Эй, толстый! Пятый сезон. 10 серия
Наступил момент, когда душа Петрова вырвалась из тоннеля в пространство бескрайнего света. Здесь Петров ощутил очень странную и сильную турбулентность. Трясло, как на ухабистой дороге. Петрова мотало туда-сюда, туда-сюда. С каждым ухабом он словно бы становился меньше. Вот слетела с него шкура взрослого человека. И что это? Петров снова оказался ребенком.
Ребенок Петров был одет в короткие штаны на тряпичных лямках, в сандалии и футболку с «Охотниками на привидений». Он стоял во дворе своего детства. Там, где детский сад граничил с гаражами. Петров ощущал себя лет на пять. Судя по всему, ощущение было правдивым.
А у гаражей толклись большие пацаны. Лет по семь-восемь. Они плевались семечками, а один из них – белесый и наглый – сказал:
– А тебе чо тут надо, мелкий?
– Я с вами хочу! – плаксиво сказал Петров.
– Потом приходи, – сказал пацан.
– Я сейчас хочу!
– Бе-бе-бе! Давай поплачем! Топай отсюда, шалапет!
– Ыыыы! – заревел Петров.
А белесый развернул Петрова и направил прочь поджопником.
– Так его, Петюн! – одобрили другие старшие пацаны.
Весь в слезах, задыхаясь от незаслуженной обиды, шел Петров домой. Он поднимался по лестнице на пятый этаж «хрущевского» дома.
Дверь была открыта. Матушки не было, а батя сидел в сортире. Несло свежим говном и сигаретами «Родопи».
– Это кто пришел? – рявкнул из сортира батя.
– Это я! – возмущенно сказал Петров. В его голосе звенели слезы.
Батя зашуршал газетой, потом бумагой, шумно спустил воду в унитазе. И вышел, застегивая штаны.
– А что за слезы? Почему рыдаем? – спросил он.
– Пацаны с собой не берут! – пылко пожаловался Петров.
– И что говорят? – прищурился батя.
– Что мне рано с ними играть!
– И правильно говорят, – сказал батя.
– Что?! – Петров даже задохнулся от возмущения. – То есть как так «правильно»?
Похоже, родной отец был заодно с его обидчиками. А ведь Петров хотел еще пожаловаться на поджопник. Но от возмущения даже забыл об этом.
– А так, – сказал отец, строго глядя на Петрова. – Зачем с тобой дружить? Ты плохой мальчик.
– Нет, хороший! – заупрямился Петров.
– Плохой, – ответил отец. – И знаешь почему? Ты друга в беде бросил.
– Какого друга? – тонким голосом пролепетал Петров.
– Русика. Ты же его спасти должен. А ты здесь прохлаждаешься. А ну бегом обратно.
– Но я…
Бум! Память обрушилась ему на голову, как содержимое кузова КамАЗа. Русик! Баширов! Он же в беде, его невидимки повязали. А я где? А я в сточной канаве… Ой!
– Вспомнил? – усмехнулся отец.
«А ведь тебя уже шесть лет нет в живых! – вспомнил Петров. – И у меня никогда не было среди знакомых вон тех вот пацанов. Паша какой-то. Может, он из чьего-то другого детства, но не из моего – это точно».
Петров вдруг совершенно точно понял, где находится.
– Здесь всегда детство? – спросил он отца.
– Хуетство, – сказал батя.
Затем развернул Петрова к себе спиной и мощным поджопником отправил в полет.
И вот Петров снова летел сквозь расплескавшуюся ослепительную синеву, влетел в шкуру взрослого человека, потом его понесло обратно по трубе.
***
Пока душа Петрова получала незаслуженные поджопники, из физического его тела жизнь уходила. Жизнь вела себя как приличный жилец, выселяющийся из квартиры. Все чемоданы и коробки – уже у лифта, осталось только обесточить электроприборы, нажав кнопку «выкл», запереть дверь, а ключи бросить в почтовый ящик.
И вот палец уже завис над кнопкой «выкл», как вдруг стало что-то происходить.
