Привидяхи
Перейду к нежити, кхорнаты пока ждут очереди на покрас, а на ваш суд нежитёвская половинка Soul Wars
Герои
Следующим постом запилю пехоту
Перейду к нежити, кхорнаты пока ждут очереди на покрас, а на ваш суд нежитёвская половинка Soul Wars
Герои
Следующим постом запилю пехоту
Стив почти бежал к кургану, раскачивающийся в его руках фонарь отбрасывал по сторонам длинные уродливые тени. Брилл ухмылялся, представляя, как удивится суеверный Лопес, обнаружив утром развороченный холм. Что скажет и подумает перепуганный мексиканец, узнав о вторжении в запретное место? Брилл решил, что правильно сделал, вскрыв курган не откладывая, иначе Лопес постарался бы помешать ему в этом деле.
В спокойной тишине мягкой летней ночи Стив подошел к раскопанному месту, поднял фонарь и изумленно выругался. Свет выхватил из темноты небрежно брошенные невдалеке инструменты – и черный провал ямы. Громадная замыкающая плита лежала около зловещей дыры, как будто мимоходом отброшенная в сторону. Стив все-таки спустился в раскоп и поднес фонарь к отверстию, ведущему в узкую, похожую на пещеру камеру. С опаской заглянул туда, ожидая увидеть нечто неведомое. Взгляду не открылось ничего, только голые каменные стены неширокой длинной камеры, достаточно большой, чтобы поместить тело человека. Стены были сложены из грубо отесанных каменных плит, плотно пригнанных и крепко скрепленных каким-то раствором.
– Лопес! – заорал разозленный Стив. – Грязный койот! Ты следил за мной, а когда я прервал работу и ушел за фонарем, ты спустился сюда и отвалил рычагом камень! Черт побери твою жирную шкуру! Ты схватил то, что здесь было, и удрал. Но я поймаю тебя и задам хорошую трепку!
Свет фонаря не позволял что-либо разглядеть вдалеке, и Стив сердито задул его. А затем уставился в темноту, поверх заросшей кустарником долины. Глаза, закаленные солнцем и ветром пустыни, позволяли видеть и ночью. И вдруг Брилл напряженно застьш: на краю холма, за которым находилась хижина мексиканца, маячила черная тень. В тусклом свете заходящего полумесяца легко можно было обмануться, но Стив точно знал – за кромкой холма, покрытого мескитовыми деревьями, двигалось двуногое существо.
– Мчится в свою лачугу, – зло оскалился Брилл. – Несется как угорелый, не иначе прихватил что-то ценное.
Его пробрала дрожь, и Брилл удивился, внезапно возникшему тревожному чувству. Почему фигура семенящего домой вороватого старика вызывала столь необъяснимое волнение? Брилл старался подавить в себе мысли о вдруг возникших странностях в подпрыгивающей походке исчезающего за холмом темного силуэта. Старый грузный Хуан Лопес наверняка не напрасно избрал столь необычную, но стремительную манеру передвижения.
– Я заставлю его поделить добычу поровну. Она найдена в моей земле, и я раскопал холм, – рассуждал Брилл, пытаясь отвлечься от поразившего его воображение побега мексиканца. – Теперь понятно, почему он рассказывал мне сказки о проклятии! Черта с два я поверю в эти басни! Он специально заморочил мне голову, чтобы я оставил курган в покое, а сокровища достались ему. С другой стороны, почему он давным- давно не выкопал клад? Трудно найти логику в совершенно непредсказуемом поведении мексиканца...
Занятый своими размышлениями, Брилл широко шагал по пологому склону пастбища, ведущему к руслу пересохшего ручья. Двигаясь среди деревьев и густого кустарника, растущих по берегам, он перепрыгнул сухое русло и рассеянно отметил про себя, что в темноте не слышно ни крика козодоя, ни уханья совы. Стояла напряженная, неприятная тишина, ночь, казалось, застыла в молчании. Брилл искренне пожалел, что поторопился задуть фонарь, болтающийся бесполезным грузом в левой руке, и так же искренне порадовался, что захватил смахивающую на боевой топор кирку. Парню вдруг захотелось хоть как-то нарушить тишину, например свистнуть, но он выругался и передумал. Он облегченно вздохнул, только поднявшись на пологий склон, залитый звездным светом.
Отсюда Брилл хорошо видел жалкую лачугу на прогалине, окруженной мескитовыми деревьями, из одного окна струился свет.
– Я, кажется, вовремя – старик собирает пожитки, прежде чем удрать, – пробурчал Стив и вдруг пошатнулся, как от удара.
Тишину разорвал душераздирающий крик, настолько ужасный, что хотелось зажать руками уши и упасть лицом в траву, чтобы ничего больше не дышать. Невыносимый пронзительный вопль неожиданно оборвался на самой высокой ноте.
– Боже милостивый! – Стива будто окунули в ледяную ванну – по всему телу выступил холодный тот. – Это орал Лопес... или кто-то дру...
Не закончив фразу, он помчался по склону со всей скоростью, с какой могли нести его длинные ноги. Что-то немыслимо ужасное происходит в одинокой хижине, и он должен узнать что, даже если предстоит встретиться с самим дьяволам. На бегу Стив покрепче стиснул рукоятку кирки, мгновенно забыв о своем гневе на старого мошенника мексиканца. Видно, какие-то бродяги пытаются убить Лопеса, польстившись на его добычу. Но плохо придется любым обидчикам его соседа, пусть старик и оказался вором!
Он уже добежал до прогалины, когда свет в хижине погас, и Брилл, не рассчитав, с налету врезался в мескитовое дерево. Поранившись о колючки, он вскрикнул и отскочил в сторону. Чертыхнулся и снова помчался к лачуге, приготовясь к худшему.
Подбежав к единственной двери, Стив попытался открыть ее, но сразу же обнаружил, что она заперта, и заперта изнутри. Он покричал, призывая Лопеса, но ответа не дождался. Брилл прислушался – тишина не была абсолютной, изнутри доносился шум приглушенной возни. Она сейчас же прекратилась, стоило фермеру вонзить кирку в дверь. С треском разлетелась тонкая створка, и он, занеся над головой кирку, с горящими глазами влетел в комнату, готовый и к нападению, и к обороне. Возбужденное воображение Стива уже населило темные углы лачуги ужасными фигурами, но внутри ничто не нарушало вновь наступившей тишины, и никто не шевелился.
Брилл отыскал спички и влажными от пота руками зажег одну. В хижине не было посторонних: один только Лопес – старик Лопес, лежащий на полу, широко, как на распятии, раскинув руки. Мертвый, будто каменный. Идиотская гримаса искажала рот, глаза выкачены и наполнены непереносимым ужасом. Его слипшиеся волосы слегка шевелил сквозняк из распахнутого окна. Видимо, убийца сбежал через него, а может, этим же способом и проник в дом. Брилл кинулся к окну и осторожно выглянул наружу. Но перед ним был лишь пустой склон холма и прогалина мескитовой рощицы. Он напряженно всматривался в темноту: не шевелится ли что-либо среди коротких теней мескитовых деревьев и чаппараля? Парень вздрогнул – в какой-то момент ему померещилась мелькнувшая среди деревьев темная фигура.
Спичка догорела до самых пальцев, и Брилл выругался, почувствовав ожог. Затем повернулся и, подойдя к грубому деревянному столу, зажег стоящую там старую масляную лампу, машинально отметив, что стеклянный шар лампы очень горячий, как будто она горела много часов подряд.
