Дом на выженной равнине. Часть вторая.
Машина методично тряслась, пока мы с Доном сидели и молчали, тем временем как он вёл автомобиль. Я растаял на сидении автомобиля под гнётом тридцатиградусной жары.
- Включи кондёр, - попросил я.
- Все говорят: “Включи кондёр”, а ты посиди в жару, - отвечал Дон.
Исход, наверное, всем уже понятен. Из-за смога, что куполом повис над нами, становилось ещё душнее и жарче, казалось, что ещё чуть-чуть, и я сейчас буквально растаю. Огромные капли пота падали с моего лба на салон машины, обильно растекаясь по нему, а одежда вся промокла от влаги, из-за чего становилось, мягко говоря, неприятно.
- Знаешь, сейчас я растаю, и вся твоя “малышка” покроется , а водить по ямам ты будешь ржавое корыто - сказал я, с улыбкой, глядя на него.
- Все говорят… - Начал было Дон.
- Но-но! Вруби кондёр, - сказал я, после чего Дон агрессивно дёрнулся и посмотрел мне прямо в глаза.
- Если мы сейчас врубим кондёр, то у нас не хватит бензина, и катить нашу малышку нам придётся ТВОИМИ руками, - ответил Дон, копаясь тем временем в бардачке.
- Аргумент, - ответил я, поворачиваясь всем телом обратно к испепеляющему солнцу.
Затем, под жаром солнца, я начал чувствовать, как медленно теряю сознание, но ничего не могу сказать Дону, ибо сил на это у меня совсем нет. Поэтому, я продолжал медленно выпадать из горячей реальности, пока Дон думал, что я сплю. Медленная езда по ухабистой дороге успокаивала и усыпляла меня. Трудно назвать это падением в сон, скорее это было похоже на непринуждённую медитацию. И вот, я выпал из мира, откуда до меня доносился лишь шум ветра, залетающий в машину.
Вначале была темнота, но позже я оказался в пустыне. Горячая, сухая, беспощадная пустыня, по которой ветер гоняет лишь песок и обжигающий лицо воздух. Я брожу по ней, и не вижу ей конца. Я брожу и таю по пути, но мне не нужна вода. Мне нужно…Имя. Мне не нужно ничего, кроме имени. Да. Только я не знаю, что это за имя и кому оно принадлежит. Вдалеке я увидел силуэт чёрной лошади, бегущей в мою сторону, и вздымающей весь песок на своём пути. Она очень похожа на бурю. Чёрный ветер пустыни. Она бежала по песчаным дюнам, рассекая воздух своей чернотой. Когда лошадь подобралась ко мне вплотную, я, недолго думая, попытался её оседлать, но лошадь, во время каждой моей попытки, вырывалась. И вот, когда я попытался оседлать её ещё раз, но зайдя уже с другого бока, то увидел надпись, вырезанную на чёрной шерсти лошади.
- ВСПОМНИ ИМЯ!
Но мне нечего было сказать. Мой рот был полон песка и горячего воздуха. Я – пустыня, а лошадь, что стоит рядом со мной – ветер, что гоняет её песок. Нам врозь нельзя, и вместе – невозможно. Жёлтый круг на небе беспощадно светил на меня, расплавляя всё моё существо, тем временем как чёрная лошадь смотрела куда-то вдаль, словно бы там располагались райские кущи. Недолго думая, я взял её за уздечку и побрёл вперёд, куда она смотрела.
Так длилось много дней, но ни одной из ночей. В пустыне всё время стояло солнце, или просто жёлтый круг, который я счёл называть солнцем. С каждым днём мои силы становились всё меньше и меньше, и лишь лошадь, что вела меня вперёд, тащила меня вслед за собой. Весь этот сон длился до того момента, пока я не рухнул навзничь на горячий песок, что всеми своими мелками крупинками обжигал моё лицо. Лошадь остановилась, но затем меня кто-то поднял, держа за подмышки. Я облокотился локтем о лошадь, и голову мою в тот же миг пронзило чьё-то имя, я хотел было воскликнуть его, но в тот же момент, когда открылись мои уста, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся, и увидел Дона.
- Не смей этого делать, - сказал он, не открывая рта, после чего замахнулся дощечкой, которой я получил от него по лицу. Лицо моё загорелось, я упал. За сном вновь последовала темнота, словно бы вновь отключили свет в кинотеатре, а титры закончились.
Очнулся я уже в машине, задёргавшись в ужасной конвульсии.
- Блядь!!! Ты чего творишь?! – прорезался крик Дона по ту сторону жизни.
Когда моё тело расслабилось, я открыл глаза и увидел перед собой двор, в котором я живу. На улице уже была ночь. Я помнил сон и рот в песке, казалось, что я до сих пор нахожусь не в машине, а в пустыне, ибо тут так же жарко, как и там, но в окно проникает свежий уличный воздух. Вокруг не было никого, даже фонари все были выключены. Стояла поздняя ночь, а значит – я довольно долго был в отключке.
- Я спал? – растирая лицо, сказал я.
- Спал, пока не задёргался в бешеном танце, словно тебя мандавошки по всему телу закусали.
- Просто кошмар приснился, прости.
- Забудь. Мы уже приехали. Жду тебя здесь же в восемь часов утра, подготовься, как следует, - говорил Дон, снова заводя ранее заглушённую машину.
- Завтра в восемь. Приятной дороги.
Затем я выскочил из машины, до сих пор плавая где-то во сне. Если честно, то я даже и не представлял, где именно он меня высадил. Я видел лишь небо, усеянное звёздами, и луну, немного закрытую облаками, впереди меня же была абсолютная чернота, и лишь кое-где проглядывались ржавые детские карусели. Я пересекал их, словно привидение, пока наконец-то не забрался в свой нелюбимый кошачий подъезд, в котором здорово воняло мочой оных. Затем я поднялся на свой этаж, отпёр дверь ключами, и, не включая свет, рухнул на пол и заснул. Пол был холодный и освежающий. Здесь не пахло кошачьей мочой и не плавилось солнце. Здесь нет распятых на крестах ворон, здесь нет оружия. Здесь есть только я, пол и сон. Именно так я достиг Нирваны.
“Soaked in bleach”.
Но даже здесь, среди темноты, абсолютной тишины и нейтральности – меня посягали разные видения. Я спал, словно бы в бреду, перекатываясь с одного бока на другой. Бешеный карнавал из воспоминаний и подсознательных образов хватал меня за яйца и вертел мною, как хотел. Я вновь и вновь возвращался на детские площадки, потом в машину, потом в небо, потом до Луны и обратно, поедая целое ведро картошки фри. Я бредил.
Это не реальность исключила меня, а я исключил реальность. Никак не иначе.