Сначала возник водопад. Он лился в трубу из колодца, прикрытого сверху металлической решеткой.
И здесь был воздух.
Телом Петрова управляла уже не душа. Та сейчас подвергалась позорному изгнанию из другого мира. Командование перешло к спинному мозгу – повелителю инстинктов и рефлексов. Спинной мозг направил тело вверх, поднял голову над поверхностью воды, активировал горящие от боли легкие.
– Уагхххх! – совершил бессознательный Петров первый вдох.
И тут-то все к нему и вернулось. И жизнь, и душа, и память, и боль.
Петров жадно дышал, отфыркиваясь от грязной воды.
Сознание отметило, что он находится в колодце. Лестницы, чтобы подняться наверх, к решетке, через которую вниз текла вода, не было. Подняться без лестницы? Нечего и мечтать. А это значит, что придется плыть по трубе еще раз – до следующего колодца, который будет неизвестно когда. Это значит – сколько придется проплыть без воздуха? Минуту? Две? Три? Пять? Эта неопределенность бесила Петрова.
«Я не готов! – думал он. – Я не выдержу такого во второй раз! Как же заебала эта канализация!»
Петров нырнул. Рассудок бунтовал и протестовал. А душа знала, что не утонет Петров, выживет. Дело у него есть – друга спасать. Надо делать, о себе не думать.
Всего Петров преодолел еще пять перегонов от колодца к колодцу. Самым трудным был второй – две минуты сорок две секунды. В спецшколе Петрова учили точно отсчитывать секунды. И сейчас, плывя во тьме под водой, стремясь защитить сознание от паники, Петров включил в голове секундомер. Третий и четвертый перегоны были ни о чем – тридцать восемь секунд и минута семь. А вот пятый длился минуту пятьдесят восемь и сожрал последние силы.
«Хоть режьте меня! – думал Петров. – Больше я не выдержу».
Но выдерживать уже ничего не требовалось. Петров увидел лестницу.
И эта лестница вела наверх.
***
Этот колодец был широким. В нем даже был обустроен бетонный не то карниз, не то козырек, на котором можно было перевести дух.
Петров не хотел отдыхать. Даже садиться на минутку не хотел. Ведь где-то страдал Баширов.
Но сейчас, похоже, управление телом вновь захватил спинной мозг, заставил Петрова сесть, свесить ноги. Затем выключил сознание. Петров рухнул в темный спасительный сон.
Проспал он около сорока пяти минут. В спецшколе его учили определять, сколько ты спишь, и просыпаться точно вовремя без будильника. Совсем не сложная была наука, даже смешная. Занятия проходили в комнате общежития. Наставник командует: «Курсанты! Спать двадцать три минуты!» «Есть спать двадцать три минуты!» И вот проходит ровно столько, сколько сказано, открываешь глаза. И стоит наставник с секундомером. Кому-то говорит, что тот рано проснулся, другой проспал, ну, а ты и ты – молодцы. Четко и вовремя.
Петров был недоволен. На сон он проебал очень много драгоценного времени. Сейчас Петрова мутило, как алкоголика после безумной пьянки. Руки болели. Но что эта боль по сравнению с тем, что чувствовали ноги?! Одна из которых была предположительно сломана, а другая – покусана зомбаком. А поскольку дело происходило в говнище, то ожидался воспалительный процесс.
А еще от голода крутило кишки. Петров надеялся, что это не тот безудержный, неостановимый голод, который приводит в движение зомби. Петров надеялся, что еще не стал дебильным полутрупом. Но выглядел, конечно, как самый настоящий беглец из ада.
«Пора идти!» – подумал Петров.
«И куда же ты пойдешь? – спросил ехидный внутренний голос. – У тебя, наверное, есть план? Ты знаешь, где искать Баширова?»
«Да какой тут на фиг план! – ответил Петров. – Все просто. Поднимаюсь на поверхность, звоню Фантомасу. А дальше он всех по тревоге поднимает, и начинаем искать Баширова. Все просто».
«Ну, да, – согласился внутренний голос. – А где твой телефон?»
