Часть 1. Подземелье

Кратко. Входим в курс дела

* Эта история началась осенью 2007-го и закончилась примерно через полгода.
* В предварительно выкопанной землянке в Пензенской области заперлись 35 человек, включая четверых детей.
* Затворники ждали конца света и обещали взорвать баллоны с газом в случае штурма и насильственной эвакуации.
* В момент неудачных переговоров сектанты несколько раз стреляли по людям наверху из ружья. Позже они заявляли, что патроны были холостыми.
* За время акции погибли две женщины, одна из них была белоруской.

Предсказал конец света и позвал белорусов в пещеру

Эта религиозная организация начала формироваться в 2006 году. Ее идейным вдохновителем стал 43-летний Петр Кузнецов, который жил в селе Никольское под Пензой.

Он считал, что мир стоит на пороге конца света, который наступит после падения кометы. Также Кузнецов был уверен, что в ИНН, паспортах, штрихкодах и многих персонифицированных документах зашифрована печать дьявола, в связи с чем люди должны отказаться от них.

Россиянин активно критиковал современную православную церковь, считая, что истинной веры там нет. Себя он тем не менее называл православным. Как минимум в течение года он путешествовал в поисках единомышленников, распространял литературу и рассказывал о своей философии.

После того как пророчество Кузнецова не сбылось, он попытался покончить с собой, а позже был помещен в Пензенскую областную психиатрическую больницу. На лечении он находится и сейчас, однако его однодумцы до сих пор считают слова лидера верными и следуют его советам и правилам. Несостоявшийся конец света они объясняют неправильной интерпретацией их слов, искажением фактов и непониманием.

Поверить в то, что сегодня все еще остались последователи этого течения, было непросто: их лидер признан невменяемым, мир все еще на чем-то держится (смертельная комета прилетать передумала), а пещера давно засыпана. Но таких людей оказалось немало — они просто ушли в подполье.

Наша история будет завязана вокруг нескольких семей, которые живут в деревнях неподалеку от Кобрина. Они общаются только между собой и крайне осторожно открываются перед чужаками. После нашего звонка дочь одной из затворниц даже пробовала написать заявление в милицию, однако статьи за вопросы в МВД пока не придумали.

Таких семей в этих краях сегодня как минимум три. Все они были активными участниками тех событий, но больше всего в тот год говорили о семье Инны Вабищевич, которая ушла под землю вместе с мужем и двумя детьми.

Старшей из них к тому моменту исполнилось 12 лет, младшей не было и 2. Дома семью ждали еще двое детей постарше, они «закапываться» вместе с родителями отказались.
Температура в сырой землянке не поднималась выше 18 градусов. Лежанки были застелены грязными коврами, десятки людей разных полов и возрастов спали в одном помещении. У «сидельцев» не было электричества и средств связи, по средам и пятницам они отказывались от еды, соблюдая довольно строгий пост. В этих условиях приходилось расти четверым малышам. Маленькую Ленку при этом всем Инна продолжала кормить грудью.

Сегодня Вабищевичи живут в той же деревне, что и до отъезда. У них большой кирпичный дом, хозяйство. В сельсовете семью характеризуют хорошо. «Разве что не работают нигде, а так обычная семья», — говорят нам односельчане, которые, видимо, просто не решались спросить напрямую. Мы же попробовали.

— Каждый остался при своей точке зрения. Мы сами себя держимся и больше никого. Мы между собой как общались, так и общаемся — белорусы с белорусами, — Инна говорит тихо, без эмоций и старается не сболтнуть лишнего. Мы предлагаем встретиться обсудить события того времени чуть подробнее, но женщина напрочь отказывается: все равно их никто не поймет. Общаться соглашается только по телефону.

С Кузнецовым Инна познакомилась во время одной из «командировок» пензенского проповедника в Беларусь. Несмотря на все последующие события, женщина отзывается о своем лидере только положительно и говорит, что ни о чем не жалеет.

— Все считают, что Петр нас повел. Но мы еще до Петра все это знали. Просто туда съезжались разные люди со всей России на покаяние. И так мы убедились, что и другие люди есть, которые идут по этому пути, — Инна начинает говорить чуть громче и эмоциональнее. Она заверяет, что все было добровольно, что Петр никого «не гипнотизировал, не заставлял — люди сами искали истину».

