«Хроники Чёрной Земли» — это вторая книга цикла «Тёмные воды». Первую книгу можно почитать здесь, это постапокалипсис с примесью мистики, а точнее, метафизики. Сейчас я предлагаю почитать первую главу новой книги, которая вскоре появится на Автор.тудей. Пусть вас не удивляет, что у первой и второй книги, на первый взгляд, нет ничего общего — связь есть, она пока не раскрыта, но станет очевидной в своё время. Если вы захотите почитать первую книгу (да если и не захотите), имейте в виду, что я разыгрываю призы среди своих подписчиков.
К сожалению, здесь невозможно реализовать сноски, поэтому все их я просто размещаю после текста. Приятного чтения!
— …и вот, занавеска моя колыхнулась, а была же полная луна, всё видно. И он вошёл. Молча вошёл, не поклонился. Прошёл в дом и сел на корточки за стол напротив меня. А мы в честь праздника гуся запекли, так он отломил здоровенный кусок… вот такой, — старый Хеви развёл ладони, показывая, какого размера кусок оторвал гость от гуся, — и долго молча жевал его…
— А голова? Голова была у него шакалья? — присутствующие повернулись в сторону говорившего.
Хеви повернулся вслед за всеми и недоумённо уставился на вопрошающего:
— Ну а как, по-твоему, я его узнал?
Он протянул руку, взял с низко стоящего столика засушенную рыбину и разломив её пополам, передал один кусок соседу справа, а оставшийся стал задумчиво пережёвывать.
Слушатели терпеливо ждали, когда он продолжит рассказ, пока самый беспокойный снова не выдержал:
— Ну и что? Договорился ты с ним о хорошем месте в Дуате (1)?
Хеви дожевал свой кусок, затем достал длинную толстую кость и принялся ковырять ей в зубах.
— Эх… — сказал он негромко. — Зубы-то уж не молодые, — и, кряхтя, стал подниматься. — Домой пора, — пояснил он. — Поздно уж.
Соседи провожали его укоризненными взглядами. Уже в дверях, отодвинув тростниковую циновку с начертанными на ней ликами богов и демонов, Хеви повернулся и сказал:
— Нет, не договорился. Инпу (2) сказал, что он только похоронные вопросы решает. Чтоб нужный бог или человек пришёл на погребение, это он устроит. А насчёт жизни в Дуате — это не к нему.
— А к кому же? — спросил немолодой мужчина с гладко выбритой головой и узенькой бородкой, собранной в клинышек, как у чиновников.
— Джехути (3), говорит, по таким делам, — ответил Хеви, повернулся и на этот раз скрылся за занавеской.
Шере лежал на крыше, рядом с открытой комнатой старшей сестры, которая уже спала, отвернувшись к стене. За происходящим внизу он следил через отдушину в стене под потолком. Правой ногой Шере зацепился за деревянную рейку, отбивавшую кромку невысокого парапета в передней части крыши и почти наполовину свесился вниз, чтобы видеть и слышать всё происходящее.
По окончании полевых работ наступил спокойный шему (4) и дел было немного — по утрам отец с братом ходили на обязательные работы в храм, но к полудню возвращались и, сделав несложные домашние дела, отдыхали — Хеси уходил побродить с друзьями по окрестностям, а немолодой уже Саф растягивался на земле под раскидистым сикомором и дремал там до вечера, перекатываясь вслед за тенью от широкой лапы дерева. Раз в два-три дня кто-нибудь из семьи ходил в херет-нечер (5) за рекой — прибраться и отнести туда новые поделки, воду.
Посреди межсезонья, когда у земледельцев работы было немного, херет-нечер становился очень оживлённым местом. Туда-сюда сновали между могилами жрецы и местные чародеи, которые давали советы, а иногда и руководили устройством гробниц и часовен. Жители Мер-Нефера проводили у своих гробниц и у гробниц родственников много времени — в первых они устраивали жизненные пространства для своих Ка (6), каждый в меру своих возможностей, во вторых помогали Ка близких процветать в их небольших мирах (7). Все знали, что Ка существует до тех пор, пока жива память о человеке. Поэтому часовня требовала особенного ухода и внимания.
