьянском происхождении, то ли в честности, то ли в гордости, то ли она вообще не хотела попадать к императору в постель, но играть в эти игры девица демонстративно отказалась и не подумала, что наживает себе этим врага. А тот взял да и изобразил её стрёмнее, чем она была на самом деле. Причем, видимо, так, что взять-то в гарем ещё было ок, но в первую очередь к себе такую не позовешь, если перед тобой тысячи красоток. А меж тем в историю Ван Цян вошла как вторая из четырех Великих Красавиц Китая) Всё вскрылось, когда прибыли послы от Хуханье, и девушку позвали, чтобы показать. Вот тут-то все и ахнули, включая и императора, который понял, как сильно он об… ошибся. Но идти на попятную было поздновато. Так что императору пришлось ограничиться казнью взяточника Мао Яньшу, а новой прекрасной и талантливой жене радовался шаньюй. Причем брак оказался и политически выгоден обеим сторонам договора, и сам Хуханье заимел от красавицы-жены двоих сыновей.

Когда Хуханье умер, то Ван Цян попросила разрешения вернуться на родину, но ей отказали, и, по обычаям хунну, вынудили выйти замуж за сына Хуханье от второй жены (яньчжи), Фучжулэя (правил в 31-20гг. до н.э.). От него у Ван Цян родилось две дочери. Неизвестно, как к своим супругам относилась сама Ван Цян, но вот Хуханье её очень любил, и она при нём возымела огромное влияние, и благодаря ей на протяжении более 60 лет между гуннами и хань не было войн. Судя по всему, легендарная красавица так и встретила свой конец на чужбине. И хотя, где и когда именно это случилось, неизвестно, во Внутренней Монголии есть «Гробница Чжаоцзюнь». Кроме того, история Ван Цян стала основой для огромного количества произведений. И, хотя я знаю, что здесь не очень любят и истории про Китай, и драму, и я собрала комбо, я всё равно не могу не поделиться великолепной драмой

«Осень в ханьском дворце» Ма Чжиюань

Время действия: I век до н.э., ок. 43-33 гг. до н.э.

Место действия: Империя Хань (Западная Хань).

Интересное из истории создания:

Ма Чжиюань (ок. 1250-1321, либо позже, но не позднее 1324) – знаменитый драматург и поэт времен господства династии Юань. Родился, вырос и первую половину жизни провёл в тогдашней столице Даду (она же Ханбалык – тогда, а ныне Пекин), где числился видным участником «Книжного общества юаньчжэнь». Затем поступил на службу и занимал видные посты в провинции Чзянчжэ (нынешние Цзянсу и Чжэцзян). После этого ушёл со службы и вёл уединённый образ жизни. На данный момент известны 120 его стихотворений в жанре цюй, и что он создал 13 пьес, из которых сохранились 7, причем одну он написал в соавторстве. Причем «Осень в Ханьском дворце» (другое название «Лебединая песня и вещий сон осенью в Ханьском дворце», а полное – «Сон отгоняет крик одинокого гуся осенней порой в Ханьском дворце») самое знаменитое из его драматических произведений, и считается шедевром юаньской оперы и драматургии.

О чём:

Хотя я выше изложила легенду, сюжет данного произведения имеет ряд ощутимых отличий от неё. Так в самом начале каждый персонаж буквально рассказывает о себе, вводя зрителя (или в данном случае читателя) в курс дела, и лишь потом разворачивается первое действие. Мао Яньшоу, разъезжая по империи, попал и в деревню Баопин уезда Цзыгуй (ныне провинция Хубэй), где на глаза ему попалась ослепительной красоты девушка, которую он, подумав, тоже отобрал в гарем императора, и, разумеется, предложил за плату «подправить» её портрет, однако девушка отказалась. Мао Яньшоу поначалу подумывал отказаться от своего замысла, и оставить гордую девицу прозябать остаток дней в деревне, но потом придумал месть получше – подпортить портрет, но так, чтоб девушку всё-таки в гарем приняли, однако император ею бы никогда не заинтересовался. Уж он-то его вкусы знал.

А ещё он знал толк в мести, потому что участь обитательниц императорского гарема в принципе могла быть не очень после его смерти, но, например, ухаживать за мавзолеем своего повелителя, которого ты вблизи даже ни разу не видела, а перед этим провести всю жизнь в одиночестве где-то в дальних покоях загородного дворца – это вообще провал. К слову, расчёт Мао Яньшоу оказался верным, и новую наложницу, даже не выяснив, что она из себя представляет, поначалу просто не удостаивали вниманием, а потом и вовсе поместили во дворец в Лояне (вообще там анахронизм в виде упоминания более позднего дворца, но Лоян тогда уже существовал, а столицей был Чанъань, нынешний Сиань). И так прошло десять лет, и, верно, всё бы вышло так, как и хотел интриган Мао Яньшоу, кабы как-то раз император, по всей видимости, не отправился в Лоян, и вечерком не решился посмотреть, кто у него там в домике живёт, и с кем можно хорошо скоротать время в командировке… Вот об этом в отрывке и расскажу подробнее.

Отрывок:

«…Любыми средствами добываю

золотые слитки.

Законы страны преступаю

все подряд.

