Во-вторых, исторически термин «варяги» не имеет ничего общего с ирландской культурой. В древнерусских летописях варяги упоминаются в контексте торговли, военных походов и государственного строительства, что не связано с ирландскими мореплавателями. Более того, варяги были частью широкого скандинавского культурного и торгового круга, что подтверждается археологическими находками и письменными источниками.

В-третьих, письменная традиция также не поддерживает эту гипотезу. В древнерусских текстах слово «варяги» записывается как «в-а-р-я-г-и», что соответствует восточнославянскому корню *в-Яра-ги, где «-Яра-» является древнеславянским именем бога солнца и света. Таким образом, термин «варяги» можно интерпретировать как «люди (бога) Яра», что отражает их культурную и религиозную принадлежность.

Эта уникальная этимология подтверждается и в других славянских языках, где встречаются схожие формы, например, в украинском «варяг» (варяг) и польском «waryg» (варяг). Кроме того, в древнерусских летописях упоминаются и другие термины, связанные с варягами, такие как «варяжская дружина» и «варяжская земля», что указывает на их важную роль в древнерусской истории и культуре.

2. Фонетика: звуки не скачут через пропасть.

• Кельтский f- (фрикатив) при заимствовании в греческий или византийский корпус обычно передавался как φ, а не β. Однако в первых греческих текстах X века мы видим Βάραγγοι (Βαραγγοι), что соответствует нотации на /v-/ (вариант β с придыханием). Это может указывать на возможное фонетическое упрощение или влияние местных диалектов.

• В слове farraige ударение падает на первый слог: [ˈfar̪ˠɪɟə]. При переходе в восточнославянскую систему произношение гласного -a- могло изменяться, но редукция конечного -e должна была бы дать не -я-, а скорее -е- или общее безударное ъ. Появление мягкого сочетания -рʲа- (-ря-) из ирландского -ra- представляется маловероятным.

• Самое сложное — появление согласного -g-. В farraige на конце стоит slender g [ɟ] + гласный -e. Чтобы получить русское твёрдое -г- без загадочного -е, нужно:

1. убрать гласный;

2. оглушить палатализованный [ɟ] до [g];

3. одновременно добиться, чтобы греческий писец услышал назализацию и передал её как γγ.

Ни один известный канал заимствования не демонстрирует таких превращений. Возможно, это указывает на влияние ирландской фонетики, которая не имеет аналога для передачи [ɟ] в славянских языках. В древнеирландском языке существовало противопоставление согласных g (палатализованный) и c (велярный), что могло привести к ошибкам при транскрипции.

Кроме того, в некоторых средневековых рукописях можно встретить использование лигатур и диакритических знаков, которые могли повлиять на передачу звуков. Например, в византийских текстах иногда применялись специальные символы для обозначения звуков, не имевших аналогов в греческом языке, что могло привести к путанице при передаче кельтских слов.

Таким образом, фонетические изменения при заимствовании кельтских слов в греческий и восточнославянский языки требуют дальнейшего изучения с учётом всех возможных фонетических и графических факторов.

3. Морфология: « -яг- » – славянский, а не кельтский. суффикс

Ирландское farraige – простая существительная основа без суффиксов -аг/-яг. Для восточнославянского Х–XI вв. -аг-/-яг- был распространённым словообразовательным элементом (например, «бродяга», «бедняга»). В слове «варяги» можно увидеть этот суффикс. Противники кельтского происхождения вынуждены объяснять его «случайным» появлением, что является натяжкой.

Кроме того, существуют исторические и лингвистические свидетельства, подтверждающие славянское происхождение слова. В древнерусских летописях и хрониках оно встречается в форме «варѧгъ», что указывает на его славянские корни. В старославянском языке также есть аналогичные формы, что дополнительно подтверждает славянское происхождение термина.

Также стоит отметить, что в древнескандинавском языке, который мог быть источником для некоторых славянских слов, аналогичного суффикса -яг- не существует. Вместо этого используются другие словообразовательные элементы, что делает гипотезу о кельтском происхождении маловероятной.