Семья Шере не имела возможностей для возведения больших гробниц. На всю семью у них была одна. В ней были заготовлены места для старших членов семьи — отца с матерью, для их же Ка была обустроена небольшая часовня в крохотном дворике при гробнице. Шере любил ходить сюда вместе со всеми: было очень радостно трудиться на будущее благо родителей и наблюдать, как улучшают свои жилища соседи. Такая работа воодушевляла и дарила хорошее настроение — ведь чем больше делалось сейчас, тем лучшая жизнь будет у Ка родителей, когда придёт время.
Шере знал, что когда придёт время, его дети будут трудиться над строительством уже его мира в одной из систем загробного бытия.
Этим жители Мер-Нефера занимались днём. А по вечерам, когда спадала жара и несделанные дела оставляли на завтра, они собирались в своих двориках и обсуждали новости, делились воспоминаниями, рассказывали истории про богов. Соседи Сафа и Иринефер тоже один за другим подтягивались к их дому, чтобы вспомнить прошлое и поделиться мыслями о будущем.
Шере обожал слушать их байки, а собравшиеся любили их рассказывать — наперебой следовали они одна за другой. Часто истории повторялись, ещё чаще были смесью рассказов из предыдущих вечеров, но все соседи, внимая рассказчику, дружно кивали и только изредка кто-то позволял себе усомниться в правдивости услышанного.
Для Шере со сменой сезона мало что менялось — в силу возраста (он всего только в восьмой раз готовился увидеть Красный Хапи (8), а отчётливо помнил последние два,) он ещё не мог работать в поле и его обязанностью круглый год была помощь матери и сестре по хозяйству. Но вечера, наполненные болтовнёй соседей, начинавшиеся после сбора урожая и продолжающиеся до разлива, он любил. Ему нравилось наблюдать за выражениями лиц собравшихся — и тех, кто болтал, и тех, кто слушал. На сами посиделки отец его не пускал, отправляя спать, но Шере нашёл выход: пристроившись ночевать в трёхстенной комнате сестры на кровле, он видел и слышал происходящее внизу не хуже, а бывало, что и лучше, чем участники.
В прошлом году во время разлива Хапи отец впервые взял Шере помогать себе и брату в поле — мальчик с помощью высокого шадуфа поднимал из канала бадьи с водой и наполнял ею специальные сосуды с удобными ручками для переноски в одной руке. Саф и Хеси носили эти сосуды по участку и выливали воду, перемешанную с илом, на почву. Но после окончания разлива Шере снова вернулся к обычной работе с женщинами. Кроме того, в обязанности Шере входило каждый день приносить по бадье речной воды, чтобы поливать сикомор. Ещё по паре бадей приносили отец с братом. Благодаря этому сикомор рос и своей развесистой кроной давал обширную тень на участке. До ближайшего ахета (9), когда Шере предстояло вновь участвовать в полевых работах, оставалось ещё месяца три.
Поле Сафа находилось на самом краю земельных угодий. Сразу за ним была полоска бесплодной земли, потрескавшейся от жары и ветра, а в тысяче шагов на восток — оазис, обозначавший границу между пригодной для жизни территорией и обширной восточной пустыней. Оазис этот многие дни пути (10) тянулся с севера на юг вдоль земельных угодий, то отдаляясь от них, то снова приближаясь почти вплотную.
Внизу, у самой Великой реки и сразу за береговой дамбой, простирались земли пер’о (11) и храма. Они террасами поднимались вверх на две тысячи локтей (12). Затем шли земли местных чиновников, которые занимали ещё тысячу. И только за ними начинались участки простых крестьян. Канал, наполнявшийся водой во время разлива, был на двадцать пять локтей ниже поля Сафа. Поднимать воду помогал шадуф с камнем, привязанным в качестве противовеса на длиннющую жердь, сделанную из обтёсанного ствола пальмы. С помощью такой конструкции поднимать наполненную водой и илом бадью было не трудно. Тяжелее было опускать пустую посудину в воду, борясь с сопротивлением противовеса. Кроме того, несколько раз в день приходилось спускаться к каналу и длинным шестом взбалтывать воду, поднимая со дна оседающий ил, который и являлся главной ценностью. Саф ругал сына, если вода в бадье была прозрачной. Уже после нескольких дней работы Шере стал с завистью смотреть на работников но́мовых и храмовых полей, заливавшихся водой поднявшегося Хапи без их участия. Мальчик не знал, что это мерет (13), и после работы на нижних полях эти люди, получившие землю в обмен на труд, поднимались вверх, чтобы работать ещё и на своих.