При жизни — хочу, чтобы все у меня

было в избытке.

Когда умру — пускай обо мне

говорят, что хотят.

Я — Мао Яньшоу. По высочайшему указу правителя Великой Хань разъезжаю по Поднебесной и выбираю самых прелестных девушек. Уже отыскал девяносто девять красавиц. В каждой семье я требовал подарок, и мне без промедления его вручали. Золота мне удалось заполучить не так уж мало. Вчера я прибыл в уезд Цзы-гуй области Чэнду и встретил необыкновенную девушку. Она дочь деревенского старосты Вана, ее имя Цян, второе имя — Чжао-цзюнь. Природа наделила ее удивительной красотой, которая всех поражает. Она очаровательна, действительно самая прекрасная в Поднебесной. Хотя девушка и из крестьянской семьи, где больших денег не водится, я сказал, что хочу получить сто лянов золота — и ей будет уготована участь первой красавицы при дворе. Но Чжао-цзюнь отвечала, что, во-первых, ее семья бедна, а во-вторых, она и так добьется успеха только благодаря своей красоте. Красавица, решительно отвергла мое предложение. Ну что ж, тогда пусть остается здесь, в деревенской глуши. (Задумывается, говорит.) Нет, поступим лучше с нею по-иному. Нахмурил брови — и в голове уже готов план: просто я на портрете нарисую один глаз кривым. Когда она приедет в столицу, ее непременно отправят в самые отдаленные дворцовые покои, пусть-ка она прострадает всю жизнь. Недаром говорится:

Ненависть — высокое чувство,

достойного мужа удел.

Настоящий мужчина без яду

не свершает великих дел.

(Уходит.)

"Дань" в роли Ван Чжао-цзюнъ входит в сопровождении двух служанок, говорит нараспев:

Мне оказана честь: во дворец Шантъян [115]

была я привезена.

Государя увидеть не довелось

мне за целые десять лет.

Кто в эту ночь навестит меня?

Кругом царит тишина.

Чтоб излить печаль свою, никого

со мной, кроме лютни, нет.

Меня зовут Ван Цян, второе имя — Чжао-цзюнь, родом я из уезда Цзыгуй области Чэнду. Мой отец — староста Ван — всю жизнь занимается крестьянским трудом. Перед моим рождением матушка увидела во сне, будто свет луны проник в ее утробу и упал на землю. И родилась у нее я. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я удостоилась чести стать одной из красавиц, выбранных для императора. Но кто ожидал, что чиновник Мао Янь-шоу потребует в уплату золото. Я отказалась дать ему денег, и тогда он испортил мой портрет. Так и не довелось мне увидеть своего властелина: ныне живу во дворце, далеком от его покоев. Дома я обучалась музыке и умею играть на лютне. В эту ночь мне так одиноко и тоскливо, попробую песней развеять печаль. (Играет на лютне.)

Государь входит. Его сопровождают телохранители с фонарями в руках:

Я — ханьский государь Юань-ди — еще многих из привезенных во дворец красавиц не удостоил своего внимания, и они в тоске ждут меня. Сегодня нашлась минута для отдыха от тысячи важных дел. Хочу обойти дворец, поглядеть, которой из них предопределено судьбой повстречаться со мной.

(Поет.) На мотив "Алые губы" в тональности "сяньлюй"

Проезжают колеса повозки

по весенней цвели.

Прелестная дева при свете луны

наигрывает на свирели.

Государя увидеть ей не пришлось,

оттого так печальны трели.

От скорби давней у девы прекрасной

волосы поседели.

На мотив "Замутивший воду дракон"

Знаю, дева глядит на дворец Чжаоян [116], —

он так безмерно далек!

Жемчужную занавесь

ей опустить невдомек

Не государь ли? Нет, шелохнулся в безветренной

тьме

бамбуковый росток.

Сквозь тонкую занавесь луч луны

проникает наискосок.

Заслышите музыку — мнится вам:

государь ступил на порог.

Вы подобны Ткачихе — далекой звезде,

что милости ждет от сорок.

Ван Чжао-цзюнъ играет на лютне. Государь продолжает петь:

Кто там играет на лютне,

чьи это руки

Столько чувства влагают

в печальные звуки?

Телохранитель. Я поспешу сказать ей, чтоб она вышла встречать вас, ваше величество.

Государь. Не надо.

Вовсе не нужно о воле монаршей

сообщать впопыхах,

Возвещать избраннице мой приход

в торопливых словах.

Боюсь, что внезапная милость монарха

вызовет только страх

И повредит прекрасный росток,

что в глуши едва не зачах.

Боюсь, что воронов вы вспугнете,

спящих на деревах,

Спугнете дремлющих меж ветвей

нежных и робких птах.

(Говорит телохранителю.) Пойди к этой девушке, играющей на лютне, и передай, пусть она выйдет встретить меня. Только не испугай ее.

Телохранитель. Вы и есть та девушка, которая только что играла на лютне? Его величество здесь, поспешите встретить его!

Ван Чжао-цзюнъ спешит навстречу государю…».