Петров бросился ощупывать карманы. Уцелело немногое. Был размокший от говна подлинный паспорт на чужую фамилию. В правом кармане было несколько тысячных купюр – тоже, соответственно, размокших. Была связка отмычек, которая держалась на кольце брелока, надетого на безымянный палец правой руки.
А вот телефон Петров проебал.
«Номер Фантомаса ты помнишь?» – строго спросил внутренний голос.
У Фантомаса был чудовищный номер. Вроде бы обычные цифры, но в каких-то диких сочетаниях, которые запомнить было трудно. Цифры образовывали такую комбинацию, которая тут же улетучивалась из памяти. Фантомас специально выбрал именно такой номер.
«729, – перебирал Петров числа, – 231… Или 719? А в конце 85, вроде? Или 87?»
«Не помню, – признался Петров. – Но я вспомню».
«Эх ты, боец! Дырявая голова!»
«Я вспомню», – пообещал Петров.
Надо было идти, подниматься по лестнице, отодвигать решетку, придумывать, как позвонить. И, конечно, вспомнить номер Фантомаса! Много было дел.
А тело не слушалось. Стальная воля Петрова посылала импульсы: давай, вставай, мол! Но фигушки!
«Ладно! – сдалась воля. – Шестьдесят секунд разрешаю посидеть, собраться с силами. Время пошло».
Пошел отсчет. Петров поднес к глазам набор отмычек. Блондинка на брелоке сияла тревожной и порочной красотой.
Это не афишировалось, и признаваться в этом было, наверное, не стыдно, но Петров был девственником. Как и Баширов. Конечно, все курсанты до начала учебы вроде как имели что-то вроде секса. Но на словах. Это не опровергалось, но в глубине души все догадывались, что будущие суперпрофи с женщинами наивны и неопытны. Спецучилище было, по сути, монашеским орденом.
Петров стал мечтать. А что бы он сделал с этой блондинкой, встреться она ему в жизни? На самом деле, конечно, Петров вежливо бы с ней поговорил. Наверняка их свело бы какое-то дело. Потом Петров бы ей помог. А, может, она Петрову. Вдруг она в архиве работает. Бумажку может выдать. Или нет! Она медсестра! И вот Петров приходит к ней показать раненые ноги. А блондинка говорит: «Ты храбрый боец, я хочу тебя наградить!» Она скидывает халат и принимает кокетливую позу как на этом вот брелоке.
На тридцать седьмой секунде у Петрова встал хуй.
И тут же в голове раздался голос. Совершенно новый. Но знакомый. Просто он в голове у Петрова раньше никогда не звучал. А снаружи его Петров слышал часто.
«Кто здесь? – спрашивал голос. – Где я?»
«Русик?» – вопросом на вопрос отозвался Петров.
«Саня?! – грохнуло в мыслях. – Братан! Ты жив?!»
«Я-то да. Еле-еле. А ты где? И почему я тебя слышу? Может, я сошел с ума?»
«Нет-нет! – отозвался Баширов. – Видимо, мы смогли наладить связь друг с другом. Это – то, чего добивался от нас Фантомас. Нам удалось наладить телепатический канал».
«Но как?» – удивился Петров.
Мелькнула, конечно, предательская мыслишка: «Я ебанулся в этой клоаке. И разговариваю сам с собой». Но эту мыслишку Петров отогнал. Он не ебанулся, и Баширов был настоящим. Его слова несли какой-то отпечаток подлинности, который будто бы заверял: да, это Баширов и никто другой.
«Думаю, это твоя заслуга, – сказал Баширов. – Что ты сделал прямо сейчас?»
«Неужели!» – подумал Петров, с сомнением вглядываясь в блондинку на брелоке.
«Что неужели?» – переспросил Баширов, который все слышал.
«У меня сейчас стоит хуй», – стыдясь, словно пойманный за мастурбацией подросток, признался Петров.
«Бинго! – ответил Баширов. – Мы столько лет дрочили вместе, что между нами открылся канал. Фантомасу будет любопытно это узнать».
«Где ты?» – спросил Петров.
И Баширов стал рассказывать.
Продолжение следует...