== ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ == Гоар Вартанян - разведчица-нелегал
Результаты работы ветерана Службы внешней разведки России, внесшей большой вклад в добывание информации, необходимой для обеспечения национальных интересов и безопасности страны, столь значимы, что никогда не будут рассекречены.
Вчера Гоар Левоновна отметила свой 92 День рождения. В 16 лет она вошла в антифашистскую группу своего будущего супруга и соратника — Геворка Вартаняна, вместе с которым вела активную разведывательную работу. В 1943 году в составе этой группы принимала участие в проведении операции по обеспечению безопасности лидеров "большой тройки" в ходе Тегеранской конференции. Тогда была предотвращена попытка покушения гитлеровских спецслужб на лидеров "большой тройки" — Сталина, Рузвельта и Черчилля.
В 1951 году супруги Вартанян были выведены в СССР, в 1956 году закончили Ереванский институт иностранных языков. Затем Гоар и Геворк Вартанян под оперативными псевдонимами "Анита" и "Анри" успешно работали на нелегальном положении во многих странах мира. В 1986 году разведчики вернулись на Родину.
Заслуги Гоар Вартанян отмечены орденами Красного Знамени, Отечественной войны II степени и многими медалями.
Спецподразделения мира. Часть 15. "Арыстан" (Казахстан)
Интересные старые фото подразделения времен 90-ых и 00-ых в комментариях.
P.S. изначально оригинал был высокого качества, пришлось переделать на JPEG из-за размера
P.S.S. Возрождение древней серии постов 2.0
Интеллигентов бывших не бывает.
В картотеке агентов бывшего Комитета Государственной безопасности (КГБ) могут быть 583 карточки с фамилиями представителей латвийской интеллигенции, полагает глава комиссии исследования документов Карлис Кангерис, ссылаясь на мнение экс-главы Центра документирования последствий тоталитаризма Индулиса Залитиса.
"Всегда, когда идут дискуссии об открытии "мешков ЧК", возникает этот вопрос — для общественности будет ударом, увидеть знакомые имена, случится волнение и тому подобное. Если (в "мешках") столь много представителей интеллигенции, то реакция может последовать. Меня в одном интервью тоже спросили: если теперь выяснится, что главный дирижер следующего праздника Песен был (агентом КГБ), будут ли какие-то последствия для хора или нет", — сказал Кангерис в передаче LNT Ziņas в эфире LTV.
С 1991 года в Латвии было 298 судебных процессов о возможном сотрудничестве лиц с КГБ. И в большинстве случаев суд признавал, что для факта сотрудничества не хватает доказательств, рассказал член комиссии исследования документов КГБ, судья Юрис Стуканс. "Во всех этих 300 делах суд признал, что карточки не могут быть основанием признания факта сотрудничества. Просто не удавалось доказать факт сотрудничества, поскольку материалы дел отправлены в Москву", — добавил Стуканс.
Судья Стуканс отмечает, что сотрудничество с КГБ в суде удалось доказать только в отношении девяти лиц, в том числе семи осведомителей. Самый известный из них — бывший "серый кардинал" партии "TB/LNKK", предприниматель Нормундс Лакучс. В 2006 году суд в последней инстанции постановил, что Лакучс являлся информатором КГБ.
Интерью с генералом Леонидом Богдановым.
Руководитель Представительства КГБ в Афганистане (1978 – 1980), курировавшим создание афганских спецслужб.
Леонид Богданов, бывший резидент в Индонезии и Иране, приехал в Афганистан в 78-м, сразу после "апрельской революции". Никому, кроме него, руководство КГБ не решилось доверить столь важную миссию: именно Богданову суждено было создавать в этой стране новые спецслужбы.
Впрочем, очень скоро оказалось, что задача эта далеко не единственная.
- В 77-м я вернулся в Москву из Ирана. Командировка была очень тяжелая, и я надеялся, что пару лет мне удастся передохнуть в Центре. Но в апреле 78-го в Афганистане происходит апрельская революция... Вернее, так ее называли официально, на самом деле это был, конечно, самый настоящий переворот. К власти приходит Народно-демократическая партия во главе с Тараки.
Ни о какой поездке я и думать не думал, но меня вызвал Крючков: "Это поручение партии и лично Андропова".
- До этого вам уже приходилось бывать в Афганистане?
- В 71-м году, будучи замначальника отдела Ближнего и Среднего Востока, я приезжал, как тогда говорилось, для оказания практической помощи нашей резидентуре. Это была совсем другая страна. Помню, я даже пошутил: "Самое страшное, что может здесь случиться, - собака укусит за ногу агента, пока он едет к вам на встречу".
- Обычно представители КГБ аккредитовываются при местных спецслужбах, но в Афганистане ведь ничего подобного создано еще не было?
- Примерно такой же вопрос я задал и Амину. Он сориентировался быстро: "Вы будете находиться лично при премьер-министре, а работать со мной как с куратором органов безопасности".
Но что значит "органы безопасности"? Группа людей - человек 10-12, бывшие военные. Возглавлял УНБ - Управление национальной безопасности - майор Асадулла Сарвари, летчик, один из героев революции. Никакой структуры, агентуры у них не было.
Амин попросил меня: помогите создать нам мощную спецслужбу, вроде вашего КГБ. Несколько дней мы поработали над схемой, подумали, определили задачи. 15 сентября 78-го года Тараки ее утвердил. Сокращенно новое ведомство называлась АГСА.
Но неверно думать, будто афганские спецслужбы работали под диктовку КГБ. Нам было запрещено участвовать в любых операциях - даже присутствовать. Вся наша роль сводилась чисто к организационным вопросам: учеба, помощь техникой. Мы не могли контролировать и влиять на их работу.
- Утверждается, что при Тараки в стране был развернут самый настоящий террор. Спецслужбы участвовали в репрессиях?
- Самым активнейшим образом. Поначалу мы даже не обратили внимания: под каждым столом у них стояли американские аппараты с проводами. Потом поняли: для того чтобы пытать электричеством.
Пытки, расстрелы были каждый день. Расстреливали списками, без суда и следствия - у них называлось это "отправить в Пакистан". За городом рыли специальные траншеи, чтобы хоронить тела, закапывали бульдозером... Уже после начальник управления контрразведки рассказывал мне, как его вызвал Амин. "Вы лично расстреляли всего 5 тысяч человек, а вот Сарвари, ваш начальник, уже десять тысяч. Это неправильно. Вы должны его нагнать".
Но, повторюсь, мы к этим вопросам никакого отношения не имели и обо всем узнавали по большей части неофициально. Конечно, ситуация нас очень тревожила. Много раз мы ставили вопрос о том, что должны существовать хотя бы какие-то минимальные правовые нормы, что государство невозможно без прокуратуры. Хорошо, они назначили прокурора. Тот потребовал принести какое-то дело, Амин узнал об этом, и его тут же расстреляли.
- Почему же Советский Союз поддерживал этот режим? Почему наши лидеры не пытались повлиять на Тараки и Амина?
- Что касается поддержки - это вопрос политический, и от КГБ он мало зависел. А попытки повлиять... Почему же, были. Посол Пузанов направил даже в Москву телеграмму, написал, что в стране - разгул репрессий, идет компрометация социализма, необходимо, чтобы в Афганистан приехал кто-то из Политбюро. Предшествовали же этой телеграмме следующие события.
В 78-м был арестован начальник Генштаба генерал Шахпур. Якобы он по указке американской разведки собирался организовать заговор и свернуть Тараки с Амином. Я в это дело особенно не влезал, но дней через десять Сарвари - начальник АГСА - мне говорит: "Наверняка в заговоре участвовал не только Шахпур. Тут должно быть военное руководство".
Я задумался: кого же он имеет в виду? И вдруг понял: Кадыр, министр обороны. Так, значит, они Кадыра хотят арестовать. Иду к послу, Пузанову. Он в ответ: "Не может такого быть, его же только ввели в ЦК".
На другой день Сарвари ко мне подходит: "Мы нашли руководителя заговора. В 9.15 арестован Кадыр".
Проходит еще две недели, и снова Сарвари заводит разговор: "А ведь в заговоре не могло обойтись и без политического руководства". Ну, чувствую, начинается внутрипартийная драчка. Кого же они хотят арестовать на этот раз? Думаю-думаю и понимаю: в правительстве работало двое "парчамистов" - НДПА была разделена ведь на два крыла: "хальк" и "парчам", и Тараки с Амином как раз возглавляли "хальк". Опять прихожу к послу. Предупреждаю. Он опять не верит. А через три дня этих людей кидают за решетку.
Оставаться безучастным дальше было нельзя, тем более что афганские лидеры делали вид, будто мы имеем какое-то отношение к репрессиям. Был даже случай: меня пригласили в дом, где держали жену арестованного члена правительства - как раз того самого "парчамиста" Кештманда (впоследствии он станет премьер-министром). Сделали так, чтобы мы с ней столкнулись. Понятно, я ничего не подозревал. Ей же заранее было сказано: сейчас придет Богданов, все, что мы делаем, согласовано с ним.
