"Сонный сюжет", рассказ
- А ты попробуй записывать сны - посоветовала IT-менеджеру Валере Скородумову его хорошая знакомая. Скородумов уже не первый год в свободное от работы время занимался писательской деятельностью. Написав четыре коротеньких рассказа, два очерка объемом в полтора абзаца каждый, и пять страниц будущего романа, он впал в глубочайший творческий кризис, длящийся уже семь с половиной лет.
- А что, - подумал он, - ведь неплохая идея. И многие великие творцы так делали! Сальвадор Дали, например, писал картины по собственным снам...По крайней мере, в интернете так написано... Ну еще и этот, как его... Не важно. Главное - чем я хуже? Тем более мне тако-о-е снится порой - Дэвид Линч со своими грандиозно-абсурдными фильмами отдыхает. А мне-то всего и надо - парочку рассказов.. Ну, или повесть... Одним словом, сюжетов на хороший килограммовый том хватит с головой! И как я раньше не додумался?
Первое время Скородумов пытался записывать сновидения по утрам, после пробуждения; но, пока вставал и доходил до стола с блокнотом и ручкой - моментально забывал абсолютно все. После двух недель подобных "побудок" он решил сменить тактику. Чтобы не пришлось вставать, тем самым "растрясая" сон, он стал класть блокнот и ручку рядом с подушкой. Однажды ему приснилось...
СОН СКОРОДУМОВА (ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА).
Я сплю. Это сон! Точно! Я должен все записать. Все, что вижу. Ведь это... Гениально! Как же раньше подобное не приходило мне в голову? Впрочем... Я не первый раз вижу этот сон. Да я всю жизнь его видел! И всегда, всегда помнил... Где-то в глубинах памяти... Я был в забытьи! Ведь это же оно, то самое... Знакомое с детства... И этот звук - он всю жизнь звучал во мне! Только я его не слышал. И, самое главное, - сюжет! То, что я сейчас увидел, - а точнее то, что подарило мне собственное подсознание, - ведь это гениальный сюжет! Готовый сюжет! Нет, это уже готовая книга! Да какая книга - фильм! Впрочем, одно другому не мешает. Только бы запомнить. Только бы не забыть, когда проснусь. Да я и не забуду! Ведь сейчас я настолько ясно, отчетливо мыслю! А сюжет настолько прост... И гениален! Да чего уж там лукавить, я гениален!
- Хм, недугно, весьма недугно, если не сказать больше - не выговаривая "р", произнес внимательно изучающий рукопись редактор в очках с круглой роговой оправой, одетый по образцу 20-х годов прошлого столетия, и находящийся за письменным столом в конторе явно тех же лет, - Ну что я вам могу сказать, товагищ Ясенев.. Бгаво! Бг-га-во! Пожалуй, мы вгучим вам пгемию.
- Не может быть! Я просто не верю своим глазам и ушам.
- А вы уж повегьте, повегьте...
- Только, извиняюсь, - какую премию?
- Как? Вы что, с луны свалились? Бутлеговскую конечно же, - литегатугную! Неужели ни газу не слышали? Впгочем, вот, смотгите сами.
Тут редактор с помощью пульта включил телевизор с выпуклым черно-белым экраном образца 60-х годов, где транслировали чудовищных размахов массовое мероприятие. Внизу огромнейшего, размером с целый город, зала - море людей. На сцене расположена башня-мачта, напоминающая Останкинскую. Только вокруг нее вьется винтовая лестница. Сзади - невероятных размеров черный занавес, зловеще-медленно и тяжело развевающийся от урагана-сквозняка. На подобную игле вершину башни была словно насажена небольшая площадка с трибуной. Из трибуны, таинственно блестя, торчали два старых микрофона. За ними стоял низкого роста лысый мужчина плотной комплекции, со всех сторон освещенный яркими прожекторами. Голосом, подобным грому, он вещал:
- Итак... Бутлеровская премия мира вручается.. - Внизу раздался гул, словно произошло землетрясение. Это были слившиеся воедино голоса зрителей. - Вручается.. Вру-ча-ет-ся!!!
Зал затих. Медленным движением человек достал лист бумаги из конверта, и, властно окинув взглядом зал, произнес: "Сергею Ясеневу!!!" В зале загудело еще страшнее, словно произошло извержение вулкана.
