– Ты куда? – шепчет ему в спину Сумароков.
Но друг будто бы его не слышит, скрывшись в темноте двора так, что теперь Андрею виден лишь огонек свечи. Через минуту Иван возвращается, неся на лице печать скорби и разочарования.
– Сгорел шашлык, – как ни в чем не бывало говорит он. – К хренам собачим.
– Вань, твою мать, – выдыхает Андрей.
– А что? – непритворно удивляется тот. – Война войной, а жрать охота.
Из подъезда выходят Ирина и Стас, Гена замыкает шествие.
– Ну что тут? – спрашивает он.
– Да, вроде, тихо, – отвечает Сумароков. – Пошли.
Он шагает по двору, остальные следуют за ним. Компания выходит на дорогу, сворачивает за угол. В дальних домах приветливо светятся окна, но здесь царит темнота, такая густая, что кажется – протяни руку, и ее можно пощупать. Луна и звезды выглядят нарисованными, просто светлыми мазками на небе. В прохладном, недвижимом воздухе теперь отчетливо слышались нотки сырости и гниения. Запах не резкий, нет, а где-то там – на границе восприятия. Но все же он внушал определенную тревогу.
Андрей останавливается на перекрестке. Ванька стискивает пальцы на рукояти ножа, недоверчиво поглядывая в сторону мусорных баков. Гена нервно озирается, а Ирина стоит, крепко держа Стаса за руку.
– От мусорки воняет? – спрашивает она.
Вопрос повисает в воздухе, Ванька достает из кармана бутылку и делает большой глоток. Предлагает Гене и Андрею, но те лишь качают головами.
– В сторону сельсовета пойдем? – задает, будто бы себе самому, вопрос Сумароков.
– Так-то логично, – говорит Геннадий. – В случае чего, весь народ начнет стекаться туда. Да и улица основная, может встретим кого.
Ирина смотрит на мужчин, прикрывает ладонью рот, пытаясь приглушить невольный смешок.
– Ты чего? – спрашивает Ванька.
– Да так, не обращай внимания, – отвечает она. – Просто вы, с этими ножами и топорами, на шайку разбойников похожи. И если мы кого-то встретим, то, скорее всего, они убегут от нас, сверкая пятками.
– Действительно, – Андрей покрутил топор в руке, затем спрятал под куртку. – Об этом я как-то и не думал.
– Разбойники! – смеется Стас. – Пиф-паф, и вы покойники!
– А малой классику знает, – говорит Гена.
Сумароков поворачивается к Ваньке. Тот замер, разглядывая забор детского сада. Вернее то, что когда-то было забором. Теперь же, вместо выкрашенной веселой желтой краской сетки-рабицы, перед ними возвышалось черное нечто. Глухая, высокая стена, будто бы сотканная из темного, морщинистого кожзама. Было похоже на то, что кто-то закрыл территорию садика глухой, непроницаемой шторой, пытаясь скрыть какие-то свои секреты от чужих глаз. Андрей смотрит вдоль забора, туда, где черная стена теряется, сливаясь с окружающей темнотой. Потом идет вперед, проходит мимо мусорных баков, пересекает лужайку, поросшую высохшей травой.
– Аккуратнее там, – советует ему в спину Геннадий.
Сумароков останавливается напротив забора. Теперь он видит, что на кожаную штору тот похож мало. Стена представляет собой темное, чуть шевелящееся и едва заметно пульсирующее желе. Андрей слышит чавканье под ногами и опускает взгляд. Его подошвы уже утонули в черной луже, которая медленно, тягуче, расползается от забора.
– Твою ж мать! – кричит он, отскакивая назад и пытаясь стряхнуть с кроссовок желеобразное нечто.
Шуршит высохшая трава, и на обочине показывается большой, упитанный еж. Испуганный криком Сумарокова, он поворачивается и деловито семенит в сторону забора. В следующий момент животное наступает в лужу, дико взвизгивает и заваливается на бок. Оно сучит лапами и пытается свернуться в клубок, но чернота набрасывается на него, будто голодный зверь. Все заканчивается в две секунды, от ежа не остается даже воспоминаний. Лишь странное желе продолжает медленно растекаться вокруг, словно какой-то безумец забыл закрыть кран, и лужа теперь ширилась, угрожая с минуты на минуту затопить соседей. Андрей выскакивает на дорогу.