Я настоял, чтобы Пузанов отправил телеграмму в Москву. В скором времени в Кабул прилетел Пономарев - зав. международным отделом ЦК. Он убеждал Тараки и Амина, что нельзя пользоваться подобными методами, что органы безопасности - это обоюдоострое оружие. На словах они соглашались, но после отъезда Пономарева все продолжалось, как прежде.
- Афганские спецслужбы занимались только репрессиями?
- Нет, почему же. Были и реальные результаты. Они, например, провели очень сильную операцию - перевербовали одного пакистанского разведчика и с его помощью раскрыли крупную агентурную сеть. В итоге пакистанская резидентура в Кабуле на время прекратила свою работу.
Стала появляться агентура. Конечно, ее было еще недостаточно, и тогда они поступили очень интересно: начали собирать слухи в мечетях, на базарах и на их основе издавать ежедневную сводку. Как правило, информация была точной.
Но это продолжалось недолго. После того как Амин свергнул Тараки, в безопасности (теперь она называлась КАМ) начались чистки. Спецслужба затормозилась в своем развитии.
- Мы знали заранее о том, что Амин готовит заговор?
- Знали... Летом 79-го я уехал в отпуск в Союз, и в это же самое время в Москву прилетает Тараки. А надо сказать, в окружении Амина у меня был очень надежный человек. Он тоже прилетел с Тараки. Вызвал меня на встречу. Сказал: против Тараки готовится заговор, но этому мешают ряд министров - в том числе Сарвари, начальник тайной полиции - и их будут сейчас убирать.
Информация была настолько серьезная, что мы немедленно довели ее до Тараки. Было это часов в 12 ночи. Но он не поверил: передайте, говорит, советскому руководству, что я все держу под контролем. И добавил, что Брежнев уже намекал ему на это.
- Он действительно настолько был уверен в своих силах?
- Думаю, он их переоценил, ведь переворот начался уже несколько дней спустя. В этот день, 13 сентября, я как раз вернулся в Кабул. Уже лег спать, как приходит Сарвари.
"Амин приказал арестовать меня и ряд других министров". - "А где Тараки?" - спрашиваю. "Тараки у себя во дворце, под охраной".
То, что происходило дальше, описывать в деталях время еще не пришло. Скажу лишь, что Сарвари и некоторых других руководителей мы успели вывезти в Союз. Тараки же был задушен.
Многие подробности мы узнали только потом. Например, то, что на глазах Тараки резали уши его младшему брату. Или то, что 60 процентов членов ЦК присягнули на верность Амину под дулом пистолета.
- Неужели мы не в состоянии были спасти Тараки?
- Посол встречался с Амином по этому поводу, но тот сказал: ни один волос с головы товарища Тараки не упадет. "Он же был наш учитель и дорогой вождь!" Посол так и докладывал в Политбюро.
- Вы много раз встречались с Амином. Что это был за человек?
- Очень жесткий, жестокий, по-восточному коварный. По его приказу после переворота все племя Тараки - несколько десятков тысяч человек - вывезли, например, в пустыню и расстреляли.
Вообще, то, что начало твориться при Амине, уже ничего не имело общего с социализмом. Партия разваливалась. Репрессии нарастали. Как, допустим, он проводил национальную политику? Когда только-только среди шиитов начались волнения, Амин взял пуштунских вождей, дал им транспорт и приказал: "Обрушивайтесь на пуштунов с гор. Все трофеи, все женщины - ваши. За каждую конфискованную винтовку или автомат плачу деньги". Целые племена жгли напалмом.
- Бытует мнение, что помимо всего прочего Амин начал ориентироваться на Запад?
- Это просматривалось. Очень скоро мы почувствовали странные вещи. Амин создал группу из 12-15 офицеров, которая каждый вечер объезжала все основные министерства и департаменты, где работали наши специалисты. От своей агентуры собирали информацию, что делают "шурави", о чем говорят, как настроены. В гостевом доме - резиденции, где селились все наши руководители, - установили прослушивающую технику.
В то же время он побаивался ссориться с СССР в открытую. Очень рвался на прием в Москву, но его не пускали.
- Почему?
- К тому времени всем уже было понятно, что представляет собой Амин, что это величайший авантюрист. Я лично очень боялся, что Амин может развязать войну с Пакистаном. И не просто развязать - втянуть в нее нас. А война с Пакистаном - это по сути столкновение с США.
Помню, он на полном серьезе мне заявлял: великий Афганистан должен лежать от Амударьи до Инда. Мы с вами, товарищ Богданов, еще покупаемся в Индийском океане...
- Но как это соотносится с тем, что Амин был будто бы связан с ЦРУ?
- Были такие данные. Известно, что он жил, работал в Америке, однако я сильно сомневаюсь, чтобы Амин был агентом ЦРУ.
Мне в этой связи вспоминается такая история. Вскоре после свержения Тараки меня пригласил новый руководитель безопасности - Асадулла Амин, племянник и одновременно зять Амина. Приносит какую-то коробку. Там - пистолет типа кольта.
"Посмотрите, этот пистолет мы нашли у Тараки. Откуда он мог его получить? Ясно, от какой-то разведки". Примерно та же самая логика...
- Они всерьез считали, что вы можете поверить в измену Тараки?
- Вряд ли, тем более что Амин догадался: я в курсе всей подоплеки... О том, что Тараки убит в тюрьме, мы узнали той же ночью. Я - к Амину, начальнику безопасности: "Что такое?" Он смотрит широко раскрытыми глазами: "Представляете, я сам случайно об этом услышал". Но мы-то знали: он лично руководил ликвидацией. Я, конечно, вида не подал, но говорю: "Странно. Если уж вы не в курсе..."
Едва я уехал, он тут же рванул к своему тестю. Амин-большой внимательно его выслушал и изрек: "Богданов обо всем догадался. Надо сделать так, чтобы он уехал из страны".
- Ну и?..
- Я доложил о случившемся руководству, мне сказали: не обращай внимания. Сиди и работай.
Это был первый такой инцидент. А в декабре 79-го они вычислили одно мероприятие, которое я проводил, - правильно, кстати, вычислили. И Амин сказал: надо Богданова "наказать"... Наказать в его терминологии - это было примерно то же, что "отправить в Пакистан". То есть ликвидировать.
- Неужели Амин не понимал, к чему может привести гибель представителя КГБ?
- Ну это смотря как обставить... А потом он был патологически мстительным человеком. Даже перед смертью, уже раненный, в своем дворце успел сказать адъютанту: надо "наказать" Табеева, Магомедова и Иванова. Нашего посла, главного военного советника и замначальника разведки.
- Коли речь зашла о знаменитом штурме дворца Амина, не могу не спросить: разве не было другой возможности расправиться с Амином, кроме как идти на приступ Кабула?
- Единственное, что я могу сказать: Амина вывели из строя еще перед штурмом... Да и штурм, собственно, был только во дворце. Все остальные объекты взяли без боя. Мало кто знает, что на самом деле задача перед нами стояла совершенно другая. Не самим брать объекты, а лишь оказывать содействие "здоровым силам".
К началу операции - называлась она "Байкал-79" - в Кабул нелегально были доставлены соратники Тараки: те, кого мы вывезли в Союз после аминовского переворота. И Сарвари - бывший начальник госбезопасности, и Гулябзой - будущий министр внутренних дел, и Ватанджор - он станет потом начальником генштаба.
Ватанджор, допустим, брал телецентр. Без единого выстрела: на охране стояли его же бывшие солдаты, которые тут же с ним и побратались.
- Интересно, а как сложилась судьба аминовского племянника, руководителя безопасности?
- Во время штурма он находился в Союзе. Мы специально вывезли его. Сначала он лежал в больнице, оттуда был переведен в "Лефортово", а потом отдан афганской стороне. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.
- Вы уехали из Афганистана...
- В апреле 80-го. В стране было еще неспокойно. В Кабуле регулярно вспыхивали восстания. Но главное, ради чего я приезжал, было сделано: в Афганистане появились органы безопасности.
Конечно, им еще только предстояло встать на ноги, развиться в настоящую спецслужбу, но основной этап был уже завершен. Ребенок появился на свет...
Камень преткновения агента Уэй.
Председатель КГБ СССР Виктор Чебриков (в центре) и заместитель командира группы «Альфа» Владимир Зайцев (слева в кимоно)
Во всех спецслужбах, будь то разведка или контрразведка, существует разделение труда, зависящее от личных качеств сотрудников. Есть блестящие вербовщики, которые не в состоянии связно изложить свои мысли на бумаге, и, наоборот, есть виртуозы пера, способные грошовое мероприятие преподнести чуть ли не битвой при Ватерлоо.
Есть блестящие руководители крупных коллективов, которые могут оказаться совершенно беспомощными при работе «в поле», и, наоборот, существуют простые оперы, чей изобретательный и безжалостный ум в состоянии родить такую интригу, от которой целый департамент противника будет стоять на ушах. К последнему разряду оперработников как раз и принадлежал капитан Полещук Леонид Гергиевич, которого в 1974 году Первый главк КГБ СССР (внешняя разведка) командировал в советскую дипломатическую миссию в Непале на должность атташе по культуре.
