О болезнях "на грани" (клинический случай)
Сегодня не будет типичных для меня рассказов о работе с глубинными убеждениями. Сегодня хочу как психотерапевт, поделиться важным случаем из практики — не ради драмы или как в той песне “Сережа молодец…”, а ради осознания того, насколько критично междисциплинарное взаимодействие в медицине, особенно когда речь идёт о сложных, «на грани» состояниях, где граница между психическим и соматическим (телесным) размыта.
Пациент — молодой мужчина, обратился с выраженной тревогой, апатией, бессонницей, чувством внутреннего тяготения, мыслями о бессмысленности жизни. Клиническая картина — чёткий депрессивный эпизод. Назначил антидепрессант (СИОЗС), и в течение 4–6 недель — отличный ответ: настроение улучшилось, появился интерес к жизни, вернулась работоспособность. Казалось бы, всё идёт по плану.
Но через пару месяцев — ухудшение: жалобы на двоение в глазах, постоянную мышечную слабость, ощущение «ватных» ног, невозможность даже подняться по лестнице. Пациент говорит: «…у меня тотальная слабость, отсутствие сил…». Снова апатия, утрата энергии. На первый взгляд — не работает лечение?!. Я пересмотрел терапию: сменил антидепрессант, добавил аугментирующий препарат. Было небольшое облегчение, но оно длилось недолго. Симптомы возвращались и усиливались.
Пациент сам начал ходить к неврологам. Получал стандартные назначения из разряда “лишь бы отстал…” витамины группы B, церебролизин, пирацетам, мильгамма — всё это без чёткого диагноза, просто «…по симптомам…». Закономерно, что улучшений не было. Более того — состояние ухудшалось. Пациент становился всё более изолированным, начал сомневаться, что ему вообще могут помочь.
На последнем приеме я обратил внимание на нечто, что до этого не бросалось в глаза: лёгкое сходящееся косоглазие, особенно при взгляде вбок, и мелькающие быстрые движения глазных яблок — нистагм. Это меня насторожило. Я попросил его не идти к «любому» неврологу, а записаться именно к коллеге, которому доверяю.
После приема был озвучен истинный диагноз: серонегативная миастения (миастения Гревса, форма без антител к AChR, но с антителами к MuSK).
Это объясняло всё: и слабость, и двоение, и утомляемость, и даже частичное ухудшение психоэмоционального состояния — ведь хроническая физическая истощённость и чувство «разваливающегося тела» неизбежно влияют на психику.
Назначили адекватное лечение: ингибиторы холинэстеразы. Уже через несколько недель — чёткое улучшение. Пациент снова может ходить, читать, работать. А вместе с физическим улучшением — и настроение, и мотивация, и вера в будущее.
Почему я делюсь этим?
Потому что этот случай — наглядный пример того, как легко можно ошибиться, интерпретируя соматическое заболевание как рецидив психопатологии (да, ежедневно по 8 часов работая с тревогами и депрессиями, взгляд “замыливается” и начинаешь грести всех “под одну гребенку”).
В очередной раз понимаешь, как важно:
Не останавливаться на первой гипотезе, даже если она кажется логичной.
Внимательно смотреть на пациента — не только слушать, но и видеть.
Иметь сеть доверенных коллег в других специальностях.
Настаивать на качественной диагностике, а не на симптоматическом лечении.
Помнить: депрессия не исключает болезнь Паркинсона, рассеянный склероз, миастению, опухоль мозга, анемию…
Этот случай снова заставил сесть за учебники неврологии. Наша ответственность — не просто лечить симптомы, а помогать пациенту пройти путь к правильному диагнозу, даже если он лежит за пределами нашей специальности.
Направить к коллеге не стыдно) Это, иногда, важная необходимость.
