Обычный человек, попадая в СИЗО, почти всегда испытывает жесточайший стресс. У него нет никакого опыта общения со следователем, прокурором, судом. Он не знает многочисленных нюансов предварительного следствия и суда. Он совершенно не осведомлен о заранее расставленных ловушках, которые уже ждут его. Он не знает УПК и заложенных в него смыслов.
В таком положении у него одна надежда – на адвоката.
Мой второй (условно "второй", просто для удобства упоминания) адвокат был значительно грамотнее и умнее первого. В областном центре он уже относился к успешным адвокатам и внешне производил хорошее впечатление. У него был отличный офис в центре города. Мне его рекомендовали.
Когда он приходил ко мне в СИЗО, я также постоянно задавал ему вопросы про стратегию и тактику защиты, на что постоянно получал уклончивые ответы "посмотрим, что есть в деле", "я сейчас набрасываю черновик" и так далее в таком же духе.
Более того, адвокат при каждой встрече начинал заводить тягучие разговоры, что "ничего сделать нельзя", "это система", "дело заказное", "надо во всем признаваться", "надо подписывать все, что даст следователь"…
Я замечал, что адвокат, видимо, или проходил обучение или владел основами внушения или гипноза, потому что во время этих бесед мне приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы стряхнуть "наваждение", которым адвокат начинал, как бы обволакивать мое сознание, пытаясь парализовать любое мое сопротивление.
Совершенно очевидно, что адвокат работал не на меня – своего подзащитного, а на другую сторону, на сторону обвинения.
Мой будущий сокамерник Степаныч, о котором я еще много буду рассказывать, приводил мне такие примеры из его жизни: адвокат брал деньги за защиту со своего подзащитного, потом встречался с заказчиками уголовного дела и брал деньги еще и у них, в результате делал так, что его подзащитный гарантированно получал тюремный срок.
Подлость такого поведения просто запредельная.
Естественно, что я со своим адвокатом расстался.
Много позже, во время суда, когда мне оставалось совсем немного до оправдательного приговора, я встретил этого адвоката в коридорах суда и спросил:
— Яков Моисеевич, а помните, как вы мне говорили в СИЗО, что "ничего сделать нельзя" и "надо во всем признаваться"?
Яков Моисеевич мгновенно ответил:
— Не помню.
Продолжение следует.