Я и Она - сироты, чужие друг другу люди, попавшие волею случая в один детдом. Мы не родственники и мы не были похожи друг на друга. Нас обоих взяла под опеку одна семья. Почему взяли именно нас вместе? Не знаю. Может быть мы неплохо смотрелись вместе. Она была очень доброй и послушной девочкой и всегда старалась всем угодить. Всегда выполняла указания родителей: помогала работать по дому и ложилась спать в точно указанное время. Старалась никогда никому не мешать. Она стала любимцем наших новых родителей. Я не был таким, как Она. Я любил делать то, что захочу, ложиться спать тогда, когда я захочу, и не делать то, чего я не хочу. Наверное, о моём усыновлении опекуны сто раз пожалели. Естественно, я завидовал Ей, как и всякий не единственный в семье ребёнок, к которому проявляют меньше симпатии и внимания в семье. Поэтому я злился на неё постоянно на несколько процентов больше. И раз уж нас сунули в одну семью, в один тесный коллектив, всё наше детство и юность нам приходилось проводить вместе. На протяжении всего этого времени я замечал, что она болезненно остро реагировала на свои поступки, которые она считала плохими, оскорбительными или раздражительными, т.е. вызывающими негатив у окружающих, даже если эти поступки таковыми не являлись. А так как я был самым близким окружающим её человеком, со мной такие случаи происходили постоянно. В раннем детстве она сломала одну мою игрушку, за что я был готов порвать её на куски, но не успел я всполошиться, она сразу же отдала мне все свои игрушки, не оставив себе ни одной. Даже её любимого грустно выглядящего ярко-коричневого мишку с одной пуговицей, вместо глаза, она незамедлительно отдала мне. Я очень обрадовался такой халяве, забрал все её подарки и даже не подумал оставить ей что-то... Да, я был довольно жадным ребёнком. Но она ничуть не пожалела об этом. Более того - она так сильно обрадовалась от того, что я принял её извинения, что её лицо разразилось широкой улыбкой, а глаза закрылись от счастья. И каждую последующую свою нечаянную провинность она заглаживала с таким же необычайным старанием. Порой это было даже забавно: когда кто-то в семье смотрел телевизор, она боялась заслонить обзор и проползала, как солдат, под взором того, кто смотрит телевизор. Со временем мне стало казаться грустным то, как часто она извиняется за что-либо и как чересчур старается ради других, не заботясь о себе. "Может быть самым большим удовольствием для неё было приносить удовольствие другим" - предполагал я. Но потом мне показалось это бредом, ведь человек не может так просто забыть о своём собственном счастий и всегда думать только о других. "Может быть это просто я - эгоист" - думал я. Но дальше её поведение мне стало казаться всё более абсурдным и абсурдным. В школе всякие плохие ребята пользовались ею, а по примеру плохих ребят, её добротой и огромным желанием угодить всем и вызвать к себе расположение пользовались все остальные. В школе мы были порознь, так как нас поместили в разные классы. Иногда я замечал, как её жестоко разыгрывают. Чаще я замечал это в столовой: несколько раз с ней проходил один и тот же классический прикол - пока она несла свой поднос с едой, ей ставили подножку и она падала на пол, расплескивая всё содержимое подноса, а один раз в падении Она даже клюнула лицом в свою же порцию еды; а однажды ей сунули в картофельное пюре найденную в столовой сороконожку; в другой день кто-то из детей хотел начать весёленькое, но идиотское событие - "битву жратвой", и решил начать её, без причины пустив какую-то густую смесь в Её ничем не провинившееся лицо, и остальные дети подхватили битву, а ей пришлось медленно прорываться через этот хаос к выходу, попутно ловя шальные снаряды. Иногда я встречал её вне класса и она всегда куда-то бежала. Один раз я попросил её остановиться и спросил, куда она так торопится. "Подружки из класса снова попросили меня принести им содовой и закусок" - с улыбкой ответила она и побежала дальше. Она всегда улыбалась, видя меня или говоря со мной в школе. Кто знает, может дети были с ней настолько не милы, что кажется будто я обращался с ней лучше всех. Я сомневался, что те, кого она называла "подружками" на самом деле