Кроты-телепаты и чудесный Пикабу))
Вот такое реально можно встретить только на Пикабу, и за это я его обожаю!))
#comment_196906483
Вот такое реально можно встретить только на Пикабу, и за это я его обожаю!))
#comment_196906483
Если бы во время грозы, которая громыхала вот уже второй час, в постиндустриальных окрестностях метро «Кожуховская» прогуливался бы случайный прохожий, то он, может быть, и увидел под одной из решеток ливневой канализации промокшего бедолагу – настоящего бомжа на вид. «Но что же делает этот бомж? – задумался бы прохожий. – Вдруг он замерз? Вдруг он промок, и ему нужна помощь?» Возможно, прохожий почувствовал бы внезапное желание дать бомжу, скажем, сто рублей. Чтобы тот согрелся в непогоду.
«Эй! Братан! – крикнул бы прохожий. – На тебе стольник, от души!»
И вдруг этот распираемый благотворительностью благодетель рассмотрел бы, чем на самом деле занимается бомж. А тот дрочил, сидя на бетонном козырьке.
Если случайный прохожий оказался бы мужчиной, он бы просто плюнул и пошел дальше – гулять под грозой. Но есть вероятность, что случайно гулять по промзоне под грохот стихий могла бы и женщина. Как известно, дамы – существа более отзывчивые и добросердечные. Страдающий от одиночества и наиболее слабохарактерные женщины, может, и подумали бы, что бедный бомж таким образом вспоминает о своей несчастной любви. Но два обстоятельства не давали этой версии быть похожей на правду. Первое – уж очень равнодушен был бомж, дергая свой вонючий писюн. Он словно не вдохновенно дрочил, а совершал механическую, конвейерную работу. И второе, тоже немаловажное, обстоятельство – писюн был полувялым. Не производил впечатление упругого и звонкого удальца-гусара на лихом скакуне. Нет! Это было вялое обозное чмо верхом на кляче.
Может показаться очень странным, но на второй час сильнейшей грозы, окруженный блеском яростных молний, мокрый и без зонта – в районе Кожуховских коворкингов действительно бродил случайный прохожий. Впрочем, в циклопическом мегаполисе каких только чудес не случается. Отчего бы не появиться и прохожему в разгар грозы? Тем более, что когда-нибудь мы узнаем, что привело его в эти места, пропитанные тленом безнадежных стартапов.
Это не был ни взрослый мужчина, ни одинокая женщина. Прохожим оказался молодой человек, издали похожий на дирижабль, совершивший аварийную посадку. От невероятно огромного пуза трассирующими рикошетами отскакивали капли дождя, и носитель брюха становился похож на сюрреалистического морского ежа.
В сверкании одной из молний мокрый толстяк увидел канализационную решетку. Отблеск небесного электричества осветил внутренность колодца. И стало видно, что в нем засел странный человек. Впрочем, на второй час грозы все, гуляющие без зонтов, становятся странными.
«Он же дрочит!»– понял случайный толстяк. Мысли были пропитаны горькой и безнадежной завистью. Так житель навозных трущоб Калькутты завидует постояльцам отеля Хилтон.
Зрелище заворожило завистливого толстяка, и он застыл у решетки ливневой канализации.
Трудно представить, что бомж, дрочащий свой мерзкий хуй в промышленной клоаке, был очень близок к самой важной для толстяка проблеме, и даже знал, как ее решить. Но слабый человеческий разум не в силах предусмотреть такие совпадения. А тем более, исстрадавшийся разум жирного Сани. Ведь по промзоне, в отблесках молний, гулял именно он.
***
«Русик, ты где?» – встревоженно телепатировал Петров.
Конечно, тот, кого случайный прохожий мог принять (да и принял, посмотрим правде в глаза) за бомжа-онаниста, был внештатным оперативником Петровым, который неожиданно смог подключиться к каналу связи с похищенным невидимками напарником.
Сейчас телепатический голос Баширова был похож на испохабленную глушилками передачу Севы Новгородцева на радио BBC.
