Ответ на пост «Урок»
Этим рассказом мы открываем цикл настоящих повестей о детстве Владимира Владимировича.
Внук Бонч-Бруевича.
Этим рассказом мы открываем цикл настоящих повестей о детстве Владимира Владимировича.
Внук Бонч-Бруевича.
Она стала для Ленина женщиной, прошедшей вместе с ним тяжелейший путь — от подвенечной молитвы до последнего его вздоха…Революционный и политический путь Надежды Константиновны Крупской хорошо знаком: в 1898 году вступила в партию, с 1917 года — член коллегии Наркомпроса РСФСР, с 1929 года — заместитель наркома просвещения РСФСР, член ЦКК партии, с 1927 года — член ЦК ВКП(б).
Член ЦИК СССР. Член Президиума Верховного Совета СССР.
Надя Крупская в восьмилетнем возрасте
Родом она была из хорошей семьи. Отец — поручик Крупский Константин Игнатьевич. Мать — гувернантка Елизавета Васильевна Тистрова. Люди порядочные, хоть и бедные.
Умер Константин Игнатьевич рано. Случилось это накануне четырнадцатого дня рождения Нади. И последние его слова к жене и дочери были: “Трудно придется вам, милые мои”.
Пришлось трудно. Из-за безденежья взяли постояльца, потеснившись и в без того маленькой квартирке. Надя бегала по урокам в любую погоду, а погоды в Петербурге чаще всего скверные. Постоянные простуды ослабили организм. Мать считала, что всю жизнь Надя болела из-за этих юношеских простуд, перенесенных на ногах. Гимназию Надежда окончила с золотой медалью “за отличные успехи по всем предметам”. Ей дали особую рекомендацию в дополнительный класс — педагогический, где готовили учителей.
Мать хотела для нее обычной женской судьбы. Чтобы скорее вышла замуж и появились дети. Тем более что и женихи были. Что может быть лучше? Беда в том, что к женихам — обычным, скучным чиновникам и офицерам — Крупская склонности не имела. Ей хотелось чего-то особенного.
С матерью они в ту пору много ссорились. “Я очень упорно отстаивала свою самостоятельность”, — позже вспоминала Крупская.
В конце концов, мать сдалась, смирилась с тем, что дочка у нее — не такая, как все прочие барышни. И разделяла с ней все: скитания, ссылку, эмиграцию. Лишь бы быть рядом.
В 1890 году, став слушательницей Высших женских курсов, Крупская вступила в марксистский кружок. Привела ее туда лучшая подруга, Аполлинария Якубова. Партийное прозвище у Крупской было Рыба: что-то рыбье находили товарищи в ее внешности и особенно в поведении — в спокойном темпераменте, в ее невозмутимости и холодности.
Надежда Константиновна Крупская работа художника Николая Николаевича Жукова
Вскоре познакомилась с Владимиром Ульяновым, уже известным, опытным революционером по прозвищу Старик. В молодости Ленин считался очень обаятельным человеком. Несмотря на маленький рост, непропорционально большую голову и раннюю лысину, он производил неизгладимое впечатление на революционных барышень. И она поняла: вот тот человек, которого ждала и который может подарить ей настоящую, интересную жизнь.
А сам Ульянов в ту пору был влюблен не в нее, а в ее лучшую подругу — Аполлинарию Якубову, тоже социалистку и учительницу. Он даже сватался к ней, однако встретил твердый отказ. Предложение же Крупской Ульянов сделал, уже сидя в тюрьме. “Что ж, женой так женой”, — с неизменным спокойствием ответила Надежда. Потом Ульянова сослали в Шушенское. Ее тоже арестовали и сослали в Уфу. На три года. Но она обратилась с прошением разрешить ей соединиться с женихом.
Сначала Ульянов и Крупская жили в Шушенском, как и положено революционерам, в гражданском браке. Потом приехала мать Нади, Елизавета Васильевна, и потребовала, чтобы они обвенчались по православному обряду. Несмотря на то, что женились Ульянов и Крупская скорее по-товарищески, чем по пылкому влечению, супругами они стали очень даже счастливыми. Со временем и любовь пришла, и даже страсть.
Надежда Крупская, 1885
Владимир Ильич постарался обеспечить удобный быт, нанял Надежде Константиновне помощницу по хозяйству, ибо сама Крупская в хозяйственном отношении была совершенно беспомощна. Всю свою сознательную жизнь она полагалась на мать.