— Знаете, как люди сходятся по духу? Пьяница пьяницу шукает, развратник — развратника, а мы с ним по духу сошлись.

—Я вам вот что скажу: говорили, что он агитировал или гипноз наводил — не. Просто он человек очень легкий был на общение. Он в Беларусь к нам приезжал пять раз. Его же тут арестовала милиция, он десять суток у нас сидел в КПЗ, потом его депортировали. Так с ним даже милиция общалась! Он очень хороший человек. Он никуда не лезет и ни до кого. Просто очень простой и хороший человек во всех вопросах.

Еду готовили на лампадках, одежду сушили прямо на себе

Сперва смертоносную комету ждали в 2012 году, потом Петр почему-то передумал и заявил, что закончится все еще раньше — уже в мае 2008-го. Несколько десятков человек из разных регионов начали активно сооружать землянку, где смогут поместиться все желающие.

Петр имел инженерное образование, а потому хорошо понимал, какой должна получиться конструкция. Он предусмотрел места для сна и молитвы, туалет и колодец с водой, вентиляцию.

Сам Петр в землянку спускаться не стал. «Кто-то должен был общаться с богом и прочищать вентиляцию от снега», — писали тогда в СМИ.
Внизу собралось 35 человек. Позже выяснилось, что людей должно было быть больше, но часть желающих не успели ко времени спуска. Когда мы задаем Инне вопрос о жизни под землей, она здорово приободряется и начинает говорить более эмоционально, в ее словах чувствуются тепло и ностальгия.

— Тяжело было в землянке?

— Нет, там не было тяжело.

— Ну как это не тяжело — полгода под землей сидеть?

— Это тому тяжело, кто боится замкнутого помещения. А кто не боится, тому не тяжело и не страшно. Мы же с собой свечи брали, у нас лампадки горели. На лампадках мы и чай варили, я даже детям блины пекла. Интересно нам было. Постоянно в молитве. У меня дети, так я стирала постоянно, а одежду на себе сушила.

— Людей битком было?

— Не-е, лежанки были роскошные. На молитву вставали в коридор. И колодец у нас там был, и туалет. Знаете, есть разные люди. Космонавтов когда подбирают, ищут людей с похожим характером, так и у нас было. У нас там шоколад был, и даже белый. Мы вязали, а дети рисовали. И фонарики были, но только у мужчин, а у нас — свечи.
—Ой, интересно там было! Нам было весело! А еще интересно, что в келье была температура 18 градусов, и ребенок мой ходил не в валенках, а так просто. И она не простудилась, не сопливила даже. Ей полтора года было тогда. Не кашлянула даже — вот что удивительно. А как вышли — сразу чихи-прихи.

Начала поститься еще наверху, а через три недели умерла от голода

О двух погибших под землей женщинах общественность узнала только через пять месяцев, когда на поверхность вышел неформальный лидер организации Виталий Недогон, взявший на себя роль Петра. Тогда выяснилось, что россиянка Тамара болела раком и не предпринимала никаких действий. С погибшей белорусской все еще сложнее: она умерла от недомогания. Обеих женщин похоронили прямо в пещере. Впоследствии это едва не привело к масштабной трагедии: врачи говорили, что затворники могли отравиться трупным ядом.

— Почему умерла Мария Ярошевич? Она действительно заморила себя голодом?

— Мария начала поститься еще наверху, уже с постом заходила. Понятно, что у каждого свой организм. Она и не выдержала. Мы зашли 1 ноября, а уже 20 ноября она умерла утречком, в полдесятого, — совершенно спокойно рассказывает Инна. — А Тамара из Благовещенска, оказывается, видела Матерь Божью. А нет, вру. Она заболела раком по-женски и крепко молилась, чтобы ей Бог дал еще пять лет жизни, чтобы сыновей подгодовать. И вот пять лет проходит — и она без химии, без ничего умерла. Тихонечко отошла, без криков. Вот такой Божий промысел.

Уже как мы вышли из пещеры, власти начали спрашивать, где покойники, и раскопали их. Тамару сын в Благовещенск отвез, а Марию, как иностранку, сложно было перевезти, поэтому ее к родственникам в Екатеринбург отвезли и там похоронили.

— Вы считаете такую смерть подвигом или самоубийством?

— Многие говорили про самоубийство, — уходит от ответа Инна и резко меняет тему.

— Вы не жалеете, что тогда заперлись?