«…охо… – доносилось до Петрова. – … охо дро… шьху… ходро…»
«Что ты несешь, Русик?»
«…хо дрочишь хуй!» – донеслось до Петрова хоть что-то осмысленное.
«Да, плохо! – согласился Петров. – Вообще, это глупая затея».
«Предложи что-нибудь лучше».
«Да мне сдохнуть хочется, а не дрочить! После заплыва-то по канализации. После зомбаков».
«Ты счастливый, – сказал Баширов. – Ты уже отмучился. А у меня – все еще впереди. Думаю, будут пытать».
«Русик! А вдруг обойдется?»
«Ничего не обойдется. Как учил нас Фантомас, случайностей не бывает…»
«Да, это плохо проанализированные закономерности», – грустно продолжил Петров.
Сейчас, вроде, связь установилась более-менее приличная. Петров поймал ритм, хуй снова отвердел, но отвлекаться на блондинку было трудно. Хотя и необходимо.
«Где ты?» – спросил Петров.
«В какой-то комнате. Я сижу на стуле. Ноги прикованы к ножкам. Те намертво приделаны к полу. Пол бетонный. Руки мои заведены за спинку стула и там скованы наручниками. Мне пиздецки неудобно. В глаза светит лампа. Классика».
«Держись, Русик!»
«Толку-то? Если будут пытать, я сознаюсь, я все им расскажу. Только, возможно, не сразу. Но постараюсь продержаться подольше. Час-то точно продержусь. Потом начнется палево».
«Как тебя вывезли?»
«На меня тоже натянули стелс-костюм. Меня никто не видел. Все смотрели, как кто-то выпал сверху. Это был ты?»
«Я, Русик!»
«А меня затолкали в машину».
«Модель определил?»
«Тойота-лэндкрузер. Номеров не рассмотрел. Меня затолкали на заднее сиденье и завязали глаза. Я ничего не видел».
«Повороты считал?» – спросил Петров.
«Обижаешь! Считал, конечно! Запоминай. Направо. Потом три минуты восемнадцать секунд, светофор. Прямо две минуты одиннадцать секунд. Далее – налево…»
«Блядь, Русик! Я Фантомасов телефон вспомнить не могу, а ты меня эти цифры заставляешь запоминать».
«Это может быть сотрясение. Тошнит?»
«Как весь пиздец».
«Пятна в глазах?»
«Да».
Русик произнес телефон Фантомаса, и тот тут же всплыл в памяти. Как и не уходил. И действительно, как можно было забыть?
«Ладно, – сказал Русик. – Но лучше бы тебе запомнить. Потому что второго сеанса у нас с тобой может не состояться. Если меня начнут пытать, я превращусь в дерьмо. Может быть, в следующий раз говорить с тобой буду уже не я, а мои палачи. Понимаешь? Я же выдам даже это. Не стоит обольщаться».
«Диктуй, Русик! Я запоминаю. Но я предупреждаю, что за дрочкой – так себе память работает. И я скоро кончу».
В училище им преподавали мнемотехнику. Были способы запоминать и последовательности чисел, и мысленно фотографировать документы. Петров сосредоточился. Эрекция стала пропадать вместе с голосом Баширова. Петров спешно восстановил связь, но что-то важное, похоже, пропустил.
«Четыре минуты пятьдесят шесть секунд, – шпарил Баширов. – Потом выехали на шоссе. Там была пробка. Двадцать шесть минут тринадцать секунд. И там мои похитители впервые заговорили. На двадцать пять-пятьдесят девять».
«Что они говорили?»
«Один говорил: «Ебать, размазало тачилу». Второй: «Попал мужик, его самого размазало, а теперь ему за «гелик» платить».
«Это уже след», – сказал Петров.
«Надеюсь, Саня. Дальше было шесть минут восемнадцать секунд прямо, четыре минуты тридцать две секунды кружили. Возможно, по эстакаде. Потом одиннадцать минут шесть секунд прямо…»
Память Петрова впитывала эти цифры, как сухая губка. И хуй стоял, всем на радость. Так держать!