Наклонившись над трупом, Стив неохотно перевернул его и занялся осмотром. Не было ни ножевых ран, ни следов от удара дубинки. Но смерть, настигшая старика, была ужасна, он сам слышал дикий вопль. Но – стоп... На руке, ощупывающей старика, появилась тонкая полоска крови. И Брилл внимательно осмотрел место, до которого только что дотронулся. На горле Лопеса сочились кровью три или четыре крошечных прокола, нанесенные как будто стилетом – чрезвычайно узким, с закругленным лезвием кинжалом. Но нет, Стив много раз видел раны от удара подобным оружием, да и у него на теле осталась метка, оставленная таким клинком, но тут было что-то другое. Скорее след от укуса неизвестного животного, с очень острыми и длинными клыками.
Брилл был в полной уверенности, что такие небольшие повреждения не могут вызвать смерть, речь не шла и о большой потери крови. И парень решил, хотя эта мысль и вызывала отвращение, что Лопес умер от страха, а раны были нанесены уже трупу.
Осмотревшись, он заметил еще кое-что: по полу валялись раскиданные листки грязноватой бумаги, исписанные корявым почерком мексиканца. Старик, видимо, решил исполнить обещанное и написать о проклятии кургана. Все свидетельствовало о том, что Лопес просидел за столом несколько часов кряду – исчирканные листы, валяющийся на полу огрызок карандаша, горячий шар на масляной лампе. Но кто же тогда побывал на раскопках и украл содержимое погребальной камеры? И кто упирал вприпрыжку за холм? Что за существо успел заметить Брилл?
Теперь ему придется оседлать своего жеребца, отправиться среди ночи за десять миль, в ближайший поселок Колодец Койота, и сообщить шерифу об убийстве. А пока фермер подобрал разбросанные листки, последний из которых был зажат в руке мертвеца, – пришлось приложить некоторые усилия, чтобы разжать пальцы Лопеса.
Брилл повернулся к столу с намерением загасить лампу и задумался. Он медлил, ругая себя за страх, медленно выползающий из закоулков сознания. Вспомнился момент, когда лампа погасла первый раз, перед его приходом сюда. И промелькнувшая в освещенном окне тень, которую он успел заметить перед тем, как в хижине погас свет. Наверняка, именно длинная рука убийцы протянулась и загасила лампу. Он допускал, что возникшее ощущение необычности, искаженности пропорций могло возникнуть от недостатка освещения. Стив, как человек, проснувшийся после кошмарного сна и старающийся вспомнить подробности, попытался четко прояснить для. себя: что настолько испугало его при виде убегающей фигуры, что заставляет его покрываться холодным потом при одном воспоминании об этом?
Брилл зажег свой фонарь, решительно задул лампу и, поругивая себя для храбрости, не без опаски вышел из хижины. Крепко стискивая в руке кирку, он с недоумением прислушивался к себе, стараясь понять, почему некоторые подробности этого жестокого убийства так угнетающе подействовали на него, не отличающегося особой чувствительностью. Преступление было отвратительным, но вполне заурядным в среде мексиканцев, постоянно лелеющих свои тайные распри.
Его окружала тишина звездной теплой ночи... И вдруг послышалось дикое ржание смертельно перепуганной лошади. Забили копыта в деревянную стену корраля, треск – и вот уже вдали раздается топот уносящихся в безумной скачке животных. Стив замер, а затем, вкладывая всю душу, отчаянно выругался. Видимо, среди холмов появилась пантера, жестокий и удивительно хитрый зверь. Наверно, она и прикончила старого Лопеса. Но отчего тогда на теле не обнаружилось следов от кривых когтей свирепой кошки? И глупо думать, что она сумела погасить свет в хижине...
Ночь подкинула очередную загадку. Ковбой всегда выяснит причины поднявшейся паники в собственном стаде, и Брилл поспешил к темному пересохшему ручью. Пробираясь через колючий кустарник и дальше, он чувствовал, как его язык буквально присох к небу. Стив поминутно сглатывал слюну и нес фонарь над головой, стремясь не сбиться с дороги в тусклом пляшущем свете, едва пробивающем мрак сгустившихся теней. Среди хаоса досаждавших парню мыслей вдруг выделилось следующее соображение: он идет по земле, новой только для англосаксов, а по сути не менее древней, чем так называемый Старый Свет.
Ведь вскрытая и оскверненная могила – немое свидетельство, что человек обитал здесь с незапамятных времен. Неожиданно все – и темные в ночи холмы, и обступившие фермера тени – показалось пугающими реликтами прошлого. Многие поколения людей жили и умирали в этих местах до того, как предки Брилла только прослышали о существовании этих земель. И может, именно здесь, у темного ручья, по ночам испускали дух умерщвляемые в страшных муках жертвы.
Поглощенный такого рода мыслями, Брилл торопливо шагал и наконец облегченно вздохнул, миновав затемненный зарослями участок у русла ручья. Спешно поднимаясь по пологому склону к обнесенному оградой корралю, он высоко держал фонарь над головой и внимательно смотрел по сторонам. Ни одного животного поблизости не было, а колья не были выбиты мощными ударами копыт, а вывернуты и лежали на земле. Это указывало на то, что здесь поработал человек, и события приобретали новый, зловещий смысл. Кто-то стремился помешать его поездке в Колодцы Койота сегодняшней ночью. Этим кем-то мог быть только убийца. “Значит, парень решил сбежать и оставить между собой и блюстителями закона как можно больше миль”, – решил, зло усмехнувшись, Брилл. Но что могло так сильно испугать лошадей, что их топот с дальней мескитовой прогалины был уже еле слышен? Спины Брилла опять коснулись ледяные пальцы страха.
Направляясь к дому, он не сразу ринулся под защиту стен, а крадучись обошел хижину, осторожно заглядывая в темные окна и мучительно прислушиваясь к малейшему шороху, который выдал бы притаившегося убийцу. Наконец Брилл осмелился открыть дверь и зайти внутрь. Он резко распахнул створки, трахнув ими о стену, чтобы проверить, не притаился ли кто-то в простенке. А затем осветил пространство комнаты поднятым фонарем, свирепо сжимая в руке кирку, и переступил порог, охваченный смешанным чувством страха и слепой ярости. Слава Богу, в доме Стив был один, тщательный осмотр подтвердил это.
С облегчением вздохнув, Брилл плотно закрыл двери и окна, зажег свою старую масляную лампу и извлек из тайника свой верный кольт 45-го калибра, невесело ухмыльнулся и повращал сине-стальной барабан. Его мысли постоянно возвращались к старику Лопесу, одиноко лежащему в лачуге по ту сторону ручья, вернее, к его трупу с остекленевшими глазами. Конечно, он не собирался отправляться в поселок пешком среди ночи. Скорее всего, убийца решил не оставлять в живых свидетеля преступления. Хорошо же, пусть приходит! Молодой ковбой с шестизарядной пушкой не станет для него, или для них, столь же легкой добычей, как стал старый безоружный мексиканец. Эти размышления напомнили Бриллу о бумагах, захваченных из лачуги. Стив уселся, предварительно убедившись, что не находится на линии огня – через окно могла влететь нежданная пуля, – и занялся чтением, не переставая чутко прислушиваться к подозрительным шорохам снаружи.
И чем больше он погружался в смысл корявых, с трудом нацарапанных строк, тем более душу Стива охватывал леденящий ужас. Пугающую историю поведал старый мексиканец, историю о незапамятных временах, передающуюся из поколения в поколение.
Речь в бумагах шла о странствиях кабальеро Эрнандо де Эстрадо и его копьеносцев, бросивших вызов ранее неизведанным, пустынным землям юго-запада. Первоначально, как гласила рукопись, отряд состоял из сорока человек – солдат, слуг и офицеров. Кроме начальника экспедиции, капитана де Эстрадо, в походе участвовали молодой священник Хуан Завилла и дон Сантьяго де Вальдес. Последний присоединился к отряду случайно – его сняли с беспомощно дрейфующего по водам Карибского моря судна. Он поведал, что все члены команды и пассажиры погибли от чумы, и, боясь заразы, он был вынужден выбросить тела за борт. Де Эстрадо решил взять его на борт своего корабля, несущего испанскую экспедицию, и де Вальдес примкнул к первопроходцам.
