Эстонский период сыграл большую и важную роль в моей жизни. Я потерял работу в 2002 году, вышел из офиса, в котором провёл 5 лет, с горьким чувством обиды и разочарования. В голове метались мысли, что дальше, куда, как...

Я зашёл в бар, и скорее всего, вышел бы из него в соответствующем состоянии под утро, если бы не телефонный звонок.

Я знал директора компании, из которой меня только что уволили (или, правильнее сказать, директора балтийского региона), и без особых надежд позвонил ему, как бы констатировать факт своего увольнения.

Он швед, но жил в Таллине и руководил эстонским офисом.

К моему большому удивлению, он сказал, что знает, что меня уволили, затем сказал, что ему очень некогда, и так, почти впроброс: «Я жду тебя завтра в Таллине» — и положил трубку.

Я сидел в некотором оцепенении, так как организм уже был настроен на чрезмерное употребление алкоголя, и даже на похмелье следующего дня. Однако последние слова, медленно так, по-эстонски, до меня доходили — и вдруг я опомнился, ведь это не ближний свет, 500 километров как-никак.

Так и оставив печень без отравления сивушными маслами, я рванул домой собирать вещи...

Таллин. Утро. Автовокзал.

Никогда не был в Таллине и всё ещё побаивался, что Ханс (тот самый швед) пригласил меня отметить моё увольнение, а не предложить работу. Из сказанной им фразы понять конкретно ничего было невозможно.

Зазвонил телефон с эстонским номером. Говорили по-английски, но не со шведским акцентом. Эстонец, подумал я, потом ещё подумал — нацик, по-русски говорить не хочет. В общем, наши стандартные латвийские стереотипы.

Мы встретились в условленном месте и куда-то поехали. Я всю дорогу ёрзал на сидении, так как меня распирало от кучи вопросов, но по лицу меня везущего было понятно, что беседа всё равно не задалась бы, заговори я хоть на чистом эстонском.

Он привёз меня в отель и сказал ждать звонка.

Информация, конечно, исчерпывающая. Ни когда ждать звонка, ни от кого — он мне не сказал, развернулся и ушёл. Я человек импульсивный и несколько раз набирал телефон Ханса, но что-то меня останавливало нажать кнопку вызова.

Через два часа, — представляете, через два, блин! — раздался телефонный звонок.

Я за это время уже весь изошёл понятно на что, хватаю трубку и автоматически говорю «хай!» (здороваюсь по-английски).

В ответ — небольшая пауза и сильно пьяный голос друга: «Димас, ну какой хай, голова раскалывается, приезжай, похмелимся».

Дело в том, что под репрессии я попал не один, и звонил мне второй уволенный, который почему-то был уверен, что пили вчера мы с ним вместе. Я не стал его расстраивать и говорить, что я в Таллине, наплёл, что мне тоже плохо и никуда не поеду. Положил трубку и вслух поматерился. Я ждал другого звонка.

Нервная система, видимо, несколько притомилась и дала команду отбой, и я не заметил, как уснул.

Разбудил меня звонок. В трубке был весёлый, жизнерадостный, до боли близкий и так мне нужный шведский акцент. Ханс сказал взять такси и приезжать в контору. Я рванул в рисепшн, решил не рисковать и попросил вызвать мне такси на английском.

Мы наконец-то встретились. Ханс поинтересовался, как я доехал, как устроился в гостинице, в общем, нёс всякую лабуду, не ту, что я от него ожидал.

В какой-то момент я понял, что он уже накатил, и радость от встречи со мной может продолжаться долго. И так-то не очень стеснительный, если не сказать больше, я ему прямым текстом в лоб: «Когда на работу выходить?»

Ханс наморщил без того морщинистый лоб и сказал по-русски: «Пятница — развратница» и засмеялся. Только в этот момент я вспомнил, что была пятница и до понедельника никаких разговоров о работе не будет.