Я не верю своему счастью! Я сделал это! Я выиграл ее! Мечта всей моей жизни сбылась! Однако как я поднимусь по этой лестнице? Ведь я совершенно не могу ходить. И никогда не мог. Мои ноги совершенно не функционируют! Я ползу вверх на четвереньках. А точнее, на руках.. Человек с трибуны продолжает вещать где-то в беспредельной вышине:
- Однако, прежде чем вручить заветную премию, я хочу у Вас спросить - а о чем ваша книга?
- Моя книга - отвечаю я - написана полностью на основе сна. Я записал его в блокнот, и.. Забыл.. Забыл? О нет! Я опять все забыл!
- Как? Вы забыли, о чем ваша книга?
- Я вспомню, обещаю! Я же помнил, я же все помнил!!
- О, не отчаиваетесь! Сейчас вы всё увидите!
Развернувшись лицом к занавесу, он громогласно крикнул: "Опять повис, скотина?! Открывайся!!!"
Что происходит? В зале, тесном настолько, что стены сдавливали меня с трех сторон (а ведь, кроме меня, в зале размещались еще 200 человек), погас свет. Затем налетело торнадо, сверкая молниями и разбрасывая осенние листья, - и закрутило занавес, а затем унесло его в неизвестном направлении. И тут я вижу... Я вспомнил! Вот он! Он самый! Сюжет! Роман! Фильм! Ну уж теперь я тебя никогда не забуду! Ни при каких обстоятельствах! Я... Однако, что это? Кажется, я просыпаюсь..
ПРОБУЖДЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Взять блокнот с ручкой, едва проснувшись, оказалось крайне трудной задачей даже с учетом того, что оные лежали буквально перед лицом Скородумова. Но, чтобы использовать их по назначению, требовалось не лицо, а рука. Потому как Скородумов был хоть и опытным "айтишником", но писать носом еще не научился, равно как и управлять ручкой с помощью силы мысли. Поэтому пришлось чуть-чуть включить сознание, дабы извлечь правую руку из-под собственного туловища, а затем и из-под одеяла; а затем взять ручку, и открыть блокнот . А подобные резкие действия чреваты тем, что сон может снова трагически стереться из памяти. Поэтому приходилось действовать, с одной стороны, плавно и аккуратно, чтобы сон не растрясти; с другой стороны, и со временем тянуть было нельзя, потому как сон под влиянием оного мог успеть улетучиться. Но на этот раз Скородумову все удалось. Из последних сил напрягая память, он, даже не привстав на кровати, кратко, но содержательно записал все, что видел в своем сне, - весь сюжет, - емкий, гениальный, и простой. И... снова заснул.
ПРОБУЖДЕНИЕ ВТОРОЕ, ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ.
На этот раз Валере не приснилось ничего. Проснувшись второй раз, уже окончательно, - он и не сразу вспомнил о блокноте. Только встав и немного размявшись, он вспомнил все, что случилось. Кроме самого сна.. Но одно он помнил. Там, под подушкой, куда он положил блокнот, -спрятано нечто очень важное; нечто, что даст толчок мысли; нечто, что изменит его жизнь, - и, возможно, навсегда! Сердце в волнении забилось чаще. Медленно, но в то же время и с нетерпением, Скордумов поднял подушку, достал блокнот, открыл его, и нашел нужную страницу...
Из слегка помятых подушкой страниц на Валеру глядели неразборчиво написанные по диагонали каракули следующего содержания:
"Панки-роботы захватили больницу/плацкартный теплоход в Выхино на берегу Невы. Уплыли в Питер. Внушаемы".
С тех пор Скородумов больше не писал.
Орущая чайка и ледокол
«Дикие сны»
На поле за домом было пусто. Рыжая трава ровной полосой сливалась с серым небом на горизонте. Немного мрачно, немного красиво.
Я шла по полю в голубом платье и коричневых резиновых сапогах. Пока я смотрела себе под ноги, из ниоткуда появился ледокол. Он был шагах в пятидесяти от меня и казался маленьким и заброшенным. Но когда я подошла к нему, он как великан навис надо мной, во всей красе показывая размеры и достоинства.
Я не хотела отправляться в плавание, но видимо, пришлось. В следующий миг я уже была на судне. Около меня летали жирные чайки и истошно орали. Театральный голос диктора из громкоговорителя проникновенно вещал: «Ледокол Снегирь совершит захватывающее путешествие в неизвестные пустоши льда, откроет нам новые возможности и подарит вечную славу».