— Нет. Потому что знаете как: если бы тогда мы начали говорить про истину, если бы мы просто на видео рассказали, как люди идут за верой, никто бы этого не понял.
А надо было, чтобы услышал весь мир. Надо было сказать, что настали времена.
Но это не конец света! Потому что свет — это Господь. Это был конец мира! Мира православного, истинного, который был еще до царя Николая. А сейчас же все обновленческое. До такой степени опустилось, что уже и епископы женатые. Такое уже безобразие пошло везде и всюду, что и с католиками обнимаются, и служба одинаковая, и коммунизм! Ой, Господи, помилуй.

— Как Петр вычислил дату конца света?

— Не знаю, как вам это объяснить. Он много читал. Мы простые люди, мы крепко не читаем. Евангелие закрыли — и забыли. Я так поняла, может, ему это было открыто. Я ж не знаю. Я не могу человеческую душу вам передать, мы всех людей видим снаружи.

— Так конец мира уже наступил?

— Да, наступил. Только знаете как? У Господа один день как сто лет. И сто лет как один день. Так что никто не знает, даже Петр не знает, даже ангелы не знают, когда он наступит. Один Отец знает. Но то, что уже последние времена наступили, я не знаю, как человек может не видеть этого всего. Все старцы об этом говорят — даже в YouTube посмотрите.

— Вы были готовы стрелять по баллонам?

— Конечно! А потому что не надо было лезть!

— Как-то это не по-христиански. Это же самоубийство!

— Эх… Это не самоубийство. Я вам сейчас объясню. Если девственницы идут за Господом, видят, что их хотят изнасиловать и бросаются со скалы, это принимается как мученичество, а не самоубийство. Это в Евангелии написано.

Единственным связующим звеном между миром нижним и миром наружным были вентиляционные каналы, через которые можно было перекрикиваться. Наверху представление о жизни в подземелье было совсем другим.

Единственным представителем Беларуси на месте ЧП был депутат Палаты представителей Николай Николаевич Дубовик. Сегодня он уже может свободно рассказывать о тех событиях.

— Когда прошла информация о том, что в землянке есть и белорусы, в парламенте министру МВД начали задавать вопросы, но ему было сложно что-то ответить, потому что сведений было немного. В Беларуси вообще об этом узнали из СМИ. Я во время перерыва тоже задал вопрос, но министр так резко ответил: «Вопросы вы все задаете, но туда же никто из вас не поедет». А я подумал: почему бы и нет?

Через несколько минут он ко мне подошел и на полном серьезе: «Николаевич, ты в этих делах человек осведомленный, ты турист со стажем — как ты смотришь на то, чтобы действительно выехать и попробовать вернуть людей?» Я на подъем был всегда легкий, у меня и снаряжение собрано было — съездил домой и в тот же вечер выехал через Москву.

Депутату поручили разобраться в происходящем и вернуть людей в Беларусь. К моменту его приезда ситуация уже была здорово накалена, а в вопросах дипломатии успели себя попробовать все — от священников до чиновников, от милиционеров до отшельников. Разговора не получилось ни у кого.

— Я постарался найти общий язык с этими людьми. Общались мы нормально, но до определенного момента. Как только я доходил до темы их возвращения, сразу появлялась одна и та же фраза: «На все Божья воля». И эта фраза убивала все доводы. Мы встречались с профессором Кекелидзе — известнейший ученый. Он пообщался с ними через вентиляцию, а потом вернулся, пожал нам руки и сказал: «Вы, как и я, поедете домой ни с чем».

Я, честно говоря, раньше с такой категорией людей дел не имел. Но у меня сложилось впечатление, что на них сильно воздействовали. Они как зомби были.

Николай Николаевич говорит, что среди затворников было много умных, образованных людей, с которыми свободно можно было говорить на отвлеченные темы, но, как только разговор заходил о духовном, щелкал тумблер.

— Помню, как меня поразил дом, в котором жили те, кто в землянку не успел спуститься. С виду обычная деревенская хата. Захожу — а в углу гроб пустой стоит. Оказалось, они в нем по очереди стояли.
Уж не знаю, сколько времени они в нем проводили, но мне сказали, что чуть ли не спали там, — до сих пор удивленно говорит бывший депутат. Инна в разговоре с нами наличие в доме гроба не отрицает, но говорит, что история сильно преувеличена.