После луны я – девушка. Девушка, что ложится спать. Хладный ночной воздух дует в её раскрытое окно, вздымая шторы, словно паруса. В комнате её свежо и одиноко, поэтому она засыпает быстро.
Во сне она видит парня.
Сон во сне???
Которого хотела забыть. Сейчас он стоит к ней спиной, а напротив него стоят люди, одетые неопрятно. В руках их ружья, огни, и прочие орудия. Вокруг горит огонь. Парень стоит и молчит. Толпа кричит. Она подходит к нему, но в тот момент, когда ей остаётся до него всего лишь пять шагов – голова парня разрывается на миллионы кусочков, словно пазл, который сложили неправильно и все частички не устоялись на месте. Пазл, собранный сумбурно, есть произведение искусства.
“Love, love will tear us apart...again”
Девушка кричит во всё горло и просыпается в поту. Испепеляющее солнце бьёт в её окно. В комнате жарко и душно. Её крик раскалил воздух, ведь он был настолько громким, что его было слышно даже на небесах.
Я проснулся на прохладном полу, чувствуя бодрость в своём теле и ясность в голове. У меня остаётся ещё час, до встречи с Доном. Я быстро встаю с пола, делаю себе кофе, завтракаю им, затем собираю все вещи первой необходимости в чемодан, в том числе и мобильник на который никто мне не звонит и который мне нужен, лишь для оплаты коморки. Затем я позвонил владельцам жилья и сказал, что временно в нём не нуждаюсь и арендную плату нужно приостановить, я оставляю небольшую сумму за прожитое время и выметаюсь из квартиры, не оставив за собой даже своего запаха. Я готов вояжировать.
А может, мой запах просто перебил запах кошачьей мочи. Я запер за собой дверь и оставил ключ под ковриком. Когда я обернулся обратно – то увидел целую стаю кошек, что окружили меня.
- Обосраться… - вымолвил я.
Чёрные, белые, пушистые, гладкошёрстные, бритые, вшивые, здоровые, бродячие, домашние. Всего их было около двенадцати. И я и понятия не имел, что они хотели, ведь они лишь заинтересованно смотрели на меня, недовольно виляя своими хвостами. Больше ничего.
Ожидая от них первого шага и набравшись смелости, я пошёл на них, и кошки расступались передо мной, словно бы я повелевал ими. Казалось, они хотели со мной попрощаться, начиная тихо мяукать мне в след. Это было мило с их стороны, особо учитывая то, сколько раз они мочились на дверь моей квартиры, после чего ещё недовольно мяукая. Кусочки шавермы в шерсти.
Но подъезд я предпочёл очень быстро покинуть, ибо мои пушистые соседи всегда мне не нравились. Я выбежал во двор, размахивая чемоданом, словно колокольчиком. Я искал машину Дона, и смог найти её лишь по запомненным ржавым каруселям. Я забросил чемодан в багажник и сел вперёд к Дону.
- Я заправился полностью, и, чтобы ты не скучал – привёз тебе немного твоей любимой музыки, - говорил Дон, улыбаясь, и роясь в бардачке, тем временем как я лишь мог, молча, наблюдать.
- По этапу, с приговором на руках… - завещал приёмник. Заиграл шансон, а Дон очень громко рассмеялся, увидев выражение моего лица, которое трудно описать словами.
- Наслаждайся, тут много чего есть, - сказал Дон, заводя машину и трогаясь с места.
- Спасибо, - вежливо и вдумчиво ответил я.
Машина вновь ехала по ухабистым дорогам на Паланик. Но теперь мы были точно подготовлены, это была война. Наша война.
- ТЕЛО ЗДЕСЬ, А ДУША ДАЛЕКО!– орали во всё горло я и Дон.
- Всё, блядь, у местных ублюдков просто нет шансов, - проговорил через зубы Дон.
Я молча кивнул, а солнце испепеляло землю.
Ураганный ветер бил в затылок, из-за чего посреди дня стало прохладнее. Ветер гнал на нас огромную чёрную тучу.
- Врубить кондёр? – спросил Дон, прикуривая от автомобильного прикуривателя.
- Вовремя ты. Нет. Кондёр не нужен, тут и так сзади ветер нехилый задувает, - говорил я, высовывая руку из окна, - Я капризный как принцесса, да, Дон?
- Тааа! – завопил во всё горло мой водитель.
Сзади произошёл первый проблеск молнии, сравнимый своей неожиданностью с грузовиком, который вылетел на встречную полосу, а тебе в глаза бьют белый яркий свет из его фар. Вслед за молнией последовал неслабый рокот грома.
- Я обосрался, - проговорил Дон, тем временем, как его худые бледные руки мёртвой хваткой вцепились в кожаную обивку руля.
- Я тоже, выдавливай из этой малышки всё, ибо мы доедем до Паланик двадцать три в качестве обгоревшего корыта, которое устроило нехилый фейерверк, когда по нему шарахнула молния.
- Ну, не думаю, что машина прямо взорвётся.
- А ты вспомни, что мы с тобой везём целый ящик амуниции.
Дон вдавил педаль газа в пол, и мне стало казаться, что мы едем быстрее ветра. Впервые за всё лето я почувствовал прохладу, от которой мне буквально проветрило мозг. Такими темпами мы и достигли Паланик двадцать три вовремя, пытаясь сбежать от огромной тучи, что гремела как целая флотилия, и сияла как китайский новый год. Дон распахнул двери машины, приказывая как можно быстрее выметаться из неё, ибо туча уже висела над нами, сверкая своими ножами-молниями. Последовав его указу, я вылетел пулей из машины и отпёр ворота ключом, не обращая внимания на “сползшую” с забора вниз мёртвую ворону. Затем я пересёк небольшой двор из каменных плит и мигом залетел в прихожую дома, ожидая, когда подойдёт Дон. Долго ждать не пришлось.
Ему нереально повезло, ибо как только нога его вступила за грань прихожей – с неба хлынул ливень, предварительно ударив раскатом грома. Чернота накрыла это место. Ветер стих, а в нос ударил запах свежего воздуха. Мы добрались. Дон прикурил сигарету, а мне резко захотелось кружечку кофе.
- Слушай, сбегай-ка в дом и посмотри, нет ли там хотя бы горстки кофейных кристалликов? – попросил Дона я, любуясь, как армия из капель дождя разбивается о землю.
- Ща, - вымолвил Дон, и удалился в дом.
До сих пор сверкали молнии, свежий прохладный воздух полностью перечёркивал жару. Я чувствовал, как внутри меня что-то встало на место. Это чувство сравнимо с тем, когда ты понимаешь, что ты дома и в полной безопасности, или наконец-то выдернул занозу из пальца. Наверное, это было со мной, потому что я думал, что получил этот дом незаконно, и сейчас сюда завалятся приставы с полицией и прогонят нас, но такого не происходило. А если честно, то я даже смутно не могу вспомнить, откуда я имею этот дом. После нескольких ударов молнии раздался мощный громовой раскат.
