Фотограф (окончание)
Четвёртый курс пролетает быстро и насыщенно, преобладают «мясные» спецпредметы, а мне предлагают подработку на профильной кафедре лаборантом на полставки, за 35 рублей в месяц, в основном связанную с фотографиями для диссертаций преподавателей, кафедральных стендов, плакатов, плюс уже бесплатная комсомольская «нагрузка» – многочисленные спортивные фотографии для факультетных стенгазет.
Ежемесячный итог: 60 рублей от родителей, 50 – повышенной стипендии (отличник!), 35 – полставки; вместе – 145 рублей, больше, чем моя былая зарплата мастера участка на минском заводе. Плюс накопленный «летний» заработок. Можно жить!
Меняю 201-й «Аккорд» на 001-й, стоящий аж 330 рублей, расширяю классическую фонотеку, обновляю гардероб, в котором наконец-то появляются пресловутые джинсы, шью на заказ два костюма-«тройки», чёрный и светлый, и, найглавнейшее – начинаю встречаться с весьма симпатичной девушкой – студенткой-первокурсницей, родом из Киевской области, с которой завязываются весьма серьёзные отношения.
Перед летней сессией становится ясно, что ничто мне не помешает подзаработать и этим, последним студенческим летом 1978-го года, единственная загвоздка в том, что преддипломная практика, в этот раз на Полтавском мясокомбинате, «съест» один летний месяц, потому-что начнётся первого августа. Что-ж, хочешь заработать – подсуетись, и сессия сдаётся досрочно, а 5-го июня я уже в Бердянске…
Разумеется, что ничто и никогда не повторяется, и это лето отличается от прошлого. Костя заканчивает пединститут, в котором четырёхлетнее обучение, и его ждёт работа в Дмитровском сельском центре производственного обучения, в 18 километрах от Бердянска, что даст ему, как сельскому учителю, отсрочку, а потом и освобождение от «срочной» службы в армии. Поэтому обязательно нужны личные «колёса» для поездок на работу, выход – покупка потрёпанного «горбатого» Запорожца (мотоцикл слишком опасен, особенно зимой), с трудоёмкими работами по его реставрации. Впрочем, июнь традиционно неудачный месяц для фотохалтуры – дождливо, пасмурно, прохладно, приезжих мало, и заработки поначалу не радуют. Приходится искать дополнительные подработки уже от бердянцев, невольно влазя в чужие «огороды» местных фотографов, с риском получить по своим наглым рогам от конкурентов.
Везёт в «центровом» деткомбинате в дореволюционном особняке, в квартале от военкомата – заведующая после беседы со мной даёт добро на фотообслуживание, с весьма отягощающим условием – снимки «выпускной», подготовительной группыдолжны быть на высочайшем уровне – групповой снимок должны окаймлять виды Бердянска, как она видела на какой-то выпускной школьной фотографии (видимо, в этой группе были детки каких-то бердянских «шишек»). Вообще-то, заведующая сперва замахнулась вообще на выпускные альбомы, но тут воспротивился уже я, заявив, что: «Практика моей работы показала, что продажа таких альбомов для детсада не окупит затраты на их производство, в конце концов, садик – не институт, и моё начальство не даст на это согласия. Но заинтересованные родители, при желании, могут заказать переплёт индивидуально.». После недолгого торга соглашаюсь на эту авантюру, скрипя зубами, понимая, что с моей узкоплёночной «Практикой» хорошего качества такой сложной фотографии не вытянуть, но выбирать не приходится – покупаю в «Факеле» набор цветных продолговатых открыток с видами, и в назначенный день (все должны быть при «параде», особенно девочки – с громадными бантами!) благополучно фотографирую все группы, чуть схитрив с подготовительной – там делаю, кроме групповой, ещё и индивидуальные портреты «выпускников».