При воспоминании о тяжёлой прошлогодней работе, Шере почти физически ощутил боль в мышцах, и Ка сказал ему, что не зря он теперь каждый день тренируется, поднимая камни, сложенные кучкой в углу сада для каких-то будущих нужд.
Тем временем разговор внизу продолжался.
— А почему старый Уирсет больше не приходит? — спросил один из гостей.
— Его Ка всё реже возвращается к нему, — ответил Саф. — Похоже, что боги вот-вот придут за ним и заберут его в Дуат…
— Боги? — спросил Дефатсен, их сосед справа, пользовавшийся большим уважением из-за преклонного возраста. — Боги среди нас появляются нечасто. Это и понятно, — объяснял он, — ведь нас много, а богов куда меньше, и приходят они только к самым почтенным из нас… хотя я тоже в молодости был знаком с одним богом, — старик не удержался от того, чтобы прихвастнуть. — Он приходил ко мне, когда жена разбушуется. Запирался с ней в доме, о чём-то толковал, а когда уходил, она была как шёлковая…
— Это что же за бог такой, который жён урезонивает? — спросил мужчина, имени которого Шере не знал.
— А? — переспросил Дефатсен. — Что за бог? Такой толстый языкастый карлик, Безой (14) звался. Всё шутил…
— И часто он приходил? — настаивал любопытный.
— Да как разойдётся моя Мерерт, так каждый раз и приходил, — терпеливо объяснил Дефатсен. — Она ведь, хоть и Мерерт (15) была, но сварливая… — старик посмотрел в сторону запада. — Как ей там сейчас?
В его голосе послышалась тоска. После паузы Дефатсен продолжил:
— Но я же не об этом… — он прижал руку к груди и обвёл взглядом присутствующих. — Кемтян много, а богов-то мало, — повторил он ещё раз. — А вот упокоившихся намного больше, чем беспокойных (16). Ведь люди уходят и уходят в страну Хентиаменти (17), разлив за разливом и многие сотни разливов. Их набралось в Дуате уже очень много… А разве часто мы видим упокойников?
— Нет, нечасто, — сказал Эйдефа, сидящий напротив, — но всё-таки чаще богов. Вот мой хенмес (18) рассказывал…
Все присутствующие немедленно повернулись к нему, а Шере, который обожал слушать рассказы о мёртвых, замер и даже дышать почти перестал, чтобы не пропустить ни слова.
Эйдефа насладился тишиной и начал:
— Сейчас-то он богатырь, молодого бычка на плечи взваливает. А тогда был ещё мальчиком. Как младший твой, — повернулся он в сторону Сафа.
— Младшему восемь, — сказал Саф, кивнув головой.
— Вот-вот, — подтвердил Эйдефа. — И Бухаа тогда было столько же. Или помладше…
— Постой, — перебил его один из присутствующих. — Это тот Бухаа, которого я видел у тебя после жатвы? Этот молодой крепыш?
Все зашикали в его сторону, а Эйдефа кивнул:
— У меня один хенмес. Сестра только девочек рожает! Сколько раз муж её бил за это — не помогает! Как первенца принесла, так потом одни девицы…
— Так что он рассказывает, твой Бухаа? — не выдержал кто-то.
Эйдефа посмотрел на говорящего тяжёлым взглядом и обратился к Дефатсену:
— Передай мне вон то блюдо с виноградом, мой друг…
И неодобрительно кивнул в сторону, откуда раздался вопрос:
— Какая нетерпеливая молодёжь нынче! Меня старики учили молча ждать. И сестру мою учили так же. Суетливое выспрашивание силу высасывает из сердца. И когда будет его взвешивать Джехути на суде в Зале Истины (19), этот вопрос, возможно закроет тебе путь в тростниковые поля Иалу (20).
Любопытный надулся и сидел молча, рассматривая босые ноги.