Предательства по кредиту
Разведчик по профессии, авантюрист и ловелас по жизни, он угодил в «медовую ловушку», где приманкой стала кадровая сотрудница ЦРУ красавица Сэлли Грэйвс. Опытная обольстительница, она, требуя за любовные утехи дорогих подарков, ввела самонадеянного разведчика в огромные траты, создав, таким образом, основу для его вербовки в качестве секретного агента. По совету Грэйвс, Полещук, чтобы погасить долги, обратился за кредитом к резиденту ЦРУ в Непале Джону Беллингхэму. И сделка состоялась: американец ссудил Полещуку 10 тыс. долл., а взамен получил дубликат ключа от сейфа резидента КГБ в Катманду.
В 1975 году, перед возвращением Полещука в Союз, Беллингхэм письменно оформил его вербовку и присвоил Полещуку псевдоним Уэй с вручением комплекта шпионского снаряжения и крупной суммы советских денег. Однако, прибыв в Москву, Полещук немедленно избавился от шпионской экипировки, алкоголем вытравил из памяти свои «непальские прегрешения», решив никогда более не иметь дел с американцами.
Однако холодная война продолжалась, и в феврале 1985 года Полещук оказался в окопах невидимого фронта в Лагосе, столице Нигерии. Его аппетиты, как всегда, опережали карьерный рост – денег двурушнику, погрязшему в разврате, опять не хватало. Задолжав владельцу публичного дома внушительную сумму, Полещук вспомнил, что он не только заместитель резидента КГБ, но и агент ЦРУ Уэй. И не беда, что он 10 лет не подавал позывных, – мало ли, не было возможности…
Решив, что повинную голову американский меч не сечет, Полещук бросился в посольство США в Лагосе, где был встречен с распростертыми объятиями. Уже в Нигерии обоюдовыгодное сотрудничество длилось около полугода и должно было продолжиться в Союзе, где Полещук предполагал получить повышение в Управлении «К» ПГУ КГБ СССР (внешняя контрразведка).
Разведчики «Глубокого прикрытия »
В июле 1985 года, накануне окончания командировки в Нигерии и отъезда в Москву, подполковник Полещук, он же – агент Уэй, настойчиво потребовал от своих американских хозяев денег. После долгих споров операторам удалось уговорить Уэя денег с собой через границу не везти, а взять их в тайнике в Москве.
Для тайникового контейнера был приспособлен испытанный камуфляж – увесистый булыжник. В нем находились 20 тыс. руб. – огромная по тем временам сумма: в ценах 1985 года – это стоимость почти трех автомобилей «Волга».
Цэрэушники заверили Уэя, что закладка тайника в Москве будет осуществлена разведчиком «глубокого прикрытия», который останется абсолютно вне подозрений и о существовании которого в КГБ даже не будут подозревать. Не в силах противостоять напору своих «кукловодов», Полещук сдался.
Практика использования московской резидентурой ЦРУ разведчиков «глубокого прикрытия» (наши контрразведчики называли их «подснежниками») свидетельствовала о том, что ЦРУ берегло их как зеницу ока, об их существовании знали только резидент и посол.
Разведчики «глубокого прикрытия» никогда не принимали участия в «повседневных играх» своих коллег и на «тропу войны» выходили только в решающий момент, и то когда имелись абсолютные гарантии, что они не «засветятся». Они должны были молниеносно появиться в нужном месте в нужное время и так же молниеносно исчезать. Действовали «подснежники» как призраки, но результаты их акций были не только материальны, но и весьма осязаемы.
Идея использования разведчиков «глубокого прикрытия» принадлежала начальнику Департамента контрразведки ЦРУ Гарднеру Гасу Хэтэуэю. Будучи главой московской резидентуры в 1977–1979 годах, он обратил внимание, что его офицеры практически лишены возможности покидать здание посольства незамеченными – каждый раз за ними увязывалась наружка. В то же время несколько человек из числа «чистых» дипломатов, занимавших в посольстве невысокие посты, передвигались по Москве без надзора, куда им вздумается.
Одна из причин, почему КГБ всегда знал, за кем следить, крылась, во-первых, в том, что оперативные сотрудники работали в тех помещениях посольства, которые традиционно принадлежали ЦРУ. Во-вторых, цэрэушники, работавшие в Москве, как правило, уже успевали послужить за рубежом, то есть «засветиться». Поэтому наши контрразведчики задолго до приезда цэрэушника в Первопрестольную уже располагали на него исчерпывающим досье.
Шпионы сдают шпионов.
Проект Хэтэуэйя под кодовым названием «Безопасная лазейка» был успешно апробирован, и на смену первопроходцу решено было послать на следующий раз молодого офицера Эдварда Ли Говарда. Однако до Москвы он не добрался, так как в апреле 1983 года рутинный тест на полиграфе показал, что Говард солгал в ответе на вопрос об употреблении наркотиков во время службы в Корпусе мира. Его отвели от поездки в СССР, а в мае уволили из ЦРУ без объяснения причин. Тогда Говард переехал в Санта-Фе, столицу штата Нью-Мексико, нашел там хорошую работу, но так и не смог побороть обиду на управление. Начались запои, а по ночам он стал беспокоить бывших коллег телефонными звонками и вообще впал в депрессию.
Однажды, в феврале 1984 года, во время перебранки в баре, Говард выхватил пистолет и выстрелил в потолок. Суд признал его виновным. Но поскольку в прошлом судимостей он не имел, его освободили под подписку о невыезде, ограничившись условным наказанием и назначением принудительного лечения в психиатрической клинике. Во всем случившемся, как и в своих психических расстройствах, бедолага по-прежнему винил ЦРУ. И через три месяца после лечения у психиатра Говард, нарушив подписку о невыезде, приобрел недельный тур и вылетел в Европу – якобы для закрепления реабилитационного курса.
21 сентября 1984 года Говард вошел в советское консульство в Вене и за 150 тыс. долл. продал КГБ секреты ЦРУ, в том числе и «Безопасную лазейку».
Получив требуемую сумму, он поместил деньги на секретный счет в швейцарском банке, и уже 23 сентября в компании любимой жены шумно праздновал акт возмездия над ненавистным ЦРУ у себя дома в Санта-Фе.
К 1985 году наши контрразведчики методом тотального просеивания и исключения вышли на одного прямо-таки классически «тихого американца» – Пола Залаки, заведующего посольской библиотекой. В ходе контроля его перемещений по столице были получены доказательства, что в обязанности Залаки входит закладка тайников для особо ценной агентуры, поэтому когда 19 июля из ворот посольства на огромной скорости вылетел «форд-таурус» с этим «подснежником» за рулем, наружка уже знала наверняка, что американец выехал не на прогулку.
«Булыжник» в марихуане.
Три часа американец колесил по столице, постоянно меняя направление движения – проверялся. Однако, несмотря на все его ухищрения и непреложное выполнение требований конспирации, от наружки оторваться Залаки не удалось, и он привел ее прямо к тому месту, где и должен был осуществить закладку контейнера.
С точки зрения наших экспертов, асов контршпионажа, место для закладки было выбрано совсем уж по-дилетантски. Впрочем, как знать? Быть может, выбор места для тайника был обусловлен тем, что туда никогда не заглядывали прохожие, кроме любителей «сообразить на троих». Не исключено также, что американцы при подборе места для тайника действовали, руководствуясь своим традиционно излюбленным принципом: «Самая лучшая конспирация – это полное ее отсутствие».
В 1980-е проезд Серебрякова – глухая окраина северного района Москвы, где прямо на пустыре, густо поросшем кустарником и сорной травой, поднялись новенькие девятиэтажки. Унылый «лунный» пейзаж дополняли высокие металлические башни-опоры высоковольтной линии электропередачи. Вот у подножья одной такой опоры и спрятал Залаки свою бесценную ношу – контейнер-булыжник. Но спрятал ли? Швырнул, развернулся на каблуках, нырнул в машину и был таков – кому, кроме агента – получателя груза, придет в голову искать здесь сокровища?!
Как только Залаки, избавившись от «булыжника», на огромной скорости скрылся вдали, наружка получила приказ прекратить наблюдение: пусть уж мавр, сделавший свое дело, пребывает в полной уверенности, что операция проведена им без сучка и без задоринки! Да и зачем продолжать слежку? Ведь ясно, что сюрпризов от американца ни сегодня, ни в ближайшее время не предвидится. На то он и разведчик «глубокого прикрытия», чтобы гадить редко, но метко.
Кроме того, дальнейшее ведение слежки за разведчиком для наружки могло обернуться разоблачением, а это, в свою очередь, ставило под угрозу провала реализацию основного мероприятия – захвата с поличным шпиона, который придет изымать закладку.
Через некоторое время разведчики наружного наблюдения осмотрели оставленный Залаки булыжник. Осторожно вскрыли его. Внутри обнаружили запаянную в пластиковую оболочку пачку денег и записку-напоминание для получателя, что необходимо поставить условный сигнал после изъятия закладки. Пересчитали деньги – ровно 20 тыс. руб.
Определить, для кого предназначен контейнер и когда он будет изъят, не представлялось возможным. Ясно было одно: он для весьма ценного источника ЦРУ и рассчитан на продолжительный срок нахождения на местности.