Калитка во двор резко и с грохотом распахнулась, и с грохотом захлопнулась. Поначалу, я подумал, что это игра ветра, но позже услышал душераздирающий крик:
- АХАХАХА! Я ЖЕ ГОВОРИЛ – СЪЁБЫВАЙТЕСЬ, МАТЬ ВАШУ! Я ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЛ!
Затем я заметил, как с двери стекает грязь, оставленная чьим-то ботинком. Затем дверь повторно распахнулась, под гнётом чьего-то чёрного, тяжёлого бота, а затем повторно захлопнулась.
- СТЕРВОЗНАЯ ДВЕРЬ! – вслед за этими словами, я услышал какую-то возню за забором.
Затем двери пришлось очень много раз открываться, и пытаться закрыться, пока она и вовсе не рухнула навзничь, ибо она вся была продырявлена из крупнокалиберного пистолета. Блеснула молния, а через то место, где раньше стояла железная калитка, прошёл высокий, худой человек, полностью одетый в чёрную одежду. В левой руке он держал отвердевший труп вороны, с которой капала вода, вперемешку с кровью. Водный пистолет, стреляющий вишнёвым соком.
- НЕ ОБОСРАЛИСЬ ЕЩЁ? Я ЖЕ ПРИКАЗЫВАЛ ВАМ УХОДИТЬ ОТСЮДА – ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ – МОЙ ДОМ - МОЯ ДЕРЕВНЯ – МОИ ЛЮДИ! РАЗ ВАМ НЕ ХВАТИЛО ВЫПУЩЕННЫХ КИШКОВ – ТО ТЕПЕРЬ ВАС БУДЕТ ОЖИДАТЬ ВЕЩЬ НАМНОГО ХУЖЕ. А ЗАТЕМ – Я ПОВТОРЮ ЭТО ВСЁ НА ВАС! – кричал человек в чёрном, перебивая шелест ливня.
Блеснула молния. Настолько яркая молния, что свет её заливал сам Ад. Но даже сквозь блеск молнии я увидел, как сверкают глаза этого безумца. Он был в ярости. Он застал нас врасплох.
Чёрный человек, освещаемый светом молнии, прошёл в середину двора и смотрел мне прямиком в глаза, растопырив руки, словно бы он ожидал тёплых объятий. Но даже на таком расстоянии я чувствовал, как от него веет морозом. Наверное, это и чувствуют люди, когда находятся рядом с отморозками.
- Я же обещал тебе что-то страшное? – говорил человек в чёрном, поднимая руку с вороной к груди.
Теперь, ворона с распахнутыми крыльями выглядела как медаль, или штришок, подчёркивающий и без того мрачный стиль его одежды. Затем он поднял ворону к самому рту, преподнося её к губам. Тем временем из двери дома вышел Дон.
- Тут нет этого кофе, поэтому можешь воду с улицы полакать, всё равно на вкус одно и то же, - говорил Дон, вертя в руках пачку сигарет.
После чего он обернулся, и увидел нашего нежданного гостя в тот самый момент, когда он жадно вцепился вороне в шею, заглотнув голову, а затем оторвал её от тела, жадно дёрнув в сторону туловище несчастного животного.
- Пиз-дец, - промолвил Дон, а я же – замер в шоке и мерзком ужасе.
Настоящий отморозок.
Кровь, льющаяся с головы вороны, была запекшейся и с трудом вытекала из тела, но всё же смогла немного залить двор. После “трапезы” психопат выплюнул голову и отбросил тело в сторону.
- СЛЕДУЮЩИМИ – БУДЕТЕ ВЫ, ЕСЛИ НЕ СЪЁБЕТЕСЬ ОТСЮДА ХОТЬ К ЧЁРТУ НА КУЛИЧИКИ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ! - кричал он, наперебой дождю.
После чего удалился, с грохотом пройдясь по изрешечённой и упавшей двери калитки. Мы хотели было его остановить, но были до такой степени шокированы, что даже не смогли сдвинуться с места. Кажется, что у Дона из рук вывалилась пачка. Дальше действовать было поздно. Мы некоторое время молчали.
- Что это было? – раскрыв рот, спросил Дон.
- Ужин засохшей вороньей головой?
После чего Дон поднял пачку и закурил.
- Блядь. Тут точно нет кофе? – с досадой спросил я.
- Послушай, сейчас какой-то фрукт изрешетил нашу дверь, потом наорал на нас, отгрыз голову мёртвой вороне и ушёл, а тебя волнует какое-то кофе?! – выпуская клубы дыма, проговорил Дон.
Сверкнула молния. Я так ничего и не ответил, глядя на голову вороны и вслушиваясь в шум дождя. Дон удалился, а мне невероятно сильно хотелось рассмеяться, что я и сделал, когда Дон отошёл на достаточно большое расстояние. Хлестал дождь, зияли молнии.
Немного отойдя от недавних событий, я понял, что очень сильно хочу спать и есть, ибо не ел уже целый день-два. К счастью, как только я вошёл в коридор, то в нос мне ударил запах яичницы. Зайдя на кухню – я мигом бросился к оставленной мне Доном тарелке. Яичницу я запил чаем, и осталось решить только вопрос со сном. Кажется, что спальные комнаты располагались на втором этаже дома. Взобравшись по лестнице, я тут же услышал храп Дона. Насчёт спальных помещений я не ошибся.
На втором этаже осталось две незанятых комнаты. Я наобум выбрал ту, что выходила на задний двор, о котором я узнал лишь благодаря этому окну, ибо в прихожей, где я сидел и наблюдал, как один из местных жителей с аппетитом поглощает голову вороны, ту дверь, что вела в задний двор – совсем не было видно.
Я плюхнулся в неготовую постель и тут же заснул.
Наутро я проснулся и понял, что нам уже буквально объявили войну.
Каждое новое утро становилось всё интереснее и интереснее.
Дом на выженной равнине. Часть первая.
Я открываю свои глаза и вижу, как какой-то полный мужчина скалит свои зубы, глядя мне в глаза. Лоб его покрыт мощными градинками пота, короткие усы вздымаются под дыханием, а полные щёки порозовели от лютого гнева. Он был красным и мокрым, как помидор, только что вымытый водой из-под крана. Его тело бешено вздымалось, наряду с тесным пиджаком телесного цвета и белой рубашкой под ним. Всё, что было ниже – загораживал уютненький маленький столик, обклеенный плёнкой коричневого цвета. В руках сеньор Помидор держал какие-то бумаги, которые хранились в розовато-прозрачной папке, чью прозрачность нарушала лишь небольшая заклёпка белого цвета. Всё было в дыму, словно бы помидор загорелся. Я не чувствовал своего тела, и даже не понимал, где нахожусь. Отдалённо играла музыка. Я хотел осмотреться, но понял – я не хозяин своему телу. Громкая музыка, что ритмами била по сонному мозгу, сотрясала всё моё тело. Я понял. Я хотел спать.