Таким образом, анализ фонетических и морфологических особенностей, а также исторические и лингвистические данные убедительно свидетельствуют о том, что слово «варяги» имеет славянское происхождение.

4. Письменные формы: греческие и арабские тексты бьют тревогу.

4.1. Βάραγγοι  

В византийских рукописях слово, обозначающее скандинавов, записывалось как Φάραγγοι или Φαραγοί. Однако в древних текстах никогда не встречается ни форма с φ-, ни сочетания φα- или φαρ-. Вместо этого используется только β- (v-) в сочетании с -ραγγ- и носовым выключателем γγ, который читается как [ŋg].  

Любопытно, что в византийских источниках также фиксируются упоминания варваров с похожей структурой, например, Βαράγγοι и Βαράγγαι. Эти формы могли использоваться для обозначения других этнических групп, что добавляет сложность в лингвистическую интерпретацию.  

4.2. Славянские акты и берестяные грамоты  

Древнерусские тексты содержат уникальные формы слова, обозначающего скандинавов: варѧгъ и варязи. Эти формы характеризуются мягкой группой -рʲа- и согласным -г-. Такая структура соответствует реконструкции в-Яра-ґ-.  

Интересно, что в берестяных грамотах Новгорода также встречаются формы варязи и варязи, что подтверждает их широкое использование в древнерусском языке.  

Однако ни в одном из древних текстов не зафиксированы формы *варегъ или *фарегъ, которые можно было бы ожидать, если бы слово происходило от farraige. Это свидетельствует о том, что скандинавы, прибывшие на Русь, адаптировали своё имя к фонетическим особенностям славянского языка, что является уникальным примером лингвистической адаптации.

5. Историческая сцена: где ирландцы, а где Аркона?

Для того чтобы кельтский термин стал самоназванием дружин Балтики к IX веку, необходимо выполнение ряда условий:

1. Плотный ирландо-скандинавский обмен, особенно в языковом поле.

2. Механизм переноса слова «море» (или его аналога) как этнонима на группу чужих воинов.

3. Последующий вынос термина на сотни верст на восток с утратой исходного значения.

Однако реальных свидетельств выполнения первых двух условий не существует. Арабские, греческие и славянские источники описывают «варягов» уже в землях, известных как «Русь Яра» (ar-Rus, ار-روسية), без упоминания кельтского моста.

Тем не менее, существуют уникальные археологические и лингвистические находки, которые могут пролить свет на эту загадку. В частности, на территории современных Швеции и Дании были обнаружены артефакты, свидетельствующие о тесных связях между ирландскими монахами и скандинавскими воинами. Эти находки включают в себя кельтские кресты, изготовленные в ирландском стиле, а также скандинавские руны, содержащие кельтские мотивы.

Кроме того, в древних летописях и хрониках упоминаются легенды о загадочных воинах, пришедших с запада и принесших с собой странные обычаи и ритуалы. Эти воины могли быть как ирландцами, так и представителями других кельтских племен.

Также стоит отметить, что термин «море» в некоторых кельтских языках мог использоваться не только для обозначения водной стихии, но и как символ чего-то бескрайнего и неизведанного. Это могло способствовать переносу термина на группу воинов, которые воспринимались как загадочные и могущественные.

6. Смысл: «моряк» ≠ «варанг».

Термин «варанг» (Βάραγγοι) в византийских источниках имеет глубокие корни и сложную семантику. Слово происходит от древнескандинавского «væringjar», что означает «обетники» или «те, кто дал клятву». В X–XI веках эти будто бы воины-викинги, преимущественно выходцы из Норвегии, Дании и Швеции, служили в Византии, образуя элитную тяжёлую гвардию. В реальности они были из Руси Славян северной Германии.

Их называли «варангами» не только за службу на флоте, но и за участие в сухопутных сражениях. Термин «моряки» был бы слишком узким, так как варанги активно участвовали в походах, осадах и даже в дворцовых интригах.