Мне подумалось: «Ну, какое путешествие, а? На мне и сапоги не те и платье не подходящее».
Одна из чаек орнула мне прямо в ухо, и дёрнувшись от страха, я упала. Вставать не стала. Просто уселась в позу лотоса на палубе и не двигалась. Меня совсем не интересовала эта поездка, но как покинуть корабль я не знала.
Сам ледокол Снегирь начал казаться красивым и хорошим, мне стали приходить мысли о том, что здесь даже не плохо. Ну и что, что не знаю куда плывём, какая уже разница?
Одуревшая чайка завопила раненой дурой и я зажмурилась.
Когда открыла глаза, то поняла, что сижу на траве в поле. Мне мокро и холодно. Чаек, к счастью, нет. Я встала и отряхнувшись, пошла домой.
Хорошо, что потом это поле застроили безвкусными многоэтажками. Интересно, а новым жителям ледокол является?
Оливье-портал
- Василий, Василий! - Она тормошила мужа, который уже еле сидел за столом. Сидел - даже сложно сказать, - держался за пространство каким-то чудом. Тело его было, что называется, на пятой точке, но вот если бы он встал, то ноги точно бы отказали, а так просто торс качался из стороны в сторону медленно-медленно, словно завороженная факиром змея. Такое было заметно лишь опытному глазу и, конечно, не жене, которая будучи разгоряченной жарким убеждением своих подруг в никчемности мужиков, увидеть этого не могла в силу нахождения в разных частотах бытия.
Василий к этому моменту устал терпеть нескончаемый и бессмысленный галдеж гостей да от нечего делать напился. Опять. В зюзю.
- Ну вот, посмотрите! - Виновато-презренным взглядом она обводила гостей, тормоша Василия. - Опять в животное превратился! Каждый раз одно и то же! Когда-то мы с ним целыми ночами могли не спать за разговорами, а сейчас - ну свинтус! Пять минут - и в какие сопли! От толчков жены тело "змеи" оживилось, амплитуда качков стала резкой и голова Василия заболталась как у игрушки-собачки с мордой на пружине, что держат на торпедах машин. Василий действительно плохо держался, его состояние походило больше на транс, чем на осознанное присутствие. Он не своим голосом почти как заклятие произнес что-то вроде "ну давай уже", после чего, казалось, должно было идти слово "пойдем". Но он был у себя дома, и очевидным стал факт, что Василий никуда не пойдет, а вот-вот превратится в самую настоящую недвижимость. Со словами "да ну тебя" жена убрала от него руки, и тот на плавном бреющем полете начал подаваться вперед. Прежде, чем это стало заметно, она продолжила обливать своим монологом присутствующих, от чего все увлеклись и уже не видели, как Василий изящно въехал лицом в стоявшую перед ним салатницу с оливье, погрузившись в нее всеми своими чертами. Объем салата сразу увеличился, поднявшись до краев вазы, и из него вместе с выдохнутым из носа Василия воздухом вылетели на стол измазанные в майонезе горошина и кусочек вареного яйца. Каким образом дальше происходил дыхательный процесс, постороннему взгляду уже было не понять. Но гости с хозяйкой, обнаружив сию композицию, решили оставить все - как есть. Так же, как не вынимают нож из раны, чтобы не увеличить кровопотерю. Под «кровопотерей» здесь надо понимать усилия и нервы жены, которой еще придется возиться с мужем перед сном.
…А Василий, однако, дышал. Где-то в отдаленных уголках почти погасшего сознания он понял, что в существующем положении лицом в салате дышать невозможно. Но! Именно осознание этого факта принудило его к попытке пробудиться, и он решительно открыл глаза. Как ни странно, это получилось, и стало нестерпимо светло.
Он часто заморгал, и постепенно слизистые избавились от майонеза. Сначала на светлом фоне проявились некие темные пятна, потом картинка обрела резкость.
Его голова, точнее даже, лицо, находилось в какой-то нише стены или в том, что ею казалось. Вся стена была покрыта салатом оливье или из него состояла, что и объясняло «светлость» места. Головой при этом пошевелить было нельзя, - она вроде плотно была зафиксирована, получалось вертеть лишь глазами. Тела не чувствовал, ощущение было, - что есть только лицо. Слева и справа стена уходила полукругом вперед и смыкалась напротив, образуя цилиндр или трубу правильной формы метра три диаметром. Как башня, вид изнутри.