…В тот же день на дежурную вахту неподалеку от башни заступили два фургона «Мосэлектросети», в которых находились бойцы «Альфы» из группы захвата. В течение световой части суток они, одетые монтажниками, располагались вблизи башни, делая вид, что ведут ремонт линии. С наступлением темноты альфовцы перебирались в фургоны и вели оттуда наблюдение с помощью приборов ночного видения.
О прохожих и об автомашинах, чье появление в подконтрольной зоне внушало хоть малейшее подозрение, разведчики наружного наблюдения, рассредоточенные в округе, по рации сообщали альфовцам и на центральный диспетчерский пост.
Пляски вокруг тайника
И вот 21 июля, едва на востоке обозначился красный солнечный диск, зона, контролируемая альфовцами, огласилась веселыми молодыми голосами. Четверо парней, раздевшись наголо, стали с криком гоняться друг за другом вокруг башни-опоры, под которой находился «булыжник». Ну, прямо пляска дикарей на рассвете!
– Что они делают?! – удивился Виталий Демидкин.
– Собирают пыльцу с цветущей конопли, – ответил замкомандира «Альфы» Владимир Зайцев. – Судя по всему, сборщики – ребята опытные, сейчас самое продуктивное время для сбора «дури».
Они, будто купальщики, окунались в росу, смешанную с конопляной пыльцой, стараясь покрыть этим раствором все тело. Остальное – дело техники: когда тела из белых превратятся в желтовато-коричневые, – считай, сбор «урожая» завершен. Скатывай налет в шарики – и это уже готовый к употреблению продукт, так называемая «мастырка».
Вдруг безумная пляска нудистов была прервана невесть откуда появившимися милиционерами с овчарками. Молодых людей погрузили в «воронок» и увезли. Но Зайцев заметил, что вторая машина с милиционерами притаилась у одной из девятиэтажек. Ждать им пришлось недолго: через несколько минут место первой группы «купальщиков» заняли трое парней и девушка, которые так же, как и их предшественники, стали бегать по пустырю в чем мать родила.
– Н-да... – задумчиво произнес Зайцев. – Не было печали, да наркоши накачали!
– А что, собственно, произошло? – удивился Демидкин. – Ну, побегали ребятишки, порезвились... В околотке их под душ поставят и, как говорится, на свободу с чистой кожей и рожей. Все путем!
– Это ты так думаешь, Виталий, что все путем. А теперь представь, что менты здесь будут дежурить круглосуточно.
– Ну и пусть себе дежурят, нам-то что? – не понял ход мысли шефа Демидкин.
– То есть как нам-то что! – взвился Зайцев. – Да стоит тому, кого мы ждем, обнаружить здесь ментов – мы его не то что не задержим, мы его даже не увидим! Он же на пушечный выстрел к тайнику не приблизится.
– Почему?
– Уверен, что шпион не полезет к тайнику очертя голову. Ну не идиот же он, в самом-то деле! Во всяком случае, я таких шпионов не встречал. Перед тем, как изымать контейнер, он хотя бы разок да прочешет проезд взад-вперед, чтобы убедиться, что здесь все спокойно. И что он увидит?
– Ментов, – потухшим голосом произнес Демидкин.
– То-то, ментов! И тогда, спрашивается, зачем мы здесь торчим? Да, задали нам работу американцы. Это ж надо было такое место подобрать для тайника, ведь невооруженным глазом видно, что конопля выросла здесь не вчера. Нет бы заранее сюда приехать да все проверить – смотришь, и у нас бы проблем сейчас не было... Ну не парадокс ли? Американцы заложили тайник, а нам приходится мучиться, ломать голову, как его спасти. Что ж вы так наплевательски относитесь и к своим тайникам, и к своим агентам, а, господа империалисты?! Надо срочно что-то придумать!
И Зайцев придумал. В тот же день в вечерних выпусках столичных газет «Вечерняя Москва», «Московская правда» и «Московский комсомолец» в рубрике «Срочно в номер» появились заметки следующего содержания: «На чрезвычайной утренней сессии Моссовета, состоявшейся 21 июля, было принято решение дать решительный бой сорной траве, отравляющей жизнь и наносящей непоправимый ущерб здоровью жителей-тружеников нашей столицы. Все призывы прежнего руководства Мосгорисполкома бороться с сорняками оставались благими пожеланиями. Лишь сегодня, наконец, москвичи услышали новое слово-приказ: «Уничтожить сорняки!»
Да, товарищи, бороться с сорной травой можно безуспешно всю жизнь, поэтому-то и принято решение уничтожить ее в течение ближайших 48 часов. Новое мышление, новый подход к решению застарелых, доперестроечных проблем должен найти горячий отклик в сердцах всех москвичей, патриотов столицы нашей Родины. Первыми на призыв депутатов Моссовета откликнулись подразделения милиции и пожарных расчетов Главного управления внутренних дел Москвы.
Во всех районах нашего города начата «огненная кампания» по уничтожению сорной травы. Редакция газеты выражает искреннюю признательность всем гражданам, жителям и гостям столицы, кто готов добровольно принять участие в священном деле по освобождению от скверны улиц и площадей нашего города!»
Заметки такого содержания призваны были легализовать предпринятые сотрудниками милиции по указанию КГБ СССР мероприятия по выжиганию конопли в некоторых местах столицы. Но прежде всего в проезде Серебрякова, где неустановленного американского шпиона дожидался тайник.
Пожарные потрудились на славу и с помощью переносного огнемета выборочно уничтожили коноплю вокруг башни, под которой находился тайник. Безобидный бурьян и кусты не тронули. Так что нагрянь сюда спозаранку любители халявной «дури», они ушли бы не солоно хлебавши. В общем, публикации возымели действие, и результат не заставил себя ждать. Уже на следующее утро, 22 июля, альфовцы, охранявшие тайник, получили сигнал от наружки, что в их направлении на большой скорости движется... господин Залаки. Оставался один вопрос: едет ли «подснежник» изымать «булыжник», чтобы сделать закладку в другом месте, или он просто намерен удостовериться, что тайник остался нетронутым после огневой обработки окружающей местности?
Машины «Мосэлектросети» с альфовцами на борту немедленно провели перестроение своих боевых порядков – отъехали от места закладки тайника на изрядное расстояние, поближе к девятиэтажкам. Но так, чтобы не выпускать из поля зрения специальных оптических приборов сам «булыжник».
Буквально через минуту прямо напротив места, где находился тайник, остановился запыленный «форд-таурус», из которого выпрыгнул Залаки и рacпaxнул багажник, делая вид, будто что-то в нем ищет. Наблюдай за его действиями человек непосвященный, наверняка подумал бы, что с иномаркой что-то случилось.
– Ага! – произнес Зайцев, наблюдавший в перископ за беспорядочными перемещениями американца вокруг и около машины. – Что и требовалось доказать! Изъятие «булыжника» пока отменяется.
В это время Залаки, подложив под себя пару подушек, – так удобнее наблюдать – с заднего сиденья «форда» рассматривал в подзорную трубу основание башни, где двумя днями раньше оставил «булыжник». Похоже, результаты проведенных визуальных обследований вполне удовлетворили «подснежника». Он сложил подзорную трубу, включил зажигание и был таков.
– Поехал докладывать, что все в порядке! – удовлетворенно произнес Зайцев.
Лебединая песня американского агента
Все стало на свои места только через две недели, 2 августа 1985 года, когда в районе тайника остановилась белая «Волга» и из нее вышел привлекательной наружности молодой мужчина в майке-футболке с хозяйственной сумкой в руках. Сначала «красавчик» заметно нервничал и оглядывался по сторонам, но потом уверенно направился к тайнику.
У альфовцев, наблюдавших за его передвижениями, не возникло сомнений, кому предназначен «булыжник» – уж слишком прямолинеен был его путь. Удивление вызвало другое обстоятельство: продираясь сквозь бурьян и кусты чертополоха, вновь вставшего стеной после обработки огнеметом, незнакомец поднимал с насиженных мест тучи комаров, которые вместо того, чтобы броситься на невесть откуда взявшуюся дармовую добычу, почему-то стремительно отлетали в сторону.
Приблизившись к опоре башни ЛЭП, мужчина, ни секунды не колеблясь, поднял «булыжник» и положил в сумку. В тот же миг на него обрушились четверо альфовцев. Уже во время обыска Полещука альфовцы нашли объяснение нелогичному, с их точки зрения, поведению комаров: от задержанного так разило перегаром, что впору было надевать противогазы!
«Красавчик» был изрядно пьян, но тут же едва ли не с кулаками набросился на бойцов группы захвата, обвиняя их в том, что они сорвали ему свидание с девушкой, чье имя и адрес ввиду неожиданного нападения у него, естественно, вылетели из головы.
– Ну, а булыжник? – поинтересовались альфовцы. – Им вы, наверное, намеревались заменить букет цветов для своей избранницы?
– Булыжник нашел случайно, – последовал ответ. – Взял для того, чтобы заткнуть, то есть приткнуть, колесо автомобиля.
– И часто вам попадаются такие камни преткновения? – спросил руководитель операции по захвату шпиона, разламывая «булыжник» пополам и вытаскивая оттуда пачку купюр и записку.