Чем младше группа, тем тяжелее её фотографировать – крохам тяжело сконцентрироваться и смотреть, причём всем одновременно, на орущего изо всех сил придурка-фотографа.
Положение спасают незнакомые детям громкие звуковые игрушки из соседних групп – свистящие резиновые уточки и пластмассовые дудки, на доли секунды привлекающие неспокойное детское внимание, и дающие возможность запечатлеть, как правило со вспышкой, изумлённые детские мордашки с широко открытыми глазами: «А что это там так громко дудит?».
«Выпускники» же позируют образцово – на групповой фотографии умилённо улыбаясь, а их позы и улыбки на портретах заставили бы позеленеть от зависти всех популярных советских киноактрис и киноактёров, позирующих для открыток, продающихся к киосках Союзпечати.
Как и ожидалось, главные мучения начинаются при фабриковании групповых выпускных с видами Бердянска – после многочасовых мучений с кучей испорченных фотокадров и фотоотпечатков, мы признаём, что между фотоателье с опытными специалистами, и с разнообразной, обкатанной десятилетиями фотоаппаратурой, и рядовым частным домом, практически без ничего, и с парой дилетантов в штате, имеется громадная, непреодолимая разница, и методами, принятыми в ателье: монтаж видов и фотографирование их на большой негатив, с последующим двойным отдельным экспонированием рамки и фотографии на один отпечаток, мы действовать никак не сможем. Пришлось идти более простым, «халтурным» путём: сделать прямо на полу коллаж из открыточных видов и групповой фотографии, сфотографировать его со штатива, и распечатать уже получившийся негатив, добавив к нему залихватскую надпись: «До свиданья, Детский Сад! Бердянск-1978». Глядя на получившиеся фотографии, с трудом удерживаю себя от желания надавать самому себе по рукам – если перефотографированная контрастная фотография группы в центре снимка ещё как-то узнаётся, то расплывчатые, лишённые цвета «виды» смотрятся унылыми серыми пятнами, только портящими фотографию. Боже, какая халтура! Неужели ЭТО кто-нибудь купит? Положение спасают прекрасные большие портреты этих же детей, уже без надписей. Но, делать нечего, лучше не сделать, скрепляем скрепками попарно групповые с портретами, назначаем цену этим наборам из двух отпечатков размером 18х24 в два рубля, остальные группы печатаем, без монтажа, на формат 13х18, по 60 копеек, и я, внутренне содрогаясь, разношу их на следующий день по групповым воспитателям и, отдельно, заведующей.
Система отработана десятилетиями: за бесплатные портретные и групповые личные фотографии воспитательницы за несколько дней «толкнут» фотографии родителям, и передадут деньги мне, а я, с большим понтом, выпишу общую, никому не нужную, квитанцию (липовую) заведующей. Как ни странно, «клиенты», не избалованные ненавязчивым советским сервисом, совершенно не ропщут, и через несколько дней я забираю общую выручку – почти 180 рублей, и пачку непроданных фотографий. Вроде-бы, всё обошлось, но я зарёкся в будущем делать такие эксперименты.
Впрочем, общая выручка со сравнительно небольшого деткомбината произвела на нас должное впечатление, и я замахиваюсь на следующее масштабное «ограбление», но уже бердянского пионерлагеря «Азовец» на Косе, невдалеке от «Бригантины». Отзывчивая директриса охотно соглашается на общелагерное фотообслуживание, радуясь неожиданной возможности хоть как-то развлечь детей первой смены.
Вообще-то, я с детства знал о захудалой репутации «Азовца», расположенного по центру комариного «заповедника» в лиманах – чисто бердянский, бедный (по-моему, рыбзаводский), пионерлагерь, где все: и дети, и вожатые – бердянцы, в основном, обитатели Слободки, Лисок, Колонии, хорошие, в общем-то, ребята, но без тормозов, и понимают только жёсткую манеру общения. Не беда – ведь я тоже бердянец! Управлюсь!