- Мистер. Подпишите…кхм – и тут я заметил на белой рубашке фиолетовый галстук, который, Помидор, бросился поправлять, чувствуя, как он его душит. Красота требует жертв, толстячок, - Подпишите бумаги, заплатите ещё тысячу и мы с вами разойдёмся как в море корабли! – вещал здоровяк, яро пытаясь меня в чём-то убедить. Но я, если говорить честно, даже не мог тогда вспомнить своего имени.
Я взял ручку, и почувствовал, как моя голова перевешивает тело. Позже, я впечатался в этот деревянный столик, прямо на кипу бумаг. Дальше я ничего не помнил, но на утро проснулся там же, в жутко неудобной позе, но на мне уже лежали бумаги в папке. Только теперь, прозрачность, помимо заклёпки, убивала белая бумажка, на которой было два адреса: Юр. Контора: Паланик двадцать три и земля: Пограничников сорок шесть.
В мозг моментально врезала музыка, которая уже была очень громкой. Я недовольно завопил, рыская за пультом от аудиосистемы, когда я нашёл его – убавил музыку до допустимых пределов, всё думая, сколько же соседей убивало мою дверь этой ночью. Затем я вновь сел над бумагами, стараясь понять, что произошло до того, как я вновь “включился”.
Знаете, жить с жуткими провалами в памяти и постоянным расстройствами сна – просто адски. Вы только представьте как трудно человеку, который даже не знает имен своих родителей. Но думаю, чтобы прояснить всю ситуацию, которая создалась вокруг меня – мне стоит перечислить те сведения о себе, которые я ещё помню, ну-с начнём.
Я обычный студент, вышедший на каникулы, и учащийся в вузе на некую специальность (название которой, выйдя на каникулы, я, как и все студенты, моментально забыл), подрабатываю расклейщиком разнообразных ярких и бесполезных листовок, дабы хоть как-то оплачивать снимаемое жильё и с трудом питаться. Вечерами, после работы, я сижу и громко слушаю музыку, иногда, смотрю телевизор. Единственное что я знаю о своих провалах в памяти, и бессоннице – они начались этим летом с выходом на каникулы. Дальше я ни черта не помню. Такое ощущение, будто я всё никак не могу отойти с мощной пьянки. И вот, кульминация моей беспамятности – я начинаю вести этот дневник после того как сеньор помидор заявляется ко мне домой и кидается в меня разными документами, чьё содержание такое монотонное и объёмное, что мне лень осилить хотя бы титульный лист.
Не удивлюсь, если сейчас за мной кредит в несколько миллионов, или этот помидор – мошенник, и я, этой ночью – подписал документы, которые никакой юридической силы иметь не будут, потому что я – не владелец этого жилища. Ибо я даже и понятия не имею, зачем мне нужен этот документ, ведь в первом из них, как кажется, говорится о владении мною земли на улице Пограничников сорок шесть. В конечном счёте, мне остаётся только съездить туда, дабы наконец-то узнать, что находится по тому адресу, а если там не окажется ничего полезного, то я поеду в юридическую контору разбираться с сеньором помидором.
Слишком гладкий и простой план. В любом случае – сегодня, пожалуй, я возьму выходной. Наскребав деньги из общака, я заметил, что там исчезла та самая солидная тысяча, которую я отводил на отдых вне четырёх стен, я, сопровождаемый лучами утреннего солнца поехал на участок земли, указанный в документе.
Но я и понятия не имел, какая история там завяжется.
Собрав все свои вещи в небольшой, лёгкий кожаный чемоданчик – я вышел из дома, надеясь найти водителя, который автостопом довезёт меня прямиком до Паланик двадцать три. Но только мне стоило выйти за порог, как я тут же рванулся обратно, потому что забыл взять с собой розовую папочку, что содержала в себе белые бумаги, с содержанием которых я, в силу своей лени, так и не смог разобраться. После того как я убедился, что все мои вещи собранны – я наконец-то с чистой душой запер свою каморку и начал свой выход из многоквартирного дома.
Если честно, то в тот момент я даже и не имел понятия, где находится Паланик двадцать три, и даже, очень сильно удивился, узнав о существовании такой улицы на границах моего города. Наверное, не знал, потому что вообще никогда не любил выходить из дома, притом на такие далёкие расстояния, но до этого момента, у меня просто и повода не было.
Выйдя в подъезд, я сразу же вспомнил, почему я не люблю выходить из дома - потому что между моей квартирой и улицей стоял отвратительный подъезд: поборник грязи и кошачьего содома. В загаженном подъезде, как только я вышел из квартиры – меня чуть не сбила толпа жирных, обезумевших кошек, которые гнались за другой белой кошкой по лестнице. Эти отвратительные кошки гадали в этом подъезде, как ненормальные. Не подумайте, конечно, что я не любитель кошек, но вы только попробуйте простоять в подъезде, где бывает около двух десятка кошек, хотя бы с минуту, и вы сразу же меня поймёте. Да. Стены подъезда источали отвратительный сырой запах, о происхождении которого, я даже не хочу догадываться. На этих же стенах так же присутствовала «наскальная живопись» от первых жителей дома, которому, кстати, насчитывался уже второй десяток. Вдаваться в подробности «живописи» мне не позволяет воспитание, тут-то вы уж извините.
Я был очень благодарен Господу за то, что я вышел из подъезда живым. Отсюда и начинается моё невероятное путешествие, в которое, вы, наверное, не поверите. Как ни странно, но я заметил, что каждое хорошее приключение всегда начинается с чего-то забытого, например: с забытого чувства осторожности и страха, или же, с отшибленной напрочь памятью. Пройдя через извилки дворов многоквартирных домов – я всё же вышел на главное шоссе города, которое, к счастью, оказалось неподалёку.
Тут-то и началась моя первая стычка с самой судьбой, ибо я очень долгое время всё никак не мог поймать автомобиль. Мне не везло настолько, что мне казалось, будто я просто неверно выставляю руку, и водители шоссе думают, что я кидаю им знак приветствия, чьего, вы, наверное, догадались. Но нет, кисть руки не была выпрямлена. Я простоял так до вечера, не имея за душой ничего кроме проклятой сотни, с помощью которой я и собирался доехать до Паланик двадцать три. Больше сотни я выделить и не мог. Мне даже сотни было жаль, ведь я, в ожидании машины представлял, как убиваю водителя, а на отложенную на поездку деньгу - покупаю себе варёной лапши, а затем дальше еду на Паланик двадцать три, или же выхожу из машины и кидаюсь на случайных прохожих, чтобы украсть у них деньги на варёную лапшу.