Далее путешествие испанцев описывалось Лопесом в примитивной манере, видимо в тех выражениях, как это передавалось от отца к сыну в их семье более трехсот лет. Из рассказа следовало, с какими ужасными трудностями пришлось столкнуться отряду – засуха, жажда, наводнения, песчаные бури, копья и стрелы враждебных краснокожих. Но все эти тяготы отошли на второй план перед таинственным испытанием, постигшим одинокий караван, продвигающийся по дебрям дикой природы.
Отряд превратился в добычу неведомого, тайного ужаса, люди погибали один за другим, а убийцу не удавалось обнаружить. Страх и мрачные подозрения терзали души людей подобно язве. Меры предосторожности не срабатывали, и де Эстрадо пребывал в растерянности. Каждый в отряде знал – среди них находится дьявол в человеческом обличье.
Отчуждение в отряде росло, люди старались подальше держаться друг от друга, шли врассыпную вдоль тропы. Недоверие и стремление уединиться лишь облегчали задачу дьяволу. Потерянные, потерявшие надежду и измученные лишениями люди устало брели через пустыню. Неведомый враг преследовал их неотступно, повергая наземь отставших, находя свои жертвы среди уснувших, не щадя и часовых. И у каждого из погибших на шее находили небольшие ранки от острых клыков, а в теле не оставалось ни капли крови. И оставшиеся в живых знали, с какого рода злом имеют дело. Продолжая идти вперед, люди призывали на помощь святых или богохульствовали в слепом отчаянии, отчаянно боясь уснуть, борясь с усталостью до тех пор, пока не падали в изнеможении. А подступивший сон нес ужас и смерть.
В конце концов подозрения сосредоточились на чернокожем гиганте – рабе из Калабара, из племени людоедов. На одном из привалов негра сковали цепями и успокоено уснули, но в ту же ночь погиб юный Хуан Завилла. Погиб той же смертью, что и остальные. Но он отчаянно сопротивлялся и смог прожить еще некоторое время. Запекшиеся губы прошептали де Эстрадо имя убийцы.
Брилл прервался, оттирая со лба холодный пот и широко открытыми глазами прочел:
“...Добрый священник поведал истину, и де Эстрадо стало ясно, что убийцей оказался дон Сантьяго де Вальдес – вампир, питающийся кровью живых. Вспомнил де Эстрадо и предание и о некоем гнусном дворянине, обитающем в горах Кастилии еще со времен битв с маврами. Кровь беспомощных жертв давала ему бессмертие. Его убежище было раскрыто, и отвратительный злодей бежал – долгое время никто не знал куда именно. Очевидно, спасаясь от погони, он покинул Испанию на корабле, и теперь стало понятно, что спутники его погибли отнюдь не от чумы, а от клыков безжалостного вампира.
Чернокожего освободили, и все оставшиеся в живых люди отправились на поиски дьявольского отродья. Они нашли бестию невдалеке, безмятежно спящего в зарослях чаппраля. Вампир досыта напился крови последней жертвы и отдыхал. Хорошо известно, что вампиры, насытившись, погружаются в глубокий сон, подобно переваривающему добычу удаву, и тогда их можно пленить без опаски. Но, пленив вампира, люди задумались: каким образом уничтожить нежить? Вампир – и так давно уже умерший человек, а как же можно убить мертвеца?
Сначала было решено, что дон Энрике загонит в сердце дьяволу кол, а затем отрежет голову. Но при этом необходимо произносить святые слова, которые превратят давно уже мертвое тело в прах, а священник умер, и некому было правильно сделать это. Де Эстрадо сомневался: вдруг чудовище очнется во время ритуала?
Посовещавшись, они подняли и отнесли дона Себастьяна к находившемуся недалеко от стоянки старому индейскому кургану. Торопливо раскопав холм, испанцы выбросили из погребальной камеры кости и поместили внутрь вампира. Вновь насыпав землю, они помолились: да сохранит его так Господь до Судного дня...
Это место навсегда проклято! Мне жаль, что я не умер с голоду прежде, чем, польстившись на заработки, вернулся в это страшное место. Я с детства знал и этот ручей, и холмы, и курган с его жуткой тайной. Вы ни в коем случае не должны вскрывать этот курган, синьор Брилл, теперь вы знаете все и не должны будить дьявола...”
Рукопись обрывалась на этом месте торопливым росчерком карандаша, прорвавшего помятый лист.
С безумно колотящимся сердцем, бледный, как полотно, Брилл поднялся. Язык прилип к небу, парень с трудом произнес:
– Испанская шпора! Вот отчего она оказалась в кургане, кто-то из отряда потерял ее. И перемешавшиеся с землей слои угля... Мне следовало сразу же догадаться – холм уже вскрывали...
Стив поежился, его обступили темные видения. Только сейчас он понял, что наделал. Освобожденный киркой невежды, монстр без труда отодвинул запирающую плиту и выбрался из могильного мрака. Затем он припомнил темную фигуру, вприпрыжку несущуюся по холму к свету в окне хижины, сулящему человеческую добычу... и еще немыслимо длинную руку, мелькнувшую в тускло освещенном окне лачуги.
– Безумие! Лопес спятил, и я вместе с ним, ей-Богу! – жадно глотая воздух, пробормотал Брилл. – Нет на свете вампиров! А если они существуют, почему чудовище предпочло расправиться с Лопесом, а не со мной? Или вампир выжидает, захотел осмотреться и действовать дальше наверняка? К черту! Что за бред...
Он поперхнулся последними словами. Через окно на него уставилось внезапно появившееся лицо, беззвучно шевелящее губами. Ледяные, немигающие глаза проникали до самой глубины души... Брилл завопил, и отвратительное видение исчезло. Но воздух в хижине наполнился гнилостным, трупным запахом, таким же, что висел ранее над курганом. Дверь затрещала, медленно прогибаясь под напором извне.
Стив Брилл прижался спиной к противоположной стене, револьвер заплясал у него в руке, голова кружилась от проносившихся в голове мыслей, но отчетливой была одна – сейчас между ним и ужасным порождением мрака, пришедшим из тьмы веков, была лишь тоненькая деревянная перегородка. И вот он услышал стон удерживающей засов скобы, и дверь с грохотом рухнула внутрь...
Глаза Брилла расширились от ужаса, но он молчал – язык превратился в ледышку. Взгляд остановился, уставившись на высокую, смахивающую на огромную хищную птицу фигуру: пустые холодные глаза, руки с длинными черными когтями. Монстр был облачен в полуистлевшее платье старинного покроя, высокие сапоги со шпорами, шляпа с висящими полями и поникшим пером криво сидела на голове, превратившийся в сплошные лохмотья плащ свисал, словно крылья ночной птицы...
Чудовище протянуло костлявые руки и стремительно ринулось на Брилла. Ковбой выстрелил в упор и увидел, как от удара пули в грудь вылетел кусок материи. Вампир качнулся, но тут же выпрямился и с пугающей быстротой опять кинулся на Стива. Придушенный вопль вырвался из груди парня, он отскочил к стене, выронив револьвер из ослабевшей руки. Значит, мрачные старинные легенды гласили правду – против вампира человеческое оружие бессильно. Как можно убить того, кто мертв уже долгие столетия!
Когтистые пальцы сжались на горле Брилла, но страх отступил, молодой ковбой окунулся в горячку боя. Он дрался с холодной мертвой нежитью, отстаивая свою жизнь и душу, сражаясь так, как бились его предки-пионеры, бросая вызов суровой судьбе.
Подробностей смертельной схватки Брилл почти не запомнил. Он оказался погруженным в хаос, он рвал зубами, молотил кулаками, пинал мерзкую тварь, впившуюся в него длинными черными когтями пантеры и клацающую острыми зубами в опасной близи от горла.
