ну по крайней мере туристическая, ну как минимум локация - "Дачные горячие источники".

За дневную экскурсию набрался только лишь небольшой пакет.

Это была большая удача оказать в этом удивительном месте.
Порой пейзажи напоминают Шир

А вот и те самые горячие источники

Все мы в учебнике географии видели и знаем что такое источники и как они работают. Но увидеть в живую просто потрясающе.

Еще первый раз в жизни видел природную воду в трех агрегатных состояниях сразу.

Гео-термальная станция.

Таких тут три. И они обеспечивают 30% электроэнергии города.

Искупался в термальном бассейне

С одной стороны затекает почти кипяток. С другой просто горячая вода.

Источники очень шумные

А черный песок притягивается к магниту

От Камчатки в большом восторге.

Еще тут местная забава вот так повсеместно сушить одежду. Между везде домами натянуты веревки.

Цены на продукты

Местные муралы местами оочень хороши

А вот жилой сектор выглядит в большинстве своем вот так:

Хотя построено качественно. Выдерживает 9 бальные землетрясения.

Продолжаем знакомиться с книгой Александра Клэппа.
Все части выложены в серии.

Автор попытался найти следы одной мутной истории в Гватемале, где в джунглях, скрывавших древние города майя, где-то на 17-й параллели, могут скрываться сотни тонн токсичного и радиоактивного мусора, завезённого из-за рубежа. Во всяком случае, об этом сообщал Роберто Арана, который возглавлял в девяностых годах одну из политических партий страны. Надо сказать, что гватемальцы очень неохотно идут на разговор на эту тему, как будто это зловещее табу. Большинство высказывалось достаточно скептически и не верило прессе, хоть местные защитники природы были однозначны в своём мнении: это на самом деле случилось. Автор поговорил с родственниками Араны, который умер в 2004  году, и они вступились за Роберто, говоря, что он был прав. Но они ничем не могли подтвердить свои слова. Наконец, автор нашёл кого-то из маленькой деревушки у берегов озера Петен Итца. Карлос Салазар расказал ему о том, как видел оранжевые пикапы с символами радиации на дверках и мексиканскими номерами в мае 1991 года. Тогда он не смог убедить никого из местных активистов-экологов, что эти машины не были связаны с нефтедобычей. В архивах столицы автор нашёл упоминание о потенциальном прибытии токсичных и радиоактивных отходов из Мексики в сентябре 1990 года в списке, составленном местным отделением Гринпис. Это всё. Единственная зацепка, которая оставалась – это то, что примерно в то же время в Мексике была запущена первая АЭС. Примерно в то же, но не в то: к тому времени она не смогла бы произвести достаточно радиоактивных отходов для захоронения. Да и Мексика – большая страна. Ей было куда сложить эти отходы. Увы, история эта оставила больше вопросов, чем ответов.

Удобным способом избавиться от мусора является сжигание. Так делали и делают многие. Так делал и город Филадельфия. Однако проблема в том, что не весь мусор уходит в атмосферу. Остаётся зола. Токсичная зола. Долгие годы Филадельфия возила эту золу на свалку в Нью-Джерси по соседству. Однако в 1985 году штат Нью-Джерси отказался принимать филадельфийскую золу. Немного погодя, отказался и штат Мэриленд. Решением стало погрузить 14 тысяч тонн золы на судно под названием Khian Sea и отправить на Багамы. Но Багамы отказались принять токсичный груз. Отказались и Бермуды, Пуэрто-Рико, Доминиканская Республика, Коста-Рика, Гватемала, Гондурас… Они попытали счастья за океаном, но Гвинея-Бисау тоже отказала. Потом были Нидерландские Антильские острова. Правительство Чили отказалось от предложения засыпать золу в отработанную медную шахту. Либерия не стала продлевать регистрацию, и судно осталось без флага. В октябре 1987 года было, наконец, получено согласие от одной из компании Гаити. Гаитянцам, вышедшим на улицы протестовать, стали угрожать применением оружия. Четыре тысячи тонн успели разбросать на одном из пляжей, но давление общественности выросло настолько, что судну пришлось уйти обратно в Филадельфию с остатком в десять тысяч тонн. Но и жители Филадельфии стали протестовать против возвращения своих отходов. Одиссея продолжилась. В список стран, отказавших приём, добавился Тунис. После ремонта в Югославии судно стало называться Felicia. Потом была Греция, Шри-Ланка, Филиппины, Индонезия. В ноябре 1988 года судно под новым называнием Pelicano бросило якорь в гавани Сингапура. Его трюмы были пусты. Капитан сообщил, что зола была сгружена. Но отказался сказать, где.