Эйдефа помолчал ещё, глядя на него, и продолжил:
— У Бухаа есть такая особенность — он смотрит на человека и знает, что ему срок пришёл, — слушатели многозначительно переглянулись и закивали головами. — И вот однажды к его отцу Хевипанехси, а всем известно, что Хевипанехси делает хорошие лодки из папируса, такие хорошие, что можно плыть хоть через пороги… так вот, к нему пришёл человек и сказал, что ему нужна как раз такая — чтобы плыть в Та-Сети (21)…
— А зачем же ему в Та-Сети-то? — озадаченно спросил Саф.
— Кто уходит на чужбину, отдаёт себя в руки врага, — сказал Дефатсен. — Наши боги там не помогают, а их — только вредят.
— Не знаю уж, зачем ему за пороги, — ответил Эйдефа. — А только не успел Хевипанехси ответить, как почувствовал, что Бухаа тянет его куда-то за передник, да так сильно, что едва не обнажил естество перед гостем. Хевипанехси рассердился и дал по рукам сыну, а тот посмотрел на него да и убежал в дом. Тогда Хевипанехси подумал, что тут что-то есть и пошёл вслед за сыном, не дав ответа пришедшему. В доме-то Бухаа и сказал ему, что заказчику жить осталось до завтра или, может, послезавтра. Хевипанехси мигом смекнул, что можно взять заказ, получить деньги в оплату и ничего не делать и, радостный, вернулся во двор. Договорился, взял полдебена (22) серебра задатка, а когда заказчик вышел, тут же забыл о нём.
Слушатели одобрительно закивали. Кто-то сказал невнятно, пережёвывая пресную лепёшку:
— Полдебена — неплохая цена и за всю лодку. Как это он так сумел договориться?
— Ну этого я не знаю, — отмахнулся Эйдефа. — Он взял деньги и всё. Стал заниматься своими делами. И совсем забыл про то, что надо делать лодку — ведь лодку делать дней десять, и заказчик к тому времени должен был умереть. Но в следующую луну, откуда ни возьмись, явился этот куи (23) и стал требовать свою лодку. Хевипанехси растерялся и начал нести какие-то небылицы, а тот молча выслушал и сказал, что через три дня придёт за лодкой, и если лодки не будет, то он вместо лодки заберёт Бухаа.
Опустилась тишина. Дело приобрело какой-то мрачноватый оборот. Дочерей за долги, случалось, забирали. А вот о взыскании долга наследниками слухов не было. Забрать наследника означало получить право на всё имущество должника после его смерти.
Шере стало немного страшно — а ну как и его придёт забирать какой-нибудь таинственный чужак. Заберёт и унесёт с собой. Он огляделся. Кафи, как ни в чём ни бывало, спала, раскинувшись на постели и знать не знала, какая страшная опасность нависла над её младшим братом. Шере моментально расхотел слушать эти ужасы и пополз по крыше поближе к сестре.
Но звук снизу распространялся хорошо. После небольшой паузы кто-то из слушателей спросил:
— Ну и как же он выпутался?
— Хевипанехси сообразил, что что-то тут не так. Бухаа ни разу так не ошибался. Поэтому через три дня он позвал к себе их местного хекаи (24). А колдун тот лет двадцать назад служил в Унуте (25) в храме…
— В храме Джехути? — услышал Шере голос отца. И в голосе этом Шере услышал не только любопытство, но и какое-то напряжение.
Эйдефа что-то буркнул в ответ и продолжил:
— Ну и вот… когда незнакомец явился за заказом, колдун посмотрел на него и стал читать свои хекау (26), а тот глянул на него и говорит: «Иди вон!»
Все засмеялись, а Эйдефа, словно не заметив этого, сказал:
— И хекаи, сгорбившись, ушёл вон. Оказалось, что сила незнакомца намного превосходила его силу.
— И что же? — тихо спросил кто-то. — Ведь Бухаа сейчас живёт с отцом, ты сам говорил. Чем он расплатился?
— Он отдал этому сильному незнакомцу свою собственную лодку, а за просрочку добавил дочь. И незнакомец положил лодку на плечо и ушёл, никого не тронув. А через пять лун дочь привезли домой.
