Оливье-портал
- Василий, Василий! - Она тормошила мужа, который уже еле сидел за столом. Сидел - даже сложно сказать, - держался за пространство каким-то чудом. Тело его было, что называется, на пятой точке, но вот если бы он встал, то ноги точно бы отказали, а так просто торс качался из стороны в сторону медленно-медленно, словно завороженная факиром змея. Такое было заметно лишь опытному глазу и, конечно, не жене, которая будучи разгоряченной жарким убеждением своих подруг в никчемности мужиков, увидеть этого не могла в силу нахождения в разных частотах бытия.
Василий к этому моменту устал терпеть нескончаемый и бессмысленный галдеж гостей да от нечего делать напился. Опять. В зюзю.
- Ну вот, посмотрите! - Виновато-презренным взглядом она обводила гостей, тормоша Василия. - Опять в животное превратился! Каждый раз одно и то же! Когда-то мы с ним целыми ночами могли не спать за разговорами, а сейчас - ну свинтус! Пять минут - и в какие сопли! От толчков жены тело "змеи" оживилось, амплитуда качков стала резкой и голова Василия заболталась как у игрушки-собачки с мордой на пружине, что держат на торпедах машин. Василий действительно плохо держался, его состояние походило больше на транс, чем на осознанное присутствие. Он не своим голосом почти как заклятие произнес что-то вроде "ну давай уже", после чего, казалось, должно было идти слово "пойдем". Но он был у себя дома, и очевидным стал факт, что Василий никуда не пойдет, а вот-вот превратится в самую настоящую недвижимость. Со словами "да ну тебя" жена убрала от него руки, и тот на плавном бреющем полете начал подаваться вперед. Прежде, чем это стало заметно, она продолжила обливать своим монологом присутствующих, от чего все увлеклись и уже не видели, как Василий изящно въехал лицом в стоявшую перед ним салатницу с оливье, погрузившись в нее всеми своими чертами. Объем салата сразу увеличился, поднявшись до краев вазы, и из него вместе с выдохнутым из носа Василия воздухом вылетели на стол измазанные в майонезе горошина и кусочек вареного яйца. Каким образом дальше происходил дыхательный процесс, постороннему взгляду уже было не понять. Но гости с хозяйкой, обнаружив сию композицию, решили оставить все - как есть. Так же, как не вынимают нож из раны, чтобы не увеличить кровопотерю. Под «кровопотерей» здесь надо понимать усилия и нервы жены, которой еще придется возиться с мужем перед сном.
…А Василий, однако, дышал. Где-то в отдаленных уголках почти погасшего сознания он понял, что в существующем положении лицом в салате дышать невозможно. Но! Именно осознание этого факта принудило его к попытке пробудиться, и он решительно открыл глаза. Как ни странно, это получилось, и стало нестерпимо светло.
Он часто заморгал, и постепенно слизистые избавились от майонеза. Сначала на светлом фоне проявились некие темные пятна, потом картинка обрела резкость.
Его голова, точнее даже, лицо, находилось в какой-то нише стены или в том, что ею казалось. Вся стена была покрыта салатом оливье или из него состояла, что и объясняло «светлость» места. Головой при этом пошевелить было нельзя, - она вроде плотно была зафиксирована, получалось вертеть лишь глазами. Тела не чувствовал, ощущение было, - что есть только лицо. Слева и справа стена уходила полукругом вперед и смыкалась напротив, образуя цилиндр или трубу правильной формы метра три диаметром. Как башня, вид изнутри.
Прямо напротив так же торчало в стене лицо другого человека. Выше него метром, ниже, слева и справа – тоже торчали (по-другому не скажешь, находились, располагались) лица других людей. Словно в некой матрице. Глаза одних были закрыты, другие переговаривались. Василий предположил, что говорили в основном те, кто мог друг друга видеть, так как остальные беседы звучали отдельно, долетавшие до него слова были из разных областей и звучали более приглушенно.