«Как думаешь, кто тебя похитил?» – спросил Петров.
«Не наши, – сказал Баширов. – И не менты. Экипировка не та. Может, бандюки. Но тоже – не та экипировка. Думаю, спецслужбы вражеских государств».
«Мы тебя найдем, Русик!» – пообещал Петров.
«Я постараюсь остановить дыхание, – сказал Баширов. – Это трудно, но может получиться».
«Не делай этого!»
«А что еще делать? Ждать спасения? Но у нас – не Голливуд. У нас такого не будет. Этим миром правит жопа. И диктует законы».
«Блядь, Русик, не хотел тебе говорить, – сказал Петров. – Но я… В общем, меня зомбаки покусали. Я, по ходу, того… Сам таким стану. Может, уже. И как я тебя спасу, Русик?»
«Попробуй по максимуму, – сказал Баширов. – Действуй, брат! Я бы сам для тебя разбился в лепешку».
«Да я знаю. Я ведь тоже намерен разбиться».
«Будь, что будет. Не ссы».
Петров кончил, и связь мгновенно исчезла.
***
Жирному Саше было противно смотреть, как дрочит бомжара. Трудно было сказать, что вынуждало жирного подсматривать. Наверное, все-таки зависть. Душа жирного истекала желчью. Ведь сам он – пленник титановых трусов – лишен был счастья мастурбации. Жирный смотрел и желал, чтобы у этого мужика ничего не получилось.
Но бомж кончил. А потом вдруг заплакал.
К бомжу-онанисту приблизилась мокрая крупная крыса. Возможно, слезы она приняла за демонстрацию слабости, поняла, что чужак – не опасен. Она приблизилась, быстро-быстро дергая носопыркой.
И тут бомж быстро и технично обрушил кулак крысе на голову, разбил хрупкую коробочку черепа. Бродяга стал обдирать от шкуры еще дергающуюся, еже живую крысу. А потом принялся ее жрать. Сырую.
Сашу затошнило. В его жизни последних дней и так хватало гнуснейшего трэша. Не было только пожирания сырых крыс. Теперь – пожалте – и это тоже появилось.
Жирный ощутил мгновенную и бесплодную ненависть к этому скоту. Он ведь счастлив, но он такая мразь. Жирный был готов на все, чтобы как-нибудь обосрать торжество этого гада-крысоеда.
«А что если действительно?» – подумал жирный.
На самом деле, в брюхе у него уже давно бродили и сталкивались хищные пузыри, в лабиринтах кишок происходили тлетворные реакции. Но было пока что терпимо. Но то, что Саня увидел сквозь люк ливневки, подстегнуло процесс и стало катализатором. Весь Санин внутренний мир взбурлил от возмущения, как площадь перед грузинским парламентом.
Жирный едва успел сорвать с себя штаны, нацелиться отверстием в титановых трусах. Он не знал, заметил ли его бомж или нет. Это было уже все равно. Потому что в ту же наносекунду Саша изверг мощнейшую трехлитровую струю термоядерного поноса.
– Аааа!!! – донесся из колодца голос обосранного бомжа. – Что же ты делаешь, пидор вонючий?
Это было счастье.
Саня быстро застегнулся и потопал наутек. Он не сомневался, что успеет съебаться. И ищи его свищи.
После пяти секунд бега Саня оглянулся. Ох, зря он это сделал!
Продолжение следует...
Наступил момент, когда душа Петрова вырвалась из тоннеля в пространство бескрайнего света. Здесь Петров ощутил очень странную и сильную турбулентность. Трясло, как на ухабистой дороге. Петрова мотало туда-сюда, туда-сюда. С каждым ухабом он словно бы становился меньше. Вот слетела с него шкура взрослого человека. И что это? Петров снова оказался ребенком.
Ребенок Петров был одет в короткие штаны на тряпичных лямках, в сандалии и футболку с «Охотниками на привидений». Он стоял во дворе своего детства. Там, где детский сад граничил с гаражами. Петров ощущал себя лет на пять. Судя по всему, ощущение было правдивым.