И наконец, передо мной остановилась белоснежная машина, доселе неизвестной мне марки. Остановилась она как раз в тот момент, когда я уже совсем потерял всякую надежду и засобирался идти домой. Сначала, я даже не поверил в то, что эта машина остановилась ради меня, думая, что она просто припарковалась в ожидании кого-то, и поэтому отвёл голову в сторону, но когда машина очень громко загудела – я был вынужден пойти навстречу к ней, и, к моему удивлению я делал это без удовольствия.
- КОРЕШ! ШЕВЕЛИ БУЛКАМИ! - донеслось из-за тонированных стёкол, при этом, мотор загудел как бешенный, а у меня тут же отпало желание садиться в эту машину, но, вспомнив томные часы ожидания – я всё же потянул белую ручку и сел в автомобиль.
- День добрый, - сажаясь, вымолвил я. Чувствовал я себя ужасно неловко.
- Какой день добрый? Ты чего, с катушек съехал, корефан? Это же я! Дон! – дружески толкнув меня, вымолвил водитель. Я же, в свою очередь, глянул на него: русые волосы, чёрная футболка с изображением известного рок-вокалиста, чёрные водительские очки, и сигарета между зубов, и не узнал в нём никого, но лицо казалось ужасно знакомым и дружественным, от чего у меня тут же пропало ощущение дискомфорта.
- Дон? Чувак, я вообще не помню даже как меня звать, а ты меня так грузишь, хотя лицо твоё мне очень знакомо, - сказал я, смотря на то, как горят лампочки на спидометре.
- Охренеть! Мы друг с другом не разлей вода уже четырнадцать лет! И вот, ты пропадаешь куда-то на месяц, после окончания сессии, а сейчас появляешься, садишься в мою машину и говоришь мне добрый день, пытаясь прикинуться интилегентом?! Нет уж, кореш, я все твои фишки наизусть помню, но эта – самая дичайшая, грёбаный француз!
- Дай мне подумать, пожалуйста, мне сейчас вообще не до этого, - отмазываясь, говорил я. Просто я до сих пор не верил в то, что я с этим человеком знаком, - отвези меня на Паланик двадцать три, я заплачу.
- Паланик двадцать три?! Какие ещё к чёрту деньги, кореш?! Я тебя целый месяц не видел! Что ты там потерял вообще? Это же совсем за городом!– заводя машину, выкрикивал Дон.
- Потом всё объясню.
Машина тронулась, а я всё больше и больше узнавал в Доне дружественное лицо, казалось, будто память моя прояснялась, но это было совсем не так. Мы уже отъезжали от того квартала, в котором я жил, как вдруг, в моём кармане “запищал” мобильник. Я, корчась как змея, достал его и увидел лишь рекламную рассылку. Всю дорогу, до сего момента, я задавался вопросом – как проверить слова Дона про то что мы крепкие друзья - на достоверность? И я придумал один способ: я заглянул в меню своего мобильного телефона и выяснил название трека, стоящего у меня на звонке, если он действительно очень близкий мне человек – то он обязательно угадает, какая же мелодия у меня там установлена.
- Дон, скажи мне, как называется трек, стоящий у меня на звонке? – допытываясь, спросил я.
- Ясен пень у тебя до сих пор стоит «Where is my mind?»! Я с самого первого дня помню, как ты ходил со мной и орал во всю глотку слова из этой песни. А ты тут проверить меня решил?
- Позвони-ка мне, - после чего Дон полез в карман за своим телефоном.
Заиграла до жути знакомая и приятная мелодия. Дон угадал. Он определённо мой знакомый, и, скорее всего, мой верный друг, По-крайней мере, глядя на него, мне хочется ему доверять. Мы с ним переглянулись, и я сбросил входящий звонок. Мы проехали ещё немного, как вдруг я понял, что мне стоит всё же ему всё рассказать.
- Дон, я ничего абсолютно не помню о себе. Мне нереально как стрёмно. Вчера ко мне в квартиру наведался какой-то толстый человек, кричал на меня, а на утро у меня бумаги на этот адрес, а ещё до всего этого, я помню, как страдал жуткой бессонницей. Я ничего не понимаю, - откинувшись на спинку сидения, заговорил я.
- Если бы не эта практика – то я бы тебя ещё раньше бы из всего этого дерьма достал. Ничего, не бойся, мы определённо разберёмся, - заговорил Дон.
- А ты то куда ехал, Дон? – спросил я
- Ехал к тебе, после покупки струн для гитары, - закуривая новую сигарету, проговорил Дон.
- А гитара где?
- На заднем сидении, - сказал Дон, и я увидел за своей спиной кучу барахла, и гитару, которая как-то по-особому выделялась среди остального.
И вот, мы проехали небольшой мостик, отделяющий центр города от окраины, и почти добрались до Паланик двадцать три. Под мостом журчала приятная речушка, которая и была единственной примечательностью вблизи дома под номером двадцать три. И так, в своём приключении я приобрёл немаловажного человека, который мог мне оказаться как близким другом, так и врагом. Во всяком случае, до Паланик двадцать три мы всё же доехали. В глаза сразу же бросилась выжженная трава и кирпичный дом.
Именно так всё и началось.
Мы с Доном видели лишь красную, немного обгоревшую крышу дома, и часть верхних этажей с окнами, что забавно выглядывали из-за белого металлического забора, словно бы провинившееся перед родителями дети. Я, вцепившись левой рукой в документы, открыл дверь машины, навстречу этому дому, и сразу почувствовал, что в воздухе витало какое-то странное напряжение, которое буквально наэлектризовывало всё вокруг. Казалось, что если я сейчас притронусь к этому белому забору – то моментально сгорю от тока.
- Ты куда это? – с интересом спросил Дон, глядя на меня, но как ни странно – на лице его зияла улыбка.
- Выходи из машины и пошли со мной, пока я и сам не знаю, куда и зачем я иду, но твоя помощь мне вполне может пригодиться, - двигаясь к забору, сказал я. В голове было пусто. По-настоящему пусто.
Я чувствовал, как Дон был смущён, но знал бы он, каково было мне с моею пустой башкой, потому что я даже и не понимал, что мы в этом месте потеряли. Когда Дон закрыл машину и подошёл ко мне, я решился открыть стальную калитку забора, чувствуя холодный металл на кончиках своих пальцев, и мигом оказался в приятном дворике, который был уложен из подгоревших квадратных каменных плит. Справа от меня стояла пустая будка и толстая цепь, к которой, к моему счастью, никто прикован не был. По левую руку от меня был гараж, построенный из тех же материалов, что и дом. Прямо перед нами стоял сам двухэтажный приятный дом из красного кирпича, который теперь я видел полностью, не ограничиваясь видением из-за забора. Безмолвные окна дома пусто на меня смотрели. Всё было миленько и уютно, исключая сгоревшую в округе траву. Абсолютно ничего не предвещало беды, но этот самый дом и стал тем самым жопным геморроем для меня и Дона. К нам навстречу из дома вышел человек, которого сразу я и не заметил.