Опущу то, как мы провели выходные, но в понедельник утром было очень плохо и на работу уже совсем не хотелось.

Тем не менее абсолютно свежий голос директора привёл меня в чувство, и уже через полчаса мы поехали в порт.

По иронии судьбы абсолютно весь коллектив в латвийском отделении был русским, и по той же иронии в таллинском офисе все были как на подбор... Смотрели не меня как на врага народа, не скрывая этого нисколько.

К счастью, большинства из них я больше никогда не видел — как оказалось, Ханс открывал новый проект и набирал туда людей.

Приехали мы в абсолютные гребеня, где стояло несколько резервуаров с мазутом, а офисом там был вагончик. Ну, вагончик, так вагончик, подумал я.

Ханс меня представил тамошней публике как человека опытного (ну, что есть, то есть), в двух словах объяснил суть работы и «прикрепил» ко мне двух эстонцев. Дело в том, что эстонцев из всей бригады было ровно два, остальные — русские.

Я про себя «поблагодарил» Ханса, и он уехал. Моими подопечными оказались молодые парни Тоомас и Рауль (ударение на первый слог). Рауль по-русски знал несколько цензурных слов, Тоомас — только мат.

И то он был уверен, что это эстонские слова.

Те самые Тоомас и Рауль.

Теперь развенчиваю миф о медленных эстонцах.

Мы кое-как договаривались на трёх языках, но работа была элементарной — и языковой барьер не мешал нисколько.

Настало время обеда, когда Тоомас сказал, что знает замечательное место, где можно вкусно и недорого покушать. Он сам сел за руль и начал усиленно развенчивать миф.

Последний раз меня так укачивало в Северном море при ветре 52 метра в секунду. Тоомас в этом плане был далеко не единственным, молодёжь там носилась как угорелая, видимо, тем самым компенсируя нордическое спокойствие в быту.

По правде говоря, был единственный момент, который я со временем учёл — будить их надо минут за 10 до того момента, когда уже пора. Тут уж природа берёт своё, спросонья они здорово зависают, но 10 минут хватает, чтобы вернуть их в нормальный скоростной режим.

...Работы было много, и взяли ещё двух парней — эстонцев, говорящих сносно по-русски. Это были Яан и Маргус. Они были постарше, и я с ними быстро подружился.

В Таллине имеется интересный нюанс: город разделяют два больших района, один эстонский, другой — русскоязычный. Это как два полярных мира, и этим Таллин сильно отличается от Риги, где всё перемешано.

Отель, посчитал Ханс, будет слишком жирно для меня, и переселили меня в трёхкомнатную квартиру в русском районе, слава богу.

Опять-таки, в отличие от Риги, тогда, в 2002 году, в русском районе в магазинах, кафе, ресторанах всё дублировалось на русском языке, чего, естественно, не было в эстонском анклаве.

Яан как раз жил в самом логове эстонскости, и я как-то поехал к нему в гости. Там мы договорились встретиться с Маргусом и уже втроём рвануть в центр города, так сказать, чтобы показать мне старый город и провести по каким-то знаковым местам.

Я доехал до нужной остановки и пошёл в сторону дома Яана.

По дороге мне попался ларёк со всяческими булочками, пирожками, бутербродиками и так далее. Встал в очередь. Двигалась она не быстро, потому что бутерброды разогревали. И вот настал мой черёд.

Окинув взглядом ассортимент, я начал было говорить, что мне, мол, вон ту булочку подогр...

В этот момент продавщица плавно перевела взгляд на следующего, а следующий был старичок вполне себе приятного вида. Несмотря на приятный вид, он тазобедренным суставом так аккуратненько убрал меня подальше от окошка и начал заказывать себе.

Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Я рассказал эту историю своим друзьям, и они, весело хохоча, сказали, что тут русских не любят.

Правда, я это уже и без них понял.