А у гаражей толклись большие пацаны. Лет по семь-восемь. Они плевались семечками, а один из них – белесый и наглый – сказал:
– А тебе чо тут надо, мелкий?
– Я с вами хочу! – плаксиво сказал Петров.
– Потом приходи, – сказал пацан.
– Я сейчас хочу!
– Бе-бе-бе! Давай поплачем! Топай отсюда, шалапет!
– Ыыыы! – заревел Петров.
А белесый развернул Петрова и направил прочь поджопником.
– Так его, Петюн! – одобрили другие старшие пацаны.
Весь в слезах, задыхаясь от незаслуженной обиды, шел Петров домой. Он поднимался по лестнице на пятый этаж «хрущевского» дома.
Дверь была открыта. Матушки не было, а батя сидел в сортире. Несло свежим говном и сигаретами «Родопи».
– Это кто пришел? – рявкнул из сортира батя.
– Это я! – возмущенно сказал Петров. В его голосе звенели слезы.
Батя зашуршал газетой, потом бумагой, шумно спустил воду в унитазе. И вышел, застегивая штаны.
– А что за слезы? Почему рыдаем? – спросил он.
– Пацаны с собой не берут! – пылко пожаловался Петров.
– И что говорят? – прищурился батя.
– Что мне рано с ними играть!
– И правильно говорят, – сказал батя.
– Что?! – Петров даже задохнулся от возмущения. – То есть как так «правильно»?
Похоже, родной отец был заодно с его обидчиками. А ведь Петров хотел еще пожаловаться на поджопник. Но от возмущения даже забыл об этом.
– А так, – сказал отец, строго глядя на Петрова. – Зачем с тобой дружить? Ты плохой мальчик.
– Нет, хороший! – заупрямился Петров.
– Плохой, – ответил отец. – И знаешь почему? Ты друга в беде бросил.
– Какого друга? – тонким голосом пролепетал Петров.
– Русика. Ты же его спасти должен. А ты здесь прохлаждаешься. А ну бегом обратно.
– Но я…
Бум! Память обрушилась ему на голову, как содержимое кузова КамАЗа. Русик! Баширов! Он же в беде, его невидимки повязали. А я где? А я в сточной канаве… Ой!
– Вспомнил? – усмехнулся отец.
«А ведь тебя уже шесть лет нет в живых! – вспомнил Петров. – И у меня никогда не было среди знакомых вон тех вот пацанов. Паша какой-то. Может, он из чьего-то другого детства, но не из моего – это точно».
Петров вдруг совершенно точно понял, где находится.
– Здесь всегда детство? – спросил он отца.
– Хуетство, – сказал батя.
Затем развернул Петрова к себе спиной и мощным поджопником отправил в полет.
И вот Петров снова летел сквозь расплескавшуюся ослепительную синеву, влетел в шкуру взрослого человека, потом его понесло обратно по трубе.
***
Пока душа Петрова получала незаслуженные поджопники, из физического его тела жизнь уходила. Жизнь вела себя как приличный жилец, выселяющийся из квартиры. Все чемоданы и коробки – уже у лифта, осталось только обесточить электроприборы, нажав кнопку «выкл», запереть дверь, а ключи бросить в почтовый ящик.
И вот палец уже завис над кнопкой «выкл», как вдруг стало что-то происходить.
Сначала возник водопад. Он лился в трубу из колодца, прикрытого сверху металлической решеткой.
И здесь был воздух.
Телом Петрова управляла уже не душа. Та сейчас подвергалась позорному изгнанию из другого мира. Командование перешло к спинному мозгу – повелителю инстинктов и рефлексов. Спинной мозг направил тело вверх, поднял голову над поверхностью воды, активировал горящие от боли легкие.
– Уагхххх! – совершил бессознательный Петров первый вдох.
И тут-то все к нему и вернулось. И жизнь, и душа, и память, и боль.
Петров жадно дышал, отфыркиваясь от грязной воды.