— Многие святые так делали. Даже сам Серафим Саровский в кельи ставил гроб, чтобы помнить о смерти, о загробной жизни.

И мы этот гроб поставили, чтобы перебороть в себе страх. Потому что многие боятся мертвецов. А мы поставили, чтобы потихонечку человек привыкал.
Все равно рано или поздно придет к нам смерть. Некоторые из нас — и даже я лично — пробовали ложиться в этот гроб, — объясняет нам суть ритуала Инна Вабищевич.

— Говорят, вы могли находиться в нем по несколько часов.

— Да не, это так — лег полежал, да и все. Был даже такой случай, когда кто-то из наших лег, и как раз корреспондент к нам приехал. И на его глазах женщина из гроба встает! Ох и испугался этот журналист!

— А в землянку его не брали?

— Не, в землянку не брали. Там места маловато было.

Спустя без малого 12 лет у Николая Николаевича осталось много вопросов к этим людям, но в одном он уверен: главной целью затворников было привлечь внимание.

— В доме была одна девочка лет 12. Я был уверен, что там дети все «затюканные», как в деревнях говорят. Но эта была смелая такая, напористая. Она знала, кто я такой, и в какой-то момент позвала меня на улицу, сказала, что хочет задать вопрос. Мы вышли, и она сразу спросила: «А правда, что вас за нами руководство прислало?» То есть у нее уже было какое-то желание засветиться, несмотря ни на что!

Я уже тогда как-то насторожился: откуда у ребенка такие вопросы? А потом кто-то принес мне газету, где была статья о затворниках. Я решил им ее показать.

Вы бы видели, как они читали это все! Как будто там было написано, что им присвоили звания героев!

Я никогда не отказывался от общения с журналистами, и мне тоже было интересно о себе почитать, но я никогда так не реагировал. То есть у них была цель! Они не хотели бесследно исчезнуть, хотели, чтобы о них узнали. Я провел там столько времени, но так и не смог точно ответить, чего ради они там сидели. Идея конца света… Ну мы о нем слышали уже тысячу раз, но никто же в это не верит всерьез.

Когда стало понятно, что добровольно затворники не выйдут, местные власти и спецслужбы стали рассматривать вариант с насильственной эвакуацией. В некоторых СМИ писали, что главный из рассматриваемых вариантов — это применение усыпляющего газа, однако подтверждения этим словам не было. Николай Николаевич считает, что отказаться от этого пути могли приказать на самом верху.

— Когда пещеру просканировали, было понятно, где находятся канистры с бензином, где стоят кровати, где эти люди молятся и так далее. Этого было достаточно, чтобы сделать маленький взрыв и всех вывести.

ОМОН говорил, что может за полчаса всех вывести, но тогда не рискнули. Было очень много прессы, а в России на носу были выборы. Думаю, в связи с политическими событиями решили просто подождать, пока все не выйдут.
Все боялись, что погибнут люди: они могли взорвать, учитывая их состояние, — считает бывший депутат. Тогда власти решили ждать до весны и надеяться, что во время паводка пещеру начнет затапливать. Возле входа были установлены бытовки для милиции и военных, привезли провизию и дрова. Примерно через месяц стало понятно, что план сработал.

В марте 2008 года люди начали выходить на поверхность. Власти пообещали не применять к ним санкций и оказать помощь. Тогда же выяснилось, что за время затворничества погибли две женщины.

В этом же месяце в отношении Кузнецова было возбуждено второе уголовное дело по статье «Создание религиозного объединения, деятельность которого сопряжена с насилием над гражданами, иным причинением вреда их здоровью» (первое — за возбуждение ненависти либо вражды по религиозным и национальным признакам), однако практически сразу же он был признан невменяемым и отправлен на лечение, которое продолжается и по сей день.

Через несколько лет после ЧП на российском телевидении вышел сюжет, в котором показали дом матери Петра Кузнецова и саму мать, которая гневно выгоняла журналистов с порога. За это время сельский домик превратился в приличный коттедж из красного кирпича. Напомним, сам Кузнецов в это время находился на принудительном лечении.

Как и многие в то время, авторы телепрограммы выдвинули версию об отписанных сектантами квартирах и коммерческой составляющей, однако подтверждения этим словам не было. Николай Дубовик считает, что верой в конец света все не ограничивалось.

