Медведей на самом деле не существовало
Задумывались ли вы, откуда вообще взялись медведи? И существовали ли они на самом деле? Давайте разбираться.
Итак, для начала напомню, что в русском языке есть пословица «Первый блин — комом», которая никак не связана с медведями: всё дело в комке, на который может быть похож первый блин. И есть она не только в нашем языке:
Pierwsze koty za ploty («Первые кошки — за забор») (польск.);
Первая чарка колом (укр.).
А теперь обратимся к медведям. Ведь даже такое простое слово может обрасти мифами! В одном аккаунте наткнулась на следующее: «медведь — это «мёд» и «ведь», то есть медведь ведает, где мёд». Это не так. «Медведь» — это «медв» + «едь» («мёд» и «еда»). Буква В здесь сохранилась от исторической основы «медв». В общем, «медведь» — это «мёд едящий».
Но самое интересное в этом слове то, что это эвфемизм. Для тех, кто не в теме, поясню: эвфемизм — это слово-заменитель, нейтральное слово, которым заменяют другое, неуместное или неприличное. К примеру, «блин» — это эвфемизм к другому слову на букву Б, а фразой «она в интересном положении» можно заменить «она беременна». Так и «медведь» стал эвфемизмом к другому слову. Почему? Дело в том, что раньше люди боялись называть животных своими именами: считалось, если произнести название, зверь тут же появится! Исконное название хищника в языке не сохранилось. Но остатки «исходного медведя» можно найти в греческом (ἄρκτος) и латыни (ursus). Эти слова произошли от праиндоевропейского предка — h₂ŕtḱos. h₂ — щелевая гортанная согласная (в домашних условиях не пытайтесь повторить; к тому же точно сказать, как она произносится, мы не можем). Считается, что h₂ŕtḱos в переводе значит «разрушитель», так что не исключено, что это тоже слово-заменитель. Если бы в праславянском сохранилось это слово, то выглядело бы оно так: jьrsъ («ирс») или vъrsъ («ворс»). И, если размотать этимологический клубок, можно прийти к выводу, что в русском языке остались нетабуированные родственники праиндоевропейского слова: Урсула и Арктика — только имя району дали не хищники, а созвездия Большой и Малой Медведицы.
ЗАГАДОЧНЫЕ СВИНЬИ
Недавно я узнал, что в аккадском языке свинью называют словом šaḫû, šaḫûm, а в изолированном шумерском - šaḫ (аккадское слово, видимо, было заимствовано из шумерского, оно записывалось той же шумерограммой). Эти слова подозрительно напоминают праиндоевропейское *suH- "свинья", откуда:
- древнегреческое ὗς, σῦς;
- латинское sūs;
- санскритское सूकर (sūkará) и персидское خوک (xuk);
- тохарское Б suwo;
- албанское thi;
- латышское sivēns "поросёнок";
- праславянское *svinьja (откуда русское свинья, украинское свиня, болгарское свиня, словенское svinja, чешское svině, польское świnia);
- прагерманские * swīną (английское swine, немецкое Schwein, нидерландское zwijn, исландское svín), *sugu (английское sow, нидерландское zeug) и *sūz (немецкое Sau, исландское sýr);
- пракельтское *sukkos (валлийское hwch, корнское hogh, ирландское soc "рыло").
Значения этих слов - "свинья" (если не указано иное). Предполагают, что *suH- - это звукоподражание. Объяснение удобное, но весьма критикуемое. Есть версия, что оно связано с *sewH- "рождать", но тут тоже всё весьма умозрительно. Внутренняя форма нам, строго говоря, неизвестна. И вообще, учитывая похожесть индоевропейского слова на шумеро-аккадские аналоги, можно предположить, что всё несколько сложнее. Учитывая время одомашнивания свиньи, ностратическая версия маловероятна.
Так кто у кого позаимствовал "свинью": индоевропейцы у древних народов междуречья или шумеры и аккадцы у индоевропейцев?
Ликует ликвидатор ликёра
Три слова очень похожи, но являются ли они родственниками?
1) Ликовать. С этим словом есть некоторые неясности... Возможно, его следует отнести напрямую к праславянскому * likovati, но так как большинство когнатов обнаруживается именно в южнославянских языках (болгарское ликувам, македонское ликува, сербохорватское ликовати), некоторые этимологи считают его заимствованием из старославянского (с другой стороны, разве это такой уж важный критерий?)... Глагол * likovati образован от *likъ "хоровод, пляска; ликование" (к *likъ "лик, лицо" отношения не имеет). Происхождение последнего тоже вызывает некоторые споры. Есть соблазн назвать его исконным в праславянском и поставить в один ряд с древнегреческим λιγαίνω "издавать клич, громко возглашать" или с литовским laigyti "бегать, прыгать, резвиться", а далее возвести к праиндоевропейскому корню *leyg-. Но не забываем про фонетические тонкости: по всем законам в праславянском мы должны были бы получить *ligъ, а не *likъ. Отсюда и возникла версия, что слово заимствовано из готского laiks "танец", laikan "скакать, прыгать", от того же корня *leyg-. Собственно, почему бы и нет.