Вцепившись друг в друга, они катались по полу, путаясь в складках зловонного плаща, поднимались и снова падали, натыкаясь на разбитую мебель. Ярость жаждущего крови вампира не могла преодолеть отчаяния и желания жить его противника.
В какой-то момент дерущиеся рухнули на стол, перевернув его, и лампа разлетелась вдребезги, ударившись об пол и разбрызгав горящее масло по стенам хижины. На Брилла посыпались горячие брызги, но в пылу сражения он не обратил на ожоги внимания. Его продолжали терзать чудовищные когти, бездонные глаза леденили душу, иссохшая плоть не поддавалась ударам, твердая, как сухое дерево. На человека накатила волна слепой ярости, и он дрался, как безумный, не реагируя на окружающее, а вокруг быстро занимались стены и потолок дома. Схватка продолжалась среди бушующих языков пламени, как будто на раскаленном пороге ада вели сражение демон и смертный. Брилл понял, что долго не выдержит, и собрал силы для последнего отчаянного удара. Перемазанный кровью, задыхающийся, он отшвырнул гнусного монстра, а затем снова бросился на него и обхватил настолько крепко, что вампиру не удалось разжать хватку. Приподняв чудовище, Брилл с размаху ударил его спиной о край стола – раздался хруст, как будто сломалась толстая ветка, вампир выскользнул из рук Брилла и распластался на полу в нелепой, изломанной позе. Но даже сейчас тварь еще не сдохла, извиваясь, как умирающая змея, тело пыталось подползти к Стиву, несмотря на сломанный позвоночник, а вспыхнувшие глаза сверлили его с голодным вожделением...
Едва не падая, задыхаясь от дыма, Брилл ощупью нашел дверной проем и выскочил наружу. Вытирая ладонью залитые потом и кровью глаза, он бросился бежать через заросли мескита и чаппораля, словно ему удалось вырваться из ада. И наконец, рухнул на землю в полном изнеможении. Повернувшись, он смотрел на пылающую хижину и благодарил Господа: огонь выжжет дотла не только его дом, он уничтожит записки Лопеса и обратит в прах кости дона Сантьяго де Вальдеса, не оставив о жутком вампире никакой памяти...
Верите ли вы в привидений, призраков, духов? Вот и Стив Брилл совершенно не верил, хотя Хуан Лопес верил безусловно. Но ни глубокий скептицизм одного, ни наивная вера в сверхъестественное второго не смогли уберечь их от встречи с ужасом, сокрытым до времени в глубине веков. Зловещим ужасом, память о котором теплилась в сознании немногих посвященных почти три столетия.
А пока Стив Брилл посиживал на своем шатком крыльце в закатных лучах и предавался горестным размышлениям, очень далеким от мыслей о неведомом и потустороннем. Он с тоской оглядел свой земельный участок и грубо выругался. Брилл вообще был груб, как сапожная кожа. Длинный и сухопарый, сильный, как олень, – истинный сын непоколебимых пионеров, покоривших дикую природу Западного Техаса. Манера ходить, тощие ноги и высокие сапоги выдавали ковбойские привычки этого парня, и он часто ругал себя за то, что покинул “штормовую палубу” – спину своего горячего скакуна – и ушел в фермеры. Молодой ковбой не раз признавался себе, что земледелец из него – просто никудышный. Впрочем, в постигшей неудаче вряд ли был виноват он один. Казалось, обильные зимние дожди – большая редкость для этих краев – обещали отличный урожай.
Но природа, как обычно в этих местах, сыграла злую шутку: поздние заморозки погубили готовые лопнуть почки на плодовых деревьях, многообещающие и даже успевшие пожелтеть зерновые были буквально вбиты в землю прошедшей жестокой бурей с градом. Продолжительная засуха и пришедший ей на смену очередной дождь с градом окончательно добили кукурузу. Хлопок продержался дольше всех, казалось, невзгоды забыли про небольшое хлопковое поле Брилла. Но не тут-то было – стая налетевшей саранчи за ночь лишила его последних надежд.
Он оглядывал свои опустошенные угодья и с жаром благодарил судьбу, что не купил, а только взял в аренду обильно политую потом, но не отозвавшуюся на уход землю. Слава Богу, на Западе еще достаточно просторных равнин, где молодому крепкому парню, привычному к седлу и лассо, всегда найдется дело и возможность заработать себе на жизнь. Брилл решил не возобновлять аренду и навсегда забросить неблагодарное ремесло земледельца.
От мрачных мыслей его отвлек подходивший старый молчун-мексиканец, ближайший сосед Стива. Он жил в лачуге по ту сторону холма и зарабатывал себе на хлеб раскорчевкой на соседских участках. А, возвращаясь после расчистки земли на близлежащей ферме, привычно срезал угол на пути к своему жилищу, проходя через пастбище Брилла.
Появление старика стало обычным за последний месяц, он ежедневно дважды проходил по протоптанной в невысокой сухой траве дорожке к небольшой рощице мескитовых деревьев. Спозаранку мексиканец начинал вырубку и корчевку их немыслимо длинных корней, а на закате возвращался одной и той же дорогой. Стив Брилл лениво наблюдал за замешкавшимся у проволочной ограды стариком и его дальнейшими передвижениями. Неожиданно его заинтересовало, что Лопес, вместо того чтобы идти напрямик, свернул и старательно обходит стороной низкий круглый холм, как обычно прибавляя при этом шагу.
Брилл вспомнил: старый мексиканец непременно огибает небольшое возвышение на пастбище со значительным запасом и старается миновать это место до наступления сумерек. Хотя мексиканцы на раскорчевке, как правило, работали до последних проблесков света – платили за расчищенные акры, а не повременно, – и они старались использовать солнечный день полностью. А старик оставлял работу значительно раньше. Брилл почувствовал острый укол любопытства.
Неторопливо поднявшись, он начал спускаться по пологому склону с холма, на вершине которого стоял его дом.
– Эй, Лопес, подожди! – окликнул фермер устало бредущего мексиканца.
Старик огляделся по сторонам и, заметив Брилла, остановился, равнодушно следя за приближающимся белым.
– Послушай, Лопес, конечно это не мое дело, – небрежно протянул Стив, – но все же хочется узнать: почему ты всегда стараешься держаться подальше от старого индейского кургана?
– Но сабэ, – буркнул Лопес, отводя взгляд.
– Ну, нет! Не обманешь! – рассмеялся Стив. – Не пытайся сделать вид, что не понимаешь меня. Ты умеешь говорить по-английски не хуже, чем я. Ты, видимо, уверен, что в том кургане поселились духи или его посещают привидения? Или еще что-то в этом роде?
Конечно, Брилл легко мог перейти на испанский. Он не только говорил, но и писал на этом языке. Но, как большинство англосаксов, предпочитал изъясняться на родном языке. Старик в ответ пожал плечами и нехотя проговорил:
– Но буэно, плохое место. Лучше, если оно сохранит свои тайны.
– Никак, старик, ты боишься призраков? – насмешливо сказал Брилл. – Ерунда, хозяева этого индейского кургана померли так давно, что их призракам наверняка надоело посещать столь заброшенное место.
Встречавшиеся довольно часто на юго-западе курганы, веками хранящие в своих недрах останки давно забытых вождей и воинов исчезнувшей расы, вызывали у неграмотных мексиканцев суеверный страх. Брилл знал об этом, но что-то в поведении Лопеса заставляло фермера продолжать расспросы.
– Не стоит тревожить тайны, скрытые под землей. Плохое место, – упрямо повторил старик.