— Я пытаюсь припомнить. У него были сестра и мать. И действительно, уже тогда семья стала получать от него деньги. У него что-то не складывалось на работе: то на одной был, то на второй, — а потом вдруг появились деньги. Но дом строили сестре, а не маме, кажется. Да, они внезапно стали хорошо жить, это все заметили, но никто не придал значения.

Деревня небольшая, но Кузнецов сумел приобрести там несколько домов. Они там жили и готовились к спуску на длительный срок. Завезли продукты, канистры с бензином, баллоны с газом — у них было все необходимое. Нам приводили в пример одну москвичку, которая продала квартиру и со всеми деньгами приехала туда, чтобы создать пещеру и все остальное. Они готовились к этому даже не один год.

О Кузнецове вообще отзывались так: неудачник, всего лишь. Одноклассники, знакомые не верили. Говорили: «Петя?! Да вы что!» Его недооценили, а ему хотелось славы, — говорит Николай Николаевич. Он убежден, что часть российских затворников продавали свои квартиры и переезжали жить в село с большими деньгами. Белорусов же, по его мнению, это не коснулось: все наши земляки были со скромным достатком. Инна Вабищевич эту версию отрицает.

— Ничего такого не было! Все осталось при нас.

— Вы ему вообще не давали денег?

— Нет, никто не давал. Только Недогоны, это семья из Новочеркасска, они дом продали, в Никольское приехали и дом купили. И с продажи городской квартиры у них остались деньги. На них они и купили для всех продукты. Мы как гости поехали и остались там.

На какие деньги были выкуплены несколько домов в поселке, Инна не объясняет.

Часть 2. Земля

Мы стучим в разбитое окно старого деревенского дома, в котором когда-то жила одна из затворниц. Мужской голос просит пройти в спальню самостоятельно.

Под набухшим от воды потолком стоит таз, на окнах висят пожелтевшие от копоти занавески. На кровати курит пожилой мужчина, рядом стоит пара костылей.

— Я попал под поезд. Сейчас только костыли и коляска. Из-за этого она и бросила меня. Обобрала дом и оставила меня в таком состоянии. Не хочу о ней говорить, — бросает нам Николай, бывший муж одной из пензенских активисток. В то время многие СМИ представляли Николая как спасителя, который поехал в Пензу, чтобы вернуть свернувшую не туда жену. Но все оказалось не так просто.

Мужчина курит одну сигарету за одной и сперва отказывается вспоминать о тех событиях, но потом все же соглашается поговорить при одном условии: он первым задает вопросы. Николай спрашивает, как я отношусь к концу света и пророчествам о последних временах. Я честно отвечаю, что не верю. Хозяин с этим не согласен, но честный ответ ему явно нравится.

Мужчина начинает не очень последовательный рассказ. Он говорит, что в далеком 2007 году он приезжал не за женой — он ехал к затворникам и хотел остаться жить вместе с ними, но тогда это было невозможно. В то же время слова Кузнецова он ставит под сомнение.

— Я сам по себе, ни к кому себя не отношу. Но в том, что конец света наступит, я не сомневаюсь. Петр просто ошибся в подсчетах. Посмотрите телевизор: все про последние времена говорят. А я хочу, чтобы он наступил! Мне надоело жить, — говорит пенсионер и показывает на рассыпающийся дом.
Он говорит о бессмысленном существовании, текущей крыше и наплевательстве властей, ругает жену и чиновников, которые заставили их уехать. Кажется, он застрял между двумя мирами и до сих пор не может выбрать, в каком жить.

Николай признается, что когда-то тоже сжег паспорт, но потом все же восстановил: нужно было получать пенсию и кормить детей.
Частью этого своеобразного течения себя не считает: «Я сам по себе. Но очень уважаю людей, которые жертвуют всем ради Господа».

Его бывшая супруга уехала из деревни около года назад. Мужчина не хочет говорить о ней вообще ничего и здорово злится, когда мы спрашиваем о ее убеждениях. Теперь, кроме него, в деревне остался только один человек, имевший косвенное отношение к этой истории. Это баба Лида — бойкая старушка, которая ухаживала за детьми погибшей под Пензой белоруски.

Уезжая к затворникам, Мария Ярошевич оставила дома двоих сыновей. Оба на тот момент еще учились в школе. Отец ребят умер незадолго до этого, близких родственников в деревне у них не было.