Когда в 1915 году ее матери не стало, быт уже немолодых супругов, по утверждению самой Надежды Константиновны, стал “совершенно студенческим”, поскольку питаться приходилось в дешевых столовых, а в комнатах всегда было неубрано. Но Владимир Ильич не роптал, он ценил в Надежде умного соратника и добрую подругу и не требовал от нее хозяйственных подвигов.
Только вот детей не получилось. В первые годы они еще не волновались: до детей ли в постоянных ссылках и при их подпольной работе? При Александре III революционеров частенько вешали… Но годы шли, Надежда Константиновна не беременела. И чувствовала себя все хуже.
Но для Ленина отсутствие детей житейской трагедией не стало. Он, оставался любящим, заботливым супругом, и не смущали его ни постоянные недомогания жены, ни ее изменившаяся внешность.
Владимир Ульянов и Инесса Арманд
Он даже заводил романы на стороне. Общеизвестны страстные отношения Владимира Ильича с Инессой Арманд. Историки называют еще несколько имен его предполагаемых любовниц. Она знала, что Ленин любил Инессу Арманд, неоднократно предлагала мужу развестись и даже сама пыталась уйти от него, чтобы он мог создать новую семью с Арманд.
Эта красивая, молодая женщина, у которой к тому же было пятеро детей, она могла и Ленину стать вполне полноценной супругой! Но Ленин решительно отказался. Пылкая Инесса была для Ленина праздником, но для жизни ему нужна была спокойная, разумная Надежда. (Пройдут годы, и дочь Арманд станет для Крупской самым близким человеком, а в 10-ю годовщину смерти Арманд именно она опубликует в “Правде” статью о любовнице своего мужа.)
И все-таки Надежда Константиновна, в первую очередь, была для Ленина жена, женщина, которая прошла со своим мужем тяжелейший путь от подвенечной молитвы до последнего его вздоха.
В. И. Ленин (слева) и Н. К. Крупская (справа) выходят из Дома Союзов после заседания I Всероссийского съезда по внешкольному образованию.
По-настоящему незаменимой для Ленина она стала, когда у него — еще не старого человека — начались серьезные проблемы со здоровьем. Врачи уже не оставляли надежд на выздоровление. А Крупская была для мужа не только заботливой сиделкой, но еще и единственной связующей ниточкой с внешним миром. Только она понимала, что он хочет сказать. И только она могла ему что-то объяснить и благотворно действовала на тревожного больного.
К тому времени резко ухудшились ее отношения со Сталиным.
“… Сталин после второго ухудшения здоровья Ленина в середине декабря решил, что с Лениным можно уже особенно не считаться. Он стал груб с Крупской, которая обращалась к нему от имени Ленина. В начале марта он так обругал Крупскую, что она прибежала к Ленину в слезах, и возмущенный Ленин продиктовал письмо Сталину, что он порывает с ним всякие личные отношения.
Но при этом Ленин сильно переволновался, и 6 марта с ним произошел третий удар, после которого он потерял речь, был парализован, и сознание его почти угасло. Больше его на политической сцене уже не было, и следующие десять месяцев были постепенным умиранием”, — вспоминал Б.Г. Бажанов, секретарь Сталина.
Ленин и Н. К. Крупская в Горках, осень 1922
После смерти Ленина с Крупской и вовсе не церемонились. Она еще пыталась как-то бороться: выступала против бальзамирования тела Ленина, потом — против того, что позже называли “перегибами в деятельности партии”.
В ответ выступил Каганович. “Пусть не думает Крупская, — заявил он, — что если она была женой Ленина, то обладает монополией на ленинизм”.
Отношения между вождем нынешним и вдовой вождя бывшего становились нескрываемо враждебными. Крупская на какое-то время притихла, однако сдаваться не собиралась и решила выступить на XVIII съезде партии: снова с критикой, пытаясь что-то изменить.
Смерть ее была загадочной. Но в преддверии съезда она загадочным образом умерла. Днем 24 февраля 1939 года в Архангельском ее навестили друзья, чтобы отметить приближающееся семидесятилетие хозяйки. Накрыли стол. Надежда Константиновна была радостной и весьма оживленной. Вечером ей внезапно стало плохо.
Вызвали врача, но он почему-то приехал через три с лишним часа. Диагноз поставили сразу: “острый аппендицит — перитонит — тромбоз”. Но необходимых мер не предприняли и операцию делать не стали. Через три дня Крупская умерла в страшных муках.
Хорошая песня и клип.
Денис Леонов "Не святой".