– Глупости, – решительно возразил белый. – В Пало Пинто мы с приятелями вскрыли один из курганов и не нашли ничего особенного. Только заплесневелые кости скелета, бусы, кремниевые наконечники стрел да прочую ерунду. И после этого меня не посещали никакие индейские призраки, хотя я долго хранил у себя зубы покойника, пока они где-то не затерялись.
– Индейцы? – Лопес презрительно хмыкнул. – Разве речь идет об индейцах? Мой дед, сеньор Брилл, жил тут задолго до вашего, и я знаю, что в этой стране жили не только индейцы. Из поколения в поколение моим народом передаются многие легенды. А некоторые из них рассказывают о странных событиях, случившихся здесь в старые времена...
– Ну, разумеется, всем известно, что первыми белыми здесь были твои предки – испанцы, – согласно кивнул Стив. – По слухам, неподалеку отсюда проходил Коронадо, а прямо по этим местам – или чуть в стороне – двигалась знаменитая экспедиция Эрнандо де Эстрадо, правда я не помню, в каком году это было.
– В 1545-м, – тут же ответил Хуан Лопес. – Лагерь де Эстрадо был разбит в том месте, где сейчас стоит ваш корраль.
Брилл ошеломленно оглянулся и новым взглядом посмотрел на свой небольшой корраль, где меланхолично бродили пара рабочих лошадей, верховой жеребец и одинокая тощая корова.
– Откуда у тебя такие сведения о старинном походе? – не скрывая любопытства, спросил Стив.
– С отрядом де Эстрадо двигался один из моих предков – Порфирио Лопес, солдат, – с гордостью сказал мексиканец. – И от отца к сыну в нашей семье передавали рассказы об этой экспедиции. Но мне не с кем поделиться знаниями – у меня нет сына.
– Важная же у тебя была родня. А я и не знал об этом, – задумчиво заметил Брилл. – Но тебе, должно быть, кое-что известно не только об экспедиции, но и о золоте, спрятанном, по слухам, где-то здесь, в окрестностях.
– Никакого золота не было, – буркнул Лопес. – Люди смешивают две старые легенды. Воины де Эстрадо шли с боями по враждебной стране и при себе имели лишь свое оружие. А вместо золота многие из них оставили здесь свои кости. Прошли годы, и по этим местам прошел караван мулов из Санта-Фэ. Вот они-то и везли слитки. Спасаясь от неожиданно напавших команчеи, испанцы спрятали драгоценный груз в нескольких милях отсюда и сбежали. Но гринго, охотники на бизонов, давно уже разыскали его и увезли. Так, что золота здесь нет, что бы ни болтали несведущие люди.
Брилл слушал рассеянно и равнодушно кивал. Ему были знакомы подобные легенды о спрятанных сокровищах, в изобилии гулявшие по всей юго-западной части Северной Америки. Это пошло еще с тех времен, когда испанцы владели золотыми и серебряными рудниками Нового Света и сказочные богатства перемещались туда-сюда через долины и холмы Техаса в Нью-Мексико и обратно. Но в руках испанцев была еще и прибыльная торговля мехами. А многочисленные войны, нападения индейцев и рыцарей удачи заставляли доверять накопленное земле. Отголоски этих событий и послужили основанием для рождения легенд о несметных сокровищах.
В мозгу у Брилла подобные мысли постепенно превращались в осознанное желание разом решить свои проблемы и спастись от надвигающейся бедности, разыскав такой клад.
– Делать мне сейчас вообще-то нечего, – задумчиво произнес молодой ковбой. – А что, если раскопать этот старый курган, вдруг мне повезет, и там окажется что-нибудь ценное?
Не успел он произнести последние слова, как от флегматичности Лопеса ничего не осталось: старик резко отпрянул, возбужденно замахал руками. Его смуглое лицо посерело, черные глаза вспыхнули, и он умоляюще вскрикнул:
– Диос, нет! Не губите свою душу, сеньор! Не вздумайте сделать это – на кургане лежит заклятие! Еще мой дед говорил...
Старик неожиданно смолк.
– Так что говорил твой дед?
– Я не могу рассказывать об этом. – Лопес погрузился в мрачное молчание, но вскоре пробормотал: – Я дал клятву молчать, лишь старшему сыну я должен открыть свое сердце. Но, прошу вас, сеньор Брилл, поверьте: лучше сразу перерезать себе горло, чем раскапывать этот проклятый курган.
– Ну, если ты считаешь, что это так опасно, – Брилл говорил раздраженно, уверенный, что речь идет о пустых суеверных домыслах, – расскажи поподробней, дай мне разумный повод не вскрывать так пугающий тебя холм.
– Это невозможно! – В голосе Лопеса сквозило отчаяние. – Я поклялся на святом распятии: как все мужчины нашей семьи дал страшную клятву молчать и не могу говорить. Можно прямиком угодить в ад, если только обмолвишься о столь мрачной тайне. Я могу вышибить душу из вашего тела, стоит мне открыть рот. Но язык мой навеки запечатан – у меня нет сына, и я не нарушу свой обет.
– Вот как, – иронично протянул Брилл. – Не можешь говорить, так возьми и напиши об этом!
Старик замер, а потом усиленно закивал, к изумлению фермера с явным облегчением ухватившись за эту мысль.
– Я так и сделаю! Слава Господу, когда я был мальчишкой, один добрый священник научил меня писать. В данной мною клятве нет ни слова о письме, я только обязан не говорить. Но вы должны пообещать мне, что никогда и никому не расскажете о прочитанном и сразу уничтожите мое сообщение.
– Хорошо, я согласен, – просто для того, чтобы успокоить старика, сказал Брилл.
– Буэно! Я приду и сразу начну писать. А завтрашним утром передам вам написанное, и вы сами поймете, почему никто не должен прикасаться к этому проклятому месту.
Договорив, Лопес поспешил домой, покачивая согбенными плечами в такт торопливым шагам. Стив усмехнулся и, пожав плечами, собрался отправиться в свою хижину. Но низкий, поросший пожухлой травой холм так и притягивал его взгляд. Симметричность насыпи, ее форма явно указывали на сходство с другими индейскими курганами. Стив помедлил уходить и, нахмурившись, продолжал размышлять о таинственной связи древней гробницы с воинственным предком Хуана Лопеса.
Брилл задумчиво посмотрел на удаляющуюся фигуру старика. Полуиссохший ручей разделял надвое долину, окруженную корявыми деревьями и кустами, пролегая между пастбищем Брилла и небольшим холмом, за которым скрывалась хижина Лопеса. Старый мексиканец уже почти скрылся в растущих вдоль ручья деревьях, когда смотрящий ему вслед Стив принял неожиданное решение.
Он быстро поднялся на холм к своей хижине и из пристроенного к ней с тыльной стороны сарая достал кирку и лопату. Брилл надеялся, что еще до наступления темноты успеет осуществить свой замысел и вскрыть курган настолько, что станет ясен характер его содержимого. Еще раз взглянув на заходящее солнце, он решил, что в крайнем случае ему придется поработать при свете фонаря. Уклончивое поведение Лопеса укрепило его догадки о зарытых сокровищах, а порывистая натура требовала немедленно осуществить намеченное и открыть тайну загадочного кургана.
Он почти уверил себя, что эта коричневая горка и впрямь таит в своей глубине клад: девственное золото давно покинутых рудников, а может, и испанскую, старой чеканки, монету. Ведь вполне могло случиться так, что мушкетеры по каким-то причинам не могли увезти свои сокровища и, схоронив их, собственноручно насыпали холм, придав ему форму индейского кургана, желая таким образом одурачить кладоискателей. Что знает об этом старый Лопес? А может, как раз сведения о спрятанном кладе так тревожат его. Неудивительно – мексиканцы убеждены, что спрятанное золото всегда непременно проклято и охраняется неуловимыми злобными призраками. Поэтому, обуреваемый мрачными суевериями, старик предпочитает жить каторжным трудом, но не смеет потревожить сокровища и вызвать гнев потусторонних стражей. Но какое бы неведомое заклятие ни хранило тайну кургана, оно не остановит Брилла. Что могут сделать латино-индейские дьяволы ему, англосаксу, терзаемому демонами засухи, бурь и грядущей нищеты!