Мы стучим в деревянную дверь на заднем дворе. В огороде идеальный порядок, дом аккуратно покрашен сельско-желтым. Баба Лида открывает дверь и ждет, пока мы представимся. 82-летняя белоруска расплывается в улыбке и приглашает в дом: «Сейчас я вам все подробнейшим образом расскажу». Женщина говорит на типичном полесском диалекте, для удобства мы переводим ее слова, иначе поймут не все.

— Мария была красивая девка, работящая, чистоплотная. Работала телятницей в колхозе. Мой сын покойный крестил хлопцев ее, поэтому мы всегда мирно жили с ней. Но потом у нее умерла мать, через месяц умирает муж от рака, а еще и сестра заболела сильно. И когда она Витю похоронила, что-то с ней совсем стало не то. И как раз появилась тут одна женщина из соседней деревни, Оля ее зовут. Эта Оля и привела сюда Петро, после чего они и приняли эту веру.

Они все вместе начали собираться у Марии дома, этот Петро их травками какими-то кормил, поил.
Если бы Витя живой был, он бы выгнал их сразу! А так они сначала в церковь перестали ходить, потом от паспортов отказались, а потом придумали, что уже будет конец света, и поехали спасаться, — довольно подробно рассказывает Лидия Константиновна.

Женщина говорит, что перед отъездом Мария только оставила детям продуктов и никого не попросила за ними присмотреть. Пособие на детей она так и не оформила, заявив, что это грех. Когда стало известно, что Мария умерла, Лидия Константиновна решила взять воспитание детей на себя. Старушка помогла сиротам оформить документы для получения пособия, долго пыталась выбить квартиру и следила, чтобы они не наделали глупостей.

— Надо мной соседи уже смеялись, говорили: «Константиновна у себя картошку садит, а потом на даче». Это они так про хлопцев участок шутили. Ну надо же им помогать как-то было. Я бутылку мужику одному дам — он закультивирует им пару рядков. Потом возьму кошик, посажу картошки. То огурца дам, то еще что. А хлопцы, как подросли, мне тоже помогали траву покосить или еще что, а я за это десятку дам или яичек. Я и привыкла как-то и себе и детям все садить. Всю жизнь я с ними, — улыбается Константиновна.

Женщина говорит, что оба парня выросли очень толковыми. С детства старались, держали хозяйство. Сейчас работают в Бресте и часто заглядывают к ставшей родной бабе Лиде.

В деревне об этой истории давно не вспоминают: поводов нет. Ольгу Денисович из соседних Огородников все знают как хозяйственную, хорошую женщину с крепкой семьей. Она тоже должна была оказаться в пещере, но опоздала ко времени «великого захода» и потому все полгода жила в доме Петра Кузнецова.

О встрече с Ольгой мы договариваемся заранее. Женщина не задает лишних вопросов и сразу соглашается на разговор.

— Я не против и не боюсь, лишь бы только была польза от этого. На здоровье! Пусть люди вразумляются! Мне радость большая будет от того, что хоть одна душенька спасется. Потому что неверие бушует дальше, священство молчит дальше, предатели все вокруг. Все вокруг предатели! — говорит Ольга по телефону и объясняет, как найти ее дом.

Денисовичи живут в ухоженном деревянном доме. Рядом пасутся быки и коровы, во дворе чисто и аккуратно. Мы стучим в дверь, но вместо Ольги выходит ее муж.

— Она заболела. Сказала, что не будет говорить. У нее ангина и давление, — тихо говорит супруг женщины и спешит удалиться. Мы пытаемся убедить его пустить нас хотя бы на несколько минут (мы все же проехали 300 километров ради этой встречи), но мужчину это не особо интересует. Мы договариваемся вернуться через несколько часов, но дверь оказывается закрыта. Мужчина говорит, что Ольгу увезла скорая и теперь нам с ней точно не поговорить.

В последние годы никаких новостей о деятельности «сидельцев» не было, к белорусским сектоведам пострадавшие от действий этой организации не обращались. Несмотря на это, белорусский сектовед, доктор теологии, кандидат социологических наук Владимир Мартинович считает, что это не говорит об отсутствии проблемы.

— «Пензенские сидельцы» относятся к числу сект как с позиций академической науки, так и с точки зрения православной церкви. Однако термин «секта» в академическом понимании нейтрален. После установления типа организации можно задаться вопросом, как она появилась, по каким принципам живет и развивается, как относится к обществу и другим религиозным организациям.