Сознание отметило, что он находится в колодце. Лестницы, чтобы подняться наверх, к решетке, через которую вниз текла вода, не было. Подняться без лестницы? Нечего и мечтать. А это значит, что придется плыть по трубе еще раз – до следующего колодца, который будет неизвестно когда. Это значит – сколько придется проплыть без воздуха? Минуту? Две? Три? Пять? Эта неопределенность бесила Петрова.
«Я не готов! – думал он. – Я не выдержу такого во второй раз! Как же заебала эта канализация!»
Петров нырнул. Рассудок бунтовал и протестовал. А душа знала, что не утонет Петров, выживет. Дело у него есть – друга спасать. Надо делать, о себе не думать.
Всего Петров преодолел еще пять перегонов от колодца к колодцу. Самым трудным был второй – две минуты сорок две секунды. В спецшколе Петрова учили точно отсчитывать секунды. И сейчас, плывя во тьме под водой, стремясь защитить сознание от паники, Петров включил в голове секундомер. Третий и четвертый перегоны были ни о чем – тридцать восемь секунд и минута семь. А вот пятый длился минуту пятьдесят восемь и сожрал последние силы.
«Хоть режьте меня! – думал Петров. – Больше я не выдержу».
Но выдерживать уже ничего не требовалось. Петров увидел лестницу.
И эта лестница вела наверх.
***
Этот колодец был широким. В нем даже был обустроен бетонный не то карниз, не то козырек, на котором можно было перевести дух.
Петров не хотел отдыхать. Даже садиться на минутку не хотел. Ведь где-то страдал Баширов.
Но сейчас, похоже, управление телом вновь захватил спинной мозг, заставил Петрова сесть, свесить ноги. Затем выключил сознание. Петров рухнул в темный спасительный сон.
Проспал он около сорока пяти минут. В спецшколе его учили определять, сколько ты спишь, и просыпаться точно вовремя без будильника. Совсем не сложная была наука, даже смешная. Занятия проходили в комнате общежития. Наставник командует: «Курсанты! Спать двадцать три минуты!» «Есть спать двадцать три минуты!» И вот проходит ровно столько, сколько сказано, открываешь глаза. И стоит наставник с секундомером. Кому-то говорит, что тот рано проснулся, другой проспал, ну, а ты и ты – молодцы. Четко и вовремя.
Петров был недоволен. На сон он проебал очень много драгоценного времени. Сейчас Петрова мутило, как алкоголика после безумной пьянки. Руки болели. Но что эта боль по сравнению с тем, что чувствовали ноги?! Одна из которых была предположительно сломана, а другая – покусана зомбаком. А поскольку дело происходило в говнище, то ожидался воспалительный процесс.
А еще от голода крутило кишки. Петров надеялся, что это не тот безудержный, неостановимый голод, который приводит в движение зомби. Петров надеялся, что еще не стал дебильным полутрупом. Но выглядел, конечно, как самый настоящий беглец из ада.
«Пора идти!» – подумал Петров.
«И куда же ты пойдешь? – спросил ехидный внутренний голос. – У тебя, наверное, есть план? Ты знаешь, где искать Баширова?»
«Да какой тут на фиг план! – ответил Петров. – Все просто. Поднимаюсь на поверхность, звоню Фантомасу. А дальше он всех по тревоге поднимает, и начинаем искать Баширова. Все просто».
«Ну, да, – согласился внутренний голос. – А где твой телефон?»
Петров бросился ощупывать карманы. Уцелело немногое. Был размокший от говна подлинный паспорт на чужую фамилию. В правом кармане было несколько тысячных купюр – тоже, соответственно, размокших. Была связка отмычек, которая держалась на кольце брелока, надетого на безымянный палец правой руки.
А вот телефон Петров проебал.
«Номер Фантомаса ты помнишь?» – строго спросил внутренний голос.
У Фантомаса был чудовищный номер. Вроде бы обычные цифры, но в каких-то диких сочетаниях, которые запомнить было трудно. Цифры образовывали такую комбинацию, которая тут же улетучивалась из памяти. Фантомас специально выбрал именно такой номер.