– Нет, первый раз...
При личном обыске у Полещука были найдены два обрывка бумаги. На одном схема, где крестиком было отмечено место тайника у опоры электропередачи. На другом – тоже схема, но уже одного из отрезков улицы Горького. Там Полещук должен был поставить сигнал об изъятии контейнера.
Эти обрывки моментально превратились в улики, как только в футляре для очков, под подкладкой, был обнаружен план связи с американской резидентурой в Москве. Он-то как раз и содержал описание мест тайника и постановки сигнала о его выемке, которые полностью соответствовали обнаруженным у Полещука записям.
– Долго же нам пришлось вас поджидать, – в сердцах произнес Зайцев. – Где ж вас носило все это время?
– С любимой девушкой ездил на Рижское взморье. Там, знаете ли, есть такое укромное озерцо, где, по рассказам местных жителей, на рассвете поют лебеди. Хотелось услышать лебединую песню.
Что касается лебединой песни агента Уэй, то она действительно была спета. Окончилась судом и приговором.
На первых допросах он вёл себя нагло и заявлял о своей невиновности, но когда в его квартире были найдены шифры, которые помогают связываться с ЦРУ, Полещук решил дать признательные показания.
Желая затянуть следствие, Полещук сделал заявление о шпионской связи с ЦРУ своего сослуживца сотрудника КГБ майора Игоря Кожанова, работавшего вместе с ним в Нигерии. После трёхмесячного тщательного разбирательства невиновность Кожанова была полностью установлена.
12 июня 1986 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Леонида Полещука к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел. Приговор был приведён в исполнение.
Операция "Перебежчик".
и объявил о желании работать на Соединенные Штаты.
Хэттавэй полистал свой рабочий блокнот и удовлетворенно хмыкнул – последняя должность перебежчика впечатляла: заместитель начальника 1-го (американского) отдела ПГУ (внешняя разведка), где планировались разведывательные операции на территории США и Канады. Ничего себе улов! Таких размеров «золотая рыбка» со времен полковника Пеньковского еще не попадала в американские сети!
В тот же день поздно вечером Хэттавэй получил еще одну телеграмму из Рима. Юрченко сообщил, что шестью месяцами ранее в Вене некий американец связался с местной резидентурой КГБ и передал имена нескольких советских граждан, работавших на ЦРУ. Сам Юрченко никогда не встречался с этим добровольным информатором, но знал, что тот некоторое время работал в ЦРУ и неожиданно был уволен накануне командировки в Москву.
Хэттавэй, поняв, что речь идет об Эдварде Ли Говарде, со словами: «Этого ублюдка надо обезвредить, пока он не натворил новых бед!» – схватил телефонную трубку прямой связи с директором Управления Уильямом Кейси.
«ЧИСТАЯ ЛАЗЕЙКА» ПЕРЕКРЫТА
В 1977 году Хэттавэй, возглавив московскую резидентуру ЦРУ, обратил внимание, что его разведчики лишены возможности покидать здание посольства незамеченными. Всякий раз за ними увязывалась «наружка». В то же время «чистые» дипломаты, занимавшие непрестижные должности, могли беспрепятственно передвигаться куда им вздумается.
Ларчик открывался просто: КГБ задолго до приезда любого цэрэушника в Москву располагал на него исчерпывающей информацией. Будучи в зрелом возрасте – 40–45 лет, он успевал побывать в других странах и, значит, засветиться.
Проект Хэттавэя «Чистая лазейка» и участие в нем разведчиков «глубокого прикрытия» состоял в том, что сотрудника, ранее не работавшего за границей по линии разведки, вычислить намного сложнее. Особенно, если он молод – не более 30 лет – и если не станет участвовать в «играх» своих коллег, а также посещать помещений резидентуры, занимаясь чисто посольскими делами. Согласно задумке Хэттавэя, разведчик «глубокого прикрытия», выходя на «тропу войны», обязан действовать, как призрак: молниеносно появиться в нужном месте в нужное время и молниеносно исчезнуть. О его принадлежности к разведке могли быть осведомлены только в Лэнгли, резидент и посол США в Москве.
«Чистая лазейка» была успешно апробирована, и на смену первопроходцу решено было послать следующего молодого офицера – Эдварда Ли Говарда. Поскольку трудно прогнозировать, с какими обстоятельствами ему придется столкнуться в Москве, его детально проинформировали обо всех операциях, проводимых американской резидентурой, и о наиболее ценных агентах, в числе которых был и «Сфиэ» – Адольф Толкачев, ведущий конструктор сверхсекретного Всесоюзного НИИ «Фазотрон».
Однако в московские окопы холодной войны Говард не попал – в апреле 1983 года тест на полиграфе показал, что он лгал об употреблении в недалеком прошлом психотропных препаратов и о чрезмерном увлечении алкоголем. Его отвели от поездки в СССР и в мае уволили из ЦРУ без объяснения причин, разрушив, таким образом, его мечту детства стать национальным героем США.
В августе 1983 года в наше консульство в Вашингтоне поступило заявление от Говарда о выдаче ему туристической визы для поездки в СССР. В конверт он вложил письмо с просьбой о встрече с представителем КГБ для передачи сведений, которые представляют интерес для советской стороны. Местом встречи он обозначил здание Капитолия в Вашингтоне – довольно смелый шаг, учитывая предполагаемый характер встречи, но не такой уж и безрассудный, если иметь в виду, что контрразведчики из местного отделения ФБР вряд ли заподозрят, что осмотрительный сотрудник КГБ предпочтет для встреч со своим агентом эту кишащую людьми туристическую Мекку…
Однако руководство вашингтонской резидентуры КГБ, опасаясь попасть в ловушку ФБР, приняло решение не рисковать и на встречу не выходить. Тем более что если бы ФБР раскрыло вербовочную акцию русских в священном для американцев месте – здании Конгресса, – вал протеста и негодования внутри страны был бы неизбежен.
Год спустя после попытки Говарда установить контакт с КГБ московский Центр дал «добро» на встречу с ним. Оказалось, сделать это непросто.
В феврале 1984 года, во время ссоры в баре, Говард выхватил пистолет и выстрелил в потолок. Суд признал его виновным, но ограничился пятилетним условным сроком и подпиской о невыезде. Эдвард переехал в Санта-Фе и устроился экономистом в законодательном собрании штата Нью-Мексико, но так и не смог побороть в себе обиду на ЦРУ. Ведь он со временем непременно должен был стать героем Америки…
Когда сотрудники вашингтонской резидентуры КГБ нашли новый адрес Говарда и напомнили о его письме, он с энтузиазмом принял предложение о сотрудничестве и о встрече со своим возможным оператором.
21 сентября 1984 года Говард, нарушив подписку о невыезде, переступил порог советского консульства в Вене, встретился с указанным ему человеком и сообщил информацию об операции «Чистая лазейка»; о разведчиках «глубокого прикрытия»; о Толкачеве и его усилиях по добыче сведений о нашем самолете «Невидимка».
Говард не был бы американцем, если бы за услугу не потребовал денег. Заявил, что готов довольствоваться ничтожными 150 тысячами долларов…
Сделка состоялась – Эдвард стал обладателем требуемой суммы, КГБ – информации особой важности.
Говард полагал, что сделка носила единовременный характер, но в Москве считали по-другому. И хотя контракт не был оформлен письменным договором о взаимных обязательствах, Комитет не собирался в дальнейшем отказываться от услуг добровольного рекрута, постоянно держа его в поле зрения. Скоро у него появится возможность в этом убедиться…
МЕРТВОРОЖДЕННОЕ ДИТЯ «СТЕЛС»
Получив наводку от Говарда, наши контрразведчики изучили абонентские карточки Толкачева в секретной библиотеке Всесоюзного НИИ «Фазотрон». Установили, что с 1981 года он проявлял повышенный интерес к технологии создания бомбардировщика-невидимки. Именно в это время американцы начали активно разрабатывать свой вариант летательного аппарата, который невозможно засечь радарами. Мы значительно опережали США в этой области, поэтому услуги «Сфиэ» явились бы для противника подарком судьбы.
Играть, так уж играть по-крупному, решили в КГБ СССР. Прежде всего надо было превратить Толкачева в канал продвижения противнику внешне заманчивых, но, по сути, тупиковых идей. Планируя использовать «Сфиэ» в своих целях, КГБ исходил из того, что тот за время обслуживания заокеанских хозяев заслужил их доверие и приучил к употреблению изысканных яств – сверхценных сведений – и они не задумываясь проглотят и другие, но уже заготовленные на комитетских кухнях. Почему бы и нет? Ведь глотают же больные вместо наркотических таблеток плацебо – пилюли-пустышки. Главное – чтобы пациент доверял эскулапу!
С октября 1984-го по июнь 1985 года Толкачев снабжал своих хозяев из ЦРУ сведениями, состряпанными по рецепту КГБ на специальных «кухнях» – в секретных лабораториях филиалов НИИ «Фазотрон».