- Здравствуйте! Это вы тут с бумагами по поводу этой земли? – кричал, выйдя из-за дверей, человек в клетчатой рубашке и синих джинсах, его загорелая кожа и русые волосы говорили о том, что он, предположительно, часто работает на воздухе. Может, он строитель?
- Да, наверное, это я, - подняв папку, выкрикнул я, при этом чувствуя некоторое смущение. Мужчина тем временем подошёл вплотную к нам с Доном и после чего пожал нам обоим руки, затем он отошёл от нас на шаг назад, словно от неминуемой гибели, и деловито посмотрел на папку, а потом на меня.
- Давайте без формальностей. Вы мне документы – я вам ключи, - сказала клетчатая рубашка, скрестив руки на груди. От этих слов я впал в шок. Наверное, этот парень говорит мне о владении той будкой, и то без цепи, подумал я. Как бы там оно ни было – мне нельзя показывать ему свой шок, а уж тем более – задавать глупые вопросы, которых у меня в голове роилась просто туча. За спиной я чувствовал косой взгляд Дона.
- Да. Давайте так и поступим, - сказал я, передавая ему папку в руки, после чего Клетка взял её и просмотрел внимательно все бумаги, перебирая их одну за другой и вглядываясь в каждую без особого интереса. Просмотрев все бумаги в папке, он сделал весьма удивлённое лицо.
- Здесь одной не хватает, - сказал Клетка, после чего я почувствовал толчок и жжение в районе затылка, меня толкнуло вперёд, на землю тут же упал небольшой, серый окровавленный булыжник. Булыжник, который перелетел за другую сторону забора. Мне, внезапно для самого себя, захотелось засмеяться.
- ВАЛИТЕ СУКИНЫ ДЕТИ АДА! – донеслось из-за другой стороны забора, после чего послышалась машинная сигнализация.
- Ща кому-то придёт пиздец, - оскалившись, произнёс Дон, после чего он тут же вышел через калитку. Я и Клетка пошли вслед за ним.
По другую сторону забора мы застали женщину престарелого возраста, которая пыталась открыть двери машины, неистово дёргая за ручку. Эта старушка очень контрастно выделялась на фоне белоснежной машины: чёрные неаккуратные волосы, длинные ногти, чёрная шаль из извалявшейся шерсти и старая чёрная юбка. Увидев нас – женщина начала пятиться в сторону от нас.
- ОТОШЛА ОТ МАШИНЫ, СЕЙЧАС ЖЕ! – заорал во весь голос Дон, приближаясь к женщине, и предварительно подобрав булыжник с земли.
- Уходите, исчадия адские! – после чего женщина достала серебряное распятие, от чего Дон и остановились. Мы в тот момент оба поняли, что она просто “повёрнутая”. Женщина к тому времени уже начала спешно от нас убегать, всё так же направляя в нашу сторону крест. Мы решили не бежать за ней вдогонку. Скорее всего, она ведь даже и знать не могла, что булыжник попадёт мне в голову, ведь забор был достаточно высоким, дабы увидеть моё местоположение из-за другой стороны.
- Ёбнутая. Черт возьми, я бы ей голову оторвал, повреди она мою малышку, - сказал Дон, поворачиваясь к нам с Клеткой и бросая на землю коричневый булыжник.
- Так, вот ваши ключи, - сказал Клетчатый, после чего я оторвал руку от своего затылка, дабы взять их, но увидел руку, обильно облитую кровью.
- Вот дерьмо. Я возьму ключи, - сказал Дон, перенимая ключи у Клетки.
- Бегите срочно в дом, аптечка – в уборной за зеркалом. По поводу отсутствующей бумажки – не переживайте, всё и без неё ясно. Мне нужно бежать, - ответил Клетка, и ушёл вперёд по дороге, оставив нас с Доном наедине. Выглядело это всё очень странно и совсем неясно. Папки Клетка унёс с собой.
Дон простоял немного, мешкаясь, а я схватился за голову, чувствуя себя так, словно бы за какой-то участок моего мозга резко ущипнули и продолжали держать. Дон быстро перехватил меня и повёл меня к заветной аптечке, которая, как я понимал, ничем мне не поможет.
- Охренеть, теперь весь этот дом – твой? – продолжал Дон, заводя меня в дом.
- Похоже на то, - говорил я, придерживая рану на затылке, дабы задержать кровотечение.
Дон завёл меня в дом, в котором ещё, кстати, горел свет. Всё же, выходит, Клетка ждал нас тут довольно долгое время, но это пока никак не даёт мне ответа на вопрос о том кто он. Тут наши с Доном пути разошлись, и я пошёл в уборную, дабы немного подлатать себя.
Рана оказалась не такой уж и серьёзной, как я предполагал по наличию крови. Просто небольшая царапина. Я немного обработал её и вытер кровь с волосяного покрова, а затем и вышел обратно в коридор.
Голова жутко трещала, и меня не покидало головокружение, поэтому я и решил выйти на улицу “проветриться”. Когда я доходил до двери, то чувствовал, как ноги мои подкашивает, я ощущал это и не понимал, почему же так происходит, я точно знал, что виновата в этом не только лишь недавно полученный камень по затылку. Выйдя за дверь, я понял, в чём же была причина.
Смог.
Смог, окутавший даже небо. Я нереально смутился, увидев его, казалось, что вот-вот на Землю грянет апокалипсис. Даже солнце заметно блекло на фоне всего этого. Из-за смога небо казалось отвратительно жёлтым, а солнечный свет словно бы доносился до меня сквозь песчаную бурю. Долгое время я стоял и наблюдал за небом, стараясь отследить на небе хотя бы небольшое облачко. Но нет, у меня ничего не вышло – всё небо было постельно-жёлтым, и лишь в одной его части светилась блеклая круглая точка. Я стоял и думал, “Через сколько минут сюда прибудут все четыре Всадника Апокалипсиса?”. Но пока ко мне из дома вышел только Дон.
- А вот ты где! А я тебя по всему дому ищу, думал, что тебя в унитаз затянуло, - сказал Дон, растопырив руки в удивлении, - Я тут анекдот вспомнил, - продолжал он, облокачиваясь к кирпичной стене дома, - Знаешь, как будет слово ‘унитаз’ наоборот? ‘Затину’! – после чего мы оба громко расхохотались. Затем мы переглянулись, и Дон начал доставать сигарету из пачки. Он закурил.