(«Дань» – это женское амплуа первого плана в китайской опере, причем у дань есть и разновидности. В тексте упоминаются и другие амплуа, но разбираться в этом для понимания данного произведения не обязательно)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Пока читала, подумала, что с музыкой и, собственно, пением это наверняка звучало очень здорово, и когда просто читаешь, многое теряется. Однако воспринимать это можно и как сочетание прозы и поэзии, и читать как чисто литературное произведение, тем более что подобное сочетание вообще характерно для средневековой, особенно восточной литературы. Это любовно-романтическое произведение, но в нём также присутствуют и другие мотивы и темы, причем особенно выделяется тема придворных интриг и мздоимства при дворе, и автор просто мастерски описал и тип подобных людей, и при этом высмеял их, не забыв вложить и известную мораль – сколько веревочке не виться, а конец будет.

Когда я поняла, что текст отличается от легенды, которую я читала, то, с одной стороны, испытала разочарование, потому что легенда мне очень нравится, но с другой это случайно создало интригу – как теперь-то всё развернется, чтоб прийти к тому, к чему должно. И, скажем так, поворот был вполне удачный и правдоподобный. Вот дальше было менее удачно и правдоподобно, ведь император мог, например, предложить другую девицу заранее, чего он не сделал. С другой стороны, поведение Юань-ди после получения требований Хуханье вполне укладывается в то, каким его изображали и историки более ранних времен – слабовольным, податливым и не обладающим выдающимся умом, но при этом не готовым рисковать ради своих интересов жизнями тысяч его людей. А уж как он к своей наложнице клинья подбивал – вообще отпад, всем пикаперам урок)

В общем автор предпочёл из истории о просто обманутом правителе сделать историю о настоящей любви и её потере во имя интересов государства, что выглядит, по меньшей мере, не хуже, и, по-своему, даже мило. А уж вставку в виде визуализации сновидений я в такого рода произведениях увидела впервые. Так что я честно говорю, что произведение на любителя, в чём-то слишком прямое и наивное, в чём-то переслащенное, но, на мой взгляд, всё равно достойное внимания. К тому же отличный способ разбавить многочисленные исторические произведения, где акцент делается на войне и восстаниях.

Сегодня прикладываю список прошлых постов в таком варианте, в следующий раз он будет пересобран:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 49.1 «Слоны Ганнибала»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.1. «Владыки Рима»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.2. «Пурпур и яд»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.5. «Месть Анахиты»

Всем привет!

Сегодня будет последняя из основных заметка о II-м веке до н.э., и я хочу снова рассказать про Китай. Не только потому что это одна из самых значимых и ярких эпох в китайской истории, но и потому что в этот период впервые достоверно Восток соединился с Западом. Кто-то, вероятно, догадался, о чём речь. Но, если нет, то сейчас расскажу, как было дело.

В «Повести о Великой Стене» О. М. Гурьян упоминался Лю Бан, которому пророчили то, что новым императором станет именно он. Так и вышло. После череды восстаний, падения Цинь и гибели последнего циньского вана Цзыина некоторое время в Поднебесной творился полный бардак, и шла борьба за власть. В 202-м году до н.э. она закончилась тем, что Лю Бан одержал окончательную победу и объявил себя императором под именем Гао-цзу новой империи – Хань. Если мне что-то попадется именно про него, обязательно сделаю доп-заметку, рассказать там есть, о чём.

Худо-бедно основатель династии Лю и империи Хань проправил с 202 по 195-й годы до н.э., в чём-то делая лучше, чем было (например, смягчение законодательства), в чём-то хуже (заменял удельных ванов, назначенных из своих военачальников и генералов, на своих же детей и родственников, что, естественно, приводило к восстаниям, которые приходилось подавлять). В годы его правления шаньюй Модэ основал государство сюнну (хунну), главных противников ханьцев на протяжении последующих столетий.

Но самой большой проблемой, как ни странно, оказалось то, что Лю Бан, ещё до того, как ввязался в политические игры, женился на дочери высокого чиновника по фамилии Люй. Личное имя будущей императрицы, по всей видимости, было Чжи. Господин Люй, мол, разглядел в безродном, но умненьком пьянчужке его управленческие и прочие таланты и выдал за него свою дочь. Тут, конечно, любой бы сказал, что удача, наконец, повернулась к Лю Бану лицом, а не жопой, раз послала такой удачный брак. И, судя по всему, супружеская жизнь у этой парочки в самом деле сложилась неплохо. Похоже, Лю Бан не пренебрегал советами жены и помощью её родичей. И за годы брака у них родились двое детей – сын Лю Ин и дочь, будущая принцесса Луюань.

Однако проблемы начались, судя по всему, ещё тогда, когда новый император окружил себя молодыми наложницами и стал делать с ними детей. И тут обида не молодеющей жены в связке с опасениями потерять власть и задетыми материнскими чувствами превратила Люй-хоу в то, чем она вскоре стала. Её собственный сын был мягким и почти безвольным, сострадательным пареньком, что делало его таким себе кандидатом в правители огромной империи по мнению его царственного отца. Другой сын, Жу-и, рожденный наложницей Ци императору в этом качестве нравился куда больше. Однако императрица и двор столь явственно выразили своё недовольство подобными поползновениями, что от затеи пришлось отказаться.