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Как-то давно, я спросил у папы, почему Владимир Ильич со своими горе-коммунистами сначала захватили какой-то сраный телеграф, ведь проще лишить город электричества, посеять хаос и панику, если уж на то пошло.
На дворе был 1998 год, папа потрепал меня по голове, улыбнулся и объяснил, что электрификация страны была не на самом высоком уровне во времена революции поэтому отключение электричества вряд ли могло привести к таким последствиям как сейчас.
Сделав поправку на время и реалии современного общества, я сформировал к 15 годам очень простую и гениальную идею, и приступил к её воплощению.
Идея была очень простая в Московском Инженерно-Физическом Институте располагался на тот момент действующий ядерный реактор. Так вот надо было поступить в МИФИ, получить доступ к реактору и пиздануть его при первой возможности. В это же время диверсии проводятся на станциях, обеспечивающих Москву электричеством – Московское энергетическое кольцо. А дальше начинается веселье.
Я сдал экзамены в МИФИ, но меня туда не приняли - не было паспорта ни армянского ни российского (до 2004 я проживал в этой стране нелегально. Из документов у меня были аттестат об окончании школы, результаты вступительных экзаменов и переведённое с армянского свидетельство о рождении). К тому времени, портвейн 777, великолепные московские девушки и, конечно, музыка, которой я очень увлёкся как раз в это время, спасли Москву от планов молодого, уверенного в себе и жаждущего справедливости меня.
Так как власть мне была совершенно не интересна, то, что я собирался сделать было разрушением ради разрушения, просто чтобы все сдохли как можно более страшной насильственной смертью. ХА-ХА-ХА. Я до сих пор уверен, что всё получилось бы, будь я не такой любвеобильный, жизнерадостный и ленивый.
В общем, не попав в МИФИ, я стал усиленно стучать в барабаны, работать, учиться, жениться, разводиться, тусоваться с друзьями, путешествовать, доказывать людям в интернете, что они не правы, и, конечно, бухать. И весело прожил следующие цать лет, уверенный, что любовь и понимание гораздо большие силы, чем ненависть и неприятие.
Но, как водится, я ошибался.
Обострённое чувство справедливости (которой в природе не существует – только в нашем больном сознании) грызло меня изнутри все эти годы. Пока я пытался познать все грани потреблятсва, Земля продолжала крутиться. Появился интернет, информации стало столько, что вычленить что-то стоящее, представлялось проблематичным, даже для меня с очень неплохо отстроенными дерьмофильтрами.
Дерьмо полилось буквально отовсюду, безумие во всех его проявлениях. Тупость, ханжество, злость, бахвальство, и конечно, непомерно раздутое чувство собственной важности получили новую площадку для полномасштабного развёртывания.
У меня всегда плохо получалось закрывать глаза, поэтому с тех пор, как мой план провалился, обычно я старался смотреть в другую сторону и не думать о том, что хотел, но не сделал. Благо у меня замечательная любящая семья, друзья, о которых можно мечтать, есть любимое дело и даже парочка, и, что немаловажно – меня всегда окружали потрясающие женщины.
Однако желание воздать людям по их заслугам, так никуда и не девалось. Кто я такой чтоб судить? Человек, такой же как вы, и строю своё мышления с помощью суждений, которые делаю, в том числе и о вас.
Любовь и понимание никогда не были для меня пустым звуком, и я всегда относился к ним серьёзно, и никогда не считал, что это что-то что нам дано по умолчанию. Любить и понимать надо учиться, также, как и играть на барабанах, или бить по мячу.
А справедливость, которой действительно считаю, что не существует в том виде, в котором мы себе её представляем – око за око, зуб за зуб. Справедливость, которой я так жаждал, догоняет вас безо всякой моей помощи.
Ядерная война это будет или экологическая катастрофа – никакой разницы. Даже если мой пессимизм сильно преувеличен и не произойдёт ни того ни другого – расклады ещё круче. Вы будете продолжать бежать непонятно куда, пока не случится какой-нибудь рак яиц, ваши дети продадут вас и всё что от вас останется (если повезёт) на вторсырьё, а вы будете продолжать улыбаться друг другу, делая вид, что всё в порядке и в принципе вы счастливы. Проводить треть жизни с мудаками которых презираете, ещё треть – спать, а остальное время распределите между женой, любовницей, детьми, друзьями, бухлом и бесконечными походами по магазинам. И похуй кто кого обворовывает, кто и где пытается развязать очередную войну, кто голодает, кто горит в пожарах и тонет в потопах. Пока дело не коснулось лично вас, всё ок. Улыбаемся и машем.