- Знаешь, Дон, прежде чем обосноваться тут, я хотел бы съездить опять домой, за вещами, - сказал после небольшой паузы я.
- Конечно, я могу тебя подбросить.
- Если хочешь – можешь вообще со мной остаться. Мне, почему-то, даже с потерянной памятью хочется тебе верить лишь спустя несколько часов пребывания рядом с тобой. Настоящий друг мне в освоении этого дома совсем не помешает.
- Ахах! Чёрт! Ты ещё спрашиваешь? Сейчас я докурю, и прямо после этого можем поехать. Ты в норме после этого камня?
- Вполне. Я тоже готов уезжать прямо сейчас, - сказал я, чувствуя, как рана на затылке до сих пор немного жжёт.
После чего Дон выбросил окурок в сторону, и мы с ним двинулись обратно к машине, дабы собрать все свои вещи и переехать сюда. У меня была куча вопросов по поводу этого дома. Но сейчас, в этот странный период моей жизни я действовал по правилу “Меньше знаешь – крепче спишь”. И думаю, что это было вполне верным решением. Оставаться одному мне никак в это время не хотелось. Трудно жить, не зная, кто ты, особенно, когда на тебя кидаются с камнями бешенные местные жители, а так, мы с Доном точно прикроем друг другу спины. Не знаю почему, но я уверен – ему можно доверять.
Дон первым вышел из-за забора к машине, и нам обоим тут же ударил в нос запах гниющей плоти, доносящийся полевую сторону от нас.
- Ебануться, - единственное, что вымолвил Дон, когда смотрел на железный забор.
На железном заборе была распята чёрная ворона с распоротым, полностью, животом, в котором до сих пор можно было увидеть внутренности, и при большом желании – обед той же самой вороны. Два чёрных крыла, величественно растянувшихся во всю ширину, были грубо прибиты гвоздями. Голова вороны была опущена, а рот был открыт в глухом истязающем крике. Под вороной была надпись, начертанная кровью: ”СЪЁБЫВАЙТЕ ОТСЮДА, ИНАЧЕ ОТПРАВИТЕСЬ ВСЛЕД ЗА ВОРОНОЙ”.
Я, молча, посмотрел на всё это, и оставив всё как есть, сел в машину, после чего Дон посмотрел на меня и последовал моему примеру.
- Вечно к тебе всякое подобное дерьмо притягивается. То обезумевшие алкаши, которых ты направо и налево раскидываешь, то конченные бабки с булыжниками, то ёбнутые местные сатанисты. Всегда любил с тобой возиться, потому что ты самый настоящий поборник этой хуеты. Но знай – я буду с тобой до того, пока мы эту мразь, так же как и ворону не распнём.
- Да. Ради вороны игра стоит свеч, - и мне послышалось, как в багажнике затрясся футляр с оружием
Кто с мечем придёт – от меча и погибнет.
Продолжение следует...
Разборки со школотой
Однажды, совершенно внезапно для меня, в дверь позвонили друзья моего младшего братишки и сбивчиво рассказали мне, что моего младшего брата (8 лет разницы, мне на тот момент было лет 19-20) пиздят какие-то непонятные субъекты его возраста. Недолго думая (а у меня кровь горячая, неостывшая после вакханалий школьных лет), я схватил длинную металлическую лопатку для обуви и выскочил в соседний двор.
Пиздюли выдались знатные. 12-летняя школота в количестве 3-4 человек разлеталась разбрызгивая кровь по асфальту, пускала сопли и визжала как придавленная ботинком мелкая собачонка. Я с наслаждением стаскивал их обратно и пиздил, пиздил, пиздил. Один, правда, умудрился убежать, увы.
После опиздюливания я увёл брата домой, попутно выясняя причину конфликта. Оказалось, что это местные школьные "авторитеты", которые решили доебаться до моего брата, ибо он единственный, кто не был ими пизжен, так как имел довольно крепкое телосложение, пришлось толпой.
Вечером к нам под дверь пришли родители и братья этих малолетних долбоебов, угрожали написать в милицию, дать пизды, проклять и так далее. Но всё решилось очень просто: я позвал брата и спросил, они один на один дрались, или его били толпой (у школотонов была первая версия). После подтверждения, родители рассосались, обещая дать пизды своим нерадивым чадам.
Такая вот история.
// "Кто брата тронет - завалю" - К/Ф "Брат".
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Восемь ножей в спину феминистки(часть два)
Одно радует. В 1999 году 12% мужиков, которых феминистки опустили на деньги, потребовали компенсировать им утраченную в результате обвинений в сексуальных домогательствах самооценку, и с тех пор процент этот растет. Умнеем потихоньку! Начинаем бить женщин их же оружием…
Ножик четвертый. Ненавижу феминисток, потому что они деструктивны.
Расхожая шутка гласит: "Настоящая феминистка должна выкопать дерево, посадить мужа и сжечь дом". Но как в любой шутке здесь таится доля истины. Феминистки по природе своей деструктивны. Это женщины-разрушительницы, чей идеал - Новодворская в теле амазонки. А между тем полыхающая в их истеричной душе социосексуальная непримиримость творит порой страшные вещи.
Идеи марксизма и всеобщего равенства, забившие крохотные мозжечки неудовлетворенных женщин, взрывоопасны. Они столь масштабны, что предохранители в их чудесных головках перегорают и срабатывает сидящий где-то глубоко в бабах инстинкт самоуничтожения - на манер поведения леммингов. Такая женщина просто жаждет принести себя в жертву на алтарь революции, сгореть в мировом пожаре и броситься под копыта истории. Но обязательно публично. Почему? Ну это же очевидно - они либо влюблялись в революционеров и таким образом привлекали к себе внимание, либо за отсутствием интереса к их персонам влюблялись в саму революцию.
Именно поэтому суфражисток, феминисток и истеричек всегда весьма охотно принимали в свои ряды террористы, революционеры и сектанты всех мастей. И все потому, что лидеры партий (очень неглупые и охочие до власти мужики) знали - баб хлебом не корми, дай чего-нибудь разломать, взорвать и чего-нибудь кому-нибудь оторвать. В общем-то, понятно: созидать они умеют плохо (см. выше), а ломать - не строить. А если оторвать все правильно, место в истории обеспечено. В ней остались имена Веры Засулич, стрелявшей в градоначальника Трепова, Софьи Перовской, палившей в Александра II, Фанни Каплан, ранившей Ленина, Шарлотты Корде, зарезавшей Марата, ну и, конечно же, Лорены Боббит, оскопившей в 1993 году своего спящего мужа Джона и обогатившего словарь феминисток новым термином - бобитектомия: оскопление мужчины в знак протеста против фаллократического общества.