— Он разбился о пороги Хапи, и его хат (27) остался лежать на дне. А девочку подобрали местные и отправили домой на торговых лодках.
В нижней комнате раздалось ворчание. Шере снова стало интересно, он прислушался и опять подполз к отдушине. Собравшиеся обсуждали столь страшную смерть — ведь утратив тело, невозможно попасть в Дуат, если только…
— …если заранее не освободить Ба (28), — сказал кто-то, но в общем гвалте его не услышали.
— А при чём тут отошедшие? — наконец, спросил кто-то из соседей. — Ты начал с того, что хенмес тебе рассказывал о встрече с упокоившимися…
Эйдефа ворчливо продолжил:
— Так вы же слова не даёте сказать! Всё время перебиваете, что-то обсуждаете между собой, спорите… Упокоившиеся тут вот при чём. — Эйдефа замолчал, строго посмотрел на собравшихся, и только удостоверившись, что все молчат, продолжил. — С тех пор уже десять лет каждую луну! — он многозначительно поднял палец вверх, оглядел присутствующих и повторил: — Каждую луну этот заказчик приходит в дом Хевипанесхи и требует от него и его дочери за те полдебена, что он дал, выловить его из реки и похоронить как подобает жене и тестю… И иногда даже бьёт их!
Снизу послышался удивлённый гул.
— И что прямо каждый месяц приходит? — послышался вопрос.
— Да, — твёрдо сказал Эйдефа. — Каждую луну.
— В своём теле? Или только Ка? — продолжил уточнять кто-то настойчивый.
— Вот этого не знаю, — развёл руками Эйдефа. — Сам не видел, сочинять не стану.
— Не может быть, чтобы Ка, — сказал кто-то в гуще слушателей. — Вот если…
Но тут всеобщее внимание снова переключилось на Эйдефу, который задумчиво произнёс:
— Хекаи тот говорит, что он упокойником был уж когда его гнал… Из живых, де, никто такой силы иметь не мог, чтоб его ослушаться… А потом кто-то сказал, что на базаре точно в те дни зарезали чужестранца, а тело выбросили в Хапи… вот такая история, — и Эйдефа снова обвёл всех взглядом, пытаясь угадать, произвёл ли его рассказ впечатление.
Раздался гул. Гости обсуждали таинственное совпадение — ведь тело-то в итоге так и оказалось в реке, разве что за многие дни пути от места убийства. Эйдефа был очень доволен произведённым эффектом и почёсывал бритую голову специальным скребком.
Шере был поражён. Он уже не раз слышал, что если после смерти человека Ка не обеспечить надёжного пристанища и не кормить, то двойник может начать мстить тем, кого он считает в этом виновными. Но он впервые услышал о действительном случае такой кары. Это так впечатлило его, что он не сдержался и, желая принять участие в общем обсуждении, выкрикнул:
— А дочь-то хоть вышла замуж потом?
Эйдефа, как и остальные, вскинул глаза наверх и, увидев в отдушине всклокоченную голову Шере, вскрикнул:
— Саф, что за рыжий птенец у тебя на крыше чирикает?!
Саф свёл брови, и Шере мгновенно скрылся из вида. У него, действительно, были огненно-рыжие волосы, которых отродясь не видали в Та-Кемте (29), и это всегда привлекало к нему повышенное внимание.
Эйдефа же, как ни в чём не бывало, ответил:
— Никто не берёт девку. Говорят — порченная она, мертвецу отдана в жёны. Пока не похоронят, не считается харт (30).
— Сколько ж ей сейчас? — донёсся до Шере вопрос.
— Шестнадцать минуло, — сказал Эйдефа. — Младших дочек уже разобрали, а эта… ну никому не нужна.
— Да в шестнадцать-то уже и не пристроишь… — сказал Дефатсен. — Не царевна, чай…
— Дааа… — протянул кто-то, вторя ему.