В итоге нам через изменника удалось помешать завершению работ над «Стелсом» в намеченные сроки и вынудить военно-промышленный комплекс США пойти на неоправданно высокие затраты. Американские генералы во время первых полетных испытаний сделали обескураживающее открытие: «Стелс» – невидимка только для национальной системы ПВО Соединенных Штатов!
Как случилось, что «Стелс» оказался мертворожденным дитем? А просто. Не в силах заставить американцев отказаться от идеи создания летательного аппарата, который невидим для радаров, КГБ постарался, чтобы он стал заведомо уязвим для наших средств ПВО. Для этого Толкачеву в секретной библиотеке подсовывалась дезориентирующая техническая документация. Остальное доделывал человеческий фактор.
Доложенческий пыл – он интернационален и не имеет идеологической окраски. Стараясь как можно быстрее отчитаться о завершении строительства чудо-самолета, инженеры корпорации «НОРТРОП», главного подрядчика-изготовителя, зачастую механически копировали ту технологию, которую им поставлял «Сфиэ», не подозревая, что своими руками загоняют в боевые ангары ВВС Соединенных Штатов троянского коня.
На корректировку данных, попавших в «НОРТРОП» стараниями Комитета госбезопасности, американцы затратили около восьми лет. Впервые «Стелс» был применен лишь в 1991 году в ходе боевых действий против Ирака, во время проведения операции «Буря в пустыне».
ХОЖДЕНИЕ ГОВАРДА ПО МУКАМ
Получив сигнал в отношении Эдварда Ли Говарда лично от директора ЦРУ, Федеральное бюро расследований занялось поиском доказательной базы для его ареста. За домом Говарда было установлено негласное наблюдение, что не осталось незамеченным для экс-цэрэушника.
19 сентября 1985 года три сотрудника ФБР, не сумев добыть доказательств вины Говарда, кроме заявления директора ЦРУ, пошли напролом – в течение восьми часов допрашивали его в надежде вырвать признание. Тщетно, ибо озлобившийся цэрэушник-расстрига все отрицал.
Поддержка фэбээровцам пришла с совершенно неожиданной стороны. 20 сентября ТАСС со ссылкой на информацию, поступившую из Комитета госбезопасности СССР, передало сообщение об аресте Адольфа Толкачева и его признании в шпионаже в пользу Соединенных Штатов Америки. Эдвард, не дожидаясь окрика «с вещами на выход», сумел оторваться от фэбээровцев, следивших за домом, и вместе с женой на своем авто помчался за город. За одним из поворотов Говард катапультировался из машины, сделав это так, как если бы был в Москве и двигался на явку с агентом. Жена тут же усадила рядом с собой куклу, заранее приготовленную Эдвардом.
Трюк сработал, и Говард через несколько часов оказался в советском консульстве в Нью-Йорке, откуда тайно, через Данию и Финляндию, был благополучно доставлен в Москву.
«ЗОЛОТАЯ РЫБКА»,ПРИНОСЯЩАЯ СЕНСАЦИИ.
Рональд Уильям Пелтон был обескуражен, когда не смог пройти переаттестацию. Фото АНБ США
Юрченко на военно-транспортном самолете доставили из Италии в США. По распоряжению директора ЦРУ ему было назначено пожизненное жалованье в размере 70 тыс. долл. в год. Он также получил в личное пользование двухэтажный меблированный коттедж в парковой зоне Вашингтона.
После того как были урегулированы финансовые и бытовые вопросы, перебежчика подвергли детальному опросу. На удивление цэрэушников, он, взяв инициативу в свои руки, ошарашил их объемом ценнейшей информации.
Так, он рассказал о ходе расследования, проводимого руководством ПГУ, о причинах предательства Олега Гордиевского. Сообщил об использовании «шпионской пыли», которую сотрудники наружного наблюдения в Москве наносят на одежду американских дипломатов и внутри салонов их автомобилей для выслеживания контактов из числа советских граждан. В дополнение к сведениям о Говарде Юрченко раскрыл американцам планы КГБ об оборудовании на территории Западной Европы тайников и секретных складов с оружием на случай возникновения чрезвычайных ситуаций, например, при объявлении всеобщей воинской мобилизации.
На вопрос о существовании в американском разведсообществе советских «кротов» Юрченко рассказал, что в январе 1980 года в вашингтонской резидентуре принял какого-то рыжебородого американца, представившегося аналитиком из Агентства национальной безопасности (АНБ).
Цэрэушники немедля вместе с контрразведчиками из ФБР составили список подозреваемых лиц. Он состоял из 580 фамилий. Методом отсева удалось выйти на «рыжебородого». Им оказался Рональд Уильям Пелтон.
РЫЖЕБОРОДЫЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ
В октябре 1979 года Пелтон не прошел аттестацию, так как тест на полиграфе показал, что он соврал, отвечая на вопрос об употреблении наркотиков. Его понизили в должности и лишили допуска к секретной информации. В результате его месячное жалованье сократилось вдвое. В январе 1980 года Пелтон, испытывая нужду в деньгах, переступил порог советского посольства в Вашингтоне и выразил готовность поделиться совершенно секретной информацией.
Пелтон представил данные о венце разведывательных изысков ЦРУ – сверхсекретной операции Ivy Bеlls – съеме информации с кабеля связи, проложенного по дну Охотского моря от Камчатки до главного штаба Тихоокеанского флота во Владивостоке.
Кроме того, он предоставил ценнейшие разведывательные сведения, накопленные им за 15 лет работы в агентстве, в частности, пять систем сбора данных электронной разведки и совершенно секретный документ объемом в 60 страниц, в котором рассматривались средства связи, считавшиеся в АНБ наиболее эффективными.
Надо отметить, что на осуществление операции Ivy Bеlls Соединенные Штаты израсходовали сотни миллионов долларов, а устранение этой угрозы для Советского Союза обошлось в 35 тыс. долл., выплаченных Пелтону за предоставленные сведения.
После того как ФБР установило Пелтона как посетителя советского посольства, он был взят в активную разработку, и 24 октября 1985 года сотрудник ФБР Дейв Фолкнер допросил его. Под тяжестью улик Пелтон признался, что в январе 1980 года инициативно предложил свои услуги КГБ и затем передавал туда подробную информацию о деятельности АНБ. 18 июня 1986 года значение переданной Пелтоном информации Комитету госбезопасности сначала оценило жюри присяжных, признав его виновным в шпионаже в пользу СССР, а затем и судья Хью Синклер, приговоривший «рыжебородого доброжелателя» к трем пожизненным срокам.
Справедливости ради необходимо добавить, что Рональд Уильям Пелтон, как и Эдвард Ли Говард, имел все шансы оказаться в Москве в соответствии с планом по защите добровольных помощников КГБ СССР. Не произошло это исключительно по вине самого Пелтона. Будучи предупрежден сотрудниками вашингтонской резидентуры КГБ о возможном аресте, он проявил беспечность и в назначенное время не прибыл в обусловленное место.
ОГОЛЕНИЕ СЕКРЕТОВ –ОПРАВДАННО ЛИ ОНО?
Виталий Юрченко, заявив о желании работать на США, обрушил на ЦРУ вал ценнейшей информации, которая не оставляла сомнений в его искренности. Сообщил о предательстве Говарда (правда, исказил дату его появления в венской резидентуре КГБ, чтобы американцы не догадались, что Толкачев почти год работал под нашим контролем), а также «сдал» изменника Пелтона.
Юрченко играл беспроигрышно, так как ему было известно, что и Говард, и Пелтон находятся под опекой КГБ, и их, случись что, ожидает теплое убежище в СССР. Он подтвердил догадки ЦРУ об использовании «шпионской пыли», которой обрабатывалась одежда американских дипломатов в Москве для выслеживания их контактов из числа советских граждан. Кроме того, Юрченко рассказал цэрэушникам о секретной лаборатории КГБ по изготовлению смертельных ядов. Еще один секрет Полишинеля.
Никогда КГБ не заходил так далеко, сознательно выкладывая противнику свои секреты. Руководство ЦРУ не могло не поверить Юрченко, ибо никогда не получало столько достоверной информации сразу из уст одного источника. Но зачем потребовалось такое оголение секретов?
В 1960-е бывший начальник контрразведки в Лэнгли Джеймс Джезус Энглтон, страдавший манией преследования, внушил своему руководству, что ЦРУ нашпиговано «кротами» КГБ. В каждом новом перебежчике Энглтон подозревал «подставу» советских спецслужб.
В этом смысле показателен казус с Юрием Носенко, сотрудником КГБ, который в 1964 году попросил политическое убежище в США и в качестве аванса выдал систему прослушивания американского посольства в Москве. Однако по настоянию Энглтона, заподозрившего в Носенко «подставу» КГБ, изменник подвергся изнурительным допросам и тестированию на полиграфе. И ни где-нибудь, а в тюрьме, где в общей сложности провел четыре года! С тех пор лексикон отечественных спецслужб пополнился выражением «носенский казус», что означает «перебежчик-горемыка», «предатель-неудачник».