По всей вероятности, команда разбросала золу по ходу движения в Индийском океане. Этот случай привёл к разбирательствам в Конгрессе, в результате которых признали, что «великие нации имеют и великую ответственность». Годы спустя Гаити удалось заставить американцев забрать золу к себе обратно. 2345 тонн было отвезено во Флориду, где отходы были признаны нетоксичными. В 2002 году зола нашла «последний покой» на одной из свалок Пенсильвании. Филадельфия закрыла свой мусоросжигательный завод к 1990 году и приняла новую программу переработки мусора  с целью уменьшения его количества. Штат Пенсильвания открыл новую свалку.

Ситуация в мире с неконтролируемым вывозом токсичных отходов с каждым годом продолжала ухудшаться. В числе крупнейших получателей западного мусора была Гвинея-Бисау, которая за одни только 15 миллионов тонн отходов фармацевтики в 1987 году получила 600 миллионов. Эта маленькая страна принимала 10% токсичного экспорта со всей Европы. К 1989 году было зарегистрировано уже свыше тысячи схем экспорта мусора из США.

Зашумели негры в ООН. Защитники природы заговорили об устойчивом развитии. Подтянулись и экономисты, которые указали, что для устойчивого развития мусор нужно превратить в товар. Не всучивать его, раздавая взятки направо и налево, а убедить других в его ценности. Тогда его возьмут с благодарностью, ещё и приплатят. Но вот как быть с опасными отходами?

Люди в Гринпис быстро пришли к убеждению, что для того, чтобы изменить ситуацию с вывозом токсичных отходов, нужно работать со странами-получателями. Они начали с малых островных наций, которые стали принимать законы, направленные против импорта мусора. Труднее было с крупными странами вроде Индии или Бразилии, которые со временем сами были бы не прочь повывозить. Но, в конце концов, вопрос был прояснён, консенсус был достигнут, в том числе с европейскими странами. Свыше тридцати стран подписали Базельскую конвенцию, а к концу столетия перемещение опасных отходов из развитых стран оказалось под запретом. В полную силу Конвенция вступила, однако, лишь к 2019 году, когда её ратифицировали три четверти подписантов.

Как видно из карты, к числу последних крупнейший генератор мусора в мире не относится. Даже после случая с Khian Sea конгрессмены не нашли в себе сил присоединиться к Конвенции из-за опасений снизить конкурентоспособность американского бизнеса. Агентство по охране окружающей среды EPA предпочло остаться в стороне и утверждать, что опасные отходы – это ресурс. Неудивительно, что глава Агентства стал получать почтовые отправления от активистов из Гаити с той самой золой. Кто не молчал – это Гринпис. Но их голос не был настолько громок, чтобы заставить конгрессменов изменить своё мнение.

Империя торговцев мусора не дремала. Она нанесла ответный удар посредством переименования предмета своего бизнеса в «стройматериалы», «лом», «топливо» или «побочные продукты». Сформировались новые анклавы в пределах развитых стран, будь то треугольник смерти в окрестностях Неаполя или индейские резервации США. Продолжались случаи перемещения опасных отходов. В 2006 году судно под панамским флагом сгрузило 500 тонн сульфидных отходов из Техаса в окрестностях ивуарийской столицы Абиджана. Сама необходимость перемещения опасных отходов уменьшилась с индустриализацией стран глобального Юга, куда и стали мигрировать опасные производства по мере ужесточения экологического законодательства в развитых странах.