ими были. Позже я в этом убедился. Однажды выходя из школы я заметил, как из окна её подружки повесили на ветку дерева чей-то рюкзак со знакомой мне картинкой с сердечками и милыми зверятами. Лямка рюкзака соскользила вниз к основанию ветки, из-за чего он стал недоступным для достижения, по крайней мере, рукой ребёнка. Я подошёл к этому дереву и стал размышлять, сложно ли было бы достать этот рюкзак. Смотря наверх я увидел, как какая-то девочка отчаянно пытается дотянуться до ветки рукой, но к несчастью у неё ничего не получалось. Даже если бы она дотянулась до ветки, что бы она сделала? Она могла бы только пошатать ветку, но от этого рюкзак бы никак не свалился, так как он был подвешен на ветку лямкой. Вдруг я почувствовал, как на меня капнула слеза. Я стал догадываться - "Может быть эта девочка наверху - "она" и прямо сейчас она плачет". Сложно было представить её такой. Я думал, что скорее она заплачет от того, что случайно наступит кому-нибудь на ногу, чем от того, что страдает от чьих-то жестоких забав. Она наконец устала и то, что она прямо сейчас плачет доказывает, что она тоже человек, со своими чувствами, о которых нужно заботиться и которые можно задеть. Эта реакция на несправедливость по отношению к себе - вот, что мне знакомо, вот, чем мы похожи. Я решил, что нужно делать. Я пошёл в тот самый класс. Открыв вход в него, я заметил Её, которая едва успевала утереть слёзы, услышав, как дверь открывается. "Привет... Что ты... тут делаешь?" - неуверенно пыталась вымолвить она из себя, пытаясь надеть на себя робкую улыбку, с которой встречала меня постоянно, пока я уже разгонялся в сторону открытого окна, откуда видна была та самая ветка. Её выражение лица резко сменяется на удивление в тот момент, как я прыгаю из окна, целясь как можно дальше к основанию ветки. Я подлетел к стволу дерева, ударившись об него головой, схватился за ветку, повиснув на ней руками и одной ногой, и стал качаться на ней, пытаясь сломать на части ужасное будущее человека, позволяющего обращаться с собой, как с тряпкой. Она подбежала к окну и рыдая пыталась упросить меня как-нибудь безопасно слезть или дождаться помощи. Я не слушал её и продолжил то, что начал. Ветка трещала, но не ломалась, зато под моим весом она прогнулась так, что её конец теперь стал направлен не вверх, а вниз. Рюкзак соскользнул и упал на землю, а я, боясь соскользнуть вместе с ним, отпустил ветку раньше времени и стал падать, попутно задевая и проламывая под собой кучу других веток, и, в конце концов, я поцеловал землю. Но я не потерял сознание, хоть и корчился от боли по всему телу. После этого безумного поступка, который я вытворил минуту назад, мне не хотелось видеть, как она смотрит на меня, недружелюбного к ней близкого человека, который ни разу не совершал для неё что-то настолько самопожертвенное. Поэтому оправившись, я с хромающей походкой попятился на выход к школьным воротам. "Думаю, позже она найдёт свой рюкзак..."
После этого Её симпатия ко мне увеличилась в разы. Теперь видя меня она улыбалась сильнее и искреннее, и иногда кидалась на меня с объятиями, впиваясь грудью в моё лицо, хотя я же, в свою очередь, в своём отношении к ней будто бы ни на капельку и не поменялся. Но это только с виду, ведь я открыл для себя, что мы не так уж непохожи. Я всегда ненавидел себя, но всё же чувствовал, что не могу быть человеком, которого абсолютно не ненавижу. Это невозможно и, кажется, это нормально. Хотя я стараюсь стать чем-то похожим на идеал. И Она, как я выяснил, тоже не сверхчеловек, способный вызвать у всех к себе симпатию и при этом не дать плохо с собой обращаться, и не робот, запрограммированный беспрекословно угождать людям. К её несчастью я не хотел, чтобы она стала для меня обузой и полагалась на меня каждый раз, когда с ней происходит что-то неудобное, поэтому я остался холоден, как и раньше, в надежде, что она научится сама разбираться со своими проблемами. Теперь я думаю, всё же может быть ей нужен был кто-то, на кого она могла бы положиться и в ком она могла бы найти убежище. Наши опекуны не были надёжными родителями, к слову. Над ней продолжили издеваться в школе. Не помню, были ли у неё друзья. Наверняка были. Надеюсь...