А я продолжу наблюдать и записывать. Это чертовски весело смотреть, как вы пытаетесь зарыть головы в песок, но накаченная упругая задница всё равно торчит снаружи, а коварный пиздец с огромным елдаком наперевес на всех порах спешит к ней.
Слабонервным не фтыкать. Аткравенные эмо-слезы. Шакирующие сопли. Рекамендуецца только постоянным фтыкателям журнала Космополитэн.
Едем в метро. Мы с Мешком сидим рядом, Вова напротив. Вова - наглушняк пьяный, мы - еще держимся. Мешок держит в руках Ильича. Бронзовая скульптурка вождя высотой в двадцать сантиметров. Ильич на маленьком постаменте. Он задумчив и угрюм. По ходу думает о судьбах Родины.
- Может не поедем? Еще не поздно обратно. - В третий раз начинает Мешок.
- Мне уже тоже не хочется, но раз решили - надо ехать.
- Ну да.
- Может еще билетов не будет.
- Ага. Смотри на Вову.
Вова согнулся на сиденье и связывает шнурки мужику, который сидит рядом. Вечер субботы. Мужик спит пьяным сном. Пассажиры обращают внимание на Вову. Смеются. Молодой парень со своей подругой подначивают:
- Морским вяжи.
Вова затягивает узел и удовлетворенно выпрямляется.
Проходит минута. Слышатся возмущенные возгласы. Ворчливый дед затягивает свою унылую телегу о нынешней молодежи. Мы с Мешком ржем. Дед злится, его речь все агрессивнее. Настроение в вагоне меняется. Теперь уже половина пассажиров на стороне бухого мужика. Недавние союзники превратились в врагов. Парень с девушкой молча сидят. Шутки стихли. В воздухе нарастает напряжение. Дед чувствует силу:
- Развяжи шнурки, щенок. - Кидает он Вове.
- Следи за словами.
- Не хами, парень. - Вступается сердобольная дама бальзаковского возраста. Две минуты назад она улыбалась во все лицо, наблюдая за Вовой.
Наконец, поезд останавливается на станции Комсомольская. Мы встаем, дед хватает Вову за руку:
- Не выпущу, пока не развяжешь.
Несильно пихаю ему под дых. Просто, чтобы отпустил Вову. Не хватало еще проехать остановку из-за него. Дед разжимает руку.
- Не злись, он просто пошутил.
- Ильич тебя осуждает. - Мешок лыбится и трясет фигуркой Ленина.
Выходим из вагона. Двери закрываются. Угрозы и злобные выкрики поезд тащит в темный туннель. А мы едем в Питер. Также, как и год назад, седьмого мая.
В прошлом мае мы отмечали день рождения однокурсника. По старой студенческой привычке он проводил это мероприятие в парке на Воробьевых горах. Когда мы учились, то все дни рождения, отмечались там. Рядом с общагой и какая-никакая, но природа. Схема была стандартная - ящик водки и немного закуски. У товарища день рождения седьмого мая. Он решил поностальгировать. Купил водки, еды и мы собрались на старом до боли знакомом месте. В восемь вечера, когда все начали расходиться, мы с Мешком и Вовой решили поехать в Питер. Потому что впереди два дня выходных, а делать нечего. Как решили, так и поехали. Собственно тогда в одном из дворов-колодцов в центре города мы и нашли Ильича. Никому не нужный он стоял на скамейке.
В этот раз мы решили заранее, что поедем в Питер втроем, сразу после дня рождения. И даже взяли Ильича. Все очень сильно напоминало прошлогоднюю тусовку. То же место, та же водка, те же люди. Только на год старше. В восемь часов мы зашли в метро Университет с твердым намерением завтра утром проснуться от слов проводницы - "Питер. Приехали".
К сожалению, мы покупаем билеты в купе. Мешок вздыхает:
- Ладно, чего уж тут. Значит едем.
- Конечно едем. - Радостно отвечает Вова.
Мы идем в супермаркет Рамстор через дорогу и покупаем две бутылки дешевого виски и большую бутылку колы. Вова берет еще пива. Он говорит, что на утро.
В поезде все происходит вспышками. Вот, мы курим около вагона за пять минут до отправления. Вот, мы стоим в тамбуре и Вова просит бить его кулаком в грудь, потому что он икает. Вот, молодая пара приглашает нас на свою свадьбу через неделю. Они счастливые и пьяные. Вот, Мешок прется через весь состав к какой-то девушке с редким именем Роза, а мы премся за ним, потому что с Розой еще три суровых друга.