- Ты когда гайку на семнадцать, надо льном там обматывать…
- А она что? Поржала? Да хоть кому расскажи…
- Склероз – не шутки, знать о нем даже не знаешь, пока не…
И вдруг лицо напротив направило на Василия взгляд.
- Привет, Вася. Ну и недолго же ты.
И улыбнулось, в улыбке резец возле правого клыка отсутствовал, что придавало владельцу немного разбойничий вид.
- Чего недолго? – не понял Василий.
- Так вчера ведь был, и еще два дня назад. При этих словах у Василия начали крутиться перед глазами картинки каких-то дыр, застолий, появилось ощущение какого-то далекого сходства, которое бывает у людей после снов, что кажутся повторными, но никогда раньше не снились. Но голос был явным, осознанным, по вискам что-то текло и в действительности происходящего сомнений не возникало. Как-то просто и в то же время фантасмагорично. Алиса в стране чудес, блин.
- Что это? – Все, что он смог, наконец, выдать.
Незнакомец вздохнул, но с видом, что мол, ничего не поделаешь, придется заново объяснять, - принялся.
- Да никто не знает. Ерунда какая-то. Я бы еще понял, если бы что другое, а не оливье. Почему не селедка под шубой? Не пюре с курицей? Если б мы в каких-нибудь капсулах лежали там, или как мозги в банках. Инопланетяне бы в нас копались, я бы еще понимал. Провода. Инструменты. А тут нечего сказать. Сам видишь. Очнулся или нет, поболтал немного и обратно. Смысл?
Он замолчал. Пара «соседей» в это время тоже замолчали и слушали ответ. Поняв, что нормальной информации не последует, переключились обратно.
А ты кто? – Василию казалось, что перед ним какое-то нелепое кино, где «много дэ».
- Серега, - да мы знакомы. А жена, похоже, тебя совсем достала?
- Ты откуда, Серега, и что здесь делаешь? – Василий не стал отвечать на бестактность.
- Из Красноярска, смену отмечали. Ремонтники мы. Как ребенку, ей-богу! Старший опять какого-то пойла притащил – результат - вот он я.
- Хочешь сказать, что сейчас ты тоже где-то - мордой в салате?
- Ну да, сказал же – в Красноярске, а салатом ты тут никого не зацепишь, в каком-то смысле, все мы тут – «мордой в салате»…
В этот момент что-то случилось, и все вдруг замерло. В резко наступившей тишине послышалось легкое гудение и щелчки. Василий сразу забыл удивление о том, что он-то сейчас в Балашихе. Сверху спускалось что-то механическое. Кто-то сказал «опять», рядом прошептали «не надо». Василий обратил на Серегу вопросительный взгляд.
- Ща увидишь. Хотя и так знаешь. Не помнишь просто. Таблетки дают. Мы их «боль» называем. От синей голова просто раскалывается. Невозможно терпеть.
Вот так просто он это сказал. Василий попытался посмотреть как можно выше. От напряжения заныли глаза – сверху, каждый раз останавливаясь на следующем уровне лиц, спускался похожий на круглый лифт какой-то аппарат металлического цвета. Щелчок, какое-то мычанье, стон. Движение вниз. За уровень до – Василий увидел, что из цилиндра в сторону лиц высовываются некие предметы, что-то вроде пластиковых трубок, прямо им в рот. Щелчок. Движение вниз. И радости люди не испытывали. Василий попытался вытащить голову из непонятных тисков, но это было невозможно. Все равно, что с помощью мимики пытаться бежать.
Аппарат спустился. Напротив рта Василия отказалось отверстие, из которого высунулась эта противная трубка, что-то разжало ему губы и зубы. От отверстия слева и справа горело два экрана, на которых изображались синяя и черная таблетки. Василий понял, - предлагается выбор. Но он мог двигать только глазами и посмотрел на черную. Щелчок, какое-то механическое движение заставило его проглотить маленький холодный предмет, который весьма ощутимо прошел по пищеводу вниз. Трубка убралась, аппарат пошел вниз. На все про все – максимум секунда. Как-то иначе среагировать - невозможно. Резкое ощущение беспомощности и тут же взрыв ненависти от того, что его так унизительно использовали. «Вот почему стонут» - подумал Василий. Но он ошибался. Напротив него от дикой боли корчилось лицо Сергея. В какой-то момент тот не выдержал и заорал. И тут же овал оливье вокруг его фаса стал стягиваться, лицо подалось назад и исчезло, последним исчез кончик носа. Сергей пропал. Осталась «ровная» стена оливье.