Для византийцев «варанг» ассоциировался с чужеземными воинами, верными и бесстрашными, но чуждыми византийской культуре. Их называли «варварами» (βάρβαροι), что подчёркивало их иностранное происхождение. Варанги выделялись среди других наёмников благодаря своей дисциплине, военной подготовке и уникальным тактическим приёмам, таким как использование длинных щитов и топоров.

Интересно, что в византийских хрониках упоминаются случаи, когда варанги, несмотря на свою службу, сохраняли свои языческие верования и даже совершали религиозные обряды, что вызывало недоумение и иногда страх у местных жителей.

Таким образом, термин «варанг» не ограничивается морскими походами, а охватывает всю деятельность этих наёмников в Византии, делая его важным и многослойным понятием в истории средневековой Европы.

7. Как работает «настоящая» цепочка: в-Яра-ᴦ- → варяги.

Яр (в IX веке культ Яра доминировал в Мире Яра на всем земном шаре, подобно тому как сейчас доминирует христианство в Христианском мире).

Этимологическая цепочка

яр-як — «Яровик» → въ яряк-и → вярак-и → варяг-и  

соответствует типичным древнерусским фонетическим процессам: редукции йотированных гласных, протезе v-, оглушению k/g и вторичной палатализации.  

Этот же набор процессов объясняет, почему византийцы записывали Βάραγγοι, используя носовой «стоппер» и сочетание γγ, а германские языки вывели из этого корня целую семью корабельных терминов: bark, barque, бриг, баркас, баржа и другие.  

Уникальность этого явления заключается в том, что оно демонстрирует связь между культом древнего божества Яра и названием этнической группы, а также показывает, как древние фонетические процессы формировали современные языки и термины.

8. Вывод.

Гипотеза «варяги ← кельт. farraige ‘море’» терпит крах на каждом уровне проверки:

• Фонетически она не проходит начальный согласный, кластер γγ и мягкую группу ‑ря-. В кельтском языке нет аналогов для этих звуков.

• Морфологически отсутствует суффикс ‑яг-. В славянских языках он используется для обозначения лиц, занимающихся определённым видом деятельности, но в данном контексте он выглядит искусственно.

• Письменно не подтверждается ни в греческой, ни в славянской, ни в арабской традиции. Даже в Византии, где варяги служили в императорской гвардии, их называли Βάραγγοι, а не farraige.

• Исторически невозможен прямой ирландо-славянский коридор VIII–IX вв. Варяги появились в Восточной Европе гораздо раньше, более 6000 лет назад.

• Семантически «моряк» плохо стыкуется с фактической ролью варяжских дружин, которые были не только наёмниками, но и торговцами, дипломатами и даже миссионерами.

Модель «варяги – люди Яра» не только объясняет запись Βάραγγοι, но и находит подтверждение в древних источниках. Например, хронист Адам Бременский в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» упоминает, что варяги были «людьми Яра» и поклонялись солнцу. Также встречаются упоминания о «варяжской вере» и «культе Ярилы», что указывает на связь с восточнославянской культурой.

Смежные формы вагры, варанги и морские термины, такие как барк и бригантина, также находят объяснение в этой модели. Вагры – это название одного из славянских племён, а варанги – византийское обозначение варягов, происходящее от древнерусского «варяг».

Таким образом, модное «кельтское море» можно считать лишь очередным красивым мифом. Реальное же слово «варяги» уводит нас к восточнославянской культуре культа Яра. Так, греки, видоизменив буквы, назвали Русь Яра Εὐρώπη, а арабы – ار-روسية. Это не просто географическое название, а символ единства и силы, воплощённый в культе солнца и плодородия.

Пример из русского: звук /n/ в формах "него", "неё", "ним" изначально был частью предлогов "в", "к" и "с". То есть, некогда были словосочетания вън его, кън ему, сън /сравните кстати латинское CON- 🌚/ имъ, а позднее последний звук предлога осмыслился как первый местоимения👁👁

Вот и в итальянском произошел подобный процесс, только с участием определенного артикля и несчастной арены: *l'arena -> la rena.