Прошло время и вот мы уже подростки. Одним ужасным днём в школе меня вывели из себя одноклассники, из-за чего у меня произошёл нервный срыв и в порыве ярости затуманился рассудок. Разъярённый я стал кидаться с кулаками на каждого встречного одноклассника. Все в классе отбегали от меня, тогда я пытался кидаться всем, что под руку попадётся и чем-то из этого чуть не задел учителя, который был в это время в классе. Забавно, как травля может проходить мимо глаз учителя, но такое случалось часто. Все, видимо, не ожидали такого от меня и от страха просто покинули класс. Тяжело дыша я сел на своё место в пустом классе и пытался прийти в себя. Позже вызвали моих родителей. Истеричные родители одного из задетых мною одноклассников устроили мне и моим родителям словесный вынос мозга в школьном кабинете психолога. Моим опекунам это очень не понравилось и позже по дороге домой они передали весь этот нервный груз мне, будто бы я не присутствовал там с ними. В итоге я получил три порции дерьма подряд за день. Один из родителей во время своего ворчания сказал мне, сироте, которого они взяли на попечение из детдома, кое-что, что очень больно ударило в моё сердце и заставило почувствовать себя хуже некуда ("Лучше бы мы вернули тебя в детдом"). Когда мы пришли домой, я был разбит, но всё ещё кипел внутри. Я вошёл в свою комнату, там сидела Она и играла в одну видеоигру на приставке. Мы иногда играли вместе на ней. Я не хотел видеть никого. Она повернулась ко мне и приветливо улыбнувшись сказала:
- Приветик! Как прошёл день, братишка?
- Можешь выйти из комнаты? Я не в настроении...
- А что случилось? Подожди, посмотри сюда. Помнишь тот уровень, что ты никак не мог пройти? Я прошла его для тебя. Было сложно, но весь секрет в том...
- КАКОГО ЧЁРТА ТЫ СДЕЛАЛА?! ТУПИЦА, ДО ТЕБЯ НЕ ДОШЛО, ЧТО ВСЯ ПРЕЛЕСТЬ В ТОМ, ЧТОБЫ ПРОЙТИ ЭТО САМОМУ?! ПОЧЕМУ ТЫ ПОСТОЯННО ЭТО ДЕЛАЕШЬ? ТЫ ВСЮ ЖИЗНЬ КОСЯЧИШЬ И ИЗВИНЯЕШЬСЯ! А СЕЙЧАС ТЫ ДАЖЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА НЕ ТАК! ПОЧЕМУ ТЫ ПРОСТО САМА НЕ МОЖЕШЬ ДОГАДАТЬСЯ СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО ПРАВИЛЬНО?! Я СКАЗАЛ ВЫШЛА БЫСТРО ИЗ КОМНАТЫ, А ТО Я ТЕБЯ УБЬЮ ПРЯМО СЕЙЧАС, УБОЖЕСТВО ХОДЯЧЕЕ!
Она испуганно внимала каждую часть предложения. Её тело затряслось от страха и у неё стали наворачиваться слёзы, пока я только заканчивал первую половину ругательств. В конце Она встала и с трудом шатающимся от шока телом убежала в свою комнату, быстро проговаривая по пути: "Извини, извини, извини...". Да... Это был именно тот случай, который называется "последней каплей". То самое невероятно неудачное стечение обстоятельств, когда на тебя наваливается стресс за стрессом, когда тебя давят проблемы, как механическим прессом, и огромный осадок от всего этого, как жирный десерт угнетения на всё оставшееся время. И в такой момент к удивлению кажется здравой и даже превосходной идеей выместить всё плохое, что ты впитал, на какой-нибудь даже незначительный источник раздражения, например на доставучую муху или на небрежную слегка провинившуюся подругу. Вряд ли этот пустяковый поступок - пройти за меня мою видеоигру - заслуживал от меня такого морального наказания, которого достоин бы был преступник мирового масштаба. "Наказание должно быть соразмерно преступлению", тогда почему я просто не щёлкнул её по лбу за это? Но в тот момент я не мог думать ни о ком, кроме себя. Все мои проблемы сосредотачивались огромным грузом на мне и это не позволяло мне отвлечься и подумать о том, как я был несправедлив к той милой девочке, что живёт со мной и каждый раз искренне улыбается мне при встрече. Может быть это было важнее, но это я пропустил и думал только о том, как было бы хорошо сбежать отсюда куда-нибудь подальше. Ужасный выдался денёк... для всех.
После того дня я стал замечать, что Она избегает меня. Нет, вряд ли она злилась и считала, что я не достоин с ней даже видеться. Скорее она, как и всегда, нашла проблему в себе, и почувствовав вину, большую, чем полагалось, приняла её и решила больше не попадаться мне на глаза, дабы не расстроить меня снова своим присутствием и не сделать что-нибудь неправильное в очередной раз. Когда в школе она случайно натыкалась на меня, снова бегая за содовой и закусками для каких-нибудь новых плохишей, она глядела на меня испуганными глазами, разворачивалась и уходила в класс с пустыми руками, за что потом она получала от обидчиков. Но хотя бы это заставило их прекратить просить её принести им что-то. Она стала запираться в своей комнате и не выходить от туда в то время, когда я был дома. Я и не думал с ней что-то обсуждать, например своё недавнее ужасное поведение, ведь тогда я был достаточно отвлечён своим собственным подавленным духовным состоянием. Изменения в её поведении я замечал случайно и не обращал на них особого внимания. Своё состояние я знаю лучше чем чьё-то чужое. "Пока я не разберусь с собой и своими проблемами, меня не волнует ничего!" - думал я.