Почти сразу Василий ощутил слабость и легкий туман в голове. Глаза вдруг невыразимо устали. Единственное естественное движение - закрыл. Почти сразу наступил сон.
Василий проснулся по ощущениям - через полчаса. Ничего не снилось. Оливье-труба никуда не делась. Вместо Сереги никто не появился, а вот сосед слева от него теперь бодрствовал. Василий стал смотреть на него выжидающе. Тот спокойно выдержал взгляд.
- Тоже не в первый раз? – пришлось спросить самому. Новый незнакомец, подумав, ответил.
- Нет. Опять. И надеюсь, больше не появляться.
- А мне сказали, что я здесь уже не впервые. Но сам не помню… - Незнакомец не дал Василию договорить и сразу оборвал, не церемонясь.
- Ты здесь в 249 раз, судя по счетчику.
- Какой еще счетчик?
Незнакомец поднял глаза, как бы показывая себе на лоб, и Василий увидел над ним маленькую табличку с числом «4». И тут же понял, откуда тот взял «его» цифру.
- Вы меня обманываете, уважаемый, я здесь не более двух раз, и то, первый не помню, но Сергей же меня как-то знал.
- Вася, очнись, тебя тут все уже должны знать. Ты же (мужчина чуть замялся, и Василий подумал, что он не сказал что-то вроде «последний алкаш» и в последний момент сдержался) - практически единственный, кто одни черные жрёт.
Василий вздрогнул. Несуществующим затылком ощутил, как подкатывает ледяная волна и сглотнул. И еще не веря, с тающей надеждой спросил.
- А все тут что, по синим фанатеют?
- Синяя таблетка, или максимальная для твоего порога боль – единственный способ выбраться. Только так тебя отсюда выбрасывает.
- Если так, сам-то, что здесь в «двадцатый» раз забыл?
Василию захотелось «вернуть подачу», но ничего лучше обмана он не придумал. Незнакомец возразил.
- Я здесь в четвертый, ну, может, в пятый. И то, внутри горько плачу по такому поводу…
Опять сверху до них докатилась волна тишины – быстрая и резкая. И плавно догоняющая ее – волна стонов и ругани. Спускался аппарат. Нельзя было сделать вывод, возвращался ли он, или двигается по предполагаемому «кругу», или это уже другой аппарат. Но времени было немного. Василий подумал, что у него должно хватить смелости. И от этой мысли стало еще страшней.
Так и не представившийся незнакомец сказал.
- Черная – медленное угасание, сон мертвеца. Безболезненна по сути. Как плацебо. Вроде съел как все, вроде что-то сделал, но оказываешься там же. Синяя – чистая боль. Но честно. Я как представлю, что вместо оливье может быть что-то другое, дерьмо какое-нибудь, а вместо трубки – даже говорить не буду, так уж лучше синяя – и вон отсюда пулей. К семье, на работу. А то, что опять здесь оказался – пожалел себя. Я же «уникальный», у меня «богатый внутренний мир»! Вот и весь мир! – Он многозначительно обвел взглядом вокруг.