Базельская конвенция, запретив перемещение опасных отходов, оставила без внимания всё прочее, не попавшее под ограничения. Неспособность развить успех после Базеля послужила одной из причин, по которым Гринпис обратил фокус своего внимания в сторону проблемы изменения климата в конце девяностых. Неоднозначности в тексте Конвенции дельцы стали толковать в свою сторону, отправляя мусор «для повторного использования», а не для захоронения. Граница между «отходами» и «ресурсами» намеренно размывалась. Девяностые стали временем не только регулирования перемещения отходов, но и взрывного роста объёмов экспорта мусора. На экспорт пошла использованная одноразовая посуда, отработавшая своё электроника, изношенные автопокрышки, вышедшая из моды одежда и севшие батарейки. В отличие от жулья восьмидесятых, современные дельцы отправляют свой товар «на переработку», а не на выброс. Автор называет заклинания о переработке намеренным обманом граждан богатых стран, которые укреплялись во мнении, что их потребительство находится в гармонии с ролью заправил в этом мире. Если переработка отходов работает – зачем заботиться об окружающей среде?

Но кого интересует чужая чистая совесть? Реальными жертвами этого процесса являются граждане стран-получателей, которые выковыривают что-то полезное для себя в горах мусора, сжигая всё остальное. Реальной жертвой становится природа. Объём мусорного потока продолжает нарастать, и это после всех успехов антиколониального и природоохранного движений. Трагедия – не в том, что этот процесс начался. А в том, что мы знали о его пагубности, но не смогли остановить.

Итак, становится ясной главная мысль автора: глобализация запустила растущие межконтинентальные потоки мусора, которые выгодны как его отправителям, так и получателям. Только выгода отправителей – сиюминутная и долговременная, а у получателей – лишь сиюминутная. В долговременном плане их среда обитания, а также планета Земля в целом, получают невосполнимый ущерб.

Критика понятна, но непонятна альтернатива, которую предлагает автор. Скорее всего, это будут какие-нибудь запреты или ограничения. Эти запреты неизбежно удорожат потребление. И сократят его. И вот здесь коренится проблема: если бы все потребляли одинаково, то и сокращать потребление было бы легче. Но по факту на планете Земля имеется небольшой остров материального благополучия, окружённый морем бедности. Если бедняка заставить сократить потребление – он ведь может копыта отбросить. Но кого это волнует в среде прикормленных зелёных? Они ведь не собираются искоренять бедность, им важнее собственная среда обитания, чем другие обитатели. Тем не менее, можно с уверенностью сказать, что стенания автора о несчастных бедняках, роющихся в горах чужого мусора, не всегда находят понимание самих бедняков. В этом мы убедимся в ходе дальнейшего повествования.

Ничто не вечно под Луной. Не вечны и цивилизации, которые оставляют после себя, помимо архитектурных и литературных памятников, горы мусора. Горы мусора оставляем и мы, но внимание общественности они привлекают редко. А зря. Восполнить этот пробел даёт нам афинский журналист Александр Клэпп.

Книга начинается историей, рассказанной одним из турецких фермеров, у которого рядом с фермой какой-то шофёр выгрузил гору пластика, поджёг его и уехал. Хоть пожар удалось потушить, лимонные и апельсиновые деревья пострадали и перестали давать урожай. Примечательно в этой истории то, что мусор-то был импортный. Ценники были в евро и британских фунтах. И это после того, как супруга Эрдогана публично пообещала своим согражданам «чистую Турцию». Реальность выглядит иначе: Турция является одним из крупнейших получателей мусора в мире.

В 2018 году Китай объявил, что не собирается больше принимать мусор из других стран. Да, к началу тысячелетия крупнейшей статьёй американского экспорта в Китай был пластиковый мусор. Европейцы не отставали в этом деле. Многое из того, что, по словам немецких зелёных, «перерабатывается», на самом деле уходит за океаны, и там, за океанами, следы теряются.