В общем в 195-м году до н.э. новым императором стал Лю Ин под именем Хуэй-ди. Мальчику было лет 14-15, так что ожидаемо власть в свои цепкие ручки взяла его матушка. И вот она-то о своих обидах, опасениях и поползновениях покойного мужа не забыла. Ещё в 196-м году до н.э. она поспособствовала казни генерала Хань Синя и других союзников Лю Бана. А уж после его собственной смерти начался форменный 3,143дец. И, если с какими-то из бывших пассий почившего императора и их детьми императрица расправлялась даже с определенной деликатностью, то сыновей наложницы Ци и её саму она уничтожила с особой жестокостью и откровенным садизмом. История стала широко известной и резонансной, как сказали бы сейчас, достаточно упомянуть, что, по одной из версий, Ци-фужэнь после её смерти стали почитать в качестве божества отхожего места – Цзы-гу (кто заинтересовался и хочет понять, почему - рекомендую прочитать, что же всё-таки с наложницей Ци сделали). А юный император был настолько потрясен, что даже вымолвил матери слова упрёка – «Так не [должно] поступать [среди] людей. Я ваш сын, императрица, никогда не смогу теперь больше управлять Поднебесной!».

После этого он полностью отошел от государственных дел и, как говорится, «Зайка запил и опустился». Не первый и не последний такой случай, что уж там. От подобного образа жизни он совсем захирел, захворал и в 188-м году до н.э. умер. Похоже, впрочем, что императрица не долго, грустила, ведь она уже успела окружить себя верными людьми из своего клана, подвинув клан Лю, и вдобавок предусмотрительно женила сына на некой Чжан Янь. Та не успела сама родить наследника, поэтому, отличаясь жестокостью под стать свекрови, сначала притворилась беременной, а через положенное время забрала новорожденного ребенка у одной из наложниц Хуэй-ди, от которой после предусмотрительно избавились. Мальчика сделали новым императором под именем Шао-ди Гун. Как легко догадаться, на самом деле править продолжала Люй-хоу.

Времена были суровые, так что, когда малец узнал историю своего происхождения и опрометчиво пообещал, что виновные за это расплатятся, его жизнь очень скоро закончилась, и в 184-м году до н.э. у империи Хань появился новый правитель – Шао-ди Хун, брат (видимо, единокровный, но не факт) предыдущего. Наверное, подумали, мол, никто разницы и не заметит) Номинальное его правление тоже было недолгим и завершилось после смерти императрицы Люй-хоу в 180-м году до н.э. Потому что после этого все недовольные, наконец, выдохнули и дали волю своего гневу, устроив знатную резню клана Люй. Под раздачу попал и бедняга Шао-ди Хун: кто-то брякнул, мол, а царь-то ненастоящий, и этого, видимо, оказалось достаточно, чтоб с ним не церемониться. Хотя, вероятно, дело было не только в этом.

Новым императором стал по иронии судьбы уцелевший сын Лю Бана от наложницы Бо по имени Лю Хэн, которого на трон возвели под именем Вэнь-ди (или Сяовэнь-ди, правил он в 180-157-х гг. до н.э.). Кстати, его во многом выбрали по той причине, что у его матери была хорошая репутация, и все понадеялись, что она-то такую же дичь, как прошлая императрица, творить не будет. К счастью, им повезло, ведь увлеченный даосизмом император с конфуцианским рвением был предан своей матушке, почитал её и слушал её советы. Советы её и других оказались хороши, и в стране, наконец, наступили мир, порядок и стабильность. Вэнь-ди много хорошего сделал для страны, при этом был мягок со своими, но без колебаний боролся с чужими – и с кочевниками-хунну, и с восстающими. Женой его стала госпожа Доу, и их общий сын под именем Цзин-ди (157-141 до н.э.) стал позже новым императором.

Время его правления стало довольно противоречивым, однако он во многом следовал курсу своего отца – принимал меры для централизации власти – с одной стороны, но при этом смягчал наказания и налоговое бремя – с другой. В связи с первым пришлось ему подавлять Восстание семи уделов в 154-м году до н.э.

В семье у него тоже было всё очень непросто. Объявил было он старшего сына наследником, как и положено, а мать того, супруга Ли, стала так явственно проявлять скверный нрав, что нарвалась на интриги со стороны золовки, сестры императора по имени Лю Пяо, которая сначала попыталась прекратить вражду мирно, предложив выдать свою дочь за наследника, но нарвалась на отказ. Тогда Лю Пяо сделала ход конем и предложила дочь в невестки другой наложнице своего брата, которую звали Ван Чжи. Та оказалась куда сговорчивее. И после этого Лю Пяо окончательно выиграла эту партию, провернув такую рокировку: сказала своему брату-императору, мол, посмотри на свою супругу Ли, ты что, хочешь подарить своей империи очередную Люй-хоу? Нет? Тогда сделай наследником кого-нибудь другого.

Неизвестно, сделала ли она толстый намек на то, кого надо выбрать, но император выбрал кого надо)) – сына наложницы Ван Чжи по имени Лю Чэ, зятя его горячо любимой сестры Лю Пяо и будущего знаменитого императора У-ди (141-87 до н.э.).