«729, – перебирал Петров числа, – 231… Или 719? А в конце 85, вроде? Или 87?»
«Не помню, – признался Петров. – Но я вспомню».
«Эх ты, боец! Дырявая голова!»
«Я вспомню», – пообещал Петров.
Надо было идти, подниматься по лестнице, отодвигать решетку, придумывать, как позвонить. И, конечно, вспомнить номер Фантомаса! Много было дел.
А тело не слушалось. Стальная воля Петрова посылала импульсы: давай, вставай, мол! Но фигушки!
«Ладно! – сдалась воля. – Шестьдесят секунд разрешаю посидеть, собраться с силами. Время пошло».
Пошел отсчет. Петров поднес к глазам набор отмычек. Блондинка на брелоке сияла тревожной и порочной красотой.
Это не афишировалось, и признаваться в этом было, наверное, не стыдно, но Петров был девственником. Как и Баширов. Конечно, все курсанты до начала учебы вроде как имели что-то вроде секса. Но на словах. Это не опровергалось, но в глубине души все догадывались, что будущие суперпрофи с женщинами наивны и неопытны. Спецучилище было, по сути, монашеским орденом.
Петров стал мечтать. А что бы он сделал с этой блондинкой, встреться она ему в жизни? На самом деле, конечно, Петров вежливо бы с ней поговорил. Наверняка их свело бы какое-то дело. Потом Петров бы ей помог. А, может, она Петрову. Вдруг она в архиве работает. Бумажку может выдать. Или нет! Она медсестра! И вот Петров приходит к ней показать раненые ноги. А блондинка говорит: «Ты храбрый боец, я хочу тебя наградить!» Она скидывает халат и принимает кокетливую позу как на этом вот брелоке.
На тридцать седьмой секунде у Петрова встал хуй.
И тут же в голове раздался голос. Совершенно новый. Но знакомый. Просто он в голове у Петрова раньше никогда не звучал. А снаружи его Петров слышал часто.
«Кто здесь? – спрашивал голос. – Где я?»
«Русик?» – вопросом на вопрос отозвался Петров.
«Саня?! – грохнуло в мыслях. – Братан! Ты жив?!»
«Я-то да. Еле-еле. А ты где? И почему я тебя слышу? Может, я сошел с ума?»
«Нет-нет! – отозвался Баширов. – Видимо, мы смогли наладить связь друг с другом. Это – то, чего добивался от нас Фантомас. Нам удалось наладить телепатический канал».
«Но как?» – удивился Петров.
Мелькнула, конечно, предательская мыслишка: «Я ебанулся в этой клоаке. И разговариваю сам с собой». Но эту мыслишку Петров отогнал. Он не ебанулся, и Баширов был настоящим. Его слова несли какой-то отпечаток подлинности, который будто бы заверял: да, это Баширов и никто другой.
«Думаю, это твоя заслуга, – сказал Баширов. – Что ты сделал прямо сейчас?»
«Неужели!» – подумал Петров, с сомнением вглядываясь в блондинку на брелоке.
«Что неужели?» – переспросил Баширов, который все слышал.
«У меня сейчас стоит хуй», – стыдясь, словно пойманный за мастурбацией подросток, признался Петров.
«Бинго! – ответил Баширов. – Мы столько лет дрочили вместе, что между нами открылся канал. Фантомасу будет любопытно это узнать».
«Где ты?» – спросил Петров.
И Баширов стал рассказывать.
Продолжение следует...
Сопровождение сделок силой телепатии. Представление в судебном процессе с помощью куклы вуду. Регистрация юридических лиц по кофейной гуще.
Понятно, что это гомноботы на гомносайтах. Но что еще такой юрист-"консультант" со сверхспособностями может нам предложить?)
Вечером смотрим киношку.
Я: - Тебе этот актер никого не напоминает?
Жена: - На Розенбаума вообще не похож.
Теперь это семейный анекдот.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.