– Что там? – спрашивает Ванька.
– Пошли отсюда, – отвечает Сумароков. – И побыстрее. По пути расскажу.
Они поспешно шагают по асфальту вдоль забора, с испугом и любопытством разглядывая темное нечто. Вскоре детский сад остается позади, компания проходит очередной перекресток. Слева начинает тянуться лесок пришкольной территории, а справа – дома, с уютно светящимися окнами. Начинают попадаться люди, и Андрей рассказывает каждому встречному-поперечному о том, во что превратился забор детского сада. Несколько мужчин живо интересуются услышанным и отправляются в ту сторону, чтобы разведать обстановку.
– Не ходили бы вы туда, – напутствует им в спину Сумароков.
– Мы аккуратно, – отвечает один. – Посмотрим только.
Чем ближе к сельсовету, тем больше на улице людей. Здесь село уже напоминает встревоженный пчелиный улей – хаотичным шатанием жителей и неразборчивым гулом разрозненных голосов. Кажется, новость о происшествии у магазина уже успела пару раз облететь всю Новокаменку, поэтому народ не выглядит таким праздным, как несколько часов назад. Детей на улице почти не видно, женщин – тоже, а мужчины – от млада до стара – вооружены кто чем. Андрей замечает торчащие из-за поясов рукоятки ножей, у многих в руках топоры, мотыги и вилы. От мелькающего то тут, то там сельхозинвентаря создается стойкое ощущение, что вся деревня, в едином дружном порыве, вышла на какой-то грандиозный субботник. Многие жгут в палисадниках костры, огонь которых худо-бедно разгоняет окружающую тьму.
– Чем дальше от садика, тем больше жизни, – бубнит под нос Ванька.
– Что? – спрашивает Гена.
Но Иван замолкает, приложившись к бутылке.
– Не части, – толкает его в бок Андрей. – Ты нам на ногах нужен.
– Нормально все, Андрюх, – икает тот. – Я свою меру знаю.
Слева проплывает темное здание сельской школы. У большого крыльца стайка подростков развела огонь, слышен дружный смех и густая, но бесталанная брань. Стас с любопытством крутит головой по сторонам, но никого из ровесников на улице не попадается. Ирина крепче сжимает руку сына, притягивает его ближе к себе. Отсюда уже виден перекресток перед площадью администрации, человеческий поток становится плотнее, а голоса – громче. Люди тянутся к сельсовету, как звери на водопой. В темноте мелькают силуэты, похожие на бестелесных призраков, а горящие повсеместно огоньки свечей придают этой картине вид поистине апокалиптический и потусторонний. Пятерка друзей останавливается на перекрестке, сойдя с дороги на обочину.
– Андрюх, пойдем обстановку разузнаем, – говорит Гена. – А Ванька за Ириной со Стасом присмотрит. – он поворачивается к заметно захмелевшему Ивану. – Присмотришь?
– В оба глаза, – козыряет тот.
– К пустой голове руку не прикладывают, – бросает Геннадий.
Андрей вздыхает. Он бы сам, с преогромным удовольствием, присмотрел бы за Ириной и ее сыном. Но из Ваньки разведчик сейчас, и вправду, неважный. А как сторож он еще сгодится. Сумароков чувствует укол тревоги, вспоминая пропавшего отца своего друга. Куда он мог запропаститься? Жив ли он? Попался на зуб одной из этих тварей, или валяется где-нибудь пьяный и счастливый? Эта бесконечная ночь приносит все больше и больше вопросов, не давая на них никаких ответов. Гена начинает пробираться через людской поток, Андрей спешит за ним. Площадь сельсовета полна народа, как и тогда, когда выступал глава администрации. С той лишь разницей, что сейчас перед самим зданием пусто, только светятся немногие окна.
– Что происходит? – спрашивает Гена у какого-то мужчины средних лет.
– Мы и сами хотим знать, – отвечает тот. – Начали продукты раздавать, а случилась какая-то резня непонятная. То ли собаки бешенные, то ли волки. Там, у магазина, несколько человек погибло.
– Знаем, мы там были, – говорит Андрей.