2) Ликвидатор. Из европейских языков; ср. английское liquidator, немецкое Liquidator, французское liquidateur и т. д. В истоке этих слов латинское liquidus "жидкий, текучий"; семантическая цепочка более или менее прослеживается на примере глагола ликвидировать, от немецкого liquidieren "ликвидировать; прекращать; устранять", из итальянского liquidare "ликвидировать; упразднять; избавиться, отделаться", далее из латинского liquidō "разжижать".
3) Ликёр. Из французского liqueur "ликёр", далее из латинского liquor "жидкость", от liqueō "быть жидким, текучим", от которого путём суффиксации образовано liquidō из пункта 2).
Итак, родственны только слова ликвидатор и ликёр.
Правда ли, что происхождение слова «толстовка» связано со Львом Толстым?
В интернете можно встретить утверждение, что название этого предмета одежды происходит от фамилии русского писателя. Мы проверили, насколько обоснованно это утверждение.
Спойлер для ЛЛ: правда
О связи толстовки и Льва Толстого пишут и сайты, продающие одежду, и блогеры (например, в LiveJournal, во «ВКонтакте» и на платформе «Дзен»). Утверждается, что название образовалось от свободной рубахи, которую носил автор «Войны и мира».
Просторная крестьянская рубаха, перетянутая поясом, была повседневной одеждой для Льва Толстого. В ней писатель изображён и на портрете работы Ивана Крамского (1873), и на картинах Ильи Репина (1887) и Михаила Нестерова (1907).
Слева направо: портреты Льва Толстого работы Крамского (1873), Репина (1887) и Нестерова (1907)
При жизни Толстого этот предмет одежды толстовкой не называли. Так, критик Владимир Стасов в статье о репинском портрете употреблял слово «блуза»: «Он смотрит прямо на зрителей, немного наклонив вбок могучую голову, с длинной седой бородой, на нём надета чёрная блуза (на портрете 1873 года он тоже в блузе, только синей), блуза стянута в талии ремнём, но как-то похожа на подрясник».
В конце XIX века слово «толстовка» обозначало последовательницу толстовства — религиозно-этического учения Льва Толстого, которое подразумевало отказ от насилия над живыми существами и от бытовой роскоши. Например, именно в таком контексте его использовал Николай Лесков в очерке «Загон» (1893): «Если вы это, может быть, по Толстому, то это так; но он напрасно расписывается за всех женщин. Может быть, такие и есть, как он высказывает, но для этого их надо было особенным образом изуродовать с детства. А моя дочь, как вы видите, это живая и полная жизни женщина, а не толстовка». Другой пример словоупотребления есть в его же рассказе «Зимний день» (1894): «Ага, значит, она толстовка! Ну, ничего: я всякие утопии ненавижу, но прислуге вперять непротивление злу, по-моему, даже прекрасно».
Применительно к одежде писателя слово «толстовка» встречается в мемуарах литератора Андрея Белого: «Седая борода стала белой совсем, поредела она и уменьшилась; уже не в штатском — в толстовке; сидел, засутулясь пред матерью». Но книгу «На рубеже двух столетий» Белый написал уже в 1930 году, когда слово получило широкое распространение в обиходе.
«Толстовка — наиболее распространённый вид одежды советского работника», — писал в книге «Язык революционной эпохи» (1928) советский лингвист Афанасий Селищев. Верхняя одежда свободного кроя, подпоясанная ремнём, воспринималась как символ революционной простоты, противопоставлялась старорежимным сюртукам и фракам. Подробно об этом пишет в рассказе «Большой шлем» (1934) Борис Пильняк: «Перестроилась человеческая одежда не только тем, что исчезли галуны, золото и знаки отличия, — но тем, что незаметно, небогато, бедно одетым быть было приличнее, во всесоюзном масштабе потекли красная косынка и бурая толстовка, сапоги, кепка, — картуз исчез вместе со шляпой». В рассказе Евгения Замятина «Икс» (1919) переделанная из рясы бордовая толстовка — ключевой образ в описании трагедии дьякона, ищущего своё место в новой жизни: «Перекреститься бы — но нельзя: из уголка своего дьякон видит, что на нём не ряса, а бордовая толстовка». В советской литературе 1920–1930 годов это хоть и простая, но повседневная одежда: в толстовку одет и бухгалтер Берлага в «Золотом телёнке», и поэт Бездомный в «Мастере и Маргарите».
Впрочем, советская толстовка отличалась от крестьянской блузы Толстого. К середине 1920-х годов так называлась верхняя рубаха полувоенного покроя, а об одежде, которую носил писатель, напоминала лишь длина и непременный пояс.
Таблица из книги «Искусство в быту» (1925)
А через десять лет толстовка ушла ещё дальше от первоначального образца и стала больше напоминать френч.
Иллюстрация из альбома «Фасоны готового платья треста Москвошвей» (1936)
На традиционную толстовку был похож только один фасон — «толстовка художника», которую живописцы часто использовали как рабочую блузу.