Послевоенный рост материального благополучия неизбежно повлёк за собой и рост количества отходов. На мусоре стали делать деньги. Глобализация привнесла новый тренд: мусор стал перемещаться, подобно другим товарам. Деньги стали делать не столько на мусоре, сколько на его перемещении. При этом чем больше мусора богатые страны экспортировали в Третий мир – тем больше они производили его. Этот мусор – тот самый, который добросовестные бюргеры и мистеры сортируют перед тем, как избавиться от него. Совесть остаётся чиста, как только был выбран правильный контейнер. Однако многое из того, с чем они расстались, не помогло планете, но послужило «троянским конём загрязнения», перераспределяющим токсичные отходы с глобального Севера на глобальный Юг. На этом Юге стали появляться целые экономики, базирующиеся на импортном мусоре. Бывшие рисовые фермеры сегодня собирают, сортируют и жгут мусор.

Это происходит не оттого, что эти страны бедные, а оттого, что желание других стран избавиться стало основой для преступного бизнеса. Между тем, мусор этот стал самой большой не учитываемой официально причиной изменения климата. По оценкам Европейского управления по борьбе с мошенничеством, нелегальный трафик мусора приносит больше прибыли, чем торговля людьми. В то же время за последние три десятилетия пластик перевесил оружие, лес и пшеницу вместе взятые в глобальной торговле. Одним из важнейших выводов, к которым пришёл Интерпол после своего расследования мусорных потоков в 2017 году, явился тот факт, что почти никто из торговцев мусором не собирался скрывать то, чем он занимается.

Книга представляет собой набор эссе, связанных между собой проблемой торговли мусором. Первой страной, о которой он рассказывает, является банановая Гватемала, где в 1992 году собирались построить специальный порт для приёма токсичных сточных осадков из США. Майами и Галвестоун предлагали хорошо заплатить гватемальскому правительству. Осадки предполагалось закачивать в глубь континента и захоранивать у берегов озера Изабаль. Но история просочилась в прессу, благодаря стараниям неравнодушной главы местного департамента Лилион де Гузман, которая указывала пальцем на верхние эшелоны власти. Планы пришлось свернуть. Но до того отважную де Гузман вынудили покинуть страну.

Но история международной торговли мусором берёт начало тремя десятилетиями раньше, после того, как Рейчел Карсон опубликовала свою Безмолвную весну, которая стала манифестом американских зелёных. Эта книга, рассказывающая о вреде ДДТ и прочих пестицидов, воодушевила неравнодушных американцев объединиться и основать Гринпис и Друзей Земли. Их деятельность привела к тому, что ДДТ и другие токсичные вещества постепенно оказались вне закона в Соединённых Штатах.

Но что было делать с оставшимися запасами? У братьев Кольберов нашлось решение: они стали скупать эту запрещённую химию и перепродавать туда, где она ещё не находилась под запретом. Деятельность свою они не афишировали, и, быть может, о них бы никто и не узнал, если бы не поставки в Зимбабве нескольких сотен бочек с опасными промышленными отходами в 1984 году. Купили за 12 тысяч, продали – за 54 тысячи. Почему зимбабвийская химчистка согласилась купить этот треш? Потому что ей сказали, что это ценные растворители. Всё бы хорошо,  но ведь они покупали не за свои деньги, а на средства, предоставленные американским Агентством Международного Развития. Бочки с надписью ЯД стали ржаветь уже в аэропорту Хараре. Что с ними стало – никто не знает, но жалоба зимбабвийцев послужила поводом для ревизии деятельности братьев Кольбер. Выяснилось, что за пятнадцать лет они сбагрили тысячи тонн вредной химии в беднейшие страны мира.

Успех экологических движений в США привёл к росту стоимости захоронения опасных отходов аж до 250 долларов за тонну. То ли дело в Африке – там она меньше трёх долларов. Нетрудно догадаться, к каким выводам стали приходить американские коммерсанты. Они стали предлагать всевозможные плюшки, льготы (и взятки) правителям и правительствам стран Третьего мира в обмен на их согласие принять опасный мусор. Но стоит признать, что он шёл не только в развивающиеся страны. Крупнейшим получателем американских опасных отходов была Канада, а в Европе для ФРГ этим занималась Франция. Но развитые страны всё-таки имели соответствующую инфраструктуру. Можно пенять на проклятых империалистов и эксплуататоров, но подобными практиками занимался и Советский Союз, который захоронил несколько тонн радиоактивных отходов в дружественном Бенине в середине восьмидесятых. Потом с предложением принять 50 миллионов тонн опасного мусора пришли французы, но информация о сделке попала во французскую прессу, так что афера не выгорела.