Аппарат спустился. Василий открыл рот и стал смотреть на синюю, максимально уводя глаза в сторону ее экрана. Щелчок. Эта таблетка оказалась большой и еле пролезла в глотку. И застряла. Просто встала колом. Василий стал изгибаться несуществующим телом, пытаясь кашлять, но ничего не выходило. Он подумал, что его лицо синеет от напряжения, и тут же сильнейший страх смерти схватил его и стал разрывать клещами в разные стороны, как рвет на части олененка не евшая месяц стая волков. Ему показалось, что он чувствует каждую отделяемую каплю крови, каждый узелочек тканей, увидел разрываемого себя в замедленном времени. Его стало колотить в агонии, и он упал со стула, на котором сидел в своей комнате. Тут же его выгнуло, и тело изрыгнуло зловонную массу принятой пищи. Он вытирал лицо рукой, практически бил себя, чтобы избавиться от кусочков пищи, салата, отползая, судорожно дышал, сердце билось с такой силой, что должно было пробить ребра.
Наконец, он осознал, что может себя контролировать, и стал замедлять дыхание. Понял, что дома тишина. Семьи нет. Наверно ушли к сестре. Ну, хоть не видят его таким. Василию хотелось запрыгнуть под душ. Но он снял с себя одежду, закинул в стиралку, успев подумать, что сам бы туда залез. Заставил себя все убрать. Открыл окно и пошел мыться…
…Через год они сидели в новой гостиной и обмывали машину. Он говорил, что его новый проект может принести известность и «совсем другие» деньги. Все говорили, какой он молодец, как ему повезло с работой, с клиентами, как он работал. Хвалили. А он действительно даже в отпуск не поехал, только своих отправил на море. Лешка друг все подливал ему, сначала шампанское, потом водку. Василий хмелел, и в какой-то момент ему вдруг стало тяжело и одиноко. Он подумал, что действительно много работал. Как же он устал и заслуживает отдых. С этой мыслью водка полилась сама, меняя без счета рюмки. Когда принесли торт, Василий уже реагировать не мог, лишь хрюкнул нечто радостное. Жена на него в этот раз не кричала, не стыдила. Она весь год удивлялась, что Василий изменился в лучшую сторону, и даже стала за него немного беспокоиться. Так ведь и свихнуться недолго. Поэтому его теперешнее состояние ее даже по-своему успокаивало. Она поставила перед ним торт, уже с закрытыми глазами Василий, скорее всего, решил изобразить, как он дует на отсутствующие свечи, дернулся, что-то в нем выключилось, и он уронил голову в слои крема. Она посмотрела на него с любовью и подумала, - ну вот, узнаю мужа...
…Вокруг все было коричневым. Он продрал глаза и первой же мыслью осторожно принюхался. Сладкий приторный коричневый запах – «слава богу, шоколад!». Ощущение, что он здесь уже не впервые. Огромная шоколадная башня. Даже улыбнулся и спросил не спящего соседа напротив, разглядывающего его с интересом.
- Какое у меня число?
- Двести пятьдесят. Не хило, - заметил незнакомец.
- Сам знаю. Аппарат давно был?
- Какой аппарат? Люди тут.
И тут же сверху понеслась какая-то радостная молва, гомон. Через несколько минут спустилась непонятным образом висящая ни на чем платформа, на которой за стойкой стояла девушка в легком платье и с вполне симпатичным лицом. Под платьем угадывались хорошие формы, но от ее фигуры и вида веяло невинностью и свежестью.
Их лица поравнялись, и она с вежливой улыбкой спросила.
- Что будете?
- А что есть? – Приятно удивившись переменам, спросил Василий.
- Черные и синие, как обычно. – И она достала откуда-то маленькую черную таблеточку и большую синюю, размером с детский кулачок и похожую на незрелый каштан капсулу с сантиметровыми острыми шипами.
- Черная - в сладкой глазури. - Добавила она, все так же улыбаясь. Василий побледнел. Сказать не смог и только кивнул на синюю. Она взяла ее аккуратно двумя пальцами, чтобы не уколоться, и поднесла к его рту. Он открыл, она положила. Глотать было невозможно. Шипы больно упирались в язык и небо. Он жалобно на нее посмотрел.
- Ну что ж. А некоторые вот сами как-то справляются.
С этими словами она опять непонятно откуда достала окровавленную ступку и обеими руками с силой стала проталкивать «звезду» ему вглубь.