Прямо напротив так же торчало в стене лицо другого человека. Выше него метром, ниже, слева и справа – тоже торчали (по-другому не скажешь, находились, располагались) лица других людей. Словно в некой матрице. Глаза одних были закрыты, другие переговаривались. Василий предположил, что говорили в основном те, кто мог друг друга видеть, так как остальные беседы звучали отдельно, долетавшие до него слова были из разных областей и звучали более приглушенно.
- Ты когда гайку на семнадцать, надо льном там обматывать…
- А она что? Поржала? Да хоть кому расскажи…
- Склероз – не шутки, знать о нем даже не знаешь, пока не…
И вдруг лицо напротив направило на Василия взгляд.
- Привет, Вася. Ну и недолго же ты.
И улыбнулось, в улыбке резец возле правого клыка отсутствовал, что придавало владельцу немного разбойничий вид.
- Чего недолго? – не понял Василий.
- Так вчера ведь был, и еще два дня назад. При этих словах у Василия начали крутиться перед глазами картинки каких-то дыр, застолий, появилось ощущение какого-то далекого сходства, которое бывает у людей после снов, что кажутся повторными, но никогда раньше не снились. Но голос был явным, осознанным, по вискам что-то текло и в действительности происходящего сомнений не возникало. Как-то просто и в то же время фантасмагорично. Алиса в стране чудес, блин.
- Что это? – Все, что он смог, наконец, выдать.
Незнакомец вздохнул, но с видом, что мол, ничего не поделаешь, придется заново объяснять, - принялся.
- Да никто не знает. Ерунда какая-то. Я бы еще понял, если бы что другое, а не оливье. Почему не селедка под шубой? Не пюре с курицей? Если б мы в каких-нибудь капсулах лежали там, или как мозги в банках. Инопланетяне бы в нас копались, я бы еще понимал. Провода. Инструменты. А тут нечего сказать. Сам видишь. Очнулся или нет, поболтал немного и обратно. Смысл?
Он замолчал. Пара «соседей» в это время тоже замолчали и слушали ответ. Поняв, что нормальной информации не последует, переключились обратно.
А ты кто? – Василию казалось, что перед ним какое-то нелепое кино, где «много дэ».
- Серега, - да мы знакомы. А жена, похоже, тебя совсем достала?
- Ты откуда, Серега, и что здесь делаешь? – Василий не стал отвечать на бестактность.
- Из Красноярска, смену отмечали. Ремонтники мы. Как ребенку, ей-богу! Старший опять какого-то пойла притащил – результат - вот он я.
- Хочешь сказать, что сейчас ты тоже где-то - мордой в салате?
- Ну да, сказал же – в Красноярске, а салатом ты тут никого не зацепишь, в каком-то смысле, все мы тут – «мордой в салате»…
В этот момент что-то случилось, и все вдруг замерло. В резко наступившей тишине послышалось легкое гудение и щелчки. Василий сразу забыл удивление о том, что он-то сейчас в Балашихе. Сверху спускалось что-то механическое. Кто-то сказал «опять», рядом прошептали «не надо». Василий обратил на Серегу вопросительный взгляд.
- Ща увидишь. Хотя и так знаешь. Не помнишь просто. Таблетки дают. Мы их «боль» называем. От синей голова просто раскалывается. Невозможно терпеть.
Вот так просто он это сказал. Василий попытался посмотреть как можно выше. От напряжения заныли глаза – сверху, каждый раз останавливаясь на следующем уровне лиц, спускался похожий на круглый лифт какой-то аппарат металлического цвета. Щелчок, какое-то мычанье, стон. Движение вниз. За уровень до – Василий увидел, что из цилиндра в сторону лиц высовываются некие предметы, что-то вроде пластиковых трубок, прямо им в рот. Щелчок. Движение вниз. И радости люди не испытывали. Василий попытался вытащить голову из непонятных тисков, но это было невозможно. Все равно, что с помощью мимики пытаться бежать.