Проводница трясет мою ногу:
- Подъезжаем. Просыпаемся.
Открываю глаза. Голова гудит. Во рту сухо. Поворачиваю голову - Вова спит на верхней полке. Смотрю вниз - Мешок. За окном проплывает перрон. Черт, мы в Питере. Спускаюсь. Вовино пиво стоит на столе. Очень кстати. Откупориваю бутылку и делаю глубокий глоток, с которым приходит более ясное понимание действительности. Мешок просыпается. Протягиваю ему пиво.
Сидим на скамейке на маленькой улочке, недалеко от Инженерного замка. Солнечно и тепло. Пьем вино из пластиковых стаканчиков, разбавляем минералкой. Подходит небритый мужик. Одежда затасканная и грязная. Лицо опухшее.
- Налейте художнику. - Протягивает свой стакан.
Наливаем художнику. Залпом выпивает и тянет снова. Наливаем второй.
- Старик, понимаешь, я картину задумал, - обращается он почему-то к Вове, может чувствует в нем родственную душу, - холст натянул, два метра высотой, полтора шириной. Громада. Краски, кисти подготовил. Грунт положил. Неделю уже вокруг хожу, а начать не могу. Непруха.
Мы молчим. С таким только начни говорить, потом не отвяжется.
- Империя, возведенная в абсолют. Царь и Путин - одно лицо. Новая Россия. Авангард, понимаешь?
- Мужик, ты просил налить? Налили? Давай-ка не грузи, без тебя непросто. - Не выдержал Вова.
Художник отворачивается, не найдя в нас собеседников. Уходит.
- Странные люди в Питере. - Замечает Вова.
- Культурная столица, что ты хотел? Давайте на катере покатаемся. - Предлагает Мешок.
- Поехали просто к морю и там потусуемся до вечера.
- Только сначала билеты обратно купим.
Стоим в очереди в кассу. Перед нами молодая девушка. Кудрявые волосы собраны в пучок. Она несколько раз оборачивается и подозрительно смотрит на Вову. Наверное, боится, что он залезет ей в сумочку.
- Мы не хотим у вас ничего украсть. - Пытаюсь ее успокоить.
- Да я просто... - Краснеет.
- Я - Алексей. Это Вова, это Миша.
- Лена.
- Из Москвы?
- Ага.
Стоять в очереди скучно. Показали Лене Ильича, рассказали, как нашли его год назад и в красках описали поездку. Лена успокоилась, мы больше не внушаем ей опасения. Она приехала с подругами на выходные. Подруги ушли гулять, а Лена решила сдать билет на поезд, чтобы улететь на самолете. Так как делать ей было нечего, то она согласилась потусоваться с нами.
Таксист останавливается у гостиницы Приморская. Финский залив совсем рядом. Мы подходим прямо к воде. Лена распускает волосы. Ветер сразу же подхватывает их и разбрасывает во все стороны. Вова разливает вино по стаканчикам. Мешок ставит скульптурку на камень:
- Ильич увидел море.
Перебираемся в кафе на берегу. Пластиковые стулья, на скатертях грязные разводы, посетителям приносят шашлык на картонке, вырезанной из молочной пачки. Заказываем только шампанское. Оно внушает опасения, но меньше, чем шашлык. Лена говорит, не замолкая. Перескакивает с одной темы на другую. У нее это получается смешно и непосредственно. Она похожа на взрослого ребенка. Рассказывает о своей работе, потом внезапно переключается на Голландию, она отдыхала там пол-года назад. Тема снова резко меняется и вот уже мы слушаем о том, какую классную сумку она видела утром в бутике на Невском. Постепенно темнеет. Сидеть становится холодно и мы уезжаем. Немного тусуемся в Грибоедове. Пьем коктейли в таком же порядке, в каком они указаны в меню. В час ночи провожаем Лену в аэропорт. Ее подруги так и не появились - остались в каком-то клубе. После аэропорта едем на фонтанку, мы там сняли квартиру. Засыпаем почти сразу. Поезд в Москву в десять утра.
В Москве лето. Светает рано, темнеет поздно. Деревья оделись листвой, девушки разделись почти полностью. Включились фонтаны. Бары опустели. Скверы и парки заполнились молодежью и пустыми бутылками. На улицах просторно и свежо. В метро тесно и потно. В утренней подземной парилке джинсы врастают в тело, футболка угрожает темными пятнами. Жара невыносимая, прохладно становится лишь под вечер. Лето - хорошее время года, но только не в Москве.