Михаил Нестеров. Автопортрет(1928)
Нарочитая простота в одежде постепенно выходила из моды ещё в конце 1920-х годов. В 1927 году в стихотворении «Стабилизация быта» Владимир Маяковский осуждал возвращение к дореволюционному стилю, упоминая и толстовку:
Предлагаю,
чтоб эта идейная драка
не длилась бессмысленно далее,
пришивать
к толстовкам
фалды от фрака
и носить
лакированные сандалии.
Надежда Мандельштам в своих мемуарах описывала этот процесс так: «Уже не полагалось ходить в ободранном виде и надо было иметь вполне господский вид, чтобы зайти в редакцию или в кинокомитет. Куртка и толстовка комсомольцев двадцатых годов окончательно вышли из моды — "всё должно выглядеть как прежде"».
К 1940-м годам толстовки практически исчезли из быта. Слово вернулось уже в 1990-х как обозначение свободного мягкого свитера с капюшоном. В газете «Коммерсантъ» в 1992 году оно писалось в кавычках, а в 1993-м, когда употребление, видимо, стало более частым и привычным, — уже без них. Термин стал аналогом заимствованных позднее из английского «свитшота» и «худи», а слово, по всей видимости, было выбрано из-за свободного кроя, напоминающего первоначальные толстовки.
Наш вердикт: правда
В сообществах отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)
Аудиоверсии проверок в виде подкастов c «Коммерсантъ FM» доступны в «Яндекс.Подкасты», Apple Podcasts, «ЛитРес», Soundstream и Google.Подкаст
Апельсиновые заметки
Когда я приезжаю в другую страну, я всегда в первую очередь интересуюсь, конечно же, языком (и едой). А ещё я люблю апельсиновый сок и рассматривать надписи в отелях. После Греции в голове сидело несколько слов, одно из которых пишется так — πορτοκάλι. Читается как «портокали», это апельсин. В Тбилиси на рынке я сразу услышала слово ფორთოხალი (портохали) — это, как вы поняли, тоже апельсин. И вот я в Турции, иду за кофе. А рядом с кофейным автоматом — автомат с соком, где значится слово portakal. Для незнающих возле слова нарисован апельсинчик. Но что за портакал такой, если в английском «апельсин» — orange?
Слово «апельсин» пришло к нам в XVIII веке из голландского языка, где appelsien — калька французского pomme de Chine. Буквально «апельсин» — «китайское яблоко». А вот всем известное слово orange пришло в английский из санскрита, пройдя огромный путь языков (персидский, арабский, итальянский, французский). Писалось оно как naranga («оранжевое дерево»), потом n потерялась — под влиянием французского языка или путаницы с артиклем. (Интересный факт: до начала XVI века orange не использовалось для обозначения цвета — только слова citrine и saffron.)
Но мы ушли от главного — слова portakal. Этимологический словарь турецкого пришёл на помощь: оказывается, турецкий «апельсин» произошёл от итальянского имени собственного Portogallo (Португалия). Вот так. Португальцы привезли цитрусовые из Китая и были увековечены.
Получается, в русском языке апельсин (который яблоко 📃) связан с Китаем, а в Турции, Греции, Грузии — с Португалией. А в Китае и Португалии вообще в ус не дуют. Потому что зачем куда-то дуть, если в этих странах фрукт называется иначе: 橙子 (chengzi), что значит «золото», и laranja (которое пришло из арабского). Но в любом случае апельсины — это очень вкусно. 🍊
А как в вашем языке звучит «апельсин»?
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Происхождение слова танк
Слово танк пришло в русский язык из английского. Английское tank в значении «боевая бронированная машина» отмечается только в 1915 году, тогда как до XX века этим словом обозначали резервуар или цистерну для жидкостей.
Дело в том, что во время Первой мировой войны слово tank использовалось британцами как кодовое обозначение новой техники, о которой ещё толком ничего не было известно немцам. Британцы стремились дезинформировать разведку противника, выдавая отправляемые по железной дороге боевые машины за обычные цистерны, перемещение которых не вызывало у противника большого интереса.
Однако уже осенью 1916 года немцы впервые столкнулись с этими самыми «цистернами» в бою — на реке Сомме. Так прогремел на весь мир знаменитый «ромбовидный» танк Mk I. Можно сказать, что и слово tank вошло почти во все языки мира именно в этом году.
В ряде языков имеются свои собственные названия танка: французское char de combat, итальянское carro armato, немецкое Panzer, польское czołg, греческое άρμα μάχης, шведское stridsvagn, pansarvagn, датское kampvogn, венгерское harckocsi, финское panssarivaunu и т. д. Но и слово tank им тоже не чуждо.
Дальнейшая история слова tank уводит нас, как ни странно, в Индию. Английское tank пришло из португальского tanque «резервуар для воды», которое происходит из одного из языков западной Индии; ср. гуджарати ટાંકી (ṭā̃kī), маратхи टाकी (ṭākī) «резервуар».