Следующий день оправдал все развлекательные ожидания – до обеда лагерь бурлил, даже приятно было: сколько шороха смог наделать один несчастный фотограф-студент! По принятой в пионерлагерях традиции дети общаются только пронзительными криками, причём все одновременно, со звуками птичьего базара на океанском острове, никто никого не слышит, вожатые (студенты-практиканты пединститута) посрывали голоса, и даже самые стойкие только хрипло шепчут. Бить «детишек» нельзя (а слов они не понимают), поэтому особо хулиганистых мальчишек приходится встряхивать за плечи, как абрикосовое дерево, отчего мой авторитет поднимается на должную высоту, и фотосессия проходит, как по маслу, жаль только, что в лагере нет даже приличного фона для групповых фотографий, и отряды приходится «втискивать» во весь кадр.
«Как ты с ними управляешься?» - спрашиваю я у знакомого вожатого, - «Мне кажется, без подзатыльников это абсолютно невозможно!». «Ты что, если засекут рукоприкладство, сразу выгонят из института!» - отвечает он, - «Приходится действовать в глубоком подполье! Только этим и спасаемся!».
Вместе с групповыми, сразу-же, делаю и индивидуальные фотографии, в основном одинарные, но встречаются желающие сфотографироваться и вдвоём, и втроём, и даже, изредка, мальчик с девочкой. Такса проста – любое фото 13х18 стоит 60 копеек, количество индивидуальных отпечатков больше количества позирующих заказывается заранее.
Через пять часов это мучение заканчивается, отснято 7 фотоплёнок, и, полуоглохший, я отправляюсь в пробежку по пляжу, а вечером – ещё на безуспешную попытку (другой фотограф, со штативом, кстати, приехал прямо с группой в автобусе) «фотообслужить» туристов у Вечного Огня. Отпечатав в ударном темпе за вечер и утро громадную кипу мелких фотографий, вполне приличного качества, уже к концу пионерского обеда обмениваю их на пятикилограммовый кулёк белой и жёлтой мелочи (уж пару рублей мелочью у каждого пионера и пионерки найдётся!) и солидную пачку рублёвок и трёшек. Продано всё, подчистую! Подсчёт «выручки» ошеломляет – 430 рублей! В июне! Вот тебе и «бедные» пионеры! Ну, чистая выручка будет поменьше, всё-таки плёнки и фотобумага недёшевы, но всё равно, отлично!
Как и обещал, выписываю «квитанцию» на всю сумму директрисе, в присутствии стукача-парторга предпенсионного возраста, пожалуй, ещё со сталинским стажем, не вызывая никакого подозрения, и договариваюсь заранее ещё и на июль.
Между тем, июнь подходит к концу, заканчивается и Костина учёба – все защищают и получают дипломы, я делаю памятные фотографии его группы, и даже отгуливаю вместе с ней выпускной вечер в модном ресторане «Парус» возле автовокзала, где солистка поёт «Чао, бамбино, сорри!» даже лучше, чем Мирей Матье, не говоря уже о песнях всяких там Абб и Боней Эмов.
Конечно же, в июне, пока мало работы, я посещаю и Сухого, живущего с семьёй уже у требующих присмотра родителей на улице Правды, и даже слушаю пару новых песен «Лучшей чепухи», которые заметно лучше тех ранних, девятилетней давности. Традиционно фотографирую и его заметно подросшую дочь.