С присущей его племени яростной энергией Брилл взялся за работу. Но задача оказалась не из легких – лопата постоянно натыкалась на камни и гальку, а почва, обожженная безжалостным солнцем, была твердой, как железо. Стива охватил пламенный азарт кладоискателя, хотя пот заливал глаза, руки подрагивали от усилий. Кряхтя и утирая струящийся пот, он продолжал мощными ударами разбивать на куски слежавшуюся за века землю.
Солнце ушло за горизонт, и на землю опустились долгие летние сумерки. Но Стив Брилл не замечал ни времени, ни происходящего вокруг, продолжая трудиться не покладая рук. Когда он нашел в почве остатки древесного угля, то окончательно убедился, что курган действительно был индейской гробницей. Провожая почивших в Край счастливой охоты, индейцы, согласно обычаю, четыре ночи жгли костры, чтобы души умерших не заблудились в пути. Днем же досыпали курган. Вскрытый когда-то Бриллом и его приятелями курган тоже содержал лежащий слоями внушительный слой угля. Но сейчас слои угля беспорядочно пронизывали почву.
Стив продолжал работу, хотя идея об испанцах, спрятавших сокровище, изрядно поблекла. Но, может быть, те древние люди, так называемые “строители курганов”, хоронили вместе с покойником и принадлежащие ему ценности?
Стив возбужденно вскрикнул, когда кирка проскрежетала, ударившись о металл. Напрягая зрение в густеющих сумерках, он рассматривал свою находку. Вещица, покрытая слоем ржавчины, не превышала по толщине лист бумаги, но, поднеся ее к глазам, Брилл мгновенно узнал колесико от шпоры, и, судя по длинным острым “лучам”, – испанское. Кладоискатель растерянно вертел в руках “сувенир” испанских кабальеро и гадал: каким образом этот предмет мог попасть в слежавшуюся почву кургана, сооруженного, по всем признакам, аборигенами, и явно простоявшего здесь несколько веков?
Брилл покачал головой и снова принялся копать. Если это гробница древних индейцев, то в центре должна находиться узкая, сложенная из грубо обработанных камней камера, и он должен обязательно обнаружить ее. Именно там находятся кости человека, может быть вождя, ради которого возводился холм и приносились на поверхности человеческие жертвы. В сгустившийся темноте кирка кладоискателя наконец глухо ударила по твердой, напоминающей гранит поверхности. Стив опустился на колени и ощупал грубо отесанный каменный столб, ограничивающий один из концов погребальной камеры. Нечего было и думать разбить его. Брилл начал подрывать вокруг, отгребая землю и камешки, освободив столб настолько, что стало возможным вывернуть его, стоило лишь подсунуть кирку под край, используя ручку как рычаг.
Неожиданно Стив понял, что уже наступила ночь. Молодая луна тускло освещала предметы, размывая очертания. Усталые животные в коррале мирно перемалывали челюстями зерно... И вдруг оттуда донеслось беспокойное ржание мустанга. Жалобный крик козодоя раздался ему в ответ из непроницаемо-темных зарослей у ручья. Брилл неохотно оторвался от своего занятия и решил отправиться за фонарем, чтобы продолжить раскопки при свете. Но любопытство подстегивало его, парень пошарил по карманам в поисках спичек: сейчас он мог с легкостью вывернуть камень и взглянуть на содержимое – ну хоть одним глазком. Но раздавшийся позади запирающей плиты слабый зловещий шорох заставил его отпрянуть и прислушаться. Змеи! Конечно же, в основании плиты могли оказаться прорытые ими норы, и наверняка не менее дюжины “гремучек” с ромбами вдоль спины, свернувшись кольцами в подземной камере, только и ждут момента, чтобы броситься на просунутую по глупости руку. Фермер содрогнулся при этой мысли и отскочил – нет, наугад совать руки в дыры не годится! Его также беспокоил исходящий из щелей вокруг плиты неприятный гнилостный запах. Стив почуял его несколько минут назад, но разумно заключил, что этот факт еще не говорит о присутствии рептилий. В этом угрожающем запахе чувствовался присущий кладбищу дух тлена. Неудивительно, ведь за столько веков в замкнутом пространстве камеры наверняка образовались опасные для всего живого газы.
Досадуя на вынужденную задержку, Стив бросил кирку и вернулся в свой дом. Зайдя внутрь, он зажег спичку и направился к висящему на гвозде, вбитом в стену, фонарю. Встряхнув его, Брилл с удовлетворением отметил, что минерального масла достаточно, и зажег фонарь. Поскольку его страсть не позволяла ему даже чуть задержаться и перекусить, он сразу отправился обратно к кургану. Раскопки абсолютно заинтриговали его, а богатое воображение и найденная испанская шпора крайне обострили любопытство.
Автор: Koni - Amandine GIRARD
Мой брат Игорь не вспоминает эту историю уже много лет. Он делает вид как будто ничего не случилось. Я не против. Мы не обсуждаем то лето восемьдесят шестого года. Но иногда, после работы, устав от стирки, уроков с детьми и кухни, лежа ночью и пытаясь заснуть, я вспоминаю детство и тот необъяснимый случай. Тридцать лет прошло, а я до сих боюсь.
***
Мы жили на Севере, в небольшом посёлке. Родители работали, мы учились. Это был конец восьмидесятых, если я не ошибаюсь. Как сейчас говорят “совок”, “застой”. До путча и развала СССР оставалось ещё несколько лет.
Нашего городка это мало касалось, рабочий люд не лез в политику, не страдал от репрессий и в принципе, было всё равно, какой вождь выступает по телевизору. Зарплаты платили стабильно, в магазинах стабильно ничего не было.
Но это я со слов родителей говорю, у нас же - у детей, всё было хорошо. Скучно на уроках - весело после школы. Зимой - санки, лыжи, снеговики. Весной и летом классики во дворе, походы на пикники, за ягодами и грибами. Кружки по интересам в Доме Пионеров.
Я, как и любая младшая сестра-третьекласница, предпочитала проводить время со старшим братом. Куда он, туда и я. Тем более родители это очень даже одобряли. Все-таки под присмотром, пока они на работе. Полдня школа контролирует и воспитывает, полдня - брат.
Игорю это не нравилось, но он сильно не возражал. Поэтому лет до десяти я играла с мальчиками и вместо того, чтобы чертить классики, лазила по стройкам и подвалам.
***
В тот день мы сидели на обочине дороги, на сваленных в кучу ржавых бочках, и спорили.
- Давай проверим, - говорил Паша, - он точно что-то скрывает.
Игорь покачал головой:
- Нет. Слишком опасно. Тем более со мной сестричка, а если придётся убегать? Она будет нас задерживать
Помолчали. Я не хотела спорить, тем более он был прав.
Но Паша никогда просто так не сдавался. Тем более что мысль о походе в таинственную голубятню он вынашивал еще с зимы.
Мы часто ходили сюда, на окраину города, после школы и наблюдали за небольшим одноэтажным домиком с пристройкой. Все называли её голубятня. В доме действительно жил старик, который разводил голубей. Все это знали, потому что все видели домик и птиц, но внутри никто не был. Старик не любил гостей, а ещё больше не любил детей.
Я слышала, что когда-то отец сказал о нем: "Старый чёрт усыновил своих птиц и больше ему никого не надо".
Паша удобнее устроился на огромной ржавой бочке и, болтая ногами, смотрел задумчиво на "голубятню". Близко никто не подходил, и даже взрослые предпочитали смотреть на взлетающих иногда птиц издалека.
- Знаете, что я думаю? - сказал Паша. - Не простой он голубятник, а американский разведчик.
Я не выдержала и фыркнула тихонько. Паша укоризненно посмотрел на меня с выражением "Эх, дети" и продолжил:
- Живёт один. На окраине. В деревянном домике одноэтажном. Все живут в теплых квартирах, а он сам по себе. Как будто что-то скрывает. Вы хоть раз его в городе видели?
- Нет, - ответила я. - Ни разу его в “хлебном” не видела.
- Я один раз видел у паспортного стола, - сказал Игорь. - Грязный как чёрт. Но разведчики паспорта не получают. Они наоборот скрываются.
- Значит у него сообщники в паспортном. Ему же нужно поддельный при себе держать, чтобы милиции показывать. У него их, наверное, десяток.
- Нет, - сказала я. - Не похож он на разведчика. Ты видел Штирлица? Вот это разведчик. Умный, ухоженный, красивый. А этот на алкоголика похож.
- Точно, - подтвердил Игорь. - Он же должен сведения добывать и передавать шифром за границу.
- Он не только шифр, судя по виду, он и алфавит не знает.
Игорь засмеялся, а Паша обиженно замолчал. Поднял камень с дороги и швырнул вдаль. Игорь поднял острый камешек и начал чертить им на земле.
- Знаете, что я думаю? - сказал он задумчиво. И продолжил: Я думаю, что он беглый фашист.
Теперь смеялись мы с Пашей. Но моего брата так просто не сбить с толку, особенно если он верит в то, о чем говорит:
- Я вчера смотрел передачу. Там рассказывали, что сотни фашистов избежали возмездия. Поменяли паспорта, подкупили людей и разъехались по разным странам. Они до сих пор живут под вымышленными именами и ведут себя тихо, ждут возрождения нацисткой власти. Вот и подумайте. Старик живет один, ни с кем не общается, никого не пускает на свою голубятню. А у него может там портреты Гитлера развешаны, нацистские флаги и форма хранится в сундуке. Выучил русский язык и поселился у нас, на Севере. Искать тут не будут. А у нас может секретное русское оружие хранится, и он хочет его найти и сфотографировать. А фотки специально обученными нацистскими голубями отправить.
Братец, если уже придумает, то с размахом. Я даже поверила сначала, но Паша все сбил своим идиотским писклявым смехом:
- А-ха-ха! Голубями! Ну ты даёшь! Мы где живем, а?
- А то ты не знаешь, где мы живем.
- На Крайнем Севере, дурак! Сюда на самолёте восемь часов лететь от Москвы без пересадок? Голуби, ахаха. Нацистские! Сверхзвуковые!
Игорь смущенно замолчал. Об этом он не подумал: "Ну, может я ошибся с голубями, для прикрытия он их держит, чтобы на работу не ходить. Но всё остальное, правда". Момент был потерян и мы уже не верили и не хотели верить. Паша взял еще камешек и зашвырнул его подальше.
- Осторожнее, - сказал Игорь, - попадёшь в голову кому-нибудь случайно.
Паша хотел, что-то ответить, но тут я напомнила, что и у меня есть мнение насчет тайны голубятника.
- Я думаю, что он маньяк-похититель детей. Как Фишер.
- Кто? - переспросил Паша. Он не любил читать, и не смотрел документальные передачи, поэтому всегда приходилось объяснять ему элементарные вещи.
- Мы были в пионерском лагере в Подмосковье и вожатые рассказывали про Фишера. Он ходит по лесам и похищает детей.
Паша поднял с земли камень и опять зашвырнул его вдаль. Вдалеке сильно грохнуло.
- Куда кидаешь? - спросил Игорь и прищурился, у него было не очень хорошее зрение.
- Хочу до голубятни докинуть, - сказал Паша и запустил ещё один камень - Может голубя собью в полете.
- А зачем?
- Хочу снайпером стать, тренировать меткость нужно с детства. Даша, расскажи ещё о Фишере.
Он искал новые камни на земле и одновременно всем видом показывал, что слушает. Ему и правда было интересно, читать он не любил, а вот слушать очень.
Говорят, - продолжила я - что когда-то давно, еще до моего рождения, к голубятнику можно было приходить, и он всех радостно встречал. Однажды летом пионервожатая повела первоклассников на экскурсию, посмотреть на голубей. Он их очень хорошо встретил, всё показал, рассказал и дети, счастливые, вернулись в школу. А потом обнаружилось, что пропал мальчик. Тихоня Лешка.. Не отличник и не двоечник. Просто тихий, застенчивый первоклассник. Поэтому его и недосчитались сначала. Обнаружили пропажу - вернулись, а его в голубятне не было. Так и не нашли никогда.
- Ого, - сказал Паша - Никогда? А что случилось, узнали?
- Нет. Подозревали голубятника. Приехала милиция, даже из Москвы телевидение. Обыскали всё, но так мальчика и не нашли. Голубятника отпустили, но он больше никогда не пускал детей в свой дом.
- И взрослых тоже, - добавил Игорь. Вот зануда.
- Да. И взрослых тоже. Уже много лет он практически не выходит из своего дома, возится с голубями и практически ни с кем не дружит. Но говорят, что дети продолжают пропадать в городе. Редко, но пропадают, и никто их не находит. Никогда.
- А почему я об этом никогда не слышал? - опять вмешался Игорь. - И откуда ты всё это знаешь?
- Я слышала, как папа маме рассказывал тихонько. Они смотрели телевизор ночью, а я спала в кровати между ними, ну они думали, что я спала. Просто фильм интересный показывали.. Про ведьмочку и студента, который должен был три ночи молиться в церкви рядом с гробом ведьмы, а она нечистую силу присылала по его душу.
- Не отвлекайся.
- Ну вот, папа и рассказывал, что ему друг из милиции говорил - дети пропадают.
- И находят их?
- Нет. Ни одного не нашли.
- Ничего себе, - сказал Паша и даже перестал временно кидаться камнями - И сколько пропало?
- Не знаю. Папа не говорил.
Игорь поднял камешек и встал рядом с Пашей.
- Попал по голубю?
- Нет, только по крыше достает, или по стене.
Они начали кидать по очереди и забыли про меня. Я, конечно, люблю все эти игры для мальчиков, но кидаться камнями не интересно.
- Что больше не будем про маньяка говорить?
- Неа, - сказал Паша - надоело уже.
- Мне тоже, - подтвердил брат - А вот, кстати, и он. Паша, он? Я вижу плохо.
- Да, он.
- Что делает?
- Вышел из дома и рассматривает что-то.
Я тоже посмотрела - видно плохо, далеко. Старик рассматривает что-то на голубятне, опускается на колени или садится (плохо видно). Что-то взял в руки, вертит. Поворачивается и смотрит вдаль.
- На нас глядит? - спросил Паша - Что хочет? Вот маньячила.
- Не, - ответил Игорь - Далеко. Он нас не видит. Но ты на всякий случай перестань кидать. Может ему это не нравится.
Одно я знаю точно, Паше ничего нельзя запрещать, он только еще больше начинает вредничать. Зря Игорь взрослого корчит.
- А что он мне сделает? Натравит нацистских голубей?
Я же говорю "зря".
Игорь предпочёл промолчать. С Пашкой лучше в споры не вступать, всё равно бесполезно, даже если ты прав. Он упёртый как баран. Мы давно поняли, что ничего ему не докажешь. Спорить себе дороже.
- А куда он пошел? - Пашка опять смотрел на голубятню. - Только что там стоял.
- Уехал, - сказала я - Пока вы тут спорили.
- Ты видела?
- Ага. Вывел мотоцикл с коляской, сел и укатил
"Эх" - плюнул Пашка и опять продолжил обстрелы. Судя по звукам, камни иногда долетали до цели и попадали во что-то железное или жестяное. Игорь уже не присоединялся, только следил за действиями друга и почему-то вздрагивал после каждого хорошего попадания..
Нужно было взять велосипеды. Как вспомню сколько в город идти и настроение сразу портится.
- Что это? - спросил Игорь: Что это там на дороге?
Дороги у нас летом пыльные, и если едет грузовая машина, то поднимается огромный столб пыли. Рядом проедет - не отмоешься. Примерно такой столб сейчас стоял на дороге, но еще далеко от нас. Размерами поменьше, значит не грузовая. Мотоцикл или мопед.
- Э, - сказал Дима: это же голубятник. - И он едет к нам.
***
Это действительно был голубятник. И он выглядел злым. Я ещё не успела это осознать, но холодом обдало спину, а руки задрожали. Мне стало страшно.
- Дурак!- сказал Игорь, всматриваясь в даль. - Зачем ты кидал по голубятне!
Паша уже соскочил с бочки и смотрел в сторону приближающегося облака.
- Точно он?
На мгновение вынырнул из облака пыли мотоцикл с коляской.
-Точно! - ответил сам себе: Бежим!
И побежал. Побежал быстро, как пишут в сказках “только пятки засверкали”.
- Бежим, Даша! - закричал Игорь и рванул за ним.
Я медлила. Не могла решиться. Мне было неудобно. Я ведь не преступница и не бандитка, я ничего не делала плохого. Девочке неприлично убегать от мотоциклов, тем более октябрёнку. Но потом я вспомнила звуки, грохот камней, которые попадали по голубятне. А если он пробили стену? Или разбили окно? Или голубятник поднял с земли забитого камнем птенчика? Что будет, если он меня поймает и приведет за руку к маме на работу? В пионеры точно не примут, в тюрьму посадят...
И я побежала за Игорем. Лишь бы не догнал, лишь бы не догнал.
***
Мы неслись по дороге, только пыль из под ног летела. Первым бежал Паша, его уже не догнать. Вторым Игорь - он старше, его я тоже не догоню. Игорь постоянно оборачивался и смотрел на меня, я знала, что он меня не бросит. Он - мой брат. Но страх не давал ему остановиться и придавал сил. Поэтому я бежала последней и поймают меня первой..
Вдалеке слышался рокот мотоцикла. Ещё есть шанс. Скоро забор ТЭЦ. Там рабочие. При них он не станет нас бить и можно будет поплакать, тогда отпустят, не вызывая милицию.
Я оглянулась. Мотоцикл ещё далеко. Водитель один, в коляске никого нет. Заметив мой взгляд, голубятник погрозил кулаком и что-то закричал.
Мотоцикл зашел на правый поворот и чуть не перевернулся, но вышел из заноса. ТЭЦ уже близко, к главным воротам бежать не стоит, там закрыто, и охранник может не пропустить.
Паша свернул с дороги и побежал прямо к забору. Вот тебе и астма, бегает как олимпийский чемпион. А прыгает, как Бубка. Это я забегаю вперед.
Подбежав к забору Паша не останавливаясь подпрыгнул, ухватился руками за край забора и через секунду был на той стороне. Упал, отряхнулся и, не оглядываясь, побежал дальше. Я же говорю - Бубка. Я так не смогу, застряну наверху.
Игорь тоже так подумал и нырнул вниз. А там в заборе дыра. Не очень большая. Секунда, дернулись ноги в проломе и он уже на той стороне. Часть штанов оставил наверняка.
Секунду на размышление. Где я предпочту застрять: наверху, пытаясь перелезть или внизу как Винни-Пух в кроличьей норе? А если побежать к главным воротам и попросить дяденьку впустить? Пока буду просить, голубятник догонит. Кстати о погоне.
Мотоцикл приближался. Пыль клубилась из под колес. Голубятник привстал и вглядывался в нашу сторону, смотрел куда мы бежим. А потом убрал руки с руля и взлетел. Расправил крылья за спиной и взлетел в клубах пыли. Мотоцикл помчался по дороге и перевернулся на обочине.
Голубятник завис над дорогой, еле покачивая огромными, мясистыми, черными крыльями. И смотрел он в нашу сторону.
Я завизжала и нырнула в дыру. На секунду зацепилась кофтой, похолодела, умерла, сразу ожила и дёрнувшись - вырвалась. На той стороне, спасена.
Над головой захлопало, и тень накрыла забор.
- Дашка, беги! - закричал безумный голос, похожий на голос брата.
Я "рванула" изо всех сил. Паша уже бежал мимо проходной, направляясь к забору на той стороне. У проходной курил дядька - сторож и лениво смотрел на него, не собираясь ругать или ловить. Игорь заметно отставал, он то оглядывался на меня, то с ужасом смотрел вверх.
У меня сил оглядываться уже не было. Я просто слышала шелест крыльев над головой и каждую секунду ждала, как руки схватят за воротник и потащат вверх. Далеко от брата, далеко от мамы с папой, которые даже не узнают, куда я пропала. Как не узнали родители других детей.
Пашка добежал до забора и уже перебирался на ту сторону. Игорь поравнялся с проходной.
- Держи вора! - закричал голубятник.
- А? - сказал мужик и выронил сигарету. Игорь пронесся мимо.
- Ну я же просил, - укоризненно сказал крылатый старик.
- Однако,- сказал мужик и зашел в здание. Щелкнул замок изнутри.
- Наберите 02! - прокричал вслед голубятник и набрал высоту.
Я пробежала мимо проходной. Пашка сидел на заборе и раскрыв рот с испугом смотрел на меня. Игорь подбежал и полез наверх. Зацепился штаниной за гвоздь, рванулся - не вышло и упал вниз, так и остался висеть головой вниз, с ногой пришпиленной к забору.
"Паша, помоги!" - закричал Игорь, дергая ногой и пытаясь вырваться из внезапной ловушки. Штанина трещала, но не поддавалась. Я была уже рядом, Пашка соскользнул с забора и побежал дальше. Игорь оглянулся на небо, завыл от страха и с удвоенной скоростью задергался, освобождая штанину. Я подбежала и дернула, порвав штанину практически на всю длину. Игорь свалился на землю и резко вскочил на ноги. Потемнело, захлопало. Бежать было уже поздно.
- Вора не видели? - спросил голубятник, зависнув над забором. Игорь что-то пропищал, уставившись на крылатую фигуру.
- Нет, - пискнула я. Голос исказился от страха.
- Яйца ворует, - пожаловался голубятник, - я уже и вход переделывал, и страшные глаза вывешивал перед входом и застрелил одну, труп перед входом повесил. А они всё крадут яйца. Чертовы сороки. Так не видели куда полетела?
- Нет.
Игорь молча помахал головой.
- Жаль,- сказал голубятник. - У тебя штаны разорваны. От матери влетит, не будешь по заборам лазить.
Мы молчали.
- Ну пока, - сказал голубятник, - полечу домой. Быстрые твари. Папе Коле привет.
- Хорошо, - сказала я, - До свиданья.
Он поднялся чуть выше и полетел назад, к голубятне. Ветром понесло кусок ткани от штанов. Кружась, он опустился на землю. Игорь поднял его и сунул в карман: "Пошли домой".
***
Так и живем. Стараемся не вспоминать о том, что произошло в тот летний день. Я хотела спросить отца о его знакомстве с голубятником, но Игорь не разрешал. Так и не спросила.
Мы больше никогда не ходили в ту часть города. Больше никогда не видели голубятню. Игорь рассказывал, что на выпускном они как гуляли в той стороне, но одноэтажек уже не было. На том месте вырос новый пятиэтажный дом, рядом мэрия разместилась, пожарные. Наш посёлок на месте не стоял, расширялся. Мы больше никогда не видели старика-голубятника. Как и Пашу тоже. Говорят, что он уехал на материк с мамой. Но я сомневаюсь в этом.