ШИШКОБОЙ
Часть 7
ИЗЮБРЬ
Красавец, ближайший родственник благородного оленя, достигающий двухсот пятидесяти килограмм веса. В сентябре, у изюбря «гон». Огромные быки вызывают на бой конкурентов, доказывая, что только он должен быть продолжателем рода. Говорят, что бои изюбрей впечатляют, ничего сказать не могу, не видел. Но я слышал. Слышал трубный зов, раздающийся над хребтами. Папа сделал из бересты рог и, имитируя рев изюбря, частенько получал ответ. Но, так как был в другой весовой категории, до боя дело не доходило. (Рассказ об охоте на Изюбря на солонцах, готовится к публикации под названием: «Бурят по имени Ендон»).
Вечерком, услышав зов изюбря, звучащий над распадками, Егорыч взял дробовик, открыл замок и поднеся ствол ко рту, издал звук, ничем не отличающийся от того который мы слышали перед этим. Изюбрь не ответил, видимо помешал ветерок, дувший в нашу сторону. Дед хитро улыбнулся чему-то своему, и отложил ружье. Эта сцена повторилась и на следующий вечер, ветер был боковым и гораздо слабее вчерашнего. Изюбрь ответил, он принял вызов! Проверив, крепко ли привязаны собаки, повторно протрубив в ствол, и убедившись, что ответ прозвучал гораздо ближе, старик подхватился и заспешил вниз по распадку. Егорыч не возражал против моей помощи, и я пошел с ним вооруженный Витиной одностволкой. Как я понял, место будущей схватки он присмотрел заранее. Поставив меня за ствол дерева, изрек:
- Ты, паря, раньше то на зверя ходил?
И услышав мой отрицательный ответ, добавил:
- Стреляй только тогда, когда он выскочит на полянку.
И пряча смеющиеся глаза за кустистыми бровями, что то пробормотал. Я не разобрал, что именно, но то, что там были слова: «Горожане» и «на.уй не годны», это точно. Сам отошел немного в сторонку и снова потрубил. Я вздрогнул от неожиданности, ответ прозвучал внезапно громко, зверь был рядом. Пока мы устраивались на позициях, олень времени не терял, и искал своего противника. Еще раз, сердито рявкнув в ствол, Егорыч поднял толстый сук, валявшийся под ногами, и стал ожесточенно тереть его о ствол дерева. Сумерки очень быстро сгущались, темнота наползала из распадка, и мне казалось, еще немного времени, и я просто не увижу того, в кого надо было стрелять. Старик опять взялся за палку, но шаркнуть он успел только пару раз. Сбоку и сзади от меня, родился звук. Звук этот ширился и нарастал. Трещали кусты, казалось, ураган прорывался через подлесок, сметая все на своем пути. Появление оленя не с той стороны, откуда я его ждал, выбило меня из колеи. Когда огромная черная масса пронеслась от меня в десяти метрах, я просто забыл о том, что у меня в руках оружие. Старый охотник не растерялся. Раздались два выстрела, они практически слились в один. Отойдя от оторопи, я кинулся к старику, и опешил, наткнувшись на тушу добытого Егорычем оленя.
Раздался шорох кустов, и из темноты вынырнула собачья морда. Старик потрепал собаку по голове.
- Все-таки отвязалась, шельма!
На таборе услышали выстрелы, немного погодя послышался звук шагов, появился Витя с моим отцом, ведя в поводу лошадь. На мой вопрос:
- Витек, ты как узнал, что добыли зверя? Лошадь притащил, а если бы мы промахнулись?
- Егорыч… Промажет? – Витек, от души рассмеялся.
Пока разделали, пока погрузили на коня, наступила ночь. Вернувшись на табор, обмыли удачную охоту, и конечно закусили еще теплой печенью. Не нужно говорить, на следующий день был выходной, все мы с удовольствием уплетали свежину, тушенка порядком уже поднадоела. Егорыч наварил ведро чаю, и строго настрого запретил после свеженины пить сырую воду. Свое требование он мотивировал:
- Паря, слушай! В верховьях Ингоды, с двумя горожанами рыбу добывали. ( Как я понял, «горожане» у старика, было матерным словом). И так ловко сладилось, что на старом солонце с сидьбы, козенку стрелил. Говорил, дуракам, не пейте сырую воду после свежины! Нет же! Два дня окрестные кусты обс.рали, ладно бадан нашел, отпоил. (Бадан это растение, очень хорошо помогающее от поноса, его заваривают, как чай, но горькииий…). Засохшая палочка бадана, в Забайкалье, была почти в каждой семье, особенно с маленькими детьми, лучшее средство от поноса. Во всяком случае, в своем детстве я помню, как мама строгала стружки от корня и заваривала их кипятком.
На следующий день, с утра, Егорыч начал собираться домой.
- Мясо добыл. Чего без дела валандаться?
Погрузив стегна мяса в сумы, взял повод верной лошадки, и растворился в распадке. Вроде как его и не было. Напоминанием о нем, был запас мяса на таборе, стойкий запах его крепчайшего самосада, и кружка с остатками чая, сиротливо остывающая возле костра. «Чай остывал, значит, становился плохим».