Я шел по Тверской-Ямской, была середина рабочего дня. Сидеть в офисе скучно, решил прогуляться. Слушал плеер и высматривал, где пообедать. Позвонил Мешок:
- Вечером что делаешь?
- Да, в общем-то, ничего.
- Я тут с Леной договорился встретиться. Приходи тоже.
- С какой Леной?
- В Питере помнишь познакомились?
- А, помню. А что делать будем?
- Я ее в кино позвал. Она сказала, что с ней еще какая-то подруга будет. Придешь?
- Приду. Что за кино?
- Тебе не все равно?
- Гыгы. Ты работаешь сейчас?
- Пытаюсь. Ничего не получается. Лень.
- Может, пива попьем в центре? Я сейчас на Маяке и возвращаться на работу мне не хочется.
- Можно. Давай на Новокузнецкой через сорок минут? Около "Серны".
- Давай.
Я позвонил в офис, секретарша сказала - "Офис компании ABC Sуstems", я сказал, что на работу сегодня уже не вернусь, потому что появились срочные дела. Она сказала - "Окей". Ехать в метро не хотелось. Там жарко и душно. До Новокузнецкой я дошел пешком. Раньше на Пятницкой был бар "Серна". В доме соседнем с церковью. Бара уже давно нет. Теперь там магазин. Мешок пришел через пять минут после меня. Он работал недалеко. Мы купили в магазине по два пива и пошли на набережную. Встали на мостике от Третьяковки к памятнику Репина. Пили пиво и плевались в канал.
- Как работа? - Спросил Мешок.
- Как всегда. Идет.
- Ты там хоть что-нибудь делаешь?
- Для своей конторы - нет. Для чужих - да.
- Ловко устроился.
- А ты, я смотрю, тоже особо не утруждаешься.
- Сегодня просто ломает. А так работаю иногда. Как казино? Играешь еще?
- Играю.
- Часто?
- Пару раз в неделю. Вчера в Джазтауне на Таганке был.
- Ну и как?
- Выиграл сотку и уехал. Народу много было. Не люблю, когда много народа.
- А Нинзя как?
- Нинзя что-то увлекся.
- В смысле?
- Играет почти каждый день. Причем напивается каждый раз. Трезвый-то он нормально играет, а по пьяни у него башню клинит.
- И что, проигрывает?
- Практически, всегда. Азартно слишком рубиться.
- Много проигрывает.
- Когда как. Вчера звонил из Миража, сказал, что штуку проиграл. Позавчера пятьсот выиграл. В какой кинотеатр пойдем вечером?
- В Калужский. Питер-фм смотрел?
- Нет. Говно, наверное.
- Посмотрим.
В семь вечера мы с Мешком стояли около входа в торговый центр Калужский. Рядом тусовалась местная молодежь, чуть подальше стояла группа армянских юношей. Девушки отсвечивали разноцветными нарядами, парни играли мышцами под обтягивающими футболками, в туфлях у армян отражалось солнце. Лена с подругой опоздали минут на десять.
- Привет. - Сказала Лена. - Это Маша. - Представила она свою подругу.
- Привет.
Маша посмотрела на нас с едва заметным пренебрежением. Так богатые смотрят на бедных, умные на дураков, москвичи на приезжих, а начальники на подчиненных. Она работала руководительницей отдела в крупной компании. Ее взгляд был следствием офисной работы. Он выработался со временем. У Маши были тонкие черты лица, каштанового цвета волосы, небрежно собранные в пучок, острые плечи и озорные глаза. Они искрились, когда она улыбалась. Маша не обладала какой-то сногсшибательной красотой. Она не заставляла мужчин с хрустом выворачивать шейные позвонки, смотря ей вслед. Но было в ней что-то притягательное. Смесь легкой надменности, недоверия, нарочитой вежливости и кокетства. Она была из тех девушек, чью красоту замечаешь не сразу. И чем дольше вы встречаетесь, тем красивее она становится.
Мы посмотрели фильм. Мне лично понравился. Ненапряжное сентиментальное кино с хорошим саундтреком. Потом сидели в баре, вспоминали поездку в Питер. Где-то в одиннадцать Лена сказала, что ей пора домой. Маша тоже засобиралась. Я спросил:
- Можно, я тебя провожу?
- Можно. - Просто ответила она.