Именно для того чтобы исключить повторение «носенского казуса» в случае с Виталием Юрченко, комитету и пришлось пойти на беспрецедентное оголение своих секретов. Этот спланированный стриптиз преследовал далеко идущие цели, так как на карту были поставлены приоритеты чрезвычайной важности, которые по своей ценности многократно превосходили и Говарда, и Пелтона, и «шпионскую пыль», и лаборатории по изготовлению ядов вместе взятые. И дело не только в зашифровке нашего скрытого «участия» в создании американского самолета-невидимки «Стелс».
Операция «Перебежчик», материализованная в облике Виталия Юрченко, основной своей целью имела прикрытие нашего суперагента Олдрича Эймса. Достаточно сказать, что к моменту появления Юрченко в штаб-квартире ЦРУ Эймс представил в КГБ сведения на десяток старших офицеров КГБ и ГРУ, работавших в пользу США. Такой ценный источник стоил того, чтобы печься о его сохранности, не считаясь с затратами. Ведь ущерб от передачи сведений, наносящих ущерб безопасности СССР выданными Эймсом «кротами», вообще не поддается какой-либо оценке, поскольку невозможно сказать, сколько стоит сама безопасность! А с помощью Олдрича Эймса нам удалось перекрыть опасные каналы утечки жизненно важной для безопасности СССР и Российской Федерации информации.
Свидетельствует заместитель резидента КГБ по контрразведке в Вашингтоне Виктор Черкашин:
«После всего случившегося ЦРУ так и осталось в неведении, был ли в действительности Юрченко самой крупной добычей, которую Управлению удалось поймать в сети за десятилетия, прошедшие со времени предательства полковника Пеньковского, или беглец являлся агентом-двойником русских? ЦРУ потратит годы, тщательно анализируя все поднятые по делу Юрченко материалы, пытаясь выяснить, насколько и в каких объемах можно доверять полученной от него информации, а также установить, был ли он целенаправленно внедрен советской разведкой, чтобы во время неизбежных допросов собрать сведения о деятельности ЦРУ и ФБР. Было выдвинуто много версий, почему вообще советская разведка предприняла эту операцию и не являлось ли раскрытие Юрченко некоторых сведений оперативной необходимостью для сокрытия более важной информации.
Трудно сказать, как много американцев поверили в историю похищения Юрченко, но его возвращение домой подмочило репутацию ЦРУ. В американском обществе бытовало мнение: либо Управление стало жертвой операции лжи, блестяще проведенной офицером советской разведки, либо оно бездарно позволило ускользнуть одному из самых важных перебежчиков.
Президент США Рейган так охарактеризовал замешательство Америки по делу Юрченко: «Я считаю, что любой американец может быть озадачен действиями человека, который мог бы жить в Соединенных Штатах, но почему-то вернулся в Россию».
«Как бы там ни было, – подводит итог Черкашин, – самый важный результат проведенной операции с Юрченко в главной роли состоял в том, что, вынудив ЦРУ и ФБР бесконечно долго выяснять причины случившегося с ними казуса, а также суматоха, поднятая возвращением «беглеца» в Союз, отвлекли их на продолжительное время от разоблачения Эймса…»
В МОСКВУ, В МОСКВУ!
В субботу, 2 ноября 1985 года, Виталий Юрченко и молодой сотрудник ЦРУ Том Хеннен, сопровождавший беглеца для предотвращения возможных актов возмездия со стороны КГБ, отправились в фешенебельный район Вашингтона, чтобы пообедать в ресторане Au Pied du Cochon, славившемся изысканной французской кухней. Кстати, там сегодня перед входом в ресторан висит мемориальная доска с текстом: «Здесь 2.11.1985 г. состоялась Последняя вечеря Виталия Юрченко».
Покончив с десертом раньше телохранителя, Юрченко не спеша вытер губы крахмальной салфеткой, рассеянно оглядел полупустой зал и тихо сказал:
– Меня что-то подташнивает… Вы не будете возражать, если я выйду из зала и подожду вас на свежем воздухе?
– Вы вольны в выборе места, которое вернет вас в нормальное состояние, – ответил Хеннен.
Через несколько минут телохранитель, почуяв неладное, бросился на поиски Юрченко, но вскоре понял, что опоздал.
Не знал он другого – да и откуда, если и все руководство Лэнгли будет в оторопи, узнав, что Юрченко, завершив свою миссию перебежчика, теперь должен сменить амплуа и выступить разоблачителем происков флагмана разведсообщества США – Центрального разведывательного управления!
* * *
4 ноября 1985 года в советском посольстве в Вашингтоне в преддверии расширенной пресс-конференции для иностранных журналистов царило необыкновенное оживление. Еще бы! Сотрудник КГБ, тремя месяцами ранее переметнувшийся к американцам, намерен вернуться в родные пенаты!
Юрченко сообщил собравшимся, что ЦРУ похитило его в Риме и три месяца накачивало наркотиками, чтобы сломить волю и добиться выдачи государственных тайн.
Походя, оратор сначала выставил на всеобщее посмешище директора ЦРУ Уильяма Кейси, заявив, что тот вечно пьян и никогда не застегивает ширинку. Затем в истеричном тоне, переключаясь с английского на русский и обратно, поименно, одного за другим, обвинил всех своих «тюремщиков» – начальника отдела СССР и стран Восточной Европы ЦРУ Гербера, работавших с ним следователей и других высокопоставленных чиновников из разведсообщества США, имевших отношение к его делу.
В Лэнгли были в шоке от твердого решения Юрченко вернуться в Советский Союз. Прикормленные ЦРУ издания развернули широкую кампанию в прессе с целью полностью скомпрометировать «дважды беглого» в глазах Москвы. В публикациях смаковались его панибратские отношения с главами ЦРУ и ФБР, подробно живописались все выданные им секреты.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Виталий Сергеевич Юрченко по возвращении в Союз был награжден высшей ведомственной наградой КГБ СССР – знаком «Почетный сотрудник госбезопасности» и… отправлен на заслуженную пенсию.
Эдвард Ли Говард незадолго до развала Советского Союза стал добиваться разрешения на выезд в какую-нибудь спокойную цивилизованную страну. Распоряжением горе-председателя КГБ Бакатина его отправили в Венгрию. Как только Говард ступил на венгерскую землю, американская администрация предприняла серию попыток заполучить его живьем. Под давлением США венгерские власти вынуждены были выслать его из страны, и в декабре 1991 года он оказался в Швеции. Но и там спокойной жизни у него не случилось. В августе 1992 года он был арестован по подозрению в шпионаже. А в сентябре, когда дело было закрыто, шведские власти депортировали Говарда в Россию. Вновь оказавшись на малой родине, Говард с семьей занял просторную квартиру в Кривоколенном переулке, 4. Известно, что в 2001 году он открыл свой бизнес, став владельцем небольшой страховой компании. Преуспевает…
По материалам:
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Возвращается муж из командировки, а в шкафу у жены - посол!
Известно, что громкие скандалы о провале какой-либо разведки свидетельствуют прежде всего о глубине ее проникновения в секреты противоборствующей державы. Как говаривал Аллен Даллес: «Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя».
Скандалы в Англии – сначала вокруг имени Кима Филби, а затем и остальных членов «кембриджской пятерки», в ФРГ – в связи с разоблачением Гюнтера Гийома, советника канцлера Вилли Брандта, да еще и казначея правящей Социал-демократической партии – говорили о том, что советская разведка умела забраться в иноземный ларец за семью печатями.
ПОДХОДЯЩАЯ КАНДИДАТУРА
Однако тот факт, что советская внешняя разведка не имела грандиозных провалов во Франции, вовсе не доказательство неуязвимости секретов Пятой республики или отсутствия к ним интереса со стороны спецслужб СССР. Примером тому может служить операция, проведенная в конце 1950-х годов. Правда, осуществила ее советская контрразведка (именно контрразведка, а не разведка!).
Тогда под непосредственным руководством и при личном участии начальника Второго главного управления КГБ СССР генерал-лейтенанта Олега Михайловича Грибанова был завербован посол Франции в Москве Морис Дежан.
(С женой на показе мод Кристиан Диор)
Разумеется, подписку о секретном сотрудничестве у посла не отбирали и в торжественной обстановке оперативного псевдонима не присваивали. Явок, в классическом понятии этого слова, то есть где-нибудь на конспиративных квартирах, с ним не проводили. Обучения технике пересъемки секретных документов на краткосрочных оперативных курсах без отрыва от производства он не проходил. Денег в конвертах за свои услуги он не получал, и тем не менее советским агентом посол являлся. Морис Дежан, как сейчас принято в среде профессионалов называть негласных помощников такого уровня, был агентом влияния.
В современной практике всех спецслужб мира агентура влияния не вербуется, она приобретается, завоевывается, воспитывается терпеливо, ненавязчиво, заботливо, даже услужливо. Все это делается строго конспиративно, чтобы объект вожделений конкретной спецслужбы ничего не заподозрил.
Еще более конспиративную форму должно иметь финансирование подобных акций. Как правило, агентов влияния приглашают на различные международные конференции, заседания обществ дружбы с различными странами, где их выступления-лекции оплачиваются по самым высоким расценкам, им предоставляется возможность опубликовать свои статьи и даже книги в зарубежных издательствах и т.д., но грубый прямой подкуп не допускается ни в коем случае.
