Ряженые⁠⁠

Я возвращался домой после работы. После праздников и так тяжело вернуться в нормальный ритм, а тут еще из-за морозов прорвало котел, и я с дежурным техником до ночи разбирался,  как быстрее исправить последствия аварии. В итоге едва успел на последний поезд, хорошо, хоть без пересадок ехать. В вагоне почти никого уже не было, только на лавке рядом со мной состязался в шахматы со смартфоном интеллигентного вида мужик, да по диагонали дремала молодая толстуха с синими волосами.

На очередной станции свет был совсем тусклым. В вагон ввалилась толпа молодых людей в маскарадных костюмах, сопровождаемая резкими трелями трещоток и свистулек. На ряженых были довольно-таки неприятные маски из папье-маше или чего-то типа этого: коза с стеклянно блестящими глазами, кудлатый медведелев в шубе, цыган со здоровым носом и белоснежной улыбкой, старик с белыми волосами из пряжи и небрежно зачерненным какой-то краской лицом и руками, так что остались разводы. Одна из девиц просто распустила волосы и надела капюшон, так что лица не было видно, у другой голова была замотана марлей, а куртка наизнанку. Двое изображали лошадь, спрятанные под дубленкой, голова лошади была из соломы и насажена на небольшие вилы. Толстушка проснулась и осоловело наблюдала за ряжеными. Мужчина справа поморщился:

- Вот им мало праздничных дней, до сих пор гуляет пьянь. И маски такие мерзкие, только в фильмах ужасов снимать.

Ряженным не сиделось спокойно, они начали толкаться и бороться, коза изображала, что наскакивает на медведя. Старик испачканными руками стал мазать стены и рекламные щиты, оставляя жирные черные следы, цыган резал чем-то острым сиденья. Остальные приплясывали вокруг в ритмичном хороводе, гудение свистулек и треск пробивались даже сквозь шум поезда. Сосед с тревогой посмотрел на меня, женщина по диагонали испугано вжалась в сиденье. Стоило бы, конечно, прикрикнуть на хулиганов, но их было многовато, и, судя по поведению, они были явно под чем-то.

В это время коза стянула с цыгана шапку и подошла к толстушке, протянув для подаяния. Девица в марле и лошадь прекратили пляску, и потрусили за ней. Женщина испуганно достала какую-то купюру из кошелька, кажется, даже не рассматривая номинал, и быстро сунула в шапку. Коза поклонилась, и вся процессия перешла к нам, еще двое, медведь и вторая девица также закончили пляску и присоединились к козе. Я мельком отметил странную манеру движения и волосатой девки, но не смог сразу понять, что с ней не так. Теперь они склонились к мужику со смартфоном, но тот сделал вид, что не замечает протянутого головного убора, поглощенный чтением. Они постояли немного, оставшиеся ряженые присоединились к ним, и теперь у наших мест столпилась вся группа.

А мое смутное ощущение тревоги неожиданно обрело совершенно понятные причины. Я вдруг сообразил, что перегон между станциями длится уже куда больше стандартных для этой линии двух с половиной минут, что между шубой медведельва и его кистями рук нету края рукава, и шерсть клочками врастает в кожу. В том числе и на лице, и его налитые кровью глаза не просто нарисованы на морде, потому что он только что перевел их на меня. А для распущенных волос копна у его спутницы слишком густая, и когда девица мотнула головой в мою сторону, на секунду стало видно, что в зоне шеи у нее не ключицы и яремная впадина, а позвонки. Да и руки у нее выглядят так, словно они вывернуты из плечей, и поставлены локтями вверх.  И вся эта жуткая компания, не дождавшись внимания от моего соседа, сделала несколько шагов, оказавшись прямо напротив меня.

По спине заструился холодный пот, а руки задрожали. Соломенная голова лошади, насаженная на палку, неожиданно обнажила желтые зубы. У старика глаз не было вовсе, просто ровная кожа над носом, и его крылья хищно расширялись, словно он принюхивался. Стеклянные глазки козы внимательно смотрели мне в душу, а в стежках между кусками шкур, из которых была сметана ее морда, запеклась кровь. На марле, закрывавшей лицо девицы, проступили красно-желтые пятна, и в воздухе разлилось невыносимое зловоние. Я лихорадочно рылся в сумке, стремясь отыскать деньги, но к моему ужасу, не находил ни гроша – давно отвык носить наличные. Отчаявшись, я бросил в шапку кредитку, но она провалилась насквозь, шмякнувшись на грязный пол, а цыган с ноздреватой кожей и бешеным оскалом погрозил мне пальцем. Треск в ушах и свист стал нарастать, и я из последних сил стянул с пальца обручальное кольцо и бросил в шапку. Коза медленно склонила голову.

Поезд выехал из тоннеля, а процессия, притоптывая в молчании, направилась к выходу. Двери за ними закрылись. Я сидел зажмурившись, пытаясь успокоиться, чтобы не закричать. Сердце колотилось с интенсивностью отбойного молотка, явно намереваясь в хлам расколотить мне грудину. А потом поезд тряхануло, и на меня свалился мой сосед. И я все-таки закричал, а мой вопль подхватила женщина напротив. Мужчина был мертв, его лицо свела гримаса невыразимого ужаса.

Судя по описаниям, маски ряженых были по-настоящему криповыми. В то время и обычные детские игрушки-то делались такими, что хоть сразу в фильм ужасов вставляй. А уж в этом случае, когда специально требовалось изобразить нечисть, чтобы отвести беду, фантазию уже ничего не ограничивало. Мне представлялось при написании этого текста что-то подобное: https://www.nationalgeographic.com/magazine/article/europe-wild-men  (там карусель из фоток),  хотя это и европейские чуваки. Ну, разумеется, те варианты костюмов, в которых не видно лиц, потому что обычные человеческие лица сразу разрушают атмосферы.

Интересно, что женщины редко рядились в маски, предпочитая просто занавешивать лица, видимо, избегая отыгрывать конкретные роли, и просто обезличиваясь. Помимо обезличивания, нечистую силу путали и переодеванием мужиков в женщин. Из масок обязательными героями были коза и медведь. Остальные разнились: солдаты, купцы, цыгане, волки, птицы, быки, лошади.

Но главная обрядовая роль ряженых – отвести беду, создать иллюзию, что все уже случилось, здесь нечисть уже побывала. Поэтому компании гуляющих часто помимо выпрашивания подношений занимались мелким хулиганством – разбросать сложенную поленницу, раскидать сено – что-то такое не слишком вредоносное, но заметное. А еще, думается мне, это было отличным легальным способом выпустить пар молодым парням.