Аппарат спустился. Напротив рта Василия отказалось отверстие, из которого высунулась эта противная трубка, что-то разжало ему губы и зубы. От отверстия слева и справа горело два экрана, на которых изображались синяя и черная таблетки. Василий понял, - предлагается выбор. Но он мог двигать только глазами и посмотрел на черную. Щелчок, какое-то механическое движение заставило его проглотить маленький холодный предмет, который весьма ощутимо прошел по пищеводу вниз. Трубка убралась, аппарат пошел вниз. На все про все – максимум секунда. Как-то иначе среагировать - невозможно. Резкое ощущение беспомощности и тут же взрыв ненависти от того, что его так унизительно использовали. «Вот почему стонут» - подумал Василий. Но он ошибался. Напротив него от дикой боли корчилось лицо Сергея. В какой-то момент тот не выдержал и заорал. И тут же овал оливье вокруг его фаса стал стягиваться, лицо подалось назад и исчезло, последним исчез кончик носа. Сергей пропал. Осталась «ровная» стена оливье.
Почти сразу Василий ощутил слабость и легкий туман в голове. Глаза вдруг невыразимо устали. Единственное естественное движение - закрыл. Почти сразу наступил сон.
Василий проснулся по ощущениям - через полчаса. Ничего не снилось. Оливье-труба никуда не делась. Вместо Сереги никто не появился, а вот сосед слева от него теперь бодрствовал. Василий стал смотреть на него выжидающе. Тот спокойно выдержал взгляд.
- Тоже не в первый раз? – пришлось спросить самому. Новый незнакомец, подумав, ответил.
- Нет. Опять. И надеюсь, больше не появляться.
- А мне сказали, что я здесь уже не впервые. Но сам не помню… - Незнакомец не дал Василию договорить и сразу оборвал, не церемонясь.
- Ты здесь в 249 раз, судя по счетчику.
- Какой еще счетчик?
Незнакомец поднял глаза, как бы показывая себе на лоб, и Василий увидел над ним маленькую табличку с числом «4». И тут же понял, откуда тот взял «его» цифру.
- Вы меня обманываете, уважаемый, я здесь не более двух раз, и то, первый не помню, но Сергей же меня как-то знал.
- Вася, очнись, тебя тут все уже должны знать. Ты же (мужчина чуть замялся, и Василий подумал, что он не сказал что-то вроде «последний алкаш» и в последний момент сдержался) - практически единственный, кто одни черные жрёт.
Василий вздрогнул. Несуществующим затылком ощутил, как подкатывает ледяная волна и сглотнул. И еще не веря, с тающей надеждой спросил.
- А все тут что, по синим фанатеют?
- Синяя таблетка, или максимальная для твоего порога боль – единственный способ выбраться. Только так тебя отсюда выбрасывает.
- Если так, сам-то, что здесь в «двадцатый» раз забыл?
Василию захотелось «вернуть подачу», но ничего лучше обмана он не придумал. Незнакомец возразил.
- Я здесь в четвертый, ну, может, в пятый. И то, внутри горько плачу по такому поводу…
Опять сверху до них докатилась волна тишины – быстрая и резкая. И плавно догоняющая ее – волна стонов и ругани. Спускался аппарат. Нельзя было сделать вывод, возвращался ли он, или двигается по предполагаемому «кругу», или это уже другой аппарат. Но времени было немного. Василий подумал, что у него должно хватить смелости. И от этой мысли стало еще страшней.
Так и не представившийся незнакомец сказал.
- Черная – медленное угасание, сон мертвеца. Безболезненна по сути. Как плацебо. Вроде съел как все, вроде что-то сделал, но оказываешься там же. Синяя – чистая боль. Но честно. Я как представлю, что вместо оливье может быть что-то другое, дерьмо какое-нибудь, а вместо трубки – даже говорить не буду, так уж лучше синяя – и вон отсюда пулей. К семье, на работу. А то, что опять здесь оказался – пожалел себя. Я же «уникальный», у меня «богатый внутренний мир»! Вот и весь мир! – Он многозначительно обвел взглядом вокруг.