Мне показали Старый город — какие-то кафешки и подвальчики, где по вечерам собираются музыканты, поэты, художники, в общем, тамошняя творческая интеллигенция. Съездили на море. Яан и Маргус показали мне элитный район Пирита, как я впоследствии узнал, построенный специально к Олимпиаде-80, ведь именно там проводилась регата, но этот факт они, скажем, упустили из виду.

А элитный он потому, что там живут все президенты, премьеры, мэры и остальная политическая плесень.

Был и забавный момент, когда мои друзья попросили меня говорить с ними по-английски.

Шел такой типичный концерт под открытым небом, где все сидят на траве, пьют пиво, и эти «все» — исключительно эстонцы. Должен признаться, что я и к русскому-то року прохладен, мягко говоря, ну а уж с эстонским-то и подавно было скучно.

Мне, естественно, не сиделось на месте, и я пошёл искать приключения. Друзья отпускали меня в путь с опаской на лицах.

Кругом были всякие ларьки, мангалы с шашлыком, чипсы, гамбургеры, огромная сковорода с рисом и креветками и море всяческого пива. Я смотрел на ту самую сковороду, и мне совсем не хотелось риса с пивом, а вот от креветочек я бы не отказался.

Я подошёл к скучающей девушке со сковородой, торговля у неё явно не шла, ибо пиво с рисом — это слишком даже для эстонцев.

Пытаясь максимально завуалировать рязанский акцент, я попросил её наковырять мне креветок из риса и готов был заплатить сколько скажет.

Она на удивление охотно согласилась, и я вернулся к своим с полной тарелкой креветок. Друзья очень удивились и тут же съязвили, мол, эти русские вечно самые хитрые.

Хитрые — не хитрые, а креветочек уминали за милую душу.

Тут заиграла пугачёвская «Малолетка» на блатной манер, эстонцы подорвались и лихо стали подпевать эстонской версии. Я спросил у своих, а чего это тут русскую музыку-то играют? На что получил гениальный ответ: «Ты что — это сейчас самая популярная эстонская песня». Ничего не оставалось, как иронично поулыбаться.

Я не стал портить им праздник, но уже на следующий день привёл их в музыкальный магазин и разочаровал.

Когда стало совсем скучно, на сцену вдруг вышел хедлайнер — тот, ради кого они все собрались.

Это был не кто иной, как Тынис Мяги.

Хоть я не видел его со времён программы «Утренняя почта», но узнал сразу, о чём и доложил моим коллегам, чем снова поверг их в шок.

«Откуда ты его знаешь, это же эстонская легенда музыки?» — недоумевали они. Рассказывать им, откуда, было делом неблагодарным, и чтобы добить их окончательно, я сказал, что пойду и возьму у него автограф.

Они мне сказали, что там серьёзная охрана и никто меня туда не пустит. Ну да, подумал я, меня-то, «хитрого», и не пустят.

По дороге за сцену я придумывал, что бы наплести строгой охране. Охрана оказалась настолько строгая, что меня просто не заметила, и я прошёл к сцене с другой стороны.

К этому моменту Тынис как раз вышел на перекур, и я сразил его наповал словом «здравствуйте».

Он, естественно, великолепно говорил по-русски, и мы с ним немного поболтали. Он меня заверил, что я единственный русский на концерте, в чём я был уверен и без него.

Я рассказал ему историю про креветки, про пугачёвскую мелодию, про то, как пробрался за сцену — он очень смеялся и сказал, что автографу могут не поверить, а вот фотографии поверят точно.

Даже удивительно, как мне самому не пришло это в голову — ведь в руках у меня был фотоаппарат.

Так мы с ним и сфотографировались, чем я в очередной раз поверг моих эстонских друзей в полушоковое состояние — мол, любой эстонец мечтал бы иметь такую фотку! На что я ответил: ну, эстонцы пусть пока мечтают, а у меня уже есть.

Так я проработал там более полугода.

Тот самый Тынис Мяги со мной.

2004 год.