Одним из оправданий таких сделок является то, что они были добровольными. Остаётся, однако, спросить:  почему страны-получатели шли на это? Потому что они, получив совсем недавно независимость, уже были в безнадёжном экономическом положении. Для аграрных наций, которые существовали всего не более одного поколения, вопросы о чистом воздухе или дефорестации звучали непозволительной роскошью. Поворотной точкой послужил нефтяной кризис семидесятых, при котором сформировался треугольник торговли: ближневосточные нефтяные шейхи складывали свои доходы в западных банках, которые ссужали эти средства бедным странам, чтобы те покупали на них топливо у шейхов. Кончилось это дело, естественно, неспособностью бедных стран отдать кредиты.

К концу семидесятых отдельные категории мусора стали называться ломом и получили новое направление взамен свалок стран Запада. Глобальный Юг стал покупать их как сырьё, из которого он стал делать товар на продажу, часто обратно на Запад. Мусором приторговывал и Восточный блок. В десятке километров на восток от славного ганзейского города Любек на территории ГДР была расположена гигантская свалка, принявшая миллион тонн отходов из-за железного занавеса. Взамен восточные немцы получали 50 миллионов долларов ежегодно. Добрая десятая часть валютного дохода страны, если что.

Ну а что, ведь западные страны экономили ещё больше. Для Калифорнии куда выгоднее было сбагрить свой мусор на Маршалловы острова, чем захоронить у себя. А архипелаг уже всё равно загажен 67 атомными бомбами, взорванными в бытность американской колонией. Правда, информация о потенциальной сделке просочилась в прессу, и от неё отказались.

Те же сделки, которые состоялись, состоялись именно потому, что про них либо никто не узнал, либо узнали слишком поздно. В принципе, торговля опасными отходами не была преступлением в восьмидесятых годах, но мутных личностей она привлекала уже тогда. Они сбывали миллионы тонн отходов красителей и пестициды в Западную Африку, мусор в Центральную Америку и промышленные отходы в Турцию. Автомагистраль в Сальвадоре оказалась вымощена смесью асфальта и токсинов из Соединённых Штатов. В разгар гражданской войны в Сомали строились дороги «в никуда» тоже мощёные опасными отходами, на этот раз из Италии. И это то, что лишь выплыло наружу, ведь деньги, как известно, любят тишину.

В целом основная мысль становится понятна уже после чтения предисловия: глобальный Север забрасывает остальные страны своими токсичными отходами. Причём эти остальные, кто платят деньги за этот мусор, не виноваты! Кто виноват – на этот вопрос автор не отвечает, но намекает. Вообще, книга кишит полунамёками, через которые трудно продираться. Ну так на что намекает автор? На беспощадный капитализм, который рушит нашу цивилизацию. Да, левая ориентация Александра даёт о себе знать. Долой эксплуататоров – вот скрытый лозунг этой книги.

Задавшись вопросом, почему Третий мир стал так беден, что согласился принимать опасные отходы, автор не дал ответа на него. Жаль, ведь без этого трудно вообще будет составить мнение об этой книге. На мой взгляд, неуспех большинства на фоне успеха меньшинства объясняется неизбежной концентрацией капитала в местах с наибольшей нормой прибыли. Тот, кто смог раньше других построить промышленный кластер у себя, получит большую прибыль, которую вложит в развитие производства. Чтобы пробиться наверх, нужно долго и упорно работать, а чтобы это сработало в масштабах страны, эта страна должна иметь способную и патриотически настроенную элиту. Вот с элитой этой в наспех сколоченных развивающихся странах дело обстояло не очень.

В конце концов, в международных делах каждый сам за себя. Так было, есть и будет. Никто не заинтересован в воспитании конкурента своему производителю, так что на помощь из-за рубежа рассчитывать не стоило. Майкл Хадсон в своей книжке Сверхимпериализм наглядно показал, что американцы извлекали из своих программ помощи больше, чем вкладывали в них. И это нормально по современным меркам. Каждый сам за себя.