Работа по Морису Дежану, конечно, велась не так изощренно, как если бы ее проводили сегодня. Но она была-таки проведена, а посол влиял, да еще как! Например, на принятие президентом Франции Шарлем де Голлем решений по многим внешнеполитическим вопросам.
(31 октября 1941 года Лондон, слева от генерала де Голля - Морис Дежан)
...Планируя вербовку Дежана в качестве агента влияния, советская контрразведка учитывала не только деловые качества французского дипломата, но и его долгую дружбу с де Голлем, которая началась еще в период Второй мировой войны, когда оба они были участниками движения Сопротивления. Президент Франции с внимание относился к точке зрения своего соратника и очень дорожил его мнением по самым различным вопросам международной политики.
Справедливости ради надо сказать, что были и другие фигуры из числа высокопоставленных французских дипломатов, сотрудников посольства в Москве, которые рассматривались КГБ в качестве потенциальных кандидатов на вербовку. Но их предложения и советы по поводу политики Парижа в отношении СССР и НАТО не имели такого влияния на формирование мнения де Голля, как это было в случае с Дежаном.
«МЕДОВАЯ ЛОВУШКА»
Чтобы вовлечь посла в орбиту КГБ, был использован такой простейший способ вербовки, с успехом применяемый всеми спецслужбами мира, как подстава ему «ласточки» – агентессы, выступающей в роли обольстительницы.
Действительно, зачем мудрствовать лукаво, если было известно, что Морис Дежан, пятидесятилетний элегантный мужчина, не прочь завоевать расположение красивых славянских женщин, чему свидетельствовали его многочисленные попытки посягнуть на их очарование, вплоть до откровенных предложений о вступлении с ним в любовную связь. С учетом этих обстоятельств посол просто не мог не стать мишенью Лубянки.
В общей сложности вербовочная разработка французского дипломата длилась около трех лет, и в ней были задействованы десятки гласных и негласных сотрудников. Хотя в массе это был народец, игравший роль «листьев», окаймлявших изысканный «букет».
Держались они тихо, так как в званиях были невысоких, и поэтому говорили, словно шуршали, и смеялись в кулачок над шутками режиссера-постановщика – генерала Грибанова и основных участников действа – Сергея Михалкова, его жены Натальи Кончаловской и некой Ларисы (Лоры) Кронберг-Соболевской, разведенной красавицы-актрисы, которая призвана была сыграть в своей жизни главную, а в жизни посла Франции – роковую роль.
И она ее исполнила с блеском, за что впоследствии была награждена Грибановым роскошными швейцарскими часами, выполненными из золота и бриллиантов.
(Завербованная КГБ актриса Лариса Кронберг-Соболевская)
В один прекрасный день Грибанов решил, что сентиментальный роман, развивавшийся уже несколько месяцев между Морисом Дежаном и Кронберг-Соболевской, пора дополнить чисто плотскими отношениями. Время, выбранное для этого, было вполне подходящим: жена посла, госпожа Дежан, убыла из Советского Союза на отдых в Швейцарские Альпы. Объект остался в одиночестве.
В Москву был срочно вызван некто Муса. Персонаж без роду и племени, он в 30-е годы работал по тюрьмам НКВД палачом, расстреливая «врагов народа». Кроме Мусы в столицу был доставлен бывший уголовник, который в свое время использовался подручными Лаврентия Берии в качестве профессионального убийцы-ликвидатора.
Последнему предстояло сыграть роль мужа Лоры, который якобы неожиданно вернулся домой из командировки. Соболевская же, следуя линии поведения, отработанной Грибановым, в общении с «душкой Дежанчиком» постоянно жаловалась ему на жестокость и патологическую ревность «супруга».
Перед проведением акции Грибанов собрал всю «штурмовую группу» в одном из номеров «люкс» гостиницы «Метрополь». Расположившись за богато сервированным столом, ликвидатор, Муса, Соболевская и еще пара оперов из группы поддержки, неотрывно глядя на Грибанова, внимали каждому произнесенному им слову.
«Я хочу, чтобы вы его сломили, – обращаясь к Мусе и ликвидатору, с пафосом произнес генерал. – Сделайте так, чтобы Дежан по-настоящему почувствовал боль. Наведите на него ужас. Но Боже упаси оставить хоть малейший след на его лице. Я вас сгною в лагерях!»
Все происходило на третьем этаже жилого дома № 2, что на Ананьевской улице.
Квартира, где предстояло разыграться спектаклю, была «под завязку» напичкана спецтехникой – аудио- и кинофотоаппаратурой. Вокруг дома – специальные посты наблюдения из сотрудников КГБ в штатском и переодетых в милицейскую форму.
Псевдомуж и Муса, выступавший в роли его приятеля, извлекли голых Дежана и Лору из постели и начали с остервенением лупить француза. Строго следуя указаниям Грибанова, били не по лицу, а в область сердца, печени и почек. В пылу потасовки досталось и Лоре, которая без устали кричала: «Прекратите! Вы же убьете его! Это же посол Франции! Что вы делаете?!»
Со своей стороны псевдомуж кричал, что подаст на совратителя своей жены, то есть на посла, в суд.
Дежану в конце концов удалось выскользнуть из квартиры – это было предусмотрено сценарием Грибанова – и в сопровождении своего шофера добраться до посольства.
ИГРА СДЕЛАНА
В тот же вечер Морис Дежан должен был встретиться с Грибановым, который находился с послом в прямом контакте, выступая в роли советника председателя Совмина СССР, чтобы обсудить с ним ряд межгосударственных проблем. Но до них дело так и не дошло, потому что весь вечер Грибанов и Дежан обсуждали личные проблемы дипломата, который ничего не скрывая, сказал: «У меня серьезные неприятности. Мне нужна ваша помощь».
(Майор НКВД Олег Грибанов.)
После чего поведал о своих злоключениях и попросил вмешаться, чтобы «муж» Лоры забрал из милиции свое заявление.
Вот тут-то начальник Второго главка КГБ и посадил посла на крючок. Но виду не подал, а с показной заинтересованностью вникал во все перипетии им же и подготовленного спектакля...
«Тайна», в которую Дежан посвятил Грибанова, привела к установлению между ними особых отношений.
Посол чувствовал себя одновременно признательным и обязанным своему новому другу из Совета министров СССР: ведь «муж» Лоры в конце концов согласился забрать свое заявление, а Грибанов впредь ни единым намеком не пытался напомнить Дежану о той кошмарной ситуации, в которую бедняге «случайно» довелось угодить.
Теперь глава французской дипломатической миссии в Москве стал по всем вопросам консультироваться с Грибановым, ведь тот как никак был советником предсовмина СССР Никиты Хрущева. Поэтому для француза было вполне нормальным обсуждать со своим русским другом различные аспекты международной политики Франции, особенно ее отношения с СССР и членами НАТО.
По всем затрагиваемым в беседах проблемам посол давал исчерпывающий расклад, дополняя его собственным мнением и прогнозами. Иногда он даже предостерегал советскую сторону от каких-то неверных, на его взгляд, шагов. Кроме того, в непринужденных беседах с Грибановым Дежан делился своими суждениями о поступках, деловых и личных качествах других западных дипломатов, с которыми он поддерживал отношения в Москве, пересказывал свои с ними беседы, сообщал об их планах в отношении Советского Союза.
В свою очередь, Грибанов через Дежана доводил до де Голля то, что было выгодно СССР, что отвечало позиции советского правительства на международной арене. А в качестве вознаграждения послу неоднократно предоставляли возможность изложить свое видение международной ситуации на полосах советских периодических изданий. За что, разумеется, ему выплачивались огромные гонорары в твердой валюте. В дни национальных праздников Французской Республики генерал Грибанов от имени советского правительства преподносил агенту дорогие подарки: пасхальные яйца работы учеников Фаберже, ювелирные украшения для мадам Дежан...
Это продолжалось в течение шести лет.
Посла как сверхценного источника КГБ «сдал» англичанам некто Юрий Коротков – агент экстра-класса НКВД-КГБ, один из основных действующих лиц в вербовочной разработке Дежана.
В то самое время, когда Коротков передавал сотрудникам Сикрет Интеллидженс Сервис известные ему подробности вербовочных подходов к Дежану, КГБ через свою агентуру в окружении де Голля стремился убедить последнего, что британцы плетут интриги за его спиной, пытаясь вернуть Францию в лоно НАТО, и что речь идет о заговоре лично против него, потому что англосаксы хотят связать его имя с не стоящим выеденного яйца случаем, представляя его как международный скандал...
В конце концов руководству Комитета госбезопасности СССР это удалось. Франция при де Голле так и не вернулась в Североатлантический альянс.
О том, что отношение де Голля к проштрафившемуся дипломату до конца его жизни оставалось лояльным, может свидетельствовать тот факт, что Дежан не подвергся никаким санкциям, просто был отправлен в отставку, став одним из руководителей ассоциации «Франция–СССР», где проявил себя активным сторонником улучшения взаимоотношений между двумя странами. Параллельно, будучи назначен генеральным директором небольшого завода по производству советских часов «Слава» в городе Безансон, он выступал за развитие экономического сотрудничества с Советским Союзом.
...Умер Морис Дежан в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет.