Первой всегда сдавалась совесть. Она отступала с тихим шипением, когда я вводил в поиск «симптомы обострения панкреатита» или «как симулировать радикулит». Потом приходил азарт. Сладкий, запретный, щекочущий нервы. Мы называли это «Акцией».
— Алло, «Скорая»? — голос мой дрожал не понарошку. — У меня… острая боль, в пояснице, не могу разогнуться… На том конце провода— Маргарита. Она отыгрывала свою партию с тем же блеском. Её «острый гастрит» был шекспировской дамой. Наша «Акция» началась с жалобы на жизнь за бокалом вина. «Скучно, Серёж. Одно и то же: работа, дом, муж смотрит футбол, жена вяжет». «У меня тоже, Рита. Как в клетке». И тут я, архитектор, чья работа — строить, предложил план разрушения. Временного. Безопасного. Гениального в своём цинизме. Больница. Нейрохирургия для меня, гастроэнтерология для неё. Один корпус, разные отделения. Ночные свидания в пустой палате на пятом этаже. Пять дней рая. Первый раз было страшно. Я лежал под капельницей с физраствором, выдавая его за обезболивающее, и ждал. Ночная санитарка, Людмила Степановна, смотрела на меня слишком внимательно. Её глаза, выцветшие как старый деним, видели всё. Но Рита пришла. В своём халате, пахнущая не больницей, а тёплым ветром и её духами. Мы смеялись шёпотом, боялись пошевелиться, целовались украдкой. Это было пьянее любого вина. Мы оттачивали схему до совершенства. Раз в два месяца. Никаких звонков друг другу с личных номеров. Только мессенджер с одноразовых аккаунтов. Никаких совместных фото. Мы были призраками, тенью в системе, багом в матрице семейной жизни. Всё изменилось в ту «Акцию», когда Рита прошептала:
—А что, если… насовсем?
Я отшатнулся,будто она предложила прыгнуть с крыша.
—Ты с ума сошла? У нас семьи, дети, общий бизнес с твоим мужем!
—Я знаю, — её голос дрогнул. — Но я устала делить тебя с кем-то. Хочу, чтобы наша палата стала нашей квартирой. Этот разговор висел между нами тяжёлым облаком. Мы стали неосторожны. Говорили громче. Я как-то раз провожал её до лифта, держа за руку. И снова эти глаза. Глаза Людмилы Степановны. Она молча наблюдала, стоя у стойки с лекарствами. В тот день, день нашей последней «Акции», я ждал её с странным чувством тяжёлого предчувствия. Она опаздывала. В палате было тихо, пахло мной, моим враньем и страхом. Я уже хотел выйти её встретить, как дверь скрипнула.
Но вошла не она.
Вошла Людмила Степановна. В руках у неё была серая папка. Она молча, не глядя на меня, положила её на тумбочку рядом с кроватью. Развернулась и вышла. Тишина после её ухода была оглушительной. Мои пальцы дрожали, когда я открыл папку. Внутри не было медицинских карт. Там была наша жизнь. Наша ложь. Распечатки наших переписок. Скриншоты с камер наблюдения в коридорах, где мы были вместе. Распечатанные фото — мы у машины, мы в кафе на другом конце города. Всё. Всё, что мы так тщательно прятали.
И маленькая, от руки написанная записка на самом верху, корявым, старческим почерком:
«Уходите.Пока я не отправила вторые экземпляры вашим жёнам и мужьям. У вас есть 24 часа». Холодный ужас сковал меня. Не просто страх разоблачения. Это был страх перед всевидящим оком этого места, этой женщины, которая знала всё. Мы думали, что мы гении, а были просто тараканами, за которыми наблюдают из-под плинтуса. Дверь снова открылась. Вошла Рита. Её лицо было сияющим, в руках она сжимала два пакета с соком.
—Прости, задержалась, очередь в столовой… — она замолкла, увидев моё лицо. — Серёжа? Что случилось?Я молча протянул ей папку. Она пролистала несколько страниц, её лицо побелело. Пакет с соком выскользнул из её руки и упал на пол, оставляя на линолеуме алое, похожее на кровь пятно.
—Это… это что? — её шёпот был полон ужаса.
— Нас поймали, — сказал я, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо. — Нас поймали, Рита. Она подняла на меня глаза. В них не было страха. В них было что-то другое. Решимость. Та самая, что была, когда она говорила «насовсем».
—И что мы будем делать? — спросила она. Я посмотрел на расплывающееся пятно сока. На папку с нашим приговором. Потом на неё. На её губы, которые я целовал украдкой. На её глаза, полные вопроса, от которого зависело всё.
И я не нашёл ответа.
Тишина в палате была оглушительной. Алое пятно от сока расползалось по линолеуму, как предвестник кровопролития. В руках у Риты хрустели листы с их перепиской — их общая исповедь, их смертный приговор.
— Что мы будем делать? — повторила она, и в её голосе уже слышалась сталь. Сергей смотрел на папку, потом на дверь, за которой исчезла Людмила Степановна. Страх парализовал его. Он представлял лицо жены, глаза детей, позор на работе.
—Я… я не знаю, — прошептал он. — Надо… Надо думать. Может, умолять её? Заплатить ей?
— Платить? — Риту будто ударили током. — Ты серьёзно? Ты думаешь, эта старуха продастся? Она нас ненавидит! Она смотрела на нас, как на тараканов! Она хочет нас уничтожить! Она резко подошла к окну, сжимая подоконник так, что побелели костяшки пальцев.
—Нет, Серёж. Бежать бесполезно. Она дала нам 24 часа не из жалости. Это игра. Она хочет посмотреть, как мы будем метаться.
— Тогда что? — его голос сорвался на фальцет. — Сдаться? Прийти домой и во всём признаться? Рита медленно обернулась. В её глазах горел странный, незнакомый ему огонь. Огонь не отчаяния, а холодной, расчётливой ярости.
—Нет, — сказала она тихо и очень чётко. — Мы её убьём. Сергей почувствовал, как пол уходит из-под ног.
—Ты… ты с ума сошла?! — он зашипел, боясь, что их услышат за дверью. — Убить медсестру?!
—Не медсестру, — поправила его Рита. — Свидетеля. Угрозу. Она сама всё устроила. Она дала нам шанс? Нет. Она загнала нас в угол. У нас два выхода: потерять всё или убрать её. Она подошла к нему вплотную, её шёпот был обжигающим.
—Она старая. У неё, наверняка, больное сердце. В больнице всё можно списать на несчастный случай. Передозировка инсулина. Внезапный инсульт. Мы найдём способ. Сергей смотрел на эту женщину — свою страсть, свою любовь, свой наркотик — и не узнавал её. Перед ним была чужая, с глазами убийцы. И самое страшное было то, что её план, этот чудовищный, немыслимый план, начинал казаться ему единственным логичным выходом. Адреналин вытеснил страх. Азарт «Акции» вернулся, но теперь это был азарт смертельной игры.
—Хорошо, — выдавил он. — Но как?
— Её смена заканчивается в полночь, — Рита говорила быстро, её мозг работал с нечеловеческой скоростью. — Она идёт через парк к автобусной остановке. Там нет камер. Я её задержу, скажу, что хочу поговорить, попросить прощения. Ты будешь ждать в кустах. Они просидели весь вечер, притворяясь пациентами, и разрабатывали детали. У Сергея в кармане халата лежал шприц, наполненный чистым воздухом, — репетиция инъекции в яремную вену. Рита раздобыла где-то резиновые перчатки. Они были готовы. Ровно в 23:55 они покинули корпус, якобы выйдя подышать. Ночь была холодной и беззвездной. Парк перед больницей тонул во мраке. Сергей спрятался в зарослях сирени в двадцати метрах от скамейки, где они договорились встретиться с Людмилой Степановной. Он видел, как Рита нервно похаживала туда-сюда, сжимая в кармане свёрток с перчатками. Пробило полночь. Прошло пять минут. Десять. Людмилы Степановны не было.
—Где она? — прошептал Сергей сам себе, и холодный пот выступил у него на спине.
Вдруг его плечо сдавила чья-то рука.
Он вскрикнул и резко обернулся. Позади него стояла Людмила Степановна. В своём белом халате. С абсолютно спокойным лицом.
— Искали меня, голубчик? — её голос был ровным и тихим. Сергей не мог вымолвить ни слова. Он окаменел.
—Я… мы…
—Знаю, что вы задумали, — она покачала головой, смотря на него с каким-то странным сожалением. — Очень глупо. Непрофессионально. Воздух в шприце — это полная ерунда. Следы ДНК повсюду. Вас бы взяли за сутки. Она сделала шаг вперёд, и он отступил, натыкаясь спиной на холодные ветки сирени.
—Вы… Вы кто?.. — прохрипел он. Людмила Степановна улыбнулась. Той самой улыбкой, что не предвещает ничего хорошего.
—Я не медсестра, милок. Вернее, не только медсестра. Я — часть системы. Системы, которая следит за такими, как вы. Она вынула из кармана халата маленькое, стильное устройство, похожее на диктофон, и нажала кнопку. Раздался их с Ритой шёпот: «Мы её убьём... Она старая... Передозировка инсулина...»
— Мы наблюдаем за вами с самой первой «Акции», — продолжала она, убирая диктофон. — Вы — идеальные кандидаты. Циничные, аморальные, готовые на всё ради своих низменных страстей. И главное — вы абсолютно управляемы через страх. Рита, услышав голоса, подбежала. Увидев Людмилу Степановну, она замерла в ступоре.
—Что происходит? — прошептала она.
— Происходит ваше посвящение, — сказала Людмила Степановна, поворачиваясь к ним обоим. — Вы прошли отбор. Ваш выбор в пользу убийства, а не раскаяния, был финальным тестом. Она достала из другого кармана два тонких, чёрных конверта и протянула им.
—Поздравляю. Теперь вы работаете на нас. Ваша первая задача — ваш муж, Рита. И ваша жена, Сергей. Мы обеспечим алиби и несчастный случай. А вы получите страховку, свободу и… новые задания. Более интересные. Сергей и Рита стояли, не в силах пошевелиться, сжимая в руках чёрные конверты. Их больничный роман, их «Акция», привела их сюда. В ночной парк. К женщине, которая предлагала им стать киллерами. И самое шокирующее было то, что в глубине души оба чувствовали не ужас, а странное, щемящее чувство… предвкушения. Людмила Степановна развернулась и пошла прочь, бросив на прощание:
—Время на размышление — до утра. Решайте. И помните, альтернатива — не разоблачение. Альтернатива — исчезновение. Они остались одни в темноте, с конвертами в руках, в которых лежали фотографии их супругов и детальные инструкции. Их страсть привела их на самое дно. И теперь им предстояло решить, готовы ли они упасть ещё ниже. Сергей и Рита просидели всю ночь в его больничной палате, не прикасаясь к чёрным конвертам. Они лежали на тумбочке, как неразорвавшаяся бомба.
—Мы не можем этого сделать, — первым нарушил тишину Сергей. Его голос был хриплым, но твёрдым. — Мы аморальные подонки, но не убийцы.
—А если она не блефует? — Риту била дрожь. — Если мы действительно исчезнем?
—Тогда исчезнем, — он посмотрел на неё. Впервые за много месяцев — прямо, честно, без притворства. — Но мы не станем орудиями в чьих-то руках. На рассвете они пошли в кабинет главного врача. Дрожащими руками выложили на стол конверты, диктофон Людмилы Степановны и свою историю. Всю. От первой «Акции» до последней ночи. Главврач, суровый мужчина лет пятидесяти, слушал, не перебивая. Когда они закончили, он тяжело вздохнул.
—Людмила Степановна работает у нас 15 лет. Была одной из лучших медсестер. А потом… потом у неё сына убили. Заказное убийство. Преступников так и не нашли. Она сошла с ума от горя. С тех пор она… выискивает пары, которые, по её мнению, способны на предательство и подлость. И пытается их «протестировать». Вы — не первые. Он открыл ящик стола и достал толстую папку.
—Вот её «досье». Она не работает на какую-то организацию. Она — одинокая, больная женщина, которая мстит всему миру за свою потерю. Все её «задания» — фальшивка. Она просто хочет доказать себе, что все люди — твари. И что её сын погиб не в мире, где может быть любовь и честь. Сергея и Риту будто окатили ледяной водой. Их глобальный заговор, таинственная организация — всё это оказалось бредом сумасшедшей старухи.
—Куда она делась? — спросила Рита.
—После ночного дежурства она ушла и… не вернулась. Мы уже подали заявление в полицию. Их отпустили. Они вышли из больницы вместе, навстречу утреннему солнцу. Но чувства освобождения не было. Была тягостная пустота. Они стояли у парковки, не зная, что делать дальше. Их связывало нечто большее, чем страсть. Их связывало общее падение, общий ужас и общая тайна.
—Знаешь, — тихо сказал Сергей, глядя куда-то в сторону. — Я пойду домой. Во всём признаюсь жене.
—Я тоже, — кивнула Рита. Её глаза были полы слез. — Надо начинать всё с чистого листа. Как бы страшно это ни было. Они разошлись, не обнявшись на прощание. Их роман, начавшийся как игра, закончился как самый страшный кошмар в их жизни.
Месяц спустя.
Сергей сидел в кафе один. Развод был тяжёлым, но честным. Он снял маленькую квартиру и пытался заново выстроить отношения с детьми. Было трудно. Но впервые за много лет он дышал полной грудью. Дверь в кафе открылась. Вошла Рита. Она похудела, выглядела уставшей, но в её глазах был мир. Они заметили друг друга и, после секундного замешательства, обменялись кивками. Ничего больше. Никакой страсти, никакой тоски. Только понимание. В тот вечер Сергей получил смс от следователя: «Людмилу Степановну нашли. Она жива. Живёт в доме престарелых в соседнем городе под вымышленным именем. Никаких показаний давать не хочет. Дело закрывают». Он вышел на балкон. Город жил своей жизнью. Где-то там была женщина, сломавшая его жизнь, чтобы доказать себе, что мир плох. Где-то была его бывшая любовница, с которой их связало общее безумие. И он понял главное. Людмила Степановна проиграла. Она хотела доказать, что в людях нет ничего святого. Но они с Ритой, будучи подонками и обманщиками, нашли в себе силы не переступить последнюю черту. Они не стали убийцами. Они выбрали правду, какой бы горькой она ни была. Он сделал глоток холодного кофе. Впервые за долгое время он чувствовал себя не жертвой и не грешником. Он чувствовал себя просто человеком. С ошибками, слабостями, но и с тем самым стержнем, который не позволил ему упасть в самую бездну.
И в этом был его главный выигрыш.
ИСТОЧНИК