В годы долгого правления У-ди произошло много важного и интересного. Например, был послан для установления союза с народом юэчжи дипломат Чжан Цянь, который много лет проболтался на чужбине и принес много потрясающих сведений, когда его уже на родине и не ждали. Отчасти благодаря его сведениям, отчасти благодаря военным талантам генералов Вэй Цина и Хо Цюйбина, удалось отпинать сюнну и расширить империю не только до нынешних северной Кореи и северного Вьетнама, но и далеко на запад, аж до Ферганской долины. А это, в свою очередь, дало толчок для создания Великого Шёлкового пути, открыв мир Китаю, а Китай – миру. В это же время в Поднебесную проник и пустил корни буддизм. При этом император в какой-то момент увлекся магией, всяческими экстрасенсами, РенТв и прочим подобным. А потом сам же, помутившись кукухой, устроил масштабную «охоту на ведьм», под раздачу, конечно, попадали не только ведьмы, но вообще все, кто был заподозрен в неправильной и вредоносной магии, стремясь навредить императору. Не щадил он даже своих родственников. Потом, конечно, он много раскаивался и рвал на себе волосы по многим причинам и со многих мест, но фарш невозможно прокрутить назад.

Как бы то ни было, время правления У-ди было одним из ярчайших и самых прогрессивных в истории Западной Хань. И именно в те годы происходят действия сегодняшней дилогии, состоящей из романов:

«Баллада о пустыне» и «Песня в облаках» Тун Хуа

Время действия: II-I века до н.э., ок. 132-104 до н.э. и затем примерно 90-е годы I века до н.э.

Место действия: государство Хунну (Сюнну) и Империя Хань (Западная Хань).

Интересное из истории создания:

Тун Хуа – псевдоним современной китайской писательницы Жэнь Хайянь (р. 1980), которая успела отучиться в Пекинском университете, прежде чем в 2005-м году переехала в США и поселилась в Нью-Йорке, где живёт и поныне. Писала также под псевдонимом Чжан Сяосань. После 2014-го года выступала также в качестве сценариста. У нас она мало кому известна, но в Китае её работы пользовались успехом настолько, что по многим из них снимали сериалы, даже после переезда писательницы из Китая. Романы «Баллада о пустыне» (大漠谣, Dàmò Yáo)  и «Песня в облаках» (云中歌, Yun Zhongge) были написаны и опубликованы в 2006-2008-х годах, и по ним были сняты дорамы (или точнее c-drama) «Звук пустыни» (2014) и «Любовь Юнге из пустыни» (2015). Не знаю, появились ли они за это время с русским переводом, но должны были.

О чём:

Истинное происхождение Цзинь Ю, судя по всему, так и осталось загадкой. Её нашёл в пустыне среди стаи волков и забрал с собой в стан сюнну, у которых он жил, мужчина-хань. Поначалу маленькой девочке-Маугли это не нравилось, но потом она привыкла и даже стала почитать за отца своего спасителя. Тот учил её многим вещам, в том числе совершенно неженским по ханьским меркам. А вот на лошадях ездить не позволял из-за её многочисленных попыток побега. Ещё в детстве Цзинь Ю свела знакомство со многими знатными сюнну, в том числе с сыном шаньюя Лаошана (174-161 до н.э.) и внуком знаменитого Модэ (209-174 до н.э.) по имени Ичжисе, который приходился младшим братом действующему на тот момент шаньюю Цзюньчэню (161-126 до н.э.). Познакомилась и сдружилась Цзинь Ю и с сыном Цзюньчэня от знатной ханьской женщины – Юйданем.

Юйдань должен был стать следующим шаньюем, но когда Цзинь Ю было около 14-ти лет (точный её возраст неизвестен, но предположительно она родилась около 139-го года до н.э.), Цзюньчэнь умер, и власть захватил его младший брат. Предчувствуя, что Ичжисе решит расправиться со всеми сторонниками и подопечными прежнего правителя, приемный отец девушки велел ей бежать в империю Хань, что она и сделала. Вместе с ней или вскоре после бежал ко двору ханьского императора и Юйдань. Но в пути они разделились, и некоторое время Цзинь Ю, вернувшись к волчьей стае, бродила по пустыне, пока за короткий промежуток не повстречалась с двумя странными караванами.

У одних она хотела украсть соль, чтобы солить, видимо, добытое мясо, но в итоге была замечена и по милости молодого господина, начальствующего над караваном, получила и соль, и новое дорогое платье из синего шёлка бесплатно, лишь бы она и её волк свалили подальше. Других она заметила пытавшимися скрыться от погони и, вопреки своим обыкновениям, призвала всю стаю на помощь беглецам, а потом даже проводила их до безопасного места, и в процессе свела знакомство с ещё одним молодым человеком.

Узнав, что караван направляется в Чанъань, она спустя какое-то время решила, что приёмный отец хотел от неё вовсе не того, чтоб она болталась по пустыне с волками, и направилась в столицу могущественной империи Хань, поразившей её не только своей яркостью, обилием и многолюдностью, но и тем, что там, как оказалось, вопреки любой логике не так-то просто найти работу. Когда кончились деньги, полученные от караванщиков за спасение, Цзинь Ю вынуждена была даже заночевать в роще среди местных бомжар) А наутро, воспользовавшись советом самых гостеприимных из них, продолжила поиски работы. Работу она, конечно, нашла, но не ту, которую искала)) Впрочем, самое странное в этой девице оказалось вовсе не общение с волками, а то, как она практически любую хрень ухитрялась повернуть себе на пользу. О том, к чему это её привело, я всё-таки умолчу)

Отрывок:

Момент истины обретения работы:

«…Мне отказывают в каждом доме, пока добрая госпожа не объясняет, что никто не отдаст своё белье незнакомке. Но я всё равно не сдаюсь.