Аппарат спустился. Василий открыл рот и стал смотреть на синюю, максимально уводя глаза в сторону ее экрана. Щелчок. Эта таблетка оказалась большой и еле пролезла в глотку. И застряла. Просто встала колом. Василий стал изгибаться несуществующим телом, пытаясь кашлять, но ничего не выходило. Он подумал, что его лицо синеет от напряжения, и тут же сильнейший страх смерти схватил его и стал разрывать клещами в разные стороны, как рвет на части олененка не евшая месяц стая волков. Ему показалось, что он чувствует каждую отделяемую каплю крови, каждый узелочек тканей, увидел разрываемого себя в замедленном времени. Его стало колотить в агонии, и он упал со стула, на котором сидел в своей комнате. Тут же его выгнуло, и тело изрыгнуло зловонную массу принятой пищи. Он вытирал лицо рукой, практически бил себя, чтобы избавиться от кусочков пищи, салата, отползая, судорожно дышал, сердце билось с такой силой, что должно было пробить ребра.
Наконец, он осознал, что может себя контролировать, и стал замедлять дыхание. Понял, что дома тишина. Семьи нет. Наверно ушли к сестре. Ну, хоть не видят его таким. Василию хотелось запрыгнуть под душ. Но он снял с себя одежду, закинул в стиралку, успев подумать, что сам бы туда залез. Заставил себя все убрать. Открыл окно и пошел мыться…
…Через год они сидели в новой гостиной и обмывали машину. Он говорил, что его новый проект может принести известность и «совсем другие» деньги. Все говорили, какой он молодец, как ему повезло с работой, с клиентами, как он работал. Хвалили. А он действительно даже в отпуск не поехал, только своих отправил на море. Лешка друг все подливал ему, сначала шампанское, потом водку. Василий хмелел, и в какой-то момент ему вдруг стало тяжело и одиноко. Он подумал, что действительно много работал. Как же он устал и заслуживает отдых. С этой мыслью водка полилась сама, меняя без счета рюмки. Когда принесли торт, Василий уже реагировать не мог, лишь хрюкнул нечто радостное. Жена на него в этот раз не кричала, не стыдила. Она весь год удивлялась, что Василий изменился в лучшую сторону, и даже стала за него немного беспокоиться. Так ведь и свихнуться недолго. Поэтому его теперешнее состояние ее даже по-своему успокаивало. Она поставила перед ним торт, уже с закрытыми глазами Василий, скорее всего, решил изобразить, как он дует на отсутствующие свечи, дернулся, что-то в нем выключилось, и он уронил голову в слои крема. Она посмотрела на него с любовью и подумала, - ну вот, узнаю мужа...
…Вокруг все было коричневым. Он продрал глаза и первой же мыслью осторожно принюхался. Сладкий приторный коричневый запах – «слава богу, шоколад!». Ощущение, что он здесь уже не впервые. Огромная шоколадная башня. Даже улыбнулся и спросил не спящего соседа напротив, разглядывающего его с интересом.
- Какое у меня число?
- Двести пятьдесят. Не хило, - заметил незнакомец.
- Сам знаю. Аппарат давно был?
- Какой аппарат? Люди тут.
И тут же сверху понеслась какая-то радостная молва, гомон. Через несколько минут спустилась непонятным образом висящая ни на чем платформа, на которой за стойкой стояла девушка в легком платье и с вполне симпатичным лицом. Под платьем угадывались хорошие формы, но от ее фигуры и вида веяло невинностью и свежестью.
Их лица поравнялись, и она с вежливой улыбкой спросила.
- Что будете?
- А что есть? – Приятно удивившись переменам, спросил Василий.
- Черные и синие, как обычно. – И она достала откуда-то маленькую черную таблеточку и большую синюю, размером с детский кулачок и похожую на незрелый каштан капсулу с сантиметровыми острыми шипами.
- Черная - в сладкой глазури. - Добавила она, все так же улыбаясь. Василий побледнел. Сказать не смог и только кивнул на синюю. Она взяла ее аккуратно двумя пальцами, чтобы не уколоться, и поднесла к его рту. Он открыл, она положила. Глотать было невозможно. Шипы больно упирались в язык и небо. Он жалобно на нее посмотрел.
- Ну что ж. А некоторые вот сами как-то справляются.
С этими словами она опять непонятно откуда достала окровавленную ступку и обеими руками с силой стала проталкивать «звезду» ему вглубь.
Таинственный человек в мантии на тёмной лестнице приглашает меня танцевать
"Дремучие сны"
В доме Советов свет почти не горел. В длинном безлюдном коридоре царил полумрак. Я, одетая в форму лётной школы, шла мимо закрытых дверей в сторону парадного входа. Из окон на пол падали причудливые тени. Я дошла до лестницы и стала спускаться. Навстречу мне поднимался мужчина в чёрно-красной мантии.