Спустя месяцы такой жизни однажды ночью, когда я собирался лечь спать и выключил свет на лампе, я услышал из темноты в небольшой щели между дверью и дверным проёмом: "Братик, ты спишь? Я не помешаю, я только хотела сказать - извини за то, что я родилась" . Только тогда я начал потихоньку осознавать. Позже она сбежала из дома. Наверно она подумала, что лучший способ не мешать мне - это уйти из моей жизни.
Всю жизнь она старалась жить безукоризненно и прилежно. Она извинялась за любую мельчайшую провинность, мгновенно и старательно пыталась их исправлять. Иногда мне казалось, будто в прошлой жизни она была самым большим негодяем, каким-нибудь больным психопатом, насилующим родителей на глазах у детей и убивавшим детей на глазах у родителей, медленно умирающих с перерезанным горлом. А после смерти над ним произошёл верховный суд, в котором ангелы сожгли его осуждающими взорами и в следующей жизни приказали ему жить с вечным страхом, что его могут осудить и возненавидеть - только так бы он загладил свои грехи. И затем родилась Она с невидимым клеймом в сердце, которое гласило: "Никто не хочет, чтобы его ненавидели". Небеса перестарались, ведь её страх оказался свыше небес, а достоинство ниже подземного мира.
Прошли годы. Я стал взрослым и, как это свойственно любому человеку при взрослении, я пожалел о многом, в чём был не прав. Сквозь бесчисленные мучения и душевные копания я раскаялся в своих грехах. Я смог признаться себе в том, что был плохим - от этого я стал лучше и умнее. Теперь я вспоминаю годы, проведённые с той несчастной доброй девочкой, которой как и мне, не везло в жизни, но вот я, человек, которому не везло в жизни, оттолкнул от себя человека, которому тоже не везло в жизни. Теперь я сильно жалею о том, как в своей жизни потерял одну драгоценную жизнь - целый человек, целый мир, которым я пренебрёг. До сих пор мне грустно думать о том, во что выльется жизнь этой девочки и какой она могла бы быть: Интересно, она стала, как и я, умнее? Она поняла, что в ненависти по отношению к ней она не может быть виновата всегда? Она поняла, что, как и любой человек, она имеет достоинство и степень её уважения к себе никогда не должна была быть настолько низкой? Ей часто следовало задавать себе один вопрос - "Чего хочу я?", и вдобавок к нему "...против чего при этом не будут хорошие люди?". Плохие люди всегда концентрируют своё внимание на первом вопросе, забывая про второй. Я всегда задавал такие вопросы себе. Почти всегда... Если человек не может любить себя, то что вообще для него значит его жизнь? Это заложено в человека природой - думать о себе в первую очередь, потому что даже когда ты думаешь о счастий других, на самом деле ты думаешь о том, как тебе будет комфортно, если будут счастливы другие. Это всё ещё эгоизм, но разве такой тип эгоизма плох и разрушителен?
Я бы хотел всё исправить, но жизнь не так проста. Жизнь жестока, ведь два человека могут так легко безвозвратно отдалиться друг от друга из-за любых обстоятельств. В каком из миллионов мест она находится сейчас? Как мне донести до неё моё важное послание? Теперь я точно знаю: "Если бы я мог, я бы постоянно доставал для тебя рюкзак, если кто-то закинул его на дерево. Я бы кинул банку с содовой в лицо тому, кто так нещадно постоянно гоняет тебя за ней. Я бы донёс на всех твоих школьных обидчиков учителям. Я бы извинился за то, что сорвался на тебя в один трудный день. Я бы научил тебя, как давать отпор и говорить нет, когда ты на самом деле не хочешь чего-то. Я бы научил тебя искренне улыбаться другим, как ты стала улыбаться мне. Я бы оставил тебе все твои игрушки, потому что я знаю - ты этого не хотела." Я боялся, что ты станешь обузой для меня, после того, как помог тебе однажды. Но мне кажется, что если бы я был надёжным другом для тебя, то, может быть, ты бы стала надёжным человеком для всех.