– Я тоже, – кивает мужчина. – Еле ноги унес. Хорошо, что жену с ребенком дома оставить додумался. Теперь все хотят выслушать мнение нашего главы, но, как я понял, Сергея Сергеевича на месте нет.
– Не собаки это, – говорит Гена. – И не волки. У детского сада чертовщина творится.
Про полный подъезд трупов он, пока что, предпочитает тактично умолчать. Люди и так взбудоражены сверх меры, не стоит сеять новые семена паники. Геннадий думает о своей жене, оглядывает площадь. В этой человеческой массе найти ее будет непросто. И то при условии, что она здесь.
Толпа начинает волноваться сильнее, и Андрей оборачивается. Со стороны перекрестка, пыхтя как паровоз и расталкивая всех локтями, пробирается полный мужчина в полицейской форме. Его сопровождают двое вооруженных ружьями гражданских. Люди тянут руки к представителю власти, но тот лишь шарахается и отмахивается.
– Позже! Все позже! – кричит он. – Сергей Сергеевич сделает официальное заявление, не переживайте!
Троица протискивается мимо Андрея и Гены, скрывается в гуще людских тел на площади.
– Участковый местный, – говорит Сумарокову Геннадий. – Подождем, может и узнаем чего. Давай к нашим вернемся.
Андрей кивает, и они выдвигаются в ту сторону, где оставили Ваньку, Ирину и Стаса.
Виктор зажигает несколько новых свечей, взамен догоревших, расставляет их по большому кабинету. Рита сидит в гостевом кресле с какой-то книгой в руках. Она пытается читать, но буквы с трудом вяжутся в слова, текст рассыпается, подобно карточному домику. Женщина то и дело бросает взгляд на окно, за которым мелькают огоньки и слышатся возбужденные людские голоса. Виктор устраивается за столом Куприянова, закуривает и начинает пускать в потолок колечки дыма.
– Долго его нет, – нарушает затянувшееся молчание Рита. – Почему он один пошел?
– Просил меня приглядеть за тобой, я же говорил, – отвечает Виктор. – Он переживает за тебя, ты же знаешь.
– А я не переживаю? – женщина захлопывает книгу, откладывает на кофейный столик. – Что случилось, Витя? У магазина? Ты какой-то странный вернулся, я же вижу.
Виктор недоуменно поднимает брови.
– Ну, конечно, ты всегда такой, – слабо улыбается Рита. – Но сегодня больше, чем обычно.
Мужчина тушит окурок в пепельнице, добавляя его к ранее погибшим собратьям. Встает, подходит к окну. Вглядывается в людскую массу, которая отсюда кажется единым целым.
– Там все немного не по плану пошло, – говорит он. – Та тварь, которую я подстрелил у вашего дома – она не одна.
– В принципе, я догадалась, – кивает Рита. – Пострадавшие есть? С Сережей точно все в порядке?
– Да в порядке все с Сережей, даже не думай. Жив, здоров и пистолет у меня отобрал. А вот народ волнуется, как видишь, – Виктор кивает на окно. – Твой муж и решил проверить что да как.
– Инициативный он, – соглашается женщина. – А я много раз ему говорила о том, что инициатива делает с инициаторами.
– Не его случай, – усмехается Виктор. – Заговоренный он у тебя.
Из толпы выбираются три человека и направляются к зданию администрации по мощеной дорожке. Виктор узнает впередиидущего и кривится, будто только что откусил добрую половину лимона.
– А вот и наш доблестный страж порядка, – цедит он сквозь зубы. – Он-то мне и нужен. Пойду побеседую.
Мужчина поворачивается к Рите.
– Ты тут одна не заскучаешь?
– Отнюдь, – та вновь берет книгу в руки. – Я большая девочка, могу и сама себя развлечь.
Виктор кивает и покидает кабинет. Закрывает за собой дверь, оглядывает пустой, длинный коридор, освещенный несколькими свечками. В дальнем конце здания, из кабинетов, слышны приглушенные голоса, жизнь в администрации бурлит, а люди работают. Ну, или создают рабочий вид, что в такой ситуации не является смертным грехом. Хлопает входная дверь, и внутрь вваливается запыхавшаяся троица. Виктор выдвигается навстречу.
– Сергей Сергеевич у себя? – выдает, борясь с отдышкой, участковый.
– Я за него, – отвечает Виктор. – Ты в порядке, Прохоров? Сердечного приступа мне тут еще не хватало.