И несомненно, что феминистки нас бы давно уже всех перерезали, перестреляли и перетравили, но жизнь, славу богу, не стоит на месте. За неимением радикальных террористических организаций на территории США и Европы феминистки сляпали свою партию по половому признаку и теперь предпочитают нас не стрелять, а раздевать в судах. Хотя суть их действий не претерпела никаких изменений - это борьба за Великое Равенство. Но тут они врут…
Ножик пятый. Ненавижу феминисток за лицемерие.
Врут феминистки - на самом деле никакой уравниловки в правах с мужчинами они не хотят. А хотят они мирового господства. Основной задачей бабьей партии, как и любой другой партии, является захват власти. Феминистки захватывают ее по принципу "дай палец - откушу руку". Они боролись за избирательное право - им его дали. Они затребовали право делать аборты. Им разрешили. Но им снова показалось, что их обделили. И они потребовали себе высокие зарплаты, большие должности - не по принципу профпригодности (тогда феминистки точно останутся на бобах), а по половой принадлежности.
И что получается? За последний век мало-помалу женщины получили массу новых прав и избавились от всех старых обязанностей. Мужчина же утратил часть прежних прав, но не утратил ни одной обязанности. Если феминистки так орут о равноправии, то почему, спрашивается, при разводе современная женщина ничего не должна мужчине, тогда как мужчина обязан отдать ей львиную часть имущества, а в некоторых странах (Италия, например) еще и содержать бывшую жену до тех пор, пока она не выйдет снова замуж? Если феминистки так орут о равноправии, то почему мужчины (согласно статистике) проводят в местах лишения свободы вдвое дольше, чем женщины, осужденные за те же самые преступления? Если феминистки так орут о равноправии, то почему уровень самоубийств среди мужчин в четыре раза выше, чем у женщин? И почему, наконец, мужской век куда короче, чем женский? От хорошей жизни?
Хотите равенства? Давайте вместе класть шпалы, укатывать асфальт, разгружать вагоны и забивать сваи. Хотите равенства? Давайте разбанковывать поровну между обоими полами деньги организаций, спонсирующих такие архиважные исследования, как "Мужчина - инструмент сдерживания женской карьеры" или "Дисфункция гендера в фаллократическое безвременье". Мы тоже хотим годами за чужой счет увлеченно исследовать темы, типа "Фригидность как следствие феминизации" или "Снижение мужской самооценки в женском коллективе" и выступать с результатами этих исследований на международных симпозиумах где-нибудь на островах Бора-Бора или в Гонолулу.
Короче. Женская борьба за равноправие - миф. Как и женское бесправие. Так уж женщины устроены, что им надо все, сразу и чтобы им ничего за это не было.
Ножик шестой. Ненавижу феминисток за провокации и шантаж.
Эти два способа так же неразрывны с феминизмом, как инь и янь, как горн и пионер, как евро и ЕС. Если булыжник был оружием пролетариата, то провокация и шантаж - оружие бойчих за половое равноправие. Феминистка надевает прозрачную блузку без лифчика, мини-юбку с разрезом, ажурные чулки, делает вызывающий макияж и отправляется на работу, где тут же напарывается на все выученные ею назубок по конспекту признаки харрасмента - от взглядов до комплиментов. После чего с воплем "Я вам не какая-нибудь тут" садится строчить доносы во все инстанции. Но ответьте, на что она рассчитывала? Для кого так старательно раздевалась на работу? Для уборщицы тети Тони?
Женщины вообще склонны к провокации. "Ну скажи, что я дура. Скажи! Молчишь? Значит я дура, да? Скажи!". - "Ты - дура!" "А-А-А!!!" Но феминистки отличаются от обычных женщин тем, что не успокоятся, пока не выжмут из этой сцены всю практическую для себя пользу. Стыда у них нет никакого. В заявлении они могут запросто обвинить мужчину как в том, что он не моет за собой чашку, так и в том, что он не доставил ей количество оргазмов, необходимых для крепкого женского здоровья. Цель оправдывает средства - если бы такого лозунга не было, феминистки бы его выдумали.
Неудивительно, что глядя на феминисток, за юридическое оформление результатов своих провокаций принимаются и широкие бабьи массы. Первый же пример, который приходит на ум - скандальная история с теннисистом Борисом Беккером и русской негритянкой Анжелой Ермаковой. Девушка с альтернативной, прямо скажем, внешностью, придумала, как на елку сесть и рыбку съесть. Сама пристала в ночном клубе к изголодавшемуся мужику (у Беккера жена была на сносях), по своей охоте пошла с ним в кабинку туалета, где удовлетворила его орально и… забеременела. Мне страшно подумать, сколько Анжела тренировалась, перед тем, как донести сперму звезды в своем клюве до специалистов, которые и засунули ее в положенное место. Ныне Беккер выплачивает на родившегося в результате такого экстравагантного зачатия ребенка нехилые алименты. Беккера, ей-богу не жалко, - конечно, скотина. Не умер, если бы перетоптался в ожидании жены без секса. Но речь не о нем. Еще век назад Анжеле за такие дела вымазали бы ворота дегтем, а саму изваляли в перьях. Еще век назад она скрывала бы подобный подвиг как самый большой грех. Выходит, чего добились феминистки? Того, что сделали из женщины бесстыжую сучку.
Ножик седьмой. Ненавижу феминисток за идиотизм.
Если все мужики братья по разуму, то все женщины - сестры по безумию.
Ну назвал бы себя нормальный мужик пениссуальной особью? Нет. Разве что у него вырос бы пенис вместо головы. А феминистки США официально позиционируют себя как "вагинальные американки". Если из этого исходить, то, как я понимаю, это их главное достижение. Больше гордиться нечем.
Другие их термины, обогатившие великий и могучий английский, не многим лучше: проститутка - "сексуальный работник", страшненькая - "женщина с альтернативной внешностью" , фригидность - "гетеросексуальный целибат". Наконец истинный шедевр феминистической мысли как по форме, так и по содержанию - "посткоитальное несогласие". Расшифровывается как "формальный юридический отзыв женщины предварительного согласия на половой акт после его совершения, или же - несоответствие полового акта ожиданиям женщины". Перевожу на русский: она дала, но ей не понравилось. И за это невагинальный американец, понятно, тоже должен держать ответ в суде.
Феминистки денно и нощно сражаются с рекламой, использующей части женского тела. Она их по загадочным причинам унижает. В результате во Франции одна из фирм вынуждена была рекламировать дамские босоножки, надев их на обнаженного мужчину. Ну какая женщина пойдет покупать босоножки, украшающие волосатые и кривоватые мужские ноги? Только полная феминистка.
В Швеции жертвой борьбы за равноправие стал "Макдональдс". В его рекламном ролике жена, помогая мужу собраться на работу, подает ему чашку кофе и завязывает галстук. У феминист