Она жила на Мичуринском проспекте. Мы проехали немного на автобусе, потом шли пешком, было тепло. Я рассказывал, как несколько лет назад пошел в клуб на электро, а попал на металлический сейшн. Что понял об этом только когда рядом со мной в зале одновременно начали трясти гривами сорок волосатых парней, а солист со сцены проорал в микрофон - "Добро пожаловать в ад" и тоже начал осыпать перхотью пол. Потом мы с товарищем поняли, что перепутали названия "хардкор" и "хардрок" в афише. Маша смеялась. Я думал, что круто бы было, если бы какой-нибудь пьяный мужик докопался до нас. Тогда я бы полез в драку, а Маша потом благодарно на меня смотрела. К счастью этого не произошло.
- Я позвоню тебе завтра? - Спросил я, когда мы подошли к ее дому.
- Звони. - Она продиктовала номер.
Маша исчезла в подъезде. Мне не хотелось, чтобы этот вечер быстро заканчивался и я пошел домой пешком. По дороге купил себе пива в ларьке. Пришла смска от Маши, только два слова - "Ты милый". И вечер из хорошего превратился в прекрасный. Я сделал крюк, чтобы пройти через территорию МГУ. Так идти на полчаса дольше, но мне не хотелось, чтобы этот вечер быстро заканчивался. "Главное здание" светилось разноцветными огнями. Площадь перед ним утопала в мягком свете фонарей. Подошел автобус, открыл двери на остановке. Никто не вышел и никто не зашел, пустой он поехал дальше. Я подумал, что, в принципе, вот оно счастье - когда ты просто идешь по ночному городу и не паришься ни о чем. Когда у тебя нет никаких дел на завтра. Когда тебя не волнует ни вяло развивающаяся карьера, ни долги, ни мысли о том, как протянуть неделю до зарплаты. Когда в руке у тебя есть бутылка пива, пара сигарет в пачке и хорошая музыка в плеере. Когда красивая девушка пишет тебе "Ты милый". Когда у тебя просто все хорошо и спокойно. И так не хочется, чтобы это быстро заканчивалось.
Однажды мы стояли на фрунзенской набережной. Маша смотрела в сторону памятника Петру первому. Я курил и глядел на уток, которые барахтались в мутной воде Москвы-реки. Они сбивались в кучки, пытаясь опередить друг друга в борьбе за куски хлеба, которые кидала в реку маленькая старушка. Мимо проплывал прогулочный катер, с него доносились звуки эстрады восьмидесятых. Разгоряченные алкоголем люди плясали на палубе, махали руками и что-то кричали.
- Ты странный. - Сказала Маша. - В смысле не такой, как все.
- Почему? - Спросил я.
- Ты живешь как-то по-другому.
- Все так живут.
- Нет. Почти никто так не живет.
- А как я живу? Все обычно. По будням работаю, по выходным не работаю. Вот и вся жизнь. - Ответил я сам себе. - На футбол еще хожу иногда.
- Нет. Так у всех. У тебя не так. Ты работаешь, только когда захочешь. Если тебе не хочется идти в офис - ты не идешь. Разве не так?
- Так. - Согласился я. - Это плохо?
- Это не плохо. Это не так, как у всех. В Москве все делают карьеру. У нас в компании все работают с девяти утра до десяти вечера. Рабочий день кончается, но люди остаются еще на два-три часа, чтобы показать начальнику, что они стараются.
- Ну и дураки эти люди.
- Я тоже так работаю. Мне кажется это правильно.
- В чем прикол тратить свое время на бессмысленную работу? Тебе это нравится?
- В общем, да.
- То есть, если бы тебе предложили такие же деньги, которые ты зарабатываешь, безвозмездно, то ты бы отказалась?
- Наверное, да.
- Почему?
- А что бы я делала в свободное время? - Ответила она.
- Книжки бы читала. Путешествовала. Да много что можно делать. Жила бы в свое удовольствие.
- Каждый человек должен делать свое дело. Просто так жить нельзя. - Твердо сказала она.
- Каждый человек должен жить в свое удовольствие, иначе зачем вообще жить?
- Чтобы получать удовольствия, нужно сначала создать все условия для их получения.
- Как это? - Не понял я.
- Работать в стабильной компании, сделать хорошую карьеру, обеспечить будущее и настоящее.
- Боюсь, что когда ты всего этого добьешься, то у тебя уже не останется времени на пожить в удовольствие. Жить надо сейчас. Пока живется. Пока есть желание жить красиво и пока есть силы жить красиво.
- Ну, ладно. Вот сейчас ты работаешь и у тебя все хорошо?