Конечно же, можно также попробовать выяснить, вредна ли она, в какой степени и для кого конкретно. Нужно также понимать, что вне зависимости от выявления учеными наличия либо отсутствия вреда от конкретной секты любое сектантское сообщество наносит вред для духовной жизни человека.

— Эта секта вредна?

— После событий 2007 года у меня нет новых документальных сведений о том, что она наносила вред конкретному человеку или обществу. Если мы хотим оставаться в области фактов, то их нет.

— Но ведь были: два человека погибли. И многие не отказались от своих убеждений. Значит, деструктивный потенциал есть?

— Потенциал есть. История сектантства полна самых разных примеров неожиданного и непредсказуемого развития сект и культов. Даже самые безобидные организации могут мгновенно стать опасными (равно как и наоборот). История того же Народного храма является наглядным примером.

При этом в Беларуси действует достаточное количество иных сект, которые по своим структурным и содержательных характеристикам вполне сопоставимы с последователями Кузнецова и на которые никто не обращает внимания.
Происходит это совершенно непредсказуемо, поэтому предполагать что-то — дело очень неблагодарное. В силу своих маленьких размеров и локального центра управления рядовые последователи могут сильно влиять на принятие решений. Они могут пойти в самых разных направлениях.

Если сегодня все спокойно, это не значит, что спокойно будет завтра. Секты обязательно нужно изучать, потому мы подготовили плодородную почву для развития сектантства в Беларуси.
Я объясню. В Беларуси последние 15 лет идет тотальное сокращение курсов гуманитарных дисциплин. Почему это важно? Да потому, что 99% обращающихся — это технари: физики, математики, химики, программисты и так далее. Гуманитария очень тяжело затащить в секту. Политика сокращения курсов гуманитарных дисциплин за 15 лет сформировала прекрасную почву для ухода населения в сектантские сообщества, что, собственно, мы сейчас и наблюдаем.

— Что вы думаете о личности Кузнецова? Он просто болен или у него все же были корыстные мотивы?

— Неправильно делать выводы относительно мотиваций человека, если он сам их ясно и четко не озвучивает. Я приведу пример. В Японии была секта, лидер предсказывал конец света, рекомендовал людям продавать все имущество и нести деньги ему. Он никого не принимал, если человек не принесет ему все деньги, буквально заставлял. И наверное, не было ни одного журналиста, который не говорил бы, что тут все очевидно.

И вот наступает день «конца света». Их лидер хватается за голову и кричит: «Как же я ошибался!» Он начинает распродавать все имущество и возвращать людям деньги. Никому и в голову не могло прийти, что он требует деньги с одним мотивом: он считал, что если человек освободится от земных привязанностей, то он больше будет думать о духовном и лучше подготовится к концу света.

После этого случая я бы предпочел руководствоваться презумпцией невиновности и выносить суждения только после получения очень веских доказательств. Мы можем давать оценку содержанию учения секты, ее методам работы, наконец, объективно наблюдаемым действиям лидера, но не его внутренней мотивации. Кстати, ужасные вещи можно творить совершенно бескорыстно и искренне и из корыстных интересов оказывать помощь другим людям. Потому значимость самого критерия «корыстности мотивов» также весьма сомнительна.

— А предположить вы можете?

— Предположить — да. Больной человек. Все остальное — сопутствующее.

Все вернувшиеся в Беларусь затворники продолжают верить в конец времен, все так же не покупают продукты со штрихкодами, не пользуются пластиковыми картами и паспортами.

Дети, которые были заперты вместе с Инной, уже выросли. Старшая девочка работает в московском ресторане и пользуется благами цивилизации, младшая начала задумываться о поступлении в вуз. А вот взгляды их родителей с тех пор никак не изменились.

— Все считают, что это секта. Считайте как хотите, — говорит Инна. — Все придвигается. Посмотрите: пластиковые карточки, тотальный контроль за каждым, а сейчас уже электронная перепись идет. А человек без всех этих начертаний не выживет — ничего не продашь и не купишь. А мы ушли от этого и держимся пока. Может, и нас заставят.

А Петр, как тогда его посадили в психушку, так он и сидит. Не отпускают. Они боятся, что за ним опять потянутся.

— А если выйдет, потянутся?

— Ну конечно потянутся!

От редакции. Мы ищем людей, пострадавших от действий сект dm@onliner.by.

Источник (2800 символов текста сокращено из-за ограничений пикабу)