… С наступлением июля устанавливается солнечная жара, а вместе с ней город заполняют «колорады», заваливая бердянских фотографов, в том числе и нас, работой - как пляжной, так и туристической, я кручусь, как белка в колесе, иногда засиживаясь в лаборатории-ванной до поздней ночи, а иногда прихватывая и утро. Костя заканчивает перебирать «горбатого», смело меняя помутневшие задние габаритные фонари на новенькие, но уже прямоугольные, стыренные кем-то с трактора «Белорусь», и перекрашивая всю машину из блёкло-голубого цвета в ярко-оранжевый, ворованной югославской краской, купленной за полцены на складе, перелитой из большой бочки в две трёхлитровые стеклянные банки, прямо на территории завода «Стекловолокно», и вынесенной нами через задний заводской забор в натоптанном рабочими месте. Удалось даже наладить хронически неработающую автомобильную печку хитрой конструкции. В общем, для дмитровского сельского учителя, упорно не желающего «отслужить, как надо», в доблестной Советской Армии, созданы все условия для плодотворной «отработки».
А пока мы в поисках любого фотозаработка отчаянно мотаемся на «горбатом» по Бердянску, изумляя завидующих автолюбителей, застрявших в своих «Жигулях» и «Москвичах» по краям глубоких луж на грунтовке Дальней Косы, эпическим форсированием самых глубоких, центральных мест этих луж на разогнанном «Запорожце», напоминающем в этот момент чуть ли не подводную лодку, когда толстый слой зеленоватой воды перед нашими глазами бессильно перетекает по переднему багажнику, лобовому стеклу, крыше, заднему стеклу и капоту (у «горбатого» мотор сзади), оставляя мотор сухим и работающим. «Битва за урожай» даёт ощутимый эффект – пляж, экскурсии (кстати, экскурсовод Володя теперь проводит свои экскурсии со своим фотоаппаратом на груди, и сам фотообслуживает своих туристов. Но нам вполне хватает и оставшихся, особенно «сумеречных» групп!), и «Азовец» дают хорошую прибыль, и даже жалко бросать работу на пике прибыли. В итоге, несмотря на «слабый» июнь, оказалось, что мы заработали этим летом даже больше, чем прошлым – по 800 рублей.
Есть успехи и на личном фронте - Костины отношения с его девушкой Наташей, студенткой младших курсов пединститута, успешно развились до предложения руки и сердца, назревает свадьба, в связи с чем мы частенько заезжаем к ней домой на Слободку, для налаживания более тесных отношений с её родителями. Плодотворный вышел июль, но, к сожалению, он заканчивается, а я ещё планирую уехать на пару дней раньше, чтобы перед практикой в Полтаве заехать уже к своей девушке под Киев, и познакомиться с её родителями.
Однако, перед отъездом всё настроение портит очень неприятное событие – непрошенным «ценителям и покровителям искусств» из Бердянского горотдела КГБ совершенно не понравилось творчество Бердянской же «адеграундной» музыкальной группы «The Best Nonsense», которое никто не тиражировал, а уж тем более, не продавал, и, по вполне понятным желаниям заработать на пустом месте дополнительные звёздочки на неносимые КГБ-истами погоны (ну не ловятся проклятые настоящие шпионы без Берии никак, вот тот был мастер!), те усиленно начали «разоблачать» проклятых «контрреволюционеров», в количестве двух человек, в песенно-стихотворной форме «ставящих под сомнение умственные способности уважаемого Генерального Секретаря ЦК КПСС, товарища Леонида Ильича Брежнева», видимо, желая «свергнуть существующий социалистический строй». Пока выяснялось, каким образом коварное ЦРУ прямо из Вашингтона руководило этими жалкими отщепенцами, мне пришлось передавать его-же фотографии Алексею Сухому по шпионским правилам, в строжайшей конспирации, в тёмном вечернем подъезде, чтобы, в свою очередь, не навредить мне этой порочащей связью. Впрочем, не думаю, что нам удалось так примитивно надурить «кровавую гэбню»…
Эпилог Прошло 42 года, за время которых произошло множество событий, как в стране, так и в моей жизни, да столько, что в моей памяти они никак не выстраиваются в одну шеренгу, а только в несколько… Совершенно неожиданно (для большинства населения) умер социализм, что было радостно встречено во всех бывших социалистических странах и в некоторых республиках бывшего СССР, который также умер, да ещё и развалился.