- Да.
- А потом?
- А что потом?
- Когда твоя фирма развалится? А она, судя по твоим рассказам, обязательно развалится. Причем в скором времени.
- Ну, когда развалится - тогда и буду думать. Сейчас-то зачем напрягаться? Сейчас я работаю четыре-пять часов в день, а то и меньше. Захочу - иду на работу, не захочу - не иду. Денег мне хватает, чтобы удовлетворять свои запросы. Что еще надо?
- Уверенность в завтрашнем дне. - Сказала она.
- Мне и так неплохо.
- Вот видишь, ты не такой, как все. Никогда не встречала человека, кто считал бы так же.
- Может ты просто общаешься не с теми людьми?
- Может.
В тот вечер она осталась у меня. Бархатистый голос Фрэнка Синатры из колонок, пляшущие тени от огонька свечи на стенах, шипение шампанского в фужерах, редкие звуки машин, доносящиеся из распахнутого окна, чуть уловимый запах ее парфюма. Мы заснули только под утро. Странно, но я до сих пор помню ее запах, помню, какие песни Синатры тогда играли, помню, как она смутилась и немножко покраснела, снимая одежду.
Мы виделись с Машей раз в неделю. В пятницу. Мы встречались в центре и шли в кино или на концерт. Иногда просто гуляли. Я хотел видеть ее каждый день, я был готов видеть ее каждый день, я просил ее видеться каждый день. Но получалось не чаще, чем раз в неделю. А иногда и реже. Почему? Всё дурацкая Машина работа. Огромная корпорация, ответственная позиция и серьезное отношение к делу. Она работала до десяти вечера. С понедельника по пятницу. В выходные она с родителями ехала на дачу. Каждую неделю. Это, действительно, было так. Она не врала мне, ничего не придумывала, не отмазывалась своей работой просто, чтобы не встречаться со мной. Она хотела встречаться чаще, но у нее ничего не получалось.
Я звонил ей:
- Привет. - Говорил я.
- Привет. - Отвечала она.
- Хочу тебя увидеть.
- Я тоже хочу. Правда.
- Давай сегодня вечером?
- Сегодня не смогу. Прости.
- Почему?
- В офисе придется задержаться до десяти.
- Можем встретиться в десять. Мне все равно во сколько.
- В десять поздно. Мне нужно сегодня выспаться. Завтра совещание утром.
- Тогда приезжай ко мне после работы. Останешься у меня.
- Я не смогу нормально выспаться у тебя. Сам понимаешь. К тому же не пойду же я завтра в офис в этой же одежде.
И так каждый раз.
Виделись мы только по пятницам. Встречались, гуляли, ехали ко мне, а утром она уезжала, когда я еще спал. Время на неделе тянулось как резина, по пятницам оно разгонялось до невероятных скоростей. Вроде бы мы только-только встретились и вот за ней уже захлопывается дверь. И снова тягучие дни до встречи. Суббота, воскресенье, понедельник... Нет, я не изменил прежний образ жизни. Мы с Нинзей все так же бомбили по казино два-три раза в неделю. Играли, напивались, отжигали по барам и клубам. Но ощущения притупились. Как будто кто-то взял и добавил в палитру немного темных красок. Картина вроде та же. Только предметы не такие яркие, а лица не такие веселые. Что-то изменилось. Потухло. И только по пятницам все возвращалось и освещалось.
- Долго мы так не протянем. - Говорил я ей.
- Я знаю. - Отвечала она.
Так прошло лето. Три долгих месяца, которые разбились на тринадцать промежутков от пятницы до пятницы. Наступила осень. Дольше терпеть я не мог. Я хотел все вернуть. Хотел веселиться и радоваться, как до встречи с ней. Хотел простых и понятных отношений с девушкой или никаких вообще. Хотел видеть ее, когда захочется. Хотел дарить ей цветы, когда захочется. Хотел приходить домой и видеть ее там. Хотел просыпаться утром и бежать в магазин за завтраком для нее. Либо так, либо никак. Получилось никак. В какой-то день я просто ей не позвонил. Она тоже не позвонила мне. Она все поняла. Мы расстались не говоря ни слова, не выговаривая друг другу гадостей, не кидая ненужных обвинений. Я просто не позвонил ей, а она мне. Вот и все. Больше я ее ни разу не видел.
Я спрашивал себя - а была ли любовь? И не находил ответа. Не знаю. Иногда мне кажется, что в этом городе мы не успеваем любить...
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605