Когда я проснулась во второй раз, на часах было уже десять. Я смутно помнила приснившийся кошмар и как приползла к Дёме на диван. Любой другой подумал бы не то, и только Дёма понял правильно. И все же, все же я не должна была так поступать. Мы были очень близки. Но мы не должны были стать еще ближе.
Да и вообще, хватит уже у мужика на шее сидеть.
– Дёма, я приготовлю завтрак?
Заглянув в старенький холодильник, я обнаружила запас яиц и колбасу. Нормально. Сойдет.
Пожарила яичницу, вскипятила чайник. Накрыла на стол. Ну вот. Жить можно.
Волосы пушились после бани, лезли куда ни попадя. Я заплела их в короткую косу.
– Все готово, Дём. Иди есть.
– Спасибо, Юль… Только знаешь… Зачем ты собрала волосы?
– По-моему, тебе так не идет.
– Разве? Ну хорошо, буду избегать, пока я тут… Как скажешь. Должна же я тебе чем-то отплатить за гостеприимство.
– Нет, – Демьян отложил вилку в сторону.
– Забудь о том, что я сказал. Носи как нравится.
– Дёма, я просто пошутила.
– Забудь. Это твое дело. Меня это не касается.
– Ну ты как всегда. Не входи в штопор, ей-богу.
– Я и не вхожу. Я просто сообщаю – ты можешь причесываться как угодно. Одеваться как угодно. Я не имею к этому отношения. Твое тело – твое дело.
– О боже мой. И к чему столько пафоса.
Но я чувствую, что Демьян в самом деле разозлился. И на что? На намек, что я должна как-то расплатиться за баньку и психотерапию? Это же действительно была просто шутка. Просто дурацкая шутка.
Но я знаю по опыту, что бесполезно пытаться сейчас его отвлечь. Видимо, он действительно оскорбился предположением, что я что-то ему должна… Нужно ждать.
Но ждать я не люблю. Да и вообще у меня это плохо получается.
Лучше попытаться отвлечься, заняться чем-то другим.
Ах да. Я же на кладбище собиралась.
Мы в молчании заканчиваем завтрак, я быстро домываю посуду и прощаюсь. Демьян смотрит угрюмо, настороженно. В какой-то момент меня и саму это начинает злить. Что за манера делать из мухи слона.
Хотя, возможно, дело не только в шутке… Ну да черт с ним. Большой уже мальчик. Захочет сказать, что не так – скажет. Что я ему, нянька, что ли.
Эмоции делают меня неблагодарной, заставляют забыть о том, скольким в действительности я обязана Демьяну… И это не только баня и телесное тепло… Это гораздо большее… Но сейчас я сама немного обижена на его закидоны и не хочу думать об этом.
А может быть, меня просто раздражает это демонстративное напоминание о моей свободе. О том, что я вольна делать все, что захочу.
Почему? Потому, что эта свобода мне не нужна?
У меня нет ответа на этот вопрос.
Я даже не захожу к себе домой. Сворачиваю к центру, иду мимо крепости… Туда, дальше, за коттеджи, за лес, где почти не бывает туристов… Они просто не доходят сюда, тут нет никаких достопримечательностей… Разве что скромная церквушка XVII века… Но она не действующая да и вообще… Ничего выдающегося из себя не представляет… И это хорошо…
Здесь тихо. Очень-очень тихо. Кладбище большое, ведь городок старинный. Могил, наверное, больше, чем жителей. Многие фамилии на памятниках мне знакомы. Я знаю эти семьи… Ильины, Радковские, Белик… Ефремовы, Костяковы, Зубины, Титовы…
На кладбище никого нет. Ведь сегодня не Радуница, не родительская суббота. И это тоже хорошо. Я не хочу никого видеть.
Вот наконец и то, что я ищу. Скромный памятник с выгравированной фотографией и надписью «Юдина Анна Павловна». Лицо на фото знакомо до боли. Это один из последних снимков, сделанных незадолго до моего выпуска в институте. Доброе, милое лицо, глаза, как будто светящиеся участием, седые кудряшки, выбивающиеся из задуманной строгой прически. У бабушки так же вились волосы. Вот только она была спокойнее, рассудочнее, холоднее… А может, мне это только казалось, ведь между нами лежала пропасть в пятьдесят лет…
И меня накрывает чувством тоски и глухой, безысходной вины. Вины за то, что редко приезжала. Редко звонила. Не интересовалась здоровьем. Грубила, спорила, постоянно стремилась что-то доказать. Не успела отдать, отплатить, вернуть всю ту любовь, которая была мне дарована.
Вины за то, что я уже ничего не могу исправить.
Поздно. Слишком поздно. Все нужно делать вовремя.
И я плачу. Слезы текут по щекам, текут и текут – а я думала, их не будет больше.
– Прости. Прости, я не хотела…
И становится легче. Шумят сосны над головой. Под моими ногами ползают муравьи. И мне кажется, та, что так любила меня, не хотела бы, чтобы я убивалась на ее могиле.
А ведь я даже не принесла цветов.
Ничего. Я еще вернусь сюда. И не раз.