- Почему не в платье, дорогуша? – удивлённо спросил он, останавливаясь рядом со мной и оглядывая мою форму.
- Так не сезон же, - ответила я, опуская глаза. Он был красив и я засмущалась от его оценивающего взгляда.
- Нынче все сезоны одинаковы, - меланхолично произнёс он и тяжко вздохнул, - переоденься, пожалуйста, и приходи на бал.
Он посмотрел на наручные часы и постучал пальцем по циферблату.
- Дурные какие, - буркнул незнакомец, - ладно, приходи, будешь со мной танцевать.
Я многозначительно хмыкнула, сделав вид, что я не уверена в том, что буду.
Он прошёл мимо, поднялся на этаж выше, остановился на пролёте, открыл большое окно и вылетел в него, став голубем. Обычным таким серым голубем, одним из тех, что я у метро встречаю.
С голубями я ещё не танцевала.
«Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» Дали, или что происходит на картине. Разбираем детали
Неблагодарное дело пытаться объяснить картины Дали, но почему бы просто не посмотреть некоторые детали. Заодно немного коснемся теорий Фрейда, погнали))
Сальвадор Дали – «Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения», 1944
Центр картины и всего сумбура – девушка (зовут Гала, верная спутница жизни Дали). Она связывает реальность снизу (гранат и пчелка) и сон сверху. Дали тут изобразил теорию Фрейда об осмысленном сновидении: пчела как звуковой раздражитель подает сигнал в мозг о возможной угрозе, и во сне пчелка и ее жалко превращается в когтистых и клыкастых тигров (именно они из-за похожей расцветки).
Меня часто любят тут обвинять в придумывании смыслов за художников, поэтому иногда буду передавать слово самому Дали: «Целью было впервые изобразить открытый Фрейдом тип долгого связного сна, вызванного мгновенным воздействием, от которого и происходит пробуждение. Подобно тому как падение иглы на шею спящего одновременно вызывает его пробуждение и длинный сон, кончающийся гильотиной, жужжанье пчелы вызывает здесь укус жалом, который разбудит Галу».
Теперь рассмотрим эту матрешку слева. Гранат тут и первопричина (все начиналось с него), да к тому же и как символ он обычно обозначает плодородие. Ремарка художника: «Вся жизнетворящая биология возникает из лопнувшего граната».
Вот насчет рыбы тут сложно сказать. Скорее всего, Дали просто хотел добавить немного абсурда, мы же все таки во сне. Дали обижается: «Без комментариев».
Тигры - это бывшая пчелка, клыки и когти отображают во сне безжалостное жало насекомого-убийцы (ладно, просто плеча прилетела полакомиться фруктом). Кстати, полосатых кошек Дали подсмотрел на городских афишах и решил изобразить прикольный образ на картине.
Ружье со штыком тоже является отображением жала пчелы, а еще мужских гениталий. Это все Фрейд, нечего так смотреть)))
Вот фрагмент одной из лекций создателя психоанализа: «В страшных снах девушек большую роль играет преследование мужчины с ножом или огнестрельным оружием». Иногда ружье это просто ружье, а иногда - кое-что еще)
Фрагмент картины:
В правой стороне бредет «слон Бернини» (стоит на площади в Риме и объединяет барокко и Египет), один из любимейших образов Дали. На этой картине он впервые появляется в творчестве художника, и встретится зрителям еще не раз.
«Слон Бернини на заднем плане несет на себе обелиск и атрибуты папы», - Сальвадор намекает на описанный Фрейдом сон: во время его сна били колокола, и ученому приснились похороны Папы Римского. Это пример влияния внешних раздражителей на сновидения, что и является темой картины. Изящно же))
Вот сейчас будет спорно. Обелиск, который несет слон, это мужское начало (фаллос, все дела, снова можем идти к Фрейду). А луна является символом женского начала и мира сновидений.
Фрагмент картины:
Причудливый художник отлично показал теорию Фрейда во всей красе и поделился с нами яркой иллюстрацией. А вы помните свои сны?
Посмотреть истории из мира живописи можно в моем телеграм-канале: https://t.me/picturebymaslo
А если не любите телегу, то вот ссылка в инстаграмм: https://www.instagram.com/picturebymaslo
Добра!