— У нас уже есть прачка, — отмахивается от меня рослый детина.

Тут из дома выходит женщина в обворожительном платье и направляется прямо к нам.

— Но может быть вы поручите дело другому? Я тоже не без рук и готова работать за еду.

Мужчина молчит. Женщина осматривает меня оценивающим взглядом, задумывается на мгновение и констатирует:

— Ты не здешняя.

Я киваю.

— Как давно ты в Чанъане? У тебя хорошая речь, без иноземного говора.

Я хватаюсь за возможность и даю честный ответ:

— Полмесяца. Я быстро учусь.

Незнакомка впечатлена.

— А есть ли у этой светлой головки родственники или знакомые в столице?

Я улыбаюсь и качаю головой.

— Как я сама не догадалась. Будь у тебя родственники или друзья, тебе бы не пришлось вот так слоняться по дворам в поисках работы. Вот что! Ты поможешь мне убраться во дворе, а я угощу тебе пирожками. Идёт?

Я энергично киваю от радости.

— Спасибо, госпожа.

— Зови меня Хун-гу. Если хорошо справишься, то сможешь прийти сюда снова через несколько дней.

Стоит мне закончить уборку, как Хун-гу хвалит мои ловкие руки и угощает горячими пирожками с чаем. У меня с утра во рту не было и маковой росинки, и я с жадностью бросаюсь на еду. Хун-гу не нарадуется моему аппетиту.

Познав, что значит жить впроголодь, я вспоминаю про пару нищих, что помогли мне вчера, и спрашиваю у госпожи:

— Можно я заберу половину с собой?

На лице Хун-гу мелькает испуг.

— Зачем?

— Чтобы у меня было, что съесть на ужин.

Хун-гу с облегчением улыбается.

— Будь по-твоему. Я пока заверну пирожки, а ты пей чай.

Я делаю несколько глотков, и мне внезапно становится дурно. Начинает кружиться голова, руки и ноги наливаются свинцом. Я понимаю, что произошло что-то плохое, но спокойно встаю из-за стола и бормочу:

— Меня ждёт дедушка. Если вы не против, я пойду.

— Конечно, моя дорогая. Я не буду тебя провожать, — улыбается Хун-гу.

Я выбегаю на улицу, но у двери уже стоит пара здоровяков. Хочу вытащить кинжал, но тело перестаёт слушаться. Хун-гу прислоняется к дверному косяку и произносит со смехом.

— Если ты устала, можешь отдохнуть у меня. Уверена, не ждёт тебя никакой дедушка. К чему спешка?

Мужчины надвигаются на меня, и я пытаюсь задеть их кинжалом, но перед глазами всё расплывается, и нападавшие без труда отнимают у меня оружие. Я падаю на землю. Прежде чем надо мной смыкается тьма, я слышу последние слова Хун-гу:

— Какая стойкая девочка! Столько продержалась, выпив дурмана. Дайте ей ещё одну дозу и убедитесь, что её хорошо охраняют, иначе сдеру с вас шкуру живьём!..»

В общем, навредила Цзинь Ю вовсе не красота, как она считала, а неопытность. Это у нас с детства знают, чем такие разговорчики порой заканчиваются)) И то некоторые попадаются. Лично я сразу поняла, к чему всё идёт. И да, дурман ядовит, так, что, если переводчики не накосячили, то хорошо, что она вообще не откинулась) И, если кто-то подумал, что попала девка в бордель, то нет, это не он, и Чёрных Пластелинов там не будет) Вроде.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще, конечно, в этой книге хватает развесистой клюквы (не в значении стереотипов о нации) и странностей с логической точки зрения, но в сети я нашла только любительские переводы (и приведенный выше ещё очень даже ничего, я пыталась читать другой, более удобно оформленный, но бросила, когда убоялась, что кровь пойдет из глаз), и потому не понятно, кто накосячил – автор или переводчики. Вот, например, то, что обозначено в тексте словами типа "экипаж" и "карета" выглядело в эпоху Хань примерно так:

К тому же надо всё-таки честно сказать, что Тун Хуа – так-то автор любовных романов, и конкретно эта дилогия содержит в себе многие черты не только каноничного современного романа, но и любовного, да ещё она приправлена то ли элементами фэнтези, то ли просто авторскими фантазиями. Это я про общение с волками, если что. Как там один пользователь написал: «Никого не смутили ее способности Маугли?!». То есть сам факт жизни среди волков – это окей, после истории о том, как знаменитый грузинский этолог Я. К. Бадридзе пожил с несколькими волчьими стаями на правах их члена, этому я не удивляюсь. Но типа общение и командование волками выглядит, мягко говоря, притянутым за уши. Впрочем, остальное в этом плане бросается в глаза меньше.