– Нормально. Я. Сейчас, – выплевывает слова Егор.
– Ну вот и чудесно, – Виктор оглядывает двоих сопровождающих. – А вас кто сюда пригласил?
– А как? – удивляется один. – Мы же, вроде, помощники полиции.
– Тебе кто-то значок шерифа выдал? – иронично интересуется Виктор. – На улице стойте, вход охраняйте.
Сопровождающие смотрят друг на друга. Они уже наслышаны о том, что сделал Виктор на площади с тем мужиком, который вздумал ему перечить. Да и все знают – он правая рука Куприянова, а проблем с Куприяновым никто никогда не хочет. Поэтому они молча разворачиваются и выходят за дверь, оставив Виктора с участковым наедине.
– Рассказывай, – говорит Виктор.
– Там хрень полная, – выдыхает Прохоров. – У садика, на заборе, черная слизь какая-то, люди продолжают пропадать, трупы то там, то сям находят. Тварей, пока что, никто больше не видел, но, я думаю, мертвецы не просто так появляются.
– Ты думаешь? – иронично переспрашивает Виктор. – Тебе думать вредно, я уже говорил. Делом займись.
– Да я и так, – участкового затрясло. – Туда-сюда по всей деревне. А люди волнуются, людям жрать нечего. Про резню на площади уже все знают. Вон какая толпа опять собралась.
– Сейчас Сергеич вернется, разрулим. А тебе персональное задание, Прохоров. Лично от меня.
Егор сглатывает и кивает.
– Иди в эту самую толпу, – говорит Виктор, – поговори с людьми. Нужно собрать группу. Небольшую, человек десять будет достаточно. Отправим их в соседнюю деревню за помощью.
– А если и там… – начинает Прохоров.
– Тогда пойдут дальше, в райцентр. Да хоть в город. Нужно узнать – везде ли ночь, или это нам так фартануло. Снарядим их едой, водой и каким-никаким оружием. И будем ждать. Поддерживать порядок. Ты за это зарплату и взятки получаешь, не забывай.
Виктор срывается на крик, и голоса в дальнем конце коридора на минуту стихают. Участковый прячет голову в плечи и пятится назад, придерживаясь одной рукой за ближайшую стену. Он знает, что помощник Куприянова редко повышает голос, и в такой ситуации лучше до греха не доводить.
– Я понял, – только и говорит он, прежде чем неуклюже шмыгнуть на улицу и закрыть за собой дверь.
Виктор остается в коридоре один. Никто из административных работников и не думает показать свой нос из кабинета, дабы узнать, что за шум. В отсутствие Куприянова все воспринимают его друга как полноценного зама и начальника, и если Виктору вздумалось шуметь, значит на то есть объективные причины. Да и под горячую руку попасть никому не хочется.
Лишь один человек в этом здании не боится Виктора. Он оборачивается и видит Риту, которая стоит у кабинета своего мужа со свечой в руке. На ее лице читаются неподдельные тревога и озабоченность. Мужчина выдыхает, разжимает кулаки. Достает из кармана пачку сигарет, закуривает, делает несколько жадных затяжек. Чувствует, как сердце пускается в галоп, а голова идет кругом. Виктор никогда не жалуется на здоровье, но, похоже, годы берут свое. Он думает о том, что нужно бы измерить артериальное давление и усмехается. Железный человек, бывший солдат – Виктор не умеет пользоваться тонометром. Даже автоматическим. Просто-напросто никогда не приходилось.
– В порядке, – говорит он. – Рабочие вопросы. Как книга?
– Дрянь, – улыбается Рита. – Как и подавляющее большинство современной литературы.
– Я в этом не умен, – говорит Виктор. – Да и вообще – не умен. У нас Серега – голова.
Он принюхивается. Сквозь запах табака едва уловимо пробивается другой, такой сладкий и навязчивый, что у Виктора сводит скулы. Видимо, кто-то из работников администрации раздобыл газовую плитку.
– Пойду-ка загляну к нашим дармоедам. Вот ведь сволочи – кофе без меня пьют. Хоть бы предложили из вежливости. Тебе принести?
Рита кивает, и Виктор шагает вглубь коридора, попыхивая сигаретой и принюхиваясь, как охотничья собака.