В начале 1979 года, после года серьёзных отношений, я сделал своей девушке из-под Киева предложение, и привёз её для знакомства к родителям в Бердянск, которые, впрочем, этот брак не одобрили, предложив перенести свадьбу на пару лет, после моей службы в армии, а, в действительности, как ни стыдно признать, проявив свою украинофобию, не желая иметь невестку-украинку. Впоследствии отец с сестрой даже не приехали на нашу майскую свадьбу в Киеве. Приняв это к сведению, на распределении мы решили не ехать по именному распределению, которое организовали родители, на Бердянский мясокомбинат, а выбрали направление на Львовский мясокомбинат, единственное, в котором обещалась квартира.
Как ни удивительно, решение ехать на «Бандеровщину» было абсолютно верным – все мои соученики по Киевскому Пищевому институту, и более ранних, и более поздних выпусков, не имели карьерного успеха в Бердянске (не смогли, не имея влиятельных родственников, «вписаться» в Бердянскую мясную «мафию»), и только один сумел заработать себе квартиру, да и то в МЖК. Нетрудно представить, какая «счастливая» и «долгая» семейная жизнь ждала бы нас в родительской тесной хрущёвской квартире, а так, мы поженились за полтора месяца до защиты мною диплома, вместе уже 45 лет, и расставаться не собираемся, видимо, вплоть до момента, упоминаемого в голливудских фильмах: «Пока смерть не разлучит вас»…
У нас есть дочь, внук с зятем, а за эти годы произошло множество событий, для описания которых потребовалось чересчур много времени, коротко же: первые 10 лет, несмотря на то, что 4,5 года пришлось прожить на съёмных квартирах, были весьма зажиточны, благодаря советским могущественным Богам «Левак» и «Вынос», следующие десять, попавшие на 90-е, были сложными, последние же 24 года были весьма успешны, намного более зажиточны, чем 80-е, и позволившие использовать все преимущества капитализма.
Но связь с Бердянском не прерывалась – ведь в нём остались родители, и я «прыгал» на 1100 километров туда и назад множество раз, вплоть до смерти мамы 10 лет назад (отец умер ещё раньше, 22 года назад).
Так же не прервалась и дружба с Константином Ячменёвым, продолжавшаяся рекордных 66 года, и закончившаяся с его смертью 1 мая 2024 года. Он более трети века проработал директором базы отдыха «Моряк» на Косе, «оздоровившей» множество работников Бердянского морпорта (и приезжих) за эти годы, в советское время нашей семье тоже несколько раз повезло отдохнуть там по Костиному «блату», и только благодаря Константину это уязвимое размывам берега и штормам сооружение просуществовало в первоначальном виде столько лет. Сейчас, после Костиного ухода на пенсию, везению «Моряка» пришёл конец – его, скорее всего, снесут новые «хозяева», и построят очередной косянский 5*-ный Эмпайр Стейт Билдинг, очередной «замок на песке»… Не пострадала от времени и полувековая дружба с Алексеем Сухим. Тогда, в конце 70-х, «кровавая гэбня», подрастерявшая к тому времени часть своих акульих зубов, и начавшая делать ставку на «профилактическую» работу, знатно пожевала Алексея, но выплюнула, не проглотив, испортив, однако, ему биографию, ощутимо потрепав нервы, и взяв у него множество клятвенных письменных обещаний никогда в будущем не раскрывать «варежку» на святую и вечную советскую власть, которая, впрочем, через 13 лет благополучно издохла сама, не потребовав «ответа за базар» у Алексея, и не подумавшего выполнять идиотские обещания; он почти 30 лет проработал в экологическом отделе рыбинспекции, выполняя, подобно сказочной Золушке, множество работы, вплоть до выхода на пенсию в 2020 году, в возрасте 71 года. Кстати, его неугомонная судьба напоследок подбросила ему ещё одно испытание – его отчим был полностью парализован после инсульта в 80-х, на долгие 7 лет, и всё трудоёмкое санитарное обслуживание, естественно, пришлось выполнять исключительно Алексею…
И ещё о фотографии: так всё-таки, она искусство, или ремесло? Ну, действительно, что тут военного: навёл, клацнул, распечатал? Однако, если существует термин «фотоискусство», значит, оно существует! Как и со всеми видами искусства, дело обстоит так: если фотографией занимается дилетант, то получается суррогат, если ремесленник, то ремесло, а если художник – то искусство. Ну, и как и всегда, первых чрезвычайно много, а последних – практически нет. Такова жизнь!