— А вот как быть в таком случае… — начал кто-то новый. — Сестра моя жалуется, что Ка её сынишки, ну того, который утонул восемь лет назад, всё реже и реже приходит говорить с ней (31), — говоривший немного помолчал и продолжил торжественным голосом: — Даже в часовне! Даже в часовне появляется словно в тумане. Сестра боится, что его Ка заблудился…
— Такое случается, — авторитетно ответил всё тот же Эйдефа. — Потерявшиеся Ка упокойных приходят либо к дому, где жили, либо в храм. Раз дома нет, то нужно в храме поискать…
В это время на крышу поднялся Саф, шикнул на сына и согнал с крыши, приказав немедленно отправляться спать. Шере покорно спустился вниз по деревянной лестнице и отправился в угол сада, где лежала отцовская циновка. Сегодня он решил лечь здесь, а отец не возражал.
Дуат — место посмертного существования человека. В древнеегипетском языке это слово женского рода, но из-за грамматических особенностей русского языка в нашем повествовании мы будем склонять его как слово мужского рода.
Инпу — inpw, Анубис. Бог погребальных ритуалов в Древнем Египте.
Джехути — ḏḥwty, Тот, бог Луны, мудрости и знаний в Древнем Египте. Покровитель писцов, создатель письменности. Присутствовал на суде мёртвых Осириса, воплощение беспристрастности и справедливости.
Шему — египетский сельскохозяйственный год делился на три сезона. Шему — сезон засухи.
Херет-нечер (город мёртвых) — здесь кладбище и отдельная могила на кладбище.
Ка — одна из жизненных оболочек человека, его двойник
Согласно верованиям египтян, Ка (одна из сущностей человека) после смерти физического тела входил в часовню при гробнице и мир, где предстояло ему обитать, зависел от убранства этой часовни.
Хапи (ḥꜥpj) — Нил, а также божество Нила. Перед разливом вода Нила делалась красной.
Ахет — сезон половодья. Третий сезон, сезон всходов, назывался перет.
День пути — мера длины в Древнем Египте, равная 28725 метров.
Пер’о — фараон.
Около одного километра, один локоть составлял примерно 52 сантиметра.
Мерет — работники по найму за право пользоваться землёй.
Безы — семейство древнеегипетских божеств, хранители домашнего очага, нечто, вроде славянских домовых. Изображались в виде усмехающегося уродливого карлика с длинным высунутым языком и короткими толстыми ногами.
Мерерт — др.-егип. Mrrt, любящая.
То есть живых.
Хентиаменти — владыка Запада, божество, управляющее царством мёртвых. Ассоциировался с Анубисом, Осирисом и Упуатом. Страна Хентиаменти — царство мёртвых.
Хенмес — племянник по линии сестры. Эта родственная связь считалась одной из самых важных наряду со связями между родителями и детьми.
Зал Истины — место посмертного суда, где умерший представал перед 42 судьями, здесь его сердце кладётся на одну чашу весов, а на другой лежит белое перо от тела Маат. Если сердце оказывалось легче пера, то умерший признавался праведником. Если легче оказывалось перо, сердце отдавали Ам-мут, которая съедала его.
Тростниковые поля Иалу — место в Дуате, где росли ячмень высотой 4 локтя (2 метра), а полба — 9 локтей (4,5 метра). Место для посмертного существования праведников, аналог христианского рая.
Та-Сети — область, лежащая за нильскими порогами, южная часть Египта и лежащая ещё южнее Нубия.
Дебен — единица массы в Древнем Египте. В Древнем царстве один дебен был равен примерно 13,5 граммам.
Куи — чужеземец.
Хекаи — колдун.
Унут — позднее Шмун, у греков — Геромополь. Один из главных религиозных центров Древнего Египта, центр культа Огдоады и бога Тота. Столица XV (Заячьего) верхнеегипетского нома.
Хекау — заговоры, заклинания.
Хат — останки человека, его бренная оболочка, физическое тело.
Ба — жизненная сущность человека, совокупность его эмоций и интеллекта. Возможная параллель — душа в христианстве. Ба, в отличие от Ка, после смерти человека продолжает жизнь не в мире-двойнике, а в Дуате.
Та-Кемт (Та-Кемет, Кемет) — «Чёрная земля», название плодородной страны Древнего Египта в отличие от Дешрет («Красная земля»), как называли пустыню.
Харт — вдова.
Воспоминание о человеке, выражавшееся в представлении его образа в Древнем Египте воспринимали как встречу с его Ка. Люди могли общаться с Ка как живых людей, так и умерших, сохранившихся в памяти.