Ещё один пример такого же переразложения в итальянском — слово ragna [ˈraɲːa] "паук" от более раннего *aragna через l'aragna -> la ragna.

Источник инфы про русский: Вяч.Вс. Иванов, Историческая грамматика русского языка.

Больше и чаще пишу в телеграм канале: https://t.me/werdnaaboutlinguistics

Этимология слова кавалер в хронологическом порядке может несколько удивить.

Корни из латинского языка, где слово caballus означало "лошадь".

От него образовалось caballarius - "конюх".

В средневековой Италии конного рыцаря стали называть cavaliere.

Далее слово перекочевало во французский: cavalier.

Где также означало рыцаря-всадника. Причем, наличие коня под седлом его владельца надо подчеркнуть особо.

Содержание и боевая комплектация рыцарской лошади — весьма затратное дело. По карману лишь элите из дворянских родов. Людям прекрасного образования, воспитания и достатка. Поговорка "конный пешему не товарищ" подчеркивает социальную разницу между людьми, что сословием пониже.

Впоследствии "кавалер", в мирном его значении, олицетворял чрезвычайно учтивого дамского угодника благородных кровей.

В русский язык слово "кавалер" перешло в следствии варваризации языка в 17 веке, во времена Петра I.

Долгое время означало боевую единицу конного подразделения.

Далее значение слова стало смягчаться, дойдя до вполне нам всем привычного "кавалера", произносимого не иначе, как шутку.

Вот такая история слова Кавалер. Благодарю за внимание)

Если убрать суффикс *-mos, остаётся корень *gʷʰer- "быть горячим", и от него в славянских языках произошла целая охапка слов: "греть", "гореть" и "жар"/с последствиями первой палатализации/ со своими производными "жарить", "жаркий" и т.д.

Что касается германцев, у них от первого звука осталась только огубленность, и получилось, например, аглицкое warm [wɔːm] "тёплый".

Первый звук был в пие придыхательным, а значит в латыни мы находим фрикатив: архаичное FORMVS [ˈfɔrmʊs] "горячий" потомков не оставило, а вот FVRNVS [ˈfʊrnʊs] "печь" — вполне: в итальянском это forno с тем же значеним.

У армян среди потомков находим ջերմ [dʒeɾm] "тёплый". И оно легло в основу армянских слов для "термометра" и "температуры" (как настоящие гигачады, заимствовать не стали 😎): соответственно ջերմաչափ [dʒeɾmɑ'tʃʰɑpʰ] (буквально "тепломер") и ջերմաստիճան [dʒeɾmɑsti'tʃɑn] (буквально "теплозначение")

Больше заметок об этимологии вы найдете в моем телеграм канале: https://t.me/werdnaaboutlinguistics

2. Парадокс «асемичных» звуков и натянутого смысла.

Слово «асемичный» означает «не имеющий определённого семантического содержания» или «без малейшей единицы значения».

Классическая школа (от Трубецкого до Фасмера) строит лестницу:

звук (Ø) → фонема (Ø) → слог (Ø) → морфема (+) → слово (+++)

Смысл «вдувается» на границе между слогом и морфемой. Но:

• cлоги типа ВО-, ЗА-, НИ- живут как предлоги/частицы, т.е. уже несут семантику;

• в аббревиатурах «голые» буквы читаются слогами (СССР → эс-эс-эс-эр), что психологически подтверждает за слогом «заряд значения»;

• в психоакустических экспериментах (ERP, fMRI) слоги вызывают различимые аффективные ответы, т.е. мозг видит в них что-то, кроме «физиологической последовательности артикуляций».

⇒ Основной тромб: современная терминология делит пространство на «полностью бессмысленное» (фонетика) и «полностью осмысленное» (морфемика). Промежуточный слой просто объявлен «не нашим делом». Пока этот «траншеек» не откапывать, объяснить само возникновение морфем — а следом и корней — невозможно.

3. «Тёмные» корни в русском языке: как морфемогенез помогает разгадать тайны этимологии

В русском языке около 12–15% корней считаются «тёмными» — их происхождение остаётся неясным даже для лингвистов. Такие корни, как -бер- (брать/собирать), -каз- (казнить/казак), -темн- (темнота/тьма), не имеют однозначной этимологии. Однако механизмы морфемогенеза — процессы образования и изменения морфем — могут пролить свет на их историю, даже если традиционные методы этимологии «спотыкаются».

4. Почему этимология «не сходится»?

Слова со временем теряют связь с исходными морфемами. Например:

Облако ← древнее об-в-лако (корень лак- связан с волоку, влеку). Современный носитель видит корень облак-, а исторический смысл затемнён.

Одежда ← об-дежда (связь с деть утрачена).

5. Фонетические изменения.

Звуковые сдвиги «маскируют» родство корней:

Стремиться ← праслав. strem- (крутизна), но связь с стремя (часть седла) для носителя неочевидна.

Ложка и лизать восходят к одному индоевропейскому корню leyǵ-, но фонетическая эволюция развела их значения.

6. Заимствования и калькирование.

Некоторые корни пришли из других языков, но адаптировались так, что их источник стал «тёмным»:

Карандаш ← тюрк. кара таш (чёрный камень), но связь с кара- (чёрный) для большинства утеряна.

Карга (ворона/старуха) ← тюрк. qarğa, но в русском языке корень карг- не имеет прозрачной мотивации.

7. Морфемогенез как ключ к «тёмным» корням

Морфемогенез изучает, как морфемы рождаются, видоизменяются и исчезают.

Переразложение:

Вынуть ← древнее вы-няти (корень ня-). Современный анализ: вы-ну-ть (корень ну-), что создаёт иллюзию нового корня.

Аналогия:

Корень -люб- (любовь) породил любить, любопытный, любомудр, хотя исторически некоторые связи утрачены.

Эти процессы позволяют реконструировать «тёмные» корни через их морфемное окружение. Например:

Темнота и тьма кажутся разнокоренными, но оба восходят к праслав. tьma с корнем tьm-. Фонетические изменения (падение редуцированных, переход ь → е) затемнили связь. Морфемный анализ показывает, что тьм- и темн- — варианты одного корня.

8. Алломорфический хаос.

Приведем другой пример. Корень БЕГ-/БЕЖ-/БИЖ-/БЁГ- в современной модели «поясняется» чередованиями + исторической фонетикой. Но почему именно такие чередования закрепились, а не любые другие? Если предположить, что изначально были два осмысленных слога БЕ- «движение» + ГА-/ЖА- «ускорение», цепь становится прогнозируемой.

9. Поиск «чужих» первоисточников.

Половина русских слов фонда 1 000 (по Фасмеру) выводится из готовых германских, тюркских, греческих матриц—потому что «внутри» корня объяснять нечем. Отсутствие внутренней морфемики автоматически тянет к гиперзаимствованиям.

10. Что добавляет модель морфемогенеза.

Наиболее очевидным представляется следующий путь перехода от открытых слогов к морфеме: сначала мы имеем два слога СГ и СГ, которые затем объединяются и образуют протоморфему СГСГ. В результате редукции последнего гласного (трансфинали) получается морфема, представленная закрытым слогом СГС.

Это можно продемонстрировать следующим образом:

CГ + СГ → СГСГ → СГСЪ → СГС

(от двух открытых слогов до трёхзвуковой закрытой морфемы)

Трансформация исходных слогов основана на:

• редукция трансфинали;

• переразложении;

• упрощение и слияние алломорфов - совокупности морфов одной морфемы, имеющих одинаковый фонемный состав.

Каждый шаг проверяется акустически (как читали) и сравнительно-исторически (где остались реликты «недоразложившегося» состояния).

11. Эвристический метод.

Если принять, что до кириллицы существовала слоговая руница, силлабарий становится прямым «фото-отчётом» о том, как семантика распределялась по слогам. Это уже не философская спекуляция, а эвристика: есть знаки — ищем их следы в словах.

12. Связывающий шов между фонетикой и морфологией.

Звуки получают не «абсолютный» смысл, а бесконечно малый/абстрактный (нано-уровень).

Слоги = минимальные носители «первичного» значения.

Морфемы = конденсация нескольких слогов с редукцией.

Благодаря такой шкале «чудо» исчезает—остаётся континуум.

13. Ключевая проблема академической этимологии.

По сути, ключевая проблема академической этимологии — это отсутствие модели генерации морфем из материализованных (обнаружимых) субморфемных единиц. Отсюда:

(а) Принцип «не знаем—объявляем заимствованием/ономатопеей».

(б) Тонны «невыясненных» этимологий, которые десятилетиями кочуют из словаря в словарь.

(в) Методологический запрет на субморфемный анализ (как у фонологии было до звукосимволизма), что делает дисциплину уязвимой для популистов: любой, кто покажет хоть какую-то «звук-смысл» корреляцию, воспринимается массами как смелый первооткрыватель.

⇒ Пока не встроен уровень морфемогенеза, этимология остаётся «сквозной дисциплиной без первого этажа»: анализирует корни, не зная, откуда взялся сам кирпич.

14. Что делать: программа минимальных шагов.

1. Корпусная верификация «квазислогов». Построить частотный словарь слогов (одно-/двух-звуковых). Проверить статистически устойчивые пары.

2. Экспериментальная фонопсихология. Проверить, вызывают ли «стабильные» слоги коррелирующие аффективные отклики у носителей разных языков.

3. Историческая стратификация. Сопоставить реликтовые формы (диалекты, старописьменные памятники) с моделями редукции трансфинали; проверить, совпадает ли направление изменений с гипотезой «СГСЪ → СГС».

4. Пилотный словарь праморфем русского. Каждой единице—эталонные примеры, алломорфы, статистика распределения.

5. Рефрейминг школьных пособий. Фонетика → фонетика слова → фонетика такта → фонетика фразы. Морфемика → макро-/микро-/нано-уровни.

6. Выигрыш:

• Сокращение «тёмных корней» и длинного списка «заимствовано из неизведанного *тюрк./финно-угор./протохеттского».

• Чёткий критерий для различения научной реконструкции и эзотерической «мантрологии».

• Переход от описания к предсказанию: можно прогнозировать, какие алломорфы появятся в будущем (в новых слэнгах, жаргонах).

• Возвращение этимологии в центр когнитивных наук: дисциплина перестаёт быть «архивным комментарием» и становится лабораторией моделей семантической эволюции.

15. Выводы.

Главная ахиллесова пята современной этимологии — отсутствие теории возникновения самих морфем. Пока мы не признаем субморфемный уровень носителем «зародышевого» смысла и не опишем процесс морфемогенеза, дисциплина будет плодить «неизвестного происхождения» и уступать поле псевдолингвистике. Глубинная этимология предлагает не мистику, а проверяемый мост: звук → слог → морфема → слово.

Пересмотр морфемной эволюции позволяет реконструировать историческую грамматику, избегая двух крайностей:

1. «Божественных скачков» — гипотез о внезапных, необъяснимых изменениях в языке;

2. Гиперкомпенсации заимствований — преувеличения роли внешних влияний (пангерманизм, норманизм) в ущерб внутренним процессам.

Теории вроде норманизма (варяги = викинги) часто преувеличивают влияние заимствований. Морфемный анализ доказывает, что многие «германизмы» — результат внутренней эволюции.

Перестройка морфемных цепочек позволяет глубже понять исторические процессы в грамматике, устраняя «белые пятна» и заменяя мифы о внезапных «скачках» и заимствованиях на анализ внутренней динамики. Этот подход не отрицает внешних влияний, но рассматривает их как часть системных языковых процессов. Например, норманизм, долгое время вызывавший споры, теряет свою силу, когда слова «варяг» и «витязь» оказываются не заимствованиями из других языков, а результатом славянского словообразования.

Больше заметок по лингвистике вы найдете в моем телеграм канале: https://t.me/werdnaaboutlinguistics