Второй момент – это как отличить Мэри Сью от не-Мэри Сью?) Честно говоря, местами я ржала. То есть местами я ржала, потому что реально было смешно, а местами от того, как сильно мне это напоминает типичные женские романы – типа вот те и немытая сирота из волчьей стаи: только вышла из дома, а уже писаная красавица и умница, покоряющая всех и вся, и закадрившая двух мужиков сразу, да не просто каких-то, а самых красивых, богатых, знатных и популярных. Да-да, это вам не хухры-мухры)) В то же время я вынуждена признать, что в целом гг вызывает скорее симпатию, чем антипатию, даже несмотря на то, что опытный взгляд угадывает в её образе определенные шаблонные черты.

Что касается сюжета, то там довольно быстро можно предсказать, как будет строиться любовная линия, и какие именно розовые сопли из-за этого польются, но всё строится вовсе не вокруг этого. Цзинь Ю действительно пытается найти своё место в огромном Чанъане, но вовсе не для того, чтоб себе и всем остальным доказать, что она сильная и независимая женщина без 40 кошек, а из уважения к приёмному отцу, чтобы исполнить его последнее желание, которое он ей озвучил – чтоб она стала своей среди хань и непременно была счастлива, а не повторила судьбу его возлюбленной и многих других девушек, выращенных как «нежный цветок». Я замечаю, что многим нравятся подобные истории преодоления и взлёта, перехода из ничего ко всему, поэтому уверена, что и эта история многим понравится. Во всяком случае в сносном переводе я читала её с огромным интересом и немалым удовольствием, и чтение шло бодренько. Возможно, читатели не найдут там каких-то высоких идей, но зато найдут легкую, по-своему местами милую и цепляющую историю, где всё-таки находят своё отражение элементы типичной ханьской культуры и реальные истории той эпохи.

Не забывайте мотивировать меня лайком. Кому понравилось, и кто что-то пропустил, более ранние посты можно отыскать по ссылкам:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Перечень частей от 31 до 44:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 44. «Обесчещенная Лукреция»

Часть 45: История нашего мира в художественной литературе. Часть 45. «Турмс, бессмертный»

Часть 46: История нашего мира в художественной литературе. Часть 46. «Сотворение мира»

Часть 47: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47. «Пламя с небес», «Персидский мальчик» и «Погребальные игры»

Часть 48: История нашего мира в художественной литературе. Часть 48. «Чандрагупта» и «Добрый царь Ашока»

Часть 49: История нашего мира в художественной литературе. Часть 49. «Саламбо»

Часть 50: История нашего мира в художественной литературе. Часть 50. «Дань, наследник царства Янь» и «Повесть о Великой стене»

Часть 51: История нашего мира в художественной литературе. Часть 51. «Карфаген в огне»

Часть 52: История нашего мира в художественной литературе. Часть 52. «Мои прославленные братья»

Как-то привыкли мы, что с Востока в Европу шли орды кочевников, то гунны, то скифы, то какие-нибудь половцы с монголами.

Однако, был в истории момент, когда европейские кочевники наводили страх на население земель Азии. Эти индоевропейские кочевые племена, родом откуда-то из причерноморских степей, оказали влияние не только Центральную Азию, но и на Древний Китай. (Например, принесли с собой чуму.) А отдельные отголоски, судя по всему, достигли и Японии. Впрочем, обо всём по порядку.

Колесница индоевропейского происхождения

Праиндоевропейцы одомашнили лошадь, приставили к волокушам колёса и впрягли в получившуюся повозку животинку. Поучаствовав в использовании Балкано-Карпатской металлургической провинции, усовершенствовали бронзовую выплавку уже в Циркумпонтийской металлургической провинции. В общем-то это всё и многое другое позволило индоевропейским народам показать остальному населению Евразии, кто станет будущим хозяином земель на долгие годы.

Овладев новыми технологиями, племена с разными диалектами праиндоевропейского языка ринулись в стороны на освоение новых пространств примерно в IV тысячелетии до н.э. (Ну как новых... Какую сторону их распространения ни возьми, обязательно найдётся учёный, который скажет, что именно там была изначальная родина праиндоевропейцев. Впрочем, не это тема сегодняшнего рассказа.) Это положило начало возникновению индоевропейских ветвей языков.

Несмотря на разные подходы к распространению (одни были кочевниками, другие скорее оседлыми; одни занимали территории за счёт молодых воинов, другие переселялись целыми семействами и т.д.) возникает ощущение, что разбегавшиеся племена регулярно проводили семинары по обмену опытом и повышению квалификации. Практически все существенные улучшения быстро получали распространение во всех языковых ветках племён.

Изобретение колесницы - той же повозки, но со спицами в колесах, дало старт её распространению от восточных до западных границ языковой общности. И колесница претендует на роль "убер-оружия" индоевропейских племён. Ведь, как показали испытания реконструированной колесницы, она стала военным болидом тех времён - её смогли разогнать до скорости в 40 км/ч.

Иван Семьян: "Археология конфликтов в эпоху бронзы"

Эта способность к обмену новшествами достигла такого уровня, что породила Сейминско-турбинский феномен (2300—1700 годы до н. э.). На обширном пространстве от Финляндии и Молдавии до Монголии и Синьцзяна протянулась широкая полоса со схожими характерными металлическими изделиями. Это было названо "феноменом", так как находки были характерны для разных археологических культур. Находки были найдены в захоронениях воинов-кочевников, передвигавшихся на лошадях или двухколесных повозках/колесницах.

Находки из захоронения

Старт феномену дал Горный Алтай с его оловянными рудами. Бронза с оловом здешних мест стала основой для металлических изделий всех культур, попавших под влияние. Предполагается, что первые попавшие сюда индоевропейцы (примерно 3000 лет до н.э.), смешались с местным населением и дали старт развитию металлургического комплекса.

Одними из таких европеоидов считаются носители тохарских языков, поселившиеся в Таримской впадине.

Носителей тохарских языков (языки ārsí и kučaññe) принято называть псевдотохарами, они были оседлыми в тех краях. Не путайте с истинными тохарами - кочевыми, которые говорили на восточно-иранских языках, потомками которых стали таджики, пуштуны и уйгуры. Вот так их соседи сначала попутали, а вслед за ними и более поздние учёные.

Распространение тохарских языков A (голубой цвет), Б (розовый) и C (жёлтый) в Таримском бассейне.

Родина носителей тохарских языков не ясна. Одни предполагают выход из балановской культуры как части фатьяновской общности, другие из чемурчекской культуры Алтая, которую в свою очередь выводят с территории Франции, третьи - с Афанасьевской общности археологических культур. И это ещё не все варианты.

Фатьяновская культура (розовая). Восточная часть ареала выделяется в отдельную балановскую культуру.

Афанасьевская культура

Помимо носителей тохарских языков, в этой же впадине поселились и другие индоевропейцы - носители иранских языков, выходцы из упоминавшейся афанасьевской культуры. Позже именно они станут истинными тохарцами. Их же будут ассоциировать с юэчжи, а позже некоторые из них станут частью уйгуров. Впрочем, в уйгурах могли поучаствовать и псевдотохары. Есть осторожные предположения, что в эти края могли прорваться какие-нибудь иные индоевропейцы, носители исчезнувших ветвей языка.

В любом случае, в окрестностях Таримской впадины индоевропейцы появились раньше тюрков и монголов. Они же оказали громадное влияние на всю округу. Например, считается, что именно эти индоевропейцы научили хунну использовать верховую езду и тактику нападений на оседлых соседей. Китайцы от них научились использованию колесниц, а заодно улучшили свою технологию бронзового литья. А заодно, похоже, что почти весь арсенал наступательного вооружения времён государства Шан, за исключением наконечников стрел, состоял из достижений сейминско-турбинского феномена - наконечники копий, ножи, топоры. (Про китайские государства того периода - Кратко о северном Китае и окрестностях. От Ся до Чжоу)

Более того, влияние на Китай со стороны индоевропейских племён возникло ещё ранее - во времена культуры Эрлитоу (2100-1500 лет до н.э.), в которой произошёл переход от неолита к бронзовому веку, а точнее её третьей фазы. Именно к этому времени относят первые находки, которые имеют явный не китайский стиль.

Некоторые исследователи замечают вклад древних индоевропейцев и в китайскую мифологию - считается, например, что китайский образ дракона, хоть и возник ранее появления описываемого выше феномена, но позже вобрал в себя и элементы индоевропейского крылатого змея. Заодно в китайский попало и несколько слов индоевропейского происхождения, например, лошадь (ma, mak, ср. монгол. mori), гусь (ngan, ср. япон. gan), молочный продукт (lac < *klac, реконструкция), собака (hьn < * k'iWen), мёд (*miet).

Возможно, что первые индоевропейцы влились в полиязычный союз племён хунну, а их потомки и в монгольский, и в тюркский народности (об этом вскользь было в Кратко о северном Китае и окрестностях. О Цинь, Хань и хунну).

Таким образом, племена древних индоевропейцев, говоривших на тохарских, иранских и, возможно, на каких-то ещё языках (лошадь, гусь, например, не имеют родственные слова в тохарских и иранских языках), достигли восточных земель и оставили наследство в виде генетики, достижений металлургии и мифологии. Позже они были частично вытеснены китайскими, монгольскими и тюркскими народами обратно на запад и на юго-запад. А сейчас Синьцзян-Уйгурский автономный район является одной из заноз на теле КНР.

Дополнительно к вышесказанному, от индоевропейских народностей остались свидетельства в виде таримских мумий (к которым принадлежит лоуляньская красавица и принцесса Сяохэ) и пазырыкских погребений (к которым принадлежит принцесса Укока).

Кстати, славянское слово "тьма" в значении "десять тысяч" предположительно пришло примерно к XI веку из тюркского "tuman", то есть "десять тысяч, мгла". (Мы же помним про тумены монгольских войск в походе на Русь.) А в тюркский это слово попало... из иранских языков (авестийское "dunman" - туман) и/или тохарских ("tumane, tumāṃ" - "десять тысяч").

Источники наиболее спорных данных вы можете посмотреть здесь:

Клейн Л. С. "Древние миграции и происхождение индоевропейских народов"

Ковалёв А. А. "О происхождении комплекса форм бронзовых лезвийных изделий Древнего Китая (эпохи Ся-Шан)"