Но кем же я считаю себя? Дилетантом-ремесленником, как ни прискорбно! Единственно, что меня оправдывает – после той памятной студенческой подработки, несмотря на очень большое сделанное количество личных, памятных фотографий впоследствии, я никогда больше не зарабатывал деньги фотографией…
Фотография сделана в киевском общежитии, где жилая двухместная (на самом деле трёхместная, с "зайцем", не получившим общежитие, из нашей же группы, ночующим на раскладушке, скрываемой днём под одной из кроватей) комната легко превращалась в фотолабораторию путём завешивания окна покрывалом с кровати, но на снимке, сделанном со вспышкой, прекрасно видно всё оборудование фотолаборатории, впоследствии применяемое и в Бердянске. Практически все реактивы "позаимствованы" в институтских химлабораториях, в которых можно было много чего найти, ведь мы, "мясники", изучали аж девять различных "Химий". Оттуда же и колба, и химвесы с набором гирек, которые не видны на фотографии.
Автопортрет со штатива, Киев, ноябрь 1976 года, скан с негатива выполнен в 2020-м.
В конце каждого сезона мы выбрасывали ворох плёночных негативов и толстые пачки непроданных фотографий, ничего себе не оставляя (улики ведь!), но некоторые случайные негативы, вроде этого, уцелели на фотоплёнках с личными фотографиями.
На фото: немногочисленная туристическая группа из далёкого дальневосточного Братска, сделана в сумерках, когда свет от "вечного огня" светил сильнее неба, выдержка - 1/4 секунды, поэтому лица некоторых людей не очень резки (дышали, гады!), в отличие от монумента, который, естественно, не дышал.
Бердянск, июль 1978 года, скан с негатива - 2020-й год.
Памятный автопортрет с Костей Ячменёвым (слева) глубокой ночью, только при свете от "вечного огня", выполнен со штатива с секундной выдержкой на стандартную свемовскую плёнку "Фото-65", Бердянск, июль 1978 года.
Одна из памятнх "выпускных" фотографий Костиной группы Пединститута (Костя - крайний слева), не знаю судеб ребят на фотографиях, знаю только, что один из них (Мелещук - второй слева в нижнем ряду) обитает сейчас в славном городе Париже.
Бердянск, июнь 1978 года, отсканировано с негатива в 2020-м.
Автопортрет в Костином доме на Бакинской улице, в посёлке АКЗ, на фоне блюда с единственной прижизненной фотографией Н.В.Гоголя, со штатива с восьмисекундным автоспуском.
Бердянск, июль 1977 года, скан с негатива - 2020-й год.
Автопортрет из "фотолаборатории" на Бакинской, выполненный на секундной выдержке, на плёнку "Фото-65", при красном свете фотофонаря, который действует на фотоплёнку, в отличие от фотобумаги, видна фоторамка с проекцией негатива с "Бригантины" и резиновая клизма для сдувания пыли с негатива.
Бердянск, июль 1977 года, негатив отсканирован в 2020-м.
Ещё одно выпускное фото Костиной группы пединститута, в которой эти ребята отучились вместе 4 года, на фоне родной "Альма Матер", Костя Ячменёв - крайний справа.
Бердянск, июнь 